Дрожащей рукой Адриана прикоснулась к живописному полотну, но ощутила лишь шероховатую поверхность холста. Не было живого человека, поэтому не произошло взрыва эмоций. Она не почувствовала своего сына, но она узнала его. Здесь было более полусотни его изображений: вот он в окружении ангелов, а вот – сияющих существ, должно быть богов из китайского пантеона. А вот и он сам в ангельской ипостаси – с крыльями и нимбом над головой.
      Адриана стояла в храме, воздвигнутом в честь божества, и этим божеством был Николас – ее сын.
      По телу Адрианы пробежала дрожь, ей уже не хотелось, как раньше, смеяться над всей этой нелепицей. Если malakim смогли так изменить в детстве Креси, рожденную от земных родителей, то что они могли сделать с ее сыном? Он был зачат незадолго до того, как она получила manus oculatus, когда ей открыли канал связи с эфиром. Если Уриэль так изменил ее собственное тело, то что должно было произойти с ребенком, находившимся в ее чреве?
      Уриэль не знает или притворяется, что не знает.
      – Теперь вы понимаете? – тихо произнес отец Кастильо. – Они будут следовать за ним, куда бы он их ни повел.
      – Равно как и я, – так же тихо ответила Адриана. – Я тоже буду следовать за ним.
      Отец Кастильо с тревогой посмотрел на Адриану, но это ее нимало не тронуло.
      Они вышли из храма и пошли по грязным улочкам Новой Москвы, более оживленным, нежели в день их прибытия. Немногочисленный гарнизон значительно пополнился командами спустившихся на землю воздушных кораблей. Многие временно поселились в домах, покинутых их владельцами. Как ни странно, но дома оказались менее удобными, чем каюты на кораблях, – слишком просторные, слишком холодные и почти без мебели.
      Адриана заметила еще одну странность: прибывшие с ней избегали ее, едва завидев, спешили скрыться.
      – Вы планируете последовать за пророком? – робко спросил отец Кастильо.
      – Конечно, ведь я пока не нашла ни сына, ни царя. И я должна продолжить поиски.
      – А вы уверены, что пророк ваш сын?
      – Совершенно в этом уверена. Он очень похож на своего отца и немного на меня. У сына, который явился мне в видении, его лицо.
      – Это которого вам дьявол показал?
      – То существо я называю Смертью. Да, мне его показала Смерть.
      – А почему она это сделала?
      Адриана молчала. Был ясный день. Вдали виднелись горы, они, казалось, парили над горизонтом, существовали, как луна, сами по себе, независимо от земли. Накануне из-за облаков и тумана гор вовсе не было видно.
      – Я не могу ответить на этот вопрос, – наконец произнесла Адриана. – Но я знаю, что мой сын в опасности. Те, кто его окружает, толкают его на неверный путь. Я уверена, найти его – мой долг.
      Несколько часов спустя Креси оторвала Адриану от чтения.
      – Кажется, я нашла лабораторию Сведенборга, – сказала Креси. – Может, она и не ему принадлежала, но в любом случае это лаборатория.
      – Отлично! Там что-нибудь осталось?
      – Там царит хаос, видно, ее покидали в спешке. И я не могу сказать, осталось ли там что-нибудь ценное.
      – Пойдем посмотрим.
      Они шли по улицам в сопровождении шести лоррейнских телохранителей.
      – Креси, зачем столько охраны? В городе в основном наши люди.
      – Что-то я перестала доверять нашим людям, Адриана. Один из них – убийца. А остальные убийцей считают тебя. Я и этому городу не доверяю. Возможно, он не такой брошен ный, как мы думаем. Подозрительно легко нам его сдали.
      – Хорошо, я доверюсь твоей интуиции. Это здесь?
      Они стояли перед невысоким домом из кедрового бруса, на вид уютным, чем-то напоминающим храм. Это была и не русская, и не европейская постройка. Возможно, в ней отразились местные архитектурные традиции или привезенные из Сибири, трудно сказать.
      Как и в храме в честь ее сына, двери в этом доме были большие и вверху закругленные, но без затейливой резьбы.
      Внутри резко, но приятно пахло кедром, он скрывал какой-то иной запах, какой – Адриана не могла определить. В свете алхимического фонаря стены лаборатории казались желто-красными. На длинных столах в беспорядке стояли традиционные алхимические приборы – стеклянные колбы, тигли, была и печка, предусмотрительно изолированная от деревянных поверхностей кирпичами. На одном из столов Адриана обнаружила артикулятор, подсоединенный к голосовому транслятору, рядом лежали странного вида очки в тяжелой металлической оправе, с толстыми линзами.
      – Что это? – спросила Креси, показывая на медную воронку с тонкой перепонкой в основании.
      – Голосовой транслятор. Taloi позволяют malakim действовать на земле, а посредством этого приспособления они могут говорить с нами. Это напоминает говорящую голову Бэкона , изобретенную им много лет назад.
      – Я думала, голоса ангелов звучат у Сведенборга в голове, как у тебя.
      – Полагаю, он слышит только один голос, подобно тому как ты в детстве внимала голосу "друга" или как Людовик Четырнадцатый – голосу своего покровителя. Если даже Сведенборг и выпил философскую ртуть, более чем одному ангелу сложно настроиться на мозг человека без вспомогательного приспособления. – Как наглядный пример Адриана подняла вверх свою руку. – Чем более высокому духу в эфирной иерархии задается вопрос, тем точнее будет ответ. Я склонна думать, что Сведенборг стремился общаться с духами максимально высокого полета, и они искали контакта с ним. – Адриана взяла очки и нацепила их на нос. Очки, несомненно, принадлежали Сведенборгу, от них исходил легкий запах духов, которыми пользовался Сведенборг.
      Как только Адриана надела очки, материальный мир исчез, возникли вихри и уплотнение эфира. На мгновение ей показалось, что непроизвольно активировалась ее manus oculatus, но в следующее мгновение она поняла – такое действие производили очки. Сведенборг изобрел собственный метод видеть и общаться с malakim самых различных уровней и видов.
      Адриана сняла очки. Возможно, ей удастся в этом хаосе найти записи Сведенборга.
      – Стоять! – выкрикнула Креси.
      Адриана обернулась на ее голос и увидела юношу, он глядел на них широко раскрытыми глазами. Губы юноши шевелились, но ничего членораздельного он не мог произнести. Креси и лоррейнские телохранители держали его на прицеле.
      – Ты помощник Сведенборга? – вежливо поинтересовалась Адриана.
      Лицо юноши поражало белизной, на голове не было ни единого волоска. Глаза – совершенно синие, белков не видно. Адриану охватили смутные подозрения, и в этот момент юноша резко рванулся с места.
      Выстрел Креси пришелся ему в грудь и пробил его насквозь, но, похоже, это не причинило юноше никакого вреда, он лишь раздулся, как облако дыма. Но тут же принял прежнюю форму, словно приготовился к новой порции пуль из пистолетов лоррейнских телохранителей. Они тоже прошили его насквозь, и за спиной юноши образовались длинные струйки из вещества его плоти, они тянулись вслед за пробившими его пулями.
      Креси оттолкнула в сторону Адриану и обнажила шпагу. Адриана открыла глаза на manus oculatus.
      То, что предстало ее магическому взору, она раньше никогда не видела. Конечно же, это был malakus, но даже простейший malakus имел более сложную форму, чем этот. Гармонии юноши были самыми элементарными и сочетались самым примитивным образом, он походил на простейшее устройство, которое она, немного подумав, могла бы разобрать на части, а потом снова собрать в единое целое.
      Затем она увидела тончайшую нить, исходившую от него и терявшуюся где-то в бесконечности, и тут же все поняла.
      Тем временем malakus прошел сквозь Креси, вернее, обогнул с обеих сторон, как ручей огибает огромный валун. Так же он прошел и сквозь нее, оставив ощущение плотного потока воздуха, и выбежал в дверь.
      Креси вновь выстрелила, но этот выстрел, как и первый, не остановил malakus.
      Адриана порвала нить, и malakus упал; он сохранил свою форму, и от этого у Адрианы по спине пробежал холодок.
      – Что это? – спросила Креси.
      – Искусственный malakus. Talos, который сам себя сделал.
      – Не поняла.
      – Мне нужно немного подумать. Заверните его во что-нибудь и отнесите на корабль, в мою лабораторию. Затем соберите моих студентов. Я хочу, чтобы они на него взглянули.
      – А где Елизавета?
      Линней, Бретой и Ломоносов только плечами пожали.
      – В последний раз ее видели здесь с господином Линнеем, она помогала ему собирать полевые цветы.
      – Вот как? – с заметным холодком в голосе удивилась Эмили.
      – Действительно, мы собирали цветы, но это было утром, – смущенно признался Линней. – Но потом мы с ней расстались, и я ее больше не видел.
      Адриана вздохнула:
      – Ну что ж, я чувствую, вы все лукавите, но у нас нет времени выяснять правду. Надеюсь, до нее дойдет слух, что я очень хочу ее видеть. А сейчас приготовьтесь… Я собираюсь показать вам кое-что интересное.
      Креси завернула "юношу" в простыни, и сейчас Адриане не составило труда его развернуть, "тело" было легким.
      Линней, открыв рот, так и застыл от ужаса. Эмили и Ломоносов проявили выдержку анатомов.
      – Что это? – спросил Ломоносов.
      – На этот вопрос вы должны мне ответить.
      – Он не опасен? – спросила Эмили.
      – Нет, не опасен.
      Студенты принялись изучать научную диковину: они ощупывали и тыкали "тело" пальцами, и от таких прикосновений у них захватывало дух.
      – Поверхностные ткани упругие, – резюмировал Ломоносов. – Требуется некоторое усилие, чтобы прорвать внешний покров. Каков его вес?
      – Что-то около десяти фунтов .
      – Невероятно.
      С лица Линнея не сходила бледность, и он заметно дрожал.
      – Бог не мог сотворить такое, – пробормотал он.
      – Да, это не божественное творение, – согласилась с ним Адриана. – К нему, равно как и к созданию taloi, и воздушных кораблей, Господь Бог не прикладывал руку.
      – Ни у одного malakus нет в теле такого большого количества материальной субстанции. Максимальный вес, каким они могут похвастаться, составляет около фунта.
      – Возможно, это новая разновидность? – предположила Эмили.
      – Возможно, – сказала Адриана, – но мне кажется, Линней высказал верную мысль. Думаю, это одно из новых изобретений человека или скорее всего совместное творчество человека и malakim. Объединились два направления научной мысли. Вы помните, вы сами выдвинули эту гипотезу – более совершенные malakim творят простые формы из своей субстанции. Я полагаю, что это существо сделано Сведенборгом из субстанции некоего malakus, с его разрешения и с его помощью. Очевидно, для создания такого "тела" использовалось какое-то устройство.
      – Сведенборг может создавать malakim, которые имеют материальную оболочку? – спросил Линней.
      – Не совсем материальную, – заметил Ломоносов, пытаясь еще раз проткнуть "тело".
      – Нет, – возразила Эмили, – это самое значительное из всего того, что нам может предложить природа. У этого существа больше материальной субстанции, чем у штормового ветра. И если бы он был больших размеров либо если бы его субстанция была очень холодной или очень горячей…
      – Он представлял бы большую опасность, – подхватила Адриана. – Эмили права, более того, при желании Сведенборг мог бы нарастить плотность материи в этом существе. Но даже и в менее плотном состоянии этот вид malakim представляет серьезную опасность. Думаю, этот несчастный "парень" – всего лишь опытный образец, намеренно сделанный безобидным. Его субстанция состоит преимущественно из воздуха и воды.
      – Но сам по себе он является новым словом в науке, – возбужденно произнес Линней, наконец-то он справился с первоначальным ужасом. – Все природные malakim имеют однородную субстанцию.
      – Верно, – поддержала его Адриана, – и, как справедливо заметила Эмили, нет особых причин, почему их субстанция не может иметь сложную композицию и состоять из сочетания различных элементов – света, воздуха, земли. Их субстанция может быть нестабильной, как в случае с алхимическим фонарем, и, вступая в контакт с какой-то определенной материей, может активизировать ее свойства. И это позволит malakim оказывать огромное влияние на материю, что весьма нежелательно.
      – Вот что интересно… – произнес Ломоносов, барабаня пальцами по столу.
      – Продолжай.
      – Я тут размышлял… о последних опубликованных работах сэра Исаака Ньютона касательно материи. Он пришел к заключению, что сама материя – иллюзорна, что даже самая плотная материя представляет собой подобие губки, между атомами существует огромное, по сравнению с их размерами, расстояние. Я размышлял над некоторыми из его логических выводов, но не выносил их на обсуждение, как не совсем относящиеся к темам нашим бесед. Но сейчас… – Он на мгновение замолчал. – Думаю, можно продемонстрировать, что Ньютон недалеко ушел в своих рассуждениях. Материя не есть композиция различных сил и твердых частиц, разбросанных то там, то здесь. По большому счету "материи" как таковой не существует. Все ее свойства могут быть объяснены посредством фермента. То, что мы называем "атомами", возможно, всего лишь точки пересечения сил или, возможно, точки излучения сил, источник рождения сродств.
      – Это нелепое предположение, – сказал Линней.
      – Но только на первый взгляд. Мы знаем, гравитация, которая дает вес предметам, не является материей или твердым веществом, это – нематериальная сила. Так почему же мы должны считать, что предметы, на которые гравитация оказывает воздействие, являются материальными?
      Линней ущипнул себя за руку:
      – Потому что мы реальные. Предметы можно потрогать.
      – А если ты не можешь ущипнуть гравитацию, так, значит, она не реальная?
      – Это интересная тема, – сказала Адриана. – И она очень важна для понимания нашей новой находки. Можно предположить, что различие между нами и malakim не такое уж и большое, как мы привыкли думать.
      – Я именно эту мысль и пытался донести! – воскликнул Ломоносов, преисполненный юношеского задора. – Сродства, на основе которых созданы malakim, особенно те, кто наиболее приближен к Богу, отличаются от наших. Я склонен думать, что материя – это тоже сродство, но самого простого свойства. Понимаете? Создание материального предмета не означает установление связующего звена между царством материи и царством духа, это есть скольжение по единой шкале трансформаций от более грубых сродств, называемых нами материей, до более гонких, которые мы представляем как дух. Вы только подумайте! Посредством философской ртути мы преобразовываем механическое движение "материи" в пульсацию "духа". И процесс преобразования не может быть простым, поскольку "материя" и "дух" значительно отличаются друг от друга.
      Адриана кивнула. Ее внимание полностью сосредоточилось на manus oculatus.
      – Это многое объяснило бы, – произнесла она. – Это могло бы объяснить, как во сне можно было создать эту руку.
      – Вы о чем, мадемуазель?
      Адриана очнулась. Пора было пообщаться с Уриэлем, выяснить у него, отметая все лживые уловки, что он может знать о природе существа, найденного ими в лаборатории Сведенборга.
      Не успела она отпустить учеников, как в дверях возник Эркюль. Он тяжело дышал, и его шейный платок был в пятнах крови.
      – Эркюль, что случилось? Ты ранен?
      – Царапина, не более того. Это Меншиков. Кто-то его освободил. Он собрал вокруг себя ближайших сторонников, и люди продолжают непрерывно стекаться к нему.
      – И много их уже?
      – Они захватили один из воздушных кораблей. Никто из твоих телохранителей не переметнулся на его сторону, но к нему перешли многие солдаты из петербургского полка. Вполне возможно, что после раскола мы окажемся в конфронтации с равными нам силами.
      – Но у них нет такого количества воздушных кораблей, как у нас.
      – Нет. Хотя они захватили здание управы и, я думаю, выпустили на свободу губернатора и его сподвижников.
      – Как мог Меншиков вступить в тайный сговор с губернатором и найти в его лице сторонника?
      – Я не думаю, что он вступил с ним в сговор. Похоже, он увидел возможность отнять у тебя власть и начал действовать. Люди губернатора могут значительно пополнить ряды его сторонников.
      – Идиот. Чего он добивается?
      – Лучше об этом самого Меншикова спросить.
      – Где он?
      – Думаю, в здании управы.
      – Значит, в его распоряжении магическое зеркало губернатора, – мрачно заключила Адриана. – Похоже, пришло время преподать Меншикову урок, показать, что такое настоящая власть.
      Волной ярости, словно и не существовало гравитации, ее взметнуло на мостик. Как он мог, после всего того, что она для него сделала?! И как ее сторонники могли выступить против нее? Адриана не хотела во все это верить. Но разве она впервые сталкивалась с предательством?
      Адриана подошла к магическому зеркалу. Ее встретило самодовольное лицо Меншикова.
      – Приветствую вас, повелительница эфира, – сказал Меншиков.
      – Меншиков, вы сошли с ума. Мне ничего не стоит прихлопнуть вас, как жалкое насекомое.
      – И тем самым вы причините вред своим друзьям, большая часть которых просто глупцы, вцепившиеся в подол вашего платья. Полагаю, для них настало время задуматься, кому они служат.
      – Я умею быть избирательной, когда хочу, поэтому мои друзья не пострадают.
      – Правда? А насколько избирательной? Вы сумеете прихлопнуть меня и не задеть цесаревну? Неужели такое возможно?
      Меншиков сделал шаг в сторону, и стала видна Елизавета, находящаяся у него за спиной. Растрепанная, за запястье одной руки привязанная к Меншикову, вторая рука заломлена назад и привязана к телу. Лицо – злое и испуганное.
      – Меншиков, вы подписали себе смертный приговор. Царь многое способен вам простить, но только не это, вас засекут до смерти.
      – Петр мертв, ведьма проклятая! А если нет, то скажите, он? Его нет в Китае. Его нет здесь, среди пленников, заключенных в тюрьму. Его нигде нет. Голицын со своими приспешниками убили его. Нам остается смириться и попытаться вернуть себе Россию. Но нет, вы изображаете из себя героиню из глупой сказки, которая отправилась в тридевятое царство на поиски несуществующей жар-птицы. Довольно этих глупостей. Ни я, ни те, кто присоединился ко мне, мы не хотим больше следовать за вами. Делайте что хотите, мы больше вам не верим. Мы знаем, кто вы. Вы – убийца.
      – Эта убийца спасла вам жизнь. Но я хотела бы знать, не ваши ли единомышленники убили Ирину только для того, чтобы подорвать мой авторитет? Это очень похоже на вас.
      – В таком случае вы меня совершенно не знаете. – Голос Меншикова изменился. – Послушайте, Адриана, у нас вами общие враги: Голицыны, Долгорукие, староверы. Мы должны держаться друг друга, а не устраивать баталии. У меня есть план, я уверен, он выгоден нам обоим.
      – Меншиков, у нас действительно есть общие враги, но и вы мой враг. Своими интригами вы сами накинули петлю себе на шею, и потому вы глупый враг. Те, кто перешел на вашу сторону, пусть с вами и остаются, это их решение, но Елизавету отпустите, и немедленно. Пока вы этого не сделаете, я с вами ни о чем больше разговаривать не буду.
      – Я не отпущу Елизавету. Это моя единственная гарантия, что вы меня не убьете.
      Как и обещала, Адриана ничего ему не ответила, а только улыбнулась зловеще и взмахом руки прервала связь магических зеркал.
      – Я должна ее освободить. У нас есть пятнадцать минут на то, чтобы придумать, как это сделать.
      – И что потом?
      – Продолжим свой путь с теми, кто остался нам верен. Нам принадлежит большая часть кораблей. Этот бунт меня не остановит. Если они хотят остаться в этой богом забытой глуши, это их дело. А мы освободим Елизавету и двинемся дальше.
      Адриана создала вокруг них световой вихрь, свела на нет гравитацию, и они опустились на землю плавно, как перышко.
      Охрана Меншикова заметила их слишком поздно. Это только подтвердило догадки Адрианы: Меншиков не умел пользоваться эфирными духами. Он действовал не с позиции силы, а руководствуясь своим невежеством и высокомерием.
      Пули, приближаясь к ним, меняли траекторию движения, флогистон не причинял никакого вреда. Потоки расплавленного серебра, выбрасываемые пистолетом Фаренгейта, разбивались о них, превращаясь в пену, как волны о нос корабля. Один за другим, беззвучно погибли больше десятка солдат – сторонников Меншикова. Джинны, заполнившие пространство, останавливали любое движение воздуха, которое человек воспринимал как звук.
      Не поднимая шума, продолжая оставаться невидимыми, они приблизились к комнате, где находился Меншиков. И все же один из его телохранителей что-то почувствовал, он поднял вверх голову и увидел странное колебание воздуха. Это стоило ему жизни, а Меншиков прикрылся Елизаветой как щитом и выхватил крафтпистоль.
      – Покажитесь, или я убью ее. Я лягу в могилу только с ней.
      Адриана рассеяла скрывавший их световой вихрь. Лицо Меншикова исказилось, но самообладания он не потерял. Трусом Меншикова никак нельзя было назвать.
      – Я нарушу данное слово, – сказала Адриана. – Я буду с вами говорить, для вашего же блага. Отпустите Елизавету и идите с миром. Предупреждаю, я могу довести до кипения вашу кровь, не причинив вреда Елизавете. И я сделаю это, если вы будете упрямиться.
      – Вы в любом случае меня убьете.
      – Если бы я хотела отнять у вас жизнь, я легко могла бы сделать это и раньше.
      – Отправляйся в ад! – выкрикнул Меншиков и спустил курок.
      Елизавета услышала звук и замерла.
      Но ничего не произошло. Адриана улыбнулась.
      – Лучше бы вы, князь, вместо магического оружия взяли самый обычный пистолет. С обычным пистолетом мне труднее справиться.
      – Да знаете, я просто пошутил, – произнес Меншиков растерянно. – Я не хотел причинять Елизавете никакого вреда. – Он сник, крафтпистоль выпал у него из рук. – Это все была шутка, – пробормотал он. – Меншиков просто клоун.
      – Эркюль, отвяжи Елизавету от этого болвана.
      Д'Аргенсон подошел к цесаревне и разрезал веревки Елизавета разрыдалась и бросилась к ним. Эркюль отошел от Меншикова, и тот сразу же выпрямился и гордо вскинул голову.
      – Теперь вы можете меня убить, если хотите, – торжественно произнес он.
      – Хотите избежать наказания? Но я не хочу облегчать вашу участь. Пусть падут на вашу голову страдания жен и детей тех, кто бессмысленно погиб, защищая вас. Пусть они гадают, почему я дьявол, как вы меня им представляете, взяла не вашу жизнь, а жизни дорогих их сердцу людей.
      В глазах Меншикова сверкнул луч надежды:
      – Так вы даруете мне жизнь?
      Адриана лишь рассмеялась. Она продолжала смеяться, обняв Елизавету и направляясь назад к кораблю, продолжала смеяться, поднимаясь на палубу.
      Они были на полпути к цели, когда с ней заговорил Уриэль.
      "Что-то приближается", – сказал Уриэль.
      "Что?"
      "Не могу дать этому объяснение. Я плохо ориентируюсь в материальном пространстве, мне трудно определить расстояние и размеры. Что-то приближается, сильное и смертельно опасное".
      Адриана открыла глаза, видящие в пространстве эфира, и начала всматриваться в ночное небо. Сквозь толщу облаков был виден свет звезд, бесчисленные вихри действовавших во Вселенной сил образовывали замысловатые узоры, похожие на рисунок персидского ковра. Море было совершенно спокойным, лишь слегка колыхалась его поверхность. Также спокоен был воздух, хотя действовавшие в нем силы и образовывали характерную рябь.
      И все же она заметила у самого горизонта, там, где должны были возвышаться горы, нечто не совсем обычное – странный сгусток мрака.
      – О боже! – выдохнул Эркюль.
      Адриана заморгала, заставляя включиться свое обычное зрение, и посмотрела в ту сторону, куда был устремлен полный ужаса взгляд Эркюля.
      Из-за гор, чернее самой ночи, надвигался мрак, в центре его полыхал, закручиваясь спиралью, огонь и потоками проливался на землю.
      – Господи, что это?
      Адриана остолбенела, с трудом облизала пересохшие губы и выдавила:
      – Мы говорили об этом. Это изобретение Сведенборга – машина тьмы. Ты был прав, Эркюль, все это было лишь ловушкой, чтобы задержать нас до прибытия этой машины.
      Адриана схватила Эркюля за руку и сжала ее. После гибели Ирины они соприкоснулись впервые. Эркюль не ответил на ее пожатие, но и руку не выдернул.
      – Как приятно в кои-то веки оказаться правым, – пробормотал он.
      Стоявший рядом отец Кастильо принялся горячо молиться.

      – Огонь!
      Оглторп чувствовал себя Зевсом, мечущим молнии. Хотя холм, на котором находилась его боевая позиция, мало походил на Олимп. Строй "красных мундиров" редел, но они продолжали осыпать бойцов Континентальной армии градом пуль. Пули ударялись в стволы столетних дубов и гикори, вбуравливались в жирную, плодородную землю, но солдаты оставались целыми и невредимыми: деревья, в диаметре достигавшие восьми футов, служили надежным укрытием.
      – Ишь как прут! – выкрикнул Парментер.
      Оглторп кивнул и выглянул из-за дерева. "Красные мундиры" смыкали ряды, закрывая бреши, оставленные погибшими товарищами, и шли по открытому полю, не видя солдат Континентальной армии, спрятавшихся на склонах холма. Бойцы Оглторпа – индейцы, следопыты, солдаты маркграфства перебегали от дерева к дереву и выискивали наиболее доступные цели.
      Иногда Оглторпа охватывало отчаяние: в самом начале армия противника численно превосходила его собственную в два раза, а сейчас в четыре, несмотря на то, что огромное число "красных мундиров" было уничтожено. Совсем недавно прибыло пополнение из Чарльз-Тауна, вероятно, их доставили на воздушных кораблях. Из чего следовало, что мароны не выполнили задания.
      Или сбежали, зло подсказывал ему внутренний голос.
      – Огонь! – снова выкрикнул он, и тут же грянул залп из сотни ружей.
      Последовал ответный залп противника, и вновь все его солдаты остались целы. А внизу "красные мундиры" еще раз сомкнули ряды.
      – Подтаскивают артиллерию, собаки, – проворчал Парментер. – Похоже на огнеметы.
      Джеймс тоже увидел длинные трубы, которые заметил Парментер, их несли taloi, по двое одно оружие.
      – Отойдем за холм, – сказал Оглторп. – Мы уже знаем, на что они способны.