Глава 34

«Еще чья-то рука...»

После спасения оставшихся в живых пассажиров «Титаника» Рострон — капитан парохода «Карпатия», — рассказывая о самоубийственной гонке своего судна через скопление льда, произнес следующие слова: «Увидев утром ледяные глыбы, которые мне удалось благополучно миновать ночью, я содрогнулся. В ту страшную ночь у меня появилось ощущение, что на штурвале, помимо моей, лежит еще чья-то рука».

Мной, так же как и Ростроном, овладело это необъяснимое чувство. Я вел машину сквозь тьму все ниже, ниже и ниже, не упуская из поля зрения хвостовые огни летящих впереди самолетов. По обеим сторонам реки возвышались гигантские утесы, по воде, словно призраки, бежали лунные дорожки. Скорее всего это было лишь движение воды от винтов летящего низко самолета, но подвижные светлые пятна на темной поверхности производили жутковатое впечатление. Кроме того, они таили в себе вполне реальную опасность, так как я поймал себя на том, что вместо того, чтобы посвятить все свое внимание пилотированию, слежу за этим призрачным бурлением. В конце концов я заставил себя сконцентрироваться на хвостовых огнях ведущих. Если я буду лететь слишком далеко, то потеряю их. А если слишком близко, то просто протараню.

Нервы были на взводе, как часовая пружина. Самолет вели не только все мои пять чувств, но и подсознание. Я ощущал балансировку машины, слышал звук двигателей, следил за дисками приборов, стрелками и самолетами за стеклом кабины. Я принюхивался к запаху топлива и ощущал под пальцами тепло рукоятки управления. Долина реки сузилась, а и без того колоссальные скалы по ее берегам сделались еще темнее и выше. Казалось, кончики крыльев от них отделяют считанные сантиметры.

Ниже. Ниже. И еще ниже.

Я повернул тумблер, включающий огни индикатора высоты.

— О'кей, — сказал я Гэбриэлу так спокойно, что сам удивился. — Посмотри в зеркало. Видишь световые пятна на воде?

— Вижу.

— Скажи мне, когда пятна начнут сливаться в одно.

— Хорошо. Пятна сближаются, сближаются... подожди... похоже, остановились.

— Я снижусь еще чуть-чуть... продолжай наблюдать.

— О'кей.

— Скажи мне сразу, как только они сойдутся и начнут расходиться в противоположные стороны.

Я слегка уменьшил обороты, и гул двигателя стал заметно тише.

— Есть! — сказал Гэбриэл. — Пятна соприкоснулись. А теперь начали снова расползаться.

— Отлично. Буду держаться на этой высоте. Обязательно сообщи мне, если они разойдутся.

— Есть, сэр!

Таким образом, все три машины соскользнули глубоко в долину реки. Защищенные с обеих сторон утесами, мы, с точки зрения операторов радаров, летели под землей. В последующие пятнадцать минут полета волосы у меня встали дыбом, а тело покрылось холодным потом. Еще чуть ниже -

и мы поднимем те еще брызги! Чуть вправо или влево — и мы, врезавшись в скалы, погибнем в пламени!

Именно в этот момент мной овладело весьма странное чувство. Мне стало казаться, что мы летим в недрах земли, следуя изгибам гигантских пещер. Впереди нас в небе я увидел зарево. Огни Манхэттена оказались даже ярче, чем я помнил.

— Пока все нормально, — пробормотал я. — Затемнения в городе нет — нас не заметили.

Огни города стали еще ярче, я увидел море автомобильных фар. Машины мчались по улицам города, который никогда не спит. Усыпанные бесчисленными огнями башни небоскребов тянулись к кроваво-красной луне.

Летящий впереди меня самолет резко пошел на снижение. Мгновение — и он сел на воду, подняв лишь небольшой фонтан брызг. Я резко сбросил обороты двигателей и спланировал вниз. Приводнение получилось на редкость удачным.

— Мы сели, — без всякой необходимости объявил я. — Будем надеяться, что подход остался незамеченным.

— Нью-Йорк населен людьми, которые смотрят в центр города и не оглядываются по сторонам. Слышать они нас тоже не могли. Все эти машины производят слишком много шума. Отличный полет, Дэвид! — Гэбриэл широко ухмыльнулся.

— Это еще не конец. Я успокоюсь, только когда самолет окажется не на виду у публики.

Чуть прибавив обороты, я повел машину по маслянистой поверхности воды. Моторы гудели едва слышно. Плана дальнейших действий я не знал и строго следовал инструкции — двигаться в кильватере ведущего гидроплана.

Тело снова покрылось холодным потом. Огромная летающая лодка служила прекрасной мишенью. Я напряженно ждал, что в любой момент из темноты в нас ударит луч прожектора, за которым последует ливень пуль из крупнокалиберных пулеметов.

Но мне оставалось только тащиться в хвосте двух первых самолетов. Двигатели работали на самых низких оборотах, к берегу мы приближались ужасающе медленно. Когда я уже начал подозревать, что мы попали в ловушку, передовой самолет внезапно повернул налево и увеличил скорость настолько, что за его поплавками возникли расходящиеся валы.

Гидроплан двигался в направлении выступающего в реку огромного, похожего на округлый холм здания. В передней стене распахнулись створки огромных ворот, и мгновение спустя первый самолет скрылся в недрах рукотворного холма. Второй без задержки последовал за ним. Я прибавил обороты двигателей, и машина быстро заскользила к зеву ворот. Оказавшись под прикрытием стен, я вырубил двигатели. Самолет по инерции заскользил к берегу.

Свет ярких ртутных ламп заливал огромное помещение, люди на пирсах, приняв швартовочные концы, подтягивали самолеты к месту стоянки. Эта гавань совершенно не походила на импровизированный док.

Взглянув на стены, я понял, где мы оказались. Под слоем многолетней грязи можно было рассмотреть цифры и надписи: «Только для членов экипажа», «Иммиграционная служба», «Океанский клипер» — ресторан и бар", "Добро пожаловать в «Воздушный порт Риверсайд». Над пирсами виднелись названия авиационных компаний: «Боинг», «БОАК», «Америкен Юнайтед Эрлайнс». Не было сомнения в том, что я оказался в настоящем аэропорту Нью-Йорка, обслуживавшем гидросамолеты до Великого Ослепления. Законсервировавшись во времени, словно муха в янтаре, он снова возвращался к жизни.

Морские пехотинцы быстро выгрузились из самолетов. Незнакомые мне люди в цивильной одежде начали выгружать взрывчатку и боеприпасы.

Я как раз проверял послеполетные показания приборов, когда перед носом моего самолета возник Сэм и жестом попросил меня открыть окно кабины.

— Отличный полет, Дэвид. Теперь мы должны переправить тебя на конспиративную квартиру, где ты пробудешь до тех пор, пока надо будет лететь назад.

— Я предполагал, что останусь с самолетом. Здесь...

— Слишком рискованно. Нет никаких гарантий, что это место не обыщут. Ты получишь проводника, который доставит тебя в безопасное место. Не высовывай носа, пока тебя снова не доставят сюда. Ты все понял?

Я молча кивнул.

— И поторопись. Через десять минут нас здесь уже быть не должно.

Когда я выбрался из гидроплана, большая часть наших людей уже покидала порт. Я заметил, что морские пехотинцы разбились на группы от четырех до восьми человек. С неравными интервалами они уходили из ангара через боковую дверь. Каждую группу сопровождал проводник, судя по виду, из местных. Гэбриэл вошел в состав одной из групп. Поймав издали мой взгляд, он отсалютовал и выскользнул в ночь. Моя группа оказалась замыкающей. Состояла она из меня, телевизионного инженера и пары саперов. Организаторы экспедиции не могли допустить пустой растраты живой силы, и поэтому я, помимо рюкзака, тащил на себе еще один внушительных размеров вьюк.

— Что в нем? — поинтересовался я.

— Не проявляйте излишнего любопытства, — ответили мне и добавили: — Но когда будете ставить вьюк на землю, представьте, что в нем находится лучшая фарфоровая посуда вашей тещи.

— О... — Я догадался, что находится в этом бауле, и сразу стал относиться к нему с трепетным почтением.

Еще несколько секунд — и мы вышли через боковую дверь. Под ногами снова оказалась твердая почва Манхэттена. Издали до меня доносился сильный шум. Рев автомобилей смешивался с металлическими звуками работающей фабрики. Прямо передо мной находилась дорога, отделяющая ангар от прибрежного холма.

Наша группа теперь насчитывала примерно десяток человек. Сэм Даймс, посовещавшись с незнакомыми людьми, подошел ко мне.

— Держись поближе к остальным, — сказал он. — Через минуту выходим.

— А мы не будем выглядеть подозрительно, таскаясь по Манхэттену со всем этим хозяйством? — Я кивнул в сторону людей с огромными мешками за плечами. Некоторые из моих спутников держали в руках оружие. Даже у самого ленивого и ненаблюдательного полицейского подобная компания не могла не вызвать подозрения.

— Не тревожься, Дэвид. Мы находимся к северу от Параллели 102-й улицы. Эта часть Манхэттена абсолютно не похожа на ту, с которой ты знаком. — Он оглянулся с таким видом, словно опасался, не заметили ли нас, и продолжил: — Кроме того, мы отправимся весьма своеобразным путем... и...

— Что не так?

— Все нормально. А вот и наш проводник. Обернувшись, я увидел, как из тени выступила тонкая фигурка. В ее походке было нечто знакомое... Еще мгновение — и проводник повернулся ко мне лицом.

— Керрис?!

Глава 35

Двойник

— Керрис? — повторил я, когда она, окончательно выйдя из тени, приблизилась к нам.

Я двинулся навстречу девушке, готовясь заключить ее в объятия, но она отшатнулась так, словно я сделал попытку на нее напасть.

— В чем дело, Керрис? Что не так?

Она вздернула головку, и в этот момент я увидел шрам, страшно изуродовавший ее лицо. Шрам тянулся от правого виска к левому углу рта, рассекая лицо практически надвое. Я замер, сраженный насмерть. И первой моей мыслью было:

«Это сделал Торренс».

— Боже мой, Керрис! Что произошло? — Я сделал еще одну попытку обнять ее. — Керрис...

На мое плечо легла чья-то рука, и я услышал слова:

— Спокойно, Дэвид.

— Сэм, ты только взгляни, что это чудовище с ней сделало. Она...

— Дэвид... Да послушай же ты меня, Дэвид! — Сэм схватил меня за руку. — Это вовсе не Керрис! Скорее всего это ее сестра. Возможно, что даже двойняшка. Точно не знаю.

— Великий Боже, — я повернулся к ней, — умоляю вас простить меня. Я думал...

— Весьма сожалею, Дэвид, — поспешно прервал меня Сэм. — Это выглядит грязной шуткой, но я и представления не имел о том, что с нами будет сестра Керрис. — Обратившись к девушке, он добавил: — Простите, мэм. Мы ошибочно приняли вас за другую.

Рядом с нами из темноты возник невысокий человек.

— Марни не говорит. — Он дотронулся до своего языка. — Копы решили, что она еще ребенком была слишком разговорчива, и... — Он изобразил пальцами ножницы.

— Ничего не понимаю. — Я покачал головой. — Если она дочь Торренса, то как он мог так с ней поступить?

— У Торренса сотни детей, — мрачно пояснил Сэм, — и те из них, которые не отвечают его стандартам, оказываются здесь. Думаю, он весьма избирательно подходит к вопросу отцовства... Если его вообще можно назвать отцом. В чем дело, мэм?

Девушка со шрамом, так похожая на Керрис, кажется, начала терять терпение. Она потрепала Сэма по плечу и показала на прибрежный утес.

— Хм-м... Верно... Понимаю, — пробормотал он и повернулся к нам: — Пожалуй, нам пора.

Разбившись на пары, мы двинулись через улицу. Возглавлял движение невысокий мужчина, а Марни шла сзади, всем своим видом давая понять, что отстать никому не позволит. Едва я замедлял движение, как на мой рюкзак сразу ложилась ее рука, и я ощущал толчок, вынуждавший ускорить шаг. Я без возражений следовал ее бессловесным приказам, так как понятия не имел, сколько таких толчков сможет выдержать вьюк с взрывчаткой.

Я ожидал увидеть тропу, ведущую на вершину утеса, но ожидания мои не оправдались. Вместо того чтобы карабкаться вверх, мы пошли вдоль основания утеса к невысокому длинному зданию, протянувшемуся от кромки воды к каменной стене берега. Мы направились в здание (при этом мне достался очередной дружеский тычок в спину), и я чуть было не споткнулся о что-то очень похожее на рельс. Наш гид-мужчина зажег керосиновый фонарь, и я увидел целую систему железнодорожных путей. Размышлять об их назначении было некогда, так как проводник жестом велел следовать за ним.

Лишь прошагав порядочное расстояние, я понял, что здание у скалы не оканчивается. Двухколейная железная дорога уходила в туннель, ведущий в глубину горы.

— Подземка? — спросил я у оказавшегося рядом Сэма.

— Нет. Посмотри, как проржавели рельсы. Ими не пользовались уже много лет. Думаю, это был туннель для транспортировки угля. В прежние времена уголь доставляли на баржах по Гудзону, перегружали на поезда и отправляли подземным путем в город. — Он посмотрел на арку углубляющегося в скалу коридора. — Дорога не слишком живописная, но эстетическая сторона дела меня не волнует, если эта нора доведет нас до места.

Мы продолжили путь. Я пытался изо всех сил держать себя в руках, но то и дело оглядывался на Марни. Ее волосы, глаза, форма лица, уши — одним словом, весь облик (если исключить страшный багровый шрам) был абсолютно идентичен облику Керрис. Она была бессловесным двойником моей любимой девушки, тенью следовавшим за мной по темным подземельям города.

«Я оказался в месте, где явью становятся самые кошмарные сны, — думал я. — Позади меня шагает безобразно изуродованный двойник любимой женщины. Я иду по темной пещере, которой не видно конца. На моей спине навьючено восемьдесят фунтов мощнейшей взрывчатки. Огонек в лампе проводника едва теплится и вот-вот погаснет. Наступит тьма. И из мертвого туннеля на нас бросятся десятки миллионов обитающих в подземном Манхэттене призраков». Эту ужасную картину я представил настолько четко, что невольно содрогнулся.

Воздух в туннеле заметно посвежел. Во мраке я мог различить лишь поблескивающие глаза своих спутников. Особенно ярко сверкали зеленые глаза шагающей следом за мной Марни. Они чем-то напоминали висящие во тьме стеклянные шарики.

Взрывчатка давила мне на спину. Между лопатками возник безумный зуд. Мне страшно хотелось почесаться, но я не мог. Думаю, неожиданная чесотка явилась результатом чересчур разыгравшегося воображения. Мне страшно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь заговорил. Или засвистел. Или принялся бы мычать какую— нибудь идиотскую мелодию. Но нет. Мы шествовали в гробовом молчании, и темнота давила на меня ничуть не меньше, чем эти проклятые восемьдесят фунтов взрывчатки.

«Добро пожаловать в ад, — сказал я себе. — Добро пожаловать в ад».

Подземное путешествие все же подошло к концу. Рядом с грудой ржавья, бывшего в свое время транспортером, подававшим уголь на поверхность, находилась металлическая лестница. Мы с трудом по ней вскарабкались. Восемьдесят фунтов взрывчатки уже весили не менее тонны. Ноги у меня подгибались, но я тем не менее выбрался на верхнюю площадку и, с трудом проковыляв через открытую дверь, оказался, судя по обстановке, на угольном дворе. Штабеля дров громоздились рядом с кучами угля. Двигаясь по возможности скрытно, наш отряд пересек двор и приблизился к небольшой двери в стене. Первым туда прошел наш проводник. Убедившись, что все тихо, он знаком предложил следовать за ним. Нетерпеливая Марни снова задержалась, чтобы подогнать отстающих.

Теперь передо мной открылся совсем иной Нью-Йорк. Здания здесь были приземистыми и сильно обшарпанными. Среди одноэтажных развалюх встречались двухэтажные дома и даже многоквартирные сооружения в пять этажей. Улица больше всего напоминала ряд гнилых зубов.

Свет луны позволил мне рассмотреть еще кое-какие детали. На свободных участках земли, которые, видимо, когда-то были скверами и бульварами, разместились промышленные зоны. Невысокие кирпичные здания стояли бок о бок. Из многочисленных печных труб валил дым, а из зданий доносились жужжание, скрежет, звук ударов металла о металл и визг металлорежущих станков.

— Работает ночная смена, — негромко пояснил Сэм. — Торренс желает, чтобы его рабочая сила трудилась круглые сутки... да, мэм, иду, — закончил он, когда рука. Марни толкнула его в нужном направлении.

И здесь царили кошмары. Уличные фонари заливали пространство зловещим желтым светом. В окнах домов я видел движение людей, но в самих жилищах, как ни странно, электрическое освещение скорее всего отсутствовало. Я проходил мимо церквей, превращенных в фабрики. В этих некогда тихих прибежищах души теперь грохотали паровые молоты. Автомобилей почти не было. Мужчины, женщины и дети спешили по делам, сгибаясь под тяжестью разнообразных грузов. Это были туши животных, связки дров, свинцовые трубы, железный лом, старые автомобильные покрышки. Тут и там участки улицы были отгорожены, и в этих загонах блеяли козы и овцы, кудахтали многочисленные куры.

Мы шагали торопливо, несмотря на то что никто не бросал на наш странный отряд любопытствующих взглядов. Глаза у обитателей здешних мест были какими— то потухшими. То ли от чрезмерной работы, то ли от голода, то ли от наркотиков, а может — от первого, второго и третьего одновременно.

Я почти остановился, увидев ребенка, сгорбившегося под непосильной тяжестью груза. При виде малыша мне стало плохо. Его лицо являло унылую маску, искаженную гримасой боли. Почувствовав в тот же миг сильный толчок в спину, я двинулся дальше.

Я шагал мимо отвратительного вида зданий, в чревах которых трудились сапожники, слесари, кузнецы, ткачи, бочары, плотники и, судя по отвратительному запаху кипящего животного сала, мыловары. Ноги то и дело скользили в каких-то отбросах, определить состав которых я просто не решался.

Наконец мы добрались до глухого проулка. В одном из домов кто-то играл на саксофоне, и музыкант, как мне казалось, сошел с ума. Импровизированная мелодия то пела на самых высоких нотах, то резко падала вниз. Музыка каким— то непостижимым образом все время оставалась лиричной, хотя отчасти напоминала какофонию.

Это было место, в котором поселилась одинокая, несчастная душа. В звуках саксофона я слышал разрывающую сердце тоску и жажду мести. Во мне что-то перевернулось, и я вдруг почувствовал, что готов пожертвовать всем ради того, чтобы оказаться среди тихих зеленых холмов родного острова.

— Здесь! — бросил наш гид. — В этом доме. Быстро! Марни довольно бесцеремонно втолкнула нас в дверь черного хода четырехэтажного жилого дома. На лестнице было темно и воняло хорошо прогнившей капустой. Уже через несколько секунд наш проводник приступил к распределению комнат. Это было прекрасно. Сейчас мне больше всего на свете хотелось растянуться во весь рост на мягком матрасе.

— Здесь, — сказал проводник, когда подошла моя очередь. — Еду получите позже.

— Я заскочу к тебе, как только все устроятся, — сказал Сэм, хлопнув меня по плечу. — Пока располагайся.

Я не думал, что мне придется купаться в роскоши. И на сей раз мои ожидания полностью оправдались. Оказалось, что я буду жить в обществе разнообразных медных змеевиков и сосудов, содержимое которых булькало и шипело. Чутье меня не обмануло. В стальном сосуде в углу помещения бродило ячменное сусло. Итак, мне предстояло проживать в обществе перегонного куба. Против конечного продукта перегонки я ничего не имел, однако вонь и жар, которыми сопровождался производственный процесс, были просто невыносимы.

Я попытался выйти, но дверь была уже заперта, а звук шагов в отдалении говорил о том, что мои товарищи все еще заняты распределением помещений. Часть моего нового жилища была скрыта за висевшим от стены до стены занавесом. Лет тридцать назад это было роскошное плюшевое драпри, принадлежавшее весьма состоятельному жильцу. А теперь... оно выглядело еще вполне прилично, чтобы понять: занавес знавал и лучшие дни.

Я решил заглянуть за этот реликт былой роскоши и тут услышал звук открываемой двери. Я оглянулся. В комнату вошла Марни. Шрам на лице придавал ей весьма злобный вид. Но в этот момент ее глаза тоже горели яростью. Возможно, я ей действительно пришелся не по вкусу. Наверное, она все же неправильно истолковала мои попытки ее обнять.

Бросив на меня исполненный злобы взгляд, она перешла к перегонному кубу и что есть силы пнула его ногой. Котел, видимо, изумившись не меньше, чем я, зашипел, а в змеевиках забулькала жидкость. Марни взяла с антикварного буфета пустую бутылку, присела на корточки рядом со змеевиком и повернула рукоятку крана. Из крана в бутылку закапала прозрачная жидкость.