Вот что я скажу вам, док: мне не приходилось встречать человека лучше вашего мужа, а я повидал немало. Он не раз рисковал всем — больше, чем вам об этом известно, но его окружают люди, которым он не нравится, и они стараются расправиться с ним так, что он не может защищаться. Это типичная грязная тайная месть, но Джек не такой человек, чтобы бороться с врагами тем же оружием. Видите ли, он привык играть по правилам. Потому и страдает.
По лицу Кэти катились слезы. Кларк дал ей платок.
— Я пришёл к выводу, что вы должны знать об этом. Если вы считаете необходимым, прошу вас проверить мои слова всеми возможными способами. Только вы одна должны принять такое решение, и его нужно принять, не беспокоясь о моей судьбе, или судьбе Динга, или кого-то ещё, ладно? Я познакомлю вас с Кэрол Циммер и её детьми. Если в результате меня уволят — черт с ним. Все равно я занимался этими тайными делами слишком долго.
— А рождественские подарки?
— Для детей Циммера? Да я сам помогал ему обернуть их в красивую бумагу. Ваш муж не умеет этого делать — впрочем, вы и сами это знаете. Я тоже привёз детишкам подарки. У меня двое — но они уже взрослые для подарков такого рода, а дети Циммера — просто прелесть. К тому же приятно играть роль дядюшки, — добавил Кларк с искренней улыбкой.
— Значит, все ложь?
— Я не знаю о финансовой стороне дела и других обвинениях. Но судя по тому, что вы рассказали, они пытались расквитаться с ним через вас.
Слезы на мгновенье прекратились. Кэти вытерла глаза и посмотрела на Кларка.
— Вы правы. Значит, вам неизвестно, кто занимается этим?
— Нет, но я узнаю, — пообещал Кларк. Он заметил, что её поведение резко изменилось. Да, это — настоящая женщина.
— Прошу вас сообщить мне об этом. И я хочу встретиться с семьёй Циммеров.
— Когда у вас заканчивается работа?
— Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, кое-какие заметки — скажем, через час?
— Я постараюсь сделать это, вот только мне придётся уехать рано. Их магазин, «7 — Одиннадцать», находится в десяти милях от вашего дома.
— Я знаю, что недалеко, но вот где?
— Поедете за мной.
— Тогда пошли.
Кэти направилась к двери — или по крайней мере сделала попытку. Чавез опередил её и по пути к больнице всё время шёл впереди. Они с Кларком решили подождать снаружи, подышать свежим воздухом — и тут заметили двух парней, сидящих на капоте их автомобиля.
Как странно, подумал Джон Кларк, пересекая улицу. Сначала Кэти Райан была рассержена предательством. Он стал для неё голосом разума и понимания. Теперь она чувствовала себя гораздо лучше — хотя, может быть, и хуже, но в другом смысле, зато он впитал в себя её гнев. Для него такое количество ярости было невыносимым — но вот перед ним оказалась возможность выместить её.
— Сейчас же слезь с машины, панк!
— Боже мой, Джон! — послышался сзади удивлённый голос Динга.
— И кто это приказывает? — Юноша даже не повернулся в сторону приближающегося мужчины. Лишь когда рука стиснула его плечо, он попытался взглянуть, но было уже поздно. Окружающий мир как-то странно перевернулся, и его лицо стремительно сблизилось с кирпичной стеной. К счастью, сила удара оказалась смягчённой наушниками от плейера, что, впрочем, отрицательно повлияло на электронный прибор.
— Сволочь! — прорычал юноша, согнувшись и выхватив нож. Его товарищ стоял в шести футах, тоже с ножом в руке. На лице Кларка появилась презрительная улыбка.
— Ну, кто первый?
Желание отомстить за разбитый плейер мгновенно исчезло. Парни разбирались в опасности, когда она возникала перед ними.
— Тебе повезло, что я не взял свой пистолет!
— Не забудьте оставить и ножи, приятели.
— Ты полицейский?
— Нет, не полицейский. — Кларк пошёл к ним с протянутой рукой. Чавез напряжённо следил за движениями парней, и юноши сразу заметили, что у него расстёгнута куртка. Они бросили ножи и пошли прочь.
— Что здесь происходит?
Кларк обернулся и увидел приближающегося полицейского с большой овчаркой на поводке. Оба смотрели на них с подозрением. Джон достал своё удостоверение сотрудника ЦРУ.
— Мне не понравилось их поведение.
Чавез передал полицейскому ножи, которые он успел подобрать.
— Они бросили вот это, сэр.
— Вам следовало бы оставить такие дела нам.
— Вы правы, сэр, — согласился Кларк. — Совершенно правы. Какая у вас хорошая собака.
Полицейский положил ножи в карман.
— Желаю успеха, — сказал он, пытаясь понять, что здесь произошло.
— Вам тоже, сэр. — Кларк подождал и повернулся к Чавезу. — Черт побери, как это было приятно.
— Ты готов отправиться в Мексику, Джон?
— Готов. Вот только не люблю уезжать, не доделав дела.
— Кто, по-твоему, пытается напортить ему?
— Не знаю точно.
— Не лепи горбатого, — заметил Динг.
— Да, не уверен. Сначала нужно поговорить с Хольцманом.
— Ну что ж, если ты так считаешь. А она мне понравилась, — добавил он. — Настойчивая женщина.
— Это точно. Именно то, что нужно Джеку, чтобы снова обрести себя.
— Думаешь, она позвонит Мюррею?
— Какое это имеет значение?
— Никакого. — Чавез взглянул вдоль улицы. — Дело чести, мистер К.
— Я не сомневался, что ты поймёшь, Динг.
* * *
Жаклин Циммер — что за прелесть, беря девочку на руки, подумала Кэти. Ей так хочется ещё одного, так хочется. И Джек даст ей этого ребёнка, может быть, если им повезёт, девочку.
— Мы слышали о вас так много хорошего! — сказала Кэрол. — Вы врач?
— Да, обучаю врачей. Я — профессор хирургии.
— Мой старший сын захочет встретиться с вами. Он мечтает стать доктором. Учится в Джорджтауне.
— Может быть, я смогу чем-нибудь ему помочь. Вы позволите задать вам вопрос?
— Да, конечно.
— Ваш муж…
— Бак? Он умер. Не знаю подробностей, мне только известно, что он умер — при выполнении службы, да? Мне было очень плохо, — рассудительно, без видимых эмоций заметила Кэрол. Горе утраты было теперь не таким острым. — Бак был очень хорошим. Как ваш муж. Вы должны заботиться о нём, — добавила миссис Циммер.
— Обязательно, — пообещала Кэти. — А теперь давайте держать все это в тайне.
— Почему?
— Джек не знает, что мне о вас известно.
— Да? Действительно, в мире много секретов, но хорошо, я согласна. Я тоже умею хранить тайны.
— Мне хочется поговорить с Джеком. Надеюсь, вы сможете приехать к нам в гости и посмотреть на наших детей. Но пока будем хранить это в тайне.
— Да, конечно. Это будет для него сюрпризом?
— Вот именно, — улыбнулась Кэти и передала ребёнка матери. — Ну, скоро увидимся.
— Теперь у вас улучшилось настроение, док? — спросил Кларк, когда миссис Райан появилась на стоянке.
— Да, я так вам благодарна…
— Зовите меня просто Джон.
— Спасибо, Джон. — И она улыбнулась Кларку такой тёплой улыбкой, что ему вспомнились радостные лица его детей во время рождественских праздников.
— Всегда рад служить.
Кларк выехал со стоянки и направил машину на запад, к шоссе № 50. Кэти поехала домой, на восток. Её пальцы, сжимающие баранку руля, побелели от напряжения. Гнев снова охватил её, но это был гнев главным образом на себя. Как она могла подумать так плохо о Джеке? Её поведение было глупым, мелочным и до отвращения эгоистичным. Но вообще-то это не её вина. Кто-то посторонний попытался нарушить их семейные отношения, решила она, ставя машину в гараж. И тут же, не теряя времени, Кэти подошла к телефону. Ей нужно проверить ещё одну вещь, чтобы быть до конца уверенной.
* * *
— Привет, Дэн.
— Кэти! Ну, как дела в глазной хирургии, крошка? — отозвался Мюррей.
— У меня к тебе вопрос.
— Валяй.
Кэти уже решила, как выспросить Мюррея.
— Видишь ли, Дэн, с Джеком не все ладно.
— А именно? — голос сотрудника ФБР звучал насторожённо.
— Его мучают кошмары по ночам, — ответила Кэти. Это не было ложью, но вот дальше ей пришлось говорить не правду. — Что-то о вертолёте и каком-то Баке. Я не решаюсь спросить его об этом, но…
Мюррей прервал её.
— Кэти, об этом нельзя говорить по телефону. Поверь, милая, мне известно, о чём ты говоришь, но я не имею права рассказывать тебе о случившемся. Это связано с нашими делами.
— Неужели, Дэн?
— Да, Кэти. Мне очень жаль, но ничего не поделаешь. Кэти продолжала с тревожной ноткой в голосе:
— Ас ним сейчас не происходит ничего такого… я имею в виду…
— Все давным-давно закончилось, Кэти. Это все, что я могу тебе сказать. Если он, по-твоему, нуждается в медицинской помощи, то я мог бы позвонить и…
— Нет, в этом нет необходимости. Несколько месяцев назад дело было действительно плохо, но сейчас ему становится лучше. Меня просто беспокоило, не происходит ли сейчас что-нибудь у него на работе.
— Все это в прошлом, Кэти. Честное слово, в прошлом.
— Точно?
— Абсолютно. Я не стану шутить с такими вещами.
Да, подумала Кэти, это так. Дэн был таким же честным, как и Джек.
— Спасибо, Дэн. Большое спасибо, — произнесла она бесстрастным голосом врача, в котором не было заметно никаких эмоций.
— Звони, если что.
Мюррей положил трубку, и вдруг ему пришло в голову, что за этим звонком могло что-то скрываться. Он задумался. Нет, решил Дэн наконец, Кэти никак не могла узнать о той операции.
Если бы он мог видеть, что происходит на другом конце разъединённой линии, Дэн Мюррей был бы поражён, насколько он ошибался. Кэти сидела в кухне и рыдала в последний раз. Она знала, что нужно все проверить, все узнать, у неё не было выбора, кроме как подавить все чувства в своей душе, но теперь она полностью удостоверилась, что Кларк говорил правду, что кто-то пытается навредить Джеку и ради этого использует его жену и семью. Боже мой, подумала она, как же нужно ненавидеть человека, чтобы пойти на такое?
Кто бы ни был этим человеком — это её враг, напавший на неё и её семью с холодной жестокостью террористов, только более скрытно и трусливо.
И она расквитается с ним.
* * *
— Ты где был?
— Извините, док. Нужно было предпринять кое-что. — На обратном пути Кларк зашёл в научно-технический отдел. — Вот, смотрите.
— Что это? — Райан взял керамическую непрозрачную бутылку — в таких продавались дорогие сорта виски — «Чивас Ригал», например.
— Здесь находится наш трансивер. В НТО изготовили четыре таких. Здорово, правда? А вот микрофон. — Кларк передал Райану зелёную палочку, похожую на палочку для коктейля, но чуть толще. — Он будет выглядеть — как пластмассовая стойка, удерживающая цветы. Мы решили использовать три. Техники говорят, что они смогут вести передачи по нескольким каналам и по какой-то причине сумеют сократить компьютерное время до соотношения один к одному. И ещё утверждают, что, если бы им дали несколько месяцев для усовершенствования каналов связи, они смогли бы практически вести передачи в истинном масштабе времени.
— Ничего, и этого достаточно, — заметил Джек. Сейчас «почти идеально» было куда лучше, чем «совсем идеально» через несколько месяцев. — Мы и так затратили немало денег на исследовательские проекты.
— Это верно. А как относительно испытательных полётов?
— Завтра, в десять утра.
— Превосходно. — Кларк встал. — Послушайте, док, а вам не кажется, что вы достаточно поработали сегодня? У вас усталый вид.
— Верно, пожалуй. Ещё час, и поедем домой.
— Вот и хорошо.
* * *
Расселл встретил их в Атланте. Они прилетели из Мехико-Сити с промежуточной посадкой в Майами, где таможенники строго контролировали контрабанду наркотиков, но не проявили никакого интереса к греческим бизнесменам, которые открыли свои чемоданы, даже не ожидая, что их попросят об этом. Расселл, ставший теперь Робертом Фрейдом из Роггена, штат Колорадо, — водительское удостоверение подтверждало это — пожал им руки и помог получить багаж.
— Как дела с оружием? — спросил Куати.
— Не здесь, приятель. Все, что нам может понадобиться, дома.
— Никаких трудностей?
— Никаких. — Расселл на мгновение задумался. — Впрочем, есть одна.
— Что? — спросил Госн со скрытой тревогой. Это была его первая поездка в Америку, и пребывание на иностранной территории всегда заставляло его нервничать.
— Там, куда мы едем, очень холодно. Было бы неплохо потеплее одеться.
— С этим можно подождать, — решил командир. Он чувствовал себя ужасно. В результате последних сеансов химиотерапии Куати не ел почти двое суток, и, хотя ему страшно хотелось есть, желудок восставал при одном виде буфетов в аэропорте. — Сколько нам ждать рейса?
— Полтора часа. Может быть, купим свитеры, а? Следуйте за мной. Я ведь не шучу относительно холода. В Колорадо нулевая температура.
— Нулевая. Это не так… — Госн замолчал. — Ты хочешь сказать — ниже нуля по Цельсию?
Расселл хлопнул ладонью по лбу.
— Ну конечно! Здесь другая шкала. У нас нуль градусов — нечто совершенно иное. Нуль градусов — холодно, ребята, по-настоящему холодно, около двадцати мороза!
— Раз ты так считаешь, — согласился Куати. Полчаса спустя под их тонкими плащами красовались тёплые шерстяные свитеры. Полупустой самолёт компании «Дельта» вылетел в Денвер точно по расписанию. Ещё через три часа они завершили свой последний — на данный момент — этап путешествия. Госн никогда в жизни не видел столько снега.
— Здесь трудно дышать, — сказал Куати.
— Понадобятся сутки, чтобы привыкнуть к высоте. Вы идите, получайте багаж, а я разогрею машину.
— Если он предал нас, — заметил Куати, когда Расселл повернулся и пошёл к выходу, — мы узнаем об этом через несколько минут.
— Он не предатель, — ответил Госн. — Он странный человек, но преданный нам.
— Неверный, язычник.
— Это так, но я видел, как он слушал проповедь имама. По крайней мере проявил вежливость. Поверь, командир, это — надёжный товарищ.
— Ну что ж, посмотрим. — Куати, устало и тяжело дыша, направился к месту получения багажа. Оба озирались по сторонам, стараясь заметить устремлённые на них глаза. Это всегда позволяет обнаружить слежку — взгляды, направленные на тебя. Даже профессионалам трудно удержаться от того, чтобы не смотреть на людей, за которыми они следят.
Они получили багаж без всяких происшествий. Марвин ждал их в машине. Он не мог помешать порыву холодного ветра, устремившегося на них, и, каким бы разреженным ни был воздух, погода была холоднее, чем им приходилось когда-либо испытывать. Тепло внутри автомобиля согрело их.
— Как идёт подготовка?
— Все по графику, командир, — ответил Расселл. Он отъехал от обочины. На арабов произвели впечатление огромные просторы вокруг, широкие шоссе, соединяющие штаты, — правда, цифры ограничения скорости показались им странными — и очевидная зажиточность домов, выстроившихся вдоль дорог. Им также понравилось поведение Расселла, который великолепно справился с порученным ему заданием. Теперь, когда стало ясно, что он не предал их, оба успокоились. Вообще-то Куати не верил в то, что Расселл может стать предателем, просто сейчас, когда заключительная фаза операции приблизилась, он чувствовал собственную уязвимость. Это, понимал Куати, нормальное явление.
Дом на ранчо был большим и удобным. Ожидая приезда своих друзей, Расселл нагрел его потеплее, однако Куати обратил главное внимание на то, что в доме можно легко защищаться — во все стороны открывались зоны обстрела. Расселл остановил машину у входа и внёс внутрь багаж гостей.
— Вы, наверно, очень устали, — заметил Марвин. — Сейчас вам не мешало бы отдохнуть. Здесь вы в полной безопасности, понимаете?
Куати последовал совету Расселла, но Госн последовал за Расселлом в кухню. Ибрагим с удовольствием узнал, что Марвин — отличный повар.
— Что это за мясо?
— Оленина — мясо оленя. Я знаю, что вы не едите свинину, но, надеюсь, у вас нет возражений против мяса оленя.
Госн покачал головой.
— Нет, но я никогда не пробовал его.
— Обещаю, оно понравится тебе. Я купил его в местном магазине сегодня утром. Это — здоровая американская пища, приятель. Мясо, которое я купил, принадлежало крупному оленю-самцу. Недалеко отсюда находится ранчо фермера, который выращивает дичь на продажу. Если хотите, можем попробовать мясо бивола.
— Это что за чертовщина?
— Бивол? Ещё одно животное, которое разводят только здесь. Это гибрид буйвола и мясной породы коров. В старину мои предки охотились на буйволов, это было их главной пищей — самая большая корова, которую ты когда-либо видел, приятель! — Расселл усмехнулся. — Хорошее нежирное мясо, отлично усваивается организмом, полезно для здоровья, и все такое. Но оленина — лучшее мясо, Ибрагим.
— Ты не должен звать меня этим именем, — устало заметил Госн. Для него это были очень длинные сутки — двадцать семь часов, включая часовые пояса.
— Я подготовил удостоверения личности для тебя и для командира. — Расселл достал из ящика стола конверт и положил его на стол. — Имена и фамилии именно такие, как вам хотелось. Остаётся только сделать фотографии и прикрепить их. У меня есть для этого всё необходимое оборудование.
— А его было трудно раздобыть?
— Нет, это самое обычное коммерческое оборудование, — засмеялся Марвин. — Я взял свой бланк в качестве образца, изготовил копии, затем на хорошем оборудовании получил первоклассные дубликаты. Масса компаний изготавливает пропуска фотоспособом, так что все оборудование стандартное. Три часа работы. Думаю, нам понадобится весь день завтра и потом послезавтра, чтобы проверить подготовку.
— Превосходно, Марвин.
— Хочешь выпить?
— Ты имеешь в виду алкоголь?
— Да брось притворяться, дружище, я видел, как ты пил пиво с этим парнем из Германии — забыл имя.
— А, это герр Фромм.
— Давайте выпьем, это всё-таки не так плохо, как есть свинину, правда?
— Спасибо, но я — пас. Вы ведь так говорите?
— Пас на выпивку? Да, можно сказать и так. Как поживает этот Фромм? — небрежно спросил Марвин, поглядывая на мясо. Оно было уже почти готово.
— Отлично, — ответил Госн с деланным равнодушием. — Поехал повидать жену.
— А чем вы с ним занимались? — Расселл налил себе «Джека Даниэлса».
— Он помогал нам со взрывчаткой, некоторые специальные заряды. Герр Фромм превосходно разбирается в этом.
— Отлично.
* * *
Это был первый обнадёживающий знак за несколько дней, может быть, даже недель, подумал Райан. Кэти приготовила вкусный ужин, и было так приятно вернуться домой вовремя, чтобы сесть за стол вместе с детьми. По-видимому, Кэти успела приехать пораньше и занялась стряпнёй. Но самым лучшим оказалось то, что они говорили друг с другом за ужином — не затрагивая многих вопросов, но говорили. Встав из-за стола, Джек помог жене вымыть посуду. Наконец дети отправились спать, и они оказались наедине.
— Извини, что я огрызнулась на тебя, — сказала Кэти.
— Ничего страшного, я заслужил это. — Джек был готов ответить что угодно, лишь бы все уладилось.
— Нет, Джек, это я виновата. Я была раздражена, чувствовала себя не в своей тарелке, и у меня болела спина. А ты слишком много работаешь и к тому же пьёшь. — Она подошла и поцеловала его. — Начал курить, Джек?
Райан был поражён. Он не ожидал поцелуя. Более того, должен был последовать взрыв, как только Кэти заметит, что он начал курить.
— Извини, малышка. Тяжёлый день на работе, вот я и не выдержал.
Кэти протянула к нему руки.
— Джек, я хочу, чтобы ты меньше пил и хорошо отдыхал. В этом всё дело, и ещё лишний стресс. О курении можно подумать и потом, только не кури при детях. Я знаю, что относилась к тебе недостаточно сочувственно и часто была не права, но и тебе нужно следить за собой. То, что ты делаешь, плохо для тебя и плохо для нас всех.
— Я знаю.
— А теперь отправляйся спать. Сон нужен тебе больше всего.
Когда у тебя жена врач, в этом есть ряд недостатков, и главным является то, что с ней не поспоришь. Джек поцеловал её в щеку и поступил так, как ему сказали.
Глава 30
Восточный кабинет
Кларк подъехал на машине в обычное время, и тут ему пришлось сделать нечто не совсем обычное — ждать. Через пару минут он хотел было выйти из машины и постучать в дверь, но она открылась. Доктор Райан (Джон) вышел на крыльцо, остановился и поцеловал доктора Райан (Кэти), которая после этого смотрела вслед мужу и, как только он повернулся, ослепительно улыбнулась Кларку, сидящему за рулём.
Слава Богу! — подумал Кларк. Может быть, он приобрёл новую специальность. Джек тоже выглядел совсем неплохо, и Кларк высказал ему свою точку зрения, как только Райан сел в машину.
— Действительно, меня рано отправили спать, — усмехнулся Джек, бросая газету на заднее сиденье. — Даже выпить забыл.
— Ещё пара дней — и ты станешь снова похож на человека.
— Пожалуй, ты прав. — И тут он, к разочарованию Кларка, закурил сигарету. В следующее мгновение Кларк понял всю глубину замысла Кэролайн Райан. Не все сразу. Шаг за шагом. Господи, какая женщина! — подумал Кларк.
— У нас все готово для испытательного полёта. В десять часов.
— Отлично. Наконец-то ты взялся за настоящую работу, Джон. Исполнять роль офицера охраны, должно быть, невероятно скучно, — заметил Райан, открывая портфель с ночными депешами.
— Даже в такой работе бывает кое-что интересное, сэр, — ответил Кларк, выезжая на Фалконс-Нест-Роуд. Донесений в кейсе оказалось немного, и скоро Райан погрузился в чтение «Вашингтон пост».
Три часа спустя Кларк и Чавез приехали на базу ВВС Эндрюз. Два самолёта «Гольфстрим VC-20B» уже готовились к обычному тренировочному полёту. Пилоты и обслуживающий персонал 89-й военно-транспортной эскадрильи — «Президентской» — строго соблюдали порядок, необходимый для поддержания лётной формы. Два самолёта вылетели один за другим с промежутком в несколько минут и направились на восток, где занялись исполнением манёвров, необходимых для того, чтобы ознакомить двух новых вторых пилотов с правилами работы с наземным контролем. Разумеется, оба пилота на каждом самолёте знали эти правила наизусть, но это не имело отношения к делу.
В хвостовом отделении сержант технической службы ВВС занимался своей работой, колдуя со сложным оборудованием связи, находящимся на борту. Время от времени он поглядывал в сторону гражданского специалиста — или кто он там был на самом деле — и видел, как этот странный мужик разговаривает с цветочным горшком или бормочет что-то в сторону тоненькой зелёной палочки. Да, подумал сержант, есть вещи, о которых лучше не думать. И он был совершенно прав.
Через два часа оба «Гольфстрима» снова приземлились на базе Эндрюз и подрулили к зданию для особо важных пассажиров. Кларк собрал своё оборудование и пошёл навстречу другому гражданскому специалисту, который находился на борту второго самолёта. Затем оба направились к своему автомобилю, уже обсуждая операцию.
— Я мог разобрать часть того, что ты говорил, чётко понять, — сообщил Чавез. — Скажем, треть всего, может быть чуть меньше.
— Посмотрим, что скажут в научно-техническом отделе.
Им понадобилось тридцать пять минут, чтобы вернуться в Лэнгли, и оттуда они поехали в Вашингтон на запоздалый ленч.
Бобу Хольцману позвонили накануне вечером, причём по телефону, номер которого нельзя было найти в справочнике. Несколько коротких фраз пробудили в нём любопытство. В два часа пополудни он вошёл в небольшой мексиканский ресторан «У Эстебана», расположенный в Джорджтауне. Большинство обедавших уже ушли, ресторан был заполнен примерно на треть — главным образом студентами из Джорджтаунского университета. Из глубины зала ему махнули рукой.
— Привет, — сказал Хольцман, усаживаясь за стол.
— Вы Хольцман?
— Да, — ответил журналист. — А вы кто?
— Двое друзей, — произнёс старший. — Не пообедаете ли с нами?
— С удовольствием.
Младший из них встал, подошёл к музыкальному автомату и начал опускать в него монеты по двадцать пять центов. Послышалась громкая мексиканская музыка. Через мгновение Хольцману стало ясно, что магнитофон у него в кармане будет совершенно бесполезен.
— О чём вы хотели поговорить?
— Вы пишете статьи о ЦРУ, — начал старший. — Целью статей является очернить заместителя директора, доктора Джона Райана.
— Я ни разу не назвал этого имени, — покачал головой Хольцман.
— Тот, кто сообщил вам эти сведения, обманул вас, воспользовался вашей доверчивостью.
— Вот как?
— Ответьте, вы честный журналист?
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Хольцман.
— Если я сообщу вам что-то совершенно не для публикации, напечатаете ли вы это?
— Всё зависит от природы информации. Что именно вы имеете в виду?
— Я имею в виду следующее, мистер Хольцман. Я могу доказать вам, что вам лгали, но вы не сможете опубликовать эти сведения, в противном случае подвергнете смертельной опасности некоторых людей. Кроме того, я могу доказать, что кто-то воспользовался вами для сведения личных счётов. Мне нужно имя этого человека.
— Вы знаете, что я никогда не сообщу имя человека, передавшего мне информацию. Это нарушает этику моей профессии.
— Этика журналиста… — заметил мужчина достаточно громко, чтобы его голос был слышен сквозь грохот музыки. — Мне нравится это. Значит, вы готовы защищать даже тех, кто лжёт вам?
— Нет, к ним это не относится.
— Хорошо, тогда я расскажу вам маленькую историю, но с одним условием: никогда, ни при каких обстоятельствах вы не упомянете то, что я вам расскажу. Вы дадите мне слово?
— А если мне станет ясно, что вы ввели меня в заблуждение?
— В этом случае ваше право напечатать её. Это устраивает вас?
Репортёр кивнул.
— Только учтите, если вы напечатаете то, что я вам сейчас расскажу, это меня очень расстроит — потому что я не лгу. И вот что ещё: вы должны пообещать мне не пользоваться этими сведениями для своего собственного расследования.
— Вы требуете слишком многого.
— Решайте сами, мистер Хольцман. У вас репутация честного и умного репортёра. Есть вещи, которые не могут быть опубликованы, — впрочем, это я перехватил. Скажем так: есть вещи, которые должны храниться в секрете на протяжении длительного времени — многих лет. А веду я всё это вот к чему: вас обманули и использовали для своих корыстных целей. Убедили напечатать ложь, чтобы очернить кого-то. Я не репортёр, но, если бы я был репортёром, у меня была бы нечиста совесть. Меня беспокоило бы то, что все это нечестно, а также то, что меня приняли за простофилю.
— Вижу, вы все обдумали. Хорошо, я согласен на ваши условия.
— Тогда слушайте. — Рассказ Кларка длился десять минут.
— Что это за операция? Где погиб этот человек?
— Извините, дружище. И не пытайтесь сами выяснить это. Меньше десяти человек знают ответ на этот вопрос. — Кларк покривил тут душой, но это была умная ложь. — Даже если вам удастся узнать, кто эти люди, они не станут разговаривать с вами. Ведь мало желающих добровольно рассказывать о том, что они нарушили законы.
— А эта Циммер?
— Вы сможете проверить о ней почти все. Где она живёт, чем занимается семья, когда родился ребёнок, кто присутствовал при родах, имя акушера.
Хольцман заглянул в свой блокнот.
— Здесь скрывается что-то исключительно серьёзное, правда?
Кларк посмотрел на него немигающим взглядом.
— От вас мне нужно всего лишь имя.
— И как вы тогда поступите?
— Это не должно вас касаться.
— Что предпримет Райан?
— Он не знает, что мы беседуем с вами.
— Чепуха.
— Это, мистер Хольцман, совершенная правда.
Боб Хольцман был репортёром долгое время. Его пытались обмануть настоящие специалисты своего дела. Против него проводились операции тщательно обдуманной лжи, его превращали в инструмент политической мести. Эта часть его работы не нравилась ему, вызывала отвращение. Презрение Хольцмана к политическим деятелям объяснялось главным образом тем, что они были готовы нарушить любое правило для достижения своей цели. Всякий раз, когда политический деятель нарушал данное им слово, брал деньги от спонсора и тут же принимался оказывать ему услугу, все это называлось всего лишь «политикой». По мнению Хольцмана, это было не правильно. В нём все ещё оставалось что-то от того идеалиста, который закончил школу журналистики в Колумбийском университете, и, хотя жизнь превратила его в циника, Хольцман был одним из немногих людей в Вашингтоне, не забывших о своих идеалах и иногда жалевших об их утрате.
— Предположим, в результате моей проверки все, что вы сказали, подтвердится. Что я получу от этого?
— Может быть, ничего, кроме морального удовлетворения. Только это и ничего больше. Могу дать вам честное слово — я сомневаюсь, что у этой истории будет продолжение, но, если что-нибудь случится, я дам вам знать.
— Значит, одно моральное удовлетворение? — спросил Хольцман.
— А у вас никогда не было желания расквитаться с мерзавцем? — небрежно спросил Кларк.
Репортёр отмахнулся от этого заявления, как от назойливой мухи.
— Чем вы занимаетесь в ЦРУ? — спросил он.
— Вообще-то я не должен говорить об этом, — улыбнулся Кларк.
— Много лет назад, как принято начинать рассказ, один очень видный советский деятель попросил политического убежища и улетел за границу прямо с бетона московского аэродрома.
— Я тоже слышал об этом. Если вы попытаетесь напечатать это…
— Ну конечно, дипломатические отношения ухудшатся, — заметил Хольцман.
— Вы давно узнали об этом?
— Ещё до последних выборов. Президент попросил меня не публиковать эту историю.
— Вы имеете в виду Фаулера?
— Нет, того президента, над которым Фаулер одержал победу.
— И вы согласились? — Кларк был глубоко изумлён.
— У русского были жена и дочь. Что, они действительно все погибли в авиакатастрофе, как говорилось в сообщении для прессы?