Желтофиоли (№2) - Это случилось осенью

— Ваша светлость — так обращаются только к герцогине, — заявила графиня, опустив уголки губ, словно желая придать словам особую значимость. — Вы это сделали в насмешку?

— О нет! Ваша… то есть, миледи, — поспешно сказала Мерседес, смертельно побледнев. — Это не насмешка, я бы никогда не осмелилась…

— Я буду разговаривать только с вашими дочерьми, — грозно произнесла графиня. — Можете вернуться за ними ровно через два часа.

— Да, миледи…

Мерседес вылетела из гостиной.

Лилиан закашлялась, не в силах сдержать смех, и посмотрела на сестру. Та едва сдерживалась. Еще бы, их матушку выставили вон!

— Какой неприятный звук, — заметила графиня, хмуро взирая на кашляющую Лилиан. — Будь так любезна, воздержись от этого в дальнейшем.

— Да, миледи, — ответила Лилиан, стараясь демонстрировать все смирение, на какое только была способна.

— Подойдите поближе! — скомандовала графиня, переводя взгляд с одной сестры на другую. — Наблюдая за вами вчера, я была свидетелем крайне вызывающего поведения. Мне сказали, что я должна оказать вам покровительство в течение этого сезона. Это еще раз убедило меня в том, что мой сын поставил своей целью осложнить мне жизнь. Подумать только, ввести в свет двух неуклюжих американок! Предупреждаю, вы должны повиноваться каждому моему слову, иначе я не успокоюсь, пока не найду вам в мужья самых захудалых аристократов с континента и отправлю вас гнить в Богом забытое место на задворках Европы.

На Лилиан это произвело впечатление. Угроза выглядела достойно. Украдкой взглянув на сестру, она заметила, что та присмирела.

— Садитесь! — отрывисто приказала графиня, взмахом сверкающей бриллиантами руки указав на два стула.

Они повиновались. Графиня протянула руку к столику возле дивана и взяла сложенный гармошкой лист пергамента, испещренного темно-синими чернильными записями.

— Я составила список, — сообщила она, надевая на кончик носа изящное пенсне, — список промахов, допущенных вами обеими вчера за обедом. Мы обсудим его пункт за пунктом.

— Это слишком длинный список, — недоверчиво сказала Дейзи — Не может быть, ведь обед продолжался всего два часа! Сколько же ошибок могли мы наделать за такое короткое время?

Сурово глядя на девушек, графиня встряхнула пергаментный лист, и он стал разворачиваться… разворачиваться… все дальше и дальше. Наконец нижний край листа упал на пол.

— Черт возьми! — процедила Дейзи сквозь зубы.

У графини был отличный слух. Она нахмурилась так, что брови сошлись на переносице в сплошную темную линию.

— Жаль, что здесь нет больше места. Я бы добавила и этот образчик вульгарности.

Лилиан подавила глубокий вздох и откинулась на стуле.

— Будьте любезны, сядьте прямо, — приказала графиня. — Настоящая леди сидит так, что спина ни в коем случае не касается спинки стула. Начнем с приветствий Вы обе обнаружили прискорбную привычку здороваться, пожимая руку. Это создает впечатление, что вы слишком жаждете снискать расположение того, с кем здороваетесь Дурной тон. Вместо рукопожатия нужно было просто поклониться, когда вас представляли. Исключение может быть сделано, если знакомятся две молодые леди. Что же касается поклонов, вам не следует кланяться джентльменам, которым вы не представлены, даже если часто видите их в обществе. Нельзя также кланяться джентльмену, с которым вы обменялись парой замечаний в доме общих знакомых, а также джентльмену, с которым у вас вышел случайный разговор. Краткий словесный обмен не означает, что вы знакомы друг с другом. Следовательно, никаких поклонов.

— А если джентльмен оказал мне услугу? — спросила Дейзи. — Поднял упавшую перчатку или что-нибудь в этом роде?

— Поблагодарите, но в дальнейшем не кланяйтесь. Вы не знакомы по-настоящему.

— Выглядит как неблагодарность, — заметила Дейзи. Графиня сделала вид, что не слышит.

— Теперь то, что касается обеда. Выпив первый бокал вина, не следует требовать еще. Когда хозяин пускает графин с вином по кругу, это для джентльменов, а не для дам.

Она посмотрела на Лилиан.

— Вчера за обедом я слышала, как вы просили наполнить ваш бокал, мисс Боумен. Очень плохая манера.

— Но лорд Уэстклиф налил мне вина, ни слова не говоря! — возразила Лилиан.

— Только для того, чтобы не привлекать всеобщего внимания к вашей особе.

— Но почему…

Лилиан замолчала, заметив предостерегающий взгляд графини. «Не следует требовать объяснений по каждому пункту этикета, — догадалась она. — Иначе день и в самом деле выйдет слишком длинным».

Графиня перешла к обсуждению манер за столом: как правильно срезать кончик побегов спаржи, как есть перепелов и голубей…

— Бланманже и пудинг едят вилкой, а не ложкой, — поучала она, — и, к моему прискорбию, вы обе ели тефтели с помощью ножа.

Она сурово посмотрела на девушек, как будто ждала, что они сейчас провалятся сквозь землю от стыда.

— Что такое тефтели? — осмелилась спросить Лилиан. Дейзи осторожно сказала:

— Наверное, это те коричневые пирожки под зеленым соусом.

— Мне они даже понравились, — задумчиво произнесла Лилиан.

Дейзи взглянула на сестру с хитрой улыбкой.

— А ты знаешь, из чего их делают?

— Не знаю и знать не хочу. Графиня оставалась невозмутимой.

— Всевозможные тефтели, пирожки с рубленой начинкой и другие блюда из фарша следует есть только вилкой, без помощи ножа.

Помолчав, она взглянула на список, ее птичьи глазки сузились

— А теперь, — глаза-щелки ехидно уставились на Лилиан, — что касается телячьих голов…

Застонав, Лилиан закрыла рукой глаза и бессильно откинулась на спинку стула.

Глава 11

Те, кто хорошо знал уверенную, целенаправленную походку Уэстклифа, были бы немало удивлены, если б имели возможность наблюдать, как граф выписывает медленные круги из кабинета в верхнюю гостиную и обратно. Он небрежно вертел в пальцах письмо, содержание которого занимало его ум вот уже несколько минут. Письмо, конечно, было важным, но не только оно явилось причиной задумчивого настроения графа, Маркусу не хотелось признаваться даже самому себе, но… он предвкушал встречу с Лилиан Боумен. Интересно, как она сможет поладить с матерью? Графиня кого угодно могла разбить в пух и прах, перекроив до неузнаваемости, но своенравная Лилиан наверняка предпочтет остаться самой собой.

Лилиан! Это из-за нее он никак не может обрести былую уверенность в себе, напоминая мальчишку, который в спешке собирает рассыпавшиеся спички назад в коробку. Он не доверял чувствам, особенно своим собственным, питая инстинктивную неприязнь ко всем или всему, что может представлять угрозу самообладанию. Мужчины семьи Марсден всегда славились особой рассудительностью. Старый граф, отец Маркуса, улыбался крайне редко. Казалось, граф посвятил свою жизнь тому, чтобы вытравить из сына малейшие проблески веселости или легкомыслия. В мире Уэстклифа существовали лишь многочисленные обязанности и заботы.

Меньше всего на свете он нуждался в том, чтобы явился кто-то, кому удалось бы внести разлад в его мысли, особенно если этот кто-то — молодая бунтарка.

Маркус и помыслить не мог, чтобы ухаживать за такой девушкой, как Лилиан Боумен. Разве она будет счастлива, подчиняя жизнь строгим правилам этикета британской аристократии? Невозможно представить. Она — сильная личность, наделенная мятежным духом. Мир Маркуса ее не примет, да и само собой разумелось, что для чистоты славного рода ему необходимо было взять в жены англичанку, ведь обе его сестры вышли замуж за американцев.

Маркус знал, что все кончится женитьбой на одной из многочисленных молодых женщин, дебютирующих в свете каждый сезон. Они были так похожи, что ему все равно, подойдет любая из этих застенчивых, утонченных девушек. Но он никак не мог заставить себя заинтересоваться кем-то из них, в то время как Лилиан Боумен… Графа неудержимо влекло к ней с той самой минуты, как он увидел ее. Это не поддавалось никакому логическому объяснению. Лилиан была далеко не самой красивой женщиной из числа его знакомых, ее также никак не назовешь особо благовоспитанной. Остра на язычок, упряма. Ее целеустремленный характер скорее подходит для мужчины, чем для женщины.

Маркус знал, что у него и Лилиан слишком сильные характеры, они просто обречены на постоянные конфликты. Ссора на полосе препятствий — лучшее тому подтверждение, поэтому союз между ними невозможен. И все же Маркус желал Лилиан Боумен гораздо больше, чем любую другую женщину. Ему нравились ее свежесть и своеобразность. Он был вынужден постоянно бороться с соблазном, который она для него представляла. А по ночам он мысленно ласкал ее, сжимая в своих объятиях, входил в ее теплое, трепещущее тело, и она кричала от наслаждения… Были и другие сны. Они лежали рядом в чувственной тишине, потом их тела сливались в жаркой любовной схватке. Он плавал в реке, и обнаженная Лилиан скользила рядом. Ее мокрые русалочьи косы ласкали его грудь и плечи. Ему снилось, как он берет ее, словно крестьянскую девушку, катаясь в нагретой солнцем траве.

Ни разу прежде не чувствовал Маркус укусов нерастраченной страсти так остро. Многие женщины с готовностью подарили бы ему свои ласки, остудили бы его жар. Здесь особого труда и не требовалось. Несколько украдкой брошенных фраз, условный стук в дверь спальни — и он очутился бы в объятиях нетерпеливых женских рук. Но стоит ли использовать одну женщину вместо другой, недоступной?

Подойдя к полуоткрытым дверям семейной гостиной, Маркус остановился. Графиня поучала сестер Боумен. Кажется, сейчас она внушала, что не стоит разговаривать с лакеями, которые обслуживают их за обеденным столом.

— Но почему нельзя поблагодарить человека, который мне прислуживает? — спросила Лилиан с неподдельным удивлением в голосе. — Ведь надо быть вежливой, не так ли?

— Не стоит благодарить лакея. Вы ведь не говорите спасибо лошади за то, что она позволяет вам кататься на себе верхом? Или столу, на который ставите блюда…

— Но мы ведь говорим о людях, а не о животных или предметах. Лакей — это человек.

— Нет, — холодно отрезала графиня. — Лакей — это слуга.

— Но слуга тоже человек, — упрямо возразила Лилиан. Пожилая дама раздраженно ответила:

— Каково бы ни было ваше мнение о лакеях, благодарить их за обедом не нужно. Слуги не ожидают вашего снисхождения, да и не желают его. А если вы поставите их в неловкое положение, вынуждая реагировать на замечания, они будут вас презирать. Да и все остальные тоже. И нечего на меня так смотреть, мисс Боумен. Вы принадлежите к богатой семье. Несомненно, вы держите слуг в нью-йоркском доме.

— Да, — подтвердила Лилиан, — но мы с ними разговариваем!

Маркусу хотелось рассмеяться. Редко кто осмеливался возражать графине. Или смельчаков вообще ни разу не нашлось? Осторожно постучав, он вошел в гостиную, положив тем самым конец назревающей перепалке. Лилиан повернулась всем телом, чтобы взглянуть на него. Затейливо заплетенная коса была уложена на макушке. Такая прическа обычно прибавляет возраст, но сейчас она странным образом подчеркивала молодость Лилиан. Девушка сидела на стуле не шелохнувшись и заливаясь румянцем. Казалось, ее окружает наэлектризованное облако нетерпения вот-вот вскочит и убежит, как школьница, которой до смерти хочется поиграть, а не сидеть на уроке.

— Добрый день, — сказал Маркус вежливо. — Полагаю, обучение продвигается успешно?

Лилиан ответила красноречивым взглядом. Пряча улыбку, Маркус учтиво поклонился матери:

— Миледи, письмо из Америки.

Мать встревожено посмотрела на него, не говоря ни слова. Она прекрасно знала, что письмо от Алины.

«Упрямая сука», — подумал Маркус, постепенно наливаясь холодным раздражением.

Графиня никогда не простит старшую дочь, которая вышла замуж за человека низкого звания. Муж Алины, Маккена, когда-то был в услужении в поместье. Он был еще совсем юн, когда решил податься в Америку и попытать счастья. Мальчик-конюший вернулся в Англию богатым промышленником. Однако, с точки зрения графини, успех и богатство не могли возместить низкого происхождения. Всеми силами она противилась браку дочери с Маккеной. То, что Алина счастлива в замужестве, ничего не значило для графини, она была искусная лицемерка и не стала бы возражать, если б у дочери была тайная связь с Маккеной. Но выйти за него замуж! Такого оскорбления графиня не могла простить.

— Я думал, вам сразу же захочется почитать, что пишет Алина, — продолжал Маркус, подойдя к матери.

Он протянул письмо и с некоторым злорадством принялся за ней наблюдать. Лицо графини вытянулось от неудовольствия, лежащие на коленях руки не шелохнулись. Взгляд сделался ледяным.

— Почему бы вам просто не рассказать новости? — предложила она сухо. — Ясно ведь, вы не уйдете, пока не расскажете.

— Очень хорошо — Маркус убрал письмо обратно в карман. — Поздравляю, миледи. Вы стали бабушкой Леди Алина родила здорового мальчика Его зовут Джон Маккена второй. — И с некоторой долей сарказма добавил: — Вы сможете вздохнуть с облегчением. Мать и младенец чувствуют себя хорошо.

Краем глаза он заметил, как недоуменно переглянулись между собой сестры Боумен. Они, конечно, не понимали, почему вдруг в гостиной воцарилась атмосфера враждебности.

— Как мило, что отцом первенца моей старшей дочери стал наш бывший конюший, — кисло заметила графиня. — Уверена, он наплодит кучу отпрысков. Жаль, у нас все еще нет наследника, которому достанется графский титул. Полагаю, это на вашей совести. Принесите известие, что вы обручились с девушкой хорошей крови, Уэстклиф, вот тогда я буду довольна, а пока я не вижу никаких оснований для радости.

Слушая злобную тираду по поводу ребенка Алины, Маркус хранил непроницаемое выражение лица. Потом она заговорила о наследнике, которого он должен обеспечить. Маркус с трудом сдержался, чтобы не наговорить колкостей. Настроение у него совсем упало. Тут он почувствовал пристальный взгляд Лилиан. Она смотрела на него понимающе, слегка улыбаясь. Маркус вскинул дугой бровь и поинтересовался:

— Вам что-то показалось смешным, мисс Боумен?

— Да, — ответила она тихо. — Я как раз думала, почему вы не бросились вон, чтобы немедленно жениться на первой попавшейся крестьянке.

— Как вы смеете! — воскликнула графиня. — Это наглость!

Маркус усмехнулся: «Какая дерзость!» Но ему стало почему-то легче. Он спросил с задумчивым видом, словно принимая идею Лилиан всерьез:

— Вы думаете, стоит?

— О да, разумеется, — уверила его Лилиан. Лукавые искорки плясали в ее глазах. — Марсденам не помешает свежая кровь. Я считаю, вашей семье грозит опасность — избыток чистой крови.

— Что?

Хорошо бы схватить ее в охапку и утащить куда-нибудь. Больше ничего не приходило Маркусу в голову, когда он смотрел на Лилиан.

— Что навело вас на такую мысль, мисс Боумен? Она рассеянным тоном ответила:

— Не знаю… Может быть, то, что вы придаете такую важность этикету. Есть ли пудинг вилкой или ложкой? Как будто от этого зависит судьба мира…

— Аристократов занимают не только хорошие манеры, мисс Боумен.

Он и сам понимал, что это прозвучало несколько напыщенно.

— По моему мнению, милорд, слишком большое внимание манерам и церемониям уделяют люди, которым нечем заняться.

Такое упрямство его позабавило. Маркус улыбнулся.

— Утверждение опасное, хотя и разумное. Пожалуй, я мог бы с этим согласиться.

— Не поощряйте ее бунтарство, Уэстклиф, — предостерегающе заметила графиня.

— Очень хорошо, я оставлю вас. Вам предстоит сизифов труд.

— Что это значит? — спросила Дейзи.

Не отводя насмешливых глаз от графа, Лилиан ответила:

— Кажется, ты пропустила слишком много уроков греческой мифологии, дорогая. Сизиф попал в ад, и там его приговорили к вечной работе — катить огромный камень вверх на гору. Незадолго до вершины камень срывался, и нужно было катить его снова и снова.

— Если графиня — это Сизиф, значит, мы… — предположила Дейзи.

— Камень, — поспешила ответить за нее графиня.

— Продолжайте ваши наставления, миледи, — сказала Лилиан, когда Маркус, поклонившись дамам, покинул гостиную. — Мы постараемся вас не раздавить на обратном пути.

Весь остаток дня Лилиан испытывала странный приступ меланхолии. Как верно заметила Дейзи, поучения графини — это вам не бальзам на душу. Однако она пала духом явно не из-за того, что провела слишком много времени в обществе желчной пожилой дамы. Дело было совсем в другом… Вероятно, ее хандра имела отношение к сиене между графиней и Уэстклифом, когда тот явился в гостиную рассказать о новорожденном племяннике. Кажется, Маркус был обрадован известием о малыше. С другой стороны, его совсем не удивило бессердечие, с каким приняла его мать. Лилиан не могла отделаться от мысли, что Маркусу важно, точнее, необходимо жениться на «девушке хорошей крови», как сказала графиня.

Девушка хорошей крови… Это та, которая хорошо знает, как есть тефтели, ей не вздумается поблагодарить лакея. Она не совершит роковой ошибки, бросившись через весь зал поговорить с джентльменом. Она будет покорно дожидаться, пока он сам к ней подойдет. Невестой Уэстклифа станет изысканный английский цветок с пепельными волосами и нежными губами, безмятежным и невозмутимым характером. «Избыток чистоты крови», — подумала Лилиан, ощутив вдруг приступ злости к неизвестной девушке. С чего бы это ее взволновала мысль, что Уэстклифу предназначено жениться на девушке, которая безупречно подходит для самого высокого общества?

Она хмуро вспоминала, как вчера вечером граф касался ее лица. Легкая неуловимая ласка мужчины, который совершенно не испытывает влечения и не строит планов, тем не менее казалось, что он не в силах был остановиться. «Действие духов», — мрачно подумала Лилиан. А она так предвкушала, что всласть его помучит, заставляя тянуться к ней против воли. Получилось все наоборот. Это она мучилась, не Уэстклиф.

Всякий раз, когда он смотрел на нее, улыбался ей, касался ее, в ней возникало ранее неизведанное ощущение. Болезненная тоска, заставляющая ее мечтать о невозможном.

Странная пара — Уэстклиф и Лилиан! Кто угодно скажет, что это смешно. Особенно то, что у него должен быть наследник голубой крови. Вокруг много еще титулованных джентльменов, которые не будут такими разборчивыми, как Уэстклиф. Джентльменов, чье унаследованное от предков состояние несколько поубавилось. Таким деньги Лилиан могут и пригодиться. Находясь под крылышком графини, она найдет подходящего кандидата в супруги, выйдет за него — и прощай эта надоевшая охота на мужа! Но… Лилиан поразила новая мысль.

Мир английской аристократии очень тесен, и ей придется сталкиваться с Уэстклифом и его невестой-англичанкой снова и снова. Ужасное будущее!

К тоске добавилась ревность. Уэстклиф никогда не будет счастлив с женщиной, предназначенной ему в жены. Это Лилиан знала точно. Она ему быстро надоест, он станет плохо с ней обращаться. Графу безмерно наскучит царящее в доме невозмутимое спокойствие, однообразная пресная жизнь. Уэстклифу нужна женщина, которая могла бы бросить ему вызов, заинтересовать его. Только такая сумела бы добраться до его настоящего «я» — человечного, доброго, погребенного под грузом аристократического самообладания. Она знала бы, как разозлить или рассмешить его.

«Такая, как я», — подумала жалобно Лилиан.

Глава 12

А вечером был большой бал. Погода стояла чудесная, сухая и прохладная. Распахнутые высокие окна впускали в зал свежий воздух. Огни люстр отражались на причудливо уложенном паркете, словно сверкающие капли после дождя.

Музыка слышалась то громче, то тише, составляя чудесный фон для взрывов смеха и болтовни гостей.

Лилиан не осмелилась даже взять бокал пунша. Вдруг капля упадет на атласное кремовое бальное платье? Гладкая юбка спадала на пол переливающимися складками, узкая талия была перехвачена атласным поясом, а единственным украшением наряда служили бусинки. Натягивая белую перчатку, Лилиан поймала на себе взгляд лорда Уэстклифа, брошенный наискосок через весь зал. Он был поразительно хорош собой в вечернем костюме.

Вокруг него оживленно толпились мужчины и женщины, а одна белокурая красавица склонилась к нему поближе, рассказывая что-то забавное. На губах графа играла слабая улыбка. Он рассеянно смотрел на расхаживающих туда-сюда гостей, пока не заметил Лилиан. Граф быстро окинул ее оценивающим взглядом, и Лилиан отчетливо почувствовала его присутствие. Она подумала: с какой это стати так реагировать на взгляд человека, стоящего в другом конце зала? Она сухо кивнула графу и отвернулась.

— Что такое? — спросила Дейзи, подходя к сестре. — Ты выглядишь расстроенной.

Лилиан криво улыбнулась.

— Стараюсь вспомнить все, чему нас учила графиня, — соврала она, — особенно про поклоны. Если кто-нибудь мне поклонится, я закричу и убегу в противоположную сторону.

— Я ужасно боюсь совершить промах, — призналась Дейзи. — Было намного проще, когда я не знала, что делаю так много ошибок. Буду счастлива снова стать «желтофиолью» и благополучно просидеть весь вечер возле стены.

Девушки посмотрели на расположенные вдоль стены полукруглые ниши, обрамленные пилястрами и заставленные скамеечками, обитыми бархатом. В дальней нише, в самом углу, одиноко сидела Эви. Розовый цвет платья не сочетался с рыжими волосами. Она сидела, опустив голову, украдкой потягивая из бокала пунш. Ее поза и жесты ясно говорили о нежелании с кем-либо разговаривать.

— Нет, так не пойдет, — сказала Дейзи. — Давай вытащим бедняжку из угла, пусть прогуляется с нами.

Лилиан улыбнулась. Не успели сестры сделать и нескольких шагов, как она услышала за спиной низкий глубокий голос:

— Добрый вечер, мисс Боумен.

Она почувствовала, что ей нечем дышать. Изумленно моргая, она повернулась и оказалась лицом к лицу с лордом Уэстклифом. Как он успел?

— Милорд…

Уэстклиф склонился к руке Лилиан, затем поздоровался с Дейзи. Он смотрел на Лилиан и что-то говорил, а свет люстр искрами рассыпался на его густых черных волосах и смелых чертах лица.

— Я вижу, вам удалось пережить встречу с матушкой. Лилиан улыбнулась.

— Точнее сказать, это вашей матушке удалось пережить встречу с нами.

— Было видно, что графиня развлеклась от души. Она редко терпит молодых женщин, которые в ее присутствии не трепещут.

— Если уж я не трепещу в вашем присутствии, милорд, вряд ли стану это делать при ней.

Уэстклиф усмехнулся, глядя куда-то в сторону. Две крошечные морщинки обозначились между его бровями, как будто он обдумывал что-то важное. Казалось, он молчал целую вечность, а потом снова повернулся к Лилиан:

— Мисс Боумен… — Да?

— Не окажете ли мне честь, позволив пригласить вас на танец?

Лилиан стояла не дыша, боясь пошевелиться. Она была поражена. Никогда еще Уэстклиф не приглашал ее на танец, а ведь поводов было достаточно и раньше. Он мог бы пригласить ее как хозяин дома или хотя бы просто из вежливости. Это и стало одной из причин, почему она его сначала так невзлюбила. Он считал себя слишком важным, а ее привлекательность слишком незначительной. В самых злорадных мечтах Лилиан представляла, как он пригласит ее танцевать, а она ответит сокрушительным отказом. Сейчас, когда такой случай представился, она стояла как громом пораженная, не в силах сказать ни слова.

— Пожалуйста, извините меня, — услышала она звонкий голосок Дейзи. — Я должна идти к Эви.

И сестра унеслась прочь со всех ног. Лилиан с трудом смогла выдавить из себя:

— Это испытание, придуманное графиней? Ей хочется проверить, усвоила ли я урок?

Уэстклиф тихо рассмеялся. Лилиан лихорадочно думала, что бы еще сказать. Она заметила, что многие обращают на них внимание, по-видимому, гадая, что такого она сказала графу, чтобы его рассмешить.

— Нет, — сказал он, — полагаю, это испытание для меня самого. Хочу посмотреть, смогу ли я…

Он посмотрел ей в глаза и, казалось, забыл, о чем говорил.

— Один вальс, — мягко сказал он.

Лилиан боялась, что не устоит. Слишком велико было желание шагнуть к нему в объятия. Она покачала головой:

— Мне кажется… мне кажется, это было бы ошибкой. Благодарю, но…

— Трусиха.

Лилиан вспомнила, как она сама обвиняла графа в трусости. Так же, как и он тогда, она не смогла устоять перед вызовом.

— Не понимаю, почему сейчас у вас возникло желание потанцевать со мной, если раньше его не было?

Она сказала больше, чем хотела. Лилиан проклинала свой глупый язык, а задумчивый взгляд графа блуждал по ее лицу.

— Я хотел, — сказал он вдруг. — Однако всегда находилась основательная причина этого не делать.

— Почему?

Уэстклиф взял ее затянутую в перчатку руку.

— Вряд ли стоило приглашать, если у вас наготове был отказ.

Ловко заставив ее взять его под руку, граф повел Лилиан в центр зала, где уже танцевали пары.

— У меня не было наготове отказа. Уэстклиф посмотрел на нее с сомнением.

— Значит, вы бы согласились?

— Могла бы.

— Сомневаюсь.

— Я приняла ваше предложение, правда?

— У вас не было выхода, долг чести. Она не смогла сдержать смех.

— Какой долг, милорд?

— За телячью голову, — ехидно напомнил он.

— Ну, если бы в вашем доме не подали эту гадость на первое, меня не пришлось бы спасать.

— Вас не пришлось бы спасать, не будь у вас такой слабый желудок.

— Вы не должны упоминать части тела в присутствии дамы, — ловко парировала она. — Так сказала графиня.

Уэстклиф усмехнулся.

— Учту на будущее.

Увлеченная их пикировкой, Лилиан ответила озорной ухмылкой. Однако ей вдруг стало не до смеха. Оркестр заиграл медленный вальс, и Уэстклиф повернул ее лицом к себе. Ей казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет у нее из груди. Она посмотрела на руку в перчатке, которую протягивал к ней граф, и не могла заставить себя взять ее. Нельзя же допустить, чтобы он схватил ее при всех! Лилиан боялась, что он прочитает по лицу все, что она думает.

Через минуту она услышала его низкий голос:

— Возьмите меня за руку.

К своему изумлению, она повиновалась. Дрожащие пальцы коснулись его ладони.

Опять молчание. Потом он мягко сказал:

— Положите другую руку мне на плечо.

Лилиан смотрела, как рука в белой перчатке медленно устраивается на его плече, таком твердом и надежном.

— Смотрите на меня, — шепнул он.

Лилиан взмахнула ресницами. Сердце провалилось куда-то вниз, когда она заглянула в глаза цвета черного кофе, в их сумрачное тепло. Не сводя с нее глаз, Уэстклиф повел ее в вальсе. В момент первого поворота он ловко сумел прижать ее к себе поближе. Скоро они смешались с толпой танцующих, описывая круги с медлительной грацией ласточки в полете. Как и предполагала Лилиан, Уэстклиф вел уверенно, так что ошибиться было невозможно. Одной рукой он вел девушку в танце, другая властно лежала на ее талии.

Она чувствовала себя легко и уверенно, как никогда в жизни, как будто они уже вальсировали вместе тысячу раз, так гармоничны были их движения! Лилиан никогда не пробовала таких па: обратные повороты, перекрестные шаги… Но он вел ее так уверенно, что она ни разу не ошиблась, выполняя сложные фигуры без малейших усилий. Когда они завершили первый круг, Лилиан беззвучно рассмеялась. Она была пушинкой в его руках, плавно двигаясь в такт его умелым и грациозным движениям. Юбка взлетала и обвивала его ноги, а потом плавно опадала.

Казалось, переполненный бальный зал исчез, как будто они танцевали вдвоем, где-то далеко, в скрытом от посторонних глаз месте. Время от времени она чувствовала на щеке его теплое дыхание. Его тело было так близко…

Лилиан как будто грезила наяву. В ее мечтах Маркус, лорд Уэстклиф, уводил ее после бала наверх, в свою спальню. Раздевал и укладывал поперек постели. Целовал ее везде, что-то шептал, а потом любил ее и держал в объятиях, пока она спала. Фантазии о близости с мужчиной… раньше такое бы не могло прийти в голову.

— Маркус, — рассеянно произнесла она, словно смакуя имя. Он внимательно посмотрел на нее, ведь это имя было личное, для близких друзей или супругов. Лукаво улыбнувшись, Лилиан объяснила: — Мне нравится ваше имя. В наши дни оно нечасто встречается. Вас назвали в честь отца?

— Нет, в честь дяди. Это мой единственный дядя по матери.

— Вам нравилось, что вы тезки?

— Мне годилось бы любое имя, кроме имени отца.

— Вы его ненавидели? Уэстклиф покачал головой.

— Это еще мягко сказано.

— Что же может быть хуже ненависти?

— Безразличие.

Она уставилась на него в неприкрытом изумлении.

— А графиня? — осмелилась она наконец спросить. — К ней вы тоже безразличны?

Уголок его рта приподнялся в полуулыбке.

— Матушка — это стареющая тигрица. Зубы и когти притупились, но она все еще опасна. Поэтому я стараюсь держаться от нее на безопасном расстоянии.

Лилиан взглянула на него с притворным возмущением:

— И вы бросили меня на съедение сегодня утром!

— Я знал, что у вас есть собственные зубы и когти. — Он усмехнулся, заметив выражение лица Лилиан. — Это был комплимент, — успокоил он ее.

— Рада, что вы это сказали, — сухо отозвалась Лилиан. — Я бы не поняла.

К ужасу Лилиан, вальс закончился сладким протяжным соло на скрипке. На смену одним танцорам в центр бального зала потянулись другие, а Уэстклиф внезапно остановился как вкопанный. Она смутилась, когда поняла, что он все еще обнимает ее, и нерешительно шагнула назад. Лежащая на ее талии рука вдруг напряглась. Он сильно сжал пальцами ее ладонь, инстинктивно пытаясь удержать ее рядом. У Лилиан перестало биться сердце. «Почему он так себя ведет?»

Опомнившись, Уэстклиф с видимым усилием разжал руки. Лилиан чувствовала, что он ее хочет. Его огонь проникал ей в самое сердце, и пожар разгорался все ярче и ярче. «Самое ужасное, — подумала Лилиан, что мои-то чувства к нему настоящие, а вот он одурманен духами».

Как мучительно думать об этом! Она бы многое отдала на свете, чтобы только он ей не нравился так сильно. К чему это может привести? К разочарованию… или, может, он разобьет ей сердце.