В это мгновение послышался сигнал. Головы присутствующих повернулись в сторону станка, который закончил обработку. На контрольной панели вспыхнул зелёный свет. Фромм подошёл к станку, распорядившись, чтобы техники удалили из системы охлаждения фреон. Прошло минут пять и их глазам предстал предмет, который доставил столько хлопот. Работа была закончена.
— Превосходно, — произнёс Фромм. — Мы проведём тщательный осмотр плутония и начнём сборку. Meine Herren, самое трудное осталось позади. — Он подумал, что в ознаменование такого события неплохо было бы выпить пива, и вспомнил, что все ещё не получил палладий. Столько мелочей, и ни одну нельзя упустить. Таков, однако, долг инженера.
* * *
— Как это произошло, Дэн? — спросил Райан по телефону, защищённому от прослушивания. Он не успел получить дома утреннюю газету и обнаружил оскорбительную статью у себя на столе как часть выпуска «Ранней птички».
— Уверяю тебя, Джек, мы не имеем к статье никакого отношения. Информация просочилась из твоего ведомства.
— Так вот, я только что обложил начальника службы безопасности. Он клянётся, что из Лэнгли не было никакой утечки. Черт побери, Дэн, что это за «весьма высокопоставленный сотрудник»?
— Это значит, что Хольцман любит пользоваться прилагательными. Извини, Джек, я и так был с тобой слишком откровенен. Мы не имеем права обсуждать ещё не законченное расследование. Ты ведь не забыл этого?
— Это меня не интересует. По чьей-то инициативе организована утечка материала из совершенно секретного источника. Если бы в мире господствовал здравый смысл, мы арестовали бы этого Хольцмана и подвергли допросу! — проворчал Райан в трубку.
— Сбавь обороты, дружище.
Заместитель директора ЦРУ поднял голову и заставил себя сделать глубокий вдох. В конце концов, разве Хольцман виноват в случившемся?
— Ну хорошо, я успокоился.
— О каком бы расследовании ни шла речь, Бюро не имеет к нему отношения.
— А ты не темнишь?
— Честное слово, — ответил Мюррей.
— Не сердись, Дэн, я верю тебе. — Райан начал успокаиваться. Если ФБР не имело отношения к расследованию и не была замешана его собственная служба безопасности, то эта часть статьи скорее всего просто выдумка.
— Как по-твоему, Джек, кто мог проболтаться?
Райан не удержался от хриплого смеха.
— Кто? Десять или пятнадцать человек в Капитолии. В Белом доме ещё пять, да и у нас человек двадцать — может быть, даже сорок.
— Тогда вторая половина статьи может быть просто маскировкой или кто-то решил свести счёты. — В устах Мюррея это не звучало вопросом. По его мнению, по крайней мере треть утечки информации происходила для сведения счётов или из соображений личной мести. — Значит, источник — действительно твой агент?
— Похоже.
— Понятно. Слушай, я мог бы поговорить с Хольцманом тихо и мирно. Он — хороший мужик, достойный доверия, настоящий профессионал. Мы убедим его в частной беседе, что он подвергает людей опасности.
— Мне придётся спросить разрешения у Маркуса.
— А мне у Билла. Я знаю, что он согласится.
— Хорошо, сейчас я пойду к директору. Потом позвоню. — Райан положил трубку и снова направился в кабинет директора.
— Да, я уже видел эту статью, — ответил Кабот.
— Бюро ничего не знает об этом расследовании. Наша служба безопасности — тоже. Из этого можно сделать вывод, что скандальная часть статьи — чистый вымысел, но кто-то проболтался относительно Спинакера, а из-за таких промахов гибнут агенты.
— Что ты предлагаешь? — спросил директор ЦРУ.
— Мы с Дэном Мюрреем неофициально побеседуем с Хольцманом и убедим его в том, что он затрагивает чувствительные темы. Попросим его отступить.
— Попросим?
— Да, попросим. Журналистам нельзя приказывать — если только ты не платишь им жалованье. Мне ещё не приходилось идти на подобное, но у Дэна есть опыт. Это он предложил такой выход.
— Мне придётся посоветоваться наверху, — заметил Кабот.
— Черт побери, Маркус, но мы и есть этот «верх»!
— Вмешиваться в деятельность прессы — здесь следует спросить их мнение.
— Великолепно — садись в машину, поезжай и спроси разрешения, только постарайся быть как можно вежливее. — Райан повернулся и вышел из кабинета ещё до того, как Кабот успел покраснеть в ответ на оскорбление.
Райан шёл к двери своего кабинета, и руки у него дрожали. Неужели он не может поддержать меня хотя бы в каком-нибудь вопросе? В последнее время всё шло наперекосяк. Джек грохнул кулаком по столу, и боль заставила его опомниться. Зато операция Кларка развивается в правильном направлении. Всё-таки это лучше, чем ничего.
Не намного лучше. Джек посмотрел на фотографию жены и детей.
— Провались все это пропадом! — выругался он. Кабот отказывается поддерживать его, сам он стал никуда не годным отцом для своих детей, да последнее время и муж-то он стал никудышный.
* * *
Лиз Эллиот прочитала статью на первой странице газеты с немалым удовлетворением. Хольцман написал именно то, что от него ожидали. Оказывается, репортёрами так просто манипулировать. Теперь перед ней открылся совершенно новый мир, поняла она с некоторым опозданием. Поскольку Маркус Кабот оказался таким слабым, а внутри ЦРУ никто не сумеет поддержать его, она получит возможность контролировать деятельность разведывательного ведомства. Разве это не здорово?
Теперь для неё стремление убрать Райана с поста заместителя директора стало чем-то более важным, более значительным, чем возможность свести с ним счёты, — каким бы приятным это ни казалось. Райан осмелился отклонить несколько запросов из Белого дома, время от времени обращался прямо в конгресс по внутренним вопросам… мешал ей установить более тесный контакт с ЦРУ. Устранив его с пути, она сможет отдавать приказы — в виде «предложений» — Каботу, а тот будет выполнять их без всякого сопротивления. Деннис Банкер останется со своим Министерством обороны и идиотской футбольной командой. Брент Талбот пусть распоряжается у себя в госдепе. А Элизабет Эллиот получит в своё распоряжение весь аппарат национальной безопасности — потому что президент благосклонно относится к ней в любое время дня… и ночи тоже.
Загудел телефон.
— Прибыл директор Кабот.
— Пусть войдёт, — сказала Лиз. Она встала из-за стола и пошла к двери.
— Доброе утро, Маркус.
— Здравствуйте, доктор Эллиот.
— В чём причина вашего приезда? — спросила она, приглашая сесть на диван.
— Эта статья в газете.
— Да, я тоже прочитала её, — сочувственно заметила советник по национальной безопасности.
— Тот, кто допустил утечку этой информации, подверг серьёзной опасности нашего ценного агента.
— Я знаю. Кто-то у вас в Лэнгли? Ведь там говорится о служебном расследовании.
— Нет, это не у нас.
— Вот как? — Доктор Эллиот откинулась на спинку кресла и поправила свой синий шёлковый галстук. — Тогда чьих же это рук дело?
— Мы не знаем, Лиз. — Кабот казался ещё более смущённым, чем она ожидала. А вдруг ему пришло в голову, что это он — объект расследования? — промелькнула у неё игривая мысль. Интересная идея, стоит подумать. — Мы хотим поговорить с Хольцманом.
— Зачем?
— Мы и ФБР побеседуем с ним — неофициально, разумеется. Попытаемся убедить, что он поступает безответственно.
— Кому пришла в голову такая мысль, Маркус?
— Райану и Мюррею.
— Неужели? — Она сделала паузу, словно обдумывая предложение. — Мне кажется, что этого делать не следует. Вы ведь знаете, какими упрямыми бывают репортёры. Если уж обращаться к ним, надо уметь делать это… гм… Если хотите, я могла бы поговорить с ним сама.
— Это очень серьёзный вопрос. Спинакер — ценный агент. — Кабот повторялся, стоило ему начать волноваться.
— Мне это известно. Райан дал это ясно понять, рассказывая о его сообщении, — когда вы болели. Эти данные так и не удалось проверить?
Кабот покачал головой.
— Нет. Райан летал в Англию, чтобы уговорить англичан выяснить ситуацию, но на это потребуется время.
— Как по-вашему, что мне сказать Хольцману?
— Скажите ему, что он подвергает опасности очень важную операцию, ставит под угрозу жизнь ценного агента. Его могут раскрыть, и политические последствия окажутся катастрофическими, — закончил Кабот.
— Да, это может оказать нежелательное воздействие на политические отношения, верно?
— Если Спинакер прав, предстоит огромная политическая перетряска в России. Стоит нам продемонстрировать, что мы догадываемся о положении Нармонова, — и мы ставим нашего агента в трудное положение. Не забывайте, что…
Эллиот прервала его рассуждения.
— Кадышев — наш главный козырь. И если его накроют, нам будет некуда отступать. Вы объяснили все очень ясно и понятно, Маркус. Спасибо. Я займусь этим сама.
— Этого будет нам достаточно, — произнёс Кабот после короткой паузы.
— Превосходно. У вас есть для меня ещё что-нибудь?
— Нет, я приехал только по этому вопросу.
— Думаю, настало время показать вам кое-что. Мы занимались этой проблемой довольно долго. Очень чувствительный вопрос, — добавила она.
Маркус понял смысл этих слов.
— Что это? — спросил он с подозрением.
— Ещё раз повторяю, это совершенно конфиденциально. — Эллиот достала из ящика стола большой конверт из плотной бумаги. — Смотрите, Маркус, строго конфиденциально. Эта информация не должна выйти за пределы Белого дома.
— Можете на меня положиться. — Директор ЦРУ был явно заинтригован.
Лиз открыла конверт и передала ему несколько фотографий. Кабот посмотрел на них.
— Кто эта женщина?
— Кэрол Циммер. Вдова сержанта ВВС, который погиб в результате чего-то там… — Эллиот добавила несколько подробностей.
— Райан нашёл женщину на стороне? Черт меня побери!
— Мы не могли бы получить дополнительную информацию от ваших сотрудников?
— Если вы имеете в виду получить информацию так, чтобы он не заподозрил этого, то нет, очень трудно. — Кабот покачал головой. — Сотрудники службы безопасности, его телохранители, Кларк и Чавез, не скажут ни слова. Будут молчать. Это его хорошие друзья.
— Райан дружит с телохранителями? Вы это серьёзно? — Эллиот была изумлена. Ей казалось, что это — все равно что заботливо обращаться с мебелью.
— Кларк — ветеран оперативной службы, Чавез — новый сотрудник, работает телохранителем, заканчивает колледж, собирается стать оперативником. Я просматривал их досье. Кларк уходит на пенсию через несколько лет, и должность офицера службы безопасности — это возможность соблюсти приличия. В своё время он провёл ряд интересных операций. Хороший человек, превосходный сотрудник.
Эллиот это не понравилось, но со слов Кабота было ясно, что придётся примириться.
— Мы хотим убрать Райана.
— Это будет непросто. В Капитолии он пользуется популярностью.
— Но вы говорили, что он отказывается повиноваться вашим приказам.
— В конгрессе подобное заявление не будет иметь веса. На него просто не обратят внимания. Уж если вы действительно хотите убрать Райана, пусть президент потребует его отставки.
А вот это совсем никуда не годится, подумала Эллиот, и ей сразу стало ясно, что ожидать помощи от Маркуса Кабота не приходится. Впрочем, на его помощь она и не рассчитывала. Кабот слишком нерешителен.
— Если хотите, мы займёмся Райаном сами.
— Пожалуй, это лучше всего. Если в Лэнгли станет известно, что я замешан в историю с его увольнением, это будет выглядеть как личная месть. Я не могу допустить такого, — возразил Кабот. — Это может подорвать моральный дух в управлении.
— Хорошо. — Лиз встала, и Кабот последовал её примеру. — Спасибо, что поставили нас в известность.
Две минуты спустя она снова сидела в своём кресле, положив ноги на выдвинутый ящик стола. Все идёт отлично, подумала она. Точно по плану. Я начинаю действовать все лучше и лучше.
* * *
— Ну и что?
— Это было опубликовано сегодня в вашингтонской газете, — сказал Головко. В Москве было семь часов вечера, небо затянуто тучами, стало холодно, как бывает холодно только в Москве. То обстоятельство, что ему приходится докладывать о статье, напечатанной в американской газете, тоже не слишком согревало его.
Андрей Ильич Нармонов взял перевод из рук первого заместителя председателя КГБ и прочёл его. Затем презрительно бросил обе страницы на стол.
— "то это за чепуха?
— Хольцман — видный вашингтонский журналист. У него доступ к ответственным сотрудникам администрации Фаулера.
— И, наверно, увлекается вымыслами подобно нашим журналистам.
— Нет, мы так не считаем. По нашему мнению, из тона статьи следует, что эту информацию он получил из Белого дома.
— Вы так считаете? — Нармонов достал носовой платок и высморкался, проклиная простуду, подхваченную им из-за смены погоды. Уж для болезни у него не было времени, даже для такой пустяковой. — Я не верю этому. Я лично рассказал Фаулеру о наших трудностях, связанных с уничтожением ракет, а остальная политическая болтовня в статье и остаётся болтовнёй. Вы знаете, что мне приходится иметь дело с горячими головами в военных мундирах — этими идиотами, натворившими без моего ведома чёрт знает что в Прибалтике. И американцы знают это. Мне кажется невероятным, что они всерьёз воспринимают подобную чепуху. Уж, надо думать, их разведка даёт им правдивую информацию — а я рассказал Фаулеру правду!
— Товарищ президент. — Головко сделал паузу. Привычка начинать обращение со слова «товарищ» не исчезает так быстро. — Подобно тому, как у нас существуют политические деятели, которые не доверяют американцам, у них тоже есть элементы, ненавидящие нас и подозревающие во всяческих тёмных делах. Перемены происходят слишком быстро. Многие просто не успевают усвоить их. Мне представляется вероятным, что есть американские политические деятели, которые верят этой статье.
— Фаулер тщеславен, он намного слабее, чем хочет казаться, чувствует себя неуверенно как политический деятель — но он вовсе не дурак, а только дурак поверит тому, что здесь написано, особенно после нашей встречи с глазу на глаз. — Нармонов передал перевод статьи Головко.
— Мои аналитики придерживаются иной точки зрения. По нашему мнению, вполне возможно, что американцы действительно верят этому.
— Поблагодарите своих сотрудников за их точку зрения. Она отличаются от моей.
— Если американцы получают такие данные, это значит, что в нашем правительстве действует их шпион.
— Ничуть не сомневаюсь, что это так и есть — в конце концов, там ведь тоже действуют наши агенты, правда? — но в этом случае я не верю этому, причём по очень простой причине. Никакой шпион не может сообщить чего-то, что я не говорил, верно? А я не говорил такого никому. Информация в статье не соответствует действительности. Как вы поступите со своим агентом, который снабжает вас лживыми сведениями?
— Товарищ президент, нам это очень не понравится, — заверил его Головко.
— Несомненно, что американцы придерживаются такого же мнения. — Нармонов задумался, затем на его лице появилась улыбка. — Знаете, что это может значить?
— Мы всегда рады выслушать новые идеи.
— Тогда попытайтесь думать как политический деятель. Статья в американской газете вполне может указывать на то, что внутри их правительства идёт борьба за власть. То, что в статье говорится о нас, может оказаться чисто случайным.
Головко задумался.
— До нас доходили слухи, что Райан, заместитель директора ЦРУ, не относится к числу любимчиков Фаулера…
— Райан? Ах, да, припоминаю. Достойный противник, Сергей Николаевич?
— Это уж точно.
— И честный. В тот раз он дал мне слово и сдержал его.
Уж это политический деятель запомнит надолго, подумал Головко.
— Значит, Райан не нравится им? — спросил Нармонов.
— По нашим сведениям, столкновение личностей.
— Вот этому я верю, Фаулер и его тщеславие. — Нармонов поднял руки. — Это и есть ответ на ваш вопрос. Как вы думаете, из меня получится неплохой аналитик разведывательной службы?
— Получится, господин президент, и очень хороший, — заверил его Головко. Конечно, ему пришлось согласиться с президентом. Но более того, Нармонов высказал соображение, которому Головко и его сотрудники не уделили должного внимания. Он вышел из кабинета руководителя государства с тревожным выражением глаз. Когда председатель Комитета государственной безопасности Герасимов несколько лет назад обратился к США с просьбой предоставить политическое убежище, если Головко должным образом сумел оценить происшедшее, именно Райан принимал в этом самое непосредственное участие. Это тут же сказалось на зарубежных операциях КГБ. В Америке было свёрнуто шесть агентурных сетей и ещё восемь — в Западной Европе. К их восстановлению только приступили. В результате способности КГБ проникнуть в деятельность американского правительства оказались явно недостаточными. Но были и хорошие новости: сотрудники КГБ начали знакомиться с частью американских дипломатических и военных каналов связи. В течение удачного месяца подобрали ключ к четырём или даже пяти процентам американских сообщений. Однако расшифровка кодов не может заменить нелегальных, хорошо законспирированных агентов, а именно для выяснения того, что происходит внутри американского правительства, требовались усилия таких агентов. Там происходило что-то странное. Головко не знал, что именно. Может быть, президент прав. Возможно, это отзвуки борьбы за власть внутри правительства. Но это могло оказаться и чем-то иным. То, что Головко не мог понять смысл происходящего, ещё больше запутывало ситуацию.
* * *
— Едва успел вернуться вовремя, — сказал Кларк. — Сегодня проверили автомобиль?
— Если сегодня среда… — ответил Джек. Проверка его служебного автомобиля с целью обнаружения микрофонов подслушивания делалась еженедельно.
— Тогда можно говорить?
— Да.
— Чавез оказался прав. Все очень просто, надо только сунуть соответствующему чиновнику на лапу. Один из бригады технического обслуживания в этот день заболеет, а нам двоим поручат заняться Боингом-747. На мою долю выпадает уборка — вымыть умывальник и туалет, пополнить бар и тому подобное. Завтра я представлю тебе официальную оценку, но вкратце могу сказать прямо сейчас — да, мы можем сделать это, и вероятность обнаружения минимальна.
— Ты знаком с тем, что последует в результате обнаружения?
— Ну конечно. Большой международный скандал. Меня сразу уволят на пенсию. Об этом нечего беспокоиться, Джек. Я могу уйти когда пожелаю. Жаль только Динга. У парня отличные способности.
— Предположим, нашу операцию раскроют?
— Тогда я объясню на превосходном испанском языке, что какой-то японский репортёр попросил меня сделать это и дал за работу массу песо. В этом весь фокус, Джек. Они не поднимут шума, если придут к выводу, что это дело рук одного из своих. Произведёт плохое впечатление — унижение, подрыв репутации и все такое.
— Джон, ты — хитрый, изворотливый сукин сын.
— Хочу достойно служить своей стране, сэр. — Кларк расхохотался. Через несколько минут он свернул с шоссе. — Надеюсь, мы не опоздали.
— У меня был длинный и трудный день, Джон.
— Я прочитал эту статью в газете. Что мы собираемся предпринять?
— Белый дом поговорит с Хольцманом, попросит его не вмешиваться.
— Неужели кто-то из нашего управления взялся за перо?
— Вряд ли. И ФБР тоже не имеет никакого отношения к этому.
— Значит, попытка замаскировать смысл статьи?
— Похоже на это.
— Какая глупость, — заметил Кларк, въезжая на стоянку. Кэрол оказалась дома, убирала после обеда. Рождественская ёлка Циммеров уже стояла на лужайке. Кларк начал переносить из машины подарки. Часть их Джек купил в Англии; Кларк и Нэнси Каммингс помогли завернуть их в цветную бумагу — Райан не умел делать этого. К сожалению, они вошли в дом в тот момент, когда там слышался детский плач.
— Ничего страшного, доктор Райан, — сказал ему один из мальчиков в кухне. — Джеки натворила что-то. Мама в ванной.
— О'кей, — кивнул Райан и направился в ванную, предупредив кашлем о своём появлении.
— Все в порядке, заходите, — послышался голос Кэрол. Джек вошёл и увидел, что Кэрол склонилась над ванной. Жаклин плакала монотонным плачем ребёнка, понимающего, что получила поделом. На полу лежала брошенная детская одежда, а воздух был положительно наполнен ароматом цветов.
— Что случилось?
— Джеки решила, что мои духи ничем не отличаются от её кукольных духов, и вылила на себя весь флакон. — Кэрол подняла голову, на мгновение прекратив мыть девочку.
Райан поднял с полу рубашку Джеки.
— А ведь правда.
— Целый флакон — такой дорогой! Плохая девочка! Плач Жаклин усилился. Наверно, её уже успели отшлёпать. Райан был рад, что опоздал и не присутствовал при экзекуции. Ему приходилось иногда наказывать и своих детей, но он не выносил, когда при нём другие родители наказывали своих. Это была одна из его слабостей. Даже после того как Кэрол подняла вымытую девчушку из ванны, благоухание не исчезло.
— Боже, ну и аромат! — Джек взял на руки маленькую Джеки, которая так и не перестала плакать.
— Восемьдесят долларов! — повторила Кэрол, но гнев её уже стих. У неё был большой опыт ухода за детьми, и она знала, что от них всегда надо ждать шалости. Джек отнёс крошку в гостиную. При виде многочисленных подарков плач стих.
— Вы балуете нас, — заметила Кэрол.
— Просто был в магазине и занимался покупками.
— Ты не приезжаешь к нам на Рождество, у тебя своя семья.
— Я знаю, Кэрол, но разве я могу пропустить Рождество и не заехать к вам?
Вошёл Кларк с последней охапкой подарков. Это, обратил внимание Райан, он купил сам. Молодец, Кларк.
— Но мы ничего не приготовили для тебя, — сокрушённо заметила Кэрол Циммер.
— То есть как это ничего?
Джеки поцеловала меня.
— А меня? — спросил Джон.
Джек передал ему девочку. Действительно, странно. Многие относились к Джону Кларку с опаской из-за его устрашающей наружности, но детям Циммера он казался всего лишь большим плюшевым медведем.
Через несколько минут Райан и Кларк сели в машину и уехали.
— Ты так хорошо к ним относишься, Джон, — сказал Райан.
— Ничего особенного. Ты не представляешь, как приятно покупать подарки маленьким девочкам! Думаешь, просто приобрести бюстгальтер танцовщицы с острова Бали — именно его захотела Мэгги, включила в свой список. Представляешь, женский бюстгальтер! Как чувствует себя отец, который входит в магазин и покупает что-то такое для своей дочери!
— Да, куклу Барби ей уже не купишь!
— Тем хуже, доктор, тем хуже.
Джек повернулся, и на его лице появилась улыбка.
— Этот бюстгальтер…
— Да, Джек, если я найду этого парня, ему крышка.
Райан не сумел удержаться от смеха, но он знал, что может это себе позволить. Его дочка ещё не ходила на свидания. Когда она вырастет, непросто будет отпустить её из-под своего крыла и следить, как она уходит с кем-то. А такому мужчине, как Джон Кларк, это ещё труднее.
— Завтра в обычное время?
— Да.
— До свидания, док.
Райан вошёл в дверь своего дома в 20.55. Ужин стоял на обычном месте. Как всегда, он налил стакан вина, отпил несколько глотков, снял пальто и, прежде чем подняться наверх, повесил его в шкаф. По пути он встретил Кэти, спускающуюся вниз, и улыбнулся ей. Он не поцеловал жену. Чувствовал себя слишком усталым. В этом всё дело. Если бы только у него было время, чтобы отдохнуть. Кларк прав, всего несколько дней, чтобы снять напряжение. Это все, что ему нужно, подумал Джек, переодеваясь.
Кэти открыла дверцу шкафа, чтобы достать свои записи, которые она оставила в пальто. Она уже почти повернулась, когда почувствовала что-то, даже не поняв что. Кэти Райан озадаченно наклонилась вперёд и поняла. Откуда этот запах? Она наморщила нос и повела им из стороны в сторону. Выражение её лица могло показаться смешным до того момента, как она обнаружила источник запаха. Он исходил от пальто из верблюжьей шерсти, повешенного Джеком в шкаф, дорогого пальто, которое она купила ему в прошлом году.
Это не был запах её духов.
Глава 26
Сборка
Сборка началась с покупки дополнительных инструментов. Целый день ушёл на то, чтобы прикрепить тяжёлый блок отработанного урана к внутренней части в конце корпуса.
— Я знаю, это утомительно, — произнёс Фромм чуть ли не извиняющимся голосом. — В Америке и других странах есть специальные приспособления, инструменты, ведётся сборка множества бомб одного типа — там у них все преимущества, которые отсутствуют у нас.
— И несмотря на это, всё должно быть сделано с неменьшей точностью, командир, — добавил Госн.
— Мой юный друг совершенно прав. Физические принципы одинаковы как для них, так и для нас.
— Тогда продолжайте работу, — сказал Куати. Фромм тут же продолжил сборку. Каким-то краем сознания он уже подсчитывал деньги, которые скоро получит, но всё-таки главным для него оставалась работа. Всего лишь половина техников была занята сборкой собственно бомбы. Остальные работали над изготовлением арматуры, основную часть которой составляли опорные рамы. Они предназначались для крепления составных частей бомбы и были сделаны из нержавеющей стали, что придавало им прочность и позволяло сделать компактными. Каждая деталь арматуры устанавливалась на своём месте в соответствии с точным порядком сборки, поскольку бомба представляла собой нечто более сложное, чем большинство машин, и сборка подчинялась ряду строгих инструкций. И здесь весь процесс облегчался высоким качеством конструкции, а также поразительной точностью станков. Даже операторы были изумлены тем, что изготовленные ими детали безропотно вставали на отведённые им места, и перешёптывались между собой, говоря, что, кем бы ни был этот Фромм — а версии по этому вопросу выдвигались самые разные и весьма красочные, — в его инженерных качествах сомневаться не приходилось. Самым трудным было установить на свои места урановые блоки. Размещение более лёгких и пластичных материалов прошло куда проще.
— Процедура по вводу трития? — спросил Госн.
— В самую последнюю очередь, конечно, — ответил Фромм, сделав замер и отходя назад.
— Просто нагреваем батарею, чтобы оттуда выделился газ, правильно?
— Да, — кивнул Фромм, — хотя… нет, нет, не так!
— Я в чём-то ошибся?
— Это следует вводить с поворотом, — объяснил Фромм оператору, подошёл поближе и показал. — Вот так, понимаете?
— Да, спасибо.
— Эллиптические рефлекторы висят на этих…
— Да, спасибо, я знаю.
— Хорошо, продолжайте.
Фромм сделал знак Госну.
— Подойдите сюда. Теперь вы видите, как это будет действовать? — Он показал на два комплекта эллиптических поверхностей, прижимавшихся одна к другой, — их было девятнадцать, причём каждая была сделана из другого материала. — Энергия, излучаемая первичным источником, ударяет в первый комплект поверхностей, разрушая каждую из них поочерёдно, но в процессе разрушения…
— Да, на физической модели всегда понятнее, чем когда смотришь на страницу расчётов. — Расчёт этой части оружия был основан на том, что световые волны не имели массы, но обладали инерцией. Они не были, строго говоря, «световыми» волнами, но, поскольку энергия существовала в форме фотонов, соблюдался тот же самый принцип. Каждая из эллиптических поверхностей будет принесена в жертву энергии, однако во время их уничтожения они передадут небольшую, хотя и надёжную, часть этой энергии в другом направлении, усиливая ту, что уже движется от первичного источника.
— Вы очень щедро рассчитали энергетический запас, герр Фромм, — уже в который раз заметил Госн. Немецкий инженер пожал плечами.
— Так уж пришлось поступить. Если нельзя провести испытания, нужно хотя бы перестраховаться при конструировании взрывного устройства. Первая американская бомба, сброшенная на Хиросиму, не прошла испытаний. На неё затратили слишком много лишних материалов, и она была вопиюще неэффективна. И всё-таки она сработала. При соответствующей программе испытаний…
При возможности провести испытания он измерил бы эмпирические результаты, точно определил необходимый запас энергии, рассчитал бы действие каждого компонента бомбы, улучшил все, что нуждалось в совершенствовании, и уменьшил бы размер тех частей, которые были слишком большими или слишком массивными для выполнения поставленной задачи. Короче говоря, Фромм поступил бы так же, как поступали американцы, русские, англичане и французы на протяжении десятилетий, постоянно совершенствуя конструкцию своих бомб, делая их все более и более эффективными, меньшими по размеру, лёгкими, более простыми, надёжными и дешёвыми. Это, понимал Фромм, и есть подлинное инженерное совершенство, и сейчас он был безгранично благодарен за то, что ему, наконец, представилась возможность испытать свои силы. Конструкция этой бомбы груба, а сама бомба тяжёлая и большая, далёкая от инженерного шедевра. Она взорвётся — в этом он не сомневался, — но с течением времени мог бы создать намного более совершенную конструкцию.
— Да, понимаю. Человек вашего таланта мог бы уменьшить её размеры до размеров большого ведра.
Это был неслыханный комплимент.
— Спасибо, герр Госн. Может быть, она стала бы не такой маленькой, как вы сказали, но её всё-таки можно было бы разместить в носовой части ракеты.
— Если бы наши братья в Ираке не спешили…
— Совершенно верно. Израиль был бы стёрт с лица земли. Но они вели себя глупо, не правда ли?
— Их подвело отсутствие терпения, — произнёс Ибрагим, молча проклиная за это иракцев.
— В таких случаях нужно все обдумывать, спокойно и хладнокровно. Решения следует принимать, руководствуясь логикой, а не эмоциями.
— Это верно.
* * *
Ахмед чувствовал себя очень плохо. Он извинился и отправился к врачу своего командира, выполняя распоряжение Куати. Ахмеду почти не доводилось иметь дело с врачами. По его мнению, их следовало всячески избегать. Он принимал участие в боях, видел смерть и раны, но сам счастливо избегал этого. Но даже рана была предпочтительнее того, что случилось с ним сейчас. Когда в тебя попадает пуля или осколок гранаты, это понятно, но что вызвало такое неожиданное и быстрое заболевание?