Желтофиоли (№2) - Это случилось осенью

Его слова были встречены гробовым молчанием. Шоу с преувеличенным вниманием выбивал пепел из сигары на хрустальное блюдо. Маркус нахмурился.

— Ты ведь занятой человек, Шоу. Ведешь дела на двух континентах. Разве ты со мной не согласен?

Шоу слегка улыбнулся.

— Милорд, с тех пор как я стал «совокупляться» исключительно с женой, кстати, твоей сестрой, из соображений порядочности мне следует держать рот на замке.

Сент-Винсент лениво улыбнулся.

— Прискорбно слышать. Какое отношение имеет порядочность к интересному разговору? — Он перевел взгляд на Саймона Ханта, который сидел, слегка хмурясь. — Хант, выскажи свое мнение. Как часто мужчина должен спать с женщиной? Чаще раза в неделю — это непростительная жадность?

Хант виновато взглянул на Маркуса.

— Не хотелось бы мне соглашаться с Сент-Винсентом…

— Хорошо известно, что чрезмерная невоздержанность в половой жизни вредит здоровью точно так же, как обжорство и пьянство, — настаивал на своем Маркус.

— Ты только что перечислил мои излюбленные занятия, Уэстклиф, — усмехнулся Сент-Винсент, а потом снова спросил Ханта: — Как часто ты спишь с женой?

— То, что происходит в моей спальне, не подлежит обсуждению, — твердо сказал Хант.

— Чаще раза в неделю? — не сдавался Сент-Винсент.

— Да, черт возьми, — пробормотал Хант.

— Еще бы, с такой красавицей, как миссис Хант! — примирительно сказал Сент-Винсент и рассмеялся, заметив предостерегающий взгляд Ханта. — Успокойся, твоя жена — последняя женщина на земле, на которую я бы мог иметь виды. Не хочу быть избитым до полусмерти. У тебя кулаки, как молот. Кроме того, я не интересуюсь женщинами, которые счастливы в браке. Хватает несчастных! Это намного более легкая добыча.

Он взглянул на Маркуса.

— Похоже, Уэстклиф, твоего мнения никто не разделяет. Упорный труд, самодисциплина… — эти добродетели ничто по сравнению с теплым женским телом в постели.

Маркус нахмурился.

— И все же есть вещи поважнее.

— Например? — спросил Сент-Винсент с преувеличенным вниманием. Он сейчас напоминал непослушного мальчишку, которому неожиданно пришлось выслушать нравоучения престарелого дедушки. — Полагаю, ты начнешь говорить о «прогрессе общества»? Скажи-ка мне, Уэстклиф… — Его взгляд сделался хитрым. — Представь, дьявол предложил тебе сделку. Все голодные сироты Англии будут отныне сыты, если ты навсегда лишишься способности спать с женщинами. Что выберешь? Сирот или собственное удовольствие?

— Терпеть не могу слово «если». Я не отвечаю на такие вопросы.

Сент-Винсент рассмеялся.

— Как я и думал. Бедные сиротки!

— Я не сказал… — начал было Маркус, но вдруг передумал. — Хватит об этом, гости ждут. Можете продолжать этот бессмысленный разговор, а я пошел к гостям.

— Я иду с тобой, — быстро сказал Хант, вставая. — Жена будет меня искать.

— И моя тоже, — любезно добавил Шоу, также поднимаясь с кресла.

Сент-Винсент одарил Уэстклифа веселым недоверчивым взглядом.

— Боже, сохрани меня оттого, чтобы женщина просунула мне в нос кольцо, как волу. И получала от этого удовольствие, будь оно все проклято!

Вот с этим Маркус мог бы охотно согласиться. Они шли по коридору молча. Маркусу не давала покоя удивительная мысль: Саймон Хант — самый закоренелый холостяк из всех, кого он знал, если не считать Сент-Винсента, но, пожалуй, он вполне был доволен узами брака. Маркус то прекрасно знал, как Хант дорожил свободой и крайне редко заводил связи с женщинами. Тем более было поразительно видеть, что он готов расстаться со своей независимостью. Да еще ради Аннабел, которая с первого взгляда казалась весьма заурядной и самовлюбленной девицей, занятой исключительно поисками мужа. Однако мало-помалу выяснилось, что этих двоих связывает неподдельное обожание и преданность. Маркусу пришлось признать, что его друг сделал правильный выбор.

— Не жалеешь? — шепнул он Ханту. За ними не спеша шли Сент-Винсент и Шоу.

Хант посмотрел на Маркуса с удивленной улыбкой. Друг графа Уэстклифа был довольно крупный темноволосый мужчина, любитель спортивных игр и заядлый охотник, как и Маркус.

— О чем? — не понял Маркуса Хант.

— Что ты на поводу у жены.

Хант усмехнулся и покачал головой.

— Если я у нее и на поводу, Уэстклиф, так она держит меня вовсе не за нос. Скорее, за некую другую часть тела. И я ни о чем не жалею.

— Наверное, женатая жизнь имеет свои удобства, — размышлял вслух Маркус. — У тебя всегда под рукой женщина, можно удовлетворить свои естественные потребности, уж не говоря о том, что жена обходится намного дешевле, чем любовница. И еще наследники…

Ханта насмешило это представление о браке как о деловом предприятии.

— Я женился на Аннабел вовсе не ради удобств. Не прикидывал цифры, но смею тебя заверить, она не дешевле любовницы. А что касается наследников… Меньше всего я о них думал, когда просил ее руки.

— Тогда почему?

— Я бы тебе ответил. Но ты помнишь, что сказал совсем недавно? Ты надеешься, что я никогда не стану отравлять воздух плаксивой сентиментальностью.

— Ты в нее влюблен?

— Я действительно влюблен, Маркус. Друг передернул плечами.

— Если иллюзия делает брак терпимым, продолжай заблуждаться.

— Боже правый, Уэстклиф, — пробормотал Хант, озадаченно улыбаясь. — Неужели ты никогда не был влюблен?

— Разумеется. Вне всякого сомнения, я находил, что некоторые дамы нравятся мне больше других. Характером, внешностью…

— Нет, нет! Я говорю не о том, что тебе нравится. Думать только о ней, чувствовать отчаяние, тоску, экстаз — вот что я имею в виду.

— У меня нет времени на эту чепуху, — презрительно сказал Маркус, а Хант рассмеялся. Маркус вдруг почувствовал раздражение.

— Значит, ты не станешь принимать в расчет любовь, когда надумаешь жениться? — миролюбиво заметил Хант.

— Ни в коем случае Брак — это слишком серьезно. В таком деле нельзя полагаться на чувства. Сегодня они есть, а завтра нет.

— Возможно, ты и прав, — легко согласился Хант, слишком легко, будто и сам не верил в то, что говорил. — Такому, как ты, следует искать жену, полагаясь только на логические выкладки. Хотел бы я посмотреть, как ты в этом преуспеешь.

Они подошли к дверям одного из приемных залов. Ливия тактично объясняла гостям, в каком порядке им нужно проследовать в столовую. Заметив Маркуса, она посмотрела на него с легким укором. Ей пришлось одной встречать и занимать гостей. Невинно взглянув на сестру, Маркус вошел в зал и столкнулся с Томасом Боуменом и его женой. Мерседес стояла по правую руку от мужа.

Боумен, человек спокойного нрава и несколько грузноватый, выделялся своими усами, такими густыми, что это почти искупало отсутствие волос на его голове. Находясь на светских приемах, он всегда выглядел несколько смущенным.

у него был вид человека, который предпочел бы заниматься делом вместо того, чтобы терять время в светской гостиной. Но стоило заговорить о делах — торговле, промышленности, — как он оживлялся и принимал участие в обсуждении, проявляя редкую проницательность.

— Добрый вечер, — сказал Маркус, здороваясь с Боуменом и склоняясь затем к руке Мерседес.

Она была очень худа. Под тканью перчаток торчали костяшки пальцев и такие острые запястья, что хоть морковку три. Она была вся напряжена, словно свернувшаяся в кольцо змея, готовая напасть в любую минуту.

— Пожалуйста, примите мои извинения зато, что не смог приветствовать вас днем, — продолжал Маркус. — И позвольте сказать я так рад снова видеть вашу семью в поместье Стоуни-Кросс-Парк.

— О, милорд, — защебетала Мерседес, — просто не могу выразить, как мы рады снова погостить в вашем великолепном поместье. Никоим образом не можем обижаться на ваше отсутствие сегодня днем. Мы понимаем, что такой человек, как вы, обремененный бесчисленными заботами и обязанностями, вынужден посвящать большую часть времени исполнению своего долга.

Она воздела руку. «Как богомол», — подумал Маркус.

— Ах, вон там стоят мои милые дочурки, — воскликнула она и громко позвала: — Девочки! Девочки! Смотрите, кого я встретила! Подойдите же и поговорите с лордом Уэстклифом!

Она почти кричала, и кое-кто из гостей поглядывал на нее с явным недоумением. Маркус старался сохранить невозмутимое выражение лица, наблюдая за энергичной жестикуляцией Мерседес. Вдруг он заметил девиц Боумен и понял, что грязные сорванцы, любители лапты на заднем дворе, сильно преобразились. Взгляд его задержался на Лилиан. На ней было бледно-зеленое платье, корсаж которого, казалось, с трудом удерживают две крошечные золотые пряжки на плечах. Ему невольно представилось, как он срывает эти пряжки, и зеленый шелк спадает с груди и плеч, обнажая сливочно-белую кожу.

Маркус с трудом заставил себя посмотреть ей в лицо. Ее блестящие темные волосы были аккуратно зачесаны наверх и уложены в затейливую прическу. Он посмотрел на стройную шею Лилиан. Казалось, ей было трудно удержать такую массу волос. Зачесанные наверх волосы больше не скрывали лоб, отчего глаза еще больше напоминали кошачьи. Лилиан взглянула на Уэстклифа, и легкая краска залила ее щеки. Она осторожно кивнула в знак приветствия. Было ясно: ей меньше всего на свете хотелось сейчас идти через зал к нему.

— Не стоит звать дочерей, миссис Боумен, — начал он. — Они весело проводят время в обществе друзей.

— Их друзья! — презрительно воскликнула Мерседес. — Если вы имеете в виду эту скандальную Аннабел Хант, то уверяю вас…

— Я очень ценю и уважаю миссис Хант, — возразил Маркус, смерив Мерседес взглядом.

Захваченная врасплох, она слегка побледнела и быстро сменила тактику:

— Если вы, с вашим безупречным суждением, считаете миссис Хант достойной особой… Милорд, мне остается лишь согласиться. На самом деле, я часто думала…

— Уэстклиф, — наконец вмешался Томас Боумен, которого не очень-то занимала беседа о дочерях, — когда у нас будет возможность обсудить наши дела?

— Если угодно, завтра, — ответил Маркус. — Мы запланировали прогулку верхом рано утром, затем будет завтрак.

— Кататься я не поеду. Мы увидимся за завтраком.

Они пожали друг другу руки. Слегка поклонившись, Маркус оставил чету Боумен. Ему нужно было поговорить и с другими гостями, дожидающимися своей очереди. Вскоре к гостям присоединилась еще одна особа. Все поспешно расступились при виде тщедушной фигуры леди Джорджианы Уэстклиф, матери Маркуса. Она была сильно напудрена, серебряные волосы тщательно уложены, шея, запястья, уши и даже трость были увешаны бриллиантами.

Надо заметить, что некоторые пожилые дамы выглядят часто надменными, но сердце у них золотое, графиня же Уэстклиф не принадлежала к их числу. Ее сердце — если оно вообще у нее имелось — было сделано никак не из золота или другого плавкого материала. Графиня никогда не была красавицей. Надень она вместо роскошного наряда суконное платье и фартук, ее с легкостью можно было бы принять за немолодую горничную. У графини было круглое лицо, крошечный рот, маленькие Птичьи глазки, невнятной формы нос. Ее лицо носило маску сварливого разочарования, как у ребенка, что в день рождения открывает красивую коробку и обнаруживает там подарок, полученный в прошлом году.

— Добрый вечер, леди, — поздоровался Маркус с матерью, глядя на нее с кривой улыбкой. — Вы оказали нам честь, почтив вечер своим присутствием.

Графиня редко показывалась на парадных ужинах, предпочитая есть у себя в личных покоях. Очевидно, она почему-то решила сделать исключение для сегодняшнего ужина.

— Хотела посмотреть, есть ли интересные гости, — несколько мрачно ответила графиня, обводя глазами зал — Впрочем, судя по всему, обычное сборище тупиц.

В толпе послышались нервные смешки. Кому-то показалось (и совершенно напрасно), что графиня пошутила.

— Может быть, ты изменишь свое мнение, когда увидишь еще кое-кого, — предположил Маркус, имея в виду сестер Боумен. Эта неисправимая парочка, несомненно, развлечет его праведную матушку.

Соблюдая правило старшинства, Маркус проводил графиню в обеденный зал, за ними последовали гости рангом пониже. Обеды и ужины в поместье Стоуни-Кросс-Парк славились своим изобилием, и сегодняшний не был исключением: рыба, дичь, птица и говядина, столы, украшенные свежими цветочными композициями. Обед начали с черепахового супа, продолжили жареным лососем с каперсами, затем последовали окунь и кефаль в сливках, потом подали сочную до-раду в изысканном соусе из креветок. Подали наперченную оленину, окорок в пряных травах, сладкое мясо в дымящейся подливке, затем появилась жареная птица с хрустящей корочкой. Одно блюдо сменяло другое. Гости быстро насытились и несколько осоловели, раскрасневшись. Внимательные лакеи не забывали подливать в бокалы вино. Напоследок на столы подали блюда с миндальными пирожными, лимонным пудингом и рисовым суфле.

Отказавшись от десерта, Маркус выпил стакан портвейна и принялся развлекать себя, то и дело бросая молниеносные взгляды на Лилиан Боумен. В те редкие моменты, когда она сидела тихо и спокойно, девушка напоминала благовоспитанную юную принцессу, но стоило ей заговорить, размахивая вилкой и перебивая соседей-мужчин, как это впечатление немедленно рассеивалось. Лилиан нисколько не сомневалась, что ее разговор крайне интересен слушателям. Мнение других ее не очень-то волновало. Она не сделала ни единой попытки хотя бы прислушаться к словам кого-нибудь из гостей.

В конце ужина мужчинам подали портвейн, а дамы выпили чаю. Еще некоторое время гости поддерживали пустой разговор, после чего начали расходиться из-за стола. Маркус пошел в большой зал к группе гостей, среди которых находилась чета Хант. Вдруг Маркусу пришло в голову, что Аннабел сегодня ведет себя как-то странно: шла она рядом с ним, энергично обмахиваясь веером, хотя в зале было довольно прохладно; к тому же их локти время от времени соприкасались. Маркус взглянул на нее озадаченно и спросил:

— Неужели вам жарко, миссис Хант?

— Да, конечно. Вам тоже?

— Нет. — Он улыбнулся, гадая, почему она вдруг оставила веер в покое и задумчиво посмотрела на него.

— Вы чувствуете что-нибудь необычное? — спросила Аннабел.

Удивленный Маркус покачал головой.

— Могу я спросить, что заставляет вас так думать, миссис Хант?

— О, ничего такого. Мне просто стало интересно. Вы не заметили во мне ничего нового?

Маркус быстро осмотрел ее беспристрастным взглядом.

— У вас новая прическа? — предположил он.

Маркус вырос в обществе двух сестер и хорошо усвоил замечательное правило, если женщина ни с того ни с сего интересуется его мнением по поводу того, как она выглядит, значит, дело в прическе. Уэстклифу показалось несколько странным, что Аннабел обсуждает такой личный вопрос с лучшим другом мужа, видимо, она считает его кем-то вроде брата.

Аннабел грустно усмехнулась:

— Да, именно так. Простите, если мое поведение показалось вам немного странным, милорд. Боюсь, я выпила слишком много вина.

Маркус тихо рассмеялся:

— Возможно, ночной воздух поможет вам восстановить ясность мыслей.

Услышав замечание Маркуса, к ним подошел Саймон Хант. Он обнял жену за талию и поцеловал ее в висок.

— Дорогая, отвести тебя на заднюю террасу?

— Да, спасибо.

Хант шел медленно, склонив голову к жене. Лицо у него было застывшее. Аннабел не могла его видеть, но Маркус заметил. Интересно, что так расстроило Ханта? Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Извини нас, Уэстклиф, — пробормотал Хант. Он поспешно увлек жену прочь, хотя видимых причин для спешки не было. Ей пришлось чуть ли не бежать, чтобы приноровиться к его широкому летящему шагу.

Озадаченно покачав головой, Маркус смотрел, как супруги выходят из дверей холла.

— Ничего. Абсолютно ничего, — мрачно сказала Дейзи, выходя из столовой в компании Лилиан и Эви. Я сидела между двумя джентльменами, которые вообще не обращали на меня внимания. Сплошной обман эти духи. Или джентльмены страдают аносмией?

Эви заморгала:

— Б-боюсь, мне это слово непонятно.

— Ты бы его знала, будь у тебя отец фабрикантом мыла, — сухо пояснила Лилиан — Оно означает неспособность чувствовать запахи.

— О-о, т-тогда у моих соседей, должно быть, тоже анос-мия. Меня не замечали. А что у тебя, Лилиан?

— То же самое, — ответила Лилиан. Она была сбита с толку и явно разочарована. — Наверное, духи никакие не волшебные. Но я была так уверена, что они подействовали на лорда Уэстклифа…

— А ты раньше когда-нибудь стояла так близко к нему? — спросила Дейзи.

— Конечно, нет!

— Тогда я думаю, что он потерял голову именно тогда, когда ты была так близко от него.

— Да… очевидно, — отозвалась Лилиан с самоуничижительным сарказмом. — Я ведь роковая соблазнительница, как всем известно.

— Может быть, дело в твоем очаровании, дорогая? — шутливо заметила Дейзи. — По-моему, лорд Уэстклиф всегда…

Но ей не удалось договорить. Ее мнение так и не дошло до слушателей. Они вышли в холл, где натолкнулись на лорда Уэстклифа собственной персоной. Он скучал, подпирая плечом колонну. Все в нем говорило об аристократизме, начиная от безупречной шевелюры и заканчивая уверенной изящной позой. Лилиан ужасно захотелось подкрасться к нему и пощекотать, чтобы он завопил от возмущения и неожиданности.

Он повернул голову и осмотрел всех троих с вежливым интересом. Взгляд его остановился на Лилиан, который явно больше не выражал вежливость. Смотрел он скорее плотоядно. Лилиан напряглась. Она не могла отделаться от воспоминания, как он прижимался к ней, каким твердым было его тело. Вдруг она услышала, как Эви прошептала:

— От него бросает в дрожь.

Лилиан посмотрела на нее с внезапным удивлением:

— Он всего-навсего мужчина, дорогая. Уверена, он зовет слуг, чтобы они натянули на него брюки. Каждую брючину отдельно. Все так делают.

Дейзи засмеялась. Эви была шокирована такой непочтительностью.

К удивлению Лилиан, Уэстклиф отделился от колонны и направился прямо к ним.

— Добрый вечер, леди. Надеюсь, вам понравился ужин? Эви смогла только кивнуть, проглотив язык, а Дейзи весело ответила:

— Все было великолепно, милорд.

— Отлично. — Уэстклиф разговаривал с Дейзи и Эви, не сводя глаз с Лилиан. — Мисс Боумен, мисс Дженнер, извините меня, но мне надо поговорить с вашей подругой наедине. С вашего позволения…

— Разумеется! — ответила Дейзи, хитро улыбнувшись сестре. — Забирайте ее, милорд. Нам она сейчас не нужна.

— Благодарю. — Он с серьезным видом предложил Лилиан руку. — Мисс Боумен, будьте так любезны…

Лилиан взяла его под руку. Рядом с ним она показалась себе такой хрупкой! Они шли через весь холл и молчали. Ей стало не по себе. Конечно, Уэстклиф и раньше любил ее провоцировать, но сейчас он превзошел самого себя. Лилиан чувствовала себя беззащитной и уязвимой, и ей это совсем не нравилось. Остановившись за массивной колонной, он повернулся и посмотрел Лилиан в лицо. Ее рука бессильно опустилась.

Кожу вдруг обдало жаром, как будто она стояла возле огня. Густые ресницы Уэстклифа опустились, полуприкрыв темные, как ночь, глаза. Он вдруг заметил, что девушка покраснела.

— Мисс Боумен, — тихо сказал он, — несмотря на случившееся сегодня днем, хочу заверить, что вам нечего меня бояться. Если вы не возражаете, я бы хотел обсудить это с вами в каком-нибудь тихом месте, где нас никто не потревожит.

— Конечно, — спокойно ответила Лилиан. На самом деле ей было немного не по себе. Встретиться с ним наедине — это походило на свидание влюбленных. Пожалуй, это вовсе не свидание. Но ей почему-то никак не удавалось унять нервную дрожь, щекотавшую ее вдоль позвоночника. — Где же мы встретимся?

— В маленькой столовой, примыкающей к оранжерее.

— Хорошо, я знаю, где это.

— Мы могли бы встретиться через пять минут?

— Ладно — Лилиан нарочито беззаботно улыбнулась, как будто договариваться о тайном свидании было для нее привычным делом. — Я пойду первая.

Уходя, она почувствовала его взгляд между лопаток. Уэст-клиф не сводил с нее глаз до тех пор, пока она не скрылась из виду.

Глава 6

Лилиан вошла в оранжерею. Ее окатило волной аромата свежих апельсинов. В мягком теплом воздухе также висели благоухания лимона, лавра и мирта. Вымощенный плиткой пол был испещрен сетью металлических трубок, через которые подавалось тепло. Помещение оранжереи имело треугольную форму. Сквозь стеклянную крышу и окна ночью светили звезды, освещая загадочным лунным светом тропические растения.

Оранжерея тонула в полумраке Лилиан услышала шаги и резко обернулась. Должно быть, она выдала свое волнение, потому что Уэстклиф тихо заговорил с ней, стараясь придать голосу убедительность.

— Это всего-навсего я. Если вы все же решите, что предпочли бы другое место…

— Нет, — перебила Лилиан. Ее позабавило, что один из могущественнейших пэров Англии говорит о себе: «всего-навсего я». — Мне нравится оранжерея. Это мое любимое место в поместье.

— Мое тоже — Он медленно подошел к ней. — Например, здесь можно укрыться от всех.

— Вам редко удается побыть одному, не правда ли? В поместье Стоуни-Кросс-Парк всегда полно гостей.

— Я могу выкроить часок, чтобы отдохнуть в одиночестве.

— И что вы делаете, когда один?

Ей вдруг показалось, что все происходит во сне она разговаривает с Уэстклифом в оранжерее, смотрит, как соломенно-желтые лучи фонарей играют на его лице, подчеркивая резкость черт, несущих в то же время отпечаток утонченности.

— Я читаю, — сказал он серьезно, — гуляю, иногда плаваю в реке.

Она вдруг представила его голым, и ее щеки вспыхнули. Как хорошо, что в оранжерее темно! Уэстклиф заметил, что она примолкла, но истолковал ее молчание по-своему.

— Мисс Боумен, я должен извиниться за то, что случилось сегодня в саду, — хрипло сказал он. — Не знаю, какая муха меня укусила? Я в растерянности. Вероятно, это был миг временного помешательства, он больше не повторится.

Лилиан слегка остолбенела при слове «помешательство».

— Отлично, — сказала она, — извинения приняты.

— Можете быть спокойны, ведь вы же знаете, я никоим образом не нахожу вас привлекательной…

— Понимаю Достаточно, милорд.

— Если бы мы остались вдвоем на необитаемом острове, мне бы и в голову не пришло приблизиться к вам.

— Понимаю, — резко ответила она. — Вы будете повторять это снова и снова?

— Я просто хочу, чтобы вы поняли: все произошедшее было чистой случайностью Вы не та женщина, которую бы я захотел.

— Отлично.

— Если хотите знать…

— Вы выразились достаточно ясно, милорд, — перебила Лилиан, угрюмо нахмурив брови. Несомненно, таких докучных извинений ей слышать еще не приходилось. — Однако, как говорит мой папа, искреннее извинение имеет свою цену.

Уэстклиф посмотрел на нее настороженно.

— Свою цену?

Казалось, даже воздух потрескивает между ними от напряжения.

— Да, милорд. Очень просто открыть рот, сказать несколько слов и покончить с этим, не правда ли? Если вы действительно чувствуете, что виноваты, вам надо искупить свою вину.

— Я всего-навсего вас поцеловал, — запротестовал граф.

— Поцеловали против моей воли, — произнесла она суровым тоном, напустив на себя вид оскорбленного достоинства. — Вероятно, есть женщины, которым нравятся ваши романтические порывы, но я не из их числа. И я не привыкла, чтобы меня хватали в охапку и насильно целовали, когда мне совсем не хотелось…

— Вы отвечали на поцелуи, — возразил Уэстклиф, скорчив злорадную гримасу.

— Неправда!

— Вы… — Уэстклиф замолчал и выругался. Какой прок от спора с ней!

— Я бы могла охотно простить и забыть, если… — продолжала Лилиан медовым голосом и сделала паузу.

— Если? — мрачно сказал он.

— Если вы сделаете для меня одну малость.

— И что же?

— Просто попросите вашу матушку, чтобы она оказала покровительство мне и моей сестре в течение этого сезона.

Он вытаращил глаза. «Ничего себе! Это переходит все границы!» — Нет.

— Она могла бы просветить нас в тонкостях британского этикета.

— Нет!

— Нам нужен покровитель, — настаивала Лилиан. — Мы с сестрой не сможем добиться успеха в Лондоне, если у нас не будет покровителя. Графиня — влиятельная женщина, всеми уважаемая. Мы наверняка добьемся успеха, заручившись ее поддержкой. Думаю, вы знаете, как упросить ее нам помочь.

— Мисс Боумен, — холодно перебил ее Уэстклиф, — сама королева Виктория не сможет сделать двух нахальных дикарок достойными леди. Это невозможно. Не слишком ли высока цена за то, чтобы угодить вашему отцу? Вряд ли ради этого стоит вовлекать матушку в тот ад, который вы в состоянии устроить.

— Я предвидела, что вы можете так ответить.

Лилиан сомневалась, хватит ли у нее духу последовать инстинкту и пойти на огромный риск. Есть ли шанс после неудачных результатов проверки волшебной силы духов? А вдруг волшебство все-таки подействует на Уэстклифа? Но если нет, она будет выглядеть полной дурой. Набрав побольше воздуха в легкие, она шагнула к нему навстречу.

— Очень хорошо, вы не оставляете мне выбора. Если вы не согласны нам помочь, Уэстклиф, я всем расскажу о том, что случилось сегодня в саду. Полагаю, ваших знакомых это изрядно позабавит. Всегда такой благовоспитанный и суровый, лорд Уэстклиф не может сдержать желания при виде развязной американской девчонки с дурными манерами. Вы не сможете этого отрицать! Вы ведь всегда говорите только правду!

Уэстклиф приподнял бровь и бросил на нее взгляд, пытаясь испепелить ее на месте.

— Вы слишком высокого мнения о своей привлекательности, мисс Боумен.

— В самом деле? Докажите, что я вас не привлекаю.

Несомненно, ей удалось пробудить в нем феодальные замашки многочисленных предков, когда они наказывали непокорных крестьян.

— Каким образом?

Лилиан понимала, что отступать нельзя. Во рту у нее совсем пересохло, но она выдавила из себя:

— Я хочу, чтобы вы меня обняли, как сегодня днем, в саду. И мы посмотрим, сможете ли вы удержать себя в руках на этот раз.

Он презрительно посмотрел на девушку.

— Мисс Боумен, я вижу, мне придется выразиться прямо. Я вас не хочу. Произошедшее в саду было ошибкой. Больше ошибок не будет. А теперь, с вашего позволения, мне надо идти к гостям.

— Трус.

Он резко обернулся, внезапно охваченный яростью. Лилиан поняла: так его еще никто не оскорблял.

— Что вы сказали?

Он окатил ее ледяным взглядом, пронзая насквозь.

— Ясно, что вы боитесь дотронуться до меня. Боитесь, что опять потеряете самообладание.

Глядя мимо нее, граф недоумевал. Не ослышался ли он? Потом снова взглянул на Лилиан, на сей раз с откровенной враждебностью.

— Мисс Боумен, вам так трудно понять, что у меня нет ни малейшего желания вас обнимать?

Лилиан вдруг догадалась: Маркус так бы не разозлился, будь он уверен в своей способности сохранить самообладание. Вдохновленная этой мыслью, она подошла к нему совсем близко. Тело напряглось, и она это сразу же заметила.

— Вопрос не в том, хотите вы или нет, — ответила она. — Я хочу проверить, сможете ли вы меня отпустить после того, как обнимете?

— Невероятно! — выдохнул он, глядя на нее словно владетельный лорд, вызванный на дуэль простолюдином.

Лилиан неподвижно стояла, ожидая, поднимет ли он перчатку. Примет ли вызов? Уэстклиф шагнул к ней. Насмешливая улыбка исчезла с лица Лилиан, рот сковала судорога, сердце глухо стучало, готовое вот-вот выскочить из груди.

Достаточно было взглянуть ему в лицо, чтобы понять, что сейчас будет. Она не оставила ему шанса. Чтобы доказать ей, как она ошибается, ему придется выполнить эту дурацкую просьбу. И если у него получится, Лилиан никогда не сможет смотреть ему в лицо.

«Ох, мистер Неттл! Я надеюсь только на ваши духи! Пусть случится чудо».

Двигаясь с пугающей медлительностью, Уэстклиф положил руки ей на талию. Лилиан почувствовала, что ей нечем дышать. Сердце отчаянно билось. Его широкая ладонь легла между тесно сведенных лопаток, другой рукой он держал ее за талию. Граф касался девушки так осторожно, словно она была сделана из какого-то летучего материала. И когда он мягко привлек ее к себе, Лилиан показалось, что ее кровь закипает. Она почувствовала, как пружинят мышцы его спины.

— Вы этого хотели? — сказал он ей на ухо.

Ее ножки чуть не выскочили из туфель, когда она вдруг почувствовала его дыхание на своих волосах. Не говоря ни слова, Лилиан удрученно кивнула, понимая, что проиграла. Сейчас Уэстклиф с легкостью отпустит ее, и ей придется вечно терпеть его безжалостные насмешки.

— Теперь вы можете отпустить меня, — шепнула Лилиан с грустной усмешкой.

Но он не шелохнулся. Его темноволосая голова склонилась ниже. Лилиан услышала его прерывистый вздох и поняла, что Маркус опять почувствовал аромат духов. Вдыхал он медленно, словно завсегдатай притона, набирающий полные легкие наркотического дыма.

«Духи», — обрадовалась Лилиан.

Значит, дело не в ее воображении! Духи опять обрели волшебную силу. Но… почему волшебство действует только на Уэстклифа? Почему?

Она вдруг почувствовала, что его объятия стали еще крепче. Лилиан задрожала, ей пришлось выгнуть спину дугой.

— К черту! — яростно прошептал Уэстклиф.

Лилиан не успела понять, что же происходит, как он прижал ее к стене. Обвиняющим взглядом он блуждал по ее лицу, задержавшись на полураскрытых губах, боролся с собой еще минуту, а потом сдался. Прошептав проклятие, Уэстклиф жадно поцеловал ее.

Он целовал ее так, словно ее губы источали изысканный вкус и он хотел его распробовать. Колени Лилиан подгибались. Ей казалось, что она вот-вот упадет. «Ведь это Уэстклиф», — пыталась напомнить она себе. Человек, которого она ненавидит. Но его поцелуи становились все жарче, и она не смогла не ответить. Ища у него опоры, Лилиан встала на цыпочки. Теперь они были одного роста. Вдруг ее ноющие бедра ощутили прикосновение упругой плоти, скрытой под тканью брюк. Осознав, в чем дело, Лилиан вспыхнула и попыталась вырваться из его объятий, но Уэстклиф не отпускал. Одной рукой он ухватил ее за ягодицы, целуя все яростнее. Его язык исследовал влажные шелковые глубины ее рта. Она задыхалась. Потом его рука легла ей на грудь, на шнуровку корсажа.