— Как вы смеете? — воскликнула Эмелайн, отталкивая его.
— Как я смею?
Смех все еще звучал в его голосе.
— Хороший вопрос! — сказал Лайам. — Особенно после того, как вы меня буквально прижали.
Эмелайн чуть не задохнулась от возмущения.
— Я ничего такого не делала!
— Не стал бы возражать, когда говорит леди, — ответил Лайам. — Но вы сами можете заметить, мадам, что я сижу в своем углу. Я немного задремал и вдруг проснулся и обнаружил вас совсем рядом с собой. — Он поправил свою смятую одежду. — Не стану даже упоминать, каково было мое изумление. Вы прямо накинулись на меня, и…
— Накинулась?!
Эмелайн схватила шляпу, нацепила на голову и резкими движениями завязала безнадежно помятые ленты.
— Впрочем, — кашлянул Лайам, — накинулись — это не совсем верно сказано.
— Я надеюсь…
— Еще бы! — прервал он ее. — Такая стреми-и-льная атака! Вы положили голову мне на грудь, а руками…
— Сэр! Это просто бесстыдство…
— Именно так я и подумал, — перебил он снова очень приятным голосом, не обращая внимания на ее протесты. — Да, бесстыдство — это то самое слово. Назовите меня старомодным или как хотите, но мне кажется совершенно неприличным, когда леди так набрасывается на джентльмена.
Эмелайн смотрела на него изумленно.
— Но… вы… вы знаете, что я никогда…
— Однако, — продолжал он, будто и не слыша, — я тут же вспомнил, что «технически» вы все-таки замужняя женщина, и вам хочется вести себя фривольно. Тогда мне стало все понятно, и я уснул со спокойной совестью.
— Совесть? — воскликнула Эмелайн. — Сэр, у вас нет никакой совести! Просто ни грамма совести, если вы можете рассказывать подобные небылицы, не моргнув даже глазом!
Лайам уже не мог дольше сохранять невозмутимое; выражение лица и громко рассмеялся. После этого Эмелайн его чуть не убила.
— Я должна предупредить вас, майор, — сказала Эмелайн. — У меня сейчас возникла перед глазами одна картина. На ней вы лежите у моих ног сраженный саблей.
Нисколько не смущенный таким признанием, Лайам засмеялся снова. Только когда карета остановилась, он почувствовал, что пора и принести извинения за свою шутку. Эмелайн не отвечала ни слова. Она была удивлена, когда карета остановилась у дома миссис Забер. Оказывается, они уже приехали. Она была так увлечена спором с Лайамом, что и не заметила, как карета остановилась, и кучер открыл дверцу. Эмелайн даже не слышала цокота копыт по мостовой. И до самого этого момента не замечала множества других экипажей на улице. Самых разных экипажей — от элегантных карет до франтоватых спортивных колясок. Когда карета остановилась, и дверца распахнулась, слуха Эмелайн достиг, наконец, шум городских улиц. Не очень громкий, но явственно различимый, он слышался здесь, в жилом квартале, как жужжание пчел в соседнем улье.
— Приехали, ваша светлость, — сказал форейтор в голубой ливрее, подставляя лесенку и отходя в сторону. — Клеймор-стрит, 21, — добавил он.
Эмелайн позволила Лайаму помочь ей выйти из кареты и взглянула на дом миссис Забер. Она и не представляла раньше, что дома в Лондоне такие высокие и узкие. Четыре этажа и едва ли двадцать футов весь фасад. Здание было массивное, кирпичное и стояло вплотную с такими же домами слева и справа. Чтобы рассмотреть дом, Эмелайн подняла голову и увидела каминные трубы. Только когда ее шляпа чуть не свалилась, Эмелайн вспомнила, что не надо вести себя как деревенская мисс.
— Лондонцам, наверное, надо много бегать по лестницам, — сказала она.
— Вынужденная необходимость, — ответил Лайам. — С миллионом человек населения город скоро исчерпает лимит земли, и должен будет использовать небо.
Пока Эмелайн оглядывалась, форейтор взял ее чемодан и вскинул на плечо как пушинку.
— О! — воскликнула Эмелайн, глядя на его могучую спину. — Как эти дома высоки! И моя голова будто в облаках. Поторопимся же, — добавила она, — чтобы не испытывать терпения миссис Забер. Четыре ступени вели на небольшое крыльцо. Эмелайн взбежала по ним и хотела постучать в дверь, но растерянно остановилась. Молоточка не было.
— Что такое? — удивилась она и посмотрела вопросительно на Лайама. — Как же тогда?..
Она замолчала, потому что ей не нравилось выражение тревоги, появившееся на его лице.
— Может, мы ошиблись адресом? — спросила Эмелайн. — У миссис Забер дом номер двадцать один…
— Молоточек убрали, — сказал Лайам.
Неожиданно Эмелайн тоже забеспокоилась.
— И что это значит?
— Это значит, что семья выехала из города.
— Но этого не может быть!
Впервые после того, как она оставила пасторский домик, Эмелайн почувствовала себя неуверенно и очень одиноко.
— Миссис Забер знала, что я еду к ней, — сказала Эмелайн. — Я написала письмо и объяснила, почему задерживаюсь. Ваш слуга, конечно, послал это письмо сразу же, не так ли?
Не ожидая ответа от Лайама, она застучала в дверь кулаком. Через несколько минут дверь открылась, и оттуда выглянула молоденькая девушка в домашнем чепце и фартуке, ясно говорившем о ее статусе.
— Да, мисс? — Горничная сделала реверанс. — Что вам угодно?
Успокоенная присутствием служанки в доме, Эмелайн сказала:
— Меня зовут мисс Харрисон. Я новая компаньонка миссис Забер. Будьте так добры, передайте вашей хозяйке, что я уже приехала, и скажите, куда можно поставить мой чемодан.
У служанки отвисла челюсть.
— Но я не могу!
— Вы не можете — что? — спросил Лайам, выступив вперед.
Глаза девушки стали большими, как блюдца, и было похоже, что она вот-вот расплачется.
— Умоляю, простите меня, сэр, — сказала горничная. — Но я не могу этого сделать. Я не могу передать миссис Забер ничего, потому что она уехала в Дорсет к своей дочери, которая ждет ребенка, и я не могу впустить эту мисс.
— Конечно, вы можете, — сказал Лайам. — Миссис Забер знала, что мисс Харрисон задержится. Наверняка ваша хозяйка оставила вам инструкции, касающиеся прибытия мисс Харрисон.
— Инструкции она оставила, да, — ответила горничная, — но это инструкции — никого не впускать. Никого, сказала миссис, если мне дорога моя шкура.
— Вы можете не бояться за свою… кожу, — заверила ее Эмелайн. — Всю ответственность я беру на себя.
Она шагнула вперед, будто собираясь пройти мимо горничной, но девушка загородила ей дорогу и вцепилась двумя руками в дверь.
— Хозяйка дала мне письмо, — сказала горничная и отпустила дверь, видя, что Эмелайн сделала шаг назад. — Она велела мне вручить это письмо, если ее новая компаньонка «будет иметь наглость заявиться».
Эмелайн проглотила комок в горле. Конечно, все это какое-то недоразумение, и сейчас все легко объяснится. Она протянула руку, хоть и не очень уверенно.
— Пожалуйста, дайте мне это письмо, — сказала Эмелайн.
Служанка полезла в карман фартука и вынула оттуда лист бумаги, сложенный и запечатанный зеленой печатью. Едва лишь Эмелайн взяла письмо, горничная сделала реверанс и с грохотом захлопнула дверь. Эмелайн показалось, что это грохнули, закрывшись, ворота рая. Закрывшись для нее уже навсегда. Она быстро сломала печать и прочитала короткое послание миссис Забер. В конце письма Эмелайн остановилась и глубоко вздохнула. Нет, это не могло случиться с ней! Она проделала такой длинный путь! И только для того, чтобы сразу развернуться и уехать обратно? У нее оставалось всего две гинеи и какая-то мелочь. Этих денег не хватит, чтобы снять комнату в отеле. Не хватит и на обратный билет до Бартолсби. Еще не веря в свершившийся факт, Эмелайн прочитала письмо второй раз, стараясь не пропустить ни одного обидного слова. Закончив, она сложила письмо и спрятала его в ридикюль.
— Я уволена, — спокойно сказала Эмелайн. — Миссис Забер не любит ждать.
Глава 5
Лайам выругался сквозь зубы:
— Вот старая ведьма!
Это наблюдение отражало их общее мнение по поводу характера миссис Забер. Они стояли несколько секунд, никто из них не решался задать первым главный вопрос: а что же теперь делать?
Молчание нарушил форейтор:
— Сэр, куда бы вы хотели, чтобы я доставил багаж ее светлости, сэр?
— Поставьте его обратно, — ответил Лайам. Затем он взял Эмелайн под локоть и усадил ее снова в карету. Эмелайн не сказала ни слова протеста.
— У вас есть друзья, у которых вы могли бы остановиться? — спросил Лайам, когда колеса застучали по мостовой.
— Но не в Лондоне, — ответила Эмелайн и шепнула совсем смутившись: — У меня не хватит денег и на отель.
— Об этом не может быть и речи, — сказал он очень мягко. — Будь у вас даже миллион, боюсь, что и тогда вы не смогли бы получить комнату в респектабельном отеле. Вы одинокая женщина. Опытный консьерж не станет разговаривать с леди, путешествующей в компании одной лишь горничной.
На это заявление было нечего ответить. После непродолжительного молчания, которое ей показалось бесконечным, Лайам неожиданно щелкнул пальцами, будто только что вспомнил нечто важное.
Он наклонился к окну и окликнул кучера.
— Да, милорд? — ответил сразу кучер.
— Гросвенор-сквер, — сказал Лайам. — Брук-стрит, номер семнадцать.
Лайам закрыл окно, уселся снова поудобнее, а Эмелайн поинтересовалась весьма скромно, чей это дом — номер семнадцатый по Брук-стрит.
— Ваш, — ответил Лайам.
Эмелайн подумала, что она, возможно, неправильно его поняла. Она сказала:
— Прошу прощения, сэр…
— Во всяком случае, пока что он ваш, — добавил Лайам. — Это городской дом моего кузена. И если никто не будет оспаривать завещание, то вы можете жить там сколько угодно долго.
— Но я…
Лайам отмахнулся, будто знал, что она скажет.
— Мне прекрасно известно, что вы думаете по поводу этого завещания. Но мне кажется, что мы стоим сейчас перед необходимостью решить возникшую проблему. Поэтому, умоляю, не возражайте и не говорите мне также о метафизической подоплеке этого события.
— Я не собиралась говорить ничего подобного, — ответила Эмелайн. — Я бесконечно благодарна вам за то, что вы помогли мне и не дали провести ночь на улице.
Хотя до ночи было еще далеко, но уже действительно вечерело, когда карета остановилась перед домом лорда Сеймура на Гросвенор-сквер. Однако еще было достаточно светло, чтобы Эмелайн могла увидеть разницу между этим шикарным районом и улицей, где жила миссис Забер. Сто лет назад в этом квартале проводились ежегодные ярмарки, именно в мае, отсюда и название — Мэйфэр. А теперь этот квартал выбрали для своих резиденций сливки лондонского общества. Высокие кирпичные дома на Гросвенор-сквер были немного шире, чем на Клеймор-стрит, и фасады зданий гораздо Красивее. Сеймур-хаус особенно выделялся своим изяществом.
Кроме того, дверь дома номер семнадцать отличала еще одна деталь — венок с черным крепом.
Лайам помог Эмелайн выйти из кареты, заметил веник и сказал:
— Я вижу, что весть о смерти вашего мужа дошла раньше нас. Хорошо. Одной проблемой меньше.
Он поднялся по ступенькам и постучал в дверь, которая тут же открылась. На, пороге стоял высокий пожилой дворецкий в синей ливрее. Слуга поклонился вежливо и грациозно, затем отошел в сторону, пропуская их в холл.
— Меня зовут Джордж Тернер, — сказал дворецкий и добавил: — Позвольте приветствовать вас в Сеймур-хаусе, милорд.
Лайам отдал дворецкому шляпу и перчатки.
— Значит, вы знаете меня? — спросил Лайам.
— Да, сэр. Вы очень похожи на вашего отца. Прекрасный человек был мистер Уиткомб, если мне будет позволено это сказать.
— Спасибо, Тернер.
Лайам показал на черный венок.
— Я вижу, что до вас дошло известие о смерти его светлости.
— Да, милорд. Мы узнали об этом печальном событии из письма мистера Чепхэма.
Это «мы», которое употребил дворецкий, имело свое объяснение. В холл как раз вошли две женщины и остановились у лестницы, ведущей на второй этаж.
Одна женщина была пухленькая, лет сорока, в черном платье и чепце экономки. Другая, молоденькая блондинка, была явно горничная.
— Миссис Тернер, — сказал дворецкий, представляя экономку, — И Ханна Райс.
Обе сделали реверанс.
— Адвокат сообщил в своем письме, что этот дом принадлежит теперь леди Сеймур? — спросил Лайам.
— Да, сэр.
Опытный слуга только чуть поднял бровь, но в ocтальном ничем не выдал своего отношения к тем вдовам, которые, долго не скорбя, отправляются в путешествие.
— На случай, если ее светлости захочется приехать сюда, мы решили привести спальню в порядок, чтобы леди тут понравилось.
Эмелайн что-то пробормотала, и дворецкий принял ее слова, очевидно, за благодарность. Он снова поклонился.
— Хотите, я попрошу миссис Тернер, чтобы она проводила вас наверх, миледи?
— Да, пожалуйста, — ответила Эмелайн. Управляющая вышла вперед и сделала реверанс. Эмелайн повернулась и подала руку Лайаму.
— Благодарю вас, лорд Сеймур, за то, что проводили меня, — сказала Эмелайн. — Если мы с вами больше не встретимся, то я…
— Мы встретимся завтра, — сказал Лайам. — Я заеду к вам, чтобы убедиться лично, что ваша первая ночь в городе прошла благополучно. Сейчас мне надо ехать к себе в Суррей. Я обещал завтра сопровождать в город мою сестру. Если вы хотите, я привезу список адвокатов, к которым вы можете обратиться, чтобы уладить ваши дела.
— Но я не могу оставаться в Лондоне!
— Вы можете и вы должны остаться.
— Как же я могу, когда миссис Забер…
Эмелайн замолчала. Она не хотела, чтобы еще кто-нибудь узнал о том, что она лишилась места платной компаньонки.
— Ведь вы должны понимать, что разумнее всего мне вернуться в Бартолсби, — сказала Эмелайн.
— Пожалуйста, останьтесь, — сказал Лайам тепло и успокаивающе. — Хотя бы на несколько дней. Пока это дело с завещанием не утрясется. Я убежден, что Тернеры отнесутся к вам очень хорошо.
— Мы будем стараться, сэр, — заверил дворецкий.
— Но я… — снова начала Эмелайн.
— Кроме того, — продолжал Лайам, не слушая ее протесты, — я не могу поверить, что вы хотите вернуться в Уилтшир, так и не посмотрев город.
Тут Лайам попал в точку. Заметив искру интереса в глазах Эмелайн, он улыбнулся.
— Я принесу не только список адвокатов, — сказал Лайам, — я также принесу вам путеводитель по городу.
Эмелайн не нашла что возразить на такое заманчивое предложение. Да и слишком многое случилось за последние три дня. Она устала. Ей нужно было время, чтобы все обдумать как следует. Отъезд из дома, ее неожиданный брак. И затем сразу вдовство, путешествие в Лондон и шок оттого, что она потеряла работу, на которую так рассчитывала. Все эти события были слишком серьезны, и у нее уже не оставалось сил, чтобы вообще возражать.
Она кивнула и ответила:
— Как вам будет угодно, сэр. Я останусь, пожалуй, на несколько дней.
Лайам поцеловал ей кончики пальцев и пожелал спокойной ночи. Он смотрел, как она шла в сопровождении экономки вверх по лестнице.
Когда Эмелайн скрылась из вида, Лайам взял шляпу и перчатки, а затем сунул в руку дворецкому несколько гиней.
— Смотрите, чтобы ее светлость ни в чем не нуждалась. И подайте ей ужин в комнату, — приказал Лайам.
— Да, милорд.
Дворецкий положил золотые монеты в карман почти не глядя, но его голос явно потеплел.
— Я вернусь завтра, Тернер, и если ты обнаружишь непомерные счета под дверью, то я попрошу заняться этим делом своего адвоката. Пусть леди Сеймур не беспокоят долги моего кузена.
Легкая улыбка мелькнула на губах дворецкого.
— Все будет как вы хотите, милорд.
Примерно через два часа Лайам вошел в свою библиотеку в Уиткомб-холле.
При полной луне путь в пятнадцать миль был нетруден. Но Лайам провел в дороге почти весь день и был счастлив оказаться дома. Однако уже через несколько минут его все-таки потревожили. Он приказал, чтобы ему принесли сандвичи и чего-нибудь выпить. Затем достал из кармана кожаный футляр, который Эмелайн дала ему вчера. Лайам только стал рассматривать ожерелье — точную копию того, что лежало у него в сейфе, — когда кто-то постучал и вошел в комнату.
— Майор, — без всяких предисловий начал камердинер, — вы приехали как раз вовремя. У нас тут просто буря в стакане воды. И женщины не хотят ничего слышать.
Лайам выругался. После чего Феликс Харви немного даже расслабился. Небольшого роста, крепкий ординарец Лайама был стоек в сражениях, но не выносил женских слез.
— Что случилось? — спросил Лайам. Он убрал футляр в карман сюртука, сел в кресло и скрестил длинные мускулистые ноги.
— Нельзя войти в дом, — буркнул Лайам, — как уже что-то не так!
— Вы совершенно правы, сэр.
Не спрашивая разрешения, слуга присел на край стола. Харви был готов изложить хозяину, что же происходит и доме. Лайам не обиделся на вольность камердинера. Феликс Харви был джентльмен из джентльменов. Сероглазый ординарец не раз спасал Лайама от смерти.
Если бы не бесстрашный Харви, то лежал бы сейчас Лайам в сырой земле. Харви не только вытащил майора с поля боя под Тулузой, но и нес его на себе много миль, пока не нашел врача, которого заставил угрозами и уговорами вытащить пулю из раны Лайама. И это Харви ухаживал за ним, когда Лайам валялся в лихорадке и был на волосок от смерти. Долг платежом красен. Лайам дал ординарцу карт-бланш — дом, дело, пожизненную пенсию — ему стоило только сказать. Но Харви выбрал службу у майора.
— Я едва успел войти, — начал ординарец своя рассказ, вернув Лайама к новой проблеме. — Вдруг ко мне подлетает мисс Кордия, вся заплаканная.
— Что-то случилось с моей сестрой? — Лайам резко выпрямился, забыв про усталость.
— Не с ней. Это миссис Персимон Фейс[1]. Она сломала ногу, или, как она говорит, конечность, будто их у нее три, а не две, как у всех людей.
Немного отвлекшись таким образом, ординарец продолжал:
— И угораздило же ее! Мисс Кордия очень расстроилась, майор.
Лайам только успел сообразить, какое именно несчастье обрушилось на пожилую компаньонку, когда дверь распахнулась, и в комнату вбежала его сестра.
— Лайам! — воскликнула она. — Харви сказал тебе, что случилось с миссис Пратт? Что она… она…
Как хороший брат Лайам позволил сестре броситься в его объятия. Решив, что его костюм и воротничок и так уже испорчены навсегда, он крепко прижал к себе молодую леди. Крепче, чем раньше прижимал Эмелайн. Лайам дал сестре хорошенько выплакаться. Затем он усадил ее напротив себя и попросил рассказать, что, собственно, произошло.
— Миссис Пратт действительно сломала ногу или только растянула связки? — спросил он.
Мисс Кордия Уиткомб вытерла симпатичный носик малюсеньким белым кружевным платочком, а затем поведала брату свою версию печального инцидента и его последствия.
— Это не растяжение, — сказала она. — Каким-то непонятным образом миссис Пратт оступилась на последней ступеньке лестницы и упала. Сломана голень. Доктор Винсон наложил ей гипс, дал настойку опия и уложил в кровать. Он сказал, что миссис Пратт должна лежать, по крайней мере, две недели.
— Ну да! — хмыкнул ординарец. Только никаких «должна». Миссис Прюн-Пусс[2] может пролежать на кровати еще двадцать лет с громадным удовольствием, не вставая, и это точно, не будь я Феликс Харви! И если вы спросите меня, так я вам отвечу, что она специально изобрела хороший предлог немного отдохнуть. Это для нее отличный шанс. Не надо никуда выезжать с молодой мисс, не надо носиться по городу с утра до вечера. Я думаю, майор, что в ее возрасте она, конечно, уже устала, и…
В это время в комнату вошел лакей, неся на подносе сандвичи и пиво. Поставив поднос на маленький столик рядом с Лайамом, слуга спросил:
— Что еще изволите, милорд?
— Милорд! — повторила эхом сестра. — Как это интересно звучит!
Затем, словно вспомнив, она сказала:
— Когда я получила твое письмо, в котором ты сообщал о смерти кузена Амброуза, миссис Пратт сказала, что мы должны повременить с этим сезоном, пока не пройдет время, приличествующее трауру.
И она воскликнула:
— Целых три месяца!
Девушка посмотрела с мольбой на брата.
— Ты тоже так думаешь? — спросила она. Лайам отпил большой глоток пива, прежде чем ответить.
— Никакого траура. Даже ни одного дня. Амброуз Уиткомб был недостойным человеком. Мало того, что он не уважал родителей, так он еще и нам пытался причинить неприятности. Почему мы должны чтить человека, который не чтил своего отца?
Мисс Кордия смотрела на него удивленно.
— Но люди…
— А люди, — ответил он, — пусть говорят, что им хочется. Леди Сеймур не желает притворяться, и я тоже.
— Леди Сеймур?
Синие глаза Кордии стали круглыми от удивления.
— Но я думала, что кузен Амброуз был вдовцом! — сказала она.
Лайам мысленно обругал себя. Зачем он выболтал эту информацию?
— Кузен женился снова, как раз незадолго до своей смерти, — объяснил Лайам.
Изумлению мисс Кордии не было предела.
— Но кто бы мог выйти замуж за такого человека? — воскликнула она. — И почему?
Лайам не желал говорить о действительной причине. Он медлил с ответом и пил пиво.
— Конечно, — сказала сестра со всей мудростью своих восемнадцати лет, — пожилые леди не задумываются очень долго, когда выходят замуж.
Лайам чуть не поперхнулся. И пока он кашлял, Феликс Харви решил сам просветить девушку.
— Ее светлость вовсе не старая.
— В самом деле? Значит, она молоденькая?! Откашлявшись, Лайам сказал:
— Возраст женщины, как и ее красота, зависит от того, кто на нее смотрит.
Заметив недовольство сестры таким уклончивым ответом, он поспешил добавить:
— Леди Сеймур на несколько лет моложе меня.
— Моложе тебя?! И она вышла замуж за человека, который старше нашего отца! — Она сморщила носик. — Как это недостойно! Надеюсь, она счастлива, что добилась своего.
— Пожалуйста, убавь тон, — сказал ей брат. — Эмелайн настоящая леди, и мы окажем ей уважение, которого она, безусловно, заслуживает.
Кордия посмотрела на него, явно заинтригованная.
— Эмелайн, ты сказал? — И, не получив ответа, продолжила: — Какое красивое имя, не правда ли?
Лайам отпил еще пива. Она подождала, когда он сделает глоток, и отодвинула от него кружку.
— Эта Эмелайн мне понравится? — спросила Кордия.
— Кто может сказать…
— А тебе? Тебе она нравится? — настаивала сестра.
Лайам задумался над этим вопросом, вспомнив, как держал Эмелайн в своих объятиях.
— Она забавная.
Не желая дальше обсуждать их новую родственницу, Лайам перевел разговор на другую тему.
— Что касается твоего сезона, — сказал Лайам, — то мы бы не стали его откладывать. Но раз миссис Пратт сломала ногу и не может исполнять свои обязанности, то боюсь, что придется действительно подождать до весны.
— Но я…
Молодая леди низко опустила голову. Пушистые локоны упали на лоб, скрыв от брата ее лицо. И ее разочарование.
— Мне очень жаль, дорогая, — сказал Лайам. — Потому что я знаю, как ты ждала этого сезона.
Подняв голову, Кордия посмотрела на брата. Губы ее слегка дрожали.
— Не надо извиняться, — сказала она. — Ни один брат не может быть таким щедрым. И таким терпеливым, как ты. Но только…
Только — что? — спросил он.
— До весны еще так далеко. А есть надежда, что у меня будет новая компаньонка?
Лайам покачал головой.
— Боюсь, что нет. Ты помнишь, с каким трудом я убедил миссис Пратт тебя сопровождать?
Феликс Харви решил добавить:
— Да уж, и намучился майор с этой старой перечницей. И денег ей пришлось дать немало.
Молодая леди шепнула почти неслышно:
— Это очень дорого?
Лайам бросил на ординарца укоризненный и значительный взгляд, а затем ответил сестре:
— Речь вовсе не о цене. Важно то, что все опытные компаньонки уже разобраны. По крайней мере, те, с которыми можно выйти в свет. Вряд ли мы сможем найти другую компаньонку за оставшееся до открытия сезона время.
Молодая леди вздохнула. Она была явно очень расстроена.
— Успокойся, девочка, — сказал Харви. — Тебе всего-то только восемнадцать лет. Шесть месяцев в этом возрасте роли пока не играют.
Ничего удивительного, что после такого совета Кордия совсем расстроилась. Она медленно пошла к двери, опустив плечи. Но вдруг остановилась.
— Я знаю! — воскликнула девушка.
Ее плечи сразу распрямились. И когда она повернулась к брату, на ее лице, только что очень грустном, сияла ослепительная улыбка.
— Лайам! Я знаю, кого мы можем попросить сопровождать меня. Даже странно, что ты сам о ней не подумал!
Двое мужчин удивленно смотрели друг на друга. О ком о «ней»?
— Я попрошу мою кузину сопровождать меня, — счастливо заявила Кордия. — Я попрошу леди Сеймур.
Глава 6
Не зная еще, что она снова должна спасти семью Уиткомбов от несчастья, Эмелайн отдыхала, растянувшись с удовольствием на большой кровати черного дерева.
Отдохнув как следует, она села, подложив подушки под спину, затем осмотрела с интересом комнату, в которой находилась.
Лучи утреннего солнца струились сквозь четыре высоких окна в прилегающей к спальне комнате. При этом свете Эмелайн могла гораздо лучше рассмотреть убранство спальни, чем прошлой ночью при свечах.
Спальня находилась на втором этаже. Из комнаты успели вынести все, что еще могло напоминать о лорде Амброузе. Теперь на прекрасном старинном умывальнике стояла чашка Эмелайн, ее зубной порошок и ее зубная щетка, а у зеркала лежал набор расчесок, подарок отца.
Чтобы у Эмелайн не возникло сомнений, что комната принадлежит именно ей, на спинке стула висело ее платье. А также рядом лежала книга, которую Эмелайн все-таки забыла вернуть на полку шкафчика в Сеймур-парке.
Эмелайн смутилась.
Она надеялась, что тот, кто наводил порядок в этой комнате и положил книгу, не успел прочитать название на обложке.
Хотя Эмелайн и боялась, что слуги сочтут ее вторжение наглым, она была принята очень хорошо. Тернеры и Ханна все делали для того, чтобы она чувствовала себя здесь уютно. И несмотря на то, что Эмелайн по-прежнему считала себя в этом доме гостьей, она была им очень благодарна за доброе отношение. Миссис Тернер просто умоляла ее позволить им наполнить ванну прямо в спальне и говорила, что это совсем не хлопотно. Убеждала, что Эмелайн должна хорошенько отпариться после долгой дороги. Эмелайн, наконец, согласилась. Тогда они принесли столько горячей воды, что Эмелайн с удовольствием отмокала полчаса и действительно почувствовала, как отдохнуло все ее тело. После ванны Эмелайн обнаружила, что и это еще не все. Потому что ей принесли ужин в комнату. Эмелайн ела в постели — такого с ней еще не случалось. По крайней мере, с тех пор, как однажды в детстве она заболела. Еда была очень вкусной и сытной. Эмелайн съела все до крошки, включая домашний апельсиновый джем. Чистая, довольная и сытая, Эмелайн скоро провалилась в глубокий освежающий сон. Кто-то, наверное, заходил и убрал посуду. Однако новая леди Сеймур ничего не слышала и очень крепко спала всю ночь.
Эмелайн проснулась утром, бодрая и жизнерадостная, готовая начать новый день.
Облокотившись на подушки, она снова вспомнила про свой план, который придумала еще вчера, когда принимала ванну. Сначала Эмелайн была шокирована тем, что потеряла работу у миссис Забер. Но, немного расслабившись и успокоившись, она поняла, что все-таки у нее в Лондоне есть еще один опытный друг.
Мистер Фенстер Вутен, адвокат, который занимался еще делом о наследстве ее дедушки. Эмелайн знала, что у этого адвоката есть контора где-то недалеко от Линкольнз-инн.
Конечно, теперь все казалось очень просто. Эмелайн надо обратиться к мистеру Вутену и поговорить с ним по поводу завещания лорда Амброуза Сеймура. Одновременно Эмелайн постарается получить причитающиеся ей шестьдесят фунтов в год. А если у нее останется немного денег после покупки билета до Бартолсби, она успеет посмотреть Лондон. Конечно, на театры и на музеи у нее нет времени. Но просто хотя бы взглянуть на город, увидеть красивые здания, прогуляться по парку или даже наведаться в какие-нибудь магазинчики. Да, Эмелайн была очень довольна своим планом.
В это время в дверь тихонько постучали, и Эмелайн крикнула:
— Входите!
— Доброе утро, миледи.
— Доброе утро, Ханна, — ответила Эмелайн и спросила у горничной: — О! Это, кажется, шоколад?
— Шоколад, мэм.
Горничная поставила поднос на столик рядом с кроватью, налила горячий дымящийся напиток в синюю фарфоровую чашку и подала ее Эмелайн.
— Миссис Тернер спрашивает, не желаете ли вы, чтобы завтрак принесли вам в комнату?
Эмелайн покачала головой.
— Спасибо, но этого шоколада вполне достаточно, и я ухожу сейчас бродить по городу.
— Бродить, миледи?
Служанка открыла шкаф и стала вынимать оттуда те наряды, которые, как она считала, необходимы леди для утреннего моциона.
— Вы, наверное, хотите посетить магазины, ваша светлость? — спросила горничная.
— Нет, я хочу зайти в контору мистера Вутена. Мне надо поговорить с моим адвокатом, и как можно скорее, — сказала Эмелайн. И спросила:
— Как вы думаете, мистер Тернер может знать, где находится Линкольнз-инн? Это, наверное, где-то в Сити?
Горничная подняла брови, удивляясь такому вопросу.
— Мистер Тернер знает Сити как свою деревню, мэм — ответила горничная. — Но я уверена, что он посоветует вам послать вашему адвокату письмо с предложением явиться к вам сюда, в Сеймур-хаус.
— Но совершенно не обязательно посылать за мистером Вутеном! Я вполне могу сама зайти к нему в офис.
Эмелайн отхлебнула ароматный напиток и от удовольствия даже закрыла на секунду глаза.
— Кроме того, — сказала Эмелайн, — мне просто хочется прокатиться, а это отличная возможность. Когда я уеду в Уилтшир, я, наверное, уже никогда больше не увижу Лондон, потому что вряд ли вернусь.
К удивлению Эмелайн, это вполне невинное замечание вызвало мгновенную перемену в поведении девушки. Ее губы сразу задрожали, а хорошенькие глазки стали мокрыми от слез.