Глава 1

Англия, эпоха регентства, около 1816-18 годов

— О Господи! — воскликнул Джоэл Уильям Уиткомб, отставной майор полка королевских гусар. — Неужели эта вражда никогда не кончится?

— Похоже, что нет, сэр, — ответил адвокат. — И кажется, я правильно действовал, предупредив вас о том, что замышляет на этот раз лорд Сеймур.

Майор все это время энергично шагал туда-сюда по своей роскошной библиотеке. Затем он остановился у окна, из которого открывался изумительный вид на обширный парк. Листва на деревьях и кустах была по-прежнему густая и зеленая, хотя уже приближалась осень. Но майор будто не замечал этой красоты.

— Вы действовали правильно, мистер Мейсон. Чего не могу сказать о кузене моего отца. Вы не знаете случайно, как можно его остановить?

— К сожалению, сэр, у меня на этот счет нет ни малейших соображений.

Персиваль Мейсон беспокойно пошевелился в красном кожаном кресле, скрестив костлявые ноги. Он бы хотел посоветовать что-нибудь дельное, найти такое решение, которое могло бы устроить его нового клиента, и вернуть улыбку его рассерженному лицу. С тех пор, как Лайам вернулся с войны, он, казалось, забыл, как улыбаться.

Молодому человеку исполнился тридцать один год. Все это время адвокат работал у Эдгара Уиткомба и видел, как Лайам постепенно взрослел. На его глазах Лайам из веселого озорного мальчишки вырос в очаровательного юношу. Прошло время, и юноша этот стал смелым молодым мужчиной, за которым охотились многие леди, и которого уважали его друзья по военной службе.

Мистер Мейсон изучающе посмотрел на мужчину, который стоял сейчас у окна. У адвоката было такое впечатление, будто Лайам, которого он хорошо знал, не существовал вовсе, а вместо него у окна стоит мужчина, на чьи плечи свалилась непомерная ноша.

Да и кто бы мог удивляться таким разительным переменам? Уж очень много всего приключилось с Лайамом Уиткомбом за последнее время. Он вернулся домой после битвы при Тулузе, тяжело раненный, и узнал, что Эдгар Уиткомб скончался от болезни. И, взяв на себя дела отца, Лайам сразу стал мишенью для нападок их родственника.

— Я просто понятия не имею, что можно придумать, майор.

— Естественно, что вы понятия не имеете! Кому бы в голову могло прийти, что эта вражда будет передаваться из рода в род?

— Конечно, я не совсем уверен, майор, но мне кажется, что такое отношение Лорда Сеймура вряд ли связано с особой любовью вашего деда к своему младшему внуку. Или с богатством вашего отца. Хотя почему его светлость недолюбливал своего кузена, я понять не могу. Тем более после того, как мистер Эдгар пожертвовал столь большую сумму, чтобы заплатить долги лорда Сеймура.

— Я думал, — продолжал он, — что смерть вашего отца положит конец этой вражде. Очевидно, я ошибался в своих предположениях. Мне и не снилось, что лорд Сеймур, потеряв объект своей ненависти, обрушит ее на следующее поколение. Но если бы такая мысль и пришла мне в голову, я просто не знаю, что можно посоветовать в создавшейся ситуации. Как можно что-либо запретить мужчине, если он решил обзавестись новой женой? Да еще такой женой!

Майор сжал за спиной свои руки с длинными пальцами, как будто хотел обуздать их. Адвокат забеспокоился: уж не задумал ли молодой человек остановить своего кузена с помощью одних только мускулов? Лайам вполне мог это сделать! Хотя ему и требовался отдых после полученных в бою ранений, но Лайам Уиткомб был крепкий мужчина, высокий, со стальными мускулами атлета.

Молодой скандинавский бог — так называли его женщины за светлые волосы и яркие голубые глаза. Всегда очаровательный и всегда в прекрасной физической форме, он являлся объектом поклонения всех без исключения молодых дам. Что касается пожилых леди, то его жизнерадостность и богатство отца делали Лайама привлекательным и для них. Лайам считался первым женихом.

Глядя сейчас на его лицо, трудно было различить улыбку или чувство юмора. Но физические силы явно вернулись к Лайаму.

Обретя силы и здоровье, Лайам заново обрел инстинкт, требующий охранять тех, кого он больше всего любил в своей жизни. Адвокат вздрогнул, представив, что может ждать лорда Сеймура.

В комнате было тихо. Молодой человек отвернулся от окна, подошел к столу и сел, уперев локоть в мощное колено. На левой щеке майора был виден тонкий шрам длиной в целых два дюйма — след от удара саблей одного из наполеоновских офицеров, удар, который мог стать для Лайама роковым. Но вообще если бы не этот шрам, то лицо майора можно было бы назвать спокойным, почти мирным.

Мистер Мейсон, возможно, и предположил бы, что гнев его клиента смягчился, но видел огонь, который горел в этих синих глазах. Взгляд молодого человека просто пугал адвоката. Святые небеса! Пожалуй, Мейсону было даже немного жаль лорда Сеймура. Наверное, таким взглядом майор превращал своих подчиненных в дрожащее бланманже.

— Если бы кузен угрожал только мне, я бы еще отмахнулся, — сказал майор. — К сожалению, он угрожает в последнее время моей сестре, и я не могу это так оставить. Мужчина, который смеет обижать юную девушку, должен знать, что он совершает непростительную ошибку. — Скорее всего, не замечая своего непроизвольного жеста, Лайам распахнул темно-зеленый сюртук и потянулся рукой к тому боку, где у него всегда висела сабля. Но сейчас сабли при нем не было. — И для кузена это может быть роковой ошибкой, если он будет продолжать нападки на моих родственников. На этот раз ему придется послушаться, или он дорого заплатит.

Адвокат проглотил неожиданно подступивший комок в горле, радуясь, что находится на своем месте, а не на месте его светлости. Потому что Лайам Уиткомб был не тот человек, который попусту сыплет угрозами. Хотя адвокат сомневался, что дело вообще когда-либо доходило до угроз. Майор провел десять лет на войне и был человеком, который привык отдавать приказы — очень важные приказы, от которых зависела жизнь или смерть, — и также привык, чтобы ему повиновались.

— Ваш информатор узнал, где сейчас находится мой кузен Амброуз? — спросил Лайам. — Могу я застать его дома в городе?

— В данный момент он находится в Сеймур-парке.

Его агент пытается раздобыть специальную лицензию в коллегии юристов гражданского права, а также ищет подходящую кандидатуру в Ковент-гарден, желательно поярче. Затем он собирается переправить женщину вместе с документами в Уилтшир как можно быстрее. Его светлость будет держать все в тайне. Он хочет устроить сюрприз. Появиться со своей женой-проституткой на приеме в вечер представления мисс Кордии в свете.

— Он не сделает этого.

Слова были сказаны очень мягко, но мистер Мейсон неспокойно дернулся на стуле.

— Надеюсь, вы правы, майор, потому что мне не стоит нам говорить, как подобная связь отразится на мисс Кордии и ее положении в свете. Даже пятнадцать тысяч приданого не покажутся убедительными для уважающей себя семьи, если глава вашей семьи связан брачными узами с женщиной небезупречного поведения.

Лайам снова прошелся по комнате и потянул ленту звонка. Буквально через несколько секунд в комнату вошел лакей и вежливо поклонился.

— Слушаю, сэр?

— Передай Харви, что мне нужна карета через час. И скажи ему, что мы едем в Уилтшир. Харви знает, что надо делать.

Все еще испытывая страх перед новым хозяином дома, лакей низко поклонился.

— Да, сэр. Я немедленно передам ваши указания мистеру Харви.

Довольный, что его приказ будет выполнен в точности, Лайам позвал адвоката в дальний конец комнаты, где на толстом ярко-красном ковре стоял письменный стол.

На крышке из темного дуба лежали большие листы бумаги. Это были архитектурные чертежи. На других листах были подробные расчеты, спецификации.

— А теперь, — сказал Лайам, — давайте перейдем к делу, ради которого я вас позвал. Я хочу, чтобы вы показали этот проект архитектору, компетентному и желающему немедленно приступить к работе. — Разумеется, — добавил Лайам, — он может внести необходимые изменения, но пусть помнит главное: что для меня важны функциональность и открытость.

Удивленный таким поворотом событий, мистер Мейсон смотрел на старательно сделанные великолепные чертежи.

— Вы собираетесь перестроить Уиткомб-холл?

— Нет, — ответил Лайам вежливым тоном. — Он мне нравится такой, какой есть. Я сохраню его красоту для будущих поколений.

— Будущих поколений?

На худом лице адвоката вспыхнул интерес.

— Могу ли я уже пожелать вам счастья, майор? Вы знаете, что ваш отец лелеял мечту, как вы вернетесь домой, выберете хорошую молодую леди и заведете свое потомство.

— Да, — сказал Лайам. — Я знаю, что отец мечтал увидеть дом, полный наследников, и, возможно, моя сестра осуществит эту мечту. Что касается меня, то с поисками подходящей молодой леди я намерен пока повременить. Потому что сейчас я увлечен этим проектом.

Таким образом, вежливо, но твердо он приглашал заняться делом. Адвокат склонился над рисунками.

— Это проект для благотворительного общества, — продолжал Лайам. — И я надеюсь, что это поможет хотя бы некоторым из тех солдат, которые скоро начнут возвращаться с континента, раненых и нуждающихся в чистом помещении, где они могли бы восстановить свои силы.

При этих словах Лайама адвокат не удержался и глянул на левую ногу своего клиента. Адвокат знал, что в эту ногу попала французская пуля. Чтобы поправиться после такой раны, требовалось несколько месяцев. Впрочем, лечение было проведено очень успешно. Лайам ходил теперь легко и уверенно, без малейшего намека на хромоту.

Заметив его взгляд, Лайам сказал:

— Пуля не выбирает между офицером и солдатом, а рвет плоть тех и других с одинаковой злостью и силой. К сожалению, процесс лечения не для всех протекает одинаково. Не каждому солдату повезет, как мне, вернуться домой, где есть добрые слуги и нежная сестра. У многих нет даже родственников, которые поддержали бы их в трудную минуту. Я не могу дать им семью, но, по крайней мере, я в состоянии предоставить им чистую постель и хорошую пищу. И нам надо поторопиться.

В то время как Лайам и мистер Мейсон стояли в кабинете, рассматривая чертежи, за сотню миль отсюда в местечке под названием Бартолсби, в Уилтшире, две женщины упаковывали старый дорожный чемодан, складывая туда нехитрое добро преподобного Джосии Харрисона, скончавшегося недавно.

— Дом уже никогда не будет таким же, — сказала Пегин О'Ши, громко всхлипывая, — после того, как умер ваш отец. А теперь и вы хотите нас покинуть. И, конечно, я никогда не смогу с такой же любовью работать в новой семье. Как я любила все делать для вас и вашего дорогого папочки!

Мисс Эмелайн Агнес Харрисон положила руку на мягкое плечо пожилой женщины, которая была и служанкой, и другом для нее почти двадцать семь лет.

— Успокойся, Пегин. Если ты начнешь плакать, я заплачу тоже и не успею собраться к тому времени, когда приедет Джорджи на своем двухколесном экипаже, чтобы отвезти меня в Лайл. Почтовая карета отправляется в Лондон через семь часов, так что времени остается совсем мало.

— Вы же знаете, мисс Эмелайн, что я ирландка и была ею все свои пятьдесят лет, поэтому не сердитесь на мою сентиментальность. И неужели вы хотите, чтобы я поверила, что вы так спокойны, как хотите казаться? Я знаю вас очень хорошо. Меня не обманут ваше спокойное личико и разговоры о поездке. Ведь вы покидаете единственный дом, который у вас был. Так что поплачьте, и дело с концом, я вам говорю!

Эмелайн, однако, сдержалась и не поддалась чувству грусти, охватившему ее.

Она вынула из шкафа последнюю оставшуюся там рубашку священника и прижала ее к лицу на мгновение, вдыхая сохранившийся еще запах отца. Дрожащими пальцами она аккуратно сложила рубашку и положила ее в чемодан.

Закрыв крышку и застегнув тяжелые металлические пряжки, Эмелайн спрятала предательски дрожащие руки в карманы большого фартука, надетого поверх платья.

— Ну вот и все, — сказала она спокойно. — Когда я уеду, пусть кто-нибудь отнесет этот чемодан в работный дом. Папа наверняка захотел бы помочь бедным и нуждающимся.

Ее колени неожиданно подогнулись. Эмелайн подошла к окну спальни и села на маленькую черную лакированную скамейку, на которой любила сидеть еще ребенком, наблюдая, как мать расчесывает у зеркала свои длинные темные волосы. Эмелайн тогда забывала о времени и зачарованно смотрела на пышные локоны, которые изящные пальцы матери укладывали в красивую «восьмерку». И Эмелайн привыкла причесываться так же. Длинные пышные волосы — это все, что досталось Эмелайн от нежной и тихой Джейн Харрисон. Во всем остальном Эмелайн была папина дочка. Решительный подбородок, карие глаза и огненные волосы — она была как бы женской копией Джосии Харрисона.

— А что делать с коробкой для рукоделия, принадлежавшей вашей матери? — спросила Пегин, вернув Эмелайн к действительности.

Надо было еще упаковать свои немногие вещи и кое-какие вещи родителей. На следующий день в доме уже будет распоряжаться новый хозяин, и Эмелайн хотела уехать раньше этого времени. Она не желала видеть, как другая семья начнет тут располагаться.

Эмелайн посмотрела на красивую шкатулку розового дерева — ее подарил матери дедушка, сэр Джералд Конклин. И Эмелайн сразу же моргнула, потому что слезы застлали вдруг глаза. Эмелайн отвернулась. Она пристально посмотрела в щит на медового цвета каменные стены церкви Сент-Эндрюс, что стояла за зеленым лугом.

— Мне негде будет ее поставить, Пегин. У меня больше нет дома.

— У вас он вполне может быть, — ответила служанка. — Вам только нужно купить тот маленький коттедж у ручья. Шестьдесят фунтов годового дохода, которые оставили вам, и мы заживем там отлично. Я буду все делать в доме, как я и делала это всегда для вас, и…

— Нет, Пегин. Пока еще нет.

— Когда, в таком случае?

— Не могу сказать. Но, конечно, не сегодня, — ответила Эмелайн. — Мне нужно посмотреть мир, я хочу поездить по свету, нигде не пуская корней, хотя я буду очень скучать по тебе, и мой дом всегда останется здесь, в Бартолсби. Но у меня есть страстное желание увидеть еще кое-что, кроме нашей маленькой деревушки — я просто жажду увидеть все! Только когда утолю эту жажду, я вернусь снова в Уилтшир и в этот маленький коттедж. А до того времени ты сохранишь для меня эту шкатулку, моя дорогая?

— Всегда ваша, и вы это знаете.

Углом своего большого фартука Пегин вытерла слезы.

— И неужели вы думаете, — всхлипнула она, — что я уже настолько стара, что и забыла, каково это — быть молодой, когда хочется немного развлечься. Вы это заслужили, мисс. Весь последний год вы ухаживали за вашим больным отцом, были очень ласковы с ним и не проронили ни слова жалобы. Так что вы заслужили такую награду и можете посмотреть на большой город и позволить себе маленькие невинные забавы.

— У меня есть моя награда — это счастливое детство, проведенное с матерью и отцом, которые любили друг друга, но все-таки находили достаточно любви и для меня.

— Вы заслуживаете большего, я думаю, — сказала служанка. — Сколь добры вы были к своему отцу, не говоря уже о том, что после смерти Джейн помогали ему в заботах о пастве, и делали это прекрасно, всегда участливо относясь к бедным и больным.

— Пожалуйста, замолчи, — сказала Эмелайн слегка дрогнувшим голосом. — В самом деле, я не желаю больше продолжать разговор на эту тему.

— Конечно, конечно, я замолчу, моя милая. Но если уж речь зашла о желаниях, то лично я хочу, чтобы вы отправились в свадебное путешествие с молодым и красивым мужем. И я не хочу, чтобы вы попали к старой сварливой ведьме и исполняли все ее капризы.

Эмелайн повернулась, чтобы взглянуть в лицо доброй служанки.

— Я убеждена, что тебе еще меньше понравится, если я решу жить одна.

— Святая Мария! — воскликнула Пегин, перекрестившись. — Обещайте мне, что не сделаете этого!

— Нет, конечно, я не сделаю такой глупости, — уверила ее Эмелайн. — И поскольку я не в состоянии нанять себе компаньонку, то самое лучшее для меня — самой наняться в компаньонки. Миссис Заберт — достойная уважаемая женщина, она часто навещает своих дочерей, которые живут за городом. Она ездит на курорты каждое лето. Так что у меня будет отличная возможность посмотреть мир. Что касается старой ведьмы, то я убеждена, что меня ждет очень хороший прием, наверняка они очень добрые люди. — Хм! Если говорить о доброте, то вам следовало принять предложение мистера Гудмена, когда у вас был такой удачный случай, мисс. Этот мужчина вас бы как холил! Если бы вы ему, конечно, позволили. Он всегда называл вас богиней.

— Все-таки я поняла, что Фрэнк не тот мужчина, с которым я хотела бы прожить жизнь.

— Хм-м, — снова хмыкнула служанка. — Я очень удивилась, когда узнала, что вы дали ему от ворот поворот. Девушки на выданье очень скоро понимают, что таких мужчин, как мистер Гудмен, не встретишь каждый день.

Эмелайн не могла объяснить этой доброй женщине, что Фрэнк Гудмен — при всех его достоинствах — был очень скучен. Своей хорошо поставленной речью и неуклюжими ухаживаниями Фрэнк не вызывал у Эмелайн абсолютно никаких чувств. Ни малейшей искорки. А Эмелайн хотелось огня. Она жаждала бури, урагана страсти. Конечно, Эмелайн даже не знала, существует ли на самом деле такая сильная страсть, или подобное можно найти только под глянцевыми обложками любовных романов, которыми она зачитывалась с детства. Совершенно точно девушка не замечала никакой такой страсти среди уважаемых супружеских пар, которые видела здесь, в Уилтшире. Насколько она знала, все эти истории про любовь были просто одна большая выдумка — чтобы заманить толпы людей в библиотеки.

Скорее всего, что ни один мужчина никогда не любил женщину так сильно, чтобы ему даже всей жизни не хватало для удовлетворения страсти, которую он испытывал к своей любимой. И, возможно, ни одна женщина не любила ни одного мужчину так глубоко, что быть без него означало немыслимое, невыносимое страдание. Но именно о такой страстной любви мечтала Эмелайн.

— Я убедилась, что мы с Фрэнком Гудменом не подходим друг другу, — объяснила она. — И, сказать по правде, едва только он узнал меня чуть получше — мои чувства и мечты, я имею в виду, — он сразу обрадовался, что получил отказ.

— Ладно, ладно, мисс Эмелайн. Сейчас уже поздно об этом говорить. Вы малютка, которая хочет все делать по-своему.

— Малютка, — с улыбкой согласилась Эмелайн.

Пегин стала вынимать содержимое шкатулки и аккуратно раскладывать на покрывале простой кровати. Эмелайн подошла, чтобы тоже взглянуть на разные булавки, ножнички, бусинки. Может, что-то взять на память о матери?

— Наверное, у вас есть мужчина, о котором вы мечтаете, — предположила Пегин.

— Нет. Как ты сама сказала, девушка на выданье…

И она замолчала. К чему говорить, если и так все понятно.

— Вы, значит, хотите сказать, что уже не надеетесь выйти замуж?

— Думаю, что так.

Эмелайн припомнила трех или четырех джентльменов, которые обращали на нее особое внимание за последние несколько лет. Хотя она помнила их имена, но их лица, казалось, стерлись и превратились в одно, тоже не очень различимое, похожее на лицо Фрэнка Гудвина. Она вздохнула. Неизвестность, пустота и одиночество. А также дикий любовный голод. Вот что ждало ее впереди. Но лучше оставаться старой девой, чем жить с кем-то и тосковать всю жизнь без любви.

— Но вы подумайте, девочка. Для женщины очень важно выйти замуж, так устроено природой. Эту судьбу дали женщине на небесах.

— Наверное, эта судьба не для меня.

— Да разве вы не хотите, чтобы рядом с вами был собственный мужчина, который мог бы вас защитить?

Эмелайн задумалась над этим вопросом.

— Дело не в том, чтобы защитить. Хотя мне кажется…

Она помолчала, а затем решила раскрыть свою душу перед этой доброй женщиной, которая была много лет для нее и служанкой, и другом.

— Я должна узнать, — сказала Эмелайн, — что это такое — любовь мужчины. Не хочу прожить, не испытав этого.

Пухлые щечки Пегин покраснели от стыда и возмущения.

— Любовь и кольцо на пальце всегда вместе, мисс, не забывайте! Хотя у вас есть отличный шанс. Либо прожить всю жизнь в компаньонках…

Она неожиданно замолчала.

Ее рука что-то нащупала в бархатном кармашке шкатулки.

— Что это? — воскликнула служанка.

Ее темные глаза расширились от удивления, когда она вытащила на свет черную кожаную коробочку, потрескавшуюся от времени.

Крышка со скрипом открылась.

— Матерь Божья! — вздохнула служанка и перекрестилась.

Тоже удивленная, Эмелайн взяла кожаный футляр из ее рук.

— О! — выдохнула Эмелайн почти так же, как перед этим служанка.

На белом атласе, пожелтевшем слегка от времени, лежало чудесное ожерелье. Тончайшей работы ожерелье, украшенное пятнадцатью кроваво-красными рубинами. Один рубин висел посередине, как огромная капля, а по семь рубинов было слева и справа от него. Сзади их скрепляла массивная золотая застежка. Эмелайн прикоснулась пальцем к центральному камню, и тут же отдернула руку, словно обжегшись.

— Откуда взялось это ожерелье? — спросила она. Мысли вихрем неслись в голове. — Оно, должно быть, стоит целое состояние. Отец никогда не мог купить такое ожерелье. Никогда.

Она повернула футляр к свету, чтобы лучше рассмотреть рубины. И тут на вытертый красный ковер бесшумно упал лист бумаги. Наклонившись, Эмелайн подняла эту единственную страницу. Печать была сломана и вся потрескалась от времени. Чернила выцвели, но слова еще читались, написанные аккуратным каллиграфическим почерком.

«Моя дорогая Джейн, я прекрасно знаю, как ты относишься к долгам, и уважаю твои чувства. Однако ты доставишь мне удовольствие, если на минуту забудешь о своих принципах и позволишь одолжить тебе это рубиновое колье. Оно будет чудесно смотреться с твоим синим шелковым платьем. Я хочу, чтобы ты затмила всех светских красавиц, когда вы с мужем приедете в Лондон. В конце концов, тридцать лет бывает в жизни только раз!

Я нашла ожерелье случайно в сейфе среди бумаг. Убеждена, что лорд Сеймур хотел подарить мне это ожерелье летом на годовщину нашей свадьбы. Но поскольку он неожиданно уехал на континент, то никогда не узнает, что я раскрыла эту его маленькую тайну.

Не беспокойся о том, чтобы возвращать мне ожерелье, так как я надеюсь навестить тебя через пару недель. Я бы привезла тебе рубины сама, но в деревне свирепствует инфлюэнца. Поэтому я не хочу подвергать риску твою драгоценную Эмелайн. У нас почти все больны. Я надеюсь, что Бартолсби эта болезнь минует.

До встречи, милая, и позволь тебе напомнить, что старые друзья — вот настоящие бриллианты.

Хонория».

Стараясь не думать об эпидемии, которая унесла жизнь ее матери, Эмелайн перевернула письмо и посмотрела на адрес.

Все, что там было, это: Сеймур-парк, Лайл, Уилтшир.

У нее затряслись руки. Странно, но ее беспокоил тот факт, что у матери были друзья, о которых Эмелайн ничего не знала. Оказывается, семнадцать лет назад матери одолжили очень ценное ожерелье, и оно до сих пор еще не возвращено законному владельцу. И как странно, что автор письма ни разу не поинтересовалась судьбой одолженных рубинов и не попросила их вернуть.

— Пегин! Ты знаешь что-нибудь о леди Сеймур?

Женщина слегка покачала головой.

— Подождите-ка! — сказала она, наконец. — Одна леди навещала время от времени вашу мать, когда ты была еще совсем маленькой девочкой. Она помолчала и затем продолжила:

— Школьные подруги они были, насколько я помню. Но я не помню имени. И, кажется, я не видела ее с тех пор, как ваша добрая матушка отправилась на небеса. А это письмо от той леди?

— Да, — ответила Эмелайн. — Ожерелье принадлежит ей. Странно, что она потом ни разу не попросила его вернуть.

— Наверное, у нее столько драгоценностей, что она забыла про эти.

Эмелайн решила оставить это заявление без комментариев. Она положила письмо обратно, закрыла кожаный футляр и засунула его в карман фартука.

— Джорджи хотел приехать на станцию пораньше, — сказала она. — Теперь я даже этому рада, потому что хочу спросить хозяина гостиницы, не знает ли он, где находится Сеймур-парк. Если это окажется рядом с гостиницей, то я лично верну рубины, чтобы не посылать их по почте. Так я буду чувствовать себя гораздо спокойнее.

Эмелайн подошла к элегантному дому, который, она надеялась, и был Сеймур-парком. Хозяин гостиницы заверил ее, что туда легко дойти, не более трех миль, не теперь она сомневалась, что шла в правильном направлении. И никого не было поблизости, чтобы спросить.

Кругом было пусто и, судя по разбитым окнам разобранной частично крыши, здесь давно уже никто не жил. Дорога, ведущая к дому, заросла травой. А если бы тут был садовник, то бедняге пришлось бы работать, не покладая рук, потому что газоны превратились в сплошные вересковые пустоши и там, где когда-то гордо поднималась стена закрытого сада, были непроходимые кусты. Несколько маргариток, растущих тут и там, пытались скрасить мрачный фасад, но все тонуло в зарослях плюща. Три этажа когда-то красивого здания были скрыты полностью, даже окон почти не было видно.

Должно быть, хозяин растратил все свое состояние на свечи, решила Эмелайн. Из-за плюща в комнатах днем, наверное, очень темно. Но Эмелайн тут же напомнила себе, что это не ее дело, на что тратит свои деньги хозяин дома, а также ее не касается, темно ли в комнатах и в каком состоянии ведущая сюда дорога. Эмелайн пожала плечами.

— Тебя должно волновать только одно, — сказала она себе. — Дома ли сейчас леди Сеймур.

Конечно, даже если ее милость дома, это еще не означает, что она согласится принять неизвестную посетительницу и побеседовать с ней. Впрочем, Эмелайн это и не нужно. И, по правде сказать, она даже надеялась, что никакой беседы не будет. Потому что в восемь часов Эмелайн должна быть на постоялом дворе, чтобы занять свое место в карете. Королевская почта ждать не будет. Эмелайн только хотела убедиться, что хозяева Сеймур-парка сейчас находятся дома. Затем она попросит дворецкого, чтобы футляр с ожерельем передали в руки хозяйки.

Довольная своим планом, Эмелайн постучала в дверь. Но ой потребовалось стукнуть еще несколько раз медным молотком, прежде чем дверь открылась. На пороге стоял дворецкий, возраст и внешность которого вполне соответствовали виду здания.

Дворецкий был одет в короткие, до колен, узкие штаны коричневого цвета и сюртук, на голове криво сидел ненапудренный парик, который, наверное, был роскошным лет тридцать назад, а теперь был похож на раздавленную каретой собаку. Старик уставился на Эмелайн близорукими глазами.

— Да? — сказал он наконец.

— Это Сеймур-парк? — спросила Эмелайн.

— Мало ли что когда-то было, — пробормотал он.

— Простите?

Он не ответил, и Эмелайн решила, что не станет отдавать рубины этому старику.

— Я хотела увидеть леди Сеймур, — сказала она. — Пожалуйста, скажите ей, что я дочь преподобного Джосии Харрисона.

— Ее светлость ушла от нас.

— Ушла? — Не уверенная, правильно ли поняла его, Эмелайн осторожно спросила: — Вы хотите сказать, что леди Сеймур умерла?

Он кивнул, хотя после этого с трудом удержал равновесие.

— Семнадцать лет назад ее унесла инфлюэнца.

Губы Эмелайн дрогнули при упоминании об инфлюэнце. Очевидно, леди Сеймур умерла во время той самой эпидемии, которая унесла и жизнь Джейн Харрисон. Наверное, это и было объяснением, почему ожерелье пролежало до сих пор никем не востребованное.

Решив, что он полностью выполнил свои обязанности, дворецкий повернулся и уже хотел закрыть дверь, Эмелайн уперлась в нее двумя руками.

— А лорд Сеймур? — спросила Эмелайн. — А хозяин сейчас дома?

— Хозяин уехал.

— Скоро ли он вернется, вы не знаете? У меня есть вещь, которая принадлежит ему. Вещь, которую я должна отдать ему лично.

— Очень хорошо, — сказал старик и отошел в сторону, чтобы Эмелайн могла войти. — Вы можете подождать в салоне вместе с остальными.

Вместе с остальными? У его светлости прием? У нее не было намерения врываться в дом посреди веселой вечеринки. Эмелайн приостановилась, понимая всю нескромность своего положения женщины без кавалера, которая входит в гостиную, заполненную мужчинами. Конечно, Эмелайн знала, что о ней сразу все подумают. Однако она хотела вернуть ожерелье, которое ее семья так долго хранила. Это желание пересилило боязнь оказаться одной в доме холостого мужчины. И, расправив плечи, Эмелайн последовала за дворецким через мрачный холл с темными драпировками и тяжелой старомодной мебелью. Дворецкий жестом указал на дверь, слегка пошатнулся, что можно было принять за поклон, а затем продолжил свой путь дальше по коридору, предоставив Эмелайн войти в салон самой, без всякого объявления. И если ее появление и удивило кого из находящихся в ней, то вид гостиной был действительно шоком для Эмелайн. В огромной мрачной комнате, где с потолка свисала клочьями паутина, сидели скромный джентльмен и женщина с потрясающе огненными волосами и невероятно пышной грудью.

У джентльмена была внешность помощника приходского священника, насколько могла судить Эмелайн, а как дочь пастора, она видела их не меньше дюжины, — и он был одет во все черное. Женщина — определенно «штучка», как сказала бы Пегин, — вырядилась в просторную мантилью и юбку из палевого подкладочного шелка. Яркость этого ансамбля усиливали умопомрачительная золотистая горжетка из крашеного лебяжьего пуха и оранжевая шляпка с перьями, из-под которой выбивались толстые локоны, обрамляющие разрумяненные щеки.

Эмелайн старалась не смотреть на эти локоны, выкрашенные почти в тон мантильи, но не могла не заметить той вольности, с которой эта женщина накрасила — очень густо — губы и ресницы. Женщина положила руки на бедра и с плохо скрытым раздражением посмотрела на Эмелайн.

— Это не его светлость, — сказала она и глянула на священника, будто обвиняя его в том, что хозяин дома до сих пор не соизволил появиться, чтобы поприветствовать ее. — И я жду здесь уже больше часа. Мне даже не дали чаю, и я думаю, что вся эта затея с поездкой сюда просто пшик.

Не уверенная, должна ли она отвечать на подобное заявление, Эмелайн открыла рот, чтобы произнести какую-нибудь приличествующую ситуации фразу, но была избавлена от таких хлопот вмешательством священника.

— Слава Богу! — воскликнул он, не обращая внимания на женщину с оранжевыми волосами, будто ее не существовало, и бросился к Эмелайн, едва она перешагнула порог салона. — Пожалуйста, скажите, умолял он, — что это вы та самая молодая леди, которая сегодня выходит замуж, потому что я не могу со спокойной совестью проводить церемонию, в которой…

Осталось неизвестно, что он хотел сказать, так как его речь была прервана громким шумом, раздавшимся из холла. После сильных ударов дверь распахнулась настежь, грохотом ударившись о стену. Трое мужчин и юноша — на всех были рабочие блузы — вошли в дом, неся на какой-то железной решетке явно тяжелого мужчину средних лет.

Руки этого джентльмена были сложены на груди, лицо смертельно бледное, а из глубокой раны на голове текла кровь.

— Лорд Сеймур! — вскрикнул священник. Только взглянув на раненого, он сразу отступил в сторону, его лицо стало почти таким же бледным, как и у его светлости. Он прижал платок к губам, будто боясь, что сейчас его стошнит.

Женщина в оранжевой мантилье бросилась вперед, секунду смотрела на раненого, затем громко, театрально вскрикнула и упала на пол, потеряв сознание.

В это время в холл вошел старый дворецкий. К сожалению, старик выразил свое отношение к увиденной сцене лишь тем, что начал заламывать морщинистые руки, постоянно бормоча: «Ох-ох-ох-о…».

Эмелайн решила, что пора кому-то навести здесь порядок.

— Вот, — сказала она, протягивая свой платок мужчине, который стоял ближе всех к раненому. — Прижми платок к ране, это остановит кровотечение. И не волнуйтесь за него, он, кажется, просто без сознания.

— Да, мисс, — ответил тот тихо. — Вряд ли он сейчас что-нибудь почувствует. Здорово ему врезали, хочу вам сказать.

Потом он смекнул, что его комментарии тут не требуются, и поспешил объяснить, что случилось. Его светлость лежал в поле, недалеко от мельницы, там его и нашли.

— Должно быть, — сказал мужчина, — он хотел перескочить через каменную стену, а это было не так просто. Лошади его нигде не видать. Но местные мальчишки сейчас ее ищут. А мы решили, что лучше не терять времени, вот и принесли его светлость домой. Пусть полежит в постели.

— Я уверена, что вы все сделали совершенно правильно, — сказала Эмелайн.

Однако, глянув на ступеньки высокой полукруглой лестницы, она убедилась, что сейчас, пожалуй, не надо переносить лорда Сеймура в спальню. Это только доставит ему лишнюю боль.

— Думаю, что лучше пока перенести его светлость в столовую, — сказала Эмелайн. — Положите его вместе с решеткой прямо на стол.

Повернувшись к дворецкому, она добавила:

— Покажите нам, где тут столовая, а затем ступайте на кухню. Пусть принесут горячую воду и чистые полотенца. После этого дайте чего-нибудь выпить священнику. Ему, кажется, нехорошо.

Никто не спрашивал, какое право она имеет отдавать приказы. Как только раненого положили на стол, Эмелайн повернулась к юноше, еще совсем мальчику лет пятнадцати и спросила у него:

— Тут есть поблизости доктор или аптекарь?

Мальчик снял кепку.

— Да, мэм. Мистер Вонн, аптекарь, он сейчас в деревне.

— Будь так добр, сбегай за ним. Я уверена, что рана его светлости очень серьезная, и тут нужен врач.

Вежливо мотнув густым чубом, мальчик выскочил комнаты и чуть не сбил с ног пожилую женщину в черном платье экономки и домашнем чепце. Следом за ней шла молоденькая горничная, неся медный кувшин и побитый оловянный тазик.

— Ставьте все сюда, — сказала Эмелайн.

Она указала на стул, который отодвинула от стола, чтобы удобно было положить раненого. Пока горничная наливала горячую воду из кувшина в оловянный тазик, Эмелайн поблагодарила мужчин за службу и велела подождать снаружи — вдруг их помощь еще понадобится. Они явно были рады уйти и удалились очень быстро.

— Вы хотите, чтобы мы тоже ушли? — с надеждой спросила молоденькая горничная. — Я не умею обращаться с больными.

Эмелайн посмотрела на пожилую экономку. Та переводила взгляд с потолка на пол и на стены — куда угодно, лишь бы не смотреть на раненого хозяина. Было ясно, что и она не справится в создавшейся ситуации.

Не задумываясь, Эмелайн сняла шляпку, синюю накидку и положила их на стул на безопасном расстоянии от стола. Затем, боясь испачкать свое серое кашемировое платье, она взяла одно полотенце, обернула его вокруг талии и застегнула золотой брошью, которую всегда носила на шее под воротником.

Эмелайн вздохнула поглубже, что не очень-то успокоило ее. Она осторожно убрала с раны окровавленный платок. Увидев, что кровотечение остановилось, она обмакнула полотенце в горячую воду, слегка отжала и стала осторожными движениями промывать рану. Эмелайн только начала это делать, когда в комнату кто-то вошел. Стук тяжелых сапог по не покрытому ковром полу отдавался гулким эхом. Шаги неожиданно замерли, и глубокий мужской голос спросил:

— Что творится в этом доме?

Глава 2

Эмелайн вздрогнула и почувствовала себя так, будто ее поймали на каком-то нехорошем поступке. Затем, еще слегка нервничая, она ответила более резко, чем того хотела:

— Кажется, тут все очевидно.

Взяв свежее полотенце, Эмелайн чуть повернула голову и обнаружила за спиной высокого стройного джентльмена.

У него были светлые волосы и такие синие глаза, каких она никогда в жизни не видела, — цвет их был необычайно ярок. На мужчине были великолепно сшитый синий сюртук и узкие кремовые панталоны. Ее первое впечатление кроме испуга, когда она увидела эти синие изучающие глаза, было: властность. А потом, поспешно отведя взгляд, она почувствовала непривычное томление в груди. Эмелайн продолжила более дружелюбным и естественным тоном:

— Лорд Сеймур серьезно ранен, и я хочу ему помочь. Меня нельзя отвлекать. Поэтому, если вы только не аптекарь, я бы попросила вас уйти.

Она могла бы и не говорить ничего, так как джентльмен почти не обратил внимания на ее слова. Он подошел ближе, встал напротив нее у стола, глядя, что и как она делает. Хотя он вроде бы не возражал против ее действий, но на его лице, очень красивом, появилась неодобрительная гримаса.

— Я не аптекарь, — сказал этот джентльмен. — Но все равно, не надо мной командовать и выгонять из комнаты. Кроме того, я ближайший родственник вашего пациента. — И он добавил небрежным тоном: — Если, конечно, вы не успели обойти свою конкурентку и стать новой леди Сеймур.

Эмелайн не хотелось отвечать грубостью на грубость.

— Насколько я знаю, сэр, — сказала она, — леди Сеймур умерла. Меня зовут Эмелайн Харрисон, мисс Харрисон.

Он наклонил слегка голову — то был лишь намек на поклон — и осмотрел Эмелайн всю очень внимательно. Она притворилась, что не замечает, как он ее разглядывает. А он осматривал ее очень медленно. Сначала его взгляд остановился на лице Эмелайн, затем скользнул вниз по шее и задержался на груди.

— Кажется, — сказал он фамильярным тоном, — вы и есть та самая девушка… Насколько я помню, друзья зовут вас Эмма.

Эмелайн быстро вздохнула, чувствуя, что начинает сердиться.

— Как зовут меня мои друзья, это не ваше дело!

Лайам смотрел на нее. Он видел, как алебастровые щеки вспыхнули ярким горячим румянцем. Тогда он подумал, что эту чистую прозрачную кожу, наверное, приятно погладить ладонью.

— Да, — сказал он себе. — Чудесная кожа, но какое отношение это имеет к его делу? Если он так воспламенился при взгляде на эту куртизанку, то это означает лишь одно — он слишком долго был без женщины.

А она даже и не красавица. По крайней мере, не в привычном понимании этого слова. Пожалуй, слишком большой рот, и нос слегка тонковат. Однако при ближайшем рассмотрении она была очень даже привлекательна. Куда больше, чем просто хорошенькая, это точно. Изумительное лицо! Такое лицо мужчина, раз увидев, уже вряд ли забудет. Лайам решил, что это, наверное, из-за ее глаз.

У нее были необыкновенные глаза, просто удивительные, когда смотришь в их глубину. Большие, карие. Не желтоватые, как топаз, а действительно карие. Теплые и доверчивые.

Он тут же опомнился. Доверчивые? Что за странная идея! Она ведь женщина полусвета. Женщины подобного сорта доверяют лишь тому, что можно взять в банке. И в этом она, вероятно, ничем не отличается от своих подружек. Только эта мысль мелькнула у него в голове, и Лайам тут же сказал себе, что это неправда. Конечно, она куртизанка — иначе зачем она здесь, одна, в доме холостого мужчины? Но женщина, стоявшая перед ним, была совсем не такой, как та оранжевая кукла, которую Лайам видел в салоне.

Кто бы она ни была, эта Эмелайн Харрисон, она, конечно же, не какая-нибудь шлюха!

Она скромно и со вкусом одета, ее речь и манеры абсолютно безупречны. Когда-то, наверное, она была настоящая леди. Как она стала одной из этих пташек и почему выбрала для себя такую жизнь, Лайам мог только догадываться.

— О-о-о! — застонал лорд Сеймур, и Лайам обратил на него свое внимание.

Как будто это требовало от него неимоверных усилий, пациент с трудом открыл глаза.

Пытаясь рассмотреть женщину, стоявшую рядом, лорд Сеймур одновременно поднял руку, чтобы потрогать рану, которая доставляла ему боль.

— Не надо, — спокойно сказала Эмелайн. Она взяла его руку и положила ему на грудь. — Не надо двигаться, сэр, — добавила тихо Эмелайн. — У вас серьезная рана. Но вы у себя дома, и мистер Вонн скоро придет.

Пациент словно почувствовал, что кто-то еще находится рядом с ним. Он медленно повернул голову. Когда он узнал своего кузена, его губы раздвинулись в ухмылке.

— Ты… — пробормотал он.

— Кузен Амброуз, — ответил с готовностью Лайам и отвесил шутливый поклон.

Лорд Сеймур посмотрел на женщину. Затем он вновь поднял руку, только на этот раз лорд Сеймур ухватился за локон, выбившийся из прически Эмелайн. Он сильно потянул за локон, заставив ее наклониться.

— Будьте моей женой, — приказал он хриплым шепотом и добавил: — Сейчас…

Эмелайн страшно изумилась.

— Милорд, — сказала она. — Вы бредите!

— Нет, об этом не может быть и речи, — твердо заявила она уже не в первый раз. — Просто абсурд!

Вежливо, но настойчиво Лайам взял ее под локоть и отвел в дальний конец салона, чтобы она не видела удивленное лицо священника и сердитые взгляды мистера Чепхэма, адвоката лорда Сеймура. Лайам попытался ее убедить.

— Возможно, что сама идея кажется вам сейчас действительно абсурдной, Эмма, но это вовсе не значит, что этого не может быть… Проявите хоть немного благоразумия!

Эмелайн вздрогнула.

— Для вас я мисс Харрисон! И я льщу себя мыслью, что, кажется, всегда была благоразумной.

— Хорошо, — ответил Лайам, игнорируя ее заносчивый тон. — Тогда будьте благоразумной сейчас. Подумайте, что вы приобретаете, согласившись с его предложением. И клянусь, вам нечего терять!

— На этот счет, сэр, позвольте с вами не согласиться.

Лайам уже с трудом сдерживал себя. Он мог понять тонкие чувства женщины, которой сделал предложение только что встреченный мужчина. Кроме всего прочего, этому мужчине осталось жизни несколько часов, как утверждает аптекарь. Вряд ли лорд Сеймур переживет эту ночь. А неожиданное сопротивление, которое выказывала Эмелайн, было непонятно и раздражало Лайама. Ситуация такова, что у него уже не остается времени на долгие уговоры. Да и ей поздно притворяться, что она такая уж чувствительная! Лакей его кузена Вернон Брофтон весь день провел в местном пабе. Именно там он услышал о трагедии, случившейся с его светлостью. Узнав об этом, Вернон вызвал адвоката еще прежде, чем вернулся в дом.

— Очень загадочная история, — сказал адвокат, поправляя на носу толстые очки. — Просто невероятно! Но местные говорят, что так оно все и было.

— Его светлость прыгал через эту стену сотню раз, — говорил лакей, — и никогда ни одной царапины. Все согласимся, что наездник он был лихой.

Оглянувшись, Брофтон сказал, что не понимает, как это его хозяин мог упасть с лошади и разбиться насмерть.

— Особенно в тот момент, — громко добавил Брофтон, чтобы слышали все остальные, — когда его кузен, заклятый враг, решил наведаться в наши края.

— Я убежден, что это просто случайность, — сказал Чепхэм. Но его тон явно говорил об обратном, то есть что он так не думает.

— Случайность, ну да! — буркнул лакей. — Любой, у кого есть мозги, сразу поймет, что майору эта свадьба не нравилась. А если так, то, может, он решил вмешаться и остановить своего кузена.

Лайам промолчал, не желая попадаться на такую удочку. Однако он понимал, что лакей может повторить свои слова и за пределами этой комнаты, а значит, сплетня пойдет гулять дальше.

Сплетничать любят не только в свете, но и в пабах. Но разница такая, что свет меньше склонен прощать. Не одна репутация погибла всего за вечер под тихий шепот пересудов. Лайам не очень, впрочем, волновался за себя. Подобная история могла лишь придать ему таинственности, создать вокруг него романтический ореол. Но вот на шансах сестры все это могло отразиться весьма серьезно. По этой причине Лайам решил, что в интересах его семьи будет гораздо лучше, если Амброуз Уиткомб женится немедленно — все равно на ком, — прежде чем умрет. Если новой леди Сеймур потребуются деньги, чтобы она пока не появлялась в городе, то Лайам готов был заплатить. К сожалению, теперь женить его светлость было не так просто, как раньше. Число возможных невест сократилось до одной. Оранжевая кукла лежит на втором этаже пьяная в дым. Следуя указаниям Эмелайн, дворецкий действительно принес в салон бутылку бренди. Священник, разумеется, пить отказался. Но эта оранжевая женщина выпила одна всю бутылку.

Когда Лайам и Эмелайн вошли в салон, они обнаружили эту куртизанку уже пьяную. Она развалилась на софе, широко открыв рот, и громко храпела. Так как храп становился все сильнее и мешал беседе, лакей взвалил куртизанку на плечо и отнес наверх.

— Эмма… Мисс Харрисон, — сказал Лайам, понизив голос, чтобы его не услышали остальные. — Я видел, как вы ласково обращались с моим кузеном, и верю, что вы очень добрая женщина. Поэтому я хочу объяснить вам, почему сегодня приехал сюда. Пожалуйста, выслушайте меня.

Не менее чувствительная, чем любая другая женщина, к просьбе, столь мягко выраженной, особенно когда просит джентльмен красивый и благовоспитанный, Эмелайн согласилась.

— Как вам будет угодно, сэр.

Глядя на нее очень серьезно, он сказал:

— Я беспокоюсь не за себя, а за свою сестру. Она совсем юная леди, и еще не пришла в себя от удара после смерти отца.

Последние слова тронули ее душу. Эмелайн знала, что значит потерять любимого отца.

— Кордия заслуживает счастья, — продолжал Лайам. — Счастья быть молодой и любимой. Если же пойдут сплетни, что я убил Амброуза, чтобы расстроить его свадьбу, то у моей сестры не останется шансов.

Он взял ее руку в свои ладони. Тепло от его прикосновения словно тоже умоляло. Его голос околдовывал се своей нежностью.

— Неужели вы не хотите помочь?

— Сэр, — сказала Эмелайн, опустив ресницы, чтобы он не мог прочитать ее мысли. — Вы нечестно играете.

Лайам хотел улыбнуться, но все-таки смог сохранить серьезное выражение лица.

А она не дура, эта куртизанка с доверчивыми глазами! Впрочем, он был солдат и умел предугадывать действия противника. У женщины нет такого опыта. Она знает путь любви, но ей неведомы дороги войны. А он собирался выиграть эту баталию. Хотя, конечно, он отлично видел, что женщина больше выиграет, проиграв. Стараясь не улыбаться, чтобы она ни в коем случае не усомнилась в искренности его слов, Лайам осторожно спросил:

— Значит, вы сделаете то, что я хочу?

Ее глаза широко раскрылись.

— Я так не говорила! Я…

Лайам терпеливо ждал. Он следил за ней. Пусть она сама себя убедит. Лайам хорошо разбирался в человеческих страстях, он знал, что собственные аргументы самые убедительные. Несколько секунд она колебалась, потом взглянула на него своими ясными глазами.

— Если я даже соглашусь с этим странным планом, майор, вы должны знать, что брак не будет законным без соответствующих документов. Мой отец был священником в Бартолсби, и поэтому мне хорошо известно, что для законного брака нужно специальное разрешение. И этот документ действителен только в течение трех месяцев.

Лайам не понимал. Дочь священника? Невероятно! Она действительно низко пала.

— Кроме того, — продолжала Эмелайн, — имена, указанные в документе, не могут быть уже изменены.

— Сэр! — Лайам повернулся к помощнику священника и спросил: — Документы у вас?

Но на его вопрос очень быстро ответил адвокат, мистер Чепхэм.

— Документы у меня, — сказал адвокат. И спросил подозрительно: — А в чем дело?

Лайам провел Эмелайн в другой конец комнаты и усадил в кресло с высокой спинкой.

Затем он спросил мистера Чепхэма, вписаны ли имена в документ.

— Посмотрите сами, — ответил тот и, достав из внутреннего кармана сюртука сложенные бумаги, подал их Лайаму, который быстро развернул страницу и пробежал глазами по именам.

— Да, — сказал Лайам разочарованно. — Имена действительно вписаны.

Эмелайн слегка успокоилась и откинулась на спинку кресла.

— Значит, — сказала Эмелайн, — не о чем и говорить. Вы напрасно так старались, майор Уиткомб, и мне вас искренне жаль. Но я знаю, что в минуты трудных решений иногда сами небеса приходят нам на помощь. Я, безусловно, в это верю. Если бы Богу было угодно, чтобы я вышла замуж за вашего кузена, то выход обязательно нашелся бы.

Адвокат расплылся в самодовольной улыбке.

— Вы совершенно правы, мисс. Точно само провидение помогло мне сегодня узнать имя э-э… будущей невесты, прежде чем я добыл лицензию. И хотя я забыл фамилию, но клерк любезно согласился, что имени вполне достаточно.

Эмелайн взглянула на майора, но его лицо было непроницаемо.

Мне действительно очень жаль… — сказала она.

Слова замерли у нее в горле, потому что адвокат в это время продолжал:

— Агнес, — сказал он. — Простое старомодное имя, конечно, но вполне подходящее.

Эмелайн чуть не вскрикнула. Дрожащей рукой она прикоснулась к брошке с инициалами, которую снова пристегнула к своему платью. Казалось, что сейчас сама судьба водила ее пальцем по выгравированным буквам.

Майор Уиткомб внимательно следил за ней. Взгляд его синих глаз буквально прожег дыру в ее брошке.

— Красивая вещь, — сказал он спокойно. И спросил: — Фамильная?

У Эмелайн не было сил отрицать. Она просто кивнула головой. В глазах майора светилась такая уверенность, что Эмелайн и не пыталась скрыть очевидный факт.

— Ваши инициалы? — спросил Лайам.

Она вновь кивнула.

Тогда он улыбнулся, обнажив очень красивые зубы.

— Кажется, вы сами, говорили, что верите в силы небесные?

Глава 3

— Джентльмены возвращаются с похорон, ваша светлость.

Эмелайн виновато покраснела, как и всякий раз, когда кто-нибудь произносил титул, который она недавно получила.

— Спасибо, Бетси. Пожалуйста, передай майору Уиткомбу, что я хочу с ним поговорить немедленно, как только у него будет время.

Служанка сделала реверанс и вышла из салона, закрыв за собой дверь.

Леди Сеймур, подумала о себе Эмелайн. Теперь она замужняя женщина. Была ею, по крайней мере, хоть и совсем недолго. Эмелайн все еще не могла поверить, что она совершила такой поступок. Если бы Пегин была здесь, что бы она, интересно, сказала? А отец! Дорогой папочка был бы просто в ужасе от всего этого. Конечно, уже поздно думать о том, кто и что сказал бы. Потому что хоть и скоропалительно, но дело, так или иначе, уже сделано. Теперь ничего не вернешь. Эмелайн снова почувствовала, будто внутри у нее что-то сжалось. С ней это случалось за последние два дня довольно часто. Такое чувство, будто она запуталась в собственных сетях. Из-за того, что в документе было записано только имя — Агнес, ее второе имя, она оказалась словно пешкой в руках судьбы.

То, что последовало затем, было похоже скорее на сон, чем на реальные события. Сон, в котором она на две трети сторонний наблюдатель, и только на одну треть она, Эмелайн, действующее лицо.

Майор смог убедить помощника священника, что слышал, как Амброуз просил Эмелайн стать его женой. Тогда все они снова прошли в столовую, где мистер Вонн, аптекарь, сообщил им, что его светлость несколько секунд назад очнулся, был очень неспокоен и пытался искать свою невесту. Потом, однако, он снова потерял сознание. Хотя помощника священника эти слова не очень обрадовали, но, в конце концов, его убедили совместными усилиями, и он согласился провести церемонию, в которой аптекарь и экономка были свидетелями.

Когда на все вопросы были получены нужные ответы, и тяжелый перстень с печаткой лорда Сеймура оказался на пальце Эмелайн, они стали мужем и женой. И можно было объявить: «Пока смерть не разлучит вас».

Эмелайн покинула комнату, едва прозвучали последние слова. А на следующее утро узнала, что лорд Сеймур не пережил эту ночь. Единственным светлым пятном во всей этой истории была информация, которую сообщила ей Бетси, служанка, та, что принесла кувшин горячей воды. Бетси сказала, что, по местному обычаю, вдова не присутствует на похоронах мужа. И Эмелайн, конечно, воспользовалась этим обычаем. Она не пошла на похороны. Эмелайн также отказалась надеть черное траурное платье, хотя экономка предложила это сделать, как подобает обстоятельствам.

Достаточно того, что я устроила комедию с этой свадьбой, решила Эмелайн. Даже майор Уиткомб не смог убедить ее надеть траур. Майор Уиткомб… Эмелайн вздохнула.

Конечно, она повела себя ужасно глупо. Теперь она это понимала. Улыбка, несколько ласковых слов, сказанных этим мужчиной, — и вот она уже словно наивная девчонка, а не взрослая женщина, способная трезво, спокойно рассуждать.

Спокойно рассуждать? Что за абсурд! Какой самообман! Женщина, умеющая спокойно рассуждать, не позволит себя обмануть двумя ласковыми фразами и той крупицей внимания, что Лайам уделил ей. Такая женщина сумеет проигнорировать все это. Даже если он делал вид, что слушал, старался показать, что ловит каждое ее слово. Более решительная женщина и не подумала бы ни о чем. Например, о том, почему это у нее сразу перехватило дыхание, когда он прикоснулся к ее руке.

Если бы она могла спокойно рассуждать! Нет, конечно, тогда дело не дошло бы до того момента, когда они начали читать имена, записанные в документе. После этого было поздно поворачивать назад.

Эмелайн устала думать о том, что уже не изменишь и не вернешь. В это время раздался стук в дверь. А после того, как Эмелайн ответила, в гостиную вошел новый барон Сеймур.

Лайам был одет в черное, как и подобает джентльмену на похоронах родственника. Но эта одежда не делала его вид мрачным и даже наоборот — подчеркивала яркость и жизнерадостность его личности. Черный фрак и черные панталоны контрастировали с белизной манишки и воротничка. Особенно восхитительны были его светлые, прямые и густые волосы, а также яркие синие глаза. Он стоял тут, перед ней, и от него исходил аромат чистого свежего воздуха, который он принес с собой с улицы, и он сам был словно… и земля… и воздух… и солнце! На расстоянии в несколько футов Эмелайн ощущала энергию всех этих трех элементов. А когда он слегка расслабился и прислонился плечом к двери, чувство даже усилилось, вместо того чтобы, казалось бы, уменьшиться.

Эмелайн не отводила от него глаз, боясь, что выдаст таким образом свое смущение, и внимательно разглядывала Лайама, стоявшего в свободной, раскованной позе. Она любовалась его стройной фигурой, пока он так и стоял, прислонившись к двери. Эмелайн медленно, будто лениво, изучала каждую его черту, особенно любуясь его широкими плечами, сильными бедрами и мускулистыми икрами. Он был высок, строен… и прекрасен. Другого слова просто не подберешь. Он был так прекрасен, что от одного его вида она забывала обо всем, словно заколдованная.

— Красавчик! — сразу же сказала о нем Агнес, как только его увидела. Агнес уехала в Лондон, но успела сообщить Эмелайн, что майор — очень богатый человек. Все еще пьяная после такого количества выпитого бренди, Агнес не смогла путешествовать утром и покинула Сеймур-парк только вечером следующего дня. За это время общительная Агнес успела перезнакомиться со всеми обитателями дома и узнать кое-какие интересные сплетни.

— Если верить слугам, — призналась Агнес по-дружески и давая понять, что она не держит зла на Эмелайн, хоть и упустила возможность стать новой леди Сеймур, — то, когда его папашка откинулся, он оставил майору почти миллион фунтов стерлингов. О-о-о! Ты представляешь!

Эмелайн потеряла дар речи.

— Так что он сейчас действительно, как говорится, первый жених! Богатый да еще красавчик. А как только молва пойдет, что он теперь еще и его светлость, тут все леди закидают его платочками.

Глядя на него сейчас, Эмелайн не могла не согласиться с предсказаниями Агнес. Даже и без своего богатства, Лайам Уиткомб для любой женщины очень желанный.

— Вы хотели поговорить со мной? — спросил он.

Чары сразу рассеялись, и Эмелайн вернулась к действительности. Она и не представляла, что мужское тело так привлекательно.

— Собственно, — сказала она слегка дрогнувшим голосом, — есть две вещи, которые я хотела бы с вами обсудить.

Он склонил голову набок, давая понять, что весь внимание.

— Я вас слушаю.

— Теперь, когда все сделано, я бы хотела покинуть Сеймур-парк. И как можно быстрее. Я попросила слугу отправить письмо моей хозяйке, когда он отвозил Агнес на станцию. Хозяйку я предупредила, что задержусь на день или два. Миссис Забер будет сердиться, если я задержусь надолго.

Лайам выпрямился мгновенно. Ее хозяйка! Его охватила какая-то тревога.

— Вы обещали помочь мне путешествовать дальше, — продолжала она. — И вы должны сдержать свое обещание.

— Как вам будет угодно, — ответил он, — но не сегодня. Миссис Забер пусть немного потерпит, потому что нам с вами надо кое-что обсудить, прежде чем вы уедете. И, кажется, вы сами сказали о двух вещах, которые вы хотели со мной обсудить.

— Да. Во-первых, это мое путешествие. Во-вторых, вот это.

Эмелайн взяла со стола, рядом с которым сидела, потрескавшийся от времени кожаный футляр.

— Я отдала бы его вам еще раньше, — сказала Эмелайн, — но вчера вы были заняты весь день.

Лайам подошел к ней.

— Что это? — спросил он, глядя на футляр, но не беря его в руки. — Может, пока я был на континенте, появилась новая мода, и женщины теперь делают подарки мужчинам?

Она покраснела.

— Это не подарок, сэр. Это то, из-за чего я здесь.

— То, из-за чего… Вы имеете в виду «здесь», в Сеймур-парке?

— Да.

— Простите меня, должно быть, я сегодня туповат. Но боюсь, что я не понимаю ваших слов. Вы приехали сюда по приглашению моего кузена, не так ли? Он просил вас быть свидетельницей на свадьбе?

Эмелайн покачала головой.

— Как это возможно? Я не знала об Агнес, пока не встретила ее здесь два дня назад. Я почти не видела и его светлости. Сюда меня привела только одна причина — я хотела вернуть леди Сеймур это ожерелье. Так как она и ее муж умерли, то я убеждена, что теперь вы полноправный хозяин этого ожерелья.

Заинтригованный, Лайам взял футляр и открыл его. При виде великолепного рубинового ожерелья он чуть не вскрикнул от удивления, но сдержался и спросил почти спокойным голосом:

— Где вы это взяли?

— Я нашла это два дня назад, когда просматривала и упаковывала вещи моих родителей. Новый пастор должен был приехать уже на следующий день, и я…

— Новый пастор?

Лайам чувствовал себя как запоздавший зритель, который не может понять, что же творится на сцене. Он не видел начала и не знает, что будет дальше.

— Я же говорила вам, — сказала Эмелайн медленно, будто объясняя иностранцу, плохо владеющему английским. — Мой отец был приходским священником в церкви Сент-Эндрюс в Бартолсби. Когда я упаковывал вещи, чтобы отправить их в работный дом, я нашла футляр. Внутри было письмо от леди Сеймур. Она очень давно одолжила это ожерелье моей матери. Так как я собиралась ехать в Лондон, чтобы занять место, то взяла с собой ожерелье, чтобы лично вернуть эти рубины и, возможно, объяснить ее светлости, почему их столь долго не отдавали.

— Какое место? — Он почти закричал.

— У миссис Забер, — ответила она. — Я ее компаньонка.

Она посмотрела на него внимательно и добавила:

— Майор, мне кажется, что вы сегодня слишком долго были на солнце. Вы немного не в себе.

— Немного? Мадам, я совершенно не в себе!

Резко захлопнув кожаный футляр, Лайам швырнул его довольно небрежно на софу, удивив Эмелайн таким легкомысленным отношением к бесценным камням.

— Мы обсудим это позже, — сказал Лайам и быстро пошел к двери. Взявшись за ручку, он остановился и добавил, не поворачиваясь:

— Сначала надо подождать, когда закончится завтрак после похорон. А затем адвокат моего кузена прочитает завещание. Вы можете не присутствовать на завтраке, если вам так угодно, но вы должны присутствовать во время чтения завещания, чтобы соблюсти законность.

Эмелайн застонала:

— Неужели это никогда не кончится!

— Хороший вопрос, мэм. — Лайам повернулся и посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. — Очень хороший вопрос, — повторил он. — Я и сам желал бы иметь на него ответ.

Пообещав, что попросит служанку принести Эмелайн завтрак, он вышел из комнаты и мягко закрыл за собой дверь.

Эмелайн не решилась покидать гостиную, боясь наткнуться на одного из гостей и услышать от него слова соболезнования. В ожидании завтрака она прошлась по комнате.

Нельзя сказать, что салон был как-то особенно украшен, и, обходя его уже в третий раз, Эмелайн подумала, что здесь никто не бывал со дня смерти леди Сеймур.

Тут был полумрак, потому что окна гостиной закрывал плющ. Пыльный ковер сильно выцвел. Обивка софы и стульев порвалась во многих местах, оттуда торчали поломанные пружины, готовые воткнуться в любого неосторожного, кто опустился бы на них, предварительно не посмотрев, куда садится. Из мебели выделялся своей красотой лишь резной шкаф со стеклянными дверцами, на полках которого можно было видеть несколько книг и несколько небольших предметов искусства. Эмелайн открыла изящные дверцы шкафчика. Предметы были очаровательные, хотя не очень ценные: фарфоровая табакерка, стеклянная сова, маленькая серебряная подставочка для булавок. При ближайшем рассмотрении Эмелайн увидела на полках темные круги среди густой пыли.

— Хозяин продал все лучшие вещи, — сказала служанка.

Она поставила поднос с чаем на стол рядом с креслом, на котором только что сидела Эмелайн.

— На верхней полке, — продолжала служанка, — рядом с книгами хозяйки стояла такая красивенькая фарфоровая пастушка в розовом платье, с голубой корзиночкой, в высокой шляпе с перьями, просто сказочная. Я всегда хотела взять ее и посмотреть поближе, но боялась, что могу разбить.

Судя по очень бедной обстановке дома, Эмелайн не удивилась, что лорд Сеймур продавал безделушки своей жены. У Эмелайн возникло моментальное желание увидеть сказочную пастушку. Она рассеянно взяла одну из книг, сдула пыль с обложки — сафьяновой, с золотым тиснением. Если гости еще долго будут завтракать и майор — Эмелайн напомнила себе, что надо называть его новый титул, — задержится, то, по крайней мере, ей будет что почитать. Лишь бы книга оказалась интересная!

Эмелайн скоро убедилась, то ее выбор удивительно счастливый. Книга называлась «Как привлечь, поймать и удержать мужчину». Автор — некая Мадам Икс. На фронтисписе было также указано, что есть еще один том под названием «Как очаровать собственного мужа, или как возбудить страсть». Оба тома написаны в предыдущем столетии — время, известное легкими нравами. Названия глав могли вогнать в краску современных молодых леди.

Эмелайн не была чересчур стыдливой и вскоре погрузилась в чтение первой главы.

Это было интересное чтение. На первых страницах читательниц учили, как завлечь мужчину с помощью глаз. Эмелайн успела лишь обнаружить разницу между глазами, которые улыбаются, которые манят и которые пылают от страсти, когда Лайам произнес ее имя.

Она чуть не вскрикнула. Торопясь захлопнуть книгу, Эмелайн уронила ее на пол.

— Сэр! — воскликнула Эмелайн, покраснев от смущения. — Вы так тихо вошли!

— Прошу прощения, мэм. Я стучал, но вы, должно быть, не слышали, так увлеклись.

Лайам нагнулся, чтобы поднять книгу, и был весьма удивлен, когда Эмелайн наступила ногой на сафьяновую обложку, закрыв название. Медленно, осторожно Эмелайн подвинула ногу и спрятала томик под подолом своей сиреневой юбки. Хорошо, что Лайам уже обнаружил, что ошибся, приняв эту женщину за куртизанку. А иначе он мог бы истолковать этот ее жест как приглашение заглянуть ей под юбку. Тем более, что у нее такие длинные ноги и такая изящная фигурка. Эмелайн даже приснилась ему сегодня ночью. И Лайам вполне мог принять такое приглашение.

Да что это с ним! Он мечтает о плотских утехах с этой леди. Боже мой! Ведь она его кузина. Потрясенный этой мыслью, Лайам взял себя в руки и вежливо поклонился, затем подошел к софе, обитой розовым шелком, очень изорванным, и уселся.

Он посмотрел на Эмелайн изучающе. Лайам смотрел на ее щеки, покрытые густым румянцем, и спрашивал себя, что же ему теперь делать. Теперь, когда он знал, кто она была, или, точнее, кем она не была. Он думал над этим вопросом во время завтрака, практически не обращая внимания на полдюжины гостей, которые собрались за столом. Но так и не находил ответа.

Лайам собирался дать ей денег, как и Агнес. Он уже взял из банка тысячу фунтов. Он думал так: пусть она уедет в Лондон и ведет там спокойную жизнь, до тех пор пока не кончится сезон. Главное, чтобы она не мешала его сестре. Дама полусвета улыбнулась бы и с удовольствием приняла такой щедрый подарок. Все было бы в порядке, и никто не пострадал.

Но она не дама полусвета. Она настоящая леди по рождению и по воспитанию. Если правда об этом брака выйдет наружу, то Эмелайн пострадает. Получается, что он пожертвовал одной леди, чтобы защитить другую. И вина полностью лежит на нем.

Несмотря на протесты Эмелайн, он уговорил ее, да что там — просто заставил — выйти замуж. Когда она громко выражала свое несогласие, Лайам пытался ее всячески обмануть. Он использовал свой шарм, налегал на ее чувство сострадания и даже на ее религиозные чувства. Он расставлял ей хитрые силки, чтобы она все-таки сделала так, как он хотел.

Это было бессовестно с его стороны. Теперь он должен сделать все, что в его силах, чтобы защитить ее. Но как это выполнить? Он не знал. Ему требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать и найти правильное решение.

Тут в комнату вошел адвокат. У него в руках были документы.

— Сэр!.. Леди Сеймур, — поклонился адвокат. — Я надеюсь, с вами все в порядке!

Она не успела ничего ответить, потому что адвокат сразу же сказал:

— Давайте перейдем к делу, сэр.

Пока мистер Чепхэм усаживался, Эмелайн осторожно извлекла из-под подола упавшую книгу и положила ее в ридикюль, чтобы потом вернуть томик на полку в шкаф. Эмелайн решила, что есть определенным знак в том, как ее застали врасплох за чтением такой книги. Не надо было читать даже первую страницу подобной книги! Поклявшись, что избавится от нее при первой возможности, Эмелайн повернулась к адвокату, который бубнил уже несколько минут.

— Я уже сообщил слугам о части завещания, касающейся их, — сказал он. — Поэтому, с вашего согласия, майор, я опущу эти страницы и перейду к той части, которая касается непосредственно вдовы его светлости.

— Вдовы?! Нет! Нет! — воскликнула Эмелайн. — Это нелепая ошибка. Мне ничего не надо.

Адвокат уставился на нее поверх очков. — Возможно, вы не совсем правильно поняли, миледи. Этот документ составлен двадцать лет назад. Леди Сеймур, о которой говорится в завещании, была первой женой его светлости.

Эмелайн вздохнула и немного успокоилась.

— Господи, упокой ее душу, — сказала Эмелайн. — Хотя, — продолжал адвокат, заглянув еще раз в свои бумаги, — имя ее светлости нигде не упоминается.

— Хонория, — сказала Эмелайн, надеясь, что может так исправить досадную ошибку.

На время отодвинув документ, Чепхэм сложил пальцы и посмотрел на получившуюся фигуру, будто ища в ней объяснения создавшейся ситуации.

— Я не знаю, что делать, — сказал адвокат. — Вся собственность, закрепленная правом наследования, переходит к майору Уиткомбу, но личное имущество его светлости — городской дом, лошади и кареты, произведения искусства или драгоценности, которые он мог приобрести, — достается его жене. Поскольку имя в завещании не указано, мадам, то это вполне можете быть и вы.

— Нет!

Эмелайн вскочила с кресла и подошла к камину, ее мысли были в смятении.

— Я не могу это принять, — продолжала она. — Пусть это достается майору Уиткомбу. Он теперь лорд Сеймур. Я убеждена, что лорд Сей… мой муж… хотела сказать… покойный, он хотел бы так поступить.

— А я убежден, что нет! — заявил адвокат.

Эмелайн взглянула на нового барона Сеймур, надеясь, что он вступит в дискуссию.

Но барон молчал, будто растерянный.

— Может быть, — продолжал Чепхэм, — у первой леди Сеймур есть родственники, которые захотят предъявить свои права на владение ее поместьем. В таком случае вы всегда можете отказаться от своей доли. Имея в виду, — добавил он, — что новый барон Сеймур не оспаривает данное завещание. Лайам процедил что-то сквозь зубы.

— Оставьте копию завещания для леди Сеймур, — сказал Лайам. — Когда она приедет в Лондон, то сможет посоветоваться с другим адвокатом. С тем, который не знаком ни с восьмым бароном Сеймуром, ни со мной, и потому совершенно не заинтересован лично в этом деле.

— Неужели вы не понимаете? — воскликнула Эмелайн. — Я не хочу ничего! Ничего!

— Не отчаивайтесь, — сказал Лайам. — Потому что этим «ничего» может оказаться как раз все ваше наследство. Насколько мне известно, мой кузен не вылезал из долгов. Вам еще повезет, если его кредиторы не станут сразу же подсовывать счета под дверь. Эмелайн широко открыла глаза.

— Ваш адвокат, — милым голосом заверил ее Лайам. — поможет вам разобраться и с этим. А относительно щедрого подарка мне, могу сказать лишь одно: воздержитесь, миледи.

Эмелайн не представляла, что дорога в Лондон будет такая ухабистая. Но удобный «берлин» майора сделал путешествие гораздо более приятным. Запряженная четверкой лошадей дорожная карета катилась мягко со скоростью не менее десяти миль в час. В придорожных гостиницах лошадей меняли очень быстро, а поэтому еще днем они прибыли в городок Инфилдс, где Лайам решил передохнуть и пообедать. Эмелайн сразу же поняла, что как леди Сеймур ей оказывают гораздо больше почестей, чем если бы она была просто мисс Харрисон. Ее провели в мило обставленную комнату, где были красивая кровать, маленький столик с зеркалом. Заботливая служанка помогла ей снять накидку и шляпу, налила в фарфоровый таз теплой воды с лавандой, дала кусок прозрачного мыла, два чистых полотенца. Все было к услугам «миледи».

Освеженная и отдохнувшая, Эмелайн спустилась в предназначенную только для них столовую, окна которой выходили в цветущий сад гостиницы. Но двери в общий холл были почему-то распахнуты. Лайам встретил ее, подвел к небольшому столику, ломившемуся от разных яств, усадил и сам сел напротив.

— Надеюсь, вы довольны? — спросил он.

— Еще бы я была недовольна, майор! — воскликнула Эмелайн. — Теперь я своими глазами вижу: лучшие комнаты в гостиницах достаются только тем, у кого есть титул.

Он усмехнулся.

— Значит, вам нравится ваше новое имя?

— И с каждой минутой все больше! — ответила Эмелайн.

Она развернула салфетку и положила на колени. Затем стала размешивать кусочек сахара в чашке чая.

— Я не льщу себя надеждой, что вы вспомните, сэр, так как вы думали совершенно о другом, когда я вам это говорила, но влияние божественного в нашей жизни кажется мне очень сильным. Поэтому…

— Вы ошибаетесь, — прервал ее Лайам. — Я помню отлично ваше замечание. Да и как я могу забыть! Ведь именно оно сыграло такую важную роль в том, что вы стали леди Сеймур.

— И я думаю точно так же, — сказала Эмелайн, добавив буквально капельку сливок в свой чай, — Отец всегда учил меня, что всем молящимся да будет помощь. Он верил, что если нам чего не дано, то это только в наших же интересах. Я усвоила эту веру и даже пошла на шаг дальше. Если мы следуем своим путем, и вдруг этот путь неожиданно меняется, то я считаю перемену в пути ответом на молитву, еще не произнесенную. В результате я научилась не бороться с течением, а позволять ему нести меня свободно туда, куда я хочу.

— И значит… Этот поток привел вас к тому, что вы получили новое имя?

— Да.

Она поднесла чашку к губам.

— Несколько месяцев назад я отклонила одно предложение, — сказала Эмелайн. — И я думала, что оно будет последним. Мне уже двадцать семь, и я решила, что мне уже не суждено выйти замуж. Не стоит напоминать вам, — добавила она, — как быстро жизнь убедила меня, что я не права.

— Действительно, мне не надо это напоминать, — ответил он тихо, будто говорил сам себе.

Он отрезал кусок ветчины и положил ей на тарелку. Не хочу подвергать сомнениям ваши взгляды, — Лайам, — но никакое не течение повлияло на вашу жизнь и все эти перемены в ней. Это я. Именно я убедил вас поступить так, как мне хотелось. И теперь, кажется, пора мне просить у вас прощения. Надеюсь, вы позволите мне загладить мою вину? Эмелайн махнула рукой.

— Я принимаю ваши извинения, сэр, чтобы не показаться капризной. А что касается вины… Прошу вас, не будьте смешны. Поверьте мне, вы были не в силах изменить течение событий. Как, впрочем, и я.

Он поднял вопросительно бровь.

— Значит, я ни в чем не виноват? И вся ответственность за события, плохие или хорошие, ложится исключительно — как вы это сказали — на силы небесные?

— Совершенно верно. Вы очень быстро усвоили эти весьма сложную метафизическую концепцию.

— А вы очень легко решили притворяться, что на понимаете меня.

— Вовсе нет. Я понимаю вас отлично. Вы беспокоитесь о моем благополучии. И хотя ваши чувства делают вам честь, я бы хотела, чтобы вы не думали об этом. Я вполне могу сама позаботиться о себе.

— Но я должен…

— Вы ничего мне не должны.

Чтобы прекратить дальнейший спор, она объяснила свою мысль.

— Отдавшись течению, которое принесло меня в Сеймур-парк, — сказала Эмелайн, — я получила новое имя и титул. Вещи совершенно бесценные, вы знаете. И я решительно желаю ими насладиться в полной мере. Это лучше подходит моим целям, имея в виду, что меня теперь знают как замужнюю женщину.

— Вашим целям? — удивился Лайам. — Я думал, мы собираетесь стать компаньонкой.

— Это только средство к достижению цели. Я ведь могла жить одна, когда была еще мисс Харрисон. — Она задержала вилку со спаржей на полпути ко рту. — Моя цель — увидеть город. Вообще — развлечься, весело проводить время.

— Вполне невинное желание, — заметил Лайам. — А вы не могли…

Он замолчал, зачарованно глядя, как она положила фрикасе в рот, сомкнула губы, затем вытащила вилку изо рта медленно, дразняще.

— Э-э, — замялся Лайам. — Не могли вы достичь своей цели, будучи просто мисс?

— Конечно, нет! — воскликнула Эмелайн. — Незамужняя женщина сталкивается с огромным количеством запретов. Вы должны знать, что для замужней женщины все обстоит совершенно по-другому.

— Ничего такого я не знаю! И к тому же, — добавил он, — вы простите мою настырность, но все-таки вы не замужняя женщина.

— Только чисто технически. Кроме того, об этих деталях знаем лишь мы с вами.

Съев еще кусочек фрикасе, она подержала вилку у рта. Лайам следил, не в силах отвести глаз.

— Я устала от всяких правил и ограничений, пока была девушкой, — сказала Эмелайн. — А теперь я леди Сеймур, и скучные правила не для меня.

Он смотрел, как она положила в рот спаржу. Все движения повторились. На этот раз было даже еще лучше. Он чуть не застонал, глядя, как она помогает себе кончиком языка.

Но, конечно, она не понимала, как чувственно все эта выглядит со стороны.

Наивное создание? Она понятия не имеет об основном мужском инстинкте! И она еще говорит о том, что ей не нравятся правила, которые охраняют таких невинных женщин. Лайам хотел выругаться, но удержался. Пусть она верит в чудесное провидение.

Он заставил ее выйти замуж за своего кузена, и если с ней что-нибудь случится, пока она будет развлекаться как веселая вдова, то это будет его вина, Лайама.

Он вспомнил одну симпатичную молодую вдовушку, с которой как-то развлекался. Их связь длилась несколько месяцев и закончилась, когда ему надо было уже отплывать на континент, но у веселой вдовы сразу обнаружилось множество утешителей.

Это воспоминание подтолкнуло Лайама к тому, что он решил просветить Эмелайн насчет того, какого сорта мужчин тянет к знакомству с молодыми вдовами Особенно, если эти вдовы желают хорошенько развлечься.

— Следует помнить, — начал он, — что мужчины вообще не думает о преградах, если женщина позволяет ему и так почти все. Мужчина может даже…

— Лайам! — воскликнул джентльмен в военной форме, появляясь на пороге. — Это точно ты, дружище! Я сразу узнал твой темно-зеленый «берлин».

— Чемп! Лайам вскочил, широко улыбаясь и протягивая руку.

— Не думал, что увижу тебя так скоро! — воскликнул он.

Не обращая внимания на протянутую руку, высокий джентльмен схватил его в свои объятия.

— Они отпустили меня чуть пораньше, — сказал он — Да и как они могли меня не отпустить. Я же один выиграл всю войну!

Смеясь над шуткой друга, Лайам высвободился из его объятий. Затем, держа его за руку и оглядывая с головы до ног, спросил:

— Ты не ранен?

— Ни одной царапины, старина. Говорю тебе, у меня была не жизнь, а малина.

— А полк? Как полк? Много было потерь в сражении при Ватерлоо?

Красивое лицо джентльмена помрачнело на секунду. В его серых глазах исчезли веселые искорки.

— Это было ужасно, — сказал он тихо. — Действительно ужасно. Даже хуже, чем под Тулузой. Мы…

Неожиданно он заметил, что они не одни. Он сразу замолчал, уставившись на Эмелайн. Потом все-таки отвел глаза в сторону и воскликнул:

— Лайам, только не говори мне, что ты женился!

— Нет-нет. Эта леди мне не жена.

Его друг еще раз внимательно посмотрела в сторону столика, за которым сидела Эмелайн.

— Точно она не мисс Кордия. Я помню, как ты говорил, что она совсем юная леди, как и моя сестренка.

Задумавшись на секунду, капитан Джефри Бьючемп улыбнулся широко, будто разгадал эту шараду. Он толкнул друга локтем в бок и подмигнул.

— Лайам, старый кобель, ты завел себе хорошенькую пташку!

Лайам понял, что настало время проверить ту версию событий последних трех дней, которую они с Эмелайн вроде бы удачно придумали. Либо им поверят, либо нет. Все зависит от мастерства рассказчика. Но деваться было некуда. Отступая перед неизбежностью, он произнес:

— Веди себя прилично, Чемп. Она моя кузина.

Глава 4

Он хотел бы, чтобы его друг остановился в любой гостинице, кроме этой. Лайам подвел его к столику, где ждала их Эмелайн.

— Миледи, — начал он, — позвольте представить вам моего лучшего друга. Капитан Джеффри Бьючемп, офицер полка гусар его королевского величества.

— Очень приятно, капитан, — сказала Эмелайн, подавая ему руку.

— Леди Сеймур, — ответил он, элегантно поклонившись, а затем поцеловав кончики ее пальцев, — не могу передать, как приятно мне.

На его лице появилась улыбочка, которую Лайам мог видеть не раз.

— На самом деле, миледи, — продолжал капитан Бьючемп, — я должен возблагодарить всех богов за то, что они подсказали мне остановиться именно в этой гостинице. Без их вмешательства я мог никогда не узнать, что у Лайама есть такая очаровательная кузина, чьи волосы затмевают блеск солнца и чей румянец прекраснее свежей розы…

Слова текли из него гладко, как мед.

— Ваш муж счастливейший человек, — сказал капитан Бьючемп.

Лайам только удивлялся, что такую чушь можно вообще произнести, да еще вдобавок и не стесняясь.

Уверенный, что Эмелайн все эти дурацкие комплименты покажутся просто отвратительными, он ждал, когда она осадит его друга. Но был неприятно изумлен, увидев, как ее полные мягкие губы тронула кокетливая улыбка.

— Мой муж умер, сэр.

И как легко это было сказано!

Лайам даже заподозрил, что она долго тренировалась перед зеркалом специально для такого случая.

— Она совсем недавно стала вдовой! — добавил он быстро, удивляясь сам себе.

Ведь они с Эмелайн решили говорить об этом как можно меньше!

Эмелайн тоже удивилась. Что касается бравого гусара, то его натиск после этого ничуть не уменьшился. Даже наоборот. Полученные сведения добавили ему храбрости.

— Мои соболезнования, — произнес он сочувственным тоном.

— Вы очень добры. Благодарю вас, сэр.

— Не стоит благодарности, миледи!

Чемп положил руку на спинку стула, на котором сидела Эмелайн. Лайам слишком хорошо знал своего друга, чтобы ему могла понравиться эта поза капитана.

— Поскольку вы здесь, — сказал Чемп, — могу я предположить, что вы едете в Лондон?

— Да, мы едем в Лондон! — ответила она. — А вы, сэр?

— Судьба счастливо распорядилась, что и я еду в том же направлении.

Все с тем же безмятежным выражением, которое Лайам наблюдал на его лице много раз, когда капитан использовал свой трюк с другими, более опытными леди, Чемп продолжал:

— Поскольку Лайам почти не живет в городе и, вероятно, не сможет предоставить вам эскорт на тот случай, если он вам понадобится, то я был бы счастлив предложить вам свои услуги на время вашего пребывания. Любые услуги. Одно ваше слово, и все будет исполнено.

— О, сэр, вы так добры!

— Наоборот, — сказал он, взяв ее руку и снова прикоснувшись к ней губами, — это вы столь добры, что изволите дарить мне свою улыбку.

Не может быть! Чемп с ней флиртует!

— Мы с Лайамом такие старые хорошие друзья, леди Сеймур. Поэтому я питаю надежду стать и вашим другом.

Но это уже переходит все границы! Лайам собирался одернуть наглеца, но тут Эмелайн звонко рассмеялась.

— Я никогда раньше не была в Лондоне, капитан. У меня во всем городе нет ни одного друга.

К удивлению Лайама, она опустила ресницы, затем медленно подняла их и взглянула своими карими глазами прямо в серые глаза Чемпа.

— Как приятно знать, что я могу рассчитывать на такого мужчину, как вы, капитан, — сказала Эмелайн. — Настоящий джентльмен, который храбро и честно служил своей стране. О, я распущу свои крылышки куда с большей свободой, зная, что у меня есть такой опытный друг.

Невероятно! Она тоже флиртует!

Не ожидая уже приглашения, Чемп уселся на стул, подвинув его поближе к Эмелайн.

— Я говорил Лайаму, что мне везло в жизни. Не так ли, дружище? Но это просто дар судьбы, что я встретил вас по пути в Лондон. Я еду туда с матерью и сестрой на открытие сезона. Когда вы устроитесь, могу я нанести вам визит?

— Я буду счастлива принять вас, капитан Бьючемп.

— Прошу вас, зовите меня Чемп. Меня все друзья так зовут.

— Спасибо, Чемп. А мои друзья зовут меня Эмелайн.

Лайам весь извелся, и хорошо, что его друг заглянул в гостиницу только на минуту.

— Надеюсь, вы поняли, что я имел в виду, — сказал Лайам, как только капитан Бьючемп вышел из комнаты. — Когда женщина ведет себя слишком фривольно, то даже вполне порядочный мужчина не может удержаться в рамках приличия.

Мечтательная улыбка на лице Эмелайн не успокоила его и не убедила в том, что леди оценила всю серьезность ситуации.

Эмелайн томно вздохнула.

— О, да! — сказала она. — Я поняла, что вы имеете в виду.

Они молча поели. Да и оставшиеся тридцать миль до Лондона провели почти в полном молчании, которое нарушалось лишь вежливыми вопросами Лайама о том, комфортно ли чувствует себя Эмелайн, — он считал себя обязанным спрашивать, а она корректно и спокойно отвечала.

Она не могла понять, почему он сердится. Но заметила, что его настроение изменилось еще раньше, когда в столовую вошел капитан Бьючемп.

Странно… Кто бы мог подумать, что встреча со старым другом так на него подействует!

Со своей стороны Эмелайн было очень приятно поболтать с красавцем гусаром. Лайам совершенно напрасно сказал, что она вела себя как-то фривольно! И не позволяла она капитану слишком много. Капитан просто подумал, что, если она замужняя женщина, он может слегка позабавиться.

Флирт — назовем это так — прекрасная вещь! Эмелайн была в восторге от флирта. Особенно, когда сама попробовала и узнала, как это чудесно. Следуя инструкции, вычитанной в красивом томике, она подняла ресницы очень медленно и взглянула просто с улыбкой, как ей казалось, а вовсе не пылая от страсти. У Эмелайн не хватало смелости посмотреть «пылающим взором». Пока, по крайней мере, не хватало. Для этого ей надо было порепетировать перед зеркалом.

Но вполне невинный трюк подействовал так, что ей и не снилось. Удивительно, но первая же попытка принесла невиданный успех. Эмелайн поняла, что она обладает какой-то не известной ей до сих пор мощной силой.

Когда капитан ответил на ее взгляд, она почувствовала, как от успеха у нее закружилась голова. Похожее чувство у Эмелайн было четыре года назад. Тогда на Рождество она опьянела, выпив несколько бокалов отцовского пунша. Оказывается, завлечь такого мужчину, как капитан Бьючемп, не составляет труда. И она его завлекла. У нее не было на этот счет никаких сомнений. Явно любимец женщин, он был обаятелен и остроумен, темноволосый, красивый. Хотя не такой красивый, как Лайам. Но капитан обладал одним достоинством, которое делало его неотразимым в глазах всех почти женщин. Он потрясающий бабник.

«Вот ловелас! — думал Лайам, — Надо поговорить с ним при первой же возможности».

Джеффри Бьючемп был его самый близкий и давнишний друг, человек, которому Лайам мог смело доверить даже свою жизнь. Но Джеффри был также мужчина, который очень любил женщин. Очень много женщин. И — пропади он пропадом — надо признать, что леди отвечали ему взаимностью.

Но Лайам тут же вспомнил: Чемп прежде всего настоящий джентльмен и не посмеет обижать невинных девушек. Это позволило Лайаму слегка расслабиться, и он задышал спокойнее. Достаточно сказать лишь слово старому другу, чтобы он вел себя осторожно. Через пару дней, когда будет время, Лайам пошлет ему записку и объяснит, при каких обстоятельствах Эмелайн вышла замуж за кузена Амброуза. Можно смело верить Чемпу. Он узнает правду и будет соблюдать приличия в отношениях с леди Сеймур.

Довольный таким решением, Лайам совсем успокоился. Он взглянул на Эмелайн и заметил, что она дремлет. Веки ее слегка вздрагивали, она еще боролась со сном. Но затем ее голова медленно опустилась на грудь. Лайам встревожился, как бы у нее не затекла шея. И он повел себя как настоящий джентльмен. Он развязал шелковые ленты, снял с нее шляпу и бросил на сиденье напротив. Затем он положил голову Эмелайн себе на плечо.

Не просыпаясь, Эмелайн стала устраиваться поуютнее на его груди, совершенно невинно ища, на что бы понадежней опереться. Лайам выдержал эту атаку на свою персону относительно легко. Он также был почти невозмутим, когда почувствовал запах лаванды, исходивший от ее тела. Лайам мог только поздравить себя с таким просто железным контролем, когда его спокойствие было сотрясено до самых основ. Пока он вдыхал ее ароматы, маленькая нежная ручка забралась в поисках твердой опоры прямо ему под одежду. Теплые пальчики почти касались его кожи и, казалось, старались проникнуть глубже — их не останавливали ни ткань его жилета, ни тонкая рубашка.

Он сразу возбудился от близости Эмелайн, от ее тепла и ее мягкого соблазнительного тела. Воротник вдруг стал ему очень тесен. Лайам повернул голову и опустил подбородок в мягкие пушистые волосы Эмелайн. Это тоже было ошибкой, потому что губы Лайама коснулись мягкого завитка. Этот пушистый завиток будто сам ласкал губы Лайама. Вот завиток коснулся его губ один раз, и второй, и третий… Лайам начал слегка играть с завитком губами. Что такого особенного может сделать завиток? Но постепенно Лайаму стало казаться, что это не завиток гладит его губы, а нежные губы Эмелайн целуют Лайама прямо в губы.

Как легко от воображаемого перейти к действительности! Всего лишь одно мгновение. Ах, только чуть подвинуть ее приятное тело, так, чтобы ее голова легла Лайаму на сгиб руки, а лицо чуть приподнять к себе…

Лайам представил, как Эмелайн проснется и обнаружит…

«Да что со мной! — подумал Лайам. — Что я делаю?»

Сообразив, о чем он только что мечтал, Лайам мысленно выругался и обозвал себя дураком. Как он мог позволить своим мыслям путешествовать в таком опасном направлении? Это непростительная глупость! Он-то думал, что спасает ее от волков, поджидающих в Лондоне такую неопытную овечку! А чем занимается сам? Грезит наяву.

Он решительно скомандовал своим эмоциям «стоп» и резко отвернулся. Все это плотские желания. Эмелайн прижалась нему, ее тело такое мягкое и податливое, а он всего лишь мужчина, здоровый мужчина. И если любая женщина к нему так же прильнет… Любая женщина. Пока он приводил себе разные логические доводы, она слегка застонала. Ее рука проникла еще дальше и обняла его за пояс. Эмелайн по-прежнему спала и во сне прижималась Лайаму все сильнее. Наконец она нашла самое удобное, надо полагать, место. Ее упругая грудь прижалась к его твердой груди. Лайам несколько раз глубоко вздохнул, чтобы хоть немного успокоиться. Ему было неудобно так сидеть, но ни за что он не хотел ее оттолкнуть. Офицер и джентльмен, он решил стойко все выдержать. Он обнял ее двумя руками и прижал к себе. Упершись одной ногой в сиденье напротив, на случай если карету сильно тряхнет, он откинулся на спинку и расслабился как мог.

Через несколько минут он и сам задремал под мерное покачивание кареты.

Эмелайн медленно просыпалась. Она еще не открыла глаза и не понимала, почему ей так хорошо, тепло и уютно. Она хотела продлить это удивительно приятное чувство.

Наверное, она спит. Иначе почему ее кровать качается, будто Эмелайн едет по бесконечной дороге в карете, запряженной быстрыми лошадьми? И странно… Почему с каждым вздохом Эмелайн думает о Лайаме Уиткомбе? Приятный мужской запах наполнил ее всю, и…

Эмелайн широко открыла глаза. Она чуть не вскрикнула. Не удивительно! Это же его запах. Запах Лайама. Запах его мыла — она прижималась лицом к его рубашке! Лайам крепко сжимал Эмелайн в своих объятиях! Как это могло случиться? Она пыталась прийти в себя и обнаружила, что ее руки у него под одеждой и держат его очень крепко.

Пламя стыда охватило ее всю, когда она поняла, что пленница вовсе не она, а, скорее, она сама его пленила!

Эмелайн пришла в ужас от такого открытия. Она пыталась хоть что-нибудь сообразить. К сожалению, спокойствие дается нелегко, когда находишься в крепких мужских объятиях. Она чувствовала своей грудью этот его самый важный орган, который пульсировал под ней почти в унисон ритмам ее собственного предательского тела, так уютно прильнувшего к божественно-твердому, его… Нет! Не думать о таких вещах!

Она боролась со своими мыслями и желаниями. Она хотела направить их в менее опасное русло.

И тут ей показалось, что она услышала ровное, мерное дыхание. Лайам, должно быть, спал! Она поблагодарила судьбу и решила потихоньку выбраться из его объятий. В любом случае будет лучше, если он ничего не узнает. Она осторожно вынула левую руку из-под его спины и облокотилась на сиденье. К сожалению, другую руку было не так легко вытащить. Лайам, оказывается, крепко держал ее. Каждый раз, когда Эмелайн пыталась высвободить руку, его мышцы напрягались, будто непроизвольно. Эмелайн подняла голову и посмотрела ему в лицо. Она хотела убедиться, что он действительно спит. Его глаза были закрыты. Но Эмелайн заметила, что в уголках рта играет улыбка. Он еле сдерживал смех! В ярости Эмелайн стукнула его свободной рукой под ребра.

— Отпустите меня!

Лайам громко засмеялся, подержал еще немного ее руку, затем отпустил.

— Как вы смеете? — воскликнула Эмелайн, отталкивая его.

— Как я смею?

Смех все еще звучал в его голосе.

— Хороший вопрос! — сказал Лайам. — Особенно после того, как вы меня буквально прижали.

Эмелайн чуть не задохнулась от возмущения.

— Я ничего такого не делала!

— Не стал бы возражать, когда говорит леди, — ответил Лайам. — Но вы сами можете заметить, мадам, что я сижу в своем углу. Я немного задремал и вдруг проснулся и обнаружил вас совсем рядом с собой. — Он поправил свою смятую одежду. — Не стану даже упоминать, каково было мое изумление. Вы прямо накинулись на меня, и…

— Накинулась?!

Эмелайн схватила шляпу, нацепила на голову и резкими движениями завязала безнадежно помятые ленты.

— Впрочем, — кашлянул Лайам, — накинулись — это не совсем верно сказано.

— Я надеюсь…

— Еще бы! — прервал он ее. — Такая стреми-и-льная атака! Вы положили голову мне на грудь, а руками…

— Сэр! Это просто бесстыдство…

— Именно так я и подумал, — перебил он снова очень приятным голосом, не обращая внимания на ее протесты. — Да, бесстыдство — это то самое слово. Назовите меня старомодным или как хотите, но мне кажется совершенно неприличным, когда леди так набрасывается на джентльмена.

Эмелайн смотрела на него изумленно.

— Но… вы… вы знаете, что я никогда…

— Однако, — продолжал он, будто и не слыша, — я тут же вспомнил, что «технически» вы все-таки замужняя женщина, и вам хочется вести себя фривольно. Тогда мне стало все понятно, и я уснул со спокойной совестью.

— Совесть? — воскликнула Эмелайн. — Сэр, у вас нет никакой совести! Просто ни грамма совести, если вы можете рассказывать подобные небылицы, не моргнув даже глазом!

Лайам уже не мог дольше сохранять невозмутимое; выражение лица и громко рассмеялся. После этого Эмелайн его чуть не убила.

— Я должна предупредить вас, майор, — сказала Эмелайн. — У меня сейчас возникла перед глазами одна картина. На ней вы лежите у моих ног сраженный саблей.

Нисколько не смущенный таким признанием, Лайам засмеялся снова. Только когда карета остановилась, он почувствовал, что пора и принести извинения за свою шутку. Эмелайн не отвечала ни слова. Она была удивлена, когда карета остановилась у дома миссис Забер. Оказывается, они уже приехали. Она была так увлечена спором с Лайамом, что и не заметила, как карета остановилась, и кучер открыл дверцу. Эмелайн даже не слышала цокота копыт по мостовой. И до самого этого момента не замечала множества других экипажей на улице. Самых разных экипажей — от элегантных карет до франтоватых спортивных колясок. Когда карета остановилась, и дверца распахнулась, слуха Эмелайн достиг, наконец, шум городских улиц. Не очень громкий, но явственно различимый, он слышался здесь, в жилом квартале, как жужжание пчел в соседнем улье.

— Приехали, ваша светлость, — сказал форейтор в голубой ливрее, подставляя лесенку и отходя в сторону. — Клеймор-стрит, 21, — добавил он.

Эмелайн позволила Лайаму помочь ей выйти из кареты и взглянула на дом миссис Забер. Она и не представляла раньше, что дома в Лондоне такие высокие и узкие. Четыре этажа и едва ли двадцать футов весь фасад. Здание было массивное, кирпичное и стояло вплотную с такими же домами слева и справа. Чтобы рассмотреть дом, Эмелайн подняла голову и увидела каминные трубы. Только когда ее шляпа чуть не свалилась, Эмелайн вспомнила, что не надо вести себя как деревенская мисс.

— Лондонцам, наверное, надо много бегать по лестницам, — сказала она.

— Вынужденная необходимость, — ответил Лайам. — С миллионом человек населения город скоро исчерпает лимит земли, и должен будет использовать небо.

Пока Эмелайн оглядывалась, форейтор взял ее чемодан и вскинул на плечо как пушинку.

— О! — воскликнула Эмелайн, глядя на его могучую спину. — Как эти дома высоки! И моя голова будто в облаках. Поторопимся же, — добавила она, — чтобы не испытывать терпения миссис Забер. Четыре ступени вели на небольшое крыльцо. Эмелайн взбежала по ним и хотела постучать в дверь, но растерянно остановилась. Молоточка не было.

— Что такое? — удивилась она и посмотрела вопросительно на Лайама. — Как же тогда?..

Она замолчала, потому что ей не нравилось выражение тревоги, появившееся на его лице.

— Может, мы ошиблись адресом? — спросила Эмелайн. — У миссис Забер дом номер двадцать один…

— Молоточек убрали, — сказал Лайам.

Неожиданно Эмелайн тоже забеспокоилась.

— И что это значит?

— Это значит, что семья выехала из города.

— Но этого не может быть!

Впервые после того, как она оставила пасторский домик, Эмелайн почувствовала себя неуверенно и очень одиноко.

— Миссис Забер знала, что я еду к ней, — сказала Эмелайн. — Я написала письмо и объяснила, почему задерживаюсь. Ваш слуга, конечно, послал это письмо сразу же, не так ли?

Не ожидая ответа от Лайама, она застучала в дверь кулаком. Через несколько минут дверь открылась, и оттуда выглянула молоденькая девушка в домашнем чепце и фартуке, ясно говорившем о ее статусе.

— Да, мисс? — Горничная сделала реверанс. — Что вам угодно?

Успокоенная присутствием служанки в доме, Эмелайн сказала:

— Меня зовут мисс Харрисон. Я новая компаньонка миссис Забер. Будьте так добры, передайте вашей хозяйке, что я уже приехала, и скажите, куда можно поставить мой чемодан.

У служанки отвисла челюсть.

— Но я не могу!

— Вы не можете — что? — спросил Лайам, выступив вперед.

Глаза девушки стали большими, как блюдца, и было похоже, что она вот-вот расплачется.

— Умоляю, простите меня, сэр, — сказала горничная. — Но я не могу этого сделать. Я не могу передать миссис Забер ничего, потому что она уехала в Дорсет к своей дочери, которая ждет ребенка, и я не могу впустить эту мисс.

— Конечно, вы можете, — сказал Лайам. — Миссис Забер знала, что мисс Харрисон задержится. Наверняка ваша хозяйка оставила вам инструкции, касающиеся прибытия мисс Харрисон.

— Инструкции она оставила, да, — ответила горничная, — но это инструкции — никого не впускать. Никого, сказала миссис, если мне дорога моя шкура.

— Вы можете не бояться за свою… кожу, — заверила ее Эмелайн. — Всю ответственность я беру на себя.

Она шагнула вперед, будто собираясь пройти мимо горничной, но девушка загородила ей дорогу и вцепилась двумя руками в дверь.

— Хозяйка дала мне письмо, — сказала горничная и отпустила дверь, видя, что Эмелайн сделала шаг назад. — Она велела мне вручить это письмо, если ее новая компаньонка «будет иметь наглость заявиться».

Эмелайн проглотила комок в горле. Конечно, все это какое-то недоразумение, и сейчас все легко объяснится. Она протянула руку, хоть и не очень уверенно.

— Пожалуйста, дайте мне это письмо, — сказала Эмелайн.

Служанка полезла в карман фартука и вынула оттуда лист бумаги, сложенный и запечатанный зеленой печатью. Едва лишь Эмелайн взяла письмо, горничная сделала реверанс и с грохотом захлопнула дверь. Эмелайн показалось, что это грохнули, закрывшись, ворота рая. Закрывшись для нее уже навсегда. Она быстро сломала печать и прочитала короткое послание миссис Забер. В конце письма Эмелайн остановилась и глубоко вздохнула. Нет, это не могло случиться с ней! Она проделала такой длинный путь! И только для того, чтобы сразу развернуться и уехать обратно? У нее оставалось всего две гинеи и какая-то мелочь. Этих денег не хватит, чтобы снять комнату в отеле. Не хватит и на обратный билет до Бартолсби. Еще не веря в свершившийся факт, Эмелайн прочитала письмо второй раз, стараясь не пропустить ни одного обидного слова. Закончив, она сложила письмо и спрятала его в ридикюль.

— Я уволена, — спокойно сказала Эмелайн. — Миссис Забер не любит ждать.

Глава 5

Лайам выругался сквозь зубы:

— Вот старая ведьма!

Это наблюдение отражало их общее мнение по поводу характера миссис Забер. Они стояли несколько секунд, никто из них не решался задать первым главный вопрос: а что же теперь делать?

Молчание нарушил форейтор:

— Сэр, куда бы вы хотели, чтобы я доставил багаж ее светлости, сэр?

— Поставьте его обратно, — ответил Лайам. Затем он взял Эмелайн под локоть и усадил ее снова в карету. Эмелайн не сказала ни слова протеста.

— У вас есть друзья, у которых вы могли бы остановиться? — спросил Лайам, когда колеса застучали по мостовой.

— Но не в Лондоне, — ответила Эмелайн и шепнула совсем смутившись: — У меня не хватит денег и на отель.

— Об этом не может быть и речи, — сказал он очень мягко. — Будь у вас даже миллион, боюсь, что и тогда вы не смогли бы получить комнату в респектабельном отеле. Вы одинокая женщина. Опытный консьерж не станет разговаривать с леди, путешествующей в компании одной лишь горничной.

На это заявление было нечего ответить. После непродолжительного молчания, которое ей показалось бесконечным, Лайам неожиданно щелкнул пальцами, будто только что вспомнил нечто важное.

Он наклонился к окну и окликнул кучера.

— Да, милорд? — ответил сразу кучер.

— Гросвенор-сквер, — сказал Лайам. — Брук-стрит, номер семнадцать.

Лайам закрыл окно, уселся снова поудобнее, а Эмелайн поинтересовалась весьма скромно, чей это дом — номер семнадцатый по Брук-стрит.

— Ваш, — ответил Лайам.

Эмелайн подумала, что она, возможно, неправильно его поняла. Она сказала:

— Прошу прощения, сэр…

— Во всяком случае, пока что он ваш, — добавил Лайам. — Это городской дом моего кузена. И если никто не будет оспаривать завещание, то вы можете жить там сколько угодно долго.

— Но я…

Лайам отмахнулся, будто знал, что она скажет.

— Мне прекрасно известно, что вы думаете по поводу этого завещания. Но мне кажется, что мы стоим сейчас перед необходимостью решить возникшую проблему. Поэтому, умоляю, не возражайте и не говорите мне также о метафизической подоплеке этого события.

— Я не собиралась говорить ничего подобного, — ответила Эмелайн. — Я бесконечно благодарна вам за то, что вы помогли мне и не дали провести ночь на улице.

Хотя до ночи было еще далеко, но уже действительно вечерело, когда карета остановилась перед домом лорда Сеймура на Гросвенор-сквер. Однако еще было достаточно светло, чтобы Эмелайн могла увидеть разницу между этим шикарным районом и улицей, где жила миссис Забер. Сто лет назад в этом квартале проводились ежегодные ярмарки, именно в мае, отсюда и название — Мэйфэр. А теперь этот квартал выбрали для своих резиденций сливки лондонского общества. Высокие кирпичные дома на Гросвенор-сквер были немного шире, чем на Клеймор-стрит, и фасады зданий гораздо Красивее. Сеймур-хаус особенно выделялся своим изяществом.

Кроме того, дверь дома номер семнадцать отличала еще одна деталь — венок с черным крепом.

Лайам помог Эмелайн выйти из кареты, заметил веник и сказал:

— Я вижу, что весть о смерти вашего мужа дошла раньше нас. Хорошо. Одной проблемой меньше.

Он поднялся по ступенькам и постучал в дверь, которая тут же открылась. На, пороге стоял высокий пожилой дворецкий в синей ливрее. Слуга поклонился вежливо и грациозно, затем отошел в сторону, пропуская их в холл.

— Меня зовут Джордж Тернер, — сказал дворецкий и добавил: — Позвольте приветствовать вас в Сеймур-хаусе, милорд.

Лайам отдал дворецкому шляпу и перчатки.

— Значит, вы знаете меня? — спросил Лайам.

— Да, сэр. Вы очень похожи на вашего отца. Прекрасный человек был мистер Уиткомб, если мне будет позволено это сказать.

— Спасибо, Тернер.

Лайам показал на черный венок.

— Я вижу, что до вас дошло известие о смерти его светлости.

— Да, милорд. Мы узнали об этом печальном событии из письма мистера Чепхэма.

Это «мы», которое употребил дворецкий, имело свое объяснение. В холл как раз вошли две женщины и остановились у лестницы, ведущей на второй этаж.

Одна женщина была пухленькая, лет сорока, в черном платье и чепце экономки. Другая, молоденькая блондинка, была явно горничная.

— Миссис Тернер, — сказал дворецкий, представляя экономку, — И Ханна Райс.

Обе сделали реверанс.

— Адвокат сообщил в своем письме, что этот дом принадлежит теперь леди Сеймур? — спросил Лайам.

— Да, сэр.

Опытный слуга только чуть поднял бровь, но в ocтальном ничем не выдал своего отношения к тем вдовам, которые, долго не скорбя, отправляются в путешествие.

— На случай, если ее светлости захочется приехать сюда, мы решили привести спальню в порядок, чтобы леди тут понравилось.

Эмелайн что-то пробормотала, и дворецкий принял ее слова, очевидно, за благодарность. Он снова поклонился.

— Хотите, я попрошу миссис Тернер, чтобы она проводила вас наверх, миледи?

— Да, пожалуйста, — ответила Эмелайн. Управляющая вышла вперед и сделала реверанс. Эмелайн повернулась и подала руку Лайаму.

— Благодарю вас, лорд Сеймур, за то, что проводили меня, — сказала Эмелайн. — Если мы с вами больше не встретимся, то я…

— Мы встретимся завтра, — сказал Лайам. — Я заеду к вам, чтобы убедиться лично, что ваша первая ночь в городе прошла благополучно. Сейчас мне надо ехать к себе в Суррей. Я обещал завтра сопровождать в город мою сестру. Если вы хотите, я привезу список адвокатов, к которым вы можете обратиться, чтобы уладить ваши дела.

— Но я не могу оставаться в Лондоне!

— Вы можете и вы должны остаться.

— Как же я могу, когда миссис Забер…

Эмелайн замолчала. Она не хотела, чтобы еще кто-нибудь узнал о том, что она лишилась места платной компаньонки.

— Ведь вы должны понимать, что разумнее всего мне вернуться в Бартолсби, — сказала Эмелайн.

— Пожалуйста, останьтесь, — сказал Лайам тепло и успокаивающе. — Хотя бы на несколько дней. Пока это дело с завещанием не утрясется. Я убежден, что Тернеры отнесутся к вам очень хорошо.

— Мы будем стараться, сэр, — заверил дворецкий.

— Но я… — снова начала Эмелайн.

— Кроме того, — продолжал Лайам, не слушая ее протесты, — я не могу поверить, что вы хотите вернуться в Уилтшир, так и не посмотрев город.

Тут Лайам попал в точку. Заметив искру интереса в глазах Эмелайн, он улыбнулся.

— Я принесу не только список адвокатов, — сказал Лайам, — я также принесу вам путеводитель по городу.

Эмелайн не нашла что возразить на такое заманчивое предложение. Да и слишком многое случилось за последние три дня. Она устала. Ей нужно было время, чтобы все обдумать как следует. Отъезд из дома, ее неожиданный брак. И затем сразу вдовство, путешествие в Лондон и шок оттого, что она потеряла работу, на которую так рассчитывала. Все эти события были слишком серьезны, и у нее уже не оставалось сил, чтобы вообще возражать.

Она кивнула и ответила:

— Как вам будет угодно, сэр. Я останусь, пожалуй, на несколько дней.

Лайам поцеловал ей кончики пальцев и пожелал спокойной ночи. Он смотрел, как она шла в сопровождении экономки вверх по лестнице.

Когда Эмелайн скрылась из вида, Лайам взял шляпу и перчатки, а затем сунул в руку дворецкому несколько гиней.

— Смотрите, чтобы ее светлость ни в чем не нуждалась. И подайте ей ужин в комнату, — приказал Лайам.

— Да, милорд.

Дворецкий положил золотые монеты в карман почти не глядя, но его голос явно потеплел.

— Я вернусь завтра, Тернер, и если ты обнаружишь непомерные счета под дверью, то я попрошу заняться этим делом своего адвоката. Пусть леди Сеймур не беспокоят долги моего кузена.

Легкая улыбка мелькнула на губах дворецкого.

— Все будет как вы хотите, милорд.

Примерно через два часа Лайам вошел в свою библиотеку в Уиткомб-холле.

При полной луне путь в пятнадцать миль был нетруден. Но Лайам провел в дороге почти весь день и был счастлив оказаться дома. Однако уже через несколько минут его все-таки потревожили. Он приказал, чтобы ему принесли сандвичи и чего-нибудь выпить. Затем достал из кармана кожаный футляр, который Эмелайн дала ему вчера. Лайам только стал рассматривать ожерелье — точную копию того, что лежало у него в сейфе, — когда кто-то постучал и вошел в комнату.

— Майор, — без всяких предисловий начал камердинер, — вы приехали как раз вовремя. У нас тут просто буря в стакане воды. И женщины не хотят ничего слышать.

Лайам выругался. После чего Феликс Харви немного даже расслабился. Небольшого роста, крепкий ординарец Лайама был стоек в сражениях, но не выносил женских слез.

— Что случилось? — спросил Лайам. Он убрал футляр в карман сюртука, сел в кресло и скрестил длинные мускулистые ноги.

— Нельзя войти в дом, — буркнул Лайам, — как уже что-то не так!

— Вы совершенно правы, сэр.

Не спрашивая разрешения, слуга присел на край стола. Харви был готов изложить хозяину, что же происходит и доме. Лайам не обиделся на вольность камердинера. Феликс Харви был джентльмен из джентльменов. Сероглазый ординарец не раз спасал Лайама от смерти.

Если бы не бесстрашный Харви, то лежал бы сейчас Лайам в сырой земле. Харви не только вытащил майора с поля боя под Тулузой, но и нес его на себе много миль, пока не нашел врача, которого заставил угрозами и уговорами вытащить пулю из раны Лайама. И это Харви ухаживал за ним, когда Лайам валялся в лихорадке и был на волосок от смерти. Долг платежом красен. Лайам дал ординарцу карт-бланш — дом, дело, пожизненную пенсию — ему стоило только сказать. Но Харви выбрал службу у майора.

— Я едва успел войти, — начал ординарец своя рассказ, вернув Лайама к новой проблеме. — Вдруг ко мне подлетает мисс Кордия, вся заплаканная.

— Что-то случилось с моей сестрой? — Лайам резко выпрямился, забыв про усталость.

— Не с ней. Это миссис Персимон Фейс[1]. Она сломала ногу, или, как она говорит, конечность, будто их у нее три, а не две, как у всех людей.

Немного отвлекшись таким образом, ординарец продолжал:

— И угораздило же ее! Мисс Кордия очень расстроилась, майор.

Лайам только успел сообразить, какое именно несчастье обрушилось на пожилую компаньонку, когда дверь распахнулась, и в комнату вбежала его сестра.

— Лайам! — воскликнула она. — Харви сказал тебе, что случилось с миссис Пратт? Что она… она…

Как хороший брат Лайам позволил сестре броситься в его объятия. Решив, что его костюм и воротничок и так уже испорчены навсегда, он крепко прижал к себе молодую леди. Крепче, чем раньше прижимал Эмелайн. Лайам дал сестре хорошенько выплакаться. Затем он усадил ее напротив себя и попросил рассказать, что, собственно, произошло.

— Миссис Пратт действительно сломала ногу или только растянула связки? — спросил он.

Мисс Кордия Уиткомб вытерла симпатичный носик малюсеньким белым кружевным платочком, а затем поведала брату свою версию печального инцидента и его последствия.

— Это не растяжение, — сказала она. — Каким-то непонятным образом миссис Пратт оступилась на последней ступеньке лестницы и упала. Сломана голень. Доктор Винсон наложил ей гипс, дал настойку опия и уложил в кровать. Он сказал, что миссис Пратт должна лежать, по крайней мере, две недели.

— Ну да! — хмыкнул ординарец. Только никаких «должна». Миссис Прюн-Пусс[2] может пролежать на кровати еще двадцать лет с громадным удовольствием, не вставая, и это точно, не будь я Феликс Харви! И если вы спросите меня, так я вам отвечу, что она специально изобрела хороший предлог немного отдохнуть. Это для нее отличный шанс. Не надо никуда выезжать с молодой мисс, не надо носиться по городу с утра до вечера. Я думаю, майор, что в ее возрасте она, конечно, уже устала, и…

В это время в комнату вошел лакей, неся на подносе сандвичи и пиво. Поставив поднос на маленький столик рядом с Лайамом, слуга спросил:

— Что еще изволите, милорд?

— Милорд! — повторила эхом сестра. — Как это интересно звучит!

Затем, словно вспомнив, она сказала:

— Когда я получила твое письмо, в котором ты сообщал о смерти кузена Амброуза, миссис Пратт сказала, что мы должны повременить с этим сезоном, пока не пройдет время, приличествующее трауру.

И она воскликнула:

— Целых три месяца!

Девушка посмотрела с мольбой на брата.

— Ты тоже так думаешь? — спросила она. Лайам отпил большой глоток пива, прежде чем ответить.

— Никакого траура. Даже ни одного дня. Амброуз Уиткомб был недостойным человеком. Мало того, что он не уважал родителей, так он еще и нам пытался причинить неприятности. Почему мы должны чтить человека, который не чтил своего отца?

Мисс Кордия смотрела на него удивленно.

— Но люди…

— А люди, — ответил он, — пусть говорят, что им хочется. Леди Сеймур не желает притворяться, и я тоже.

— Леди Сеймур?

Синие глаза Кордии стали круглыми от удивления.

— Но я думала, что кузен Амброуз был вдовцом! — сказала она.

Лайам мысленно обругал себя. Зачем он выболтал эту информацию?

— Кузен женился снова, как раз незадолго до своей смерти, — объяснил Лайам.

Изумлению мисс Кордии не было предела.

— Но кто бы мог выйти замуж за такого человека? — воскликнула она. — И почему?

Лайам не желал говорить о действительной причине. Он медлил с ответом и пил пиво.

— Конечно, — сказала сестра со всей мудростью своих восемнадцати лет, — пожилые леди не задумываются очень долго, когда выходят замуж.

Лайам чуть не поперхнулся. И пока он кашлял, Феликс Харви решил сам просветить девушку.

— Ее светлость вовсе не старая.

— В самом деле? Значит, она молоденькая?! Откашлявшись, Лайам сказал:

— Возраст женщины, как и ее красота, зависит от того, кто на нее смотрит.

Заметив недовольство сестры таким уклончивым ответом, он поспешил добавить:

— Леди Сеймур на несколько лет моложе меня.

— Моложе тебя?! И она вышла замуж за человека, который старше нашего отца! — Она сморщила носик. — Как это недостойно! Надеюсь, она счастлива, что добилась своего.

— Пожалуйста, убавь тон, — сказал ей брат. — Эмелайн настоящая леди, и мы окажем ей уважение, которого она, безусловно, заслуживает.

Кордия посмотрела на него, явно заинтригованная.

— Эмелайн, ты сказал? — И, не получив ответа, продолжила: — Какое красивое имя, не правда ли?

Лайам отпил еще пива. Она подождала, когда он сделает глоток, и отодвинула от него кружку.

— Эта Эмелайн мне понравится? — спросила Кордия.

— Кто может сказать…

— А тебе? Тебе она нравится? — настаивала сестра.

Лайам задумался над этим вопросом, вспомнив, как держал Эмелайн в своих объятиях.

— Она забавная.

Не желая дальше обсуждать их новую родственницу, Лайам перевел разговор на другую тему.

— Что касается твоего сезона, — сказал Лайам, — то мы бы не стали его откладывать. Но раз миссис Пратт сломала ногу и не может исполнять свои обязанности, то боюсь, что придется действительно подождать до весны.

— Но я…

Молодая леди низко опустила голову. Пушистые локоны упали на лоб, скрыв от брата ее лицо. И ее разочарование.

— Мне очень жаль, дорогая, — сказал Лайам. — Потому что я знаю, как ты ждала этого сезона.

Подняв голову, Кордия посмотрела на брата. Губы ее слегка дрожали.

— Не надо извиняться, — сказала она. — Ни один брат не может быть таким щедрым. И таким терпеливым, как ты. Но только…

Только — что? — спросил он.

— До весны еще так далеко. А есть надежда, что у меня будет новая компаньонка?

Лайам покачал головой.

— Боюсь, что нет. Ты помнишь, с каким трудом я убедил миссис Пратт тебя сопровождать?

Феликс Харви решил добавить:

— Да уж, и намучился майор с этой старой перечницей. И денег ей пришлось дать немало.

Молодая леди шепнула почти неслышно:

— Это очень дорого?

Лайам бросил на ординарца укоризненный и значительный взгляд, а затем ответил сестре:

— Речь вовсе не о цене. Важно то, что все опытные компаньонки уже разобраны. По крайней мере, те, с которыми можно выйти в свет. Вряд ли мы сможем найти другую компаньонку за оставшееся до открытия сезона время.

Молодая леди вздохнула. Она была явно очень расстроена.

— Успокойся, девочка, — сказал Харви. — Тебе всего-то только восемнадцать лет. Шесть месяцев в этом возрасте роли пока не играют.

Ничего удивительного, что после такого совета Кордия совсем расстроилась. Она медленно пошла к двери, опустив плечи. Но вдруг остановилась.

— Я знаю! — воскликнула девушка.

Ее плечи сразу распрямились. И когда она повернулась к брату, на ее лице, только что очень грустном, сияла ослепительная улыбка.

— Лайам! Я знаю, кого мы можем попросить сопровождать меня. Даже странно, что ты сам о ней не подумал!

Двое мужчин удивленно смотрели друг на друга. О ком о «ней»?

— Я попрошу мою кузину сопровождать меня, — счастливо заявила Кордия. — Я попрошу леди Сеймур.

Глава 6

Не зная еще, что она снова должна спасти семью Уиткомбов от несчастья, Эмелайн отдыхала, растянувшись с удовольствием на большой кровати черного дерева.

Отдохнув как следует, она села, подложив подушки под спину, затем осмотрела с интересом комнату, в которой находилась.

Лучи утреннего солнца струились сквозь четыре высоких окна в прилегающей к спальне комнате. При этом свете Эмелайн могла гораздо лучше рассмотреть убранство спальни, чем прошлой ночью при свечах.

Спальня находилась на втором этаже. Из комнаты успели вынести все, что еще могло напоминать о лорде Амброузе. Теперь на прекрасном старинном умывальнике стояла чашка Эмелайн, ее зубной порошок и ее зубная щетка, а у зеркала лежал набор расчесок, подарок отца.

Чтобы у Эмелайн не возникло сомнений, что комната принадлежит именно ей, на спинке стула висело ее платье. А также рядом лежала книга, которую Эмелайн все-таки забыла вернуть на полку шкафчика в Сеймур-парке.

Эмелайн смутилась.

Она надеялась, что тот, кто наводил порядок в этой комнате и положил книгу, не успел прочитать название на обложке.

Хотя Эмелайн и боялась, что слуги сочтут ее вторжение наглым, она была принята очень хорошо. Тернеры и Ханна все делали для того, чтобы она чувствовала себя здесь уютно. И несмотря на то, что Эмелайн по-прежнему считала себя в этом доме гостьей, она была им очень благодарна за доброе отношение. Миссис Тернер просто умоляла ее позволить им наполнить ванну прямо в спальне и говорила, что это совсем не хлопотно. Убеждала, что Эмелайн должна хорошенько отпариться после долгой дороги. Эмелайн, наконец, согласилась. Тогда они принесли столько горячей воды, что Эмелайн с удовольствием отмокала полчаса и действительно почувствовала, как отдохнуло все ее тело. После ванны Эмелайн обнаружила, что и это еще не все. Потому что ей принесли ужин в комнату. Эмелайн ела в постели — такого с ней еще не случалось. По крайней мере, с тех пор, как однажды в детстве она заболела. Еда была очень вкусной и сытной. Эмелайн съела все до крошки, включая домашний апельсиновый джем. Чистая, довольная и сытая, Эмелайн скоро провалилась в глубокий освежающий сон. Кто-то, наверное, заходил и убрал посуду. Однако новая леди Сеймур ничего не слышала и очень крепко спала всю ночь.

Эмелайн проснулась утром, бодрая и жизнерадостная, готовая начать новый день.

Облокотившись на подушки, она снова вспомнила про свой план, который придумала еще вчера, когда принимала ванну. Сначала Эмелайн была шокирована тем, что потеряла работу у миссис Забер. Но, немного расслабившись и успокоившись, она поняла, что все-таки у нее в Лондоне есть еще один опытный друг.

Мистер Фенстер Вутен, адвокат, который занимался еще делом о наследстве ее дедушки. Эмелайн знала, что у этого адвоката есть контора где-то недалеко от Линкольнз-инн.

Конечно, теперь все казалось очень просто. Эмелайн надо обратиться к мистеру Вутену и поговорить с ним по поводу завещания лорда Амброуза Сеймура. Одновременно Эмелайн постарается получить причитающиеся ей шестьдесят фунтов в год. А если у нее останется немного денег после покупки билета до Бартолсби, она успеет посмотреть Лондон. Конечно, на театры и на музеи у нее нет времени. Но просто хотя бы взглянуть на город, увидеть красивые здания, прогуляться по парку или даже наведаться в какие-нибудь магазинчики. Да, Эмелайн была очень довольна своим планом.

В это время в дверь тихонько постучали, и Эмелайн крикнула:

— Входите!

— Доброе утро, миледи.

— Доброе утро, Ханна, — ответила Эмелайн и спросила у горничной: — О! Это, кажется, шоколад?

— Шоколад, мэм.

Горничная поставила поднос на столик рядом с кроватью, налила горячий дымящийся напиток в синюю фарфоровую чашку и подала ее Эмелайн.

— Миссис Тернер спрашивает, не желаете ли вы, чтобы завтрак принесли вам в комнату?

Эмелайн покачала головой.

— Спасибо, но этого шоколада вполне достаточно, и я ухожу сейчас бродить по городу.

— Бродить, миледи?

Служанка открыла шкаф и стала вынимать оттуда те наряды, которые, как она считала, необходимы леди для утреннего моциона.

— Вы, наверное, хотите посетить магазины, ваша светлость? — спросила горничная.

— Нет, я хочу зайти в контору мистера Вутена. Мне надо поговорить с моим адвокатом, и как можно скорее, — сказала Эмелайн. И спросила:

— Как вы думаете, мистер Тернер может знать, где находится Линкольнз-инн? Это, наверное, где-то в Сити?

Горничная подняла брови, удивляясь такому вопросу.

— Мистер Тернер знает Сити как свою деревню, мэм — ответила горничная. — Но я уверена, что он посоветует вам послать вашему адвокату письмо с предложением явиться к вам сюда, в Сеймур-хаус.

— Но совершенно не обязательно посылать за мистером Вутеном! Я вполне могу сама зайти к нему в офис.

Эмелайн отхлебнула ароматный напиток и от удовольствия даже закрыла на секунду глаза.

— Кроме того, — сказала Эмелайн, — мне просто хочется прокатиться, а это отличная возможность. Когда я уеду в Уилтшир, я, наверное, уже никогда больше не увижу Лондон, потому что вряд ли вернусь.

К удивлению Эмелайн, это вполне невинное замечание вызвало мгновенную перемену в поведении девушки. Ее губы сразу задрожали, а хорошенькие глазки стали мокрыми от слез.

— Не вернетесь, миледи? Но мы думали… мы так надеялись…

Девушка громко всхлипнула.

Эмелайн поставила чашку на стол, откинула одеяло и, подбежав к девушке, взяла ее лицо в ладони.

— Моя дорогая, что я такого сказала? — спросила Эмелайн. — Почему ты плачешь?

— Пожалуйста, — всхлипывала горничная, упав на колени перед Эмелайн. — Не уезжайте!

— Но… я…

— Если вы уедете, то дом закроют. Что тогда станет со мной и с Тернерами? Нас уволят, вот и все. И некуда нам пойти. Нам и так было тяжело последние два года, но все-таки у нас была крыша над головой и что поесть.

Эта мольба прозвучала для Эмелайн совершенно неожиданно.

— Не надо падать передо мной на колени, — сказала Эмелайн. — Я уверена, что от меня ничего не зависит в этом деле.

Сказав эти слова, Эмелайн тут же задумалась. А так ли это? Если с завещанием начнутся разбирательства? Если дело потеряется в суде? Тогда дом действительно могут закрыть, а прислугу уволят. Не желая еще больше расстраивать горничную, Эмелайн ничем не выдала своих мыслей, а просто сказала:

— Утри слезы, Ханна. Ты хорошая девушка.

Служанка вытерла слезы фартуком.

— Простите меня, миледи, — сказала она, всхлипывая.

— Не думай об этом, — ответила Эмелайн и вспомнила, как сама расстроилась вчера вечером, узнав о своем неожиданном увольнении. — Ты говоришь, что тебе некуда больше идти, Ханна. Но разве ты не откладываешь деньги на всякий такой случай?

Ханна покачала головой.

— У меня вообще нет денег.

— Это невероятно, — сказала Эмелайн. — Ведь лорд Сеймур часто бывал в городе, и хоть не возвращал долги, но его поверенный следил за тем, чтобы слуги всегда получали свои деньги. Мистер Чепхэм сообщил мне об этом. Я ему не очень доверяю, но не могу представить, что он мне соврал.

Горничная кивнула.

— Мистер Чепхэм сказал вам правду, миледи. Я, в самом деле, получала свои два фунта и десять шиллингов. Даже когда зеленщик и продавец угля стучали в дверь и требовали вернуть им долги, мы все равно получали свои деньги. Только потом приходил мистер Брофтон, ухмылялся, протягивал руку и забирал все, что мы получили.

— Брофтон? Ты имеешь в виду слугу лорда Амброуза?

Горничная только вздрогнула вместо ответа.

— Какое право имел Вернон Брофтон забирать ваши деньги? — удивилась Эмелайн.

Ханна пожала плечами.

— Никто не давал ему таких прав, миледи. Он просто брал, и все.

— И никто не пытался его остановить?

— Однажды мистер Тернер возразил ему, сказал, что больше такой грабеж терпеть не будет.

— Хорошо! Молодец Тернер!

— Нет, мэм. Ничего хорошего. Мистер Брофтон обругал его, а потом избил. Мистер Тернер упал, а лакей набросился и все бил и бил его, пока бедняга не потерял сознание. «Ты мне должен! Ты мне должен!» — кричал все время Брофтон.

Теперь уже вздрогнула Эмелайн.

— Бедный Тернер! — сказала она. — Это, наверное, ужасно — быть должным такому зверю, как Брофтон. Ты не знаешь случайно, почему он ему должен?

— Нет, мэм, — ответила горничная. — Хотя слышала, как миссис Тернер плакала, пока я отмывала пол от крови. Миссис Тернер пробормотала, что во всем этом виноват Сэмюэл.

Эмелайн удивилась.

— А кто такой этот Сэмюэл?

— Это брат мистера Тернера.

— И ты его знаешь?

— Нет, миледи. Никогда его не видела в глаза. Да и вряд ли увижу. Он на каторге.

— Что? Каторжник?! — воскликнула Эмелайн. — Ты уверена?

— Почти. Миссис Тернер говорила как-то об уровне воды в Темзе, который тогда как раз поднялся, и о том, что это в самый раз для Сэмюэла Тернера. «Его увезут подальше», сказала она.

— Значит, вот как, подумала Эмелайн. Брат Тернера — уголовник. Вернон Брофтон знал об этом и шантажировал Тернера.

Хотя Тернер не мог отвечать за преступление, совершенное другим лицом, пусть даже и его родственником, но все равно, Тернер мог потерять работу, если бы об этом все вокруг узнали. Но почему Брофтон утверждал, что именно Джордж Тернер его должник? Странно! Тем более странно, что Брофтон шантажировал не только Тернера, но и Ханну тоже.

— Все-таки я не понимаю, почему лакей требовал у тебя деньги.

— По множеству причин, миледи, — ответила горничная. — Во-первых, потому, что я видела, как он бил мистера Тернера. А может, мстит мне за то, что я отказалась сходить с ним в паб. Он ведь бандит, а таким не нужна причина. Он берет мои деньги, чтобы показать, что он может их взять.

На это было нечего ответить.

Эмелайн замолчала. Пока горничная помогала ей одеваться, она, однако, поклялась себе, что обязательно проинформирует об этих событиях Лайама. Богатый и влиятельный человек, он в состоянии что-то с этим сделать. Она, разумеется, нет.

Удивительно, но Эмелайн не испытывала сомнений, собираясь обратиться к Лайаму за помощью. Она верила, что он может избавить трех слуг от свалившейся беды и защитить их. Вообще, если она в чем и была уверена, так это в том, что Лайам не откажет ей в просьбе.

Мистер Фенстер Вутен, наоборот, с легкостью отказал ей в просьбе выдать деньги вперед. Когда она пришла в адвокатскую контору, маленький подвижный стряпчий, чьи волосы торчали, как иголки дикобраза, и чья колючесть сочеталась с его волосами, спокойно отклонил ее просьбу. Хотя он согласился заняться рассмотрением завещания лорда Сеймура, но не дал ей ни одного шиллинга.

— И будьте осторожней в будущем, — посоветовал ей адвокат. — Сэр Джеральд сам хотел, чтобы выплаты производились один раз в квартал, и я не вижу причины нарушать его инструкции.

— Но мой дедушка наверняка не хотел, чтобы я погибла без средств к существованию.

— Погибла? Что за нонсенс! Это просто женская истерика. Я советую вам вернуться на Гросвенор-сквер.

Оставайтесь там. Живя в этом доме, вы улучшаете свои шансы на полное владение им.

— Но я не хочу там оставаться!

Никакие аргументы не могли поколебать стряпчего. Эмелайн вынуждена была вернуться в Сеймур-хаус.

Когда Эмелайн проезжала по Оксфорд-стрит, она даже не смотрела по сторонам. Красивые виды ее уже не радовали так, как в первый раз. Она злилась на непоколебимого стряпчего. Как она может оставаться в Сеймур-хаусе? Ведь до дня выплаты еще целый месяц. Нет, она не может это сделать. И, однако, с двумя фунтами стерлингов в ридикюле что еще ей остается? Она не успела ничего придумать, когда экипаж повернул на Брук-стрит. У дома номер семнадцать Эмелайн увидела другой экипаж. Грум в красивой голубой ливрее стоял рядом с элегантной коляской, запряженной великолепными гнедыми. Хозяина экипажа нигде не было видно, но Эмелайн нетрудно было догадаться, кто он такой. Лайам сказал, что заедет к ней сегодня, а он человек слова.

Действительно, этот джентльмен ждал Эмелайн уже двадцать минут в гостиной и обрадовался, увидев ее.

— Леди Сеймур, — сказал он вежливо и поцеловал ей руку. — Я надеюсь, что встреча с вашим адвокатом прошла успешно.

Не желая говорить, чем закончилась беседа, Эмелайн оставила без внимания эти слова, удивленно оглянулась и спросила:

— А я надеюсь, сэр, что вы не затосковали в этой гробнице? Почему никто не позаботился о том, чтобы раздвинуть шторы и впустить сюда хоть немного света?

— Наверное, потому, — ответил он дружелюбно, — что в этой комнате нет окон.

До сих пор Эмелайн успела увидеть в Сеймур-хаусе только спальню и холл.

Ханна, правда, описала ей план здания. Но Эмелайн не ожидала оказаться в подобной гостиной, где лишь пламя свечей дрожало на стенах и потолке, отбрасывая таинственные тени. Дом был вначале построен так, что окна столовой выходили на улицу, а у этой комнаты — в маленький сад. Затем наверху, рядом со спальней, пристроили гардеробную, а внизу добавили к ней еще одну комнату, таким образом, гостиная оказалась замкнутой посередине, оставшись без окон. Дополнительная комната была задумана как библиотека для джентльменов, но постепенно, в отсутствие хозяйки, мужской стиль перекочевал также и в гостиную. Теперь вряд ли бы леди захотели находиться в такой мрачной комнате. Да и никто бы не захотел, решила Эмелайн.

Она предложила Лайаму сесть в большое кожаное кресло, стоявшее рядом с камином. Затем она открыла двери, вошла в библиотеку, где на окнах висели тяжелые красные шторы. Эмелайн нашла центральный шнур и раздвинула шторы пошире, чтобы лучи солнца проникли в комнату. Двойные высокие окна были наглухо заколочены, и она не смогла их открыть, чтобы впустить в комнату свежего воздуха. Но, по крайней мере, со светом атмосфера здесь перестала быть такой пугающей и загадочной.

— Вот так, — сказала Эмелайн, повернувшись к Лайаму, который продолжал стоять. — Неужели кому-то нравится жить в темноте? — Она улыбнулась, слегка заигрывая, и добавила: — Я начинаю думать, сэр, а не был ли ваш родственник каким-нибудь вампиром.

Лайам в ответ улыбнулся.

— Как жена моего кузена, мадам, вы должны лучше знать его ночные привычки.

— Но вам прекрасно известно, что я…

Она замолчала, сообразив, что он над ней смеется.

— Туше, — сказала она.

Лайам поклонился, отдавая должное ее спортивному поведению.

— Если эта гостиная вам не нравится, миледи, давайте оставим ее немедленно, — сказал Лайам. — Могу я предложить вам прокатиться? Мой экипаж к вашим услугам.

Решив, что лучше поговорить там, где их не могут подслушать, Эмелайн согласилась.

— Я очень хочу прокатиться, сэр, — ответила она. — Вы разрешите мне только переодеться? Если мы будем ехать в открытом экипаже, то мне понадобится другая шляпа, с более широкими полями. Не волнуйтесь, это займет всего-навсего две минуты.

Лайам был рад, что она сдержала слово, и появилась перед ним снова очень быстро уже в новой шляпе с высокой тульей, украшенной темными листьями плюща мелеными бантами. Из-под бантов кокетливо выбивались пушистые локоны ярко-медного цвета.

Лайам смотрел на нее с удовольствием. Хотя ее туалет был не слишком шикарный, но он очень шел Эмелайн и подчеркивал ее стройную фигуру. Лайам предложил ей руку и повел к экипажу, думая, что с такой леди, как Эмелайн, вовсе не стыдно прокатиться.

Что касается леди, то ей очень нравился сюртук джентльмена — бледно-коричневый, строгий, он соответствовал впечатлению Эмелайн о нем как о мужчине всех стихий — земли… и неба… и солнца… Она сразу отметила, что и сюртук, и узкие темно-желтые брюки прекрасно подчеркивают его сильную мускулистую фигуру. Эмелайн понравилось и то, как Лайам красиво надел шляпу, которая чудесно смотрелась на его светлых волосах.

— Ты можешь подождать здесь, — сказал он груму.

— Да, милорд.

Как только Лайам взял поводья в руки, слуга отошел в сторону. Они оставили позади Гросвенор-сквер и приближались к Маунт-стрит, когда Лайам спросил:

— Повернем направо и поедем в парк? Или вы хотите посмотреть что-нибудь еще?

— Вестминстерское аббатство, — ответила она без колебаний.

Лайам улыбнулся.

— А вас не так просто поймать, — сказал он и повернул налево.

— Вы спросили меня, чего я хочу, — напомнила Эмелайн.

— И я сделал это, потому что действительно хотел знать. Просто я хорошо помню, что вы очень своенравная леди.

— А я хорошо помню, что леди, которых нетрудно поймать, не пользуются у мужчин большим успехом.

— Я не могу говорить за всех мужчин, — ответил ей на это Лайам. — Только за себя.

— И говоря за себя, что вы думаете о таких женщинах?

— Насколько мне известно, большинство людей просто следуют моде и предпочитают то, что модно в данный момент. Я же уважаю сильный характер — и в мужчинах, и в женщинах.

Эмелайн взглянула на него, чтобы проверить, говорит ли он честно. Так как внимание Лайама было сосредоточено на упряжке, Эмелайн не смогла ничего прочитать на его лице. Глядя на его сильный профиль, она спросила:

— А что, если эта женщина с характером думает иначе, чем вы, сэр? Вы по-прежнему будете ею восхищаться?

Он быстро глянул на нее и улыбнулся.

— Конечно нет! — ответил Лайам. — Умная женщина согласится с каждым моим словом. А если она будет все время возражать, то мне придется пересмотреть свое мнение по поводу ее характера, и я буду думать, что она не женщина с сильным характером, а просто дура.

Эмелайн не сразу сообразила, что ответить на это нелепое утверждение.

— Сэр! — воскликнула она. — Вы играете со мной!

— Мадам, — ответил он. — Я не могу устоять.

Со своей стороны, Эмелайн не могла устоять против его очаровательной улыбки.

— Я начинаю подозревать, что вы неисправимый шутник, сэр, — сказала Эмелайн.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица, и он сказал немного грустно:

— Меня уже исправили благодаря главным образом императору Наполеону и его желанию править миром любой ценой. А так вы угадали. Пошутить я всегда любил, это был мой единственный грех.

— Единственный?

В это время перед ними столкнулись две подводы, которые не смогли разъехаться на повороте. Только быстрая реакция Лайама и его умение управлять лошадьми помогли избежать столкновения в образовавшейся сразу пробке. Быстрота, с которой действовал Лайам, поразила Эмелайн. Левое колесо их кареты проехало буквально в дюйме от тяжелой подводы.

— Вы в порядке? — спросил Лайам, когда опасность миновала.

— Кажется, да, — ответила Эмелайн, мертвой хваткой вцепившись в его рукав.

Она надеялась, что Лайам этого не заметил, и разжала руку.

— Но если движение здесь всегда такое сумасшедшее, — сказала Эмелайн, — то меня удивляет, что по всем улицам не валяются распростертые тела.

Эта картина, на которой несчастных пешеходов сбивают, едва они пытаются перейти улицу, напомнила Эмелайн о Верноне Брофтоне и о том, как он зверски избил дворецкого.

Был как раз подходящий момент, чтобы рассказать Лайаму об этой истории.

Но прежде чем Эмелайн успела открыть рот, Лайам завел совсем другой разговор.

— Ваше замечание о распростертых телах напомнило мне одну вещь, которую моя сестра хотела с вами обсудить, — сказал Лайам.

У него был странный голос. Лайам говорил будто нехотя. Однако когда она посмотрела на него, то не заметила в его лице признаков сомнения. Только крепкие челюсти были плотно сжаты.

— Ваша сестра хотела поговорить со мной о распростертых телах? — удивилась Эмелайн.

— Точнее, упавших, — ответил Лайам. — И только об одном теле.

— Я вас по-прежнему не понимаю, сэр.

Будто желая побыстрее закончить эту тему, Лайам коротко объяснил суть дела: падение компаньонки с лестницы, как следствие — сломанная нога, и разочарование его сестры, потому что теперь надо ждать следующего сезона.

— Я сочувствую им обеим, — вежливо сказала Эмелайн. — Но, честно говоря, все равно не понимаю, почему мисс Уиткомб хотела рассказать мне об этом инциденте. Она думает, что у меня есть знакомая, которая может заменить пострадавшую компаньонку? — Вы почти угадали.

Снова ей послышалось что-то в его голосе. Эмелайн сразу вспомнила, как Лайам уговаривал ее выйти замуж за его кузена. Тревожный колокольчик прозвенел в голове. Лайам снова собрался использовать ее! Он уже сделал это один раз. Она посмотрела на него подозрительно. Неужели Лайам хочет попросить ее сопровождать его сестру? Но это просто неслыханное оскорбление! Потому что Эмелайн только двадцать семь лет, а не сорок семь. И хотя она уже не юная, но еще и не в том возрасте, когда сопровождают девушек на бал!

Лайам посмотрел на нее. Он как бы извинялся, но в то же время в его синих глазах Эмелайн заметила улыбку, очень смелую, надо сказать.

Да он действительно смелый мужчина. Эмелайн сжала кулаки.

— Позвольте вам заметить, Лайам Уиткомб, — сказала она, — вы неслыханный наглец!

Глава 7

— Нет, я не могу этого сделать! Более того, я просто не хочу.

— Конечно, нет, — спокойно ответил Лайам. — Это мое предложение, действительно, совершенный абсурд. Да, вы слишком молоды для такой цели.

Хотя Эмелайн еще секунду назад думала точно так же, но его слова имели теперь как бы успокаивающий эффект. Она уже совсем не злилась.

— Поверьте, мне очень жаль мисс Уиткомб, — сказала Эмелайн. — Я знаю, что она сильно расстроена. Но у меня нет никакого опыта в этом деле. Чтобы ее правильно представить, ей нужна солидная матрона, у которой есть хотя бы хорошие связи. — У меня же ничего этого нет. Более того, у меня нет положения в свете.

— Вы забываете, что вы теперь леди Сеймур.

— Вздор!

— Но я отчетливо помню, как вы сказали, что хотели ли бы насладиться своим новым положением и воспользоваться этим титулом.

— Да, воспользоваться, — ответила Эмелайн. — Но только с хозяевами постоялых дворов и мясниками, чтобы получить хорошую комнату и кусок мяса получше. Я не собиралась покорять светское общество.

— Тем не менее вы действительно являетесь вдовой восьмого барона Сеймура.

— Должна ли я вам напоминать, сэр, при каких обстоятельствах был заключен этот брак? Вы хотя бы просто взгляните на меня, — приказала она и подняла руки, чтобы он рассмотрел ее как следует. — Вдова в зеленом платье! Да люди оскорбятся!

— Несколько дней назад вы говорили, что вас мало заботят такие условности.

— Я помню, что говорила. Но в то время я думала лишь о своей судьбе. А будущее девушки — это совершенно другое дело. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадала репутация вашей сестры.

— Не думаю, что это случится. Но даже если так, обещаю, что вина не ляжет на вас.

— Должна сказать вам, сэр, что вы говорите сейчас напыщенную ерунду, потому что…

Она вдруг замолчала.

— О, нет! — воскликнула Эмелайн. — Не буду с вами спорить! Именно таким образом вы провели меня, когда у меня не было ни малейшего желания выходить замуж за вашего кузена. Сначала вы предложили немыслимый план, а затем использовали против меня мои аргументы. Вы загнали меня в угол при помощи моих же собственных слов.

— Я? Наоборот, миледи, вы все перепутали, — ответил Лайам. — Разве это не ваша философия? Не вы ли заявляли, что я ничего не мог поделать в создавшихся обстоятельствах? Поправьте меня, если я ошибаюсь. Но я хорошо помню, что вы все объяснили действием неких небесных сил.

— Понятно, — сказала Эмелайн. — Это точно то, что я и имела в виду. Вы и сейчас обернули мои слова против меня.

— Меа culpa[3].

Он произнес это очень тихо, и Эмелайн подумала, что она эти слова просто вообразила.

После непродолжительного молчания Лайам сказал мягко:

— Конечно, вы правы. С первого момента, как только я увидел вас, я хотел, чтобы вы помогли моей сестре, и предлагал вам сделать то, что возмутило бы любую добропорядочную женщину. Я, конечно, не имел на это право.

Он помолчал немного, потом спросил:

— Вы можете простить меня?

Чудесная смесь смущения и искренности придавала дополнительную прелесть его хрипловатому страстному голосу, от которого у Эмелайн замирало сердце. И ее неприступность развеялась, как утренний туман. Она вздохнула. Эмелайн признавалась себе с огромным неудовольствием, что слишком чувствительна к ласковым словам этого мужчины.

Лайам, должно быть, принял ее вздох за согласие, потому что он немедленно повернул лошадей направо, сделав большой круг рядом со стоянкой экипажей перед входом в Вестминстерское аббатство. Когда они развернулись и поехали в направлении Сент-Джеймс, Эмелайн посмотрела на знаменитое готическое здание. Уже через несколько секунд летящие контрфорсы аббатства и остроконечные трансепты с ажурными круглыми окнами-розетками исчезли из вида.

— Вы проехали мимо, — сказала Эмелайн укоризненно.

Однако она обрадовалась, что можно подумать хоть о чем-то другом, кроме страстного голоса Лайама.

— Значит, так вы относитесь к желаниям леди! — продолжала она. — А я и в самом деле поверила вашим красивым словам. Но теперь знаю, что вы меня обманывали все это время.

Лайам подстегнул гнедых и повернулся к Эмелайн, сладко ей улыбаясь.

Она сразу забыла обо всем на свете.

— Я сдержу свое слово, — сказал Лайам. — К достопримечательностям мы еще обязательно вернемся, они никуда не денутся. Но сейчас, я думаю, более разумно ковать железо, пока оно еще горячо.

«Железо» уже достаточно поостыло к тому времени, когда лорд Сеймур и его сестра вошли в гостиную на Гросвенор-сквер. Хотя щеки Эмелайн все еще горели ярким румянцем, она готова была на все. Пока Лайам отсутствовал — а он ездил в отель «Грийон», где снял комнаты для мисс Кордии и ее компаньонки, а затем привез молодую леди, чтобы она познакомилась со своей новой родственницей, — Эмелайн ругала себя за свою глупость. Какая же она дура! Безмозглая гусыня! И все только потому, что Лайам Уиткомб подарил ей улыбку.

Непростительная глупость! Женщина в двадцать семь не должна себя так вести.

Но еще ни один мужчина не улыбался ей так, как Лайам. От его улыбки она вся замирала, а при звуке его голоса забывала даже как дышать. Эмелайн по-прежнему была погружена в эти мысли, когда дворецкий объявил о прибытии лорда Сеймура и мисс Кордии Уиткомб.

— Леди Сеймур, — сказал Лайам, входя в гостиную, — позвольте представить вам мою сестру. Кордия, — обратился он к молодой леди, которую держал за руку, — я хочу представить тебя леди Сеймур.

При первом взгляде на вошедшую Эмелайн увидела только хорошенькую девушку с густыми темными кудрями и яркими синими глазами; юную леди с нежной кожей, совершенной, как свежий розовый лепесток, с точеной фигуркой. Но Эмелайн поняла сразу, что к этой девушке стоит присмотреться повнимательней. Молодая леди была вовсе не такая застенчивая, как о ней говорил Лайам. Она сама осмотрела Эмелайн с головы до ног очень внимательно. Девушка будто прикидывала, подойдет ли Эмелайн для одного очень важного дела. Эмелайн чувствовала, что это дело не имеет ничего общего с ролью компаньонки для девушки, выезжающей в свет. Но она лишь терялась в догадках, что это за дело. Однако, чтобы это ни было, Кордия явно осталась довольна, и Эмелайн прошла этот тест. Девчонка ей даже задорно подмигнула.

— Здравствуйте! — сказала она и сделала реверанс. — Я очень рада с вами познакомиться, кузина.

— Зовите меня Эмелайн, — сказала Эмелайн, подходя и протягивая девушке руку.

Улыбка Кордии почти как у брата, подумала Эмелайн. Она смотрела, как они сидели рядом на маленькой кушетке, и решила, что, если бы не улыбка, их можно было принять за визитеров, случайно встретившихся в гостиной у друга. Различие было не столько во внешности, но, главным образом, в темпераменте.

Кордия была как свежий цветок, который только и ждет доверчиво того момента, когда можно расправить свои лепестки и радоваться солнцу. В то время, как Лайам был больше похож на холмы Уилтшира. Сильный; надежней и хорошо знающий мир. Он понимал, что все создания на земле очень хрупкие, и поэтому был готов защищать маленький цветочек.

Как именно Эмелайн догадалась об этом, она, пожалуй, не могла бы сказать.

Это было странное чувство. Будто она заглянула в душу другому человеку. Однако Эмелайн была уверена, что угадала правильно. Но что было еще более странным — это растущее в ней самой чувство: желание защитить защитника.

— У меня есть предложение, — сказала Эмелайн, после того, как завязалась обычная нормальная беседа. — План, который, как я надеюсь, позволит нам найти более подходящую компаньонку для мисс Кордии. Ее дебют должен быть успешным, даже если меня не примет свет.

— Не примет? Но как такое может быть? — удивилась Кордия. — Ведь вы жена моего кузена.

Эмелайн быстро взглянула на Лайама, затем повернулась к молодой леди.

— Я не знаю, что лорд Сеймур говорил вам о моем браке с вашим кузеном, но…

— Я ничего не говорил, — сказал Лайам.

— Тогда я должна сказать, что мой брак был очень недолгим и совершенно бестолковым, — продолжила Эмелайн. — В свете могут отнестись с осуждением и к этой поспешности, и к тому, что я не соблюдаю траур. Если это случится, и все потом узнают, что я сопровождала вас на бал, тогда ваша репутация пострадает. Вы же знаете, что такое сплетни.

Глаза мисс Кордии сердито вспыхнули. Ее хорошенькое личико стало очень решительным, и она была сейчас так похожа на своего брата, что Эмелайн чуть не рассмеялась.

— Я бы хотела посмотреть хоть на одного из этих сплетников! — с презрением сказала мисс Кордия.

— Ну что ж, — ответила Эмелайн. — А я бы не хотела. Но я, конечно, благодарна вам за поддержку. Только лучше до этого не доводить.

Лайам слегка кашлянул.

— Это означает, что и дуэль тоже исключается? Я очень хороший стрелок и готов сделать дырку в любом, кого ты сочтешь необходимым немного провентилировать.

— Ду… дуэль? Это совершенно исключено, — ответила Эмелайн по возможности спокойно.

Но ей понравилось, что джентльмен может драться из-за нее на дуэли. Эмелайн даже покраснела от удовольствия. Она заставила себя не думать об этом и рассказала Кордии, как пыталась уже устроиться на работу компаньонкой, и что из этого вышло.

— Я хотела иметь возможность посмотреть город хоть немного, хотела развлечься, вы понимаете? Театры, музеи…

— И вы ничего не видели? — сочувственно спросила мисс Кордия.

Эмелайн бросила на Лайама ироничный взгляд.

— Я видела совсем немного Вестминстерское аббатство, — сказала Эмелайн.

Но объект ее сарказма ответил невозмутимо:

— Немного — это вполне достаточно, уверяю вас.

Затем Лайам огляделся, посмотрел на стены темной гостиной и сухо добавил:

— Один музей не отличается от другого.

Эмелайн с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться. Она повернулась к мисс Кордии.

— Мой план таков, моя дорогая. Я хочу, чтобы вы и уважаемая мисс Пратт погостили у меня здесь… ну, скажем, месяц? И пусть мисс Пратт по-прежнему считается вашей компаньонкой. Но она будет отдыхать, а мы можем походить по магазинам и посмотреть на достопримечательности. Как вам это нравится?

Лицо девушки осветилось.

— Что, хороший план? — спросила Эмелайн.

— О, мэм, — ответила радостно Кордия. — Это как раз то, что нужно!

Через несколько минут Эмелайн и Лайам стояли в холле и ждали Кордию, которая пошла с Ханной наверх, выбрать комнату для миссис Пратт. Пока они ждали, Лайам спросил у Эмелайн, не хотела бы она переехать жить в его дом на Кавендиш-сквер. Этот дом, который я снял для моей сестры на время сезона, очень хороший, в нем гораздо удобней жить.

Эмелайн покачала головой.

— Если я собираюсь играть роль хозяйки, то мне трудно будет это делать, живя в доме вашей сестры. А как вы указали мне вчера, этот дом принадлежит мне. По крайней мере, пока.

— Хорошо, — ответил Лайам. — Я позабочусь, конечно, чтобы все здесь было как полагается, и все оплачу.

Он заметил, как она покраснела, и добавил:

— Для меня ведь нет никакой разницы. Я плачу за жилье своей сестры, и на Гросвенор-сквер она мне будет стоить столько же, сколько и на Кавендиш.

— Вы очень тактичны, — мягко сказала Эмелайн. — И вы представили все в таком свете, что мне нечего возразить. Я бы и хотела отказать, но вы же знаете, что не могу.

— Вот и не отказывайте!

Он заметил, как она вздернула подбородок. Гордость боролась в ней с чувством практицизма.

— И кстати, — добавил Лайам, — раз уж мы заговорили на эту тему. Я должен проинформировать вас, что у меня открытый счет во всех самых роскошных магазинах. Вы и Кордия можете покупать все, что вам захочется.

Она еще выше подняла подбородок.

— Но мне ничего не надо.

— Поверьте мне, — сказал Лайам, — вам очень скоро все понадобится, раз вы стали подружкой моей сестры. А Кордия просто обожает наряды, особенно когда развлекается вовсю.

— Вполне возможно, но я…

— Вы, мадам, как и обещали, должны быть рядом с ней. Можете мне сейчас не верить, но я говорю, что вам надоест надевать одно и то же платье каждый день, и захочется разнообразия. Хотя, — добавил он спокойно, — этот наряд вам очень идет. Я успел уже сказать, что этот оттенок зеленого делает ваши глаза волшебными?

Она покачала головой.

— Этот цвет, — сказал Лайам, — дает увидеть их глубину. Их тайну.

Эмелайн опустила ресницы — золотистые на самых кончиках. Когда она, наконец, одарила его глубоким взглядом своих темно-карих глаз, он стал неожиданно очень игривым.

— Вы предлагаете мне карт-бланш, сэр?

— Не хитрите, — сказал он, не в силах оторвать взгляда от ее смеющихся глаз. — Вы же меня хорошо знаете.

— Может быть, — ответила Эмелайн. — Но вы не знаете меня. А вдруг я ухвачусь за этот шанс? И закажу себе дюжину платьев? — Она смотрела на него вызывающе. — Что тогда? Я могу разорить вас.

Он громко засмеялся.

— Мадам, я разрешаю вам попытаться это сделать.

Глава 8

Делать покупки в магазинах оказалось действительно очень увлекательно. Это было настоящее наслаждение. И на третий день этой оргии покупок Эмелайн увидела Джеффри Бьючемпа.

Она не сразу узнала его, так как он был не в своей красивой гусарской форме. Вместо военного мундира на нем был отличного покроя костюм голубого цвета, который великолепно сочетался с его темными волосами и бронзовым от загара лицом.

Эмелайн и Кордия только что закончили примерку у мадам Жюльенн на Оксфорд-стрит, и уже садились в наемный экипаж, когда кто-то окликнул Эмелайн.

— Леди Сеймур!

Он снял шляпу и грациозно поклонился.

— Очень рад вас видеть! — сказал он.

— Капитан Бьючемп, — ответила Эмелайн. — Как вы поживаете?

— Конечно, плохо, — сказал он. — Потому что, когда мы виделись в последний раз, , вы называли меня Чемпом. Умоляю вас, не будьте столь жестоки и не возвращайтесь к холодной официальности.

Эмелайн кашлянула.

— Я и не думала об этом, сэр. С этого момента мы будем с вами вести себя как старые хорошие друзья. Но позвольте мне еще ненадолго остаться в рамках формальностей, чтобы представить вам мою гостью, — сказала Эмелайн. — Кордия, — обратилась она к молодой леди, я хочу познакомить тебя с одним джентльменом.

— Вы сказали — Кордия? — удивился капитан Бьючемп. — Сестра Лайама? Я…

Мисс Уиткомб повернула голову. Широкие поля розовой шляпы больше не скрывали хорошенькое личико молодой леди.

Джентльмен от удивления открыл рот и, казалось, потерял дар речи. К счастью, у девушки нервы были покрепче, и она колебалась только долю секунды. Она сразу обратилась к капитану.

— Вы, наверное, и есть тот самый Чемп, — сказала Кордия, обворожительно улыбаясь и подавая капитану ручку. — Я очень рада с вами познакомиться, наконец, потому что брат очень много рассказывал о вас и ваших приключениях.

Придя в себя, джентльмен взял ее руку, держа так бережно, будто она была из тончайшего фарфора.

— Ваш покорный слуга, мисс Уиткомб.

В это время одна юная леди, которая стояла у магазина мадам Жюльенн, позвала капитана по имени. Она позвала его очень нежным голоском, опустив глаза и покраснев от смущения.

— Да? — ответил рассеянно капитан. Затем оглянулся, будто он совершенно забыл, где сейчас находится. — О, прости меня, моя дорогая, — сказал он. — Я совсем забыл про тебя.

Эмелайн нетрудно было догадаться, кто была эта скромная и очаровательная молодая леди. Конечно, это сестра капитана Бьючемпа! Те же темные волосы, серые глаза. И подбородок очень похож, только более мягкий, женственный. Эмелайн была абсолютно уверена, что перед ней действительно мисс Мэри Бьючемп.

Когда все слова приветствия были произнесены, леди позволили джентльмену угостить их мороженым в ближайшем кафе.

— Моя мать слегла, у нее разыгралась мигрень, — сообщил Бьючемп. — И вот я вожу сестру по магазинам все утро. Поэтому и сам нуждаюсь в чем-нибудь освежающем.

Они сели за круглый столик в кондитерской, где воздух был наполнен сладкими запахами. И поскольку смех и веселье были девизом дня, то скоро все они уже называли друг друга по именам. Нечего и сомневаться, что компании, где есть такие оптимистичные создания, как капитан Бьючемп и мисс Кордия Уиткомб, всегда имеют грандиозный успех. Чемп и Кордия рассказывали интересные история с участием Лайама, конечно. Эмелайн не могла ничего добавить на эту тему и решила подключить к беседе мисс Мэри Бьючемп, которая вела себя очень скромно.

— Ну а вы, Мэри? — спросила у нее Эмелайн. — Вы расскажете нам какую-нибудь скандальную историю о своем брате?

Мисс Мэри, застенчивая девушка, которой едва исполнилось семнадцать лет, покраснела до корней волос.

— Нет, мэм.

— Почему это? — запротестовала Кордия. — так нечестно. Вы должны рассказать нам, Мэри. И не попытайтесь придумывать что-нибудь вроде того, что Чемп был примерным скромным мальчиком, потому что ни я, ни Эмелайн все равно этому никогда не поверим.

В это время Чемп не мог оторвать взгляд от локона, упавшего на лоб мисс Кордии. А мисс Бьючемп смотрела упорно на свои сложенные на коленях руки.

— Он приносил мне конфеты в бумажных обертках, — сказала она тихо. — А когда я заболела ветрянкой, он ухаживал за мной и играл со мной в разные игры.

Джентльмен, едва только сообразив, о чем рассказывает его сестра, повернулся к ней и с ужасом уставился на ее красивое личико.

— Господи, Мэри! Что ты говоришь!

— А когда я ушибла руку, он… — продолжала мисс Бьючемп.

— Хватит — умолял ее брат, голосом, охрипшим от смущения голосом. — Ты хорошая девочка, Мэри. Но уже хватит. Все это скучные вещи, моя дорогая. — Он повернулся к мисс Кордии, сказав, будто оправдываясь: — Мне было двенадцать лет, когда она родилась.

Будто разница в возрасте все объясняла и все извиняла.

Что касается Эмелайн, то она находила рассказ юной леди просто очаровательным.

— Я была единственным ребенком в семье, — сказала Эмелайн. — И я завидую вам, Мери, потому что у вас есть старший брат. А вы, Чемп, — мягко пожурила она его, — Вам я тоже завидую. Потому что у вас есть такая прелестная сестренка.

Конечно, эта встреча была случайной. Но насколько случайной — никто и не подозревал. Пока на следующий день не пришло письмо, адресованное леди Сеймур. Его доставил лакей в бордовой с серебром ливрее.

— От кого? — спросила Кордия, прервав на минуту чтение женского журнала.

Было воскресенье, и леди отдыхали в гостиной после нескольких дней непрерывных покупок и хождения по магазинам. Эмелайн сидела в удобном кресле, а Кордия устроилась на бежевой кушетке, положив ноги в чулках на обитый материей маленький стульчик; ее домашние туфли валялись на ковре. Ту же самую гостиную было не узнать благодаря усилиям Эмелайн. С помощью Тернеров и Ханны она избавилась от тяжелой мебели, заменив ее на пару элегантных золоченых стульев в стиле рококо. Также Эмелайн добавила сюда роскошный секретер, который нашла на чердаке. Оставшуюся мебель переставили. Убрали тяжелые красные портьеры с окон — и комната неожиданно превратилась в очаровательную гостиную. Надо было только открыть окна и проветрить ее. Действительно, гостиная стала излюбленным местом для отдыха. И даже капризная миссис Пратт, заглянув сюда, сказала, что здесь вполне прилично.

Сидя в кресле и повернувшись так, чтобы свет падал на письмо, Эмелайн сломала печать и развернула лист бумаги.

Посмотрев сразу на подпись внизу листа, Эмелайн сказала:

— Подписано — Феба Бьючемп.

— Леди Феба?!

Кордия отбросила свой журнал и села на полу рядом с Эмелайн, попросив читать письмо побыстрее.

— Потому что мне страшно интересно, что она там такое пишет!

Эмелайн тоже было любопытно. Она прочитала письмо.

— Мы приглашены на чай, — объявила Эмелайн. — Ландо леди Бьючемп заедет за нами в четыре часа.

Эмелайн стояла у окна столовой, глядя на экипажи, проезжавшие по Брук-стрит в парк и обратно. Хотя бронзовые часы на камине только что пробили полчаса, она уже была одета и ждала несколько минут, специально спустившись вниз и наблюдая из окна, не появился ли уже экипаж леди Фебы.

Но, как и следовало полагать, первым экипажем, который остановился перед домом номер семнадцать, было вовсе не ландо, а коляска Лайама. Он сам держал поводья. Эмелайн смотрела на него. Она отметила сразу его военную выправку и любовалась тем, как он умело удерживает лошадей — твердо, но уважая их гордый нрав.

Он бросил поводья груму, затем выпрыгнул из коляски, так легко, будто до земли было всего несколько дюймов.

Эмелайн нравились его ловкость и мужская сила. Она почувствовала томление в груди и сразу про все забыла — про ландо и приглашение на чай. И поняла, почему все последние дни казались ей бесконечными.

Она не видела Лайама со среды. И хотя Эмелайн была все время занята тысячами разных дел, но все эти дни оставляли впечатление чего-то пресного — суматошные и бессмысленные. Странно, почему она раньше этого не замечала? Будто чувствуя, что она наблюдает за ним, Лайам посмотрел прямо в окно.

Эмелайн смутилась и отошла в сторону. А чтобы подол ее нового коричневого платья не зацепился за ботинки, она придержала его рукой, и вдруг подумал! что Лайам первый увидит ее в таком наряде. Почему-то ей было от этого очень приятно.

Она надела маленькую соломенную шляпку с коричневыми перьями и завязала атласные ленты не под подбородком, а чуть сбоку, под ухом, как ей советовала модистка.

Затем, уверенная, что выглядит превосходно, Эмелайн открыла дверь столовой и стала ждать, когда Тернер впустит посетителя.

— Добрый день, милорд, — сказал дворецкий.

— Добрый день, Тернер.

Лайам отдал дворецкому шляпу и перчатки и спросил, дома ли обе леди.

— Они дома, сэр, — ответил дворецкий.

— Значит, мне посчастливилось, — сказал Лайам. — Потому что я не предупреждал о своем визите. Пожалуйста, узнайте у леди Сеймур, может ли она уделить мне несколько минут своего времени. Я хочу обсудить с ней одно очень важное дело…

Лайам повернулся и увидел, что Эмелайн стоит в дверях гостиной и наблюдает за ним.

Он замолчал. Даже сделав несколько шагов в ее сторону, он не произнес ни одного слова приветствия. Он просто смотрел на нее неотрывно своими пронзительными синими глазами. И явно хотел насладиться. Все его внимание было обращено на нее. Эмелайн стояла не шевелясь, забыв о времени и чувствуя, как у нее подгибаются колени. Она думала, что вот-вот упадет.

Лайам подошел еще ближе, по-прежнему ничего не говоря. Но все говорил его взгляд. Он стоял так близко, что от его дыхания колыхались перья на ее шляпе. Затем протянул руку и слегка поправил ее кокетливый бант.

— Вот так, — сказал Лайам. — Теперь вы само совершенство.

Пальцы его коснулись щеки Эмелайн. Мягко, нежно. И хотя прикосновение длилось всего лишь какое-то мгновение, Эмелайн почувствовала словно искру, от которой воспламенилось все ее тело. Эмелайн перестала дышать. Она не могла оторвать от него глаз.

Она готова была умереть, лишь бы быть рядом с ним. Она хотела этого огня. Всю свою сознательную жизнь Эмелайн только и мечтала об этом. И вот теперь, когда это случилось, она, как загипнотизированный кролик, не может даже пошевелиться.

Она не могла говорить. А она так хотела ответить ему лаской! Хотела, чтобы он дотронулся до нее снова, но не могла этого сказать.

Эмелайн вспомнила строчку, вычитанную в маленьком томике: «Пусть он заметит ваши губы». Эмелайн эту инструкцию, но, к сожалению, забыла, как ею пользоваться.

Импровизируя, она провела кончиком языка по губам. Она подумала, что так свет будет лучше на них отражаться. Это придаст ее губам необходимую притягательность.

Маневр оказался более эффективным, чем она даже ожидала.

Лайам весь замер и посмотрел на ее губы. Его глаза потемнели от страсти. Эмелайн никогда еще не видела его таким. Что-то внутри нее ответило на эти его эмоции. Она подняла к нему лицо. Пусть Лайам сделает то, что он хочет!

— Эмелайн! — крикнула Кордия, появляясь на лестнице. — Где ты? Ландо уже прибыло. Я видела в окно. Где же ты?

Вздрогнув, Эмелайн отступила на шаг. Она даже смогла ответить:

— Я здесь.

Хотя, если честно, очень хотелось крикнуть: «Уходи. Я не желаю тебя сейчас видеть».

— А, вот ты где! — сказала Кордия, сбегая вниз. Ее розовое платье для чая хорошо сочеталось с лентой в волосах.

— И Лайам тут тоже! — воскликнула Кордия. — Чудесно! Эмелайн сказала тебе, куда мы собрались? Я надеюсь, что нет. Потому что я сама хочу посмотреть, как ты изумишься.

— Эмелайн не сказала мне еще ни слова.

Теперь по его лицу нельзя было ничего определить. Испытал ли он такое же сильное волнение, как и Эмелайн, оттого, что едва не случилось между ними?

«А действительно это так? — подумала Эмелайн. — Едва не случилось?»

Может, ей все это только показалось? Какой-то первобытный инстинкт глубоко внутри говорил ей, что Лайам действительно хотел ее поцеловать. Но что, если она все-таки ошибается? Что, если только она этого хотела? Может, она просто дура? Не уверенная больше в правильной оценке ситуации, Эмелайн сильно смутилась и покраснела.

Пока Эмелайн боролась с желанием выбежать из комнаты, Кордия сказала:

— Ты ни за что не догадаешься, Лайам, куда мы сейчас поедем!

— Раз ты так заявляешь, — ответил Лайам, — то я и самом деле теряюсь в догадках. Это либо Тадж-Махал, либо развалины Рима.

— Хм! Будто кому-нибудь захочется ехать в такую даль! — сказала Кордия.

— Ладно. Пусть будет по-твоему. Я ни за что не угадаю, — согласился Лайам.

— Мы едем на Пэл-Мэл, — объявила с триумфом Кордия. — Леди Феба Бьючемп пригласила нас на чай.

— Бьючемп! — воскликнул Лайам.

Он посмотрел на Эмелайн, и жаркий огонь, который только что горел в его глазах, превратился в холодные льдинки.

— Ах так, миледи, — сказал Лайам. — Значит, Чемп сдержал свое слово и все-таки разыскал вас.

Эмелайн все еще терзали сомнения по поводу того, что между ней и Лайамом сейчас произошло. Поэтому она ответила довольно резко:

— Вы сами меня с ним познакомили, сэр, — сказала Эмелайн. — И, конечно, вы не имеете теперь ничего против этого знакомства?

— Конечно нет! — ответила за Лайама его сестра. — Ведь Лайам и Чемп старые друзья! С какой стати Лайам будет против того, чтобы ты развлекалась с Чемпом?

— Действительно, с какой стати! — буркнул ее брат.

Леди Феба была настоящая графская дочка. Высокая, стройная женщина лет пятидесяти. Ее волосы были слегка тронуты сединой, и серые глаза точно такие же, как у ее сына и дочери. Эмелайн сразу бы узнала в ней их мать, именно но глазам, если бы встретила леди Фебу случайно на улице, в толпе. Но, разумеется, такая встреча абсолютно невозможна. Леди Феба — и в таком месте. Только одного взгляда на ее осанку и будто застывшую улыбку вполне достаточно, чтобы понять — дочь графа Картье не имеет ничего общего с массами.

Леди Феба знала себе цену, и от низших классов ожидала достойного ее уважения, которому не надо учить. Хотя, пригласив двух молодых леди на чай, хозяйка дома была безупречно вежлива. Странно, однако именно это обстоятельство раздражало Эмелайн больше, чем самый откровенный снобизм.

— Итак… — начала леди Феба.

К этому моменту Чемп вместе со своей сестрой Мери и мисс Кордией покинули роскошную гостиную, чтобы прогуляться немного в саду.

— Насколько я понимаю, — продолжала леди Феба, — я должна пожелать вам счастья и выразить свои соболезнования в одно и то же время?

Не зная, что конструктивного можно ответить на подобное заявление, Эмелайн решила его просто проигнорировать. Она отпила глоток чая из тонкой фарфоровой чашечки. Что леди подумала, Эмелайн было, честно сказать, все равно. Это был уж слишком тонкий этикет.

— Пожалуйста, — предложила хозяйка, когда горничная принесла целый поднос с пирожными, — угощайтесь. Повариха готовит их специально для моего сына. |Когда он приходит на чай, мы все вынуждены есть много сладкого, хотим этого или нет.

Эмелайн вежливо улыбнулась, но пирожное не взяла. Ей сейчас хотелось только одного — чтобы любимец поварихи поскорее вернулся в гостиную. У нее не было никакого желания находиться тет-а-тет с матерью Чемпа.

И Эмелайн посмотрела на дверь, желая, чтобы эти трое немедленно вошли. Но, к сожалению, двери открылись лишь тогда, когда из комнаты вышла горничная.

— А теперь, — сказала леди Феба, поставив свою чашку на столик розового дерева. — Мы можем поговорить наконец свободно.

— Свободно?

Следуя примеру хозяйки, Эмелайн тоже поставила чашку на стол.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, мэм, — сказала Эмелайн.

— Я имею в виду ваш брак, — ответила леди Феба. — Как мне удалось выяснить, ни один человек в городе не знал ничего о том, что лорд Сеймур собирался жениться. Конечно, вы понимаете, что я с ним не встречалась. Но все равно, это отсутствие объяснений о помолвке дает пищу для размышлений.

— Вы так считаете, мэм? А я об этом даже и не подумала.

Если честно, то Эмелайн думала об этом очень много У нее была приготовлена своя история. Только Эмелайн не хотела рассказывать все этой незнакомой женщине, которая будто требовала от нее ответа.

— Ладно, — сказала леди Феба, — не будьте, упрямой. Я должна знать, потому что это очень важно для меня.

— Важно?

Эмелайн не понимала, почему для леди Фебы это очень важно. Но, чтобы не показаться грубой, Эмелайн все же решила дать некоторые разъяснения.

— Амброуз просил меня выйти за него замуж, — сказала Эмелайн. — Он очень хотел иметь наследника. И я согласилась. Как видите, ничего таинственного. Мои родители недавно умерли, а первая леди Сеймур была подругой моей матери. Поэтому все родственники считали наш брак довольно неплохой идеей. И, в конце концов, я вняла их мольбам.

Эмелайн таким образом мешала правду и вымысел, хотя ей самой все это не очень нравилось. Она продолжала:

— Это не был брак по любви, скорее — по договору. А сразу после свадьбы мой муж умер. Никто не подумал, что надо обязательно всем рассказывать об этих обстоятельствах. Я тогда не знала, что это так необходимо. Да и сейчас мне вовсе не кажется, что все это надо обсуждать. — Эмелайн попыталась для убедительности всхлипнуть. — Мне бы не хотелось ставить себя в глупое положение и лить слезы.

— Ваша выдержка делает вам честь, — сказала ее инквизитор. — Позвольте мне только выразить надежду, что ваш муж оставил вам приличное состояние. Я уверена, что такая гордая и отважная женщина, как вы, не стала бы вешаться на нового лорда Сеймура.

Эмелайн вздрогнула. Даже от дочери графа слышать подобное заявление было, пожалуй, слишком.

— Позвольте вам сказать, — ответила холодно Эмелайн, — что вы можете обо мне не беспокоиться. О моем благополучии позаботился мой дедушка, сэр Джералд Конклин.

Эта информация, похоже, очень обрадовала ее светлость.

— Как это замечательно, моя дорогая, — сказала леди Феба. — Я поздравляю вас с тем, что у вас такие дальновидные родственники.

Хотя Эмелайн поджала губы, еле сдерживая гнев, леди Феба только улыбалась и будто не замечала чувствительной натуры своей гостьи.

— Пока молодые гуляют в саду, — продолжала леди Феба, — я хочу обсудить с вами одно дело.

Очевидно, что Эмелайн она считала уже пожилой!

— Об этом я догадалась, мэм, — ответила Эмелайн.

Хотя она понятия не имела, о чем с ней собирается говорить леди Феба, но и пяти минут хватило, чтобы понять — это приглашение на чай было сделано неспроста и вовсе не для того, чтобы развлечь всю их компанию.

— Я хочу поговорить с вами о мисс Мэри Бьючемп, — сказала леди Феба.

Понимая, что леди Феба хотела поговорить с глазу на глаз, Эмелайн удержалась от комментариев и хотела только, чтобы их милую беседу поскорее прервали.

— Вы не могли не заметить, леди Сеймур, — продолжала леди Феба, — что моя дочь очень застенчивая девушка. Я надеялась, что постепенно у нее это пройдет, и она станет посмелее. Но так и не дождалась.

Эмелайн хотела сказать, что мисс Мэри Бьючемп очень жизнерадостная девушка — когда она не находится в тени своей властной матери. Но промолчала.

— Однако, — сказала леди Феба, — Мэри — моя единственная дочь. И хотя она не блещет ни большим умом, ни особой красотой, я хотела бы видеть ее хорошо устроенной в жизни. По этой причине я и пригласила вас сегодня.

На один ужасный момент Эмелайн подумала, что ее сейчас снова будут уговаривать стать компаньонкой. Но тут же она услышала:

— Вы представляете мой восторг, леди Сеймур, когда я узнала, что Мэри и Джеффри познакомились с мисс Кордией Уиткомб! Ну и с вами, конечно.

— Конечно, — сухо сказала Эмелайн.

Леди Феба слегка кивнула. Будто она соглашалась, что ее вполне удовлетворяют и односложные ответы.

— Как вы знаете, наверное, мой сын и Лайам Уиткомб старые друзья. Они вместе учились в Итоне, — продолжала леди Феба. — Лайам из очень богатой семьи, и у него, разумеется, есть интересные перспективы. Но я всегда считала его возможным кандидатом на руку моей дочери.

Эмелайн была уверена, что у нее отвисла челюсть.

— Прошу прощения, леди Феба, — сказала Эмелайн. — Но если я правильно вас поняла, Лайам, то есть, я хотела сказать, лорд Сеймур просил руки вашей дочери?

— Пока еще нет. Да и как он мог? Они не были до сих пор знакомы. Но с вашей помощью, однако, я надеюсь исправить эту ситуацию. Конечно, это потребует немало времени, но я не вижу причин, почему бы отец Мэри и я не могли объявить о помолвке нашей дочери уже к концу этого сезона. И поскольку я никогда не верила в чересчур затянувшиеся помолвки, то свадьба может быть и на Рождество. Таким образом, — заключила любящая мать, — я могу по завершении всего этого дела спокойно умыть руки и заняться собственной жизнью.

Эмелайн удивило столь бесстрастное заявление. Но она сдержалась. Эта женщина говорила так, будто продавала корову на ярмарке.

— Вы, кажется, все неплохо продумали, леди Феба, — сказала Эмелайн. — Но я не могу понять, чем бы я, собственно, была полезна вам в этих ваших планах. И почему вы думаете, что я соглашусь?

— Потому что, — ответила она, будто объясняя правила арифметики неспособному ученику, — я хочу помочь выйти в свет вам и сестре лорда Сеймура. В обмен на это вы должны постараться познакомить мою Мэри с лордом Сеймуром. После того, как они познакомятся, вы можете предоставить все дело мне. Когда я почувствую, что время уже пришло, то сама все улажу.

Эмелайн смотрела на эту женщину и не могла поверить в такое смелое предложение. Что, интересно, скажет Лайам, если узнает, что его будущее уже решено и так аккуратно распланировано? А леди Феба явно считала и беседу, и визит законченными. Она вызвала с помощью колокольчика служанку и велела передать Джону, их кучеру, чтобы ландо поставили у подъезда.

— Моя дочь и лорд Сеймур очень подходят друг другу, — сказала леди Феба на прощание. — Я уверена, что вы со мной согласитесь.

Эмелайн хотела возразить. Она хотела сказать этой властной женщине прямо в лицо, что Лайам заслуживает лучшего. Он добрый и смелый, он имеет право на любовь и счастье.

Когда Эмелайн спускалась по большой мраморной лестнице, она хотела разбить по пути все вазы, стоявшие в красивых нишах. Но не сделала этого. Да и как она могла, когда разум подсказывал ей, что леди Феба права! В глазах света Лайам и Мэри действительно великолепная пара. У Лайама несметное богатство, а у Мэри безупречная родословная.

«Вот они и есть настоящие герои любовного романа!» — сказала себе Эмелайн.

И затем, — к удивлению лакея, стоявшего у подъезда, — она к своему замечанию, довольно циничному, добавила еще одно слово, которое хорошо воспитанная леди не должна бы и знать.

Глава 9

Слуги в Сеймур-хаусе брали положенные им полдня отдыха по воскресеньям. Так что Эмелайн и Кордия обходились этим вечером лимонадом и сандвичами, оставленными специально для них в гостиной.

Не было ничего удивительного, что, пока леди сидели так в уютной гостиной, Кордия все время говорила только о доме леди Бьючемп, о мебели Бьючемпов, о саде Бьючемпов и даже о серебряных ливреях слуг в доме леди Бьючемп, заявляя, что все это совершенно великолепно.

— Ты согласна со мной, Эмелайн?

— Разумеется, — отвечала она без особого энтузиазма.

Она сразу заметила, что молодая леди очень осторожно избегала называть в разговоре имя наследника Бьючемпов. Кордия вспыхивала каждый раз, когда его имя случайно упоминала Эмелайн. Все это говорило о подлинном интересе Кордии гораздо больше, чем пылкое восхищение домом и вещами, принадлежащими леди Бьючемп.

— Леди Феба чудесная женщина, — добавила Кордия. — Ее светлость сама доброта! Она пригласила нас снова завтра, для того чтобы познакомить с леди Сефтон.

Видя, что Эмелайн не спешит с ответом, Кордия продолжала горячо:

— Ты только подумай! Если мы понравимся леди Сефтон, то сразу будем приняты в свете. — Кордия вздохнула. — Разве это не прекрасно! И все это, я могу добавить, без малейшего участия миссис Пратт. Теперь я вижу, что все гораздо легче, чем она мне постоянно твердила. Мы и пальцем не пошевелили, а нас уже пригласила на чай дочь графа, и скоро мы будем приняты в свете. Эмелайн не стала ей ничего говорить. Зачем Кордии знать, почему леди Феба обратила на них свое внимание. И зачем ей знать цену этого внимания?

Значит, леди Феба столь добра к ним, что решила представить их самой важной матроне? Но Эмелайн понимала, что дружеские чувства тут ни при чем. Это делается в обмен на одну услугу. Эмелайн не нравился план леди Фебы, и она решила не участвовать в нем. Она будет действовать так, как всегда учил ее добрый папочка. Эмелайн предоставит все воле Божьей. Мэри Бьючемп скромная хорошая девушка. Если Кордия желает брать ее везде с собой, то что ж, у Эмелайн нет на это никаких возражений. С другой стороны, Эмелайн не собиралась никому об этом говорить. Она имела в виду Лайама, конечно. Если судьбе будет угодно, Мэри и Лайам могут встретиться в Сеймур-хаусе. Эмелайн готова принять их с уважением, как и других гостей. Но участвовать в плане леди Бьючемп, интриговать Эмелайн не собирается!

— Тебе нравится мое новое платье, белое с розовым? — спросила Кордия. — Как ты думаешь, оно подойдет для завтрашнего дня?

Эмелайн ответила, что Кордия в любом платье будет смотреться очаровательно.

И это было правдой. Собственно, поэтому Эмелайн могла и не задумываться, какое из новых платьев Кордия имела сейчас в виду.

Через секунду Кордия вспомнила о новых перчатках, которые она купила в пятницу, решила, что они отлично подойдут к платью, извинилась и побежала в гардеробную, дабы поскорее убедиться, что и перчатки, и платье одинакового розового тона.

Почти тут же раздался стук в дверь. Так как слуг в доме не было, Эмелайн пошла в холл, чтобы открыть, хотя даже не представляла, кто бы мог нанести визит в семь часов вечера в воскресенье.

Это был Лайам. Увидев его, она сразу заволновалась, но объяснила себе это волнение только необычным временем для визита, а не тем обстоятельством, что Лайам стоял перед ней — такой роскошный в красивом вечернем костюме, который великолепно сидел на его стройной фигуре.

— Что-нибудь случилось? — спросила, наконец, Эмелайн с большим трудом.

— Нет, — ответил он, снимая цилиндр и входя в холл. — Ничего не случилось. Просто у меня возникло одно срочное дело.

Сказав это, Лайам повесил цилиндр на вешалку из черного дерева, стоявшую тут же, слева от двери, затем полез во внутренний карман темно-красного фрака и достал черный кожаный футляр.

— По завещанию моего кузена это принадлежит вам, — сказал Лайам.

Слегка поклонившись, Лайам подал ей футляр и сделал это почти в той же манере, в какой Эмелайн сама отдала ему сей футляр в день похорон лорда Амброуза Ее ответ сегодня прозвучал почти так же, как тогда ответ Лайама.

— Я не понимаю, сэр, — сказала Эмелайн. — Вы принесли мне снова это рубиновое ожерелье?

— Что касается этого, — сказал он чуть насмешливо и чуть грустно, — то я принес и не принес.

— И снова, сэр, я вас не понимаю. Может быть, вы изволите выразиться не столь таинственно?

— Простите меня. Как и было сказано, я принес вам ожерелье. Но я не принес рубины. Дело в том, что это не рубины. Это стразы.

— Стразы?! — воскликнула Эмелайн. — Вы уверены?

— Эксперты из «Ранделл и Бриджес» совершенно в этом уверены, — ответил он.

Лайам открыл футляр и повернул его к свету. Ожерелье блеснуло темно-красным огнем.

Эмелайн с трудом могла поверить, что это не настоящие рубины, так красиво сверкало и переливалось это восхитительное ожерелье.

— Стразы, вы говорите?

Он кивнул.

— Это отличная копия настоящего рубинового ожерелья, которое находится и сейчас у меня в сейфе в Уиткомб-холле. Туда положила ожерелье еще моя мать. И это было почти двенадцать лет назад.

— Теперь я действительно ничего не понимаю! Вы знали сразу, что это копия?

— Я надеялся, — ответил Лайам. — Должен вам сказать, что я уже довольно давно не доставал и не видел оригинала. А также я не знал, что с него сделана копия.

— Ваш отец вам ничего об этом не говорил? — спросила Эмелайн. Лайам покачал головой.

— Мой отец тоже не знал. Он купил оригинал в качестве подарка для моей матери по поводу рождения сестры. Отец никогда не заказывал копию.

— Тогда кто мог это сделать? — удивилась Эмелайн. — И почему? В своем письме к моей матери леди Сеймур говорила, что она нашла ожерелье в своем сейфе, то есть в Сеймур-хаусе. Она решила, что это подарок, думала, что муж хотел сделать ей такой сюрприз.

— Сюрприз для кого? — спросил Лайам спокойно. Он закрыл футляр и положил его на столик рядом с вешалкой. — Я не могу предоставить вам никаких доказательств. Ни кто, ни зачем. Это только история о том, что случилось много лет назад, — сказал Лайам.

Они стояли в холле, где их не могли подслушать, и он говорил не опасаясь.

— Семнадцать лет назад, — продолжал он, — два грабителя ворвались в кабинет моего отца в Уиткомб-холле. Они наставили на отца пистолет и потребовали открыть сейф, где хранилось это ожерелье стоимостью в тридцать тысяч фунтов. Грабители приказали отдать им колье. В сейфе находились и куда более ценные бриллианты. Отец так никогда и не понял, почему грабителям понадобились именно эти рубины.

Эмелайн задумалась, и неожиданно у нее зародилось одно подозрение. Довольно неприятное подозрение, от которого Эмелайн сразу захотелось, чтобы ожерелье лежало до сих пор необнаруженное в шкатулке матери.

— Прошу вас, только скажите мне, что все это не было частью хитрого плана, который замыслил Амброуз! — воскликнула Эмелайн.

— Я бы и хотел, но, к сожалению, сам думаю, что это правда.

— Господи, — вздохнула Эмелайн. — Чем больше я узнаю о моем покойном муже, тем привлекательнее становится его образ. Какая любопытная смесь — жадности и ненависти к собственной семье! Вы не находите?

— Никогда не спорю с женщиной, — сказал Лайам, улыбаясь.

— Не могу передать вам, сэр, как приятно быть его вдовой, — добавила Эмелайн.

Лайам кашлянул.

— Случайное стечение обстоятельств, конечно, — заметил он. — Особенно, если учесть, как быстро закончилась эта ваша связь.

— О, но я должна не согласиться! Я вовсе не удивлюсь, если окажется, что Амброуза разыскивают за многочисленные преступления — грабежи на большой дороге, убийства и преступления против короны. Я также не удивлюсь, если меня, его вдову, бросят в тюрьму как его сообщницу.

— Я искренне надеюсь, что до этого не дойдет, — галантно ответил Лайам. Но если даже так случится, то я хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что в моих силах, чтобы в вашей камере всегда была свежая солома.

Эмелайн чуть не рассмеялась, но все же сумела произнести достаточно серьезно:

— И снова, сэр, я должна признаться, что глубоко тронута вашей заботой.

Он поклонился.

— Не стоит благодарности, миледи. Даже и не думайте об этом.

— Разумеется, не буду. Ах, если бы это было возможно, я не стала бы думать и о вашем кузене.

Они снова вернулись к теме, касающейся попытки ограбления.

Эмелайн спросила:

— Вы предполагаете, что Амброуз специально заказал копию ожерелья, чтобы обмануть вашего отца?

— Сомневаюсь, — ответил Лайам. — Мой отец был очень знающим человеком, и его было очень трудно обмануть. Более правдоподобной мне кажется другая версия. Амброуз хотел обмануть грабителей и подменить ожерелье до того, как они успеют продать его.

— Очаровательно! Наверное, я должна чувствовать себя гораздо лучше, зная, что он собирался обмануть только своих подельников.

— Не забывайте, что это лишь мои предположения. Но одно я знаю точно. Когда бандиты убегали, мой отец достал из письменного стола пистолет и выстрелил в того преступника, который держал в руках ожерелье. Пуля попала ему в ногу. Грабитель упал, но его сообщник успел скрыться. А настоящие рубины так никогда и не покидали комнату.

— Что случилось с человеком, которого подстрелили? — спросила Эмелайн.

— Когда он выздоровел после ранения, его судили и приговорили к двадцати годам каторжных работ.

Услышав про каторжные работы, Эмелайн вспомнила о Сэмюэле Тернере, брате дворецкого. Она ведь хотела рассказать Лайаму о том, что Вернон Брофтон шантажирует слуг.

— Это напомнило мне кое о чем, что я хотела рассказать вам. Я думаю, что вы должны…

— Лайам! — позвала Кордия, появляясь на лестнице. — Как я рада, что ты здесь! Миссис Пратт желает сойти вниз, ей надо помочь.

Посмотрев извиняющимся взглядом на Эмелайн, он быстро взбежал по лестнице. Лайам помог миссис Пратт спуститься и проводил ее в гостиную. Затем он усадил миссис Пратт в кресло с подставкой для ее сломанной ноги. Лайам тут же извинился и сказал, что ему пора идти. Его ждут друзья, с которыми он обещал поужинать и сыграть в вист.

— Я действительно должен идти, — сказал он.

Эмелайн проводила его до двери.

— Я опаздываю, — добавил Лайам. То, что вы хотели мне рассказать, Эмелайн, это может подождать, например, до завтра?

— Да, конечно, — ответила Эмелайн. — Это ждало и так уж очень долго, может подождать и еще! Значит, до завтра, вы говорите?

Лайам взял цилиндр с вешалки, оставив на столике ожерелье.

— Завтра, — сказал он, — мы идем с вами осматривать Вестминстерское аббатство.

Ее охватил восторг при мысли провести все утро с Лайамом.

Эмелайн сказала:

— Я, наверное, совсем потеряла голову, сэр, если не помню, как вы спрашивали разрешения меня сопровождать.

— Нет, я не спрашивал, — согласился он сразу и весьма миролюбиво. — Я хочу спросить только, как насчет одиннадцати часов? Если вы думаете, что вам угрожает опасность быть упрятанной в тюрьму за преступления моего кузена, то на такие пустяки, как приглашение и выражение согласия, просто нет времени. Безусловно, вам нужно туда поторопиться.

— Безусловно? — спросила она скептически. — Интересно, почему?

— Это чистая логика, — ответил он невинным тоном. — В камере у вас будет достаточно времени, чтобы подумать.

Эмелайн хмыкнула:

— Ужасный мужчина!

— Совершенно верно, — согласился он. — Все-таки вам не надо было выходить за него замуж.

— Я имела в виду вас!

— Но я протестую. Мой кузен был гораздо ужаснее меня.

На этот раз она не выдержала и весело рассмеялась.

— Не будем мелочиться, сэр. Явно это у вас фамильное.

— Но женщинам это не передалось.

— Конечно, — сказала она. — Кордия замечательная девушка.

— О да! Здесь не может быть двух мнений. И теперь, когда мы пришли наконец к согласию хотя бы по одному вопросу, я думаю, что очень тактично будет мне уйти.

Лайам взял ее левую руку.

Эмелайн думала, что он поцелует ей кончики пальцев. К ее удивлению, он этого не сделал, а продолжал так стоять, и его пальцы нежно ласкали ее кожу. Так прошло несколько секунд. Наконец сладостные движения прекратились, он поднес ее руку к губам и запечатлел на мягкой ладони чувственный поцелуй.

— В одиннадцать? — прошептал Лайам.

Эмелайн что-то пробормотала. Она не знала даже — что. Так как у нее не было ни одной мысли. Пламя, обжегшее руку, полыхнуло по всему телу.

— Значит, договорились, — сказал Лайам.

Все еще зачарованная прикосновением его губ, Эмелайн стояла в дверях и смотрела, как он сбежал по лестнице, сел в карету. Колеса застучали по мостовой, и экипаж растворился в ночи, прежде чем Эмелайн успела очнуться. Только тогда она закрыла дверь.

А войдя в гостиную, Эмелайн услышала, как Кордия возбужденно говорит миссис Пратт о предстоящем завтра событии. Тогда Эмелайн вспомнила про встречу с леди Сефтон, назначенную на завтрашнее утро.

Эмелайн почти не спала в эту ночь. Сославшись на головную боль, она раньше ушла к себе, чтобы побыть одной и разобраться в своих эмоциях. Она лежала на кровати, глядя, как тени от свечи колышутся на потолке. Эмелайн вдруг поняла, что, по крайней мере, одну вещь уже можно считать решенной. Осталось только произнести это вслух. Она не поедет завтра на Пэл-Мэл. Ей нельзя этого делать. Если она поедет, то окажется вовлеченной в интриги, которые плетет леди Феба.

Даже если Эмелайн не произнесет ни слова, все равно ее присутствие будет говорить о том, что она согласна помочь ее светлости заманить Лайама в ловушку.

Что касается Кордии, то Эмелайн могла о ней не беспокоиться. Леди Феба не сделает Кордии ничего плохого, если действительно желает, чтобы Мэри стала женой Лайама.

Да и леди Сефтон не откажет в участии такой хорошенькой молодой леди, жизнерадостной и очень, очень богатой. Сама же Эмелайн не стремилась попасть в светское общество. Зачем ей это? Через месяц она получит свои деньги и вернется в Уилтшир. А до тех пор у нее была все та же цель — посмотреть город и немного развлечься. Она думала о том, как завтра с Лайамом поедет смотреть Вестминстерское аббатство. И ей было приятно от них мыслей. Это тоже решено. Как только он предложил ей, она сразу была согласна. При мысли о Лайаме она снова будто почувствовала прикосновение его пальцев. Желая вспомнить это чудесное ощущение, Эмелайн подняла руку и прижала запястье к губам. Когда Лайам поцеловал ей руку, Эмелайн хотелось, чтобы его поцелуй длился вечно. Она также хотела погладить другой рукой его голову, запустить пальцы в его густые золотистые волосы. Так волшебно отражалось пламя свечей на этих удивительных волосах! Будто лунный свет на песке какого-то тропического побережья. Странно, что такие простые вещи могут ее столь сильно волновать! Она вздохнула. Поцелуй, его прикосновение. Все это зажгло внутри нее сильную страсть. И Эмелайн неудержимо хотелось узнать больше. Она вспомнила, какой красивый он был в своем вечернем костюме. Желание стало сразу нестерпимым. Он был такой сильный, энергичный! Она сгорала от страсти. Эмелайн хотела ощутить его объятия, узнать радость, которую несет его энергия. Она хотела узнать это и еще больше. Она хотела, чтобы губы Лайама целовали ее губы.

Совсем размечтавшись, она почти не слышала тихий стук в дверь.

Когда раздался голос Кордии, она даже подскочила на кровати.

— Ты спишь? — спросила Кордия.

— Нет!.. Еще нет.

Войдя в комнату, молодая леди сказала:

— Я пришла спросить, может, тебе нужно лекарство от головной боли.

Смутившись, Эмелайн ответила, что сон — это лучшее лекарство.

— Абсолютно верно, — сказала Кордия. Она подошла к зеркалу, рассеянно поправила локон, упавший на лоб, тронула слегка набор серебряных расчесок на столике. И затем спросила как бы между прочим:

— У Лайама было какое-то важное дело? Эмелайн не хотела говорить о Лайаме с его сестрой, потому что Кордия была очень сообразительна девушка и могла быстро кое о чем догадаться. А этим Эмелайн не хотела ни с кем делиться. Она призналась лишь самой себе в своих чувствах, но, не уверенная еще в чувствах Лайама, не желала говорить об этом с кем-нибудь еще.

— Твой брат вернул мне одну вещь, — сказала Эмелайн. — Он считает, что она принадлежит мне.

— И все? — разочарованно спросила Кордия.

— А что бы ты хотела услышать?

— Разве можно знать что-нибудь о братьях? Они такие молчаливые, никогда слова не скажут о том, что у них в голове.

Кордия уселась на стул, будто собираясь немного поболтать.

— Я подумала, что он приходил, может быть, для того, чтобы проинформировать нас о своей поездке, — начала вдруг Кордия. — Он уезжает на несколько дней. И вот получается, что дом на Кавендиш-сквер будет стоять пустой. Почему бы его не использовать?..

Она помолчала, разглядывая малюсенькую точку на кружевном рукавчике своего платья.

— Лайам говорил тебе что-нибудь об этом? — спросила Кордия.

— Мне? — удивилась Эмелайн. — А почему он должен мне об этом говорить?

— О, я просто подумала, вот и все! Сестре любопытно, что делает ее брат. — Кордия снова внимательно уставилась на кружева. — Он говорил с тобой дольше, чем со мной и миссис Пратт, и я хотела узнать, может, он сказал что-нибудь интересное.

— Откуда я знаю, — сказала Эмелайн, — что, касающееся брата, его сестра считает интересным?

— Мне, как и любой сестре, интересно знать, с какой леди брат собирается пойти в оперу или в театр или еще как-нибудь развлечься.

С какой леди? Эмелайн стало плохо при одной лишь мысли, что Лайам может развлекаться с другими леди.

— Он… Он ничего не говорил мне ни о какой леди.

Кордия пробормотала что-то вроде: «Ну и дурак!» Но Эмелайн подумала, что ослышалась.

— Кажется, — сказала Эмелайн, — ты хочешь, чтобы твой брат заинтересовался какой-нибудь молодой леди и… женился на ней. Потому что в Уиткомб-холле тебе, наверное, одиноко, и нет женщины, с которой ты могла бы поговорить…

— Иногда мне действительно одиноко, — ответила на это Кордия. — Но лучше потерпеть еще лет двадцать, чем знать, что Лайам связал себя не с той.

— Не с той?

Ну конечно! Сестра лорда Сеймура желает, чтобы его жена была такая же богатая и знатная, как и он сам.

— Да. Ты знаешь, что я имею в виду, — продолжила Кордия. — Моему брату ну никто не подходит! Я считаю, что ему нужен кто-то совершенно особенный. Например, у нее должно быть хорошее чувство юмора. Она также должна быть образованная леди. И я говорю не о знании французского языка или умении играть на фортепьяно. Лайам умный человек, и он будет несчастным с хорошенькой, но дурой. А также, потому что он был на войне, ему нужна добрая и нежная женщина. Наконец, эта леди не должна только наслаждаться жизнью, но должна уметь любить.

Закончив этот весьма впечатляющий список требований, Кордия посмотрела на Эмелайн, будто ждала от нее ответа. Поскольку Эмелайн молчала, то Кордия тяжело вздохнула, явно потеряв терпение.

— У тебя нет предложений на этот счет? — спросила Кордия. — Кто бы это мог быть? Какая леди может стать женой моего брата?

Эмелайн было больно говорить на эту тему. Так больно, что у нее сжалось горло, и она чуть не заплакала.

— Я не отважусь делать какие-либо предположения, касающиеся счастья твоего брата, — сказала только в ответ Эмелайн.

— Вообще ничего-ничегошеньки?!

Эмелайн лишь покачала головой.

— Но ты хоть просто скажи — настаивала Кордия, — хочешь ли ты, чтобы я намекнула этой леди, какие чувства питает к ней Лайам? Представляешь, что это может значить для нее, если она, например, моя подруга, и я намекну ей об истинных чувствах моего брата?

Подруга? Но Мэри Бьючемп подруга мисс Кордии! Неужели Кордия и Мэри уже знают о тайных надеждах леди Фебы и обсуждали возможность объединения двух семей?

Эмелайн почувствовала огромную тяжесть в груди. Слезы вдруг появились на глазах, и Эмелайн отвернулась, чтобы Кордия ничего не заметила.

Когда Эмелайн заговорила, собственный голос показался ей чужим и неестественным.

— Нехорошо в это вмешиваться, — сказала она. — Если Лайаму понравится молодая леди, он сам ей скажет о своих чувствах.

Кордия снова вздохнула, встала и пошла к двери.

— Я приму к сведению твой совет, — сказала Кордия. — Хотя мне очень хочется помочь, но пусть Лайам и его леди сами решают, как им быть.

Его леди… Фраза еще долго звучала у нее в ушах, Даже когда Кордия пожелала ей спокойной ночи и вышла, закрыв за собой дверь, Эмелайн все еще слышала эти слова.

Кордия выразилась почти прямо: она хочет, чтобы ее подруга стала женой Лайама. Но что же сам Лайам? Он даже еще не знаком с Мэри Бьючемп. Мэри вполне может ему понравиться. Или не понравиться. Кроме того, он, возможно, пока и на ищет себе жену. Если он ничего не говорит о своих планах сестре, то, наверное, у него нет никого на примете на данный момент. Эта мысль успокоила ее, и тяжесть в груди как-то сразу уменьшилась. Если у Лайама пока нет на примете никого… В таком случае, Эмелайн, возможно… Нет. Нет! От таких надежд у нее закружилась голова. Лайам может выбрать себе любую молодую леди в свете. Эмелайн честно признавалась себе, что хотела бы быть этой самой молодой леди, но понимала, как глупо на это надеяться. Только в сказках прекрасные принцы женятся на бедных девушках. Но — и это «но» радовало ее больше всего — Если Лайам не собирается пока ни за кем охотиться, то почему бы ей не поохотиться за ним? Флирт ей вполне удается! Она смогла завлечь Джеффри Бьючемпа с помощью флирта. Если это сработало с таким ловеласом, как Чемп, то должно получиться и с Лайамом. По крайней мере, не будет ничего плохого, если она попробует.

Конечно, не надо жадничать. О браке даже нечего и думать, это ясно без слов. Эмелайн не обманывала себя. Лайам никогда не сделает ей предложение.

Брак это как большой пирог, а Эмелайн хотела съесть только кусочек. Ей очень хотелось попробовать, какой он сладкий. Ее желание было простое: быть рядом с Лайамом и наслаждаться им. А еще, если ей удастся зажечь в нем искру, такую, какую он зажег в Эмелайн… Тогда Эмелайн мечтала получить от него поцелуй. Чтобы Лайам поцеловал крепко-крепко. Это должен быть такой поцелуй, каким мужчина целует свою любимую женщину.

Это началось у нее еще со времени их путешествия в Лондон. Эмелайн тогда проснулась в объятиях Лайама, и с тех пор она думала о нем. Эмелайн казалось, что, наверное, уже никогда и ни с кем, кроме Лайама, она не испытает настоящей страсти. Каждый раз, когда они виделись, Эмелайн убеждалась и этом все больше и больше.

Когда леди Феба изложила свой план женитьбы Лайама и Мэри, это сразу встревожило, всполошило Эмелайн. Она чувствовала себя как пойманная птица, которая бьется в силках. Только тогда она поняла, что любит его. Неважно, что он не испытывает к ней тех же чувств. Лайам теперь ее единственный мужчина. Никого другого Эмелайн не могла уже полюбить. И только его губам она отдаст всю свою любовь. Только ему.

Только Лайаму. Да! Она будет охотиться за ним. Она не упустит свой шанс. Обрадованная таким решением, Эмелайн откинула одеяло, взяла свечу с красивого столика и зажгла большой канделябр, стоявший тут же. Затем она сбегала в гардеробную, нашла свой ридикюль и вынула оттуда маленький томик в сафьяновой обложке. Вернувшись с книгой в спальню, Эмелайн уселась на стул перед зеркалом и стала читать. Она снова посмотрела оглавление книги под названием «Как привлечь, поймать и удержать мужчину». Эмелайн хотелось побыстрее узнать, как же это сделать. Она начала внимательно читать, изучая каждую строчку. Потому что на этот раз Эмелайн читала не ради развлечения. Она искала инструкции, написанные опытной Мадам Икс. У Эмелайн еще в запасе месяц — нет, три недели и пять дней. Она хотела использовать их по назначению. Может, ей повезет, и в Лайаме проснется любовь. А если не любовь, то страсть. А когда время пройдет, и если ничего из этого не получится, Эмелайн вернется в Уилтшир, зная, что она старалась изо всех сил.

Выйдя из спальни Эмелайн, Кордия спустилась вниз, чтобы посмотреть, не вернулись ли домой слуги. Она хотела сказать Тернеру, что не может сама закрыть окно в библиотеке. Однако, проходя через холл, она заметила черный кожаный футляр, который Эмелайн забыла на столике у вешалки, Кордия сразу же им заинтересовалась, потому что любила все красивое. Она взяла футляр и открыла.

— О! — воскликнула Кордия, восхищенно глядя на темно-красные камни в золотой оправе. — Какое красивое колье!

Кордия достала ожерелье и быстро надела на шею. Ни в холле, ни в гостиной не было зеркала. Кордия повернулась. Она искала какую-нибудь блестящую поверхность, чтобы увидеть свое отражение. Не найдя ничего, Кордия пошла по лестнице. Зеркало висело над туалетным столиком в спальне молодой леди. Кордия успела сделать только несколько шагов. Она услышала вдруг, как в глубине коридора открылась дверь, ведущая на кухню.

— Тернер! — позвала Кордия. — Это ты? Я так рада, что ты вернулся, потому что задвижка на окне в библиотеке не…

И она замерла. Мужчина, шагнувший в круг света, отбрасываемый большим канделябром, был вовсе не дворецкий. Кордия никогда в жизни его не видела. Большой грузный мужчина с неприятным жестким лицом и черными злыми глазами. Он напугал ее своим видом. Напугал так, что она не могла даже вскрикнуть. Он остановился и замер. Как и она, он тоже был удивлен этой встречей. Но его шок быстро прошел. Мужчина смотрел не на нее, а на рубины на ее шее.

— Эй, — его голос был такой же злой, как и его глаза. — Откуда у тебя это ожерелье ?

Глава 10

Кордия громко, дико закричала. Это помогло ей прийти в себя, наконец, и это испугало мужчину, который слегка попятился. На лестницу выбежала Эмелайн.

— Что такое? — воскликнула Эмелайн, спускаясь в холл. — Боже мой, дорогая, что здесь случилось? С тобой все в порядке?

Эмелайн остановилась, прижав книгу к груди, и вдруг заметила мужчину, который притаился в коридоре. Лицо мужчины было только частично в тени, и оно показалось Эмелайн пугающе знакомым.

— Вы?!

Вернон Брофтон выступил вперед, нахально улыбаясь. Затем он поклонился.

— Я прошу прощенья, конечно, ваша светлость. Я не хотел вовсе пугать эту леди.

— Брофтон! Что вы здесь делаете?

— Ищу какую-нибудь работу в городе, вот что я делаю. Новому лорду Сеймуру я, похоже, не нужен. А поскольку мы с Тернером давно знакомы, то я решил получить здесь пищу и ночлег. Не думаю, что кто-нибудь будет возражать. Я ведь был слугой его светлости без малого двадцать лет.

— Боюсь, что вы ошибаетесь, — ответила ему Эмелайн. — Я буду очень возражать. Она уже немного успокоилась. Хотя при виде Брофтона ей было не по себе, но она старалась, чтобы ее голос звучал уверенно и властно.

Желаю вам успеха в поисках работы, — сказала Эмелайн, — но здесь, в этом доме, никому не нужен лакей.

— Понятно, ваша светлость, — протянул Брофтон. Он осмотрел Кордию с головы до ног, медленно и внимательно, а затем обратил свое внимание на Эмелайн.

— Сдается мне, что во всем доме сейчас только вы и эта юная мисс, — сказал Брофтон. — Что-то я не вижу мужчин поблизости.

В его голосе слышалась насмешка, будто ему доставляет удовольствие сама мысль, что его слова могут напугать кого-то. Эмелайн сразу вспомнила историю, которую рассказывала Ханна. О том, как Брофтон избил дворецкого.

Лишь бы Брофтон не понял, как сильно она желает, чтобы он поскорее ушел! Главное — не обнаружить свой страх перед ним. Эмелайн гордо подняла подбородок и сказала по возможности твердо:

— Кто сейчас в доме и кого нет, это вас не касается. Единственное, что вам надо знать, это то, что дом принадлежит мне. Убирайтесь отсюда немедленно!

Эмелайн увидела, как сузились от злости глаза Брофтона.

— Никто не посмеет меня выгнать, миледи, — сказал Брофтон. — А если что, так я могу…

— Нет.

Если бы Эмелайн не знала, что Брофтон отъявленный бандит, то, пожалуй, оставила бы его в доме на ночлег. Но она знала.

— Не заставляйте меня браться за оружие, — сказала Эмелайн. — Пистолет у меня всегда заряжен и лежит на ночном столике. Да-да! Это пистолет моего отца. Конечно, мне не хотелось бы стрелять, тем более в человека, который раньше здесь работал, но я это сделаю без малейших колебаний, если вы немедленно не покинете дом.

Лакей не двигался.

Тогда Эмелайн повернулась и спокойно пошла в свою спальню.

— Я ухожу! — крикнул лакей. Он весь скривился и сильно сжал кулаки, будто хотел задушить ее.

Круто повернувшись, он пошел по коридору в сторону кухонной двери.

Но Эмелайн остановила его.

— Вон туда, — показала она на входную дверь. — Я хочу убедиться собственными глазами, что вы правильно выполнили мой приказ.

Как только дверь за ним закрылась, Эмелайн подобрала юбки, чтобы не запутаться в них, быстро сбежала вниз и задвинула засов.

— Пойдем!

Она схватила за руку Кордию. Они побежали вместе по коридору. Затем вниз, по каменным ступеням, на кухню. Эмелайн не останавливалась. Она бросилась к задней двери и тоже закрыла ее на засов. Прислонившись спиной к толстой дубовой двери, Эмелайн едва дышала.

— Ты… ты просто молодец, — сказала Кордия. — Такая смелая, такая бесстрашная!

Все еще с трудом дыша, Эмелайн покачала головой:

— Мне было ужасно страшно.

— Я не могу в это поверить! Утверждаю, что я не знала, как избавиться от этого страшного человека. Но ты знала, как это сделать. И я понятия не имела — добавила Кордия, — что ты держишь оружие в своей спальне.

— Оружие? Не говори глупости.

Удивлению Кордии не было предела.

— Но ты сказала ему, этому жуткому мужчине, что у тебя на столике лежит заряженный пистолет. Ты сказала, что это пистолет твоего отца.

— У моего отца, — объяснила Эмелайн, — в жизни никогда не было пистолета. Отец не носил оружия. Единственная опасная вещь, которую он постоянно носил с собой, это его молитвенник семнадцатого века. Отец очень любил эту книгу и часто цитировал из нее молитвы, которые, уверяю тебя, были так скучны, что от них можно было помереть.

На следующий день Кордия и ее служанка отправились к леди Бьючемп на Пэл-Мэл. Они ушли из дома едва ли не за пять минут до того, как Лайам прибыл на Гросвенор-сквер. Эмелайн вздохнула с облегчением, когда молодая леди уехала.

Ей не хотелось портить встречу с Лайамом разговорами о том, как весьма странным образом Вернон Брофтон проник в коридор. Эмелайн знала, что должна сообщить об этом Лайаму рано или поздно. Но она и Кордия обсуждали это дело чуть ли не всю ночь, а потом снова утром, так что в конце концов Эмелайн устала говорить на эту тему. Она хотела развлечься.

На ней была неброская желтая пелерина, надетая поверх простого золотистого дорожного платья — такой обманчиво-простой костюм только что появился в магазине мадам Жюльенн, и Эмелайн знала, что выглядит очаровательно. Ей не хотелось портить столь ответственный момент. Ничто не должно мешать ее удовольствию. Всего пять минут прошло с тех пор, как уехала его сестра, и вот Лайам появился в Сеймур-хаусе.

Лайам вошел в гостиную и увидел Эмелайн, которая сидела на красивой кушетке и великолепно смотрелась в своем новом платье. Оглянувшись и обнаружив, что Эмелайн в гостиной одна, Лайам остановился, чтобы насладиться и самой сценой, и очаровательной леди в этой сцене.

Леди была прекрасна! По-другому невозможно было сказать о ней. Хотя все с той же своей обычной прической — волосы заплетены в пышную восьмерку, но золотистые локоны блестят, будто живые. Желтая накидка очень идет к карим глазам Эмелайн, которые лучатся теплым и сильным светом, словно два великолепно подобранных драгоценных камня. Но все его оценки и сравнения кончились сами по себе, когда он взглянул на ее губы. Полные, чувственные, будто шелковые, ее губы были здорового розового цвета, блестящие. Эмелайн заметила его взгляд и улыбнулась. Он почувствовал волнение, ему захотелось подойти и обнять ее. Он еле сдерживался — так ему хотелось поцеловать эти блестящие улыбающиеся губы. Поцеловать так, чтобы с них сорвался вздох удовлетворения.

Но, конечно, Лайам не мог этого сделать. Она была такое нежное создание! Добрая, нежная мисс из деревни, совершенно не знающая о том, как соблазнительно она выглядит. Так соблазнительно, что он сгорает от желания. И она даже еще более наивная, чем его сестра. Эмелайн, наверное, все еще верит, что молитвами можно достичь своего счастья.

Даже зная, что он не должен так делать, Лайам продолжал смотреть на нее. Он смотрел на улыбку в ее глазах, на необыкновенно честное и открытое лицо. Да она просто очаровательная!

И он даже не мог ей сказать, как она прекрасна, потому что воспитанные леди считают неприличными такие глупые комплименты.

— Мадам, — сказал он, поклонившись, — вы настолько же очаровательны, насколько пунктуальны.

К его удивлению, в глазах Эмелайн вспыхнули лукавые искорки.

— Что за странная комбинация комплиментов, сэр! Какой же из двух мне считать более ценным?

— Несомненно, последний, мэм, — ответил шутливо Лайам. — Я не хочу быть обвиненным в том, что с легкостью дарю комплименты.

— Что касается этого, — сказала она, затрепетав ресницами, — то, пожалуйста, умоляю вас, дарите свои комплименты. Я знаю, что леди не должны нравиться комплименты, но мне они почему-то очень нравятся!

«Что за странная игра?» — подумал Лайам. Он невольно улыбнулся. Впрочем, он и раньше находил Эмелайн весьма забавной. Но только вчера ему пришла в голову мысль, что с Эмелайн он чувствует себя моложе. Он будто тот молодой человек, каким был еще до войны.

— Конечно, — продолжала Эмелайн, — вы совсем не обязаны осыпать меня комплиментами…

Он слегка кашлянул.

— Нет?

— Конечно нет! Дюжины комплиментов пока хватит. Особенно если вы сможете упомянуть все то, вас во мне восхищает, включая и мои манеры.

— Что касается ваших манер, — сказал он сухо, то по их поводу у меня уже готово сразу несколько комплиментов. Но сомневаюсь, что вы захотите услышать хоть один.

Кокетка на это замечание лишь попыталась спрятать улыбку.

— Ах, сэр, не говорите мне только, что это моя скромность вас смущает, — сказала Эмелайн. — В таком случае вы можете смело сократить число ваших комплиментов ровно вполовину.

— И все еще их слишком много, — ответил Лайам. — Но уверяю, что вам достаточно будет даже одного.

Он подал ей руку. Когда Эмелайн встала, он придержал ее так, что между ними было всего несколько дюймов.

А он хотел еще большей близости. Тогда он наклонился так, что его губы коснулись ее щеки.

— Вы, — прошептал он, — вы бесподобная кокетка.

Их вторая поездка в Вестминстерское аббатство была более спокойной — без каких-либо дорожных происшествий или других инцидентов. Они быстро миновали Сент-Джеймс, затем повернули к стоянке экипажей. Беседа во время поездки была легкая, ничего не значащая. Эмелайн решила, что это из-за грума, который сидел на откидной скамейке позади них. Присутствие слуги было для Эмелайн также предлогом, чтобы не рассказывать Лайаму о таком неприятном событии, как визит Брофтона к ней в дом. И она воздержалась от этой историей до возвращения с Лайамом в Сеймур-хауз. Лайам помог Эмелайн выйти из коляски, затем повел к западной двери. Он поинтересовался, не желает ли Эмелайн присоединиться к одной из туристских групп.

— Или вы полностью доверяете мне? — спросил Лайам.

Она вопросительно подняла брови. А он похлопал себя слегка по груди, так, будто у него в кармане сюртуки лежал обещанный путеводитель.

— О, нет! Я вверяю себя в ваши руки.

— Прекрасно, — сказал он. — Позвольте мне начать с информации о том, что неф, в который мы собираемся сейчас войти, шириной семьдесят два фута и высотой сто два фута.

Эмелайн удивилась, что Лайам решил выучить все эти детали, для того чтобы рассказывать ей. Она проходила мимо многочисленных статуй и удивилась еще больше, когда Лайам перечислял ей имена известных скульпторов. Поэтому уже не было ничего удивительного в том, что через некоторое время образовалась небольшая группа слушателей, которая следовала на расстоянии, пока Лайам рассказывал о знаменитостях, запечатленных в камне.

Лайам решил оторваться от этой группы. Он повел Эмелайн вниз по лестнице. И вот они вместе переступили порог святилища и залюбовались прекрасными гобеленами, висевшими позади алтаря. В это время к ним приблизился один весьма важный джентльмен. На нем был дорогой костюм темно-зеленого цвета, жилет в золотистую и коричневую полоску, и он напоминал яркого жука. Из-за этой очень тесной зеленой одежды он был вынужден не идти, а, скорее, перекатываться, семеня ногами. Однако джентльмен все-таки приблизился и уверенно вытянул вперед свою коротенькую пухлую ручку.

— Уиткомб, старый приятель! Это никак ты?

Пробормотав что-то сквозь зубы, Лайам шагнул навстречу джентльмену и пожал ему руку.

— Викери!

Как оказалось, этот кругленький джентльмен учился вместе с Лайамом в Итоне. И уже через минуту Викери представлял ему свою жену, тещу и сестру жены, очень молодую леди, которая делала визиты сейчас, во время сезона. Лайаму ничего не оставалось, как только кивать головой. Если у Эмелайн и были какие-то сомнения насчет того, что Лайам действительно первый жених, то они сразу рассеялись под бесконечным потоком слов, которые обрушили на него миссис Викери и ее мать. Как только женщины узнали, что Лайам теперь пэр, а Эмелайн вовсе не его жена, и что она вдовствующая леди Сеймур, их лести не было предела. Уже через минуту они чуть ли не кидали в него платочками и, а намеки по поводу молодой леди и ее желаний становились все прозрачней. Женщины хотели вытянуть из Лайама обещание, что он будет присутствовать на первом балу молодой леди. Хотя он упорно делал вид, что не понимает их намеков. Но они повторили свою атаку, зайдя с другой стороны и спрашивая, отдает ли он предпочтение музыкальным вечерам или завтракам на открытом воздухе.

По отношению к Эмелайн женщины были не более чем просто любезны.

А джентльмен и вообще рассматривал встречу с ней здесь, в аббатстве, как очень удачную, потому что она, Эмелайн, могла бы сопровождать его жену и тещу.

Его фальшивые комплименты раздражали ее почти так же, как пренебрежительное отношение женщин. Улучив момент и глянув на Лайама, она поняла, что и ему вся эта семейка порядком надоела.

— Прошу прощения, — сказал он, когда стало ясно, что эти четверо от них просто так не отцепятся, — но я боюсь, что моя кузина уже очень устала.

Он поклонился женщинам, потом своему приятелю и взял Эмелайн под руку.

— Если вы извините нас, — добавил Лайам, — я отведу леди Сеймур к ее карете.

— Конечно, — ответила теща со сладкой улыбочкой и вовсе не обманутая его стратегией. — Мы, пожилые леди, быстро утомляемся. Не так ли, леди Сеймур?

Эмелайн видела, что Лайам едва сдерживает смех Когда они отошли в сторону и семья Викери не могла их слышать, Эмелайн высказала ему все, что думает об этой его маленькой лжи, выбранной столь неудачно.

— Как вы смели отдать меня на милость этой гарпии?

— Извините, — сказал он, — это было не очень ловко с моей стороны.

Искренности его слов противоречили смеющиеся глаза.

— Я знал, что могу верить вам, и что вы меня не подведете, — добавил он, объясняя.

Хотя Эмелайн сразил его рационализм, но как женщина, она не могла допустить, чтобы он так легко соскочил с крючка.

— В таком случае, вы просто заслуживаете, Лайам Уиткомб, чтобы я сейчас упала в обморок от усталости, — сказала Эмелайн. — Тогда вам придется нести мое стареющее тело до самой кареты. Посмотрим, кто устанет раньше!

Он крепче сжал ее руку.

— Вы так хотите? Если да, то я согласен. Падайте! Я вас ловлю.

При одной мысли оказаться в объятиях Лайама по тему телу Эмелайн прокатилась горячая волна, удивительно приятная. Хотя Эмелайн знала, что он просто шутит. Но даже представив, как он поднимет ее на руки и прижмет к своей широкой груди, Эмелайн почувствовала столь сильное возбуждение, что еле могла устоять на ногах. Это также напомнило ей, что у нее имеется свой собственный план. Эмелайн вспомнила инструкции Мадам Икс.

«Женщина должна найти способ дотронуться до мужчины, которого хочет поймать».

Эмелайн глубоко вздохнула, затем сделала вид, что хотела бы забрать свою руку. Лайам тут же ее отпустил. Но Эмелайн не убрала руку, а провела ею плавно, медленно вниз. Ее пальцы медленно двигались по рукаву его коричневого сюртука, пока не натолкнулись на теплую ладонь. Когда Эмелайн представляла себе этот жест, она думала, как Лайам будет отвечать.

Может, улыбнется. Или пошутит… Ну, хоть что-нибудь! Но он ничего не сделал. Только скулы стали жесткие, а, в остальном, он будто и не заметил ее жеста. Он не смотрел ни вправо, ни влево и если помнил, что Эмелайн все еще рядом, то не давал об этом знать. Посомневавшись только секунду, Эмелайн облизала пересохшие неожиданно губы, а затем погладила пальчиком его ладонь. И провела пальцами дальше вниз, пока не коснулась его пальцев. У него такая твердая рука, подумала Эмелайн. Он не сделал попытки поймать ее пальцы. Но она знала, что если он так сделает, то она почувствует твердое, опытное пожатие. Теперь, когда ее рука была в его, Эмелайн перестала нервничать, испытывая удивительно сладкое ощущение, которое медленно поднималось по ее телу. Она не спешила прерывать этот контакт и снова провела пальцами по его ладони. Она хотела, чтобы он взял ее за руку.

Но он не брал. Дальше Эмелайн обнаружила препятствие в виде рукава его рубашки и, следуя инструкции, забралась своими пальчиками под рукав. К ее удивлению, в тот момент, когда она прикоснулась к мощному запястью Лайама, она вдруг отчетливо почувствовала его мужественность, на которую сразу ответила ее женственность, и Эмелайн испытала сильный шок, волна которого прокатилась по ней, буквально парализовав ее всю, потому что она не ожидала, что чувство будет таким интенсивным.

Не готовая к такой страсти и просто испуганная, Эмелайн поняла, что храбрость покидает ее. Немедленно она убрала свою руку. От волнения Эмелайн заспешила. Она взбежала по ступенькам и пошла немного впереди него. Последние несколько футов она уже ничего не замечала вокруг себя. Она молилась, чтобы румянец на ее щеках был не очень яркий.

Весь ее план неожиданно рухнул. Во-первых, потому, что она была не готова к отсутствию всякой реакции со стороны Лайама. Особенно после того, как она обнаружила, что его очень приятно трогать. Гораздо приятнее, чем она это себе представляла. И она совсем не ожидала такого потрясающего ощущения, нахлынувшего на нее, когда она засунула пальцы под его рубашку и нащупала запястье.

Эмелайн пошла быстрее. Но он догнал ее, и она увидела над своим плечом его сильную руку, которая открыла тяжелую дверь. Как зачарованная Эмелайн смотрела на его мощное запястье, с которым ее пальцы были знакомы теперь столь интимно.

— Сюда, — сказал он, обнимая Эмелайн за талию. — Позвольте мне…

Эмелайн ощутила жар его руки. И это сладостное чувство будто подняло ее над землей.

Позволить ему?! Да она готова была умолять его.

— Осторожно, — сказал Лайам.

Он помог ей перешагнуть через порог.

— Будьте внимательны, когда наступаете на последнюю ступеньку.

Эти прозаические слова вернули Эмелайн снова на землю. Он прикоснулся к ней, просто чтобы помочь выйти. У нее было такое ощущение, будто на нее вылили ведро холодной ключевой воды. Понятно, что ее прикосновение подействовало на него совсем не так, как его к ней! Чувствуя себя полной дурой, она надеялась только, что вот сейчас земля расступится и поглотит ее. И желала, чтобы то же самое случилось с инструкциями Мадам Икс. Эмелайн все сделала, как она советовала, и Лайам совсем не реагировал. Ей не удалось его ни поймать, ни очаровать. Хорошо еще, если все эти действия не вызвали у него полного отвращения к ней!

Заметив коляску, Эмелайн не стала ждать, когда Лайам сделает знак груму, а сама заспешила через двор к экипажу. Ах, если бы можно было не ехать эти двадцать минут рядом с Лайамом до Гросвенор-сквер! Проползти весь путь на четвереньках, но одной, ей казалось гораздо предпочтительней.

— Извините, — сказал Лайам, наклоняясь к ее уху.

Она замерла.

— Я не понимаю, о чем вы, сэр, — сказала Эмелайн.

Если он собирается говорить о ее нескромных действиях, то она этого просто не вынесет!

— Я хочу извиниться за то, что не успел вам ничего показать. Обещаю, что мы вернемся сюда снова. Хотя вряд ли вы поверите мне в третий раз. И действительно, — сказал он, беря Эмелайн под локоть и помогая ей сесть в коляску, — мне даже трудно будет винить вас, если вы не захотите поехать со мной сегодня вечером в Воксхолл-гарденс.

Глава 11

— Ты готова? — окликнула Кордия из-за двери спальни. — Не могу дождаться, чтобы увидеть результат нашего заговора.

— Тогда входи и посмотри сама.

Ханна отошла в сторону, и Эмелайн поднялась со стула, который служанка отодвинула от зеркала. Эмелайн расправила плечи и повернулась к двери, чтобы увидеть реакцию Кордии. Первое впечатление, говорят, самое верное, и если бы молодая леди просто даже моргнула, Эмелайн тут же повернулась бы к зеркалу и ликвидировала свою фантастическую прическу, над которой Ханна столько трудилась. Эмелайн убрала бы все эти замечательные локоны и завязала бы волосы в привычную восьмерку.

— О! Эмелайн! — воскликнула Кордия, широко открыв глаза. — Ты такая… такая…

Она замолчала. Эмелайн подняла руку и слегка прикоснулась к своему обнаженному плечу, на котором столь соблазнительно лежал самый большой локон. Этот локон специально свисал свободно, а остальные были подобраны наверх и каскадом падали сзади на шею.

— Тебе нравится? — спросила Эмелайн.

Молодая леди причмокнула, коснувшись сложенными пальцами губ, по-французски, что говорило о ее полном восхищении.

— Ты ну просто tres ravissante[4].

— А тебе не кажется, что я выгляжу… глупо? — все еще сомневалась Эмелайн.

— Конечно, нет! Как ты могла такое подумать!

Эмелайн вздохнула.

— Эти кудри… И в моем возрасте… Женщинам в двадцать семь лет уже больше подойдет чепец.

— Фу! — Кордия отвергла ее аргументы. — Двадцать семь лет — это много для одинокой женщины, но для вдовы ты совсем молодая. Говорю тебе, ты выглядишь потрясающе!

Успокоенная, Эмелайн снова повернулась к зеркалу, чтобы посмотреть еще раз на свое темно-синее вечернее платье с глубоким декольте и пышными рукавами.

— Ее светлость прямо услада для глаз, это верно, сказала Ханна, собирая оставшиеся шпильки. — Все, что ей еще нужно, это немножечко драгоценностей. И тогда будет совсем великолепно!

Эмелайн дотронулась пальцами до груди:

— У меня есть золотая брошь…

Она имела в виду ту самую брошь с инициалами.

— Но я не думаю, что она подойдет к шелковому платью. Как ты считаешь, Кордия? — спросила Эмелайн.

Молодая леди посмотрела на нее и неожиданно щелкнула пальцами.

Я знаю, что тебе подойдет! Рубиновое ожерелье.

— О, но я…

Кордия решительно забрала шпильки из рук Ханны и приказала служанке немедленно сбегать на кухню и принести оттуда черный кожаный футляр.

— На кухню, мисс?

— Да. Я… э-э… оставила его там случайно прошлой ночью, когда искала… стакан молока!

Как только дверь за служанкой закрылась, Эмелайн вздохнула спокойно.

— Ты очень сообразительная, моя дорогая.

Кордия покачала головой.

— Это все мой язык! И особенно после того, как ты сказала мне, что не хочешь понапрасну пугать прислугу! Я чуть было сейчас не проболталась. Еще немного, и Ханна узнала бы, что лакей приходил сюда.

— Но ты не проболталась, — заметила Эмелайн. — И все хорошо. Не надо, чтобы Ханна и Тернеры знали об этом. Брофтон ушел, и с этим покончено. Мы можем о нем больше не думать.

Лайам только снял шляпу и отдал ее дворецкому, как на лестнице раздались шаги. Он повернулся в ожидании и увидел свою сестру, спускавшуюся по лестнице — очаровательную, в бледно-розовом платье на белом чехле. Ее темные волосы были убраны на макушке в узел, окруженный ниткой крошечных жемчужин. Кордия выглядела удивительно взрослой. Придумывая какой-нибудь комплимент, Лайам посмотрел выше и увидел спускающуюся следом за ней Эмелайн. И сразу же все мысли о сестре вылетели у него из головы.

Он видел перед собой только одну леди — леди в темно-синем платье.

— Ты как всегда вовремя, — сказала Кордия, подходя к брату и целуя его в щеку. — Хочешь, я попрошу Тернера, чтобы он принес тебе бокал шерри?

Лайам покачал головой.

Ему не нужны были сейчас крепкие напитки. Любой мужчина опьянеет, взглянув на Эмелайн. На ней было платье, обнажавшее нежные плечи, прекрасно подчеркивающее ее фигуру. И материал платья, такой удивительный, темно-синий, цвета осеннего неба в те волшебные моменты, когда солнце вот-вот прогонит ночь. Это платье очень шло к белизне гладких плеч Эмелайн. Кроме того, на ее прекрасной шее сверкало и переливалось ожерелье из стразов, и было полное впечатление, что оно действительно бесценное.

— Ну, что ты скажешь? — спросила Кордия, напомнив, что он и Эмелайн не одни в холле. — Тебе не стыдно будет показаться с нами?

Он снова обратил внимание на сестру, а она в это время сделала пируэт, демонстрируя свой новый пышный наряд.

— Должен признаться, моя милая, — сказал Лайам. — Мне очень жаль, что я не могу надеть свою саблю. Ясно без слов, что мне придется отбивать тебя у толпы поклонников. Ты сегодня блестишь, как пятипенсовик.

Кордия склонила слегка голову, принимая этот комплимент брата, а затем испортила все впечатление, громко хихикнув:

— А как тебе нравится Эмелайн? Правда, она тоже очень хорошенькая?

— Нет, — сказал он, взял из рук Эмелайн синюю шаль из лебяжьего пуха и накинул ей на плечи. — Леди Сеймур настоящая красавица.

Вместо того, чтобы путешествовать по воде, они поехали в Воксхолл-гарденс через Вестминстер-бридж, и к тому времени, когда Лайам помог двум леди выйти из кареты, миллионы звезд вспыхнули на небе, а полная луна изливала на землю свое бледно-желтое сияние. Вдобавок к этой естественной иллюминации аллеи сада были освещены тысячами разноцветных фонариков.

— Это необходимость, — объяснил Лайам, когда Эмелайн изумилась, увидев такое количество огней. — Потому что популярность садов и фейерверка все возрастает, а вместе с этим растет и мошенничество.

Несмотря на мошенников, Эмелайн хотела быть только здесь и только с Лайамом. Она вздохнула с удовольствием и оглянулась вокруг. Воксхолл был как сказка, а она — Золушка на балу, и Лайам — ее Прекрасный Принц, действительно прекрасный! О таком принце мечтает каждая женщина.

«Настоящая красавица», — сказал он про нее!

Ах, эти слова все же были сказаны ей, хотя бы раз в жизни! Они звучали как музыка в ее душе. Эмелайн захотелось петь от счастья, когда она вспоминала, как Лайам произнес эти слова — произнес искренне, а не потому что хотел сделать ей комплимент. Она решила, что завтра же отошлет в Уилтшир маленький томик Мадам Икс. А сейчас Эмелайн хотела насладиться знаменитым садом.

— Мошенничество? — переспросила Кордия, больше заинтригованная, чем испуганная.

— Да. Но вы можете не бояться, что на вас нападут неожиданно, — заверил он сестру, предложив ей правую руку, а Эмелайн — левую. — До тех пор, пока вы соблюдаете два главных правила. Во-первых, быть все время со своей компанией. А во-вторых, не приближаться к темной аллее, кто бы ни предлагал вас сопровождать.

— Поскольку нас сопровождаешь только ты один, — сказала Кордия, — мы обещаем, что будем всегда рядом с тобой. Но, кто знает, — добавила она, подмигнув Эмелайн, — что может случиться!

— Непослушная девчонка! — сказал Лайам.

В очень хорошем настроении они все трое прогуливались по главной аллее, направляясь к ресторану, где Лайам заказал места на этот вечер. Их ложа была не очень далеко от оркестра, чтобы слушать музыку, но и не слишком близко, чтобы можно было вести беседу. Они сели за круглый столик, накрытый белоснежной скатертью, и Кордия сразу же заявила, что ложа ne plus ultra[5].

— Ты становишься совсем француженкой, — заметил Лайам, слегка улыбаясь. — Представляю, что будет в конце сезона. Если ты приобретешь слишком много лоска в городе, я буду вынужден…

Что он хотел сказать, осталось неизвестно, потому что в это время два элегантно одетых джентльмена приблизились к их ложе. Остановившись у невысокой ограды, они вежливо поклонились.

— Сеймур, — произнес один их них, которому было на вид чуть больше двадцати.

— Лайам, старина! — сказал другой, с жуликоватой улыбкой в серых глазах. — Какая чудесная встреча! А я только что говорил Фицу: «Кто, интересно, тот счастливчик, который сопровождает двух самых красивых леди во всем Лондоне?» Затем, конечно, я думал не об эскорте, а о самих леди и о том, как бы их увести от этого эскорта.

— Чемп, — сказал Лайам, поклонившись своему другу довольно холодно. — Добрый вечер, Фицхью, — обратился он к молодому джентльмену. — Разреши познакомить тебя с леди Сеймур и с моей сестрой.

Эмелайн заметила, что хотя Лайам был безукоризненно вежлив со своими друзьями, но с его лица моментально исчезла прежняя улыбка и вообще он стал какой-то мрачный. Чего не скажешь о его сестре! Глаза молодой леди горели так, что можно было ослепнуть.

— Добрый вечер, мистер Фицхью, — сказала Кордия.

Затем повернулась к Чемпу.

— Как поживает ваша сестра? — спросила Кордия. — Как леди Феба?

— Спасибо, очень хорошо, мисс Кордия.

Ответ Чемпа был вполне невинный. Но Эмелайн показалось, что джентльмен очень заволновался. Так же взволнована была и Кордия. Несмотря на всю его опытность во флирте, Чемп явно сейчас производил впечатление мужчины, который безнадежно влюблен! От Лайама такой проницательности было трудно ожидать. Брату всегда кажется удивительным, что кто-то может влюбиться в его сестру, и это несмотря на то, как сильно он сам ее любит. Поэтому Лайам и не обращал внимания на то, что происходит между его сестрой и другом. Вместо этого он был занят тем, что пытался уловить волны флирта между другом и Эмелайн.

— Кажется, мы помешали, — сказал Чемп, когда подошел официант, чтобы принять заказ. — Лайаму наверняка хочется сейчас, чтобы мы с тобой, Фиц, плыли тихой скоростью куда-нибудь далеко, например, на пакетботе в Индию.

— Пакетбот в Индию не возбраняется, — ответил Лайам. — Если это намек на то, чтобы я был так вежлив, что пригласил вас обоих в нашу компанию, то позвольте мне вам заметить, что вашу тактику я знаю уже не первый год, и я не такой дурак, чтобы на это клюнуть. Так что, джентльмены, поищите себе своих леди.

Эмелайн едва удержалась от восклицания. Потому что ответ Лайама уже явно граничил с грубостью.

Но Чемп нисколько не обиделся, а просто посмеялся над словами своего старого друга.

— Меня это устраивает, — сказал Чемп. — Я ведь тоже с компанией!

Он показал на соседнюю ложу, и все как один повернулись, чтобы посмотреть. Почти рядом за столиком сидели представительный джентльмен и две леди. Младшая леди застенчиво подняла руку, помахала Эмелайн и Кордии, а старшая так и сидела прямо, как королева, и лишь слегка кивнула.

— Это Мэри, — сказала Кордия. — И… и леди Феба. Можно, мы к ним подойдем?

— Лучше оставим это удовольствие на потом, — ответила Эмелайн. — Официант, кажется, уже готов подать на стол.

Она обрадовалась, что сумела найти хороший предлог, и вздохнула с облегчением. Дело в том, что осуждение на лице леди Фебы было видно даже на таком расстоянии. И причину этого осуждения было нетрудно понять. Уже выбрав Лайама в мужья для своей дочери, ее светлость рассматривала, вероятно, упрямство Эмелайн как покушение на ее собственность, и только когда Лайам встал, чтобы поклониться, леди тотчас же улыбнулась.

Мистер Фицхью толкнул Чемпа в бок.

— Я люблю баранину горячей, ты разве не знаешь?

— Конечно, — ответил Чемп, — мы должны идти. — Затем он очень официально повернулся к Лайаму: — Поскольку в моей компании одна скромная леди, а у вас один скромный джентльмен, то не могу ли я вернуться чуть позже, чтобы сопровождать ваших дам на фейерверк?

Намеки можно было и проигнорировать, но на прямой вопрос следовало отвечать прямо. К тому же Чемп был его лучший друг.

— Мы вас ждем, — ответил Лайам.

Для двух молодых леди, не очень избалованных развлечениями, обед в саду был всем тем, чего они желали. И только когда знаменитая ветчина была съедена, а Кордии было позволено сделать ее первый глоток шампанского, они стали говорить о фейерверке.

— Я слышала, что картина просто изумительная, а готовится она несколько месяцев, — сказала Кордия.

— Это верно, — ответил Лайам. — Хотя вряд ли может быть более потрясающая картина, чем та, которая была в прошлом году — морское сражение с горящим кораблем.

Глаза молодой леди широко открылись.

— О, Лайам! Я бы очень хотела посмотреть. Ты знаешь, что будет на этом представлении?

Ее брат не успел ответить, потому что следил за своим другом, который уже приближался к ним быстрым шагом. Лайам моментально предложил свою руку Эмелайн.

— Ты не хочешь составить компанию Чемпу? — спросил он сестру.

Он не слышал, что ответила Кордия, и не заметил, как щеки сестры покрылись густым румянцем. Лайам быстро повел Эмелайн вниз по ступенькам еще до того, как Чемп подошел. Через несколько минут они присоединились к потоку людей, направляющихся вниз по аллее, туда, где должно было состояться представление. Кордия и Чемп, а также мистер Фицхью и Мэри Бьючемп шли немного позади. Во время фейерверка все разговоры были невозможны. Ничего не было слышно за разрывами ракет, свистом, криками и восклицаниями восторга. Только после финала, когда последние красные, голубые, зеленые и желтые искры каскадом упали с неба на землю и зашипели в воде озера, Лайам смог услышать от Эмелайн рассказ о ее впечатлениях.

Они прогулялись немного по аллее и сели на деревянную скамью под огромным вязом.

И только тогда Лайам спросил:

— Что вы об этом думаете, миледи?

— Это просто невероятно, — сказала Эмелайн, пораженная невиданной красотой великолепного представления. — Фантастическая картина! Какой сюжет! Какие краски…

— И грохот, — сказал он.

— Да, это тоже. — Она зажала пальцами уши, как будто шум все еще стоял у нее в голове. — Я должна предупредить вас, сэр, что если даже вам известен секрет мироздания, и вы хотите шепнуть мне его на ухо, то это не лучшее время. В данный момент мне надо кричать, иначе я точно ничего не услышу.

Лайам был большой шутник, поэтому Эмелайн не удивилась, когда он стал беззвучно открывать и закрывать рот, будто она совсем не слышит. Потом он засмеялся, и она поняла, что он будто бы говорил, или, точнее, что она подумала, будто бы он говорил.

«Луна, — беззвучно шептали его губы, — льет волшебный свет на твое лицо, и твои глаза так чудесно блестят. Я хочу ощутить этот вкус небес на твоих губах».

Потеряв дар речи, Эмелайн смотрела на него, хотелось, чтобы он повторил то, что сказал, — повторил громко, вслух. Только тогда она будет знать, как ответить.

Вкус небес? Он действительно так сказал? Она была счастлива. Она была шокирована, удивлена, она не могла дышать, не могла думать, говорить… Но знала наверняка, что хочет, хочет…

Ах, если бы она так не волновалась!

— Лайам, я…

— Боже милостивый! — сказала женщина, которая проходила совсем близко от них, ее шелковая зеленая накидка с розовыми и желтыми полосками блеснула в свете фонаря. — Я видела это уже много раз и опять не догадалась закрыть уши. — Она погрозила пальцем своему дружку. — Если я оглохну раньше времени, Джонни Бархэм, то всю вину за это я возложу на тебя!

Мужчина крепко обнял ее за талию.

— Ты можешь возложить на меня все что хочешь, дорогая, — сказал он мечтательно.

— Озорник, — хихикнула женщина, отталкивая его от себя. — Ты хоть помни, где мы находимся. В конце концов, у меня есть свои правила!

Эмелайн отвернулась от этой парочки и посмотрела на Лайама. Если бы можно было прочитать его послание прямо у него в глазах! Эмелайн слишком хорошо помнила, где сейчас она находится — в парке, и на них смотрят сотни прохожих. Но даже если бы они с Лайамом были одни, Эмелайн не смогла бы сделать то, чего она больше всего хотела.

А она хотела броситься Лайаму в объятия и подставить ему для поцелуя свои губы, блестящие в лунном свете. Но об этом не могло быть и речи. Как и у женщины в зеленой накидке, у Эмелайн тоже были свои правила.

Прежде чем Эмелайн бросится в объятия мужчины и страстно поцелует его, она должна быть кое в чем уверена. Она должна знать, что этот мужчина ее желает.

Она только думала, что Лайам хотел ее поцеловать, но не была уверена. А что, если он не хочет? И что будет, если она просто отдастся целиком своему импульсу и сама бросится на Лайама? Смутившись от того, что она захотела сделать, и боясь обнаружить свои чувства, Эмелайн снова посмотрела на парочку.

Женщина показалась Эмелайн вроде бы даже знакомой, особенно ее манера разговаривать кого-то смутно напоминала. Хотя Эмелайн почти никого не знала в городе! Но волосы под зеленым тюрбаном с золотыми перьями были ей все-таки знакомы. Оранжевые. По-другому про них и не скажешь. Только один раз Эмелайн видела волосы такого цвета. Это было в гостиной лорда Амброуза, и хозяйка оранжевых волос претендовала на роль новой леди Сеймур. Эмелайн подняла руку и сказала:

— Извините меня…

Мужчина сразу повернулся и, заметив, что к нему обращается леди, снял цилиндр.

— Мисс?

— Вот это да! — воскликнула женщина, расплывшись в улыбке. — Никак, это леди Сеймур? И его светлость!

Эмелайн тоже улыбнулась. Она была рада, что может подумать хоть о чем-нибудь другом, кроме этих слов Лайама, произнесенных беззвучным шепотом.

— Агнес! — сказала она. — Привет!

Глава 12

Хотя Лайам во время этой короткой встречи оставался предельно вежливым, но было ясно, что он и Джонни Бархэм чувствовали себя неловко.

Эмелайн обменялась с Агнес лишь несколькими замечаниями о красоте сада и чудесном фейерверке. Она подумала, что совершила ошибку, признав факт своего знакомства в таком людном месте. Собственно, сам разговор был совсем коротким. И затем Эмелайн сказала:

— Я должна скоро вернуться в Уилтшир. Но, возможно, мы еще увидимся.

— А если нет, — ответила Агнес на прощание, — то я желаю вам счастья, ваша светлость.

Агнес и Джонни поспешно ушли, а Лайам и Эмелайн направились медленно, прогуливающимся шагом, к своей ложе в ресторане. Лайам был как-то таинственно молчалив, будто он разгадывал шараду и никак не мог подобрать к ней ключ.

Эмелайн тоже молчала. Она ждала, что вот сейчас он станет выговаривать ей, как должна вести себя настоящая леди. Но удивилась, когда он сказал:

— Воспитание вашего отца не прошло для вас даром, моя дорогая. — И добавил: — Я считал себя виноватым в том, что уговорил вас выйти замуж за моего кузена, но теперь я начинаю думать, что, пожалуй, это была самая лучшая вещь, которую я когда-либо сделал в своей жизни.

— Лучшая? — спросила Эмелайн.

Она его не понимала.

— Для кого?

— Ответ на этот вопрос, — и он взял ее под руку, — пока что пусть останется одним из секретов мироздания.

В Сеймур-Хаус возвращались почти в полном молчании, что очень устраивало Эмелайн, так как она все равно не могла произнести ни слова.

Ее мысли перемешались. Было слишком много вопросов и слишком мало ответов. Эмелайн все еще сомневалась по поводу той сцены под луной. То ей казалось, что она все истолковала совершенно неправильно, а потом она снова стала думать, что Лайам все же хотел ее поцеловать. Но если это так, то почему он ничего не сказал? Почему он просто не сделал этого?! Она ведь уже не школьница. Разве она не дала ему понять всякими разными способами, что хочет, чтобы он ее поцеловал?

Эмелайн так и не разгадала эту загадку. Карета повернула на Брук-стрит и остановилась перед домом. Лайам помог Эмелайн выйти и проводил до двери. Здесь он взял руку Эмелайн и поднес к губам. Затем вежливо поблагодарил за доставленное удовольствие.

— Мы еще увидимся, — сказал он.

Эмелайн только-только почувствовала себя немного уверенней, и вдруг он добавил:

— Когда я вернусь.

— Но куда же вы… — Она сразу замолчала, понимая, что чуть было себя не выдала. — Простите меня. Я, конечно, не имею права спрашивать о том, куда вы едете.

— По крайней мере, пока не имеете, — сказал он мягко.

Эмелайн совсем запуталась. Он тут же извинился за то, что таким образом дразнит ее.

— Я должен съездить на день или два в Уиткомб-холл, объяснил Лайам. — Дела требуют моего присутствия.

— Разумеется, — сказала она как можно более непринужденно.

Она хотела войти в дом, но Лайам держал ее за руку и не отпускал. Затем он слегка сжал ее руку, и Эмелайн снова на него посмотрела.

— Вы очень красивая, — прошептал Лайам.

Он опять прижал ее руку к губам. Эмелайн не пыталась забрать руку. Они посмотрели друг другу в глаза. И спокойные синие словно утонули в теплых и глубоких карих. Этот момент длился, наверное, вечность, и Эмелайн почувствовала, как по всему ее телу пробежал огонь. Оно словно само подалось ему навстречу, подчиняясь могучему инстинкту.

Но Лайам отступил назад, и теперь их разделяло расстояние, по крайней мере, в несколько футов. Когда он заговорил, голос был напряженный и почти резкий.

— Вы отдаетесь так легко, — сказал он. — И мне так легко вас взять. Слишком, слишком легко!

Не объясняя, он повернулся и зашагал к своей карете. Хлопнул дверцей и сразу исчез в темноте. Кучер подстегнул лошадей, и зеленый «берлин» растворился в ночи.

Все еще как в бреду — от страстного желания и от последних слов Лайама — Эмелайн вошла в дом и закрыла за собой дверь. Поскольку Тернера нигде не было видно, Эмелайн закрыла дверь на засов, взяла свечу, оставленную специально для нее на столике рядом с вешалкой, и пошла по лестнице в свою спальню.

Эмелайн открыла дверь спальни и вздрогнула от ужаса. Вся комната была перевернута вверх дном. Ящики шкафов валялись на полу, матрасы скинуты с кровати и перепороты. В шкатулке тоже рылись и отбросили ее в сторону.

Один момент Эмелайн соображала, думая, что все это ей только мерещится. И вдруг она услышала, как вскрикнула Кордия. У Эмелайн подогнулись колени и руки так задрожали, что свеча чуть не погасла. Она выскочила из своей спальни и побежала в соседнюю. Там тоже был настоящий погром.

Эмелайн закричала: — Кордия! Где ты?

— Здесь, — раздался испуганный голосок.

Повернувшись, Эмелайн увидела, что девушка стоит на лестнице этажом выше.

— Иди сюда, — сказала Кордия почти шепотом. — Миссис Пратт…

Подняв подол юбки, Эмелайн заспешила вверх по лестнице и вошла в комнату, которую занимала компаньонка. Свеча Кордии лежала на полу прямо за дверью, но большой канделябр ярко горел на столике рядом с любимым креслом компаньонки.

Миссис Пратт сидела прямо — ее больная нога была вытянута перед ней на стульчике, — точно так же, как и тот момент, когда Эмелайн оставила компаньонку, пожелав ей спокойной ночи и отправляясь в Воксхолл. Только теперь старая леди больше не штопала чулки; они были завязаны у нее за спиной. Ее рот был также плотно завязан чулком. На правом виске, наполовину скрытом седыми волосами, виднелось большое темное пятно. Эмелайн поставила свечу на столик рядом с дверью и бросилась спасать леди. Прежде всего Эмелайн развязала чулок на рту миссис Пратт, освободила ее руки, а затем подхватила тело, когда оно безвольно упало вперед.

Она также попросила Кордию принести пузырек с нюхательной солью.

— Ничего удивительного, что она потеряла сознание, — объяснила Эмелайн. — Хотя мне бы очень хотелось знать, кто совершил такую ужасную вещь! И когда?

Прошло еще десять минут, прежде чем Эмелайн смогла получить первые ответы на свои вопросы. И все равно она пока могла только гадать, что за человек напал на миссис Пратт, когда старая леди увидела его вдруг в своей комнате.

— Сначала я подумала, что это Ханна пришла мне помочь застелить постель, — сказала миссис Пратт. — Хотя мне показалось странным, что она вошла без стука и не спрашивая разрешения. Потом я увидела, что это не горничная, а какой-то мужчина. И я закричала. Тогда он набросился на меня и ударил так, что я сразу потеряла сознание. А когда открыла глаза, в комнате уже никого не было, и все вещи в таком ужасном состоянии, как вы их видите сейчас.

Как и внизу, здесь тоже все было перевернуто. Эмелайн оглянулась и спросила у миссис Пратт, может ли она описать внешность напавшего на нее мужчины.

— Довольно молодой, — сказала компаньонка.

Кордия и Эмелайн понимающе переглянулись.

Дело в том, что для женщины в возрасте миссис Пратт все мужчины до пятидесяти лет наверняка казались молодыми.

— Вы можете сказать что-либо более определенное, мэм? — спросила Эмелайн.

— Я помню, что у него был очень зловещий вид, — сказала компаньонка. — И глаза — черные, злые. А лицо похоже на мордочку какого-то животного… — Хорька?

Эмелайн чуть не задохнулась от гнева, уже подозревая, кто был этот мужчина.

— Да, действительно! — воскликнула миссис Пратт. — Очень похож именно на этого зверя. Как странно, что вы смогли угадать прямо с первого раза. Удивительный случай!

— Случай тут совершенно ни при чем. И ничего нет случайного в том, что я знаю, кто этот мужчина. Это не кто иной, как Вернон Брофтон, лакей моего покойного мужа.

Она отвернулась, потому что старая леди очень внимательно на нее посмотрела.

— Умоляю, простите меня, мэм, — сказала Эмелайн. — Потому что во всем виновата именно я.

Кордия не могла допустить, чтобы вся вина легла на плечи Эмелайн, и рассказала о ночном визите Брофтона.

— Потому что я тоже виновата, — сказала Кордия. — Я могла рассказать об этом инциденте брату, но слишком увлеклась прической и своими новыми платьями.

— Я согласна с Кордией, — добавила миссис Пратт. — Вы не должны так наговаривать на себя, леди Сеймур. Вы же не знали, что этот мужчина еще вернется! Вполне достаточно было сказать Тернеру, чтобы он остерегался… — Она вдруг умолкла, явно почувствовав, как заволновалась Эмелайн. — Вы, конечно, сказали дворецкому? Было бы очень глупо не сказать ему! Такая беспечность может дорого стоить, и последствия…

Эмелайн действительно испугалась, потому что у Брофтона была репутация человека весьма свирепого.

— Кордия, — сказала Эмелайн. — Ты вошла в дом первая. Тернер открыл тебе дверь?

— Нет, — ответила Кордия. — Дверь была приоткрыта. Я даже не заметила, потому что думала о другом. И когда я никого не увидела, то решила, что Тернер быстро отошел на секунду. Уж не думаешь ли ты, что…

— Оставайтесь здесь, — приказала Эмелайн. Она взяла свечу. — И закрой за мной дверь, Кордия.

Не желая слушать миссис Пратт, которая умоляла ее никуда не ходить и закрыться в комнате до самого утра, Эмелайн спустилась по лестнице, мечтая, чтобы ее шелковое платье шуршало не так громко, и чтобы у ее дорогого папочки действительно был пистолет. В холле она остановилась только для того, чтобы перевести дыхание. Затем прошла на цыпочках по коридору до двери, которая вела на кухню. Прижав ухо к двери, Эмелайн прислушивалась несколько минут. Не услышав ничего, кроме беспечного мышиного писка где-то в стене, Эмелайн открыла дверь и медленно спустилась по шести ступенькам. Теперь она находилась в самом нижнем уровне дома.

На кухне, посередине стола горела лампа, и стояли вокруг четыре тарелки и четыре чашки. На тарелках еще была недоеденная пища, да и чашки с кофе были почти полные. Все говорило о том, что четверо слуг как раз сели пообедать, когда их кто-то прервал.

Но где они теперь? Служебная дверь была закрыта на засов. Так что, Кто бы ни находился здесь раньше, он не мог уйти этим путем.

Боясь с каждой минутой все больше, Эмелайн повернулась, чтобы поскорее убраться отсюда, как вдруг услышала какой-то звук, доносившийся из шкафа.

Еще одна мышь? Эмелайн подождала, не двигаясь, боясь даже дышать. Наконец звук повторился. Если это была мышь, то Эмелайн надеялась, что никогда не увидит ее близко, потому что, судя по звукам, которые издавал этот зверь, чудовище должно было весить не меньше тонны.

Когда ручка шкафа яростно задергалась, Эмелайн чуть не упала в обморок.

— Кто… кто там? — едва смогла выговорить Эмелайн.

Вдруг из шкафа раздались мольбы о помощи. Она бросилась к нему и повернула большой железный ключ, который торчал из замка. Дверь распахнулась, и четверо узников выбрались наконец на свободу.

— Мы должны были сказать вам о Брофтоне, миледи.

— Тернер прав, — поддакнула его жена. — Но мы боялись, что потеряем свое место. Слишком много людей сейчас без работы, а там, где есть место, редко требуются сразу дворецкий и экономка. — Глаза у нее неожиданно стали мокрые, и она вытерла их краем фартука. — Я умру, если не смогу видеть моего Джорджа каждый день.

Тернер закашлял, затем похлопал жену по плечу, явно огорченный таким проявлением эмоций.

— Успокойся, Фанни. Нас еще никто не выгоняет.

Они впятером сидели за столом на кухне, пили свежезаваренный кофе, забыв о своих страхах, по крайней мере, на время.

Эмелайн пила крепкий кофе и чувствовала себя значительно лучше.

— Мы все хотели друг другу кое-что сказать и все ждали удобного момента. В данный момент нам надо решить, что делать.

— А может, нам это просто забыть, ваша светлость?

Эмелайн покачала головой.

— Боюсь, что нет, миссис Тернер. Во-первых, потому, что миссис Пратт сильно пострадала и, вероятно, захочет внести жалобу. Но даже если и нет, то кто поручится, что Брофтон не ворвется сюда и в третий раз? Вы сказали, что он угрожал вам пистолетом и заставил залезть в шкаф. А что, если Брофтон приведет целую банду головорезов, тоже с пистолетами? В следующий раз одним только синяком на голове дело не обойдется.

— Может, Брофтон уже взял то, что хотел? — предположила Ханна.

— Если я все правильно понимаю, — сказала Эмелайн, — то еще не взял.

Она прикоснулась к своему ожерелью, провела пальцами по золотому плетению и по темно-красным камням. Потом она взглянула на дворецкого.

— Что вы думаете по этому поводу, Тернер? — спросила Эмелайн.

— Это все из-за его братца! — воскликнула экономка.

Она испуганно смотрела на ожерелье, глаза были расширены от страха, как будто это было не ожерелье, а смертельно опасная змея.

— Сэмюэл всегда был такой, — сказала миссис Тернер. — Мой Джордж ничего не знал, пока все дело уже не закончилось.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверила ее Эмелайн. — Однако если Брофтону действительно нужно мое ожерелье, то, как видите, он его еще не получил. А значит, он еще вернется.

Тернер закрыл лицо руками и скорбно опустил плечи.

— Он еще вернется, миледи! — сказал дворецкий. — Клянусь жизнью, он еще вернется.

— Да, вы могли бы и поклясться, — ответила Эмелайн.

Он взглянул на нее, будто видел в первый раз. А потом произнес:

— Вы должны понять моего брата. Он, конечно, всегда был непоседа. Часто шалил. Но все это было так, просто мальчишество, до того как он познакомился с Брофтоном. Именно Брофтон уговорил его помочь ему ограбить мистера Эдгара Уиткомба.

Тернер даже слегка наклонился вперед, будто желая подчеркнуть значение своих слов.

— Брофтон очень злой человек, он устроен не так, как другие люди. И он во всем винит Сэмюэла, и знаете за что? За то, что Сэмюэл держал в руках ожерелье в момент выстрела. Брофтон уже считал эти рубины своей собственностью! А Сэмюэл их вроде как потерял, и теперь мы — я и Фанни — должны Брофтону. Он думает, что ожерелье принадлежит ему просто потому, что он решил его украсть, и полагает, что имеет право забрать то, что ему принадлежит.

Эмелайн вздрогнула при мысли, что ее преследует такой человек, как Брофтон, и хотела даже сорвать с шеи рубиновое ожерелье и швырнуть его на пол, чтобы там его и мог найти лакей. Но, конечно, она знала, что это ей не поможет. Как только Брофтон обнаружит, что это лишь стразы, он придет снова, еще более злой, и, возможно, захочет отомстить тем, кто живет в этом доме.

— Мы не можем просто игнорировать его угрозу, — сказала она.

— Нет, не можем, миледи, — согласился Тернер. — Теперь надо очень внимательно следить за домом. Но я даже не знаю, что еще надо сделать.

Эмелайн знала точно, что надо сделать ей. И у нее не было на этот счет никаких сомнений. Она знала, что — или, точнее, кто — может вернуть ей снова чувство спокойствия.

— Я пошлю записку на Кавендиш-сквер, — сказала она. — Лорд Сеймур наверняка знает, что надо делать.

А Лайам, в полном неведении относительно той драмы, что разыгралась на Гросвенор-сквер, вернулся к себе домой на Кавендиш, где все было готово к его отъезду в Суррей утром следующего дня.

Это была важная поездка. Лайам должен был лично представить свой план строительства для благотворительного общества… Хотя, если честно сказать, Лайам очень не хотел уезжать из Лондона в такой момент.

— Помочь вам раздеться, майор? — спросил Феликс Харви, поставив кувшин горячей воды на мраморную крышку умывальника.

Ординарец явно с любопытством ожидал услышать от Лайама последние новости.

— Нет, — ответил Лайам. — Ложись спать. Завтра будет хлопотный день.

Но слуга не дал так просто от себя отделаться. Он оглянулся, будто что-то еще здесь забыл.

— Ну, а как прошел вечер, сэр? — спросил Харви. — Мисс понравился ее первый ночной выход в город?

— Кажется, да.

— И что теперь ее светлость? — У Харви был такой легкий и беззаботный тон. — Она получила все то, о чем мечтала?

«Чтоб ты провалился!» — подумал Лайам. Он прекрасно слышал иронию в голосе ординарца, хотя не собирался поддаваться на его уловку.

— Леди Сеймур была под большим впечатлением от фейерверка.

— О, конечно! — сказал слуга, явно не смущенный прохладным тоном хозяина. — Это впечатляющее зрелище, да! Ничего удивительного, что все от него в восторге. Особенно честная, скромная, хорошо воспитанная леди, как ее светлость, которая провела все детство в деревне со своим уважаемым отцом, воспитавшим ее как надо, так что у нее в голове нет мыслей мчаться каждый год в большой город на поиски разных всем известных развлечений…

Слуга замолчал, чтобы перевести дыхание и дать возможность ответить на его комментарии. Когда никаких замечаний не последовало, он продолжал:

— Если бы все огни фейерверка могли говорить, они бы сказали, как хороша леди Сеймур! Она лучше всех этих огней. Она будет хорошей помощницей для джентльмена, который собирается жить в деревне. Вот что сказали бы эти огни. — И он помолчал, чтобы его слова дошли как следует. — Вы согласны, майор?

Чувствуя себя маленькой букашкой, которую разглядывают через большое увеличительное стекло, Лайам отвернулся от чересчур проницательных серых глаз своего ординарца.

— Пожалуй, хватит уже на сегодня, Харви, — сказал Лайам. — Мне надо будет вставать в шесть часов. Ступай.

— Так точно, сэр.

Феликс Харви поклонился и вышел из комнаты, но до этого еще раз окинул хозяина внимательным, изучающим взглядом.

Когда дверь наконец закрылась за слугой, Лайам едва удержался от желания запустить в нее одной из своих сшитых на заказ кожаных вечерних туфель.

«Хорошая помощница»! Вот уж действительно!

Почему слуги всегда думают, будто знают, что случилось или что думает тот или иной человек по конкретному поводу — даже еще до того, как этот человек, для которого это весьма серьезное дело, пришел хоть к какому-либо умозаключению?

Лайам сорвал с шеи галстук и бросил на столик у зеркала. Затем стал шагать по комнате, надеясь так сосредоточиться и привести в порядок мысли, которые совсем запутались.

Он чувствовал возбуждение во всем теле, просто думая о ней.

Об Эмелайн…

Конечно, он страстно хотел пойти с ней в Темную аллею. Там он мог бы обнять Эмелайн и поцеловать. Ни один мужчина, глядя на нее в этот вечер, не удержался бы от такого желания! Эмелайн была так прекрасна! Словно эта чудная ночь. А синее платье Эмелайн напоминало своим оттенком далекое небо, на котором вот-вот вспыхнут звезды, но еще холодное и загадочное, обещающее мимолетное блаженство. Столь прекрасны были ее кудри, блестящие в лунном свете! И губы ее!..

Он остановился. Святое небо! Неужели он действительно сочиняет стихи?

Застонав, он упал на постель и лежал так несколько минут, одетый, прямо на одеяле. Нет, это какое-то лунное безумие с ним творится! Лайам не мог по-другому объяснить свое поведение. И все-таки она была невероятно красива! Сердце забилось чаще при воспоминании о том, насколько она красива.

Но помощница? Нет. Об этом не может быть и речи.

Во-первых, потому, что все было так не вовремя!

После битвы под Тулузой — о самой битве он старался забыть, — когда охотники и добыча не отличались уже ничем, а мужество и сила воли стали уроком дня, Лайам пытался контролировать свои эмоции. За долгие месяцы лечения он сумел распланировать свои дни и годы, в основном отдавая внимание проекту для благотворительного общества и заботам о благополучии сестры.

О себе и своем будущем он почти не думал. Конечно, ему нужна молодая женщина. Но от нее требовалось совсем немного — хорошая родословная, покладистый характер, желание рожать ему детей и, да, еще у нее должны быть хорошие зубы.

Но Лайам вполне мог подождать до тех пор, когда такая особа появится на его горизонте. А пока были цели поважнее.

Он не собирался сейчас тратить время на поиски такой женщины. И уж точно Лайам не искал себе невесту, когда вошел к своему кузену Амброузу в тот день, почти две недели назад, и встретил там Эмелайн. Не первой весны и совсем не покладистую. Она даже имела наглость чуть не выгнать его из комнаты!

Вспомнив этот случай, Лайам слегка улыбнулся. Да, Эмелайн Харрисон не назовешь покладистой. И он мог легко представить, какой лексикой она наградит того мужчину, который попробует заглянуть ей в зубы!

Она не юная леди, но что-то есть в ней особенное. Не только ее красота, ее ум и ее нежность. Эмелайн принимает жизнь такой, какую видит, и умеет находить в этом прелесть — качество, которое больше всего нравилось Лайаму.

Кроме того, Эмелайн очень энергичная и полна веселья. Просто находясь рядом с ней, Лайам чувствует, как снова возвращается к жизни.

Феликс прав, безусловно, в одном: для какого-то мужчины Эмелайн может стать хорошей помощницей. И, конечно, доброй и любящей женой. Нежной, страстной и…

Лайам вспомнил, как она качнулась навстречу ему, когда он поцеловал ей руку. Эмелайн так и хотела отдаться, и это очень возбуждало его. Только изо всех сил Лайам удерживался, а сам страстно хотел схватить ее и объятия и почувствовать сладость ее мягких сочных губ. Он видел — Эмелайн может быть очень страстной! Счастливчик тот, кто станет ее мужем.

И только Лайам представил, как Эмелайн сгорает от желания в объятиях другого мужчины, так сразу сжал кулаки. Он готов был просто прибить того, кто захотел бы изведать ее страсть.

Лайам вскочил с кровати и снова стал ходить по комнате, надеясь успокоиться и слегка обуздать свои разгоряченные чувства.

Вдруг он вспомнил одну вещь, которая пришла ему в голову, еще когда он увидел ожерелье на шее Эмелайн. Он прошел по темно-зеленому ковру к письменному столу красного дерева, стоявшему в углу у окна, взял лист бумаги и подвинул к себе чернильницу в кожаном футляре, в которой еще оставалось одна или две капли темной жидкости. Не затачивая перо, он обмакнул его в чернила, а затем написал для себя напоминание отослать настоящие рубины в «Ранделл и Бриджес», чтобы ожерелье почистили, на тот случай, если Эмелайн решит надеть именно это ожерелье на первый бал, где будет присутствовать и Кордия.

Он все еще держал перо, когда вспомнил, как красиво выглядела Эмелайн сегодня вечером и как прелестно смотрелись золотистые локоны на ее белых плечах.

Образ был настолько прекрасен, что Лайам наклонился и перечитал написанные им строчки.

Рубины?! Нет, это не для Эмелайн! Даже настоящие, они не могут соперничать с ее красотой. Только не с такой блестящей красотой, нет!

Еще чернила не высохли на пере, а он добавил к своему напоминанию новую строчку. На этот раз о том, что надо по возвращении заглянуть к ювелиру. А в конце страницы он дописал: «Узнать у Эмелайн, что она больше любит — изумруды или сапфиры».

Глава 13

Ночь для обитателей дома номер семнадцать на Гросвенор-сквер выдалась беспокойная.

Эмелайн хотела, чтобы Тернер немедленно поехал в наемном экипаже на Кавендиш-сквер, но жена дворецкого со слезами на глазах заметила, что женщины не должны оставаться одни, и Эмелайн переменила свое решение, приказав Тернеру отправляться на Кавендиш едва рассветет.

Тернер прочно заколотил гвоздями высокое французское окно в библиотеке, через которое Брофтон проникал в дом. Эмелайн, тем временем, пошла наверх и составила записку для Лайама. Она объяснила, что случилось, и просила его приехать к ним немедленно. Только после этого Эмелайн вернулась в комнату миссис Пратт и рассказала Кордии и компаньонке о том, что произошло внизу. Но про историю с братом дворецкого она решила не говорить.

— Надо срочно вызвать сюда Ханну, — сказала миссис Пратт, как только услышала все это.

Она без посторонней помощи встала и начала прыгать на одной ноге по комнате, бросая на кровать все свои вещи, которые могла найти в таком беспорядке. Заметив, что Кордия все еще сидит в кресле, компаньонка посоветовала ей шевелиться быстрее, а не быть как бревно.

— Времени у нас нет, — говорила миссис Пратт перепуганным голосом, который сразу стал выше на целую октаву. — Беги в свою комнату и позови служанку. Мы не должны терять ни секунды. Надо успеть упаковать вещи к приезду лорда Сеймура. Я убеждена, что он заставит нас переехать на Кавендиш-сквер немедленно.

Кордия встала, но, вместо того чтобы поторапливаться, как требовала компаньонка, посмотрела на Эмелайн.

— Я..

Эмелайн покачала головой и посмотрела девушке прямо в глаза. Эти глаза говорили, что Кордия напугана и тоже хочет уехать. Но в то же время она храбрилась. Она готова была остаться, если Эмелайн так решит.

— Возможно, что это лучше всего, — сказала Эмелайн, успокаивающе погладив Кордию по плечу. — Ханна и Тернеры тоже могут поехать, если захотят, на Кавендиш-сквер. Они будут жить там до тех пор, пока власти не найдут Вернона Брофтона, а потом смогут вернуться обратно.

Никто не заметил, что Эмелайн не включила собственное имя в кавалькаду отправляющихся на Кавендиш-сквер. Но как она могла? Эмелайн не имела права распоряжаться Лайамом Уиткомбом.

Она вспомнила одно замечание леди Фебы. Что Эмелайн, дескать, «вешается» на Лайама. И она ухмыльнулась, решив, что никогда не будет этого делать. Очевидно, самое лучшее для нее — это вернуться туда, откуда она приехала, в Бартолсби. Но Эмелайн до сих пор не получила деньги и не могла купить себе билет. Если никакой другой возможности не будет, она попросит Лайама. Пусть он отправит ее домой в своей карете.

Он, конечно, будет уговаривать ее остаться. Просто от хорошего воспитания он попытается ее убедить, что она желанная гостья. Но Эмелайн не нужны все эти игры в хорошие манеры. Ей нужна его любовь! И чтобы обязательно вся — до последней капли!

Эмелайн могла признаться теперь сама себе… теперь, когда времени уже нет! Она любит его и хочет ответной любви. Не короткой, в несколько мгновений, а навсегда. На меньшее она была не согласна.

А все эти слова о страсти ради только самой страсти были просто слова. Но Эмелайн по-прежнему хотела страсти, зная, что Лайам может дать ей то, что она хочет. Она также поняла, что эта страсть кипит в ней только потому, что она любит его. Любит всей душой. Неважно, что он первый жених, а она деревенская девушка. Эмелайн отдала ему свою любовь, и уже навсегда. Неважно, как это случилось. Они встретились, и она полюбила его. Но она знала, что его чувства к ней просто дружеские, и не могла поверить, что сможет находиться с ним под одной крышей.

Ей оставалось только одно — вернуться в Бартолсби. С этой мыслью она вышла из комнаты, оставив Кордию и миссис Пратт собирать вещи. Эмелайн пошла к себе в спальню, чтобы собрать свои. К сожалению, эта работа не заняла много времени и сил, поэтому Эмелайн по-прежнему думала только о Лайаме и о любви.

Остаток ночи Эмелайн провела, сидя в кресле, которое подвинула к окну. Эмелайн укуталась в теплую шаль, доставшуюся ей от матери, прислонилась головой к прохладному стеклу и смотрела на небо. Один раз она загадала желание, глядя на особенно яркую звезду, но, будучи взрослой женщиной двадцати семи лет, Эмелайн не должна была верить в подобные чудеса и потому не обманывала себя. Вряд ли ее желание исполнится. Под утро небо из темно-синего стало серым, а из серого — розовым. И Эмелайн к тому времени решила окончательно, что она будет делать. Она верила в правильность своего решения. Если небеса велят так поступать, то не следует им противоречить. Итак, сначала она выслушает то, что скажет Лайам. Затем, если ее помощь в деле поимки Вернона Брофтона не понадобится, Эмелайн попросит Лайама отвезти ее домой в Уилтшир. Она будет наблюдать за Лайамом очень внимательно, когда станет ему это говорить.

Если он вежливо поклонится и даст ей свою карету, Эмелайн будет все точно знать о себе. Но если — и она молилась и одновременно скрещивала пальцы, — если он намекнет, что желает видеть ее чаще, что существует надежда на совместное будущее…

Только тогда она останется.

Довольная таким планом, Эмелайн встала и поспешно надела одно из своих новых платьев, желая выглядеть великолепно. Ведь уже скоро должен был прийти Лайам.

Это новое платье было бледно-фисташкового цвета, с белым кружевным воротничком — просто великолепное. Фантастический зеленоватый оттенок делал ее такой же юной, как сама весна. К сожалению, все эти старания были напрасны, Тернер вернулся не в карете Лайама, а в наемном экипаже.

— Его светлости нет дома, — сообщил дворецкий, расстроенный не меньше, чем она. — Он уехал примерно час назад. Предвидятся какие-то большие перемены в маленькой деревушке недалеко от Мэртона. Лорд Сеймур уехал в своем «берлине». Как сказал слуга, чтобы придать торжественности моменту.

Эмелайн опустилась на бежевую кушетку, неожиданно очень уставшая. Бессонная ночь все-таки сказывалась.

— Прошлым вечером лорд Сеймур говорил, что он уезжает на несколько дней, но я не думала, что он выедет еще до рассвета.

Она закрыла глаза и приложила пальцы к вискам. «Если бы я послала Тернера ночью, вместо того чтобы слушать советы его жены…»

Если… Что теперь если!

И надо все сначала. Надо придумать срочно новый план! Хотя Эмелайн не могла сейчас думать ни о чем. Голова раскалывалась, как будто малюсенькие плотники старательно работали там, возводя преграды на пути ускользающих мыслей.

— Его слуга хоть и не джентльмен, но все равно настоящий джентльмен, — продолжал Тернер. — И такой любезный…

— Харви? — спросила Эмелайн, открыв сразу глаза. Она вспомнила дружелюбного ординарца. — Э, он не поехал вместе с лордом Сеймуром?

— Нет, миледи. Мистер Харви поедет следом за ним в коляске. Так что, когда я сказал, что для лорда Сеймура есть важное сообщение, мистер Харви согласился передать записку лично в руки своего хозяина, прямо после церемонии.

Стук в висках прекратился. Эмелайн села прямо, снова способная соображать.

— Это хорошо, Тернер! Возможно, что в этом наше спасение. — И она спросила: — А далеко эта деревня?

— Не знаю, миледи. Но до Мэртона ехать около двух часов. Все зависит от дороги и от погоды, конечно.

Эмелайн стала высчитывать, сколько часов понадобится, чтобы съездить туда и обратно, да плюс время, необходимое на церемонию.

На лестнице послышался шум, означавший, что миссис Пратт, Кордия и ее служанка идут сюда.

— Где лорд Сеймур? — спросила компаньонка, быстро оглядывая комнату. — Почему его нет? Вы послали ему записку? — Не ожидая ответа, леди продолжала срывающимся голосом: — Как это легкомысленно с вашей стороны! И как нам быть без джентльмена? И кто подскажет, что нам делать?

— Успокойтесь! — сказала Эмелайн. Но сама она столь же страстно желала увидеть этого рыцаря в сияющих доспехах.

— Я не в состоянии думать, когда вы кричите как глупая гусыня, — добавила резко Эмелайн.

Перепуганная леди замолчала от неожиданности, вытащила носовой платок и, всхлипывая, забормотала, что все они могут считать себя счастливыми, если их не убьют за обедом.

— Что ж, вас точно не убьют, — сказала Эмелайн. — По крайней мере, не за обедом, потому что к тому времени вас тут не будет. Я попрошу Тернера найти наемный экипаж. Вы и Кордия поедете на Кавендиш-сквер.

Она повернулась к дворецкому.

— Дайте нам знать немедленно, когда карета подъедет сюда.

— Слушаюсь, миледи.

Вскоре она услышала, как дворецкий вышел на улицу и свистнул проезжавшему экипажу.

— В карете будет место только для вас троих, — сказала Эмелайн. — Поэтому багаж оставьте пока здесь. Когда лорд Сеймур вернется, он обо всем позаботится.

Она пожала руку Кордии и добавила:

— Не волнуйся, все будет хорошо.

Кордия удивилась, будто только сейчас заметив, что ее подруга до сих пор еще не в дорожном платье.

— Но как же ты? — воскликнула Кордия. — Значит, ты не едешь?

Эмелайн покачала головой.

— Нет. По крайней мере, не сейчас. Я должна еще кое-что выяснить.

В это время вошел дворецкий и сказал:

— Экипаж ждет у подъезда, миледи.

— Спасибо, Тернер, — ответила Эмелайн. — Будьте так добры, проводите вниз миссис Пратт.

Дворецкий и служанка взяли миссис Пратт под руки и повели ее к карете.

Тогда Кордия повернулась и крепко обняла Эмелайн.

— Пожалуйста, поедем! — умоляла Кордия.

— Я не могу, — сказала Эмелайн, высвобождаясь из объятий. — Но я благодарна тебе за приглашение.

— Может быть, это из-за моего брата ты сомневаешься, ехать или нет?

Эмелайн хотела ответить отрицательно, но потом передумала.

— Все в моей жизни из-за него.

— Я так и думала. Но поверь мне, он бы очень хотел, чтобы ты поехала с нами. Он очень тебя… он все время думает о тебе.

Эмелайн обрадовалась от того, что девушка почти сказала.

«Значит, она верит, что ее брат любит меня?» — подумала Эмелайн.

В ней на секунду вспыхнула надежда. Но только на секунду. Эмелайн обняла Кордию за плечи и, повернувшись, пошла с ней к двери.

— Мы с тобой не можем это обсуждать, — мягко сказала она.

— Но…

— Если все так, то, значит, так и будет, — добавила Эмелайн. — Но что бы ни было, я должна сама услышать это от твоего брата.

Экипаж уехал. После этого прошло чуть меньше часа, и в дверь дома постучали.

Эмелайн вздрогнула, но успокоила себя, решив, что вряд ли Брофтон отважится проникнуть в дом прямо через парадную дверь и уж, конечно, не при свете дня. Поэтому она подавила страх и попросила встревоженного дворецкого узнать, кто это пришел.

Вернувшись с очень оскорбленным видом, дворецкий сказал:

— Она утверждает, что имеет сообщить вам нечто важное, миледи.

— У «нее» есть имя? — спросила Эмелайн.

— Я полагаю, что да. Однако она настаивает, что вы знаете ее. Она говорит, что ее зовут Агнес…

Эмелайн очень удивилась, что Агнес решила нанести ей визит, но сразу же сказала дворецкому, что желает принять посетительницу.

— Пусть войдет, — приказала Эмелайн. — И приведите ее сюда, пожалуйста.

Тернер сделал, как ему велели, но не стал объявлять, а просто открыл дверь гостиной и отступил в сторону, позволив Агнес пройти.

Эмелайн подошла и протянула руку для приветствия.

— Какой сюрприз! Входите же. Могу я предложить нам что-нибудь выпить?

Огромные перья на широкополой ярко-красной шляпке качнулись, когда посетительница кивнула головой.

— Это не просто визит вежливости, ваша светлость, Хотя, конечно, я благодарю вас за такой теплый прием. Однако я пришла, потому что обнаружила одну очень важную вещь, которую должна вам сообщить.

Эмелайн жестом пригласила ее сесть на кушетку, затем подвинула один из золоченых стульев в стиле рококо и тоже села.

— Что это за важная вещь? — спросила она.

Агнес расстегнула свою бархатную пелерину, затем сказала:

— Прошлой ночью, когда я и Джонни Бархэм покинули Воксхолл, мы решили зайти в трактир «Два барана» и выпить по кружке пива. У меня там недалеко есть уютное местечко… — Она замолчала, сильно покраснев. — Я хочу сказать, что мы там сидели за столом, болтали весело, и вдруг заходит этот хитромордый тип, ну этот хорек, бывший лакей лорда Сеймура, — упокой Господи душу его светлости, — добавила она.

Эмелайн сцепила пальцы, чтобы они не дрожали. Ей неожиданно расхотелось слушать дальше эту историю.

— Брофтон, — сказала она.

— Да, так вроде его зовут. Хотя негодяй и висельник — больше подходит для него, если я все правильно угадала.

— Вы очень проницательны, — заметила Эмелайн — Что касается этого, — сердито ответила Агнес, — то я стараюсь держать глаза и уши открытыми. И вот так это вышло, что я случайно подслушала, как этот хорек говорил со своим дружком и просил его помочь в одном деле. А дело это такое, что надо ему взять одну вещь, которая вроде бы точно принадлежит ему.

— Ожерелье? — тихо спросила Эмелайн.

— Похоже, что и вы очень проницательны.

— Тот второй мужчина согласился помочь?

Перья на шляпе Агнес закачались снова.

— Он сказал, что ему это пара пустяков, даже если надо кого-то пришить, лишь бы дело выгорело.

Губы Эмелайн стали неожиданно сухими, как песок, и она спросила у Агнес, произнес ли тот мужчина имя человека, которому угрожает опасность.

— Вы, ваша светлость, такая проницательная, — сказала Агнес очень мягко. — Думаю вы и сами знаете, чье это имя.

— Мое? — прошептала Эмелайн.

— Да. Этот сукин сын так и сказал: «леди Сеймур»

— Магазин за углом! — крикнула Агнес кучеру. — Но улица там слишком узкая для экипажа. Остановись где-нибудь тут! Дальше мы пойдем пешком.

Выйдя из кареты, где пол был застелен грязной соломой, Агнес взяла один фунт, который Эмелайн уже хотела подать кэбмену, и, разорвав купюру пополам, сунула одну половинку ему в руки, а другую спрятала в своей сиреневой перчатке.

— Ты получишь вторую половину, если подождешь, когда мы вернемся. Иначе…

Она пожала плечами, показывая всем своим видом, что ей безразлично.

— Говорю ведь, что подожду, — проворчал кучер. — Вот хорошенькое дело! Честного слова мужчины уже недостаточно, чтобы эта…

— Пошли!

Агнес схватила Эмелайн за руку и потащила по улице.

— И запомните, что я вам сказала, ваша светлость, — повторила еще раз Агнес. — Не смотрите никому в глаза и не говорите ни с кем, пока я не дам вам знак.

— Я все сделаю, как вы сказали. Благодарю вас за помощь, Агнес. Сама бы я не знала, как мне быть…

— Приберегите ваши благодарности. Еще надо убедиться, что старый Гаспар согласен. Он не задает лишних вопросов, но, если вы ему не понравитесь, он не будет иметь с вами дела.

Эмелайн не имела понятия, где они находятся, только знала, что это, кажется, Ист-Энд.

На улицах полно народу, всюду толчея, крики разносчиков, предлагающих свои товары — все, от спичек до крысиного яда. В то время как уличные торговцы расхваливают усердно фрукты и овощи. Пройдя по темной улочке, Агнес открыла дверь небольшого магазинчика и втолкнула Эмелайн в темное и тесное помещение.

— Гаспар! — крикнула Агнес в мрачный полумрак, когда дверь закрылась, отгородив их от шума, доносящегося с улицы, а также и от света. — Ты здесь? Я привела тебе клиента.

Лайам поморщился, когда местный сквайр стал расхваливать его на все лады.

— Настоящий джентльмен! — провозглашал сквайр. — Человек, который хорошо послужил своей стране. Он и сам солдат. Ого! Да он просто герой! Был ранен в битве…

Лайам решил дальше его не слушать и оглянулся, посмотрев на фундамент здания, возводимого для благотворительного общества. Вокруг был красивый пейзаж с огромными вековыми дубами на фоне неба.

Подумав об окружающей его красоте, Лайам сразу вспомнил Эмелайн. Как бы он хотел показать ей все это!

Он вздрогнул от неожиданности, заметив Феликса Харви, который стоял чуть поодаль от толпы. Что-то случилось! Без всякого намека и без видимой причины Лайам знал, что так оно и есть. К сожалению, когда он уже хотел подозвать слугу, сквайр наконец закончил представлять Лайама публике и уселся. Все вокруг зааплодировали и закричали: «Речь! Речь!». Лайам встал, приблизился к небольшому подиуму и произнес короткую речь.

Но трудно было предположить, что аудитория позволит своему герою просто сказать несколько слов и уйти. Все хотели пожать ему руку и лично выразить свое восхищение тем, что такое прекрасное здание будет построено именно у них.

Так что прошел еще час, прежде чем Лайам встретился со своим ординарцем и узнал, что случилось.

— От ее светлости, — сказал Феликс, отдавая письмо. — Очень важное. Так мне сказал дворецкий.

Сломав печать, Лайам быстро прочитал записку, выругался сквозь зубы, затем внимательно прочитал еще раз каждое слово. Он был уверен теперь, что правильно понял ситуацию. Будто холодная рука сжала его сердце.

— Я должен вернуться в город немедленно, — сказал Лайам, удивляясь, что эти слова прозвучали так спокойно, хотя кровь будто застыла в жилах. — Леди Сеймур в опасности.

— Я подозревал беду, майор, поэтому сам распорядился, чтобы запрягли свежих лошадей.

Ординарец кивнул на коляску, стоявшую в сотне ярдов, которую придерживал совсем юный парнишка.

— Ты молодец, Харви!

Они быстро пошли к экипажу, и Лайам сказал:

— Извинись за меня перед джентльменами и объясни, почему я не мог остаться на чай. Затем скачи скорее в город. Мою карету найдешь у местного кузнеца.

— Да, майор.

Кинув золотую монету юноше, который держал лошадей, Лайам запрыгнул в коляску. Затем он попросил парня отойти в сторону и хлестнул лошадей. Через несколько минут Лайам уже мчался по дороге, ведущей в Лондон.

Эмелайн в третий раз пересчитала деньги, не уверенная еще вполне, что сделка все-таки состоялась. Эмелайн казалось, что это кошмарный сон, который должен сейчас кончиться. Неужели все это было на самом деле? С женщиной сомнительного поведения она отправилась к ростовщику. И он не просто ростовщик, но, как уверяет Агнес, человек, которого боятся все женщины и дети в Ист-Энде!

Что бы сказал ее дорогой папочка, если бы узнал, каким способом она добывает деньги на обратную дорогу домой, в Бартолсби?

Эмелайн получила тридцать фунтов в обмен на колье, которое, быть может, ей даже не принадлежит. Но ее сейчас больше волновала собственно сама сумма. Для дочери священника, вполне естественно, число тридцать имеет неприятное значение, и у нее было такое чувство, будто она предает кого-то.

«Только себя», — подумала Эмелайн. Она очень хотела дождаться, когда приедет Лайам, чтобы узнать, действительно ли он любит ее, но ей было страшно.

А вдруг первым появится Брофтон?

— Ты скажешь этому хорьку, — инструктировала Агнес, перед тем как им расстаться, — что ты отдала это колье старику Гаспару. Скажи, что если он хочет, то пусть пойдет и возьмет. — Она закатила глаза. — Любой, у кого есть мозги в башке, будет держаться от Гаспара подальше. Но если Брофтон нарывается на неприятности, то он их получит. От ростовщика Агнес повела ее в кассы, где Эмелайн купила билет. Когда ее имя, место посадки, пункт назначения и сумма были вписаны в счет, Эмелайн поблагодарила женщину за помощь, и они попрощались. Агнес взяла наемный экипаж и поехала к себе, чтобы хоть немного поспать, а Эмелайн отправилась обратно в Сеймур-хаус собирать вещи.

Эмелайн вышла из экипажа, заплатила за проезд и медленно поднялась по ступенькам дома. Она не хотела заходить, но не могла бросить здесь свой багаж.

Возвращение в Бартолсби и так довольно тяжело для нее, а если она еще приедет без вещей и в одном только платье, которое на ней, то сплетен потом не оберешься, и ее жизнь может вообще пойти прахом.

— Кроме того, — пробормотала она, — слуги все еще дома.

И тут же в этом засомневалась. Потому что никто не ответил на стук в дверь. Подождав несколько минут, Эмелайн вернулась на тротуар и спустилась по ступенькам, которые вели к служебному входу. Дверь на кухню была закрыта, но не заперта. Эмелайн осторожно, медленно открыла дверь, прошла в помещение и остановилась у стола, за которым она пила кофе этой ночью. На этот раз не было никаких признаков того, что кухню спешно покинули. Вся посуда чисто вымыта и лежит аккуратно на полках. Плита холодная. Эмелайн быстро, нервно заглянула в шкаф и не нашла там никого.

Тогда она решила, что слуги не стали ее дожидаться. Они уехали! Эмелайн оперлась на стол, чтобы не упасть от страха.

«Но это глупо!» — сказала она себе. Сейчас только три часа дня. Любой дурак знает, что злодеи забираются в чужие дома ночью, когда совсем темно. К тому времени Эмелайн будет уже ехать по дороге в Уилтшир. Эмелайн закрыла служебную дверь на засов. Затем вышла из кухни в коридор, а оттуда — в главную часть дома.

Поднимаясь по лестнице к себе в спальню, Эмелайн старалась не оглядываться каждую секунду. От страха она решила, что не будет долго собираться, и одного чемодана ей пока хватит. Остальные вещи ей могут прислать и позже. Она только один раз глянула в зеркало, чтобы проверить, прямо ли сидит шляпка, и уже открыла дверь, ведущую на второй этаж, когда услышала, как громко стукало и разбилось окно в библиотеке.

Глава 14

Страх буквально парализовал ее. Эмелайн стояла на площадке лестницы и слышала, как с грохотом разлетелось разбитое стекло. Через несколько секунд тяжелые башмаки захрустели по осколкам.

Она прижала руки к груди, пытаясь успокоиться. Что ей делать? Как и многих молодых леди, ее учили еще в детстве — не бегать! И теперь у нее не было достаточно опыта, а заодно и отваги, чтобы броситься опрометью к двери. Но даже если бы Эмелайн оказалась там быстрее, чем непрошеный гость, то кухонная дверь была закрыта на засов. Пока Эмелайн будет отодвигать засов, злодей уже накинется на нее сзади.

Но она не может стоять здесь, как перепуганный заяц, и ждать, когда большой и сильный хищник проглотит ее, Нет, она не будет ждать! Эмелайн Харрисон так просто не возьмешь. Если кто-то решил съесть ее на обед, то пусть еще попробует ее найти. Она на цыпочках прошла в свою спальню, задвинула чемодан под кровать, затем оглянулась. Куда бы спрятаться? Эмелайн вспомнила, что Брофтон еще раньше обыскал комнату, и боялась, что он сделает это снова. Поэтому она решила спрятаться где-нибудь в другом месте. Шляпа и накидка ей явно будут только мешать! Она задержалась на минуту, сняла их и сунула под кровать. Туда же она положила и свой ридикюль. Она сняла и полусапожки, а затем тихо прошла по лестнице на следующий этаж. Тихо, как мышка, прошмыгнула она мимо комнаты миссис Пратт и продолжила подниматься еще выше.

Вот и вход на чердак! Здесь было четыре маленькие комнаты, одну из которых занимала горничная Ханна. За этими комнатами, под самой крышей, находилась еще одна комната — что-то вроде склада для старых отслуживших вещей.

Эмелайн уже рылась здесь, когда искала мебель для гостиной, и помнила, что первая ступенька из трех, ведущих сюда, сильно скрипит. Эмелайн подняла юбку, сделала большой шаг и наступила сразу на вторую ступеньку. Нужно было только повернуть большой железный ключ, который всегда торчал в замке. Эмелайн вошла в пыльную комнату, заставленную разными вещами. Хорошо бы открыть узкое слуховое окно, чтобы впустить сюда свежего воздуха и немного света! Но Эмелайн этого не сделала. Логика подсказывала ей, что полумрак сейчас ее союзник. В то же время, однако, вся эта мебель, накрытая белыми чехлами, нашептывала, что Эмелайн вступила на территорию, которой владеют призраки. И, конечно, она ведет себя очень глупо! Эмелайн глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, затем оглянулась. Одним из привидений было тяжелое кожаное кресло, тоже накрытое чехлом. В этом кресле когда-то сидел Лайам, он еще в тот день пригласил ее покататься. Слева стоял столик со сломанной ножкой. Да тут чего бояться! По-настоящему бояться она должна того человека, чьи шаги слышались внизу. Прижав ухо к двери, Эмелайн слышала разные стуки. Наверное, он переворачивает мебель в ее комнате и в комнате Кордии…

Потом такие же звуки раздались на следующем этаже. Еще несколько секунд — и шаги забухали по лестнице, ведущей на последний этаж. Обыск был произведен и в помещении прислуги. Эмелайн поняла, что скоро он ворвется сюда. Она подошла на цыпочках к большому кожаному креслу, приподняла чехол, боясь чихнуть от пыли. Эмелайн произнесла короткую молитву, забралась с ногами в кресло и опустила чехол.

Первая ступенька скрипнула! Эмелайн прижала кулак ко рту, чтобы не закричать от страха.

Полная тишина. Затем голос Вернона Брофтона сказал:

— Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать.

От невинной детской считалки на Эмелайн повеяло ужасом.

— Ну, выходи! — крикнул Брофтон. — Где ты?

Когда дверь открылась, сквозняком колыхнуло чехол, и Эмелайн решила, что она уже обнаружена. Но это было не так. Брофтон ходил по комнате и двигал мебель, проверяя каждый уголок, где можно было спрятаться.

— Я видел, как ты выходила из экипажа, — сказал Брофтон всего в нескольких дюймах от ее кресла, я ждал, когда ты вернешься!

Неожиданно Эмелайн почувствовала, как ее кресло качнулось назад и повисло.

Он играл с ней, как кошка с мышкой.

— А ты любишь поиграть, а? — спросил он, наклонившись так близко, что она почувствовала его горячее дыхание даже через плотный чехол. — Я знаю очень интересную игру. Ну как, ты готова?

Эмелайн похолодела от страха и не могла ничего сказать.

— Это замечательная игра, — продолжал он. — Тебе должно понравиться…

— Я люблю поиграть, — сказал вдруг сердитый голос в дверях. — Давай, поиграй со мной.

— Ты! — воскликнул Брофтон.

— Отойди от этого кресла, — приказал Лайам. — Или я размозжу тебе голову.

Брофтон засмеялся неприятным смехом.

Эмелайн не успела ничего сообразить, как лакей схватил ее вместе с вместе с чехлом.

Что-то маленькое, круглое и твердое прижалось к ее лбу, и, даже не видя, Эмелайн знала, что это дуло пистолета.

— Еще будут приказы? — ехидно спросил Брофтон и снова засмеялся. — Если играть, то по моим правилам. — Его смех перешел в рычание. — А теперь брось пушку!

Эмелайн услышала стук и поняла, что это упало на пол оружие Лайама.

— Отпусти ее, — спокойно сказал Лайам. — У леди Сеймур нет рубинового ожерелья. Раздались страшные ругательства, которыми Брофтон встретил это заявление.

— Ты думаешь, что я идиот? — заорал Брофтон. — Я знаю, что ожерелье у нее! Я видел его в этом доме совсем недавно и собственными глазами.

— Ты ошибаешься, — сказал Лайам. — Эти рубины…

— Они у меня! — закричала Эмелайн.

Неожиданно она испугалась еще сильнее. Лайам не должен говорить, что настоящие рубины находятся у него. Брофтон убьет его за эти рубины. А Эмелайн скорее сама готова умереть, чем допустить, чтобы что-то случилось с Лайамом. Бандит все это время крепко держал свою пленницу. Чехол даже помогал ему, сковывая ее движения. Но теперь Брофтон схватил ее за горло. Эмелайн думала, что вот-вот потеряет сознание. Она задыхалась.

— Дай мне их сюда! — рявкнул он ей в ухо. — А не то я сверну тебе шею. Затем я сделаю его светлости дырку прямо между глаз.

— Ведь сказано тебе… — снова начал Лайам.

— Я отнесла колье ростовщику, — быстро проговорила Эмелайн.

Брофтон сильно сдавил ей горло.

— Врешь!

— Это правда. Квитанция в моей сумочке вместе деньгами, которые я получила.

— Давай сюда! Где она?

— Под моей кроватью. Я спрятала сумочку, когда услышала, что ты ворвался в дом.

— Ты мне не ври, — предупредил Брофтон и сильнее сдавил ей шею.

Эмелайн слышала, как Лайам ругнулся.

— Отпусти ее, а то я…

— Ты — что? — Брофтон отступил на шаг и потянул Эмелайн за собой. — Может, прыгнешь на меня? Или ударишь? Но только сначала ты увидишь, как из ее светлости потечет кларет прямо на этот замечательный белый чехол.

Держа ее за горло, Брофтон отступил еще на шаг, но дальше ему дорогу загораживала сваленная в кучу мебель.

— Эй, ты! — крикнул он Лайаму. — Иди к окну и стой там тихо, без фокусов. Иначе сразу стреляю!

Эмелайн услышала звук шагов и поняла, что Лайам выполнил приказ.

— А теперь, — сказал Брофтон и потащил Эмелайн дальше, — мы с тобой пойдем и поищем эту квитанцию.

Прежде чем Эмелайн поняла, что он хочет сделать, Брофтон выпихнул ее из комнаты и закрыл дверь на замок, повернув ключ.

Эмелайн лежала на полу и плакала от счастья. Лайам был спасен! Она выдержит все, зная, что ее любимому ничего не угрожает. Брофтон сорвал с нее чехол, затем рывком поставил на ноги. Через минуту они уже были в спальне. Эмелайн нагнулась и вытащила из-под кровати свой ридикюль.

— Ну, если ты соврала… — прорычал Брофтон.

Трясущимися руками Эмелайн высыпала содержимое сумочки на ковер. Квитанция ростовщика выпала последней прямо на мелкие медные монеты.

Брофтон оттолкнул Эмелайн. Он схватил квитанцию и быстро прочитал название вещи, в залог которой были выданы деньги.

— Наконец-то, — сказал он и ухмыльнулся. — Наконец я получу свое!

Он наклонился, взял деньги, затем положил и деньги, квитанцию в карман. Не взглянув больше на Эмелайн, бывший лакей повернулся и вышел.

Лайам слышал, как Брофтон вытолкнул Эмелайн из комнаты. Затем дверь закрылась, и в замке повернулся ключ. Хотя Лайам мог выломать дверь просто руками, и не стал этого делать, потому что опасался за Эмелайн.

Ярость закипала в нем при мысли, что этот негодяй может с ней сделать. Но Лайам был в этой ситуации бессилен.

Он ошибся, когда решил предпринять лобовую атаку. Вернон Брофтон не солдат, а бандит, которому доставляют удовольствие эти жестокие игры. Проклиная себя за эту ошибку, Лайам думал, как быть дальше. Во-первых, он должен выбраться из этой комнаты. Затем надо найти Эмелайн, не привлекая внимания Брофтона. И когда он найдет ее, то должен сделать все, чтобы освободить. На этот раз он постарается забыть, чему его учили как офицера и джентльмена, на этот раз он будет действовать против бандита другими методами.

Стоя у двери, он прислушивался, пока Брофтон и Эмелайн не спустились по лестнице. Затем Лайам подошел к окну. Это слуховое окно было очень узкое, но Лайам довольно легко вылез из него, будучи человеком спортивным и натренированным.

Труднее было пройти по крыше до окна следующей комнаты. Лайам надеялся, что этот трюк он больше никогда повторять не будет — особенно если учесть высоту здания. Он открыл следующее окно, просунул сначала голову, а потом упал на пол, перекувырнувшись, и быстро встал на ноги. Армейские навыки ему пригодились, и он был готов немедленно сразиться с врагом, если бы тот сейчас встретился ему на пути.

Встреча состоялась раньше, чем он предполагал. Спускаясь тихо по лестнице, спиной к стене, Лайам увидел, как Брофтон вышел из спальни на втором этаже.

Брофтон был слишком самоуверен — это всегда ошибка, даже с тем противником, который уже не является угрозой. И Брофтон сейчас спокойно направлялся к выходу.

Не теряя времени, Лайам прыгнул через перила, крепко держась за них руками, а ногами в сапогах сильно ударил Брофтона в плечо. Удар был настолько мощный, что лакей упал и кубарем скатился с лестницы.

Одного взгляда Лайаму было достаточно, чтобы оценить ситуацию. Брофтон лежал под лестницей — неподвижный, как труп.

Тогда Лайам побежал наверх и открыл дверь спальни.

Эмелайн сидела на полу. Ее лицо было белое как полотно.

— Эмелайн! — крикнул он.

— Лайам!

Ему не нужны были другие слова. Он бросился к ней, поднял и обнял так крепко, будто уже не хотел никогда отпускать. Она тоже крепко к нему прижалась. И тогда Лайам закрыл глаза, чувствуя, как волна страсти прокатилась по его телу. Затем он чуть ослабил объятия и посмотрел на нее, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Хотя он осмотрел ее с головы до ног, но все еще тревожился. Он не знал, как спросить. До этого он боялся за нее, боялся, что никогда не увидит ее снова. Поэтому он решил не думать сейчас об этом вопросе. Лайам был счастлив, что может взять личико Эмелайн в свои ладони. А его взгляд ласкал ее губы, щеки, глаза.

— Любовь моя, — сказал он голосом, охрипшим от страсти. — Любимая моя!

Глава 15

Не уверенная, действительно ли она слышала эти слова, или, может, они ей только почудились, Эмелайн тихонько пролепетала:

— Это так, Лайам? Я твоя любовь?

Но в этот день ей так и не суждено было узнать ответ, потому что, когда Лайам только собирался ответить, они услышали явственно различимый звук отодвигаемого засова на входной двери. Секунду спустя раздался громкий стук — это дверь, распахнувшись, с грохотом ударилась об стену.

— Оставайся здесь! — приказал Лайам.

Он выскочил из комнаты и побежал вниз по лестнице Не слушая его указания, Эмелайн помчалась за ним следом. Конечно, она не могла бежать так же быстро, как Лайам. Ей мешали юбки. К тому же она были босиком. Поэтому, когда она выбежала из дома, то увидела, как Лайам на полной скорости завернул за угол. Но меньше чем через минуту он вернулся.

— Брофтон улизнул, — сказал он отрывисто, его синие глаза потемнели от гнева. — Он как крыса. Нашел какую-то щель и затаился.

Эмелайн не могла заставить себя сожалеть о том, чти лакею удалось скрыться. Она была счастлива, что осталась жива, еще более счастлива, что Лайам с ней рядом — целый и невредимый. Она не хотела думать о том, что случилось с Верноном Брофтоном.

— Пойдем, — сказал Лайам.

— Пойдем, — ответила Эмелайн.

Он взял ее за руку и повел к своей коляске. Лошадей придерживал молодой человек, который удивленно смотрел на весь этот спектакль, разыгравшийся прямо на его глазах.

— Ты поедешь на Кавендиш-сквер, — пояснил ей Лайам.

Эмелайн позволила ему проводить ее к экипажу и вдруг остановилась. Она поняла, как, должно быть, странно выглядит после всех этих событий, разыгравшихся в последние полчаса. Эмелайн посмотрела на свои руки и юбку. Они были все в грязных пятнах, пыльные. Быстро дотронувшись до волос, Эмелайн обнаружила, что вместо аккуратной прически у нее на голове самое настоящее воронье гнездо. Это, видимо, результат того, что она пряталась под чехлом. Вдобавок ко всему она была без шляпы, босая, и на ней не было ничего, кроме этого грязного платья.

— Я не могу в таком виде ехать по улицам! — запротестовала она. — Я должна вернуться. Мне надо взять свой чемодан и надеть шляпу.

Лайам поднял ее на руки и посадил в коляску. Затем он кинул юноше гинею и запрыгнул на сиденье рядом с Эмелайн.

— Подождите! — воскликнула она. — Я не закрыла дверь!

Не обращая внимания на эти слова, Лайам хлестнул лошадей. Он даже ни разу не оглянулся, чтобы взглянуть на дом.

Только через два дня Эмелайн снова имела возможность увидеть Лайама.

Они прибыли на Кавендиш-сквер, где их радостно приветствовали Кордия и миссис Пратт. Затем Лайам упаковал свои вещи и уехал в отель «Грийон». Перед отъездом он, однако, позаботился, чтобы дом на Кавендиш хорошо охранялся. Лайам заверил женщин, что они могут ничего не бояться. Их будут охранять два дворецких, сильный молодой лакей, хорошо вооруженный Феликс Харви, а также круглосуточно — наряд полицейских.

Несмотря на все эти меры, Эмелайн чувствовала себя неспокойно. Она хотела увидеть Лайама. Слишком много недосказанного осталось между ними. Она страстно хотела верить, что Лайам действительно любит ее. Но она боялась, что во время их короткой встречи просто вообразила себе эту любовь. Эти дни Эмелайн провела главным образом, сидя в гостиной и приоткрыв слегка дверь, чтобы слышать, кто пришел.

Но никто вообще не приходил в первый день, а во второй она услышала, как в дверь постучали. Эмелайн затаила дыхание. Она ждала, когда посетитель ответит.

К сожалению, это был не голос Лайама. Ей хотелось заплакать от огорчения или бросить что-нибудь на пол и разбить, чтобы разрядить напряжение, но она сделала милое лицо, когда Тернер объявил посетителя.

— Капитан Бьючемп, — сказала она, протягивая руку. — Как поживаете?

— Леди Сеймур… Эмелайн, — сказал он и поцеловал ей руку. — Благодарю, что вы согласились меня принять.

— Вам не за что благодарить меня, сэр, — ответила Эмелайн. — Я совсем истомилась в одиночестве. Я как пленница здесь, в этом доме, без каких-либо новостей из окружающего мира, я рада принять даже самого Наполеона. А вас, капитан, я принимаю с распростертыми объятиями.

Капитан Бьючемп улыбнулся. Он решил, что эти ее слова для него весьма хороший знак. После приглашения капитан сел на красивый стул, обтянутый золотистой материей. Эти стулья придавали гостиной очень уютный вид. Капитан положил ногу на ногу, и Эмелайн заметила, что он сегодня необыкновенно красив и одет с особой тщательностью. Его темные волосы были старательно причесаны, высокие сапоги с ботфортами начищены до зеркального блеска, рубашка ослепительной белизны и галстук завязан просто безукоризненно! На нем были узкие обтягивающие панталоны кремового цвета и нежно-голубой сюртук — на таком фоне серые глаза капитана были похожи на два холодных горных озера.

Эмелайн сразу задала ему вопрос, который ее больше всего волновал.

— Чемп, вы видели Лайама? — спросила она.

— Не сегодня, — ответил Бьючемп. — Но я видел его вчера днем и потом еще вечером.

— А он…

Эмелайн хотела спросить, не говорил ли Лайам о том, что собирается к ней зайти, но в последний момент передумала. Такой откровенный вопрос наверняка смутил бы Чемпа, да и ее саму.

— Вы слышали, что стало с Брофтоном? — спросила она вместо этого.

— Он мертв. И нечего о нем думать.

— Да, я знаю.

Эмелайн взяла вышивание, но положила снова на столик рядом с собой. Обычно успокаивающее занятие ей сегодня не помогало. Особенно в этом случае, когда речь зашла о Верноне Брофтоне.

— Лайам прислал записку с одним из полицейских, но сообщил очень коротко, без всяких деталей, сказала она. И спросила: — Вы не знаете, что произошло?

— Только в общих чертах. Лайам и я были в полицейском управлении на Боу-стрит, когда туда зашел мужчина и сообщил неприятные известия, касающиеся некоего ростовщика из Ист-Энда.

— Ростовщика? Его зовут Гаспар? — Ее охватила паника. — Я очень боялась за него!

— И совершенно напрасно, мэм, я уверяю вас. Этот криминальный тип вполне может позаботиться о себя сам.

— Так мне и говорила о нем Агнес, но я все равно испугалась, когда Брофтон забрал у меня квитанцию, зная, как он жаждет заполучить это колье. Он мог сделать с ростовщиком все что угодно! Гаспар не пострадал? Чемп пожал широкими плечами.

— Трудно сказать. Насколько мне известно, он очень ловкий человек, и я бы не стал слишком уж беспокоиться о его здоровье.

— Вы не видели его? Я говорю о Гаспаре.

— Нет. Когда мы с Лайамом зашли в этот магазинчик, то обнаружили там только Брофтона. Лакей лежал на полу. В одной руке пистолет, в другой — квитанция, а из груди торчал нож. Что касается ростовщика, то он, наверное, сейчас отсиживается в каком-нибудь притоне и ждет, когда все немного поутихнет с этим убийством, а потом снова займется своим обычным…

— Что я говорю, — пробормотал вдруг Чемп, заметив только в эту секунду, как Эмелайн прижала платок к губам и с трудом дышит. — Простите меня! Я не должен был рассказывать вам о таких ужасах.

— Это… все в порядке. Мне надо было это услышать. До сих пор я не очень верила, что Брофтон мертв. Теперь я больше не буду со страхом оглядываться, думая, что он стоит у меня за спиной. Спасибо, что все рассказали.

— Вы очень добры ко мне, конечно, — сказал он, — но все-таки я должен был держать язык за зубами. Простите меня еще раз, но боюсь, что у меня солдатские манеры.

— Если говорить правду — это и есть солдатские манеры, то я не вижу в них изъяна.

— Это потому, что вам не приходилось испытывать их на себе достаточно долго.

И он улыбнулся улыбкой ловеласа.

— Моя сестра мечтает, чтобы я исправил свои манеры, — добавил он. — Наверное, это потому, что она такая стеснительная. И вот почему я очень доволен, что ей нравится Фицхью. Он, может, не так болтлив, как я, и у него безупречные манеры.

Эмелайн была счастлива придать своим мыслям другое направление и спросила, правильно ли она его поняла.

— Мэри в него влюбилась?

— Просто случилось то, что должно было случиться, — ответил Бьючемп.

— Извините, но я не понимаю…

— Фиц уже давно ждал, когда моя сестра выйдет в свет, и хотел сделать ей официальное предложение. Он и Мэри дружили с детства, и Фиц мечтал только о ней.

Как и Мэри — только о нем, смею сказать. Если я что-нибудь понимаю в этом деле, они будут очень счастливы вместе.

Удивленная этой информацией, Эмелайн спросила, а что леди Феба думает по этому поводу.

— Мне казалось, что у ее светлости были другие планы относительно вашей сестры, куда более интересные.

— Заполучить титул, вы имеете в виду? — громко рассмеялся Чемп. — Но у Мэри никогда не было таких амбиций. Да и у моего отца тоже. Если бы отец узнал, он сразу пресек бы эти глупости еще до того, как мать выехала в город.

Эмелайн пыталась не показать, как ей странно слышать, что кто-нибудь может остановить властную леди Фебу.

— В любом случае, — продолжал Чемп, — наша мать может быть довольна тем, что ее дочь выходит замуж за самого богатого мужчину во всем королевстве. Отец Фица богат как Крез, разве вы не знаете?

Их беседа об этой счастливой паре была прервана, потому что в комнату вошел дворецкий и объявил:

— Я взял на себя смелость приказать, чтобы вам принесли чай, миледи.

У Эмелайн уже два дня не было аппетита, потому что она все время думала о Лайаме. Она отвернулась от серебряной корзиночки с красиво уложенными деликатесами и попросила Тернера поставить корзинку поближе к Чемпу.

— Не могу вам предложить ваш любимый бисквит, — сказала Эмелайн, — но, возможно, вам понравятся пшеничные лепешки, которые приготовила миссис Тернер. Они просто волшебные, как сказал бы мой отец, потому что удивительно быстро исчезают во рту.

Ее гость улыбнулся шутке, но не стал пить чай и неожиданно засмущался.

— Собственно говоря, мэм, я надеялся, что теперь, когда вам не угрожает Брофтон, то… может быть, мисс Кордия… я хотел сказать, что вы с ней обе… захотите прокатиться в парке. Моя коляска ждет рядом с домом. И можно с тигром[6] позади, для приличия, конечно.

Вот, значит, что! Поэтому Чемп сегодня такой красивый. Он решил взять быка за рога и хочет пригласить Кордию прокатиться. Стараясь казаться невозмутимой, Эмелайн ответила, что у нее сегодня слишком много дел, которые она обязательно должна сделать. Она попросила дворецкого сообщить мисс Кордии, что пришел капитан Бьючемп.

— Передайте ей, пожалуйста, Тернер, что капитан особенно интересовался, не желает ли она с ним прокатиться.

— Я немедленно пошлю к ней горничную, миледи.

После этого к Чемпу вернулось хорошее настроение, он расслабился настолько, что даже позволил себе съесть сливовый пирог. Пока они ждали Кордию, Чемп рассказывал Эмелайн разные смешные истории о мистере Фицхью, когда тот был еще маленький, и об одном злющем гусе их поварихи. Он как раз подошел к самому смешному месту, где его будущий кузен бежал через луг, спасаясь от гуся. В это время дверь открылась, и в гостиную вошел лорд Сеймур. Эмелайн замерла. Хоть она и смеялась до слез, но сразу забыла про историю, которую рассказывал Чемп.

Лайам стоял в дверях, такой элегантный и красивый, что капитан не мог бы с ним сравниться. Лайам — ее единственный, любимый мужчина!

— А вот и ты, старина! — воскликнул Чемп. — Давай, присоединяйся к нам! Я только что рассказывал Эмелайн о том, как гусь гонял Фица по нашему лугу.

Лайам ухмыльнулся.

— По крайней мере, Фицхью знает, когда он лишний. У тебя, кажется, нет такого инстинкта.

— Эх, приятель, — вздохнул Чемп. — Я надеялся, что мы с тобой вчера все это уладили.

— Я тоже надеялся. — Лайам смахнул с рукава несуществующую пылинку. — Я и сейчас надеюсь, что не должен гонять тебя саблей.

Чемп засмеялся, нисколько не смущенный этой угрозой.

— Зачем такие крайности, старина? Я понимаю твой намек. Ты хочешь, чтобы я ушел, и я уйду. — Он слегка откашлялся. — Вот только дождусь мисс Кордию.

Лайам посмотрел на него, затем на Эмелайн.

— При чем тут моя сестра?

Эмелайн решила ответить на этот вопрос. Она чувствовала себя не очень уютно во время этой мужской перепалки.

— Чемп зашел к нам, чтобы пригласить Кордию прокатиться в парке.

Все еще не вполне понимая, Лайам спросил:

— Он хочет прокатиться с моей сестрой? Но почему?

— Потому что нам это доставит удовольствие, — раздался звонкий голос у него за спиной.

Удивленный, он повернулся и посмотрел на свою сестру, которая стояла в дверях.

Он заметил, как идет Кордии этот костюм — желтое платье и спенсер в тон, и не в первый раз Лайам удивился, обнаружив, что она еще повзрослела. Но еще более удивительным было то, что его сестра вроде бы злилась На него. Она гордо подняла подбородок, и ее красивые синие глаза смотрели очень решительно.

— Мисс Кордия, — сказал Чемп, встав и поклонившись ей. — Вы очень добры, что согласились принять мое приглашение.

— Наоборот, — ответила она, пройдя мимо брата и подавая руку джентльмену. — Это вы очень добры, сэр. Уже вечность я просто мечтаю о глотке свежего воздуха.

Чемп снова поклонился.

— Я весь к вашим услугам, миледи.

Лайам не мог выговорить ни слова. Он видел искреннее восхищение в глазах друга и явную благосклонность в глазах своей сестры. Будто желая получить подтверждение тому, что здесь происходит, он повернулся и посмотрел на Эмелайн.

Понимая его замешательство, Эмелайн улыбнулась, затем кивнула.

— Прокатитесь с удовольствием, — сказала она, напутствуя молодую пару. — Когда вы вернетесь, может быть, Чемп все же выпьет чаю, раз он отказался от него сейчас?

— Конечно, — ответила Кордия и, молча пройдя мимо брата, чуть ли не вылетела из комнаты, что миссис Пратт, разумеется, назвала бы немыслимой поспешностью.

Все еще сомневаясь и глядя на закрытую дверь, Лайам спросил:

— Значит, Чемп приходил к моей сестре?

— Да, — спокойно ответила Эмелайн.

— Вы хотите сказать, что все это время он не интересовался… э-э… другой леди?

— Я не думаю. С первой встречи он и Кордия полюбили друг друга. По крайней мере, я так считаю. — Она подняла удивленно брови. — А вы не одобряете?

— Что вы! Ничего подобного. Чемп отличный парень. Мой лучший друг!

Эмелайн облегченно вздохнула.

— Я рада, что у вас нет возражений. Вы знаете, что мисс Кордия очень своенравная молодая леди.

— Да, — ответил он.

Словно тяжесть упала с его плеч. Он запрокинул голову и рассмеялся.

— Чемп и Кордия! — воскликнул он. — Кто бы мог подумать!

— Ясно, что вы об этом не думали, — сказала Эмелайн и улыбнулась, потому что ей был приятен его смех.

Лайам покачал головой.

— У меня были совсем другие мысли.

В его голосе теперь звучала страсть, и Эмелайн почувствовала, как жаркая волна разливается по ее телу.

— У вас были другие мысли?

— Да — ответил он спокойно.

Она смотрела, как он шел к ней. Ее охватило сильное возбуждение. Когда он остановился всего в нескольких дюймах от ее кресла, она сгорала от страсти. Как она ждала его! Она хотела сказать ему, сколько раз закрывала глаза, пытаясь вызвать в воображении его голос и представить, как он называет ее: «Моя любимая!» Она страстно хотела снова услышать эти слова. Хотя бы для того, чтобы убедиться: они ей не почудились.

Но он молчал. Когда молчание затянулось, и она встревожилась, что не выдержит и спросит, любит ли он ее, Лайам протянул руку.

— Иди ко мне, — сказал он мягко.

Будто в трансе, Эмелайн дала ему руку, и он потянул ее к себе. Эмелайн встала рядом с ним. Они смотрели друг другу в глаза. Казалось, прошла вечность. Карие глаза смотрели в голубые. День и вечер слились в одно.

Эмелайн подумала, что сейчас заплачет от счастья. Он отпустил руку и взял ее лицо в свои ладони, как он это сделал два дня назад. Прикосновение его рук было очень нежное, все ее тело встрепенулось и подалось вперед. Он ласково провел пальцами по ее бровям, и от этих чарующих движений ее веки опустились сами собой. Она ждала и глубоко дышала, наслаждаясь его чистым ароматом, и в то время как его запахи наполняли ее чувства, его пальцы продолжали волшебную игру, гладили ее щеки, губы…

Эмелайн вздрогнула, почувствовав, как сладко задрожало ее тело. Сладкая, приятная волна захлестнула ее. Его лицо было все ближе. Так близко, что она чувствовала дыхание Лайама. Он прикоснулся своими губами к ее губам. Медленно, мягко… У нее закружилась голова..

Затем он обнял ее, прижал к своему твердому мужскому телу и крепко поцеловал.

Эмелайн прижалась к нему вся, и вся она — и телом и душой — отвечала на его ласки. Вокруг нее сверкал удивительный мир, мир радости… Они дали себе насладиться и побыть в этом радостном мире еще немного. Эмелайн была послушной ученицей, а Лайам опытным инструктором. Наконец он оторвался от ее губ и прижал свои губы к ее виску, тяжело дыша.

— Любовь моя, — прошептал Лайам.

Несомненно, теперь она слышала эти слова. Она обняла его крепко и положила голову ему на плечо, счастливая, что сбылись ее самые смелые мечты.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Я думаю, что влюбилась в тебя с первого взгляда. Конечно, тебе нужна жена более высокого происхождения, но знай, что никто не будет любить тебя так, как я.

Ее слова звучали для Лайама сладкой музыкой. Он счастливейший человек в мире, решил он. Только что он получил бесценный подарок. Как раз в то время, когда понял истинную цену этого подарка. Он взял Эмелайн пальцами за подбородок и поднял к себе ее лицо. Он смотрел и не мог налюбоваться.

— Выше тебя я не могу смотреть, — сказал он.

Хотя ей было приятно слышать эти слова, но Эмелайн ответила:

— Мне двадцать семь лет. Уже не девочка…

— Я знаю, любовь моя. И однако, — сказал он, целуя ее в кончик носа, — недавно я обнаружил, что очень молодые леди меня почему-то не привлекают. Назови как хочешь, но это так. Зато леди, которой двадцать семь, меня очень устраивает.

Она посмотрела на него, чтобы убедиться, что он говорит честно.

— И еще тебе нужно знать, — сказала она. — И… я немного играла с тобой.

— Неужели? Не могу поверить!

Он как мог сдерживался, чтобы не рассмеяться.

— Это правда. И есть одна вещь, о которой я обязательно должна сказать тебе.

Она покраснела от смущения и добавила:

— Это что-то вроде исповеди.

— Ты можешь говорить мне все, что угодно, сказал он, зная, что это невинное создание не может сделать ничего такого, для чего нужна была бы исповедь.

— Я пыталась поймать тебя, — сказала Эмелайн.

— Не понял…

— В общем, я хотела привлечь, поймать и очаровать. Только у меня не очень получается, потому что я не выполняю инструкции, которые написаны в книге.

— Инструкции? — удивился он. — Из книги? — Он кашлянул. — Я думаю, что наша любовь послана нам самой судьбой. Честно сказать, я уже почти усвоил твою теорию о силах небесных.

Она снова покраснела, и Лайам не смог удержаться от желания обнять ее и поцеловать. Он целовал ее долго, забыв, где находится и что в гостиную может кто-нибудь войти. Тяжело дыша, он отодвинул Эмелайн и оглянулся. Рядом стоял золоченый стул, на котором Эмелайн недавно сидела. Лайам сел на стул и посадил Эмелайн на колени и обнял за талию. А она жарко прижалась к нему и положила голову ему на грудь.

— Уверяю тебя, — сказал Лайам, — что ты действительно поймала меня. Ты меня очаровала. Однако, что это за книга, о которой ты говоришь?

Эмелайн рассказала, как нашла маленький томик в шкафу в Сеймур-парке и как пыталась следовать инструкциям Мадам Икс.

Он едва не рассмеялся.

— И там десять глав?

Она кивнула.

— Но я дошла только до третьей главы. После этого я решила отослать книгу обратно в Уилтшир.

Раздался тихий стук в дверь.

— Да? — крикнул Лайам.

— Майор, — позвал Феликс Харви через дверь. — Привезли пакет для вас. От «Ранделл и Бриджес». Очень маленький пакет, но я подумал, что вы хотите получить его прямо сейчас.

Не ожидая ответа, слуга приоткрыл дверь всего на несколько дюймов, чтобы можно было просунуть руку, и бросил маленький кожаный футляр. Лайам ловко поймал футляр над головой, чему Эмелайн здорово удивилась.

— Это для тебя, — сказал Лайам, открывая футляр и держа так, чтобы ей было видно.

Там было кольцо. Великолепный сапфир, окруженный прозрачными чистыми бриллиантами.

Эмелайн, не смея дышать, глянула на сапфир, а затем посмотрела в синие глаза своего возлюбленного, которые были еще ярче.

— Лайам… я…

— Ты согласна стать моей женой? Ты это хотела сказать, да?

— Нет, — сказала она. Увидела боль в его глазах и быстро добавила: — Я имею в виду, да, конечно. Я хочу стать твоей женой. Но я хотела сказать другое.

Лайам успокоился, взял кольцо с бархатной подушечки и надел его на палец Эмелайн. Затем он нежно поцеловал Эмелайн и спросил, согласна ли она стать его женой после получения специальной лицензии.

— Да, — шепнула Эмелайн. — Я согласна стать твоей женой, где угодно и когда угодно. Но куда ты так спешишь? Я не понимаю — зачем?

— Я мечтаю не о свадьбе, а о свадебном путешествии, любовь моя.

— О! — воскликнула она, покраснев. Затем сказала с той непосредственностью, которая так восхищала Лайама: — Я как раз хотела поговорить с тобой о свадебном путешествии. Точнее, я хотела поговорить о книге.

— Да, моя любовь.

— Лайам, я решила не отсылать книгу обратно.

— Почему же, моя любовь?

Ее глаза загорелись.

— Я хочу взять ее с собой в наше свадебное путешествие.

— Это необязательно, — сказал он, целуя ее в одно очень возбуждающее местечко. — Меня невозможно поймать больше, чем ты это уже сделала.

— Я рада это слышать, — сказала она. — Но в десятой главе есть то, что мне особенно хочется попробовать… на моем муже.

Лайам весело рассмеялся.

— В таком случае, любовь моя, ни одной мили без десятой главы!

Эмелайн была восхищена, обнаружив, что у ее будущего мужа такой веселый характер. В награду она обвила его шею двумя руками и снова подставила для поцелуя губы.

1

Персимон Фейс (Persimmon face) — лицо цвета хурмы.

2

Prune-Puss — красно-лиловая киска.

3

Моя вина (лат.).

4

Очаровательная (фр.)

5

Маленькая (фр.)

6

Tiger — ливрейный грум