Истории с небес

      -- Господи, на кого я похожа! -- сказала она самой себе. -- Волосы-то как растрепались! Что он подумает, если застанет меня в таком виде!
      И Дженни присела, достала из кармана зеркальце и начала торопливо прихорашиваться. Наконец, зеркало сказало ей, что лучше выглядеть просто невозможно. Она устроилась на корне поудобней и стала терпеливо ждать.
      Так Дженни сидела полчаса, и час, и другой. От каждого лесного шороха она вздрагивала и начинала радостно улыбаться, надеясь увидеть того, кого так ждала, но то опять был не он, и радость сменялась разочарованием. Уже утро стало днем, и яркий свет полуденного солнца проник сквозь листву, а Ганконера все не было и не было. Дженни начала чувствовать досаду.
      -- Что-то он не торопится! -- пробормотала она недовольно. И внезапно ужасная мысль полыхнула в ее голове, -- А вдруг он совсем не придет?! Но нет, что это я! Конечно, он, может быть, не смог прийти сегодня -- кто знает, что случилось? -- но тогда он обязательно придет завтра! К тому же, до вечера еще далеко -- подожду еще немного!
      И Дженни опять принялась ждать. Но теперь бедняжке не сиделось на месте -- то и дело ей чудился звук шагов, и она вскакивала, как потревоженная лань. Она перебирала в уме всевозможные причины, одна страшнее другой, которые могли помешать Ганконеру прийти, и от этих вымышленных несчастий страдала так, словно все они уже случились. На дне ее прекрасных глаз затаились тревога и боль. Ей стало казаться, что она ждет вовсе не там, где нужно -- кто знает, вдруг он здесь, совсем рядом, вон за теми деревьями? Она стремительно вскочила и помчалась туда, но его и там не было. Тогда Дженни принялась метаться по лощине, и каждое дерево, каждый куст казались ей теми самыми, а Ганконера не было нигде. В ее пылающей, страдающей головке все так перемешалось, что она уже не могла сказать точно, где ей нужно ждать. Как бледная тень бродила Дженни туда-сюда, не находя покоя, пока не заметила вдруг, что лес потемнел. Солнце заходило. Целый день она прождала напрасно, пора было возвращаться домой.
      Встревоженные мистер и миссис Уиллоу в один голос ахнули, когда Дженни вошла и скорее упала, чем села, на стул.
      -- Что с тобой, доченька? -- принялась ласково допытываться миссис Уиллоу. -- На тебе лица нет! Почему ты такая бледная, и почему твое платье все в репьях и сухих листьях? Где ты пропадала целый день?
      -- Я гуляла в лесу, -- отвечала Дженни тихим, безжизненным голосом.
      -- В лесу? Что же ты там делала?
      -- Ничего. Просто гуляла.
      И Дженни закрыла руками лицо и зарыдала так горько, словно сердце у нее разрывалось.
      Растерянная миссис Уиллоу умоляюще взглянула на мужа:
      -- Отец, с нашей девочкой что-то случилось! Поговори хоть ты с ней, может, тебе она расскажет!
      -- Дженни, детка, -- осторожно начал мистер Уиллоу. -- Давай поговорим. Тебя, случайно, никто не обидел? Не бойся, расскажи мне!
      Но Дженни в ответ только качала головой и плакала еще горше.
      Несчастные родители, не зная, что делать с ней, и видя, что от их расспросов становится только хуже, решили отложить все до завтра. Постепенно Дженни перестала плакать, но мертвенная бледность и потухший взгляд говорили о том, что она молча страдает. Как ни уговаривали ее поесть, Дженни не смогла проглотить ни кусочка. Тогда мать отвела ее в спальню, уложила, как ребенка, и велела выспаться получше и назавтра никуда не ходить. Дженни в ответ промолчала.
      Всю ночь Дженни то ненадолго забывалась беспокойным сном, то гадала, придет ли Ганконер на следующий день. Она с нетерпением ждала рассвета и, когда небо за окном только начало светлеть, неслышно встала, оделась и поспешила прочь из дому, пока никто не остановил ее. Еще быстрее, чем накануне, помчалась она к лощине, мечтая лишь об одном -- чтобы он был там и ждал ее. О, она не раздумывая простила бы вчерашнее мучительное ожидание -только бы увидеть его!
      Но Ганконера не было, не было нигде. Напрасно Дженни бродила по лесу, напрасно звала -- он не пришел, не отозвался. А Дженни, полубезумная, вся в слезах, все ждала, и звала, и надеялась, не в силах поверить, что любовь может быть предана так жестоко. Рыдая, вспоминала она его ласковый взгляд, его нежные слова, поцелуй на прощанье -- разве мог он обмануть? Нет, это нежданная беда задержала его, не дала прийти! Он придет, рано или поздно -придет! И она снова принималась метаться и звать.
      Солнце уже клонилось к закату, когда Дженни услышала вдалеке ответ на свой зов. Она бросилась было бежать в ту сторону, но ноги вдруг подкосились -- ведь она уже два дня не спала и не ела -- и бедняжка упала наземь, в отчаяньи проклиная свою слабость. Тогда Дженни изо всех сил закричала:
      -- Я здесь! Здесь! Я жду тебя!
      Кто-то отозвался, уже ближе, и вскоре послышались шаги. Измученное личико Дженни озарилось, собрав последние силы она встала и пошла навстречу любимому -- и вдруг увидела своего отца. Это он шел сквозь заросли, спеша на ее зов. Дженни вскрикнула, перед глазами у нее все поплыло, и она лишилась чувств.
      Когда она очнулась, то увидела перед собой расстроенное лицо отца.
      -- Дженни, деточка, -- заговорил Фрэнк срывающимся от волнения голосом, -- наконец-то я тебя нашел! Как же ты могла так исчезнуть! Мы с матерью места себе не находили, и вот я пошел искать тебя в лесу. Слава Богу, ты нашлась, ты жива! Но скажи, родная моя, почему ты убежала, ведь ты больна! И что ты делаешь в этом проклятом месте?
      Дженни в ответ молчала, замкнувшись в своем горе. Тогда Фрэнк снова заговорил:
      -- Дженни, я вижу, случилась беда. Прошу тебя, расскажи мне все как есть! Ведь я люблю тебя больше жизни, ты -- мое единственное дитя! Если бы ты знала, как я мучаюсь, глядя на твои страдания! Расскажи мне, что тебя терзает, и мы вместе что-нибудь придумаем!
      И Дженни, не устояв перед мольбами отца, тихо сказала:
      -- Я встретила в лесу одного человека и полюбила его. Мы договорились встретиться снова, но я жду, а он все не приходит...
      -- Где встретила? Здесь?
      Дженни кивнула.
      -- Странное место для встречи, -- пробормотал Фрэнк. -- Это не к добру. А что за человек? Как его имя? Скажи мне, девочка, не бойся!
      -- Он музыкант и чудесно играет на флейте. А зовут его Ганконер. Я не спросила, где он живет, потому что...
      Тут Дженни испуганно смолкла -- так побледнел вдруг ее отец, такое отчаянье отразилось на его добром лице. Он долго молчал, а затем медленно проговорил:
      -- Такой беды я не ждал! Я-то думал, это деревенский проказник!
      -- В чем дело? Ты что-то знаешь о нем! Расскажи! -- взмолилась Дженни, вцепившись в его руку. -- Я люблю его, я на все готова, только бы увидеть его снова!
      Фрэнк поглядел на нее так, словно у него разрывалось сердце, потом обнял и сказал:
      -- Мужайся, девочка! Выслушай меня до конца и не перебивай. Больше ты его никогда не увидишь. Ты должна вырвать эту любовь с корнем, иначе погибнешь! Ганконер -- не человек. Он из фейри, и его другое имя -- Ласковый Любовник. Я вижу, ты вздрогнула -- да, это с ним тебе напророчила встречу миссис Джилфри, проклятая ведьма! Но с ней мы еще разберемся, послушай лучше о Ганконере. Когда цветут колокольчики, он в образе златокудрого юноши, с флейтой в руках, бродит по лощине. Музыкант он действительно чудесный, только среди фейри есть такие, но горе той девушке, которая услышит его флейту! В этой музыке -- необоримые любовные чары, и все, кто слышат ее, влюбляются в Ганконера. Он же так хорош собой, так нежен и учтив, что, право, не полюбить его -- выше девичьих сил! Но очаровав девушку и проведя с ней день Ласковый Любовник навсегда исчезает. А несчастная девушка, подобно тебе, целыми днями бродит по лесу, плачет, зовет и ждет, пока горе и тоска не сводят ее в могилу. Он не придет, Дженни, он никогда не приходит! Молю тебя, забудь его -- иначе ты зачахнешь от тоски и умрешь!
      -- Нет! -- воскликнула Дженни, ломая руки. -- Я не верю тебе, этого не может быть! Даже если он -- фейри, и все, что ты рассказал мне -- правда, я все равно люблю его! И я не хочу, не могу забыть его! Я знаю, когда-нибудь я снова увижу его -- я буду ждать и надеяться! Ганконер любит меня, и однажды он придет! Он не может быть так жесток и бессердечен, как ты говоришь!
      -- Дело не в том, что он жесток, -- возразил ей отец. -- Кто знает, что творится в голове у фейри? Может быть, Ганконер на следующий день уже забывает о вчерашней возлюбленной. А может, ему нравится очаровывать девушек, а все, что у людей бывает потом, для него не интересно. Но он никогда не приходит. Я слышал рассказы стариков, ведь ты -- не первая, кто с ним встретился. Я своими глазами видел, когда еще был мальчишкой, как от любви к Ганконеру зачахла Молли Рединг. Она, как ты, встретила его летом, и зима еще не наступила, когда ее отвезли на погост. А какая была девушка -красавица, веселая, смешливая! И что ты думаешь? За несколько месяцев истаяла и умерла! Дженни, доченька, прошу тебя, не упрямься -- не жди его, забудь!
      Но как ни уговаривал Фрэнк Уиллоу свою дочь, как ни умолял -- все было напрасно. Дженни упрямо продолжала твердить, что любит Ганконера и будет ждать его. Фрэнк попробовал пригрозить запереть ее -- она не отступилась. О, как она рыдала, как заклинала не мешать ей ждать любимого! Наконец, расстроенный, сам едва не плачущий Фрэнк сказал:
      -- Ладно, дочка, не будем сейчас спорить. Пойдем лучше домой, там твоя мать сходит с ума от горя. Ведь она так и не знает где ты и что с тобой!
      День уже клонился к вечеру, но Дженни не соглашалась уйти из леса, пока не зайдет солнце.
      -- Подумай, отец, вдруг он придет, а меня здесь не будет! -- говорила она жалобно. -- Тогда он, конечно, решит, что я его забыла!
      В горестном молчании отец и дочь дождались заката и пошли домой. Дженни так ослабела, что еле шла, и Фрэнку приходилось поддерживать ее.
      Нет слов, чтобы описать радость миссис Уиллоу при виде дочери, и ее горе, когда муж рассказал о Ганконере. Миссис Уиллоу тоже слыхала о нем, и сразу поняла, что случилось. Она заплакала и принялась укорять себя за то, что не предупредила дочь об опасности.
      -- О, Дженни, почему я не рассказала тебе о проклятом фейри! Почему не запретила ходить в лощину! -- повторяла безутешная мать. -- Я-то думала, что Ганконера нет больше в наших краях, ведь лет сорок о нем никто не слышал! И, подумать только, ради моей девочки эта дрянь вылезла из норы! А эта ведьма, миссис Джилфри! То ли знала все наперед, то ли сама и приманила Ганконера! Ох, с каким удовольствием я выцарапаю ей глаза!
      И миссис Уиллоу хотела было бежать к Джилфри и перейти от слов к делу, но Фрэнк остановил ее:
      -- Жена, с ведьмой Джилфри мы еще успеем потолковать! Посмотри лучше, как измучилась Дженни! Ее надо уложить, накормить и позвать врача и священника. Не знаю, кто из них ей верней поможет, да и поможет ли хоть кто-нибудь... Пойду приведу обоих, а ты пока займись остальным.
      Разумные слова мужа охладили боевой пыл миссис Уиллоу, и она, позабыв о мести, принялась хлопотать вокруг Дженни. Бедняжка так устала и исстрадалась, что с трудом понимала, что происходит вокруг, только все повторяла:
      -- Мама, мама, прошу тебя, позволь мне завтра пойти в лес!
      -- Пойдешь, мой ангел, пойдешь, -- отвечала, глотая слезы, миссис Уиллоу. -- Только сначала ты должна выздороветь. Вот, покушай, а то совсем ослабела!
      После обещания матери отпустить ее в лес Дженни немного успокоилась, покорно и безжизненно, словно кукла, позволила раздеть, уложить и накормить себя. Было видно, что она не может думать ни о чем, кроме завтрашней встречи с Ганконером. Ее лицо то омрачала тоска, то озаряла надежда.
      Не прошло и часа, как Фрэнк Уиллоу вернулся, ведя за собой целителя души и целителя тела. Доктор Кроу, сухонький желчный старик, с головы до ног одетый в черное, не скрывал, что басням о Ганконере не верит. Он, тем не менее, был отменно вежлив и обещал сделать все, что только в его силах, дабы вернуть Дженни здоровье. Напротив, преподобный Фокс в Ганконера верил, но не скрывал, что не знает, что делать. Это был толстенький, кругленький человечек, любивший покушать и поговорить и ненавидевший все сложное и непонятное.
      Первым за Дженни принялся доктор Кроу. Он тщательно осмотрел ее, сосчитал пульс, постучал молоточком по коленям, совершил еще с десяток загадочных манипуляций, хмыкнул, и заявил:
      -- Любезный мистер Уиллоу, ваша дочь здорова. Разве что, пульс у нее немного ускорен, но это можно объяснить волнением. Ее нервы находятся в некотором возбуждении, в связи с чем я рекомендую принимать бром. В остальном эта девица так же здорова, как и любая другая особа ее возраста.
      -- Но, доктор, -- проговорил растерянный Фрэнк, -- посмотрите, как она страдает! Может, есть еще какое средство?
      В ответ доктор Кроу саркастически усмехнулся:
      -- Дорогой мистер Уиллоу, к сожалению, наука не знает средства от любви. Что поделать, медицина не всесильна! Попробуйте лучше бром, он чудесно успокаивает нервы. С вас за осмотр три шиллинга.
      И, получив свою мзду, доктор пожелал всем спокойной ночи и удалился.
      Все взгляды устремились на преподобного Фокса. Священник переминался с ноги на ногу, на лице его были написаны беспокойство и растерянность. Он чувствовал, что от него ждут каких-то слов, но никак не мог смекнуть, что же следует сказать. Наконец, преподобный Фокс решился.
      -- Дженни, дочь моя, -- заговорил он елейно. -- Не хочешь ли покаяться в греховной любви к отродью нечистого?
      Ах, как вскинулась Дженни на эти слова!
      -- Преподобный отец! -- воскликнула она. -- Да как вы смеете называть мою любовь греховной! Нет никого лучше и прекраснее того, кого вы обозвали "отродьем нечистого"! А если вы думаете, что несколько поцелуев -- это смертный грех, то нет ни одной девушки в Англии, не заслуживающей преисподней!
      -- Вот видите! -- скорбно развел руками преподобный Фокс, глядя на родителей Дженни. -- Она не хочет покаяться, а раз так -- Церковь бессильна!
      -- Как это бессильна?! -- возмутился Фрэнк. -- Ну сделайте же что-нибудь: побрызгайте святой водой, почитайте молитвы! Неужели ничем нельзя помочь?
      -- Все это прекрасно помогло бы, чтобы отвадить фейри. А здесь, я так понимаю, нужно его, наоборот, привадить, -- не без яда ответил преподобный Фокс. -- Нет, дорогие мои, пока эта заблудшая душа не раскается в своей любви и не обратиться к Церкви за утешением, я ничем не могу ей помочь!
      -- Дженни, девочка, покайся! -- стала умолять ее мать, но Дженни, не говоря ни слова гневно сверкнула глазами и отвернулась.
      -- Как она может покаяться, она же под властью колдовства! -- не унимался Фрэнк. -- Снимите с нее чары фейри, и, я уверен, через пять минут она раскается во всем!
      -- Ну хорошо, я попробую, -- вздохнул преподобный Фокс и раскрыл Библию.
      Целый час он читал над Дженни молитвы, изгонял из нее всех известных бесов, кропил святой водой и окуривал ладаном. Все было напрасно. Наконец преподобный Фокс, отирая пот со лба, захлопнул Библию и сказал:
      -- Не знаю, что сильнее -- чары фейри или упрямство вашей дочери! Нет, здесь Церковь бессильна!
      И священник, вслед за доктором, отправился восвояси, а несчастные родители остались наедине со своим горем, лишенные всякой помощи и поддержки.
      Вскоре соседи узнали о беде, приключившейся с Дженни Уиллоу. Узнали они и о том, что причиной той беды было проклятие старухи Джилфри. Скорбь и гнев охватили тогда всех в Литтлбридже, и народ собрался перед домом Джилфри, крича проклятия ведьме и угрожая ей расправой. Но никто не отвечал им, а когда они ворвались в дом, то увидели, что птички улетели. Предупредил ли кто ведьму, что злое дело вышло наружу, или она сама с помощью своего черного искусства прознала о том -- но ни миссис Джилфри, ни ее сына никто больше не видел. Так еще одна подлость осталась неотмщенной.
      А Дженни день ото дня становилось все хуже. Никто, взглянув на нее, не поверил бы, что еще недавно она была прекраснее всех в Англии. Дженни таяла, как свечка в печи. Она исхудала, платье висело на ней, как на вешалке, в движеньях не осталась и следа прежней грации. Лицо ее так побледнело и осунулось, что казалось восковым. Глаза запали от горьких слез, волосы тронула седина. Люди жалели Дженни, но побаивались -- ведь она зналась с фейри -- и считали помешанной. Никто не заговаривал с ней, а дети, едва завидев, пускались наутек.
      Но любовь, причинявшая Дженни столько страданий, давала ей и силы терпеть. Вопреки всему она надеялась, что Ганконер не разлюбил ее, что она увидит его вновь. День за днем, не слушая уговоров и упреков, ходила Дженни в лес и ждала любимого. Лето прошло, наступила промозглая и ветренная осень. Не знающий сострадания ветер и колючий дождь добавили немало глубоких морщин на лице Дженни. Потом пришла суровая зима. Жестокий мороз выпил последние соки из ее измученного тела, а ее кожа, некогда такая мягкая и нежная, стала похожа на старый пергамент. Наконец, наступила весна и вселила радость во все сердца. Только Дженни не радовалась журчанию ручьев и щебету птиц -- она умирала. Холод и сырость сделали свое дело; Дженни стала кашлять, на ее щеках проступили алые пятна, метка чахотки. В начале лета Дженни слегла, и думали уже, что больше она не встанет. Но ее несгибаемое упорство заставило болезнь на время отступить, и к июлю Дженни стало немного лучше.
      Едва у Дженни нашлись силы, чтобы подняться с постели, как она по проторенной за год тропинке побрела к лесу. Качаясь на непослушных ногах, то и дело присаживаясь, чтобы передохнуть, она добрела до лощины и остановилась, опираясь на дерево, еле сдерживая рыдания. Все было совсем как в тот раз. Теплое солнце пробивалось сквозь листву, мягкий мох манил усталых путников, и колокольчики, цветущие колокольчики повсюду... О, какая боль сжала сердце Дженни! Право, куда легче было сидеть здесь в дождь и стужу, чем снова увидеть эту благодать! И Дженни хотела было упасть в траву и дать волю слезам, как вдруг услышала вдалеке нежные звуки флейты.
      Веря и не веря, Дженни, замерев, слушала чудесное пение. Вскоре послышались легкие шаги, заросли колокольчиков заколыхались и расступились, и перед Дженни предстал Ганконер. Он шел, наигрывая на флейте, такой же прекрасный, сияющий молодостью и красотой. Дженни ахнула, голова у нее закружилась, и она, как во сне, шагнула ему навстречу.
      Увидев ее, Ганконер резко оборвал мелодию и опустил флейту. На лице его появилось удивление, потом разочарование, потом отвращение. Но Дженни, ослепленная радостью, не видела этого.
      -- Здравствуй! -- тихо проговорила она, протягивая к возлюбленному руки. -- Я все же дождалась! О, как долго я ждала тебя!
      Она хотела заключить его в объятья, но Ганконер отпрянул в сторону и грубо спросил:
      -- Чего тебе от меня надо, старуха?
      -- Старуха? -- переспросила пораженная Дженни. -- Это я, Дженни Уиллоу! Ты разве не помнишь меня?
      -- Я помню Дженни Уиллоу, прекраснейший цветок Англии, мою былую возлюбленную, -- мечтательно ответил Ганконер. -- Я так давно расстался с ней -- и не сосчитать, сколько дней прошло! Она была лучше всех, дивная роза... Но ты, мерзкая старуха, на нее ничуть не похожа!
      -- Но это же я, твоя Дженни! -- повторяла она, горько плача. -- С тех пор, как мы виделись, прошел целый год, и весь этот год я тосковала и ждала. Все говорили мне, что напрасно я жду -- но я знала, что наступит день, когда я вновь тебя увижу! И вот этот день пришел! Быть может, я и впрямь подурнела от страданий, но ведь все это -- из-за любви к тебе! Узнай же меня, обними и утешь!
      -- Что же это за любовь, от которой страдают, и юные девушки превращаются в старух! -- возмущенно сказал Ганконер. -- Нет, я знаю другую любовь, от которой становится радостно, и все вокруг расцветает. Только такую любовь я понимаю, а все остальное -- ерунда, придуманная людьми! Ступай прочь, старуха! Даже если ты на самом деле Дженни Уиллоу -- тем хуже для тебя! Я хочу помнить юную Дженни, прекрасную Дженни, а не тощую ворону!
      Сказав так, он оттолкнул цеплявшуюся за него Дженни и зашагал прочь. Но позади него вдруг раздался странный звук. Обернувшись, Ганконер увидел, что Дженни, все так же протягивая к нему руки, медленно падает наземь. Ее исстрадавшееся сердце не выдержало последнего удара. Она тихо, жалобно застонала и затихла навек. Пожав плечами, Ганконер отвернулся и пошел дальше, как ни в чем не бывало наигрывая на флейте.
      На следующий день Фрэнк Уиллоу нашел тело дочери в лесу. Все знали, что этим кончится, днем раньше, днем позже. Но никто так и не узнал, что Дженни, на горе себе, все-таки дождалась Ганконера.
      История о короле Финварре и похищенной невесте
      I.
      Это предание древнее, чем людская память, и я расскажу его так, как мне поведали.
      Благородный Брандан владел обширными землями в Мунстере. Был он прославлен честностью, отвагой и милосердием. Слово Брандана ценилось дороже золота. Он никому не чинил обид, защищал слабых, пригревал убогих. Любой, кто просил у него помощи, не уходил с пустыми руками.
      Замок Брандана стоял на крутом зеленом холме, а неподалеку от него возвышался еще один холм, немногим меньший. То были владения Финварры, короля эльфов, и получил он их в дар от самого Брандана. Вот как это случилось.
      Однажды Брандан, желая развлечься, приказал устроить большую охоту. Ранним утром пестрая кавалькада рыцарей, прекрасных дам и челяди выехала из замка и направилась к лесу. Воздух звенел от смеха и шуток, горячие кони ржали, псы на сворках возбужденно лаяли, предчувствуя забаву. Благородный Брандан, облаченный в ярко-красный охотничий наряд, ехал во главе процессии, беседуя с ловчими.
      Вдруг он бросил взгляд на дорогу и увидел бредущего навстречу человека, который появился словно ниоткуда. Человек этот был одет в ветхие лохмотья, но лохмотья те были из зеленого бархата, а лицо его не было ни молодым, ни старым. Вид незнакомец имел гордый и благородный, хотя изможденный. Увидев его, Брандан понял, что пред ним, без сомнения, человек знатный. Он приказал остановиться, поприветствовал незнакомца, и начал участливо его расспрашивать о том, кто он такой, и какие несчастия его постигли.
      Тот вежливо ответил на приветствие, внимательно посмотрел на рыцаря и воскликнул:
      -- Сдается мне, что ты -- Брандан, прозванный Благородным. Хвала Судьбе, что свела меня с тобой! Прошу тебя, сойди с коня и побеседуй со мной наедине!
      Рыцарь, удивившись этим словам, спросил:
      -- Но как твое имя?
      -- Я могу поведать его тебе только наедине! -- повторил незнакомец.
      Брандан поколебался, но решил уступить его просьбе. Он спрыгнул с коня и отошел вместе с диковинным человеком в сторону.
      -- Прошу тебя никому не открывать то, что я сейчас поведаю, -заговорил незнакомец, и горькая гордость мелькнула в его глазах. -- Ты видишь перед собой несчастного Финварру, короля эльфов. Был я некогда велик, внушал трепет своим врагам, а ныне скитаюсь, и нет у меня пристанища! Народ мой рассеян, замки пали, войско погибло!..
      -- Но как же случилось так? -- воскликнул рыцарь, не ждавший подобного рассказа. -- И почему ты именно мне решился открыть это?
      -- Королевство мое захватили карлики, пришедшие с севера. Их было так много, что никто не смог бы выдержать их натиск! Что же до того, почему я открылся тебе... Позволь сказать напрямик. Благородный Брандан -- моя последняя надежда. Слава о твоем благородстве дошла и до эльфов. Клянусь, я искал тебя не затем, чтобы причинить вред! Напротив, я смиренно прошу о помощи!
      И Финварра склонил голову в поклоне. Брандан задумчиво посмотрел на него, и сострадание родилось в его душе, ибо за всю свою жизнь не видел он никого благороднее Финварры обликом и уверился в правдивости его речей.
      -- Какую помощь могу я оказать тебе? -- спросил рыцарь участливо. -Скажи, и, если только это не будет угрожать гибелью моей бессмертной душе, клянусь, я исполню твою просьбу!
      -- Благодарю тебя! -- с достоинством промолвил Финварра, приложив руку к сердцу. -- А прошу я лишь одного -- позволь мне и остаткам моего народа поселиться на твоей земле! О, не думай, мы не будем мешать твоим людям, не причиним им никакого вреда! Мы строим наши дворцы внутри больших холмов -так отдай нам тот холм, что возвышается рядом с твоим замком. Весь народ эльфов навеки будет твоим союзником, а Финварра -- другом!
      И ответил тогда Брандан:
      -- Да будет так! Дарю тебе тот холм, что ты пожелал, но смотри, помни свою клятву и не причиняй мне и моим людям зла!
      II.
      Так Финварра и его народ нашли приют на земле Брандана, и никто не знал о том, кроме самого рыцаря. Финварра сдержал клятву -- эльфы пришли и поселились под холмом так тихо и незаметно, что люди и не подозревали о новых соседях. Втайне были отстроены палаты для короля Финварры, и он вновь воцарился над своим народом. Брандан тоже сдержал клятву -- ни один человек не услышал от него ни слова о высоком вельможе в зеленом бархатном плаще, что являлся порой в замок и подолгу беседовал с хозяином. Ибо Брандан и Финварра полюбили общество друг друга и прониклись взаимным уважением. Король эльфов не раз повторял Брандану, что тот может рассчитывать на любую помощь, какая только понадобится. Брандан же не скрывал от него ни дел своих, ни помыслов. Когда была у него в том нужда, он приходил к холму эльфов, звал своего друга, и тот выходил к нему. Не раз Финварра давал рыцарю советы в трудный час, и велика была их мудрость. Многих бед избежал Брандан благодаря дружбе короля эльфов. Лишь одну его просьбу король наотрез отказался исполнить -- показать ему дворец под холмом.
      -- Поверь, друг мой, -- сокрушенно говорил Финварра, -- твое посещение было бы великой честью для Финварры, и я был бы рад доставить тебе это удовольствие, но Высший Закон запрещает мне это. Как только смертный вступит в мои чертоги, или хотя бы прикоснется к ним, своды дворца рухнут и погребут под собой всех нас! Ты видишь теперь, что исполнить твое желание никак нельзя! Прости -- хоть и велико мое могущество, но есть вещи сильней!
      Брандан заверил Финварру, что не держит на него зла за отказ, и больше они о том не поминали.
      Много лет длилась эта достойная восхищения дружба между благородным рыцарем и благородным эльфом. Но случилось так, что в один день приязнь обратилась в ненависть, а Брандан и Финварра стали врагами. Что же было тому причиной? Конечно, женщина!
      О, дочери Евы, как часто вы приносите горе! Сколько раз становились вы причиной ссоры, яблоком раздора! Ради вашей благосклонности брат идет против брата, а друг -- против друга, забывая о клятвах и долге. Но можно ли винить вас в том? Ведь и сами вы немало страдаете от мужских распрей. Видно, так уж устроен мир, и всем нам остается только смириться с тем, что мы не властны изменить. А из истории о короле Финварре разумный извлечет такой урок: когда между друзьями встает любовь к женщине, всякой дружбе приходит конец.
      III.
      Прекрасная Эдайна была единственной дочерью старого Уриена. Некогда был Уриен одним из самых могучих рыцарей, но многочисленные раны и тяжкие лишения, что он претерпел в походах, подточили его здоровье. Не стало у него сил надеть доспехи и сесть на боевого коня. Прознав о том, враги Уриена (а враги найдутся у каждого честного человека) возрадовались, пришли на его земли и осадили замок. Из последних сил выдерживал старый рыцарь осаду, надеясь лишь на Бога. Когда Брандан узнал об этом злом деле, то, не медля, во главе большого отряда отправился на помощь Уриену. Через три дня трубы Брандана запели под стенами замка, и злодеи, не ждавшие его, дрогнули и побежали. Но ни один из них не ушел далеко -- все они полегли под беспощадными мечами.
      Брандан и его дружина с великим почетом были приняты в замке. Благодарность Уриена не знала границ. Был устроен пышный пир в честь Благородного Брандана; приготовлены самые тонкие и редкостные кушанья, созваны лучшие барды и музыканты. На том пиру Брандан впервые увидел Эдайну.
      Была она тонка, как древко копья, и гибка, как зеленый побег. Глаза Эдайны были подобны прозрачным горным озерам, а волосы отливали червонным золотом. На всем свете не было девы более кроткой, нежной и прекрасной, чем дочь Уриена. Брандан воспылал к ней любовью столь сильной, что весь вечер был молчалив и задумчив и не отрывал от Эдайны взора. Он не притронулся к драгоценным яствам, не слышал музыки и песен, не смеялся шуткам. Когда к рыцарю обращались с речами, он отвечал невпопад-- одним словом, вел себя как влюбленный без памяти. Под конец пира он, наконец, заметил, что все вокруг смотрят на него -- кто с улыбкой, кто с тревогой, кто с недоумением. Тогда Брандан устыдился и, не желая больше быть посмешищем для людей (так ему мнилось), пожаловался на усталость и в одиночестве удалился в отведенные ему покои. Но стоило рыцарю покинуть пиршественный зал, как тоска по прекрасной Эдайне принялась грызть его сердце. Такова уж любовь -- что бы мы ни делали, она не дает нам передохнуть и даже самого разумного человека превращает порой в безумца.
      Все это было внове Брандану, ибо, хоть был он уже зрелым мужем, доселе ни одна женщина не пробуждала в нем любви. А потому всю ночь он провел в раздумьях о том, как следует ему поступить. Сердце его говорило, что нужно как можно скорее идти к Уриену и просить руки прекрасной Эдайны. Можно не бояться отказа -- отец ее будет счастлив породниться с Благородным Бранданом. Но тут рыцаря охватило сомнение -- а так ли хороша Эдайна душой, как и обликом? Кто знает, вдруг она черства, лжива, злобна? Не раз слыхал он, что после свадьбы в женщине порой открываются такие черные глубины, о которых муж ее не мог и помыслить! И чем дольше Брандан думал, тем хуже понимал, что следует ему делать. Он боялся открыться в любви к Эдайне и просить ее руки, боялся и уехать, не сказав никому ни слова. Наконец, уже под утро, совсем измучившись, Брандан решил пока скрывать свои чувства и как можно скорее посоветоваться с верным другом, Финваррой. Мнилось ему, что так он избежит многих бед, но на деле вышло иначе.
      IV.
      Наутро Брандан приказал дружине собираться в обратный путь. Как ни уговаривал его Уриен погостить подольше, рыцарь был непреклонен, ссылаясь на неотложные дела. Он заверил Уриена в вечной дружбе и распрощался с ним самым сердечным образом, а прекрасной Эдайне на прощанье почтительно поклонился. По дороге домой Брандан был печален и задумчив, то останавливался и с тоской смотрел назад, то принимался горячить коня, торопясь вперед. Едва отряд достиг замка, как Брандан, даже не передохнув с дороги, поспешил к эльфийскому холму.