Желтофиоли (№3) - Дьявол зимой

– Видите, здесь орнамент из чертополоха, – сказал Макфи, протягивая ей одно из колец, – а это шетландская роза.

Эви взяла самое маленькое колечко и примерила его на безымянный палец левой руки. Оно оказалось впору. Поднеся руку к глазам, она разглядела изящную надпись на шотландском языке, выгравированную на гладком ободке из полированного золота.

– Что это значит? – спросила она у Макфи.

– Тут сказано: «Моя любовь всегда с тобой».

Последовало неловкое молчание. Эви вспыхнула и поспешно сняла кольцо, сожалея, что проявила интерес. Упоминание о любви было сейчас настолько неуместным, что лишь подчеркнуло всю фальшь и пустоту предстоящей церемонии.

– Думаю, мне это ни к чему, – пробормотала она, осторожно положив кольцо на ткань.

– Мы возьмем его, – вдруг сказал Сент-Винсент. В ответ на изумленный взгляд Эви он коротко уронил: – Это всего лишь слова. Они ничего не значат.

Эви кивнула и опустила голову, чувствуя, как горят щеки.

С минуту Макфи хмуро смотрел на них, теребя усы, затем повернулся к дочерям.

– А теперь, девоньки, – сказал он нарочито бодрым тоном, – давайте споем.

– Это еще зачем? – попытался возразить Сент-Винсент, но Эви дернула его за рукав.

– Пусть поют, – шепнула она. – Чем больше вы спорите, тем больше времени это займет.

Выругавшись себе под нос, Сент-Винсент уставился, прищурившись, на наковальню, пока сестры слаженно выводили:

Моя любовь подобна розе красной,

Что расцвела июльским утром.

Моя любовь, как музыка, прекрасна,

Что нежно шепчут струны лютни.

И пусть летят года,

Моя любовь с тобой всегда,

Пока не высохнут моря,

Не обнажится дно морское.

Внимая своим дочерям с нескрываемой гордостью, Макфи дождался, пока смолкнут последние звуки, после чего рассыпался в похвалах. Наконец, напустив на себя важный вид, он повернулся к паре, стоявшей у наковальни:

– А теперь позвольте задать вам вопрос: не состоит ли кто-нибудь из вас в законном браке?

– Нет, – коротко ответил Сент-Винсент.

– У вас есть кольцо для девушки?

– Вы же только что... – Сент-Винсент оборвал фразу и приглушенно выругался при виде выжидающе поднятых бровей Макфи. Похоже, единственный способ покончить с этим делом – это следовать правилам, установленным кузнецом. – Да, – прорычал он. – Вот оно.

– В таком случае наденьте его на палец невесты и возьмитесь за руки.

Стоя перед Сент-Винсентом, Эви ощущала странную легкость в голове. Сердце ее лихорадочно билось – но не от страха или волнения, а от какого-то непонятного чувства, которому она не знала названия. Когда он надел кольцо ей на палец и прижал свою горячую ладонь к ее ладони, напряжение достигло предела.

Сент-Винсент сохранял бесстрастное выражение, но его скулы слегка порозовели, а дыхание участилось. Смущенная тем, что ей уже известны такие интимные вещи, как ритм его дыхания, Эви отвела взгляд. Кузнец взял у одной из дочерей длинную белую лету и набросил ее на их запястья.

Склонившись к ее уху, Сент-Винсент что-то тихо произнес, и она почувствовала, что его рука легла ей на шею, поглаживая ее, словно испуганное животное. Эви расслабилась, успокоенная легкими прикосновениями его пальцев.

Макфи деловито обмотал лентой их запястья и завязал бант.

– Так, а теперь повторяй за мной, девонька – сказал он, обращаясь к Эви. – Беру тебя в мужья.

– Беру тебя в мужья, – прошептала Эви.

– Милорд? – подсказал кузнец.

Сент-Винсент устремил сверкающий взгляд на Эви, и, хотя его глаза казались непроницаемыми, она чувствовала, что он тоже находится во власти странного напряжения, которое возникло между ними.

– Беру тебя в жены, – произнес он после короткой паузы.

Макфи просиял.

– Перед лицом Господа и свидетелей объявляю вас мужем и женой. Кого Господь соединил, ни один смертный не разъединит, – торжественно провозгласил он и добавил: – С вас восемьдесят два фунта три кроны и один шиллинг.

Сент-Винсент с трудом оторвал глаза от Эви и взглянул на кузнеца, приподняв брови.

– Пятьдесят фунтов за кольцо, – сообщил Макфи в ответ на его невысказанный вопрос.

– Пятьдесят фунтов за кольцо без камня? – ядовито осведомился Сент-Винсент.

– Это шотландское золото, – заявил Макфи, негодуя, что его цена поставлена под сомнение. – Чистое золото, добытое в Шотландском нагорье...

– А остальное?

– Тридцать фунтов за церемонию, один фунт за использование моей кузницы, гинея за свидетельство о браке, которое будет готово к утру, одна крона свидетелям, – он указал на дочерей, которые захихикали и дружно присели, – и еще одна крона за цветы...

– Целая крона за этот веник? – возмутился Сент-Винсент.

– Ладно, я не стану брать с вас деньги за песню, – снизошел Макфи. – Ах да, еще шиллинг за ленту. Кстати, ее нельзя развязывать, пока брак не будет подтвержден. Иначе не миновать беды.

Сент-Винсент открыл рот, собираясь возразить, но, бросив взгляд на усталое лицо Эви, полез в карман за деньгами. Вытащив пачку банкнот, он бросил их на наковальню.

– Сдачи не надо, – ворчливо произнес он. – Отдайте ее дочерям, – в его голосе появилась ирония, – вместе с моей признательностью за песню.

Макфи рассыпался в благодарностях, а его дочери настоль ко воодушевились, что проводили их до дверей, исполнив еще один куплет свадебной песни.

Моя любовь с тобой всегда.

Пока не высохнут моря...

Глава 4

Когда они вышли наружу, дождь усилился, обрушивая на землю потоки воды. Эви ускорила шаг, из последних сил стремясь добраться до гостиницы. У нее было такое ощущение, словно она двигается во сне. Все вокруг казалось нереальным, а размокшая земля, казалось, ускользала из-под ног. К ее неудовольствию, Сент-Винсент остановился у стены дома, под прикрытием козырька крыши.

– В чем дело? – спросила она онемевшими от холода губами.

Он потянулся к их связанным запястьям и принялся распутывать ленту.

– Хочу избавиться от этого.

– Постойте. Не надо. – Она попыталась остановить его, накрыв его пальцы своими.

– Почему? – нетерпеливо спросил Сент-Винсент, глядя на нее сверху вниз. С полей его шляпы капала вода. Уже совсем стемнело, и в слабом свете уличных фонарей его бледно-голубые глаза, казалось, светились изнутри.

– Вы слышали, что сказал мистер Макфи, – нас ждет беда, если мы развяжем ленту.

– Вы что, суеверны? – недоверчиво спросил Сент-Винсент.

Эви виновато кивнула.

Нетрудно было заметить, что его терпение на пределе. Промокшие и замерзшие, они стояли в темноте, подняв связанные руки под неудобным углом. Сент-Винсент сжал пальцы, обхватив ее кулак своей ладонью.

– Вы и вправду хотите, чтобы мы появились в таверне в таком виде? – произнес он преувеличенно спокойным тоном.

Это был нелепый спор, но Эви слишком устала, чтобы рассуждать здраво. Она знала одно – в ее жизни было слишком много несчастий, чтобы напрашиваться на новые.

– Это же Гретна-Грин. Кому какое дело? И потом, мне казалось, что вам наплевать на условности.

– Я не имею ничего против репутации развратного негодяя. Но я не желаю выглядеть идиотом. – Он снова взялся за ленту.

– Прошу вас, не надо, – настойчиво проговорила Эви, перехватив его пальцы. В следующее мгновение она оказалась прижатой к стене дома. Его свободная рука скользнула ей на шею, под тяжелый узел влажных волос, а губы прижались к ее губам. Их требовательный натиск вызвал мгновенный отклик во всем ее теле. Эви не умела целоваться и не знала, что делать с собственными губами. Растерянная и трепещущая, она льнула к нему закрытым ртом, ощущая бешеный стук сердца и слабость в коленях.

Он хотел от нее чего-то, о чем она ничего не знала. Чувствуя ее замешательство, Сент-Винсент слегка отстранился и осыпал ее лицо быстрыми поцелуями, царапая ее нежную кожу отросшей щетиной. Приподняв ее подбородок, он мягкими движениями большого пальца заставил ее приоткрыть рот и тут же запечатал ее губы своими. Эви ощутила его вкус неуловимый и дурманящий, он подействовал на нее как какое-то экзотическое снадобье. Его язык осторожно проник внутрь и, не встретив сопротивления, скользнул глубже.

После возбуждающе неспешного поцелуя Сент-Винсент помедлил, едва касаясь ее губ своими. Их дыхание смешивалось, образуя облачко пара в холодном воздухе. Скользнув полуоткрытым ртом по ее губам, он двинулся дальше, проложив дорожку поцелуев к ее уху. Эви судорожно втянула в грудь воздух, когда он обвел кончиком языка контур ее ушной раковины, а затем прихватил мочку зубами.

Вытянувшись в струнку, она слепо потянулась к его дразнящим губам, и Сент-Винсент ответил на ее невысказанное желание нежным, но страстным поцелуем. Наслаждение было так велико, что Эви боялась потерять сознание и обхватила его шею свободной рукой, чтобы не упасть. «Неудивительно...» – пронеслось в ее одурманенном мозгу. Неудивительно, что столько женщин не устояло перед ним, пожертвовав своей честью и репутацией. Поговаривали даже, что некоторые из покинутых им дам угрожали покончить с собой. Сент-Винсент был воплощением соблазна.

Когда он отстранился от нее, Эви удивилась, как это она не растеклась лужицей у его ног. Сент-Винсент тяжело дышал, его широкая грудь высоко вздымалась. Не сказав ни слова, он принялся развязывать ленту, полностью сосредоточившись на этой задаче. Его руки дрожали. Он не смотрел на нее – то ли не желал видеть ее лицо, то ли не хотел показывать собственное. Когда полоска белого шелка тихо соскользнула вниз, он наконец взглянул на нее, словно предлагая оспорить его действия.

Эви сочла за благо промолчать. Под руку они быстро добрались до гостиницы. Голова Эви кружилась, и она почти не слышала игривых поздравлений мистера Финдли, когда они вошли в крохотный зал. С трудом переставляя налитые свинцом ноги, она медленно поднялась по темной узкой лестнице.

Они остановились у двери в конце коридора. Устало прислонившись к стене, Эви ждала, пока Сент-Винсент справится с замком. Ключ со скрипом повернулся, и она сделала нетвердый шаг к открывшейся двери.

– Подождите. – Сент-Винсент нагнулся с явным намерением поднять ее.

Эви попробовала возразить:

– Вы не должны...

– Из уважения к вашей суеверной натуре, – сказал он, легко, как ребенка, подхватив ее на руки, – думаю, нам лучше следовать старинным обычаям. – Повернувшись боком, он протиснулся через дверной проем. – Считается плохой приметой, если новобрачная споткнется о порог. Мне приходилось видеть мужчин после трехдневной попойки, которые тверже держались на ногах, чем вы.

– Спасибо, – прошептала она, когда он опустил ее на пол.

– Это будет стоить полкроны, – отозвался Сент-Винсент. Намек на расценки предприимчивого кузнеца заставил Эви улыбнуться.

Но ее улыбка поблекла, когда она огляделась по сторонам. Значительную часть крохотной комнатушки занимала двуспальная кровать с железной спинкой, украшенной медными шишечками. Застеленная вылинявшим от бесчисленных стирок покрывалом, она казалась чистой и мягкой. На прикроватном столике горела масляная лампа с абажуром из рубинового стекла, заливая комнату розоватым сиянием. Продрогшая до костей, заляпанная грязью и усталая, она безмолвно взирала на древнюю жестяную лохань, стоявшую перед очагом, где разгоралось пламя.

Сент-Винсент запер дверь и подошел к ней. Что-то похожее на жалость промелькнуло на его лице, когда он заметил, что она трясется от холода.

– Позвольте помочь вам, – тихо произнес он и, сняв с ее плеч мокрый плащ, повесил его на спинку стула, стоявшего у огня.

Эви судорожно сглотнула и попробовала размять онемевшие конечности. При взгляде на постель она ощутила холодок в животе.

– Мы должны... – начала она и замолкла. Сент-Винсент взялся за застежку ее платья.

– Мы должны... – повторил он, проследив за ее взглядом, устремленным на постель. – Боже, конечно, нет. – Его пальцы проворно расстегивали длинный ряд пуговиц. – Как вы ни восхитительны, любовь моя, я слишком устал. Я никогда в жизни не говорил ничего подобного, но в данный момент я предпочел бы спать, а не трахаться.

Вне себя от облегчения, Эви испустила прерывистый вздох. Ей пришлось схватиться за Сент-Винсента, чтобы переступить через платье, которое он спустил вниз с ее бедер.

– Мне не нравится это слово, – пробормотала она.

– Придется привыкать, – последовал небрежный ответ. – Между прочим, это расхожее словечко в клубе вашего отца. Не представляю, как вам удалось не слышать его раньше.

– Я слышала, – возмущенно отозвалась Эви. – Просто не догадывалась, что оно означает.

Сент-Винсент присел на корточки, чтобы расшнуровать ее обувь. Его широкие плечи затряслись, и до Эви долетели какие-то придушенные звуки. Вначале она встревожилась, опасаясь, что он заболел, но потом поняла, что он смеется. Впервые она видела, чтобы он искренне смеялся, и не могла понять, что он нашел забавного. Стоя над ним в сорочке и панталонах, она хмуро изучала его склоненную голову.

Все еще смеясь, Сент-Винсент снял с нее ботинки и отбросил их в сторону. Чулки были спущены с ее ног с тем же деловитым проворством.

– Залезайте в лохань, – скомандовал он. – Сегодня вы в полной безопасности. Самое большее, на что я способен, это смотреть.

Эви, никогда в жизни не раздевавшаяся в присутствии мужчины, почувствовала, как жаркая волна прокатилась по ее телу. Сент-Винсент деликатно отвернулся и, прихватив кувшин с водой, стоявший у очага, подошел к умывальнику. Пока он собирал бритвенные принадлежности, Эви торопливо сняла белье и забралась в лохань. Вода была восхитительно горячей, и по ее заледеневшим ногам пробежали тысячи колючих мурашек.

На табурете рядом с лоханью стояла банка с желеобразным мылом. Эви окунулась с головой в воду и, вынырнув, потянулась к банке, чуть не уронив ее при этом. Намылив волосы, она издала недовольный возглас, когда едкая пена попала ей в глаза, и принялась лихорадочно плескать водой в лицо.

Сент-Винсент моментально оказался рядом с кувшином в руках.

– Поднимите голову, – услышала Эви.

Он ополоснул ее волосы, а затем быстро промокнул ее лицо чистым, но шершавым полотенцем. Эви послушно приняла его протянутую руку, когда он помог ей подняться. Ей следовало бы прийти в ужас от того, что она стоит обнаженной перед мужчиной, но она так устала, что ей было не до скромности. Дрожащая и обессиленная, она позволила ему помочь ей вылезти из лохани. Она даже позволила вытереть себя полотенцем, не в состоянии ничего делать, кроме как неподвижно стоять, не замечая, как он смотрит на нее.

Сент-Винсент с ловкостью опытной горничной натянул на Эви фланелевую ночную рубашку, которую обнаружил в ее саквояже. Воспользовавшись сухим полотенцем, он вытер ее волосы, после чего препроводил ее к умывальнику. Эви сонно наблюдала, как он извлек из саквояжа зубную щетку, макнул ее в зубной порошок и вручил ей. Почистив и прополоскав зубы, она выплюнула воду в фаянсовую чашу. Щетка выпала из ее непослушных пальцев, стукнувшись о деревянные половицы.

– Где кровать? – прошептала Эви, прикрыв глаза.

– Здесь. Возьмите меня за руку. – Сент-Винсент подвел ее к кровати, и она забралась в постель, как раненое животное. Простыни оказались свежими и сухими, перина мягкой, а одеяло теплым. Зарывшись головой в подушку, Эви испустила стон облегчения. По легкому натяжению волос она поняла, что Сент-Винсент распутывает узлы в ее влажных локонах. Закончив, он отошел от постели, чтобы искупаться. Эви бодрствовала достаточно долго, чтобы увидеть сквозь приоткрытые веки его длинное тело, казавшееся золотистым в свете огня. Когда он ступил в воду, глаза ее закрылись, и вскоре она крепко спала.

Ни одно сновидение не потревожило ее сон. Ничего, кроме бархатистой тьмы, мягкой постели и тишины шотландской деревни холодной осенней ночью. Она спала как убитая до самого рассвета, когда ее разбудили утренние шумы, проникавшие с улицы: крики торговцев, грохот повозок, ржание лошадей и прочие звуки, характерные для сельской местности. Эви открыла глаза и в рассеянном свете, струившемся сквозь кружевные занавески, с удивлением обнаружила, что она не одна в постели.

Сент-Винсент. Ее муж. Он был обнажен – по крайней мере до пояса. Он спал на животе, обхватив мускулистой рукой подушку. Очертания его спины и плеч были настолько совершенны, что казались вырезанными из светлого балтийского янтаря, отполированного до блеска. Во сне его черты смягчились, утратив свое циничное выражение. Длинные ресницы и мягкий изгиб рта придавали ему чувственный и в то же время невинный вид.

Эви закрыла глаза, размышляя о том, что теперь она замужняя женщина, а значит, сможет увидеть отца и провести с ним столько времени, сколько понадобится. Маловероятно, что Сент-Винсент станет интересоваться, что она делает и куда ходит. Так что у нее будет определенная свобода. Эта мысль, несмотря на смутное беспокойство, притаившееся в уголке сознания, сделала ее почти счастливой. Удовлетворенно вздохнув, она снова заснула.

На этот раз ей приснился сон. Она шла по залитой солнцем тропинке, где часто гуляла, когда бывала в Гемпшире. Тропинка вела к ручью, пересекая широкий луг, заросший высокой летней травой, усыпанной полевыми цветами. Как-то раз Эви пришла сюда с подругами, и они загадали желания, побросав шпильки в журчащую воду. Наслушавшись преданий о речном духе, который якобы жил в глубине, Эви не без трепета подошла к берегу. Легенда гласила, что дух поджидает невинную девицу, чтобы утащить ее на дно и сделать своей супругой. Во сне, однако, она ничего не боялась и даже сняла обувь, чтобы провести по глади ручья кончиками пальцев. К ее удивлению, вода оказалась восхитительно теплой.

Усевшись на травянистом берегу, Эви опустила босые ступни в воду и подняла лицо к солнцу. Внезапно она почувствовала, как что-то коснулось ее щиколотки. Она замерла, не испытывая страха, даже когда уловила в воде какое-то движение. Прикосновения были нежными, словно чьи-то длинные пальцы массировали ее усталые ноги. Эви вздохнула от удовольствия. Невидимая рука скользнула выше, лаская ее лодыжки и колени, пока из глубин ручья не показался речной дух, превратившийся в человека, чтобы соблазнить ее. Он вылез из воды и заключил ее в объятия. Ощущение было таким чудесным, что она боялась, что он исчезнет, если она откроет глаза. Обвив его руками, она упивалась игрой мышц на его спине, перекатывавшихся под горячей шелковистой кожей.

Нашептывая нежные слова, пригрезившийся возлюбленный покрывал поцелуями ее лицо и шею. Каждое его прикосновение отзывалось в ее теле бурей ощущений.

– Ты готова? – шепнул он, осторожно стягивая с нее одежду, пока ее обнаженная кожа не оказалась открытой прохладному воздуху. – Не бойся, любовь моя, все будет хорошо...

Дрожа всем телом, Эви слепо цеплялась за него. Он накрыл губами ее напрягшийся сосок и принялся дразнить его круговыми движениями языка, пока она не застонала, выгнувшись ему навстречу. Ее бедра раздвинулись, он приподнялся, расположившись между ними, а затем...

Глаза Эви широко распахнулись. Сон рассеялся, и она поняла, что находится не в Гемпшире, а на постоялом дворе в Гретна-Грин, и шум воды исходит не от ручья, а от проливного дождя снаружи. Солнца не было и в помине, зато в очаге пылал яркий огонь. А тело, к которому она прижималась, принадлежало не речному духу, а вполне реальному мужчине. Эви ахнула, осознав, что она обнажена и лежит в объятиях Сент-Винсента.

Он поднял голову и взглянул на нее. На его скулах горел легкий румянец, отчего глаза казались еще светлее и пронзительнее, чем обычно.

– Тебя нелегко разбудить, – произнес он с лукавой усмешкой, скользнув ладонью по ее бедру. Шокированная, Эви издала протестующий возглас и заерзала под ним, но он только крепче прижал ее к перине. – Лежи спокойно. Тебе ничего не нужно делать. Позволь мне позаботиться обо всем. Впрочем, ты тоже можешь трогать меня... да, вот так. – Он издал довольное урчание, когда ее дрожащие пальцы прошлись по его волосам, затылку и плечам.

Он скользнул ниже, и Эви поняла, что его лицо находится на уровне треугольника ярко-рыжих завитков внизу ее живота. Смущенная, она попыталась прикрыться рукой.

– Не надо, – прошептал он с улыбкой в голосе. – Чем больше ты таишь от меня, тем больше я этого хочу. Боюсь, ты пробуждаешь во мне самые сладострастные идеи. Так что лучше убери руку, дорогая, пока я не придумал что-нибудь действительно шокирующее. – Ее дрожащая рука исчезла. – Молодец, слушайся своего мужа, – вкрадчиво прошептал он, теребя кончиками пальцев мягкие завитки, – особенно в постели. Раздвинь ноги, дорогая. Я хочу коснуться тебя внутри. Ты так прекрасна. Не бойся. Тебе станет легче, если я поцелую тебя там? Не шевелись...

Эви всхлипнула, когда его губы коснулись рыжих завитков. Почувствовав, что его длинные пальцы проникли внутрь, она дернулась от неожиданности, и Сент-Винсент тут же убрал руку.

Нашептывая успокаивающие слова, он снова скользнул пальцем в ее лоно, на этот раз глубже.

– Какая сладостная невинность, – шепнул он, медленно поглаживая ее чувствительную плоть. Эви старалась не шевелиться, но не смогла сдержать стонов. – Что, по-твоему, произойдет, – лениво поинтересовался он, – если я буду продолжать в том же духе?

Их взгляды встретились поверх трепещущей плоскости ее живота. Эви горела как в огне, но он, казалось, ждал ответа, и она, задыхаясь, произнесла:

– Не знаю.

– Тогда попробуем узнать, хорошо?

Эви с изумлением наблюдала, как он приник губами к островку рыжих завитков. Сердце ее бешено забилось, и она запрокинула голову, когда его язык начал возбуждающий танец, дразня ее сокровенную плоть. Наслаждение накатывало на нее волнами, пока она не выгнулась под ним и не вскрикнула, содрогаясь с ног до головы.

Она чувствовала себя пьяной от слабости и физического восторга. Не в состоянии управлять своим телом, она не противилась, когда он перевернул ее на живот. Скользнув рукой между ее бедрами, он снова проник в нее пальцами. К своему стыду, Эви ощутила влагу между ног, но Сент-Винсент, казалось, пришел в восторг, целуя и покусывая ее шею.

Она чувствовала его возбуждение. Со слов Аннабеллы она знала, что происходит с мужским телом во время любовного акта. Но Аннабелла ничего не говорила о сотне других вещей, которые превращали этот физический акт в таинство, преображавшее душу.

Склонившись над ней, Сент-Винсент дразнил и ласкал ее до тех пор, пока ее бедра не пришли в движение, прижимаясь к его руке.

– Я хочу быть в тебе, – прошептал он. – Я буду нежен, любовь моя... позволь мне перевернуть тебя. О Боже, как ты прекрасна! – Он перевернул ее на спину. – Коснись меня, дорогая... вот здесь... – Он резко втянул в себя воздух, когда ее пальцы обхватили его затвердевшее естество. Эви нерешительно погладила его, понимая, что это доставляет ему удовольствие. Его глаза закрылись, длинные ресницы подрагивали, он тяжело дышал, со свистом выпуская воздух сквозь полуоткрытые губы.

Неловко сжимая тяжелый ствол, она направила его между бедрами. Головка соскользнула, и Сент-Винсент мучительно застонал. Попытавшись снова, Эви разместила его правильно. Оказавшись в нужной позиции, Сент-Винсент подался вперед, проникнув во влажную пещерку, и Эви напряглась от боли. Обвив ее руками, он сделал мощный рывок, затем другой, пока не оказался полностью внутри. Эви заерзала, пытаясь избавиться от болезненного вторжения, но с каждым движением он, казалось, проникал еще глубже.

Заполненная до отказа, она заставила себя не шевелиться. Впившись ногтями в его плечи, она смотрела в его сверкающие глаза, прикрытые отяжелевшими веками. Когда он снова приник к ее губам, она с жадностью приветствовала вторжение его языка. Сент-Винсент издал удивленный возглас и ускорил ритм движений, прежде чем взорваться с хриплым стоном, вырвавшимся из его груди.

Все еще соединенный с нею, он обессиленно лежал, отдавшись во власть ее испытующих прикосновений. Пальцы Эви скользили по его груди, поросшей золотистыми волосками, касались шелковистой кожи спины и худощавых бедер. Глаза его изумленно расширились, когда его естество откликнулось на эти робкие прикосновения мощным толчком, заставив затрепетать от нового приступа вожделения.

Приподнявшись, Сент-Винсент жадно прильнул к ее губам. Эви шире раздвинула бедра и крепко обхватила его руками, стараясь, несмотря на боль, принять его как можно глубже. Опираясь на локти, чтобы не раздавить ее своим весом, он склонил голову ей на грудь, обдавая ее горячим дыханием и царапая нежную кожу пробившейся за ночь щетиной. Затем скользнул рукой во влажную поросль волос между ними, и, найдя бугорок, в котором сосредоточилось ее женское начало, принялся умело ласкать его, пока Эви не почувствовала, что ее подхватывает новая волна наслаждения. Ее потаенные мышцы сократились, плотнее обхватив горячую плоть, находившуюся у нее внутри.

Ахнув, Сент-Винсент поднял голову и уставился на нее, как на диковинное создание, какого он никогда прежде не видел.

– Великий Боже, – прошептал он, однако на его лице отразилась не благодарность, а нечто весьма похожее на тревогу.

Глава 5

Себастьян поднялся с постели и направился к умывальнику, ощущая слабость в ногах. Он пребывал в смятении, словно это он – а не Эванджелина – только что лишился невинности. Давным-давно он решил, что не способен испытать ничего нового. Как выяснилось, он ошибался. Для мужчины, превратившего занятия любовью в смесь филигранной техники и хореографии, явилось полной неожиданностью оказаться во власти собственных страстей. Он настолько обезумел от желания, что не смог совладать со своим телом. Проклятие! С ним никогда не случалось ничего подобного.

Наполнив водой фаянсовую чашу, он окунул в нее чистое льняное полотенце и не спеша отжал. Хотя дыхание его восстановилось, он не испытывал приятной усталости и умиротворения, обычных для подобной ситуации. После того, что произошло, ему следовало бы чувствовать себя более чем удовлетворенным. Однако это было не так. Он испытал самое продолжительное, самое сильное и самое мучительное наслаждение в своей жизни... и все же жаждал повторения. Это было безумие. Но почему? Почему с ней?

У Эванджелины были женственные формы, которыми он всегда восхищался, округлые и упругие, с изящными бедрами и длинными ногами. Кожа, гладкая как бархат, была усеяна золотистыми веснушками, словно искрами праздничного фейерверка. Буйная масса рыжих локонов также была неотразимой. Наверное, все эти достоинства могли объяснить, почему его чудесным образом обретенная жена так странно влияла на него.

Ощутив очередную вспышку желания, Себастьян вытерся влажным полотенцем и потянулся за свежим. Смочив его в воде, он вернулся к Эванджелине, которая лежала, свернувшись, на боку. К его облегчению, ничто не указывало, что его ждет поток девичьих слез и жалоб. Она казалась скорее задумчивой, чем огорченной, и не сводила с него пристального взгляда, словно пыталась разгадать какую-то загадку. Несколькими ласковыми словами он убедил ее повернуться на спину и смыл кровь с ее бедер.

Судя по румянцу, залившему ее лицо и тело, ей было нелегко лежать перед ним обнаженной. Себастьян редко встречал женщин, которых смущала бы нагота. Он всегда выбирал опытных прелестниц, предпочитая не связываться с невинными девицами. Не из соображений морали, конечно, а потому, что девственницы, как правило, не отличались изобретательностью в постели.

Склонившись над ней, Себастьян уперся ладонями в матрас, вглядываясь в ее лицо. Эванджелина ответила ему не менее пристальным взглядом. В отличие от большинства женщин она не стремилась заполнить молчание. Что ж, неплохое качество. Он склонился ниже, но, прежде чем он коснулся ее губ, тихое урчание нарушило тишину. Это желудок Эванджелины протестовал против пустоты. Покраснев еще больше, что было едва ли возможно, она прижала руки к животу в тщетной попытке заглушить нежелательный звук.

Себастьян усмехнулся и, нагнувшись, быстро чмокнул ее в пупок.

– Я велю подать завтрак, дорогая.

– Эви, – тихо произнесла она, натянув на себя одеяло. – Так меня зовут отец и друзья.

– Пора переходить на ты? – Уголок его рта приподнялся в дразнящей улыбке. – Себастьян.

Эви протянула руку и медленно, словно опасаясь спугнуть дикое животное, отвела с его лба прядь светлых волос.

– Мы ведь теперь муж и жена, – тихо сказала она.

– Да, помоги тебе Бог. – Он слегка нагнул голову, наслаждаясь прикосновением ее пальцев. – Как насчет того, чтобы сегодня же отправиться в Лондон?

Эви кивнула:

– Я хочу видеть отца.

– Тебе придется подумать, как сообщить ему, кто его зять, – сказал Себастьян. – Иначе новости могут доконать беднягу.

Она убрала руку.

– Нужно спешить. Если погода улучшится, возможно, нам удастся добраться быстрее. Я хотела бы сразу же отправиться в клуб отца...

– Мы поедем в Лондон, – спокойно отозвался Себастьян, – но не будем устраивать гонки, как на пути сюда. И проведем хотя бы одну ночь на постоялом дворе. – Эви открыла рот, собираясь возразить, но он продолжил непререкаемым тоном: – Твоему отцу не пойдет на пользу, если ты явишься в его клуб, полуживая от усталости.

Эви нахмурилась. Было ясно, что ей пришлась не по вкусу эта демонстрация супружеской власти. Себастьян постарался смягчить тон:

– Тебе придется нелегко, Эви. Иметь меня в качестве мужа – уже само по себе испытание. Но забота о туберкулезном больном на последней стадии болезни... тебе понадобятся все силы. Незачем истощать их раньше времени.

Она уставилась на него с таким интересом, что ему стало не по себе. Какие удивительные глаза! Словно кто-то пропустил ярчайший солнечный свет через несколько слоев голубого стекла.