Воин Марса (№1) - Воин Марса

– Куда ты собрался?

– К Тэйне, – ответил Торн.

– Но ведь ты еще не можешь вставать!

– Разве?

Торн выпрямился, неуверенно пошатываясь. Ноги у него подгибались, в голове стоял туман. На столике неподалеку стояли кувшин с пульчо и несколько кубков. Лал-Вак наполнил один и протянул землянину. Тор залпом осушил его и потребовал еще. Затем он, шатаясь, двинулся к душевому шкафу, отказавшись от помощи своего седовласого друга. Сбросив ночную рубаху, он вошел в душ, прикрыл за собой дверь и наступил на пластину. Через несколько минут, весь мокрый, он вышел, протирая глаза. Проморгавшись, Торн увидел перед собой знакомую фигуру с двумя большими пучками сухого мха.

– Ворц! – воскликнул землянин.

– Он самый, господин мой, – отозвался маленький ординарец, проворно вытирая Торна. – Его величество отпустил меня служить тебе, и я надеюсь, что ты меня не прогонишь.

– Ни в коем случае, – ответил Торн. – Если его величество позволит, ты отправишься со мной в Таккор.

– Спасибо, господин мой.

Ворц уже приготовил для Торна одежду и оружие. Торн надел великолепный покров оранжевого цвета с черной каймой – цвета дворянства, медальон с таккорским гербом и пояс с оружием – мечом и дагой, изукрашенными драгоценностями, с рукоятями в виде таккорских змей.

– Ну как, Ворц, приличен мой наряд для визита к даме?

– Мой господин, ты великолепен, – ответил ординарец, и Торн некстати вспомнил, как Ворц облачал его в прошлый раз – в вечер приема у Иринц-Тела, когда он и Нэва открыли друг другу свои чувства и когда их застали врасплох и она обрекла его на баридиевые копи. Но вспомнилась ему и другая картина, смягчившая горечь воспоминаний и немало его озадачившая, – Нэва, которая, рискуя жизнью, перелетела через пропасть и оттащила его от самого края бездны…

– Идем, – сказал он, взяв под руку своего старого друга, – отыщем апартаменты Тэйны.

Некоторое время они молча шли по коридорам. Затем Торн вспомнил об Иринц-Теле.

– Что стало с дикстаром?

– Я покажу тебе, – отвечал Лал-Вак.

Вскоре они остановились перед дверью; ученый снял с пояса большой ключ, отпер дверь и распахнул настежь.

– Входи, – пригласил он.

Торн вошел и тотчас узнал «зал голов». Все так же высились до потолка полки, забитые тысячами зловещих реликвий. Затем Торн увидел в центре зала постамент, на котором одиноко стоял прозрачный сосуд. Глазки-бусинки, подернутые мертвой пленкой, слепо уставились на землянина со сморщенного крысиного личика.

– Иринц-Тел! – воскликнул Торн. – Что ж, не скажу, чтобы я осуждал вила Мирадона.

– Не возводи напраслину на его величество, – отозвался Лал-Вак. – Вил не имеет к этому отношения. На самом деле он даровал дикстару полное прощение и отдал ему во владение превосходное поместье на канале Зилан. Но на следующий день Иринц-Тел исчез. Тогда же, вечером, мы получили анонимное письмо, в котором нас приглашали заглянуть сюда, и мы обнаружили вот это. Скорее всего, это дело рук родственников кого-то из его жертв. Однако следствие не было начато. Дело сделано, и его не исправишь, да и поступок этот вполне оправдан.

Они поспешили уйти из этого вместилища ужасов и дошли до покоев Тэйны. Стражник отсалютовал им и позволил пройти; девушка-рабыня попросила их подождать и отправилась объявить об их приходе хозяйке.

– Я подожду тебя здесь, – сказал Лал-Вак. – Нынче утром я уже навещал юную даму.

Торн вошел один. На мягком роскошном диване под ворсистыми одеялами из синего шелка лежала Тэйна.

– Гар Ри Торн! – слабо воскликнула она, протягивая к нему руки. Торн наклонился, и руки девушки обвили его шею, привлекая ближе его лицо. Губы их встретились. – Тебе не стоило вставать, – с упреком сказала она. – Твои раны намного тяжелее моей.

– Да мои царапины уже зажили, – рассмеялся Торн, – и теперь я готов вернуться в Таккор. Мне не по нраву ни города, ни дворцы.

– Мне тоже, – сказала Тэйна. – Здесь все так огромно, величественно и уныло. И я уже соскучилась по болотам… По рыбалке, охоте и треску хвороста в костре по вечерам.

Торн вдруг подумал, что, уж если он навсегда изгнал Нэву из своего сердца, жизнь будет куда милее, если рядом с ним будет Тэйна.

– Тэйна, – сказал он, – помнишь тот день в доме твоего отца, когда ты захотела кое-что попробовать?

Девушка улыбнулась ему:

– Как же я могу забыть такое?

– Ты сказала тогда, что должна подумать.

– И я много думала с тех пор. Я была так неопытна… Я считала, что любовь можно вырастить и взлелеять, не подозревая, что этот цветок лишь сам всходит и расцветает в сердце.

– Тэйна! Ты хочешь сказать, что наконец…

– Да, Гар Ри Торн. Наконец я нашла настоящую любовь. Она меня настигла, когда я впервые увидала Ков-Лутаса, – да так внезапно, что лишила меня сил и дара речи.

– Ков-Лутас!..

– Ну да. Мы поженимся, как только я выздоровею. Разве ты не знал?

Торн выдавил из себя улыбку, но в сердце у него была пустота… Скорее опустошенность. Он заставил себя произнести все приличествующие случаю слова, пожелать Тэйне счастья и объявить Ков-Лутаса счастливейшим человеком на Марсе. Но в душе он твердил лишь одно: «Сначала Сильвия, потом Нэва, а теперь Тэйна! Это моя судьба – оставаться одиноким и нелюбимым».

Поднявшись, он сказал:

– Я должен подготовиться к отлету. Прощай, и пусть Дэза дарует тебе счастье.

Однако, выйдя из комнаты Тэйны, Торн уже не мог сдерживаться, и Лал-Вак сразу заметил его удрученное выражение лица.

– Отчего такая печаль? – спросил он. – Неужели юная дама чувствует себя хуже?

– Нет, – ответил Торн, – превосходно. – И добавил, помолчав: – Друг мой, каким же я был дураком, когда связывался с женщинами! Отныне с этим покончено раз и навсегда.

– Да в чем же дело? – спросил ученый. – Неужели ты влюбляешься во всех женщин, каких только встречаешь на своем пути?

– Ну, не совсем… но с тех пор, как Нэва предала меня…

– Предала? Да что ты такое несешь? Она же дважды спасала тебе жизнь! О чем это ты толкуешь, мальчик мой?

– Ты знаешь это не хуже меня, – с горечью сказал Торн. – Разве не она отправила меня в баридиевые копи?

Лал-Вак озадаченно воззрился на него.

– Мальчик мой, да ты еще глупее, чем я думал! Она отправила тебя в копи, чтобы спасти от палача. А кто же, по-твоему, помог тебе бежать? Есть лишь три человека во всем Ксансибаре, в чьей власти было устроить тебе побег. Двое из них – Иринц-Тел и Сель-хан. Думаешь, это сделали они?

– Но… Я считал, что это ты!..

– Я принимал участие, – признался Лал-Вак, – но устроила все Нэва – она дергала за ниточки, заставляя плясать чиновников, чтобы достичь нашей цели. Видел бы ты ее на следующий день, плачущую, смятенную, когда она совещалась со мной и Ков-Лутасом, как освободить тебя! А когда побег свершился, она была вне себя от страха, что тебя могут поймать. Каждый день умоляла она меня узнать хоть что-то о тебе. И кстати, тебе бы следовало понять, что все истории о ее бессердечном кокетстве были ложью, распространяемой Сель-ханом и его пособниками, чтобы отпугнуть опасных соперников. Из Нэвы такая же коварная сирена, как из нашей маленькой Тэйны. Я могу поклясться в этом, я ведь знаю ее чуть не с рождения.

Торн был потрясен до глубины души.

– Я был так несправедлив к ней, старый друг, – пробормотал он сокрушенно, – и не только в мыслях. Я открыто оттолкнул ее той ночью в замке Таккор, когда она раскрыла мне свои объятья. Из-за собственного неверия я потерял единственную женщину, которую когда-либо любил!

– Там, в пещере, она спасла тебе жизнь, рискуя собственной, – напомнил ему Лал-Вак. – Разве так поступила бы та, кому ты безразличен?

– Не знаю! – простонал Торн. – Чем больше я встречаю женщин, тем меньше их понимаю!

– Во всяком случае, ты мог бы зайти к ней и попросить прощения.

– Это я сделаю. Пойдем в ее апартаменты.

Когда они подошли к покоям Нэвы, два стражника лихо отсалютовали им и отступили. В приемной их встретила рабыня.

– Скажи своей госпоже, что ее хочет видеть Шеб Таккор, – сказал ей Торн.

Девушка вернулась почти сразу.

– Госпожа не принимает посетителей, господин мой, – сказала она.

Торн повернулся к Лал-Ваку.

– Вот видишь, – сказал он, – я был прав. А впрочем, что еще я заслужил своим неверием? Пойдем, вернемся в мои покои. Я должен приготовиться к отлету.

Глава 24

Вернувшись с Лал-Ваком в свои покои, Торн объявил Ворцу, что они покидают дворец. Затем он подошел к письменному столу, расправил свиток и написал письмо. Свернув свиток и положив его в футляр, он передал письмо Лал-Ваку.

– Отдай это Нэве после моего отлета, – сказал он, – и я буду вечно благодарен тебе. Я попросил прощения за свою грубость и поблагодарил Нэву за то, что она дважды спасла мне жизнь – жизнь, которая без нее стала пустой и бесцельной. Это меньшее, что я могу сделать, и, увы, единственное.

Лал-Вак сунул футляр за пояс.

– Буду рад сделать это для тебя, – сказал он. – А теперь пойду подготовить для тебя транспорт.

Скоро он вернулся.

– Флаер ожидает тебя на крыше, – сказал он, – а его величество готов принять тебя.

Торн осушил кубок пульчо и поднялся. Ученый провел его в приемный зал, где на подиуме у трона стоял вил Мирадон, блистательный в своих королевских одеждах – ярко-синих с золотой каймой. Он беседовал со своими подданными, но, когда объявили о приходе рада таккорского, отпустил всех и сошел с подиума, чтобы приветствовать своего гостя.

– Мальчик мой, – сказал он, – я рад видеть, что ты здоров и что память и разум вернулись к тебе.

– А я, – отвечал Торн, – счастлив видеть ваше величество на троне его предков; но еще счастливее, я уверен, все добрые граждане Ксансибара, от придворных до нищих.

– Когда-то, – сказал Мирадон, – я одарил тебя ничего не стоящими благодарностями низложенного вила. Теперь же я могу выразить свою благодарность более осязаемо и существенно. Во-первых, я освобождаю тебя и весь Таккор от всех вассальных обязательств перед Ксансибаром. Ты становишься верховным правителем Таккора, с правом собирать и распределять все налоги. Во-вторых, я держал совет со всеми наиболее влиятельными вилами Марса, и мы решили, что именно ты будешь вершителем наших судеб. Ты захватил оружие, с помощью которого Сель-хан пытался покорить Марс, и лабораторию, где это оружие изготовлялось. В нечистых руках зеленый луч может натворить немало бед. Но мы доверяем тебе. Мы хотим, чтобы ты хранил это оружие, защищал его от других жаждущих власти мятежников. Пусть наши войны ведутся, а споры улаживаются только тем рыцарским и благородным оружием, к которому мы привыкли. Так что мы делаем тебя хранителем нашей свободы.

Со столика, стоявшего у подиума, вил взял золотой медальон на массивной золотой цепочке, сверкавший драгоценными камнями.

– Этот знак знаменует наше решение и является символом твоих высоких обязанностей.

На медальоне была выбита надпись:

ШЕБ ТАККОР

ВЕРХОВНЫЙ ВЕРШИТЕЛЬ СУДЕБ

И

ХРАНИТЕЛЬ СВОБОДЫ

волей объединенных вилет Марса

Вил своими руками застегнул цепочку на шее Торна, и медальон заблестел на его груди чуть повыше таккорского медальона.

– Я потрясен, ваше величество, – проговорил Торн. – Вилеты Марса слишком высоко оценили мои скромные услуги.

Мирадон усмехнулся и погладил мягкую золотистую бороду.

– Еще одно, и я позволю тебе удалиться.

Он поднял руку, и в дверях зала торжественно запели фанфары. Вошли два герольда, опирая трубы о бедро. За ними шесть пажей несли расшитый золотом покров из ярко-синего шелка, похожий на тот, что носил сам вил. Последним шел еще один паж, он нес кувшин с пульчо и золотой, усыпанный драгоценными камнями кубок.

Герольды встали по обе стороны подиума. Пажи, расправив покров, остановились перед видом.

– Позволь мне, – сказал Мирадон, расстегнул головной ремень Торна и снял с него оранжево-черный покров. Этот покров он передал слуге и, взяв тот, что принесли пажи, застегнул на голове Торна его драгоценные ремни. Затем подошел седьмой паж с пульчо и кубком.

Наполнив кубок, вил отпил ровно половину и передал его Торну.

– Пей! – приказал он.

Торн осушил кубок и поставил его на поднос.

Вил поднял ладони к лицу.

– Прикрываю глаза перед зовилом Ксансибара, – сказал он.

Торн прикрыл ладонями свои глаза, отвечая на салют.

– Вот и все, – сказал Мирадон. – А теперь, поскольку ты настаиваешь на том, чтобы так скоро покинуть нас, Лал-Вак проводит тебя на крышу. Я тоже скоро приду туда, чтобы проститься с тобой.

Торн и Лал-Вак покинули приемную залу и двинулись вверх по лестнице, ведущей на, крышу.

– Скажи мне, Лал-Вак, – начал Торн, – каково значение этого покрова? И что такое «зовил»?

– Зовил, – отвечал ученый, – это сын вила, как зорад – сын рада. Этот покров и церемония, которая к нему прилагалась, сделали тебя принцем императорского дома Ксансибара.

– Кажется, я получил все, о чем мог мечтать на этой планете, – мрачно пробормотал Торн, – кроме того, чего я желал бы более всего.

– Полагаю, ты имеешь в виду Нэву? – отозвался Лал-Вак. – Не думай, что она потеряна для тебя раз и навсегда. Знаешь, женщинам ведь свойственно менять свои решения.

На крыше дворца Торна ожидал большой флаер. Вокруг него стояли высшие чиновники Ксансибара.

Над верхней ступенькой лестницы появилась золотая львиная грива вила Мирадона. Когда вил ступил на крышу, все придворные отсалютовали своему повелителю. Вил подошел к Торну и положил ему на плечи свои большие ладони.

– Прощай, сын мой, – сказал он, – и береги то, что я доверил тебе.

Торну почудилось, что при этих словах голос вила дрогнул и глаза подозрительно блеснули.

– Прощайте, ваше величество, – отвечал землянин.

Торн прошел в кабину флаера вместе с пилотом и Ворцем и закрыл за собой дверь. Затем он оглянулся, чтобы выбрать себе место, и вскрикнул от изумления.

В кресле у окна сидела Нэва в изумительно красивом одеянии ярко-синего цвета, с золотым шитьем. Она улыбнулась Торну. Землянин бросился к девушке и наклонился к ней.

– Ты!.. – воскликнул он. – Я не верю собственным глазам!

– Лал-Вак принес мне твое письмо, – отвечала она. – И когда я прочла его, то решила простить тебя.

– Но… но как ты оказалась здесь, во флаере, да еще в одеждах королевских цветов?

– Потому что я единственная дочь вила Мирадона и, как никто другой, имею право носить эти цвета.

– А как же Тэйна?

– Тэйна, – отвечала Нэва, – дочь Иринц-Тела. Вил Ми-радон, мой отец, отправляясь в изгнание, хотел обеспечить мою безопасность и дать мне все привилегии, что были моими по праву рождения. Поэтому он поменял меня с Тэйной, когда мы были еще совсем маленькими. Тэйна об этом еще не знает, а я узнала правду только пять дней назад.

Торн смотрел на нее и дивился тому, что был так слеп, не заметив прежде разительного сходства между этой девушкой и золотоволосым вилом.

– Значит, его величество, твой отец, знает, что ты улетела со мной?

– Конечно. Зачем же еще он бы совершил церемонию, которая сделала тебя зовилом Ксансибара?

– Понятия не имею зачем.

– Да потому что, глупый, он мог сделать тебя принцем своего дома, только сделав моим мужем! Другого-то способа нет.

И тут-то наконец Торн понял все. Он заключил Нэву в объятия и отыскал губами ее покорные губы.

– Нэва, любовь моя! – прошептал он. – Неужели ты и вправду моя жена?

– До самой смерти, да поможет тебе Дэза! – лукаво отвечала она.

Но ее чудесные глаза сияли при этом как звезды, и невозможно было не понять, что означает это сияние.

Примечания

1

Дага – короткий меч типа кинжала, обычно в комплекте со шпагой или мечом, имеет такое же оформление эфеса. Служит для парирования ударов противника. (Здесь и далее примеч. пер)

2

Гарда – приспособление на холодном оружии, защищающее руку от удара.