Адриана катила колесо Иезекииля к вершине неба, и под ногами у нее горели ангелы. И чем выше они поднимались, тем ярче делалось полуденное солнце, а небо напротив – становилось темнее и воздух прохладнее. Внизу простиралась земля, где кипела жизнь.
      – Как красиво! – промолвила сидевшая в кресле Вероника де Креси. Подобно Адриане, она задумчиво смотрела сквозь толстое стекло кареты на мир вокруг. В свете, отражавшемся от поверхности дальних морей, ее бледное лицо отливало голубизной. – И на какую высоту мы можем вот так подняться?
      Адриана остановила внимательный взгляд на медных выпуклых дисках со шкалой, идущей по кругу.
      – Мы почти достигли предела наших возможностей. Сейчас мы на высоте почти шести лье над землей. Не будь этой кареты, мы задохнулись бы от недостатка кислорода. Мои джинны поддерживают его в карете в нормальной для человека концентрации, для этого они должны его откуда-то брать. Но если мы поднимемся еще выше, то в атмосфере уже не будет кислорода, и вот тогда мы действительно можем задохнуться.
      – Как жаль! Я хотела бы побродить по Луне и оттуда полюбоваться Землей.
      – Когда-нибудь это случится, – неопределенно ответила Адриана.
      – Надо успеть, пока я не превратилась в старую каргу, – хочу соблазнить там какого-нибудь аборигена.
      Адриана задумалась, что бы такое ответить подруге, и в этот момент появилась Смерть.
      Адриана видела не так, как обычный человек. Особым органом восприятия, более совершенным, нежели глаза любого смертного, она могла наблюдать, как эфир, замысловато преобразовываясь, обретал материальные формы, она видела состоявших у нее на службе джиннов, которые легко и бесшумно скользили в эфирном пространстве.
      Этот орган восприятия не был похож на человеческий глаз. Эфир не имел оптической реальности, не обладал цветом, тенью, линией. Дарованное ангелами зрение служило ей переводчиком, перелагало язык эфира на язык света. Как переводчик использует уже существующие слова, так и Адриана видела сущностные и несущностные объекты так, словно они были графическим изображением соотношения различных математических величин, иллюстрациями из научного трактата, переданными, если можно так сказать, визуальным языком науки.
      Такое видение не смущало ее, стало привычным.
      Но Смерть выглядела как смерть. Кожа черными лоскутами прилипла к белым костям черепа, который раскачивался на полуистлевшем позвоночнике. Из щели между пожелтевшими лопатками торчали вороньи крылья, на каждом пере – открытый человеческий глаз. Когтистые пальцы Смерти тянулись к Адриане.
      Адриана сидела в оцепенении и пришла в себя за секунду до того, как Смерть на нее набросилась. В самом начале она очень неумело отдавала приказания джиннам, но за годы, проведенные вместе, они настолько сроднились, что не успевала Адриана подумать, как эфирные существа уже исполняли ее команды. Воздух уплотнился и задрожал, вокруг Адрианы и Креси заплясали молнии, и сотня джиннов вступила в схватку со Смертью, они пытались разгадать тончайшие гармонии, из которых она была сотворена.
      Смерть разметала их в стороны, и череп оскалился. Защита Адрианы не стала для нее препятствием.
      "Наконец-то ты приблизилась ко мне настолько, что я могу до тебя дотянуться", – сказала Смерть.
      Она говорила голосом Адрианы, точно так же как и джинны говорили с ней ее собственным голосом.
      Адриана возобновила атаку. Смерть на мгновение отступила, но тут же приблизилась вновь, обхватив ее черными крыльями. Адриана успела бросить последний взгляд в сторону Креси, обезумевшей от отчаяния. Креси не видела Смерть, она видела только то, что в воздухе засверкали молнии и появились всполохи пламени.
      Стиснутая черными крыльями, Адриана понимала, что умирает. Сердце трепетало в груди, и тело растворялось, превращаясь в пустоту.
      Все тело, кроме ее manus oculatus. Эту руку она продолжала ощущать. Она оставалась ее якорем, маяком, источником ее силы. Она нашла эту руку несколько лет назад во сне и прикрепила на место своей сгоревшей кисти. Проснувшись, она обнаружила, что обладает этой рукой и наяву. Через manus oculatus осуществлялась ее связь с джиннами, она была источником ее силы и сверхъестественного зрения. В конечном счете именно рука держала в воздухе колесо Иезекииля, именно она не давала им с Креси задохнуться от недостатка кислорода.
      Адриана подняла руку и схватила нечто, что загудело, как задетая струна лютни. Нет, не как струна лютни, а подобно математической формуле, когда-то незавершенной и почти забытой и неожиданно в эту секунду вдруг возникшей в гармоничной целостности. Она потянула нить и извлекла высокий и тонкий звук.
      Смерть отпрянула, так ветер подхватывает и уносит истлевшую ветошь. Смерть исчезла.
      Адриана пришла в себя, подле нее – на коленях – Креси, тонкая, с исполненным тревоги лицом.
      – Адриана, что случилось? Нам все еще угрожает опасность?
      Но Адриана вначале выслушала то, что ей сообщили оставшиеся в живых джинны. Она покачала головой:
      – Нет. Но мы будем спускаться.
      Креси кивнула и повернула нужную ручку.
      – Что случилось? – минуту спустя повторила она свой вопрос.
      – Тсс, – только и ответила Адриана и закрыла глаза. Внутри кареты, как снежинки в хрустальном шаре, кружились перья из крыльев Смерти, они оседали ей на плечи, на юбку, таяли, превращаясь в ничто. Она поймала несколько перьев, пытаясь разгадать их природу. Что это было? И кто послал ее? Она уловила смутный намек – глаз, голос, совершенно ни на что не похожую вибрацию. Она также поняла, как ей удалось убить Смерть. Это знание пришло и тут же исчезло.
      На мгновение Адриану озарило, что у нее был выбор: она могла либо узнать, откуда пришла Смерть, либо получить способ ее убить. Два ответа сразу ей не давались.
      Она решила: полезнее запомнить, как убивать подобные существа. Уничтожив Смерть, она увидела то, что было ей знакомо. Она собрала фрагменты и соединила их в одно целое. Получилось изображение – небольшое живописное полотно в рамке ее мыслей. Это был портрет, но, узнав лицо, она чуть не разрыдалась.
      Адриана увидела мальчика лет двенадцати, он сидел на высоком деревянном помосте. На нем были китайские шелковые одежды, его окружали люди, одетые подобным же образом. У мальчика лицо белое, у окружавших его людей лица восточные, под стать их одеждам. Двое из них, в более грубых платьях, напомнили ей индейцев из племен натчезов и гуронов, которых она когда-то видела при дворе Людовика XIV.
      – А-ах, – простонала она и открыла глаза, встретив встревоженный взгляд Креси. – Я видела его, Вероника, – прошептала она. – Прошло десять лет, и я наконец-то увидела своего сына.
      Гравитация несла их сквозь уплотняющийся воздух к земле.
      Они наблюдали, как приближалась земля, она делалась более плоской и ширилась в пространстве. Креси, давно уже привыкшая к особенностям характера Адрианы, молча ждала.
      – Больше ни о чем говорить не будем, – наконец произнесла Адриана. – Ни о том, что нас сейчас атаковало, ни о том, что я только что тебе сказала. Мне нужно все это обдумать.
      – Но ответь, что это была за атака? Я видела твоих защитников, не всех, некоторых. Еще больше я чувствовала, но с каждым годом моя способность видеть malakim слабеет. На нас напал один из них? Один из malfaiteurs ?
      – Я не знаю. Он не был похож ни на одного из джиннов, которых мне доводилось видеть.
      – Его нельзя сравнить ни с кем из твоих добрых гениев?
      – Нельзя. Он совершенно на них не похож. Я даже не знаю, как я выжила и что я делала.
      – Но благодаря ему ты увидела Николаса?
      – Да.
      – Откуда ты знаешь, что это был именно он?
      – Знаю. Он похож на своего отца и… – Она задумалась, затем добавила. – Я просто знаю, что это был он.
      – В таком случае мы его найдем, – заключила Креси.
      – Да, найдем, – согласилась Адриана.
      На долгое время в карете воцарилось молчание.
      – Кстати, прими мои поздравления, – нарушила молчание Креси. – Твое колесо успешно выдержало испытание.
      – Похоже на то, – ответила Адриана.
      – Ты, кажется, не очень этому рада. Ты ожидала, что затея провалится?
      – Ну конечно, я рада. Но ты же знаешь, это не совсем новое изобретение. В каком-то смысле это не более чем еще один вариант с использованием джиннов. Честно говоря, оно не так впечатляет, как крылатый летательный аппарат Сведенборга , сделанный им пять лет назад.
      – И все же, я уверена, царь будет доволен твоим колесом Иезекииля.
      – Вероятно, если, конечно, он вернется, – заметила Адриана. – Прошло три месяца, как он покинул Пекин, а вестей от него до сих пор нет.
      – Это не повод для беспокойства.
      Огромное колесо, вращающееся вокруг парившей в воздухе кареты, приближаясь к земле, замедлило свое движение.
      – Откуда взлетали, тут же и приземлились, – удивилась Креси. – Как такое могло получиться, ведь Земля вращается?
      – Секрет прост. Джинны знают дорогу домой, – ответила Адриана.
      Целый день, задолго до встречи со Смертью, ее терзало смутное беспокойство. Встреча только усилила его, но не открыла причины. Вот уже десять лет она управляла malakim, за эти годы число ее слуг значительно выросло. Она создала, как и мечтала когда-то, много устройств и аппаратов, подобных тому, в котором они сейчас путешествовали. Но почему же она не испытывала счастья?
      Они приземлились на небольшой площади рядом с Петербургской Академией наук, их приветствовали сотни восторженных голосов. Люди всех званий и сословий собрались посмотреть на чудесный летательный аппарат и его творца.
      Когда они выходили из кареты князь Меншиков ближайший сподвижник Петра, направился им навстречу. Он был одет с небрежным изяществом – поверх камзола красный кафтан, отделанный золотым позументом. Меншиков приблизился, снял украшенную перьями треуголку и раскланялся.
      – Сударыни, как вам понравилось путешествие? Мы наблюдали за вами в подзорную трубу до тех самых пор, пока вы не исчезли из виду.
      Адриана любезно улыбнулась:
      – Путешествие было великолепным. Возможно, сударь, в следующий раз вы соблаговолите сами испробовать новый аппарат.
      Меншиков натянуто улыбнулся. Адриана знала, что он не был сторонником летательных аппаратов. Ему также не нравились и воздушные корабли, испытанные в деле, хотя и громоздкие, и изобретенные задолго до прибытия Ариадны в Россию.
      – Почел бы за честь, сударыня, – ответил князь.
      Да, Меншикова можно было обвинить в чем угодно, но только не в трусости.
      Вместе они направились к Академии, им вслед неслись ликующие вопли толпы.
      – От царя по-прежнему нет никаких вестей? – спросила Адриана Меншикова.
      Она была уверена – из-за царившего шума лишние уши не услышат их разговора.
      – Вестей нет, но я надеялся, что, поднявшись так высоко, вы сможете его разглядеть, – Меншиков помолчал, затем добавил. – Я шучу, конечно.
      – Конечно. Но колесо дает возможность снарядить экспедицию, его скорость значительно превышает скорость старых воздушных кораблей.
      – И сколько времени потребуется, чтобы через Сибирь попасть в Северную Америку?
      – Я думаю, он пропал где-то в районе Пекина.
      – У нас есть достоверные сведения, что он покинул Пекин и, по всей видимости, направился в Америку. Вы не знаете, продолжает ли эфирный самописец работать, если человек пересекает границы?
      – Как правило, да, – ответила Адриана. – Я отправлю своих слуг проверить. Но чтобы преодолеть это расстояние на колесе, потребуется всего несколько дней.
      – Очень хорошо, – произнес Меншиков. – Думаю, мы могли бы более детально все это обсудить потом, когда останемся без посторонних глаз и ушей.
      Адриана не знала, что ответить. Он похлопал ее по плечу и сказал.
      – Я шучу, конечно!
      – Да, конечно, – кивнула она.
      Адриана недолюбливала Меншикова за его лукавство, но он был самым близким к царю человеком и на данный момент правителем России. И потому не имело смысла вызывать его недовольство.
      – Я распорядился, чтобы устроили небольшое празднество по такому случаю, – продолжал Меншиков.
      – Моя госпожа сильно устала… – начала было Креси, но Адриана положила ей на плечо руку.
      – Пустяки, – перебила она. – Если князь приготовил для нас увеселение, то мы не можем отказаться принять в нем участие.
      – И вы не пожалеете, – разулыбался Меншиков.
      Это было не просто небольшое празднество, это был роскошный пир с танцами и прочими развлечениями. Меншиков очень свободно распоряжался царской казной, настолько свободно, что значительная часть богатств оседала в его карманах. Каждый раз, когда царь уезжал и передавал в его руки бразды правления, по возвращении он приходил в ярость от размеров казнокрадства Меншикова, но неизменно прощал своего друга.
      И если однажды царь не вернется, Россия в течение нескольких лет будет разорена.
      Если Меншиков намеревался поразить Адриану, то напрасно. Она не отведала предложенных яств, ее не привело в трепет пожалованное ей платье. Вместо выражения восторгов она непрерывно возвращалась в своих мыслях к встрече со Смертью и тому, что она увидела после. Она пыталась вспомнить каждую деталь. Что она "потянула", что заставило Смерть исчезнуть?
      – Не желаете ли потанцевать, мадемуазель? – раздался у нее над самым ухом голос.
      Она подняла голову и улыбнулась милому юному личику.
      – Приветствую вас, Елизавета. Ваш французский стал заметно лучше.
      – Благодарю вас, – ответила девушка и в изнеможении упала в кресло. – Сил больше нет. А вы не хотите сделать тур? – Она махнула рукой слуге.
      – Я немного устала.
      – Но сегодня здесь так много красивых мужчин! – не унималась девушка. – Я не понимаю, как вы можете усидеть на месте. Они все время меня о вас расспрашивают. А я не знаю, что им ответить. Признайтесь, ведь вы же не фаворитка моего отца?
      Адриана широко улыбнулась:
      – Царь и я… мы просто друзья и соратники. И ничего больше, – ответила она.
      – Хотите сказать, что верны только одному д'Аргенсону? Совершенно не понимаю, как можно довольствоваться одним мужчиной, ну, если не считать уродин, на которых никто внимания не обращает. Но вы же, мадемуазель, не уродина…
      Адриана приложила палец к губам Елизаветы:
      – Тише, иначе я вынуждена буду назначить вам на завтра в два раза больше уроков.
      Елизавета удивленно вытаращила глаза:
      – Разве мадемуазель ожидает, что я приду на урок после бала?
      – Разумеется. Если ваш отец обнаружит, что в его отсутствие я плохо вас учила, он прикажет меня выпороть.
      Подошел слуга с подносом, на котором стояли бокалы с вином.
      – Что это ты такое принес? – наморщила носик Елизавета. – Принеси водки .
      – Слушаюсь.
      Елизавета откинулась на спинку кресла, улыбнулась и томно закрыла глаза. Это было очаровательное юное создание – настоящая красавица. Ей исполнилось двадцать три года, Адриана была меньше, чем на десять лет старше ее, но казалось, их разделяют века. Разве когда-нибудь Адриана была вот такой беззаботной?
      Нет, подумала она, беззаботной ей быть не довелось.
      – Я думаю, папа очень скоро вернется. Я уверена, из Китая он привезет нечто необыкновенное. – Девушка очень серьезно посмотрела на Адриану. – Я надеюсь, вы попросите Бога вернуть его домой живым и здоровым.
      – Боюсь, я не имею влияния на Бога, – ответила Адриана.
      – Не может этого быть. Совершенно очевидно, что Бог любит вас. Даже патриарх это говорит. В этом никто не сомневается. Есть и такие, кто утверждает, что вы – святая.
      В этот момент слуга принес водку, и она с удовольствием сделала глоток.
      – И вы во все это верите? – с укоризной спросила Адриана.
      – Ну, только в то, что у вас всего один любовник, и это потому, что вы страдаете от каких-то религиозных предрассудков. – Елизавета улыбнулась. Она успела уже осушить свою рюмочку. – Ну вот, – вздохнула она, – если вы не хотите танцевать со всеми этими кавалерами, то мне придется отдуваться за двоих, несмотря на мою смертельную усталость. – Она встала и поправила лиф платья, еще более соблазнительно обнажив свою белоснежную грудь.
      – Не забудьте, завтра у вас урок, – напомнила ей Адриана.
      – Да, конечно. – Елизавета чуть наклонилась и расцеловала Адриану в обе щеки, а затем растворилась во всеобщем веселье.
      Было чуть за полночь, когда Адриана поднялась с постели и подошла к окну. Раздвинула шторы, приложила лоб и ладони к толстому стеклу и стала смотреть вниз, на огни Санкт-Петербурга.
      В лунном свете город казался сказочным: сверкающий снег, стройные башни со шпилями, Нева – переливающаяся блеском дорога, по которой порхают, едва касаясь ее, снежные феи. Город – холодный, прекрасный, отстраненный. Последние десять лет он являлся ее домом.
      Стекло было толстым, особого алхимического сплава, но, несмотря на это, оно настывало, и кожу покалывали крошечные иголочки русского мороза. Она скользнула своей человеческой рукой по оконному стеклу и остро ощутила холод, ее магическая рука была бесчувственна ко всему земному. Если Адриана простоит вот так у окна бесконечно долго, пока кровь не застынет, превратится ли она в ледяную скульптуру женщины, неподвластную времени, вечно смотрящую в окно, без единого движения, без единой мысли в голове. Ей хотелось такого ледяного забытья.
      Сзади послышалось шуршание простыней, но она не обернулась даже тогда, когда раздался сонный голос Эркюля.
      – Адриана, – позвал он.
      – Спи, Эркюль.
      – Я хотел бы, чтобы ты легла рядом.
      – В мире есть многое, чего стоит желать, Эркюль.
      Возникла многозначительная пауза, в течение которой шуршание простыней продолжилось. Ей не нужно было поворачивать голову, она могла легко представить его задумчивый взгляд, сломанный когда-то и оттого немного кривой нос и густые каштановые волосы. Адриана не хотела в тысячный раз видеть, как он пытается понять ее, определить, что он сделал не так, чем расстроил ее.
      – Ты такая красивая там, у окна, – сказал он тихо, с искренним восхищением в голосе. – Ты самая красивая женщина из всех, которых мне доводилось встречать в жизни.
      Адриана не находила смысла в этих словах. Зачем мужчины вообще их говорят?
      – Спи, Эркюль, – как можно нежнее повторила она.
      – Я не могу спать, когда ты не спишь. Я знаю, с тобой что-то произошло в небе. Что-то, о чем ты не хочешь рассказать.
      – Просто не о чем рассказывать, Эркюль.
      Она слышала, как он опустил ноги на пол и, не отрывая взгляда от города за окном, подняла руку.
      – Пожалуйста, не подходи, – попросила она.
      – Что я сделал не так? – спросил он. – За что ты сердишься на меня?
      – Эркюль, ты здесь не причем.
      – Я люблю тебя, и если что-то волнует тебя, это волнует и меня.
      Она наконец повернулась к нему, оставив шторы полуотдернутыми, откинула с лица длинные черные волосы.
      – Причина в Ирине? – продолжал он.
      – Уж кто здесь совсем не причем, Эркюль, так это твоя жена.
      – Я давно женился бы на тебе, Адриана. Сотни раз я делал…
      – Эркюль, – тихо оборвала его Адриана, – я устала повторять: мои мысли занимаешь не ты, не твоя жена, не твои дети и даже не мое замужество, которое мне совершенно не нужно.
      – В таком случае я тебя совершенно не понимаю.
      – В таком случае, может быть, тебе лучше меня оставить.
      – Раньше ты была счастлива со мной.
      – Ты был мне нужен, по крайней мере, я так думала. – Ее голос стал еще тише и нежнее. – Мне нужен был друг, Эркюль, настоящий друг. У меня никого нет – только ты и Креси.
      – Но это какая-то странная дружба. Почему она строится только на твоих условиях? Почему, когда ты хочешь, чтобы я был в твоей постели, я в ней и оказываюсь, но когда я хочу, чтобы ты была в моей…
      – Я думаю, Ирина не отличается такой широтой взглядов, – сказала Адриана и попыталась улыбнуться.
      – Ты знаешь, что я имею в виду.
      Она внимательно посмотрела на него:
      – Неужели я так дурно с тобой обращаюсь, Эркюль? Вспомни, когда мы встретились, какую жизненную цель ты преследовал? Ты хотел служить влиятельному принцу, который правил бы в соответствии с требованиями нового времени. Ты хотел стабильного положения. И разве я не исполнила все твои желания? Разве царь не тот господин, которого ты искал?
      – Я не спорю с этим, но…
      – Что "но"? Любовь никогда не была частью нашей сделки. Ты любишь меня только потому, что я тебе не принадлежу. Если бы ты женился на мне, то сейчас ты был бы не со мной, а с другой женщиной, и я, а не Ирина страдала бы от одиночества на нашем брачном ложе.
      – Это неправда. Я никогда не любил Ирину. Но мне нужно было упрочить здесь свое положение, а она – боярская дочь. И нет на свете такого мужчины, который не желал бы иметь сыновей.
      – Да, – с горечью произнесла Адриана, – и нет на свете такого мужчины.
      Эркюль дернулся, будто его ударили по лицу.
      – Прости, любовь моя. Я знаю, ты тоскуешь по Нико. Иногда я забываю…
      И ей так захотелось рассказать ему о своем видении, но ее удерживал какой-то необъяснимый страх.
      – Понимаешь, Эркюль, я никак не могу забыть. Я работаю в лаборатории, я изобретаю оружие и игрушки для царя, я учу студентов, я пытаюсь не попасть в сети интриг моих врагов, у меня столько дел и забот, и все же я никак не могу забыть. Я все думаю, жив ли он. И вот сейчас… – Она замолчала, поняв, что каким-то образом Эркюль заставил ее сказать больше, чем она желала.
      – Что – сейчас? Ты получила какие-то вести о нем?
      – Никаких. Послушай, Эркюль, ты должен это знать. Кто-то пытался убить меня. Я подозреваю, что этот некто имеет отношение к исчезновению Нико.
      – Этот некто находится здесь, в России, или в какой-то другой стране?
      – Именно здесь я получила широкую известность. Но вопрос в другом: враг, который хотел меня убить, человек или существо, принадлежащее нематериальному миру?
      – Ты подозреваешь кого-то из malfaiteurs? Думаешь, это один из ангелов зла? Уверен, здесь им никто не служит.
      – Когда-то им служила Креси.
      – Но ты же не подозреваешь ее?
      – Нет. Думаю, они очень хитрые и умеют тщательно маскировать своих земных слуг.
      – Очень хорошо, что ты мне об этом рассказала. Я предупрежу всех наших тайных агентов.
      – Но только тех, кому ты полностью доверяешь. Кем бы ни был этот тайный враг, у него на службе состоит нечто ужасное и действительно опасное. Это может привести к очень серьезным переменам.
      – И ты не хочешь ничего сказать об этом ужасном и опасном слуге?
      – Не сейчас.
      – Это потому, что ты мне не доверяешь?
      – Я доверяю тебе, Эркюль, как никому другому.
      – Из чего следует, что твое доверие распространяется не так уж и далеко.
      Она подошла к нему, сидящему на краю кровати, нагнулась и поцеловала его в лоб.
      – Я ничего не могу с этим поделать, Эркюль. Меня в жизни так часто предавали.
      Эркюль тяжело и с шумом выдохнул:
      – Ты такой непосильный груз взвалила на плечи, что тебе не хватает сил любить. Ты очень тяжелый человек. Я люблю тебя, но сейчас передо мной стоит не та женщина, которую я встретил во владениях герцога Лоррейнского.
      – Ты прав, – тихо сказала Адриана. – Я стала лучше той женщины, стала сильнее. Ну а теперь ложись спать.
      – Нет, я думаю, мне лучше уйти.
      Адриана пожала плечами:
      – Как хочешь.
      Он стал одеваться. Одевшись, повернулся к ней, и она заметила слезы, блеснувшие на его глазах.
      – Не думаю, что я еще когда-нибудь сюда вернусь, – сказал он.
      – Эркюль…
      – Я предан тебе. Я умру за тебя. Я найду и уничтожу твоих врагов. Но я больше не в силах быть твоим любовником. Это причиняет нестерпимую боль.
      – Как хочешь, – с трудом выговорила Адриана, почувствовав, что у нее перехватило горло.
      Он ушел, а она снова приблизилась к окну. На этот раз картина предстала перед ней какой-то размытой, словно слезы и ей застлали глаза. Она знала, что это не так, потому что за все годы, прожитые ею в Санкт-Петербурге, ни одна слеза не скатилась по ее щеке. Она их выплакала в те дни, когда у нее украли сына.
      Адриана отогнала мысли об Эркюле д'Аргенсоне прочь, и в тумане, где смешались свет и тени, увидела Николаса. Она не понимала, откуда берет силы надеяться. Казалось, это так опасно – чувствовать, надеяться… любить.
      Завтра она раздобудет о Китае все сведения, какие только возможно.
      Спустя час ее ресницы наконец-то сомкнулись, но надолго уснуть не удалось, ее разбудили джинны. Она оторвала голову от подушек и села, все та же тревога владела ею.
      Откуда-то издалека неслись звуки ружейной пальбы. И в ее комнате находился кто-то посторонний.

      – А ну-ка еще раз расскажи мне о тех кра-си-и-ивых женщинах, к которым мы направляемся в эти твои земли уичита, – ехидно произнес Таг. Он мрачно вперил взгляд куда-то вдаль, приставив козырьком ко лбу огромную ладонь.
      Там вдали, волнисто изгибаясь, простиралась равнина, и редкие карликовые деревья только подчеркивали ее бескрайность.
      За спиной одна из лошадей захрапела, и лошадь Тага беспокойно вскинула голову. Красные Мокасины обвел взглядом всех остальных. Из десяти лошадей, которых они взяли с собой, осталось восемь, но и они выглядели изнуренными. Они нуждались в хорошем отдыхе.
      – Нам нужны свежие лошади, – сказал Красные Мокасины.
      – Ты что, не слышал моего вопроса? – проворчал Таг. – Сколько нам еще тащиться до первой деревни уичита?
      – Точно не знаю, – ответил Красные Мокасины. – Я не уверен, что это земли уичита.
      – Хочешь сказать, что заблудился? – скептически поинтересовался Таг. – Как такое может случиться, чтобы индеец заблудился?
      – Таг, а как моряк теряется в море? Куда ни глянь – вода, и везде одинаковая, разве нет?
      Таг сердито нахмурился:
      – Тоже мне, нашел с чем сравнивать.
      – Почему бы и нет. На запад от Великого Водного Пути я никогда раньше не ходил. Откуда мне знать дорогу?
      – А что ты такого уверенного из себя строил, будто наверняка знаешь, куда мы направляемся, а сам, оказывается, ни разу там не был.
      – Я точно знаю, куда мы идем. Я словно вижу стрелу, летящую к цели. Я просто не уверен, что мы уже там, куда идем.
      – Идем туда, не зная куда, – проворчал Таг. Затем пожал плечами. – Ну, вообще-то здесь симпатично. Море чем-то напоминает.
      – Ты скучаешь по морю?
      – Ни черта. Жизнь моряка отвратительна. Половина тех, кого я знал, умерли от цинги, вторая половина погибла в драках, перебрав рому, оставшиеся единицы уморил сифилис. Я сбежал и потому стал среди пиратов долгожителем. Честно говоря, я не жалуюсь, но я хотел бы обойти стороной эти земли – страна индейцев ли это или еще чего там. – С этими словами он так хлопнул чокто по спине, что тому показалось, будто у него все ребра враз лопнули. – Ты ж обещал найти мне женщину, что-то долго тянешь с этим.
      Они поехали дальше по земле, в своем однообразии так похожей на море.
      На следующий день около полудня они услышали, как кто-то поет. Любопытство подтолкнуло их повернуть в сторону невидимого певца. Они приблизились к краю неглубокого узкого ущелья и увидели на дне его обнаженного человека, привязанного к двум столбам за руки и за ноги. Заметив их, человек оборвал пение.
      – Nakidiwa! Nakidiwa! – закричал он.
      Красные Мокасины не знал языка незнакомца, поэтому ничего не ответил. Вместо этого он настороженно огляделся вокруг.
      – Будь настороже, Таг, – сказал он. – Тот, кто его так привязал, может быть где-то рядом.
      – Слушаюсь, капитан.
      – Eespanolee? – снова выкрикнул незнакомец. – Fa-len-chee? Enkalisha? Anompa о?
      Красные Мокасины удивленно вздернул брови. Последнее слово было на языке чокто, или, как его называли, мобильском – языке торговли, в основе которого лежал чокто. Он решил, что это все же мобильский, и заговорил на этом языке.
      – Ты понимаешь меня? – спросил он.
      – Как будто я всю жизнь на этом языке и говорил, – ответил незнакомец с таким сильным акцентом, что его едва можно было разобрать.
      – А по-английски говоришь?
      – Несколько слов знаю.
      – А по-французски?
      – Хорошо говорю, – ответил незнакомец по-французски. И это получилось у него лучше, чем на мобильском.
      – Эй! – подал голос Таг. – Да этот индеец говорит по-французски!
      – Таг, ты ведь тоже, кажется, говоришь на этом языке?
      – Ну говорю, если нужно бутылку рома купить или шлюху уговорить. – В доказательство своих возможностей он обратился к неизвестному. – Эй, ты, какого черта ты там делаешь?
      – Силу духа тренирую, – весело ответил незнакомец.
      – Хочешь сказать, нам не надо тебя отвязывать?
      – Думаю, пора уже заканчивать тренировку.
      – Кто тебя привязал? – спросил Красные Мокасины.
      – Те, кто особенно заботится о моей силе духа. Вы освободите меня?