Теперь опасность увеличилась, но его беспокоил только провал операции, а не угрожающая ему опасность. Но сейчас нужно подумать и о другом. У него были и другие обязательства. Он снял трубку и набрал номер.

— Грир.

— Кларк, — ответил Келли. По крайней мере это все еще забавляло его.

— Опаздываешь, — послышался голос адмирала. Келли должен был позвонить до обеда, и упрек попал в цель. — Ничего страшного, я только что приехал. Скоро ты нам понадобишься. Мы начинаем.

Слишком быстро, подумал Келли. У меня мало времени.

— Слушаюсь, сэр.

— Надеюсь, ты в достаточно хорошей форме. Голландец говорит, что ты следишь за собой, — произнес Джеймс Грир более мягко.

— Думаю, что не подведу вас, сэр.

— Тебе приходилось бывать в Куантико?

— Нет, адмирал.

— Отправляйся на своей яхте. Там имеется причал, а на яхте мы сможем поговорить без помех. Утром в субботу, ровно в десять. Мы будем ждать вас, мистер Кларк.

— Слушаюсь, сэр. — Келли услышал, как Грир положил трубку. Утром в субботу. Он не ожидал этого. События развивались слишком быстро, так что его другая операция становилась тем более неотложной. С каких это пор бюрократическая машина действовала так быстро? Как бы то ни было, это непосредственно касалось самого Келли.

— Да, мне это тоже не нравится, но мы действуем именно так, — сказал Гришанов.

— Неужели вы действительно настолько тесно привязаны к наземному радиолокатору?

— Робин, ведутся даже разговоры о том, чтобы запуск ракет производился по команде офицера, находящегося у пульта управления и руководящего перехватом. — Гришанов не скрывал своего раздражения.

— Но в таком случае ты всего лишь извозчик! — заявил Закариас. — Нужно полагаться на своих летчиков.

Надо, чтобы американский полковник выступил перед руководством Генштаба, подумал Гришанов. Они не хотят прислушиваться к моим советам. Может быть, мнение американца окажется более весомым для наших генералов. Его соотечественники испытывали глубокое уважение к мыслям и методам американцев, хотя и намеревались воевать с ними и одержать победу.

— Видишь ли, это сочетание ряда факторов. Новые истребительные полки будут базироваться недалеко от советско-китайской границы...

— Что ты хочешь этим сказать?

— Неужели вам неизвестно о событиях, происходящих на границу? Только в этом году произошло три вооруженных столкновения между нами и китайцами на реке Амур и дальше к западу.

— Не может быть! — Для американца это казалось просто невероятным. — Ведь вы союзники! Гришанов фыркнул.

— Союзники? Друзья? Со стороны — да, может быть, кажется, что все социалистические страны похожи одна на другую. Мой друг, мы воевали с китайцами на протяжении столетий. Неужели ты не знаком с историей? В течение длительного времени мы поддерживали Чан Кайши, а не Мао — наши инструкторы обучали его солдат. Мао ненавидит нас. Мы поступили как идиоты, передав ему атомные реакторы, и вот теперь у китайцев есть ядерное оружие. Как ты думаешь, куда нацелены их ракеты с атомными боеголовками — на твою страну или на мою? У них есть бомбардировщики ТУ-16 — у вас они именуются «Бэджеры», правда? Скажи, эти бомбардировщики могут долететь до Америки?

Закариас знал ответ на этот вопрос.

— Нет, разумеется.

— Зато Москва находится в пределах досягаемости для них, это я тебе гарантирую, а ведь они несут ядерные бомбы в пятьсот килотонн. Вот по этой причине истребительные полки, у которых на вооружении состоят МиГ-25, и развернуты вдоль китайской границы. У нас нет стратегической глубины по этой оси. У нас уже происходили настоящие сражения с этими желтыми ублюдками, Робин, в них принимали участие целые дивизии! Прошлой зимой мы отбили их атаку, когда китайцы попытались захватить принадлежащий нам остров. Они напали первыми, истребили наш пограничный батальон и надругались над мертвыми — зачем им это понадобилось, Робин, только потому, что у наших парней светлые волосы и веснушки? — с горечью спросил Гришанов, дословно цитируя гневную статью, опубликованную в «Красной звезде». Для русского офицера события приобрели странный оборот. Сейчас он говорил абсолютную правду, но чувствовал, что тут ему труднее убедить американца, чем в тех случаях, когда прибегал к искусной лжи. — Мы не союзники. Мы даже оказались вынуждены прекратить поставки оружия сюда по железной дороге — китайцы останавливают составы и крадут грузы прямо из вагонов!

— Чтобы использовать это оружие против вас?

— А Против кого еще, против индейцев, что ли? Или против жителей Тибета? Понимаешь, Робин, эти люди не похожи на нас с тобой. Они смотрят на мир по-иному. Они вроде гитлеровцев, с которыми воевал мой отец, — считают себя лучше других народов, как это у вас говорится?

— Раса господ? — подсказал Закариас.

— Вот, совершенно точно. И они в это верят. Мы для них животные, полезные, это верно, но они ненавидят нас и хотят заполучить то, что мы имеем. Им нужна наша нефть, наши леса и наша земля.

— Но почему мне никогда об этом не говорили? — недоверчиво спросил американец.

— Черт возьми, — вырвалось у Гришанова. — Да разве ваша страна так уж отличается от нашей? Когда Франция покинула НАТО, когда французы потребовали от вас, чтобы вы убрали свои военные базы с их территории, думаешь, нам сообщили об этом заранее? В то время я служил в штабе наших войск в Германии, и никому даже не пришло в голову сообщить нам о происходящем. Видишь ли, Робин, вы кажетесь нам тем же, чем мы представляемся вам, — могучим гигантом, но политические события, происходящие внутри вашей страны, являются для меня такой же тайной, как внутренняя политика России является тайной для тебя. Все очень запутано, но могу сказать тебе, мой друг, что мой новый полк с истребителями МиГ-25 на вооружении будет размещен между Китаем и Москвой. Если хочешь, я принесу карту и покажу место базирования.

Закариас оперся спиной о стену, и по его лицу пробежала гримаса боли. Он не знал, чему верить.

— Боли у тебя так и не прошли, Робин?

— Нет.

— Вот, выпей, дружище. — Гришанов протянул ему фляжку, и на этот раз американец не колебался. Русский следил за тем, как Закариас сделал несколько глотков, прежде чем вернуть фляжку обратно.

— А что, этот новый истребитель действительно так хорош?

— МиГ-25? Настоящая ракета, — с энтузиазмом воскликнул Гришанов. — Может быть, для разворота ему требуется даже большее пространство, чем вашему «Таду», но по прямой его не сможет опередить ни один другой истребитель, даже сравнивать нельзя. У него четыре ракеты класса «воздух — воздух» и никакого другого вооружения. Радиолокационная установка — самая мощная из всех, производимых для истребителей, и не поддается любым радиопомехам.

— Дальность действия, наверно, небольшая? — поинтересовался Закариас.

— Примерно сорок километров, — кивнул Гришанов. — Нам пришлось пожертвовать расстоянием ради надежности. Пытались добиться и того и другого, но потерпели неудачу.

— У нас то же самое, — признался американец.

— Дело в том, Робин, что я не допускаю возможности войны между Америкой и нами, честное слово. У нас мало того, в чем вы нуждаетесь. Все, что есть у нас, — природные ресурсы, земля, пространство, — есть и у вас. Но китайцам, — подчеркнул русский полковник, — вот им это нужно, и к тому же у нас с ними общая граница. Я уж не говорю о том, что мы передали им вооружение, которое теперь они используют против нас, а ведь их так много! Маленькие злобные людишки, подобные тем, что окружают нас здесь, только их гораздо больше.

— Ну и как вы собираетесь решить эту проблему? Гришанов пожал плечами.

— Я буду командовать своим истребительным полком, защищать родину от ядерного нападения со стороны Китая. А вот как — этого я еще не знаю.

— Это непросто. Хорошо, если в твоем распоряжении время и пространство, а также если ты знаком с вражескими намерениями.

— У нас есть хорошие летчики в бомбардировочной авиации, но они несравнимы с вашими. Знаешь, даже при отсутствии противовоздушной обороны я сомневаюсь, что нам удастся послать больше двадцати бомбардировщиков. Базы нашей стратегической авиации располагаются в двух тысячах километров от места моего будущего базирования. Ты понимаешь, что это значит? Им даже не с кем проводить учения.

— Ты имеешь в виду «красных»? Условного противника?

— Мы называем их «синими», Робин. Думаю, ты понимаешь причину. — Гришанов усмехнулся, но тут же улыбка исчезла с его лица. — Но ты прав. Учения превращаются в теоретические занятия, или некоторые истребители играют роль бомбардировщиков, но их радиус действия слишком невелик для настоящих маневров.

— Ты не обманываешь меня?

— Робин, я ведь не прошу тебя верить мне. Это было бы слишком. Ты знаешь это, и я тоже. Ну подумай сам — неужели ты считаешь, что твоя страна когда-нибудь нападет на мою?

— Нет, вряд ли, — согласился Закариас.

— Я расспрашивал тебя о ваших военных планах? Да, конечно, они представляют собой очень интересные теоретические расчеты, и для меня это могут быть захватывающие военные игры, но разве я пытался что-нибудь выведать у тебя? — Гришанов вел себя подобно терпеливому учителю.

— Это верно, Коля, не пытался.

— А все потому, Робин, что меня не пугают ваши бомбардировщики Б-52. Я опасаюсь китайских бомбардировщиков. Наша страна готовится к войне с Китаем. — Он посмотрел на цементный пол, затянулся сигаретой и продолжил тихим голосом. — Когда мне было одиннадцать лет, немцы находились в ста километрах от Москвы, я отчетливо помню это. Мой отец воевал в военно-транспортном полку, состоящем из преподавателей университета. Половина не вернулась обратно. Нас с матерью эвакуировали из города, и мы оказались в какой-то маленькой деревушке — не помню название. В то время все казалось таким запутанным, таким непонятным. Достаточно сказать, отец, профессор истории, стал водителем грузовика. В той войне мы потеряли двадцать миллионов человек, Робин, двадцать миллионов! Среди них были наши знакомые, отцы моих друзей. Отец моей жены погиб на войне. Два брата моего отца тоже. Когда мы с матерью шли по снегу, я дал себе слово, что когда-нибудь тоже буду защищать родину, и вот стал военным летчиком. Я летаю на истребителе. Моя задача заключается в том, чтобы защищаться, а не нападать на кого-то. Ты понимаешь, что я говорю тебе, Робин? Я защищаю свою страну для того, чтобы другим мальчишкам не пришлось спасаться из дома посреди зимы. Несколько моих одноклассников просто замерзли — морозы стояли жуткие. Вот почему я служу в противовоздушной обороне страны. Немцы хотели отнять то, что у нас есть, а теперь это же собираются сделать китайцы. — Он махнул рукой в сторону двери. — Вот такие же.., люди.

Еще до того как услышал ответ Закариаса, Гришанов понял, что его усилия увенчались успехом. Месяцы работы ради вот этого момента, подумал русский, словно соблазняешь девственницу, но все гораздо печальнее. Этот американец никогда не увидит своего дома. Вьетнамцы убьют всех этих военнопленных, как только пропадет в них нужда. Какая колоссальная, какая бесполезная трата таланта, подумал он, и его ненависть к так называемым союзникам была на самом деле такой же огромной, как он делал вид, — больше она не была притворной. Гришанов возненавидел их с самого первого момента после прибытия в Ханой, увидев их невероятное высокомерие, манию величия, исключительную жестокость — и глупость. Работая с американскими военнопленными, русский полковник с помощью доброты и одного лишь литра водки сумел достичь за несколько месяцев несравненно большего, чем вьетнамцы за годы пыток и бессмысленной злобы. Вместо того чтобы причинять американцам боль, Гришанов делил ее с ними. Он не оскорблял и не мучил сидящего рядом с ним офицера — нет, он дарил ему доброту, уважал его достоинства и идеалы, старался смягчить его страдания, защищал Закариаса от новых мучений и с горечью жалел, что это по его инициативе тюремщики так избили американца.

Впрочем, во всем этом была и обратная сторона. Чтобы добиться таких успехов. Гришанову пришлось открыть собственную душу, он рассказывал правдивые истории, вспоминал давно забытые кошмары детства, заново обдумал причины, заставившие его избрать профессию, которую полюбил. Но сделал он это — немыслимое, недопустимое для советского офицера — лишь потому, что знал о предстоящей неминуемой смерти американца, одинокой и неизвестной. Закариас был уже мертв для своей семьи и друзей, так что теперь ему предстояло одно — быть похороненным в безымянной могиле. Этот американский полковник не был фашистом или гитлеровцем. Он являлся врагом Гришанова и его страны, это верно, но честным и откровенным, приложившим, наверно, немало усилий для того, чтобы во время своих налетов не причинять вреда мирному населению, потому что и у него самого была семья. Гришанов не заметил у него ни малейших следов расового превосходства — Закариас даже не испытывал ненависти к солдатам северовьетнамской армии и русскому офицеру, — такое казалось самым невероятным, потому что он, Гришанов, начинал их ненавидеть. Закариас не заслуживает смерти, сказал себе Гришанов, понимая всю иронию собственных слов.

Николай Гришанов и Робин Закариас стали теперь друзьями.

— Как тебе это нравится? — спросил Дуглас, садясь на край стола Райана. Бутылка с вином находилась в прозрачном пластмассовом пакете, и ее гладкая поверхность была покрыта слоем тончайшей желтой пыли.

— Никаких отпечатков? — Эммет осмотрел бутылку изумленным взглядом.

— Никаких, даже смазанных. Абсолютно ничего, Эм. — Затем наступила очередь ножа. Это был самый обыкновенный выкидной нож, тоже покрытый порошком для снятия возможных отпечатков пальцев и лежащий в пластмассовом пакете, как и бутылка.

— Здесь видны смазанные отпечатки.

— Да, часть отпечатка большого пальца, принадлежит жертве. Больше ничего нам не удалось обнаружить, только пятна, одни пятна. Таково мнение лаборатории. Или парень сам убил себя ударом ножа в шею, или подозреваемый в убийстве имел на руках перчатки.

Летнее время года чертовски жаркое для перчаток. Эммет Райан откинулся на спинку кресла, глядя на вещественные доказательства, разложенные перед ним, затем перевел взгляд на Тома Дугласа, сидящего рядом.

— Хорошо, Том, продолжай.

— Итак, у нас четыре места, где были совершены преступления, и шестеро убитых. Никаких вещественных доказательств. Пять жертв, в трех случаях — продавцы наркотиков, при убийстве использовались два типа МО. Однако в каждом случае ни одного свидетеля, убийства совершены примерно в одно время суток и все на расстоянии, не превышающем пяти кварталов друг от друга.

— Высокое мастерство, — кивнул лейтенант Райан. Он закрыл глаза, сначала мысленно вспоминая места убийств, затем сопоставляя данные, имеющиеся в распоряжении полиции. Одни ограблены, другие — нет, смена МО. Но при последнем убийстве присутствовал свидетель. «Идите домой, мадам». Почему убийца настолько вежлив? Райан покачал головой. — Реальная жизнь — это не Агата Кристи, Том.

— Наш молодой парень сегодня, Эм. Вспомни метод, которым воспользовался убийца, чтобы прикончить его.

— Всадил нож вот сюда... Я давно не видел ничего подобного. Сильный сукин сын. Но однажды такое уже случалось.., я видел это в пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом году. — Райан сделал паузу, собираясь с мыслями. — По-моему, это был водопроводчик, огромный мощный парень, застал жену в постели с кем-то. Он отпустил соперника, потом взял стамеску, поднял голову жены...

— Чтобы прикончить человека с такой жестокостью, нужно быть, вне себя от ярости, согласен? Иначе зачем так поступать? — спросил Дуглас. — Гораздо легче перерезать горло, и жертва все равно умрет.

— Зато совсем не так аккуратно... И еще шум... — Голос Райана стих, и он задумался. Мало кто отдает себе отчет в том, что люди с перерезанным горлом, прежде чем умереть, издают громкий шум. Когда им перерезают дыхательное горло, раздается ужасный булькающий звук, а в случае промаха они вообще поднимают громкий крик. Наконец из перерезанного горла выплескивается масса крови, словно из продырявленного шланга, и она попадает на руки и одежду убийцы.

С другой стороны, если вы хотите убить кого-то тихо и спокойно, словно выключаете свет в комнате, и обладаете к тому же большой физической силой, а жертва уже не сопротивляется, удар ножом в основание черепа, в то место, где позвоночник соединяется с головным мозгом, является просто идеальным: смерть наступает мгновенно, тихо и относительно бескровно.

— Представь себе такой сценарий: наш друг убивает двух торговцев наркотиками всего в двух кварталах и время их смерти почти совпадает с временем смерти этого парня. Убийца, прикончив их, уходит с места преступления, поворачивает за угол и видит, как наркоман угрожает ножом миссис Чарлз.

Лейтенант Райан недоверчиво покачал головой.

— Тогда почему просто не обратить на это внимание? Пересечь улицу, уйти подальше, это единственный разумный выход из положения. Зачем вмешиваться? Неужели у нашего убийцы возникли угрызения совести? — Именно тут теория не выдерживала критики. — А если один и тот же убийца приканчивает торговцев наркотиками, чем же он руководствуется? Если не считать двух последних ночей, убийства похожи на ограбления. Не исключено, что, после того как он убил этих двух, что-то помешало ему забрать деньги и наркотики. Может быть, какой-то шум или проезжающий автомобиль? Если мы имеем дело с грабителем, это не имеет отношения к попытке ограбления миссис Чарлз уличным хулиганом. Нет, Том, все это беспочвенные домыслы.

— Четыре различных случая, никаких вещественных доказательств, убийца носит перчатки — пропойца, уличный бродяга в перчатках!

— И все равно этого недостаточно.

— И все-таки я поручу патрульным полицейским Западного участка обыскивать бродяг.

Райан согласно кивнул. Это действительно не повредит делу.

Келли вышел из квартиры в полночь. В этот вечер буднего дня было удивительно тихо. Старый жилой дом был населен жильцами, не проявляющими интереса ни к кому вокруг. Келли тут даже ни с кем не обменялся рукопожатием, если не считать управляющего в первый день. Дружеские кивки, вот и все. Здесь не было детей, только люди среднего возраста, главным образом бездетные семьи и несколько одиночек. Почти все служащие, причем многие ездили на работу в центр города на автобусе, вечером смотрели телевизор и ложились спать в десять или одиннадцать часов. Келли двигался тихо и спокойно. Его «фольксваген» ехал по бульвару Лох-Рейвен, мимо церквей и других многоквартирных жилых домов, мимо городского стадиона. Районы, где жили служащие, переходили в рабочие кварталы, а рабочие кварталы — в районы, где жили безработные. В центре города он миновал затемненные деловые кварталы, не прекращая движения, соблюдая все правила. Но сегодня ему предстояла другая операция.

Да, сегодня он нанесет решающий удар. Это влекло за собой опасность, но ведь ничего не происходит без риска, подумал Келли, разминая пальцы, сжимающие руль. Хирургические перчатки вызывали у него раздражение. Резина не пропускала тепло, и хотя потные руки не мешали действиям, его не покидало неприятное ощущение. Разумеется, у него не было другого выбора, и Келли вспомнил многое, что не нравилось ему во Вьетнаме, пиявки, например. При этой мысли он вздрогнул. Пиявки даже хуже крыс, подумал он. По крайней мере крысы не сосут у тебя кровь.

Келли не торопился. Он объехал предстоящую цель, не придерживаясь какого-то намеченного маршрута, поворачивая почти случайно, внимательно оглядываясь вокруг. И это принесло свои плоды. Он заметил, как пара полицейских разговаривает с уличным бродягой, причем один стоит вплотную, а другой в двух шагах, почти небрежно, но расстояние между двумя полицейскими было для Келли понятно. Один прикрывал другого. Они смотрели на уличного бродягу как на источник потенциальной опасности.

Тебя ищут, Джонни-мальчик, сказал он себе, поворачивая руль и выезжая на соседнюю улицу.

Но ведь полицейские не изменят свою повседневную рутину, правда? Поиски и расспросы уличных бродяг — для них это всего лишь дополнительная нагрузка, которая продлится несколько ночей. У полицейских есть и другие обязанности, причем более важные: им приходится отвечать на вызовы по тревоге, когда грабят магазины, торгующие спиртным, откликаться на нарушения правил уличного движения, даже разбираться с семейными ссорами. Нет, преследование бродяг лишь еще одна обязанность для полицейских, и без того перегруженных работой. Им придется отвлекаться от патрулирования улиц, но ведь они не станут нарушать привычные маршруты и графики, а Келли приложил немало усилий, потратил много времени, выясняя все это. Таким образом, возросшая опасность легко предсказуема, и, по его мнению, на этот раз невезению должен прийти конец. Еще одна операция, и он изменит тактику. Келли еще не знал, какое прикрытие выбрать, но, если сегодня все пройдет успешно, полученные им сведения помогут ему в этом.

Спасибо, мысленно поблагодарил он судьбу. Еще от соседнего квартала Келли увидел, что «плимут» стоит на привычном месте. Значит, сегодня день сбора выручки, и потому с ними не будет девушки. Он проехал мимо, миновал еще один квартал, повернул направо, снова миновал квартал и повернул направо еще раз. Показалась полицейская машина, и Келли посмотрел на часы. Патруль соблюдал график, опоздание составило всего пять минут, и в машине сидел только один полицейский. В следующий раз патрульная машина проедет здесь через два часа, сказал себе Келли делая последний поворот и направляясь к угловому особняку. Теперь он постарался поставить машину как можно ближе ко входу, вышел из нее и заковылял прочь от особняка, обретая привычный облик пьяного бродяги.

В этом квартале работали два дилера, оба поодиночке. Келли заметил, что они испытывают какое-то напряжение. По-видимому, новость о гибнущих торговцах наркотиками успела распространиться, подумал он со скрытой улыбкой. Раз начали исчезать другие торговцы, такая же судьба может постигнуть и их. Это достаточная причина для беспокойства. Келли постарался обойти их подальше. У него промелькнула мысль о том, что ни один из них даже не подозревает, как близко прошла Смерть. Да, жизнь — хрупкая штука, а они не знают об этом. Нельзя отвлекаться, напомнил себе Келли, поворачиваясь снова и направляясь теперь к цели. Он остановился на углу и посмотрел по сторонам. Время перешагнуло за час ночи, и всех начала охватывать скука, возвещающая конец рабочего дня, даже для тех, кто занимается нелегальным промыслом. Оживление, царившее раньше на улицах, затихало. Келли ожидал этого, недаром он потратил столько времени на разведку. Впереди все было спокойно, и он пошел на юг мимо особняков по одну сторону улицы и прижавшихся друг к другу кирпичных жилых домов — по другую. Он заставлял себя идти спотыкающейся походкой пьяного бродяги. Один из тех, кто мучил Пэм, кто убил ее, находился сейчас всего в сотне ярдов. Может быть, даже двое. Келли вспомнил ее лицо, услышал ее голос, ощутил изгибы тела. На его лице застыло выражение ненависти, оно окаменело, руки налились свинцом и невольно сжались в кулаки, лишь ноги неуклюже вышагивали по широкому тротуару. Это длилось всего считанные секунды. Сделав несколько глубоких вдохов, Келли овладел собой.

Полная концентрация, прошептал он про себя, замедляя шаг и глядя на особняк, до которого оставалось всего тридцать ярдов, потом поднес к губам бутылку, набрал в рот немного вина и приоткрыл губы. Вино потекло по подбородку, а затем по рубашке. Змея вызывает Чикаго. Вижу цель. Начинаю действовать.

Охранник — если это действительно был охранник — выдал себя. В свете уличных фонарей виднелся табачный дым, поднимавшийся от входа, и Келли теперь знал, где находится его первая цель. Он переложил бутылку в левую руку и пошевелил пальцами правой, готовясь к действиям. Подойдя к широким ступенькам, ведущим вверх, он споткнулся о них и закашлялся. Затем начал подниматься к двери, зная, что она должна быть приоткрыта, и упал на нее. Дверь распахнулась, и Келли рухнул на пол к ногам парня, сопровождавшего Билли. При падении бутылка разбилась, и Келли, не обращая внимания на парня, захныкал, глядя на разбитое стекло и расползающуюся лужу дешевого красного вина, производимого в Калифорнии.

— Не повезло тебе, приятель, — послышался голос. Он был полон поразительного сочувствия. — А теперь двигай дальше.

Келли продолжал скулить, стоя на четвереньках и раскачиваясь из стороны в сторону, кашлянул снова и чуть повернул голову. Он увидел ботинки и брюки парня. Опознание закончено.

— Вставай, папаша. — Сильные руки протянулись к Келли и подняли его с пола. Он опустил руки, словно обессилев. Одна скользнула за спину. Парень поднял его на ноги и начал поворачивать к двери. Келли пошатнулся, и теперь охранник удерживал практически все его тело. Недели тренировок, тщательной подготовки и подробной разведки воплотились в одно мгновение.

Левой рукой Келли ударил парня по лицу, а правая вонзила между его ребер боевой нож морского пехотинца. Его чувства были настолько обострены, что кончиками пальцев Келли ощутил, как продолжает биться сердце охранника, с каждым биением все больше и больше рассекаясь о наточенное как бритва лезвие боевого ножа. Умирающее тело затрепетало, и Келли с силой повернул нож в глубокой ране. Темные глаза смотрели на него, расширившись от потрясения, и колени начали подгибаться. Келли медленно опустил тяжелое тело на пол, по-прежнему удерживая нож в ране, однако на этот раз он позволил себе выразить удовлетворение от мести. Слишком уж долго он ждал этого момента, потратил так много сил на его достижение, чтобы не проявить никаких эмоций.

— Помнишь Пэм? — прошептал Келли, склонившись над умирающим, и его вопрос не остался без ответа. Сквозь туман нестерпимой боли в глазах поверженного промелькнуло что-то, словно за мгновение до смерти парень вспомнил мертвую девушку, и тут же его глаза закатились.

Ядовитый укус Змеи.

Келли замер, сосчитал до шестидесяти и только после этого выдернул нож из тела жертвы, затем вытер окровавленное лезвие о рубашку убитого. Нож был слишком хорош, чтобы пятнать его кровью таких ублюдков.

Он выпрямился и сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая часто бьющееся сердце. Все идет точно по плану, подумал Келли. Сначала устранен охранник — второстепенная цель, а главная находится на втором этаже. Он подождал минуту, чтобы отдохнуть и сконцентрироваться на следующем этапе операции.

Ступеньки лестницы были расшатаны и скрипели. Келли старался ступать как можно ближе к стене, уменьшая таким образом смещение деревянных ступеней. Он двигался очень медленно, устремив взгляд вперед и вверх, потому что находящееся сзади и внизу его больше не интересовало. Он уже убрал в ножны нож и держал в правой руке пистолет 45-го калибра, преобразованный под боеприпасы калибра 5, 6 миллиметра с навинченным глушителем, а левой касался потрескавшейся штукатурки стены.

Уже на полпути Келли услышал звуки, отличные от шума крови, пульсирующей в его артериях. Шлепок, стон, плач. Слабые животные звуки, затем жестокий смешок, едва слышный, несмотря на то, что Келли уже поднялся на лестничную площадку и повернул налево к источнику шума. Еще несколько шагов — и он различил тяжелое прерывистое дыхание.

Проклятье... Но отступать уже поздно.

— Пожалуйста... — От шепота, полного отчаяния, рука Келли, сжимающая рукоятку пистолета, побелела. Он продолжал идти по коридору второго этажа, неслышно ступая, касаясь левой рукой стены. Из открытой двери спальни падал свет, всего лишь отбрасываемый уличными фонарями и едва пробивающийся через грязные стекла окон, но затем, когда его глаза привыкли к темноте, он увидел тени на стене.

— В чем дело, Дор? — послышался мужской голос в тот момент, когда Келли приблизился к дверному проему. Очень медленно, затаив дыхание, он заглянул за косяк окрашенной дверной коробки., На полу комнаты лежал матрас, на нем на коленях стояла женщина с опущенной головой. Мужская рука протянулась и стиснула ее грудь, затем резко встряхнула. Келли увидел, что рот женщины открылся в молчаливом крике и вспомнил фотографию, которую показал ему детектив. Вот так же ты поступал и с Пэм.., проклятый подонок! По лицу женщины текли слезы, а мужчина, глядя на нее сверху вниз, улыбался. И тут Келли вошел в комнату.

Голос его был негромким, спокойным, почти веселым:

— Вижу, вы тут развлекаетесь. Не возражаете, если и я приму участие?

Билли повернулся, взглянул на едва различимый силуэт в дверях и увидел вытянутую руку с пистолетом. Его взгляд тут же метнулся в сторону лежащей неподалеку одежды. Там была и какая-то сумка. Сам Билли был голым и держал в левой руке какой-то инструмент, но не нож и не револьвер. Оба эти предмета находились в другом месте, футах в десяти, и взгляд Билли был бессилен придвинуть их ближе.

— Даже не думай об этом, Билли, — добродушным голосом заметил Келли.

— Кто ты...

— Ложись на пол, руки в стороны, или я отстрелю тебе член! — приказал Келли, и дуло его пистолета опустилось. Просто поразительно, какое огромное значение придают мужчины этому органу, как легко поддаются на такую угрозу. Да и угроза-то не слишком серьезная, принимая по внимание его крошечные размеры. Головной мозг намного больше, и потому попасть в него куда легче. — Ложись! Немедленно!

Билли послушно исполнил приказ. Келли столкнул девушку на матрас и размотал со своего пояса электрический провод. Через несколько секунд руки Билли были надежно связаны у него за спиной. В левой руке он все еще сжимал плоскогубцы. Келли взял их и еще туже затянул проволоку, вызвав стон.

Плоскогубцы?

Господи!

Девушка смотрела прямо в лицо Келли, широко открыв глаза и тяжело дыша, но ее движения были замедленными и голова наклонена в сторону. Судя по всему, ей дали какие-то наркотики. Она видела мое лицо, подумал Келли, запомнила его.