— Тогда слушайте. Бомба взорвалась на поверхности, её мощность менее пятнадцати килотонн. Мы отобрали образцы осадков для анализа. Сейчас их везут в Рок-Флэтс, где будут изучать на спектрометре. Вы уверены, что сможете передать это?

— Да, я знаю, как поступить.

— Действуйте. — Парсонс повесил трубку.

— Вы собрали частицы от этой бомбы? — В голосе агента звучало изумление.

— Кажется невероятным, да? Именно из этого и состоят радиоактивные осадки — частицы взорвавшейся бомбы, соединившиеся с посторонними частицами.

— И что дальше?

— А дальше мы сможем узнать много интересных подробностей. Пошли, — сказал Парсонс агенту ФБР. Они перебежали через улицу к Пресвитерианской больнице. Парсонс заключил, что присутствие агента ФБР может оказаться весьма полезным.

— Джек, мы получили информацию из Денвера, от Уолта Хоскинса. Это был наземный взрыв, примерно пятьдесят килотонн. Ребята из группы расследования чрезвычайных ядерных ситуаций отобрали образцы и собираются подвергнуть их анализу.

Райан поспешно записал слова Мюррея.

— Количество пострадавших?

— Этого не сообщили.

— Пятьдесят килотонн, — задумчиво произнёс начальник НТО. — Маловато по сравнению с информацией со спутников, но возможно. И всё-таки слишком мощная бомба для террористического акта.

F-16С, «Боевые соколы», не были идеальными самолётами для такой операции, но они обладали большой скоростью. Всего двадцать минут назад четыре истребителя вылетели с базы ВВС в Рамштейне. Поднятые в воздух по объявленной ранее боевой готовности номер три, они направились на восток в сторону того, что по-прежнему называли внутригерманской границей. Они даже не успели долететь туда, как новый приказ послал их к южной части Берлина посмотреть, что происходит в расположении Берлинской бригады. Четыре «Орла», F-15, взлетевшие из Битбурга, обеспечивали им прикрытие с воздуха. Все восемь американских истребителей имели на вооружении только ракеты класса «воздух — воздух», F-16 несли вместо бомб по два топливных бака, а «Орлы» — объёмистые топливные элементы. С высоты в десять тысяч футов они видели на земле вспышки и взрывы. Звено из четырех истребителей разбилось на пары и спустилось, чтобы изучить обстановку с более близкого расстояния, а «Орлы» барражировали высоко в небе. Позднее выяснилось, что причин на то было две. Прежде всего, лётчики были более чем застигнуты врасплох, чтобы приготовиться к возможной опасности; к тому же потери американских ВВС над Ираком были настолько незначительными, что лётчики просто упустили из виду, что сейчас находятся в другом регионе.

На вооружении русского танкового полка находились противовоздушные ракеты класса «земля — воздух», СА-8 и СА-11, а также обычный комплект зенитных установок «Шилка» калибром 23 миллиметра. Командир зенитной роты ждал этого момента и не включал свои радиолокационные установки, короче говоря, проявил немалую находчивость, которой так не хватало иракцам. Он дожидался, когда американские самолёты снизятся до тысячи метров, прежде чем дать приказ открыть огонь.

Едва засветились экраны предупреждения об опасности на американских истребителях, как с восточной стороны русской базы им навстречу взмыл рой зенитных ракет. «Орлы», находящиеся значительно выше, имели куда больше шансов уклониться от ракет, чем «Боевые соколы», которые летели прямо на ракеты. Одна пара истребителей была сбита через несколько секунд, но вторая пара сумела уклониться от первой волны ракет. Однако один из истребителей второй пары пострадал от осколков второй волны ракет СА-11, от которой почти уклонился. Лётчик катапультировался, однако погиб при слишком сильном ударе о крышу жилого дома. Четвёртый F-16 сумел спастись — он спикировал к самой земле, включил форсаж и с рёвом над крышами домов улетел на запад. К нему присоединились два «Орла». Всего на город упало пять подбитых американских истребителей. Уцелел лишь один лётчик. Спасшиеся самолёты сообщили о происшедшем по радио командующему американскими ВВС в Европе, штаб которого находился в Рамштейне. По его приказу к взлёту уже готовилось двенадцать истребителей F-16 с полной боевой нагрузкой. Следующий налёт американских самолётов будет совсем другим.

ПРЕЗИДЕНТУ НАРМОНОВУ:

МЫ ПОСЛАЛИ В БЕРЛИН НЕСКОЛЬКО САМОЛЁТОВ ДЛЯ ВЫЯСНЕНИЯ СИТУАЦИИ. ОНИ БЫЛИ СБИТЫ СОВЕТСКИМИ РАКЕТАМИ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. ПОЧЕМУ ЭТО ПРОИЗОШЛО?

— Что это значит?

— «Сбиты без предупреждения»? Там идёт сражение, именно поэтому туда и были посланы американские самолёты! У нашего полка есть зенитные части, — объяснил министр обороны. — На вооружении этих частей противовоздушные ракеты малой дальности действия, способные поражать лишь самолёты на небольшой высоте. Если бы американцы только изучали ситуацию с безопасной высоты — десять тысяч метров, — мы не смогли бы даже коснуться их. В данном случае они, до-видимому, спустились ниже, по-видимому, пытались поддерживать наступление своих войск с воздуха. Только при таких условиях мы могли сбить их.

— Но у нас нет никакой информации?

— Действительно нет, нам ещё не удалось установить связь.

— Не станем отвечать на этот вопрос американского президента.

— Тогда мы совершим ошибку, — заметил Головко.

— Ситуация и без того достаточно опасна, — сердито произнёс Нармонов. — Мы не знаем, что там происходит. Как мне отвечать, если, как он утверждает, у него есть сведения о событиях в Берлине, а у меня их нет?

— Не ответив на этот запрос, мы как бы признаем свою вину.

— Мы вовсе ничего не признаем! — вышел из себя министр обороны. — Мы не пошли бы на это, даже если бы они напали на нас, а нам неизвестно, произошло ли вообще такое нападение или нет.

— Давайте так и ответим, — посоветовал Головко. — Может быть, если они поймут, что мы тоже ничего не понимаем, как и они, то поверят…

— Но они не поймут и не поверят. Нас уже обвинили в нападении, как же они поверят заявлению, что мы не контролируем ситуацию в этом районе.

Нармонов отошёл к столу в углу кабинета и налил чашку чая. Тем временем его советники по разведке и обороне обменивались — чем, аргументами? — то ли это слово? Советский президент взглянул на потолок. Этот центр управления существовал ещё со времён Сталина. Ответвление одной из линий метрополитена, построенного Лазарем Кагановичем, любимчиком Сталина, евреем и отчаянным антисемитом, самым верным его сподвижником, оно находилось на сотне метров под землёй. А теперь советники объяснили Нармонову, что даже этот бункер больше не гарантирует безопасности.

О чём думает Фаулер? — спросил себя Нармонов. Несомненно, смерть стольких американских граждан потрясла его, но неужели он действительно полагает, что виноваты в этом Советы? И что вообще происходит? Сражение в Берлине, какое-то столкновение между морскими эскадрами в Средиземном море, ничем не связанные между собой, — а может, это звенья одной цепи?

Разве это имеет значение? Нармонов пристально посмотрел на картину, висевшую на стене. Нет, понял он, это не имеет значения. И он, и Фаулер — политические деятели, для которых внешнее впечатление весомее действительности, и представление — важнее фактов. Американец солгал ему в Риме по пустячному вопросу. Может быть, он обманывает и сейчас? Если так, то не потрачены ли впустую последние десять лет? Похоже, потрачены.

Как начинаются войны? — спросил себя Нармонов, все ещё стоя в углу. История свидетельствует, что завоевательные войны начинали сильные люди, стремившиеся стать ещё сильнее. Однако время людей с имперскими амбициями прошло. Хотя последний такой преступник умер не так давно. В двадцатом веке многое изменилось. Как началась первая мировая война? Больной туберкулёзом убийца застрелил паяца, которого не любили до такой степени, что его собственная семья не явилась на похороны. Властная дипломатическая нота заставила царя Николая II выступить на защиту людей, которых он не любил, и с этого момента счёт пошёл на годы. Нармонов вспомнил, что у последнего из русских царей была в руках возможность остановить все это, но он не воспользовался ею. Если бы он только знал, чем кончится его решение вступить в войну, возможно, он нашёл бы в себе силы остановить её, но в момент страха и слабости он подписал приказ о мобилизации, который положил конец одному веку и начал другой. Та война началась потому, что маленькие, испуганные люди боялись войны меньше, чем публичного проявления собственной слабости.

И Фаулер именно такой человек, думал Нармонов. Гордец, надменный и высокомерный, решивший солгать по тривиальному вопросу лишь из-за опасения, что может упасть в моих глазах. Гибель сограждан приведёт американского президента в ярость. Перед ним встанет страх новых смертей, но опасение проявить слабость испугает его куда больше. И судьба моей страны зависит от прихоти такого человека.

Нармонов оказался в изощрённой ловушке. Ирония происходящего могла вызвать лишь горькую улыбку. Советский президент поставил на стол чашку с чаем — его желудок не мог выдержать горячую, внезапно показавшуюся отвратительной жидкость. Может ли он позволить себе проявить слабость? Это только подтолкнёт Фаулера к дальнейшему безрассудству. Андрей Ильич спрашивал себя, а не применимо ли его представление о Джонатане Роберте Фаулере к нему самому?.. Он не мог ответить. Разве бездействие — не проявление слабости?

— Ответ не поступил? — спросил Фаулер старшину.

— Нет, сэр, ответа не было. — Глаза Оронтии не отрывались от экрана компьютера.

— Боже мой, — пробормотал президент. — Столько людей погибло!

И я могла оказаться в их числе, подумала Лиз Эллиот. Эта мысль возвращалась к ней снова и снова, подобно волнам, что накатывают на берег, разбиваются пеной и откатываются назад только затем, чтобы снова разбиться о те же скалы. Кто-то хотел убить нас, и я являюсь частью этих «нас». А мы не знаем, кто или почему…

— Мы не можем допустить, чтобы это продолжалось. Но мы даже не знаем, что нужно остановить. Кто занимается этим? Почему они делают это?

Лиз посмотрела на часы и рассчитала время, оставшееся до прибытия Летающего командного пункта. Жаль, что мы не полетели на первом. Почему мы не подумали о том, чтобы приказать ему лететь в Хагерстаун и там принять нас на борт! Оказавшись здесь, мы стали такой идеальной целью, что если они захотят убить нас, то теперь не промахнутся, правда?

— Как мы можем не допустить, чтобы это продолжалось? — спросила Лиз. — Он даже не отвечает нам.

«Морской дьявол-1-3», противолодочный самолёт «Р-ЗС Орион», вылетевший из военно-морской базы на острове Кодиак, пробивался через порывистый ветер на малой, примерно пятьсот футов, высоте. Он уже установил первую линию из десяти акустических буев обнаружения в десяти милях к юго-западу от местонахождения «Мэна». В хвостовой части самолёта гидроакустики сидели в своих креслах с высокими спинками, плотно пристёгнутые к ним — большинство с пакетами от морской болезни под рукой, — и пытались разобраться в изображении на своих дисплеях. Прошло несколько минут, прежде чем все наладилось.

— Господи, это же моя лодка, — сказал Джим Росселли. Он набрал номер на своём телефоне и попросил вызвать коммодора Манкузо.

— Барт, что у них происходи г?

— «Мэн» сообщил о столкновении, повреждены винт и гребной вал. Сейчас его охраняет самолёт Р-3, и мы направили подлодку «Омаха» с указанием прибыть на место как можно быстрее. Это хорошие новости. А плохие заключаются в том, что в момент столкновения «Мэн» висел на хвосте у русской подлодки класса «Акула».

— Зачем «Мэн» занимался слежкой?

— Гарри убедил меня и оперативное управление, что это — совсем неплохая идея, Джим. Беспокоиться об этом сейчас уже слишком поздно. Думаю, все кончится благополучно! «Акула» ещё далеко. Ты слышал, что проделал Гарри в прошлом году с «Омахой»?

— Да — и сразу пришёл к выводу, что у него что-то сдвинулось в голове.

— Слушай, всё будет в порядке. Сейчас я занимаюсь тем, что выпускаю в море свои ракетоносцы, Джим. Если я больше тебе не нужен, мне следует заниматься делами.

— Ладно, — Росселли положил трубку.

— Что там ещё стряслось? — спросил Рокки Барнс.

Росселли передал ему текст шифровки.

— Моя прежняя подлодка вышла из строя и потеряла ход в Аляскинском заливе. А рядом шныряет русская подлодка.

— Послушай, ты же сам говорил мне, какие бесшумные у нас ракетоносцы. Русские даже не знают, где их искать.

— Говорил.

— Не расстраивайся, Джим. Ведь я тоже был, наверно, знаком с кем-нибудь из лётчиков, только что погибших над Берлином.

— Черт побери, где этот Уилкс? Он уже давно должен был приехать! — негодовал Росселли. — У него хорошая машина.

— Ничего не могу сказать, дружище. Как ты думаешь, что происходит в мире?

— Не знаю, Рокки.

— Поступает длинное сообщение, — заметил старшина Оронтия. — Вот, начинается.

ПРЕЗИДЕНТУ ФАУЛЕРУ:

МЫ ПОЛУЧИЛИ ИНФОРМАЦИЮ ИЗ БЕРЛИНА ПО ВОПРОСУ, КОТОРЫЙ ВЫ УПОМЯНУЛИ. НАРУШЕНЫ КАНАЛЫ СВЯЗИ. МОИ РАСПОРЯЖЕНИЯ ОТПРАВЛЕНЫ НАШИМ ВОЙСКАМ, И ЕСЛИ ОНИ ПОЛУЧИЛИ ИХ, ТО НЕ БУДУТ ПРЕДПРИНИМАТЬ НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ САМООБОРОНЫ. ВОЗМОЖНО, У НАШИХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ СОЗДАЛОСЬ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО ВАШИ САМОЛЁТЫ АТАКУЮТ ИХ, И ОНИ РЕШИЛИ ЗАЩИЩАТЬСЯ. КАК БЫ ТО НИ БЫЛО, В ДАННУЮ МИНУТУ МЫ СТАРАЕМСЯ ВОССТАНОВИТЬ СВЯЗЬ С НАШИМИ ВОЙСКА МИ. НАША ПЕРВАЯ ПОПЫТКА ДОБРАТЬСЯ ДО НИХ БЫЛА ПРЕРВАНА АМЕРИКАНСКИМИ ВОЙСКАМИ, КОТОРЫЕ НАХОДИЛИСЬ ДАЛЕКО ЗА ПРЕДЕЛАМИ МЕСТ СВОЕГО РАСПОЛОЖЕНИЯ. ВЫ ОБВИНЯЕТЕ НАС В ТОМ, ЧТО НАШИ ВОЙСКА ПЕРВЫМИ ОТКРЫЛИ ОГОНЬ, НО Я УЖЕ СО ОБШИЛ ВАМ, ЧТО У НИХ НЕ БЫЛО ТАКОГО ПРИКАЗА, И ЕДИНСТВЕННЫЕ НАДЁЖНЫЕ СВЕДЕНИЯ, ИМЕЮЩИЕСЯ В НАШЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ, ПОКАЗЫВАЮТ, ЧТО ВАШИ ВОЙСКА УГЛУБИЛИСЬ ДАЛЕКО В НАШУ ЗОНУ ГОРОДА, КОГДА НАНЕСЛИ УДАР.

ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ, Я НЕ В СОСТОЯНИИ ПРИВЕСТИ ВАШИ СЛОВА В СООТВЕТСТВИЕ С ТЕМИ ФАКТАМИ, КОТОРЫМИ РАСПОЛАГАЮ. Я НИКОГО НЕ ОБВИНЯЮ, НО МНЕ НЕ ПРИХОДИТ В ГОЛОВУ НИЧЕГО ИНОГО, ЧТО БЫ Я МОГ СКАЗАТЬ, ЧТОБЫ ЗАВЕРИТЬ ВАС В ТОМ, ЧТО СОВЕТСКИЕ ВОЙСКА НЕ ПРЕДПРИНИМАЛИ НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ ПРОТИВ АМЕРИКАНСКИХ ВОЙСК.

ВЫ СООБЩИЛИ НАМ, ЧТО ПРИВЕДЕНИЕ ВАШИХ ВОЙСК В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ ОСУЩЕСТВЛЕНО ТОЛЬКО В ОБОРОНИТЕЛЬНЫХ ЦЕЛЯХ, ОДНАКО У НАС ЕСТЬ ДАННЫЕ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЕ О ТОМ, ЧТО ВАШИ СИЛЫ СТРАТЕГИЧЕСКОГО НАЗНАЧЕНИЯ НАХОДЯТСЯ В ОЧЕНЬ ВЫСОКОЙ СТЕПЕНИ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ. ВЫ ЗАЯВЛЯЕТЕ, ЧТО У ВАС НЕТ ОСНОВАНИЙ СЧИТАТЬ НАС ВИНОВАТЫМИ В ЭТОМ УЖАСНОМ ВЗРЫВЕ, И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ВАШИ САМЫЕ МОЩНЫЕ СИЛЫ ПРИВЕДЕНЫ В САМУЮ ВЫСОКУЮ СТЕПЕНЬ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ И НАЦЕЛЕНЫ НА МОЮ СТРАНУ. ЧТО Я ДОЛЖЕН ДУМАТЬ ПОСЛЕ ЭТОГО? ВЫ ТРЕБУЕТЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ НАШИХ ДОБРЫХ НАМЕРЕНИЙ, НО ВСЕ ВАШИ ДЕЙСТВИЯ, КАК НАМ КАЖЕТСЯ, ЛИШЕНЫ ИХ.

— Он пытается запугать нас, — тут же заметила Лиз Эллиот. — Кто бы там ни находился на другом конце «горячей линии», он не знает, что ещё ему предпринять. Отлично, мы ещё можем одержать верх.

— Отлично? — послышался голос командующего стратегической авиацией. — Вы отдаёте себе отчёт, что у этого испуганного, потерявшего контроль над своими действиями человека, о котором вы говорите, имеется огромное количество баллистических ракет, нацеленных на нас. Я истолковываю это сообщение из Москвы по-другому, доктор Эллиот. Мне кажется, что мы имеем дело с разъярённым человеком. Он швырнул все наши обвинения нам в лицо.

— Что вы хотите сказать этим, генерал?

— Он говорит, что ему известно о нашей боевой готовности. Хорошо, в этом нет ничего удивительного, но он также утверждает, что это оружие нацелено против него. Он обвиняет нас в том, что мы ему угрожаем — угрожаем ядерным оружием, господин президент. Это значит куда больше, чем мелкое столкновение в Берлине.

— Я согласен, — произнёс генерал Борштейн. — Он пытается запугать нас, сэр. Мы спросили его о паре сбитых самолётов, а ой тут же обвинил во всём нас.

Фаулер снова нажал на кнопку с надписью «ЦРУ».

— Райан, вы получили текст последнего сообщения из Москвы?

— Да, сэр.

— Что вы думаете о психическом состоянии Нармонова?

— Сэр, сейчас он, по-видимому, немного рассержен и очень обеспокоен проблемами обороны наших стран, пытается найти выход из сложной ситуации.

— Я придерживаюсь иного мнения. Он растерян.

— А кто не растерян, черт побери? — спросил Райан. — Разумеется, он растерян подобно всем остальным.

— Мы сохраняем полный контроль над ситуацией, Райан.

— Я и не имел в виду ничего иного, Лиз, — ответил Джек, удерживаясь от слов, которые ему хотелось произнести. — Создалась сложная ситуация, и он обеспокоен не меньше нас. Нармонов пытается понять, что происходит, — как и все мы. Дело в том, что никто не знает всех обстоятельств происходящего.

— А кто в этом виноват? Это ведь ваша работа, правда? — раздражённо спросил Фаулер.

— Вы совершенно правы, господин президент, и мы занимаемся этой проблемой. Множество людей вовлечено в сбор информации.

— Роберт, текст телеграмм из Москвы похож на обычную нармоновскую манеру говорить? Ты ведь встречался с ним, беседовал с глазу на глаз.

— Элизабет, я не знаю.

— Только это может дать нам какое-то логическое объяснение…

— Почему ты считаешь, Лиз, что эти события подчиняются логике? — спросил Райан.

— Скажите, генерал Борштейн, ведь это была мощная бомба?

— Судя по показаниям наших приборов, да.

— Кто владеет бомбами такой мощности?

— Мы, русские, англичане, французы. Возможно, такие бомбы есть у китайцев, но мы не уверены в этом; их ядерные устройства велики размером и тяжелы. Израиль обладает боеголовками в диапазоне такой мощности. Вот и все. Индия, Пакистан и ЮАР имеют, наверно, атомное оружие, но его мощность недостаточно велика для этого.

— Райан, это надёжная информация? — спросила Эллиот.

— Да.

— Значит, если ответственными за взрыв являются не Англия, Франция или Израиль, то кто, черт побери?

— Боже мой, Лиз! Мы не знаем этого, неужели не понятно? Мы просто не знаем, и это не идиотская тайна Шерлока Холмса. Если мы устраним из списка тех, кто не мог произвести взрыв, то ни на шаг не приблизимся к разгадке того, кто его произвёл! Нельзя превратить отсутствие информации в конечный результат.

— ЦРУ известны все, кто обладает оружием такого типа? — спросил Фаулер.

— Да, сэр, мы считаем, что нам это известно.

— Насколько уверены вы в этом?

— До сегодняшнего дня я готов был бы поклясться жизнью.

— Значит, вы снова не говорите мне правду, — холодно заметил Фаулер.

Райан поднялся со своего кресла.

— Сэр, даже будучи президентом Соединённых Штатов, вы не смеете обвинять меня во лжи! Мне только что позвонила жена и спросила, не следует ли ей увезти детей куда-нибудь подальше от Вашингтона, и если вы считаете меня таким идиотом, который будет в подобное время заниматься играми, то вам, сэр, нужна помощь психиатра!

— Спасибо, Райан, у меня все.

Связь прервалась.

— Боже милостивый! — заметил старший дежурный офицер. Райан оглянулся по сторонам в поисках мусорной корзины и едва успел вовремя найти её. Он упал на колени возле корзины, и его стошнило. Затем, протянув руку за банкой кока-колы, он сполоснул рот и выплюнул жидкость в корзину. Пока он не встал, никто не произнёс ни слова.

— Они просто не понимают, — тихо произнёс Джек, потянулся и закурил. — Просто ничего не понимают. Видите ли, все не так сложно. Существует разница между незнанием чего-то и пониманием, что ты не знаешь. Сейчас у нас кризис, и все участники превращаются в тех, кем были когда-то. Президент мыслит как юрист, пытаясь сохранить спокойствие, занимается тем, в чём он разбирается: изучает доказательства и старается создать версию, допрашивает свидетелей — короче говоря, упрощает все до предела, играет в свою игру. Лиз смертельно напугана тем, что могла погибнуть от взрыва в Денвере; выше её сил выбросить это из головы. Тут ничего не поделаешь. — Райан пожал плечами. — Пожалуй, мне это понятно. Я ведь тоже был бы там. Эллиот — политолог и старается построить теоретическую модель. Это она и советует президенту. Это действительно элегантная модель, но она основана на дерьме. Правда, Бен?

— Ты кое о чём забываешь, Джек, — напомнил ему Гудли. Райан покачал головой.

— Нет, Бен, у меня просто ещё не дошли до этого руки. Из-за того, что я не могу справиться со своим идиотским нравом, теперь они не будут прислушиваться к моим советам. Мне следовало это предвидеть, я получил своевременное предупреждение — даже видел, что произойдёт, но опять же не сумел обуздать свой характер. А знаете, что самое смешное? Если бы не я, Фаулер по-прежнему оставался бы губернатором в Колумбусе, Огайо, а Эллиот преподавала бы молодым румяным студенткам в Беннингтоне.

Джек снова подошёл к окну. Снаружи стемнело, и стекло, освещённое изнутри, превратилось в зеркало.

— Почему?

— Это, джентльмены, секрет. Может быть, на моём надгробном камне будет выбито: «Здесь лежит Джон Патрик Райан. Он хотел, чтобы всё кончилось хорошо, — и посмотрите, что получилось». Интересно, удастся ли Кэти и детям спастись…

— Ну, не надо, все не так уж плохо, — заметил старший дежурный офицер, но остальные, кто присутствовал в комнате, словно ощутили дыхание ледяного ветра.

Джек повернулся.

— Не так уж плохо? Неужели вы не видите, куда все идёт? Они отказываются прислушиваться к мнению остальных. Деннис Банкер или Брент Талбот мог бы попытаться убедить их, но оба превратились в радиоактивные осадки, загрязняющие окружающую среду где-то в Колорадо. Из всех в городе я сейчас лучший советник — и меня только что выбросили на свалку.