– Миледи, вам не нравится еда? – услышала она голос служанки.
Элейн не прикоснулась ни к чему из того, что принесла Маргарет. Еда стояла нетронутой на столе, покрытом тончайшей льняной скатертью.
– Я не голодна. – Теперь она не допустит, чтобы ее снова усыпили к приходу Рейвена.
– Тогда я это унесу. – Маргарет поклонилась. – Мадам, если позволите, я ненадолго отлучусь и покормлю сына перед торжеством.
– Сына? – Элейн с удивлением взглянула на нее. Девушка выглядела слишком юной, чтобы иметь ребенка.
– Да, миледи. – Служанка опустила голову. – Я знаю, это достойно осуждения. Милорд взял меня из борделя и дал мне тут убежище. Но я полностью раскаялась, искупила свою вину! Не прогоняйте меня, ваша светлость, умоляю.
– Конечно, я не прогоню тебя.
– Да сохранит вас Господь, мадам. В душе вы столь же милосердны и добры, как милорд. Я буду верной служанкой, как он мне велел. – Она низко поклонилась. – Если вы дадите согласие, я быстро приду назад. Я принесла ваш сундук с гребнями и лентами. У нас будет довольно времени, чтобы причесать вас, когда я вернусь.
– Конечно, иди. Оставайся там, сколько тебе нужно.
С поклоном на каждом шагу Маргарет удалилась. Элейн снова обернулась к морю, но, как ни напрягала глаза, корабля уже не видела.
Вес украшенного жемчугом платья был совершенно невыносим в полуденную жару. Элейн вдруг решительно направилась из галереи в спальню.
Хотя на чистых простынях не осталось ни малейшего следа того, что произошло здесь ночью, в комнате, словно греховное обещание, все еще ощущалось присутствие Рейвена. Ее охватила странная дрожь. Она трясущимися пальцами дергала рукава платья до тех пор, пока свадебный наряд драгоценной кучей не упал к ее ногам.
Элейн сразу почувствовала легкость. Обнаружив в углу спальни знакомый сундук, она быстро подняла крышку, оглядела содержимое и с облегчением увидела, что все ее вещи на месте.
Она собрала распущенные волосы в сетку, подпоясалась шелковым шнурком. Затем, уже поспешно, вытащила дневник с письменными принадлежностями и бросила их в кожаную сумку. Элейн еще не знала, куда пойдет в одной рубашке с короткими рукавами, что будет делать, но она не собиралась оставаться в этой комнате, покорно дожидаясь своей участи. Замок окружали стены из черного камня, похожего на самоцвет, который вспыхивал и переливался яркими блестками. Во внутреннем дворе не было ни коров, ни печей для готовки еды, лишь стойка с оружием стражников да колодец в центре. Огромные белоснежные собаки охраняли двор, величественно и неприступно поглядывая вокруг темными глазами.
Слишком уж пусто для замка. Будто его построили для какого-то знатного лорда, которого покинула многочисленная свита. Но до Элейн доносились голоса и запахи из невидимой кухни. Стояла запряженная повозка, где лежали корзины с фруктами и мягким сыром. Их никто не охранял.
Тяжелые главные ворота оказались закрыты, правда, нашлась маленькая калитка. Выглянув наружу, Элейн увидела тропу. Она заканчивалась ступенями, ведущими наверх, а потом исчезающими за поворотом. Оттуда были видны искривленное дерево и кусочек неба.
Если пират думал, что она смиренно ждет его со связанными крылышками и ножками, как праздничный гусь к этому фальшивому торжеству, он будет разочарован.
Элейн украла с повозки три сливы, два куска белого мяса и выскочила за дверь.
Ей не пришлось долго осматриваться, чтобы убедиться в том, что она уже знала: остров – природная крепость, испещренная мелкими гаванями и ущельями, соединенными невероятными каменными мостами, бежать отсюда невозможно. Тем не менее гнев и что-то еще, чему Элейн не могла подобрать названия, заставляли ее идти вперед. Только куда? Под замком она видела дом и причал для судов вокруг маленькой отмели. Взад-вперед сновали рыбачьи лодки. Несколько военных галер мирно отдыхали у берега, словно стая волков перед следующей охотой.
Далеко внизу Элейн заметила деревню, но, глядя на бесчисленные мостики и тропы, не могла понять, как туда спуститься. Голова у нее до сих пор болела от снотворного, подмешанного в вино. Она бродила по лабиринту тропинок, которые никуда не вели, заканчиваясь там, где начинались. Эта раздражающая путаница только усиливала ее ненависть к пирату. Элейн представляла себе, как он наблюдает за ней с черных башен, смеясь над ее тщетными усилиями найти выход к деревне, специально расположенной им в такой дразнящей близости. Она тяжело дышала, когда наконец выбралась на открытое пространство, спугнув пасущегося там козла, посчитавшего за лучшее исчезнуть в зарослях.
На самом краю утеса лежала вырванная из земли огромная глыба обработанного известняка. Элейн продралась сквозь колючие заросли к поверженному основанию и, положив на него руку, чтобы не упасть, посмотрела вниз, где в синей воде узкой бухты резвились дельфины.
Потом она шаг за шагом, стараясь держаться подальше от края утеса, обошла вокруг пьедестала. Наконец Элсйн почувствовала себя в безопасности, подняла взгляд и тут же ухватилась за куст, чтобы не отскочить назад.
Прямо на нее смотрели каменные глаза огромной разбитой головы, упавшей с основания. Никогда в жизни Элейн не видела ничего подобного: она была размером с три повозки, один нос высотой с саму Элейн. Когда-то она была раскрашена, следы красного и белого цвета еще остались вокруг глаз и странного головного убора. Элейн осторожно прикоснулась к варварскому изваянию, провела ладонью по губам, полным, гладким и безупречным, как у женщины. Затем оглянулась.
Из замка ее не видно, она скрыта необычным головным убором, напоминающим опахало. С нарочитым высокомерием Элсйн бросила на землю сверток с едой, подняла юбку и вскарабкалась на шею статуи. Оттуда, балансируя на широкой щеке и виске, она прошла дальше, села у головного убора. Превосходный трон и защита от посторонних взглядов.
Она тихо сидела в этом странном и чудесном месте, между небом и скалами, невидимая из пиратской цитадели. Девочкой, когда ее что-то расстраивало или тревожило, она убегала из дому и подолгу бродила по диким необитаемым местам, влекомая этой неженской чертой характера, которую так осуждала Кара. Здесь не было покоя лесов и пастбищ Сейвернейка, но Элейн обрела печальное утешение в пустоте и необозримых морских просторах, открывавшихся далеко внизу.
Она закрыла руками лицо. Неопытная, глупая, она сочла Рейвена привлекательным, опасным... храни ее Господи, почти обворожительным. На несколько обманчивых часов она даже поверила, что нашла союзника, что он может статьей другом. Элейн охватил стыд. Стыд за потерю чести, стыд за то известие, какое привезет в Англию леди Беатрис.
Стыд и гнев, что она хотя бы на минуту поверила ему.
Предлагала сделку. Торговалась с этим вероломным изгоем, своим злейшим врагом. Даже Кара презирала его, а у нее не хватило ума поинтересоваться, за что.
Элейн знала, почему она этого не сделала. Потому что она женщина. Потому что слаба. Потому что он был прекрасен, загадочен и ослепил ее.
Она уткнулась лицом в колени и покачивалась взад-вперед, закрыв глаза, пытаясь стереть из памяти его образ, его мимолетную улыбку. Потом вдруг достала свой дневник, чернильницу и на языке Либуше описала пирата в скверных выражениях, представив его намного грубее и ужаснее, чем было на самом деле.
С минуту Элейн смотрела на горизонт, затем перелистала дневник назад, к поэме, посвященной Раймону. Она закусила губу. Никогда уже не услышит он ее стихов, не засмеется вместе с ней, не поцелует, не назовет своим котенком. До сих пор она не смирилась с этой мыслью. Казалось, что когда-нибудь она сможет вернуться к нему. Глядя на ущелье, Элейн представила, как прыгает вниз, превращается в дельфина и уплывает. Однажды Либуше рассказывала ей о девочке, которая превратилась в морского льва и исчезла в туманном море. Она встала. Она думала о падении, о скалах, о воде. У нее не хватит мужества.
Элейн быстро отвернулась... и вскрикнула при виде белой собаки, тащившей ее забытый сверток с едой. Пес испуганно поднял голову. Это был всего лишь большой щенок с миндалевидными черными глазами на белой лохматой морде. Но он не убежал, не гавкнул, когда Элейн подхватила брошенный сверток, просто стоял и с надеждой смотрел на нее.
– Ах ты, воришка! Где твоя семья? – ласково спросила она.
Щенок обнюхал подол ее рубашки, затем положил большие лапы ей на колени. Наверняка он из помета громадных белых псов, охраняющих замок, хотя сейчас, когда он играл с ее подолом, в нем совсем не было их величественного достоинства. Это просто неуклюжий комок белой шерсти, виляющий хвостом и подставляющий живот, словно комнатный любимец.
Элейн запустила руку в его мягкий мех. Она скучала по своим оставшимся дома собакам, а спаниель леди Беатрис не отличался дружелюбием и всегда мог укусить.
Разделив мясо, она протянула кусок щенку. Тот сразу вскочил, благовоспитанно съел угощение из ее руки, а потом уселся перед ней, стуча хвостом и глядя ей в лицо. Взяв его на колени, Элейн прислонилась к каменной статуе, и они вместе разделались с козьим сыром, который она закусила сливами.
Наверно, пират уже ищет ее. Пусть ищет. Пусть отправляется на свадебный пир без невесты.
Здесь было тихо, безлюдно. Никто ей не указывал, не предупреждал, не устраивал ее будущее одним щелчком пальцев. Здесь только щенок, друг, который ничего не требовал, лишь хотел свернуться поудобнее и разделить с ней еду.
Он лизнул ее в подбородок и тяжело вздохнул. Элейн прижалась щекой к его мягкой белой шерсти и, несмотря на страдание, улыбнулась.
Глава 7
Снова открыв глаза, она увидела пирата. Он сидел на камне и при свете заходящего солнца листал страницы ее дневника, а белый щенок играл с носком его сапога.
– Это мое! – воскликнула Элейн.
– Значит, вы так горько плачете по своему Раймону?
Его черные глаза будто глядели сквозь нее в ее прошлое и будущее.
– Раймон? – пробормотала она, не зная, что слышалось в его голосе, насмешка или угроза.
– Имя вам незнакомо? – Она покачала головой. – Видимо, кто-то другой вписал его несколько раз в вашу книгу.
– Он... мой друг. – Пират многозначительно усмехнулся. – Зачем спрашивать, если вы такой всезнающий маг? Для вас нет секретов!
– Это больше предположения и выводы, леди Елена. – Он снова улыбнулся и взглянул на страницу. – Вот здесь... Я глубоко опечален, что представлен в вашем описании таким непривлекательным. Я в самом деле настолько мерзкий и грубый человек?
– Вы сумели это прочитать! – мрачно сказала она. – Как вам удалось?
– Я всерьез занимаюсь изучением иностранных языков, – ответил Рейвен, небрежно листая страницы. – Как и должен любой философ.
– Философ! Скорее, пират, насилующий служанок.
Он покачивал носком сапога, а щенок радостно бросался на него.
– Увы, я не удивлен, что вы описываете меня в столь нелестных выражениях, раз сами в это верите.
– Тогда вас не удивит и мое отсутствие на вашем празднестве... ведь, что бы вы ни говорили, я не считаю себя вашей женой.
– Но прежде чем вы бросите мое кольцо, леди Елена, – тихо сказал он, – позвольте мне объяснить ваше положение. Вы признаете меня своим мужем или будете проданы какому-нибудь доброму мавру, который лучше обращается с наложницами, чем со своими женами. Тогда никто в христианском мире даже не посмотрит в вашу сторону. Выбор за вами.
– Почему я должна этому верить? Маргарет сказала, что вы еще никогда никого не продали в рабство.
– Очень хорошо. – Пират встал. – Если вы хотите рискнуть своей жизнью, полагаясь на мнение служанки, – пожалуйста.
Щенок бросился к Элейн, положил лапы ей на колени, лизнул пальцы. Наклонившись, она погладила его по голове и прошептала:
– Ты заблудившаяся принцесса? Ты отказываешься делать, что тебе говорят?
Щенок куснул ее за нос. Элейн вскрикнула. Он тут же отскочил, но потом вернулся и принялся трепать подол ее рубашки.
– Как всегда, наивны, – сухо произнес Рейвен.
– Черт возьми, – сказала она, потрогав нос и увидев кровь на пальцах. – Он же только щенок.
– А вы непременно доверяете всему, что выглядит невинно?
– Я не приписываю щенкам злых умыслов, это правда.
Он взглянул на ее лицо.
– Надеюсь, шрама не останется. Иначе это снизит вашу цену при продаже сарацинам.
Элейн выдернула подол из щенячьих зубов и встала. Солнце опускалось за гряду темных облаков, обращая все вокруг в яркий золотой свет и резкие тени.
– Могу я забрать свой дневник? – спросила Элейн, протянув руку. К ее удивлению, пират без возражений отдал его.
– Где вы научились писать на этом языке?
– Леди Меланта прислала знахарку. Она многому научила меня.
– Похоже, у вас разносторонние знания. Весьма необычно дли простой служанки.
– Может, и необычно. Только ничего плохого в учении нет.
– Что вы, это превосходно, – кивнул Рейвен. – Надеюсь, вы его продолжите. Можете пользоваться моими книгами и рукописями. Они покрыты пылью, но в них много интересных мыслей.
Элейн не привыкла к одобрению ее знаний. А тем более к мужчинам, которые поощряют ее к обдумыванию интересных мыслей. – Хорошо, я так и сделаю, пока нахожусь здесь.
– Да, очень вам советую. Поскольку в гареме вряд ли найдется что почитать. А так в часы праздности между визитами вашего хозяина вы хотя бы станете размышлять над своими обширными знаниями.
Кровь бросилась Элейн в лицо. Она не знала, что пират с нею сделал, но Либуше когда-то объяснила ей, что женщина может ждать от мужчины. А Рейвен к тому же был слишком красив лицом и телом. Вместо того чтобы внушать отвращение, он казался невыносимо притягательным, так что она почти желала его прикосновений. Как всегда, он будто прочел ее мысли.
– Мы постараемся найти вам не слишком отталкивающего покупателя, – сказал он. – Хотя не могу твердо обещать.
– Вы смеетесь, но с вашей стороны было жестоко так со мной поступить. Подмешать в мое вино какое-то зелье, а потом... Унизить меня... Заявили леди Беатрис и тем людям, что я... сама этого хотела.
По острову пронесся резкий порыв ветра. Облака на горизонте почернели, закрывая солнце.
– Вы сказали мне, что не хотите Риату. Просили оставить вас тут. Вы бы согласились выйти за меня, если бы я предложил?
– Нет!
– Значит, я лишь избавил вас от лишних разговоров, дорогая. – Он покачал головой. – Возможно, я чудовище, не отрицаю. Но вам лучше примириться с обстоятельствами, подумать, что полезного вы можете для себя извлечь, а не биться, словно обреченный мотылек в паутине.
– Примириться с разбойником, учинившим надо мной насилие? Что хорошего я могу извлечь?
– Увы, единственный предмет, которым ваши учителя явно пренебрегали, – это ваша собственная история. – Прислонившись к разбитому пьедесталу, Рейвен бросил палку щенку. – И как теперь выглядит миледи Кара? Все так же красива?
Элейн с удивлением посмотрела на него.
– Кара? Она выглядит как любая матрона в добром здравии.
– Став прекрасной английской крестьянкой, да? И что это за мужлан, которого она выбрала себе в супруги?
– Сэр Гай – рыцарь, а не мужлан.
Рейвен небрежно отмахнулся.
– Всего лишь деревенщина с грязью на руках. Очень прискорбно, что вам пришлось жить в подобном обществе. Потому-то вы и поддались унижающему ваше достоинство чувству к обыкновенному англичанину.
Элейн чуть не задохнулась от ярости.
– Унижающему? Да как вы смеете!
Пират фыркнул, выдергивая у щенка палку, хотя тот пытался увернуться.
– А разве нет? Зачем он вам нужен? Ведь не для брака, упаси Господи.
– Конечно, я хотела выйти за него замуж. Я люблю его.
Он посмотрел на нее, как на безумную.
– Вы – Монтеверде.
– И что из этого? Кара всегда говорила, что я могу выйти за человека, которого полюблю. И леди Меланта тоже.
– Вы никогда бы не опозорили имя Монтеверде таким образом! – Пират швырнул палку, и щенок умчался за ней, скрывшись среди камней. – Я бы вам не позволил.
– А вы-то здесь при чем? – удивилась Элейн.
– Дьявол побери вашу сестру и Меланту! Они знали, что я не спасал бы вашу шкуру, не нес пятьсот лиг, чтобы выдать за какое-то английское дерьмо!
– Спасали меня? – в замешательстве повторила Элейн.
– Несведущий ребенок! Они ведь не сказали вам правду, не так ли? Вы были последней из рода Монтеверде, оставшейся в руках семейства Риаты. Меланта не могла забрать вас оттуда. Вы живы благодаря мне. Именно я переправил вас невредимой к сестре, в эту забытую Богом грязную яму среди лесов. Похоже, вы не знаете или не помните этого. Впрочем, я понимаю, что у Меланты и вашей сестры были причины держать вас в неведении.
– Что за бред? – пробормотала Элейн. – Я вам не верю!
– А вы считаете, что перелетели туда на ангельских крыльях? Я украл вас из крепости Риата в бельевой корзине, и вы были смелым ребенком в свои шесть лет. Через горы нас вела собака, такая же, как мои белые охранники. Я заблудился, дождь перешел в снег. Я нес вас, пока не обессилел, и уже думал, что мы оба погибнем. Но к вам подошла собака, вы держались за нее, и она вывела нас. Вы не помните. – Он покачал головой. – Совсем не помните?
– Нет, я никогда...
Элейн посмотрела на него и с ужасающей ясностью увидела то, что пыталась отрицать. Сейчас его лицо, оживленное истинным чувством, стало еще прекраснее и в то же время казалось до боли знакомым. Он был похож на ее черного ангела.
– Это невозможно.
Она яростно тряхнула головой. Этот пират на своем острове среди безбрежного моря знает ее прошлое, знает намного больше, чем она сама. Элейн не хотела верить ему.
– Никто даже не упоминал о ком-нибудь вроде вас!
– Конечно. Сомневаюсь, чтобы ваша сестра могла произнести имя Аллегрето Навоны.
– Я вас не понимаю. Вы же говорили, что ваша семья – наш враг.
– Да, ваш смертельный враг.
– Тогда почему ради меня вы проделали такой долгий путь?
– О, из-за любви, – с усмешкой ответил пират. – Я думал, что люблю вашу сестру.
Элейн только рот открыла.
– Кару? – Он сделал иронический поклон. – Нет, я не верю. Она бы пришла от вас в ужас.
– Она и пришла. – Рейвен посмотрел на горизонт, золотой и розовый над грозовыми тучами. – Она и пришла, – медленно повторил он.
– Кара?
Невероятно. Ее сестра казалась такой степенной, такой пухленькой и домашней, преданной своему дому и Сейвернейку. Пират любил ее. Этот демонический ангел, этот маг, искатель приключений.
– Не могу себе этого представить, – наконец сказала, Элейн.
– Я тоже не могу представить, что вы хотите себе в постель какого-то английского крестьянина. Но именно так поступила ваша сестра. Похоже, вы унаследовали эту испорченность от матери.
Он произнес это так, будто дал ей пощечину.
Элейн гневно выпрямилась.
– Сэр Гай не крестьянин, и Раймон тоже. А вы-то сами кто?
– Теперь ваш супруг, моя дорогая. Можете называть меня Аллегрето. И к вашему сведению, внебрачный сын Джино Навоны, поскольку вы столь несведущи в истории своего рода.
– Ну и кто же этот Джино Навона?
– Человек, которого по милости к вам Господа Бога вы можете забыть. Меланта и ваша сестра у меня в долгу за то, что теперь ведут спокойную жизнь. – Рейвен горько улыбнулся. – Если бы я выполнил приказ отца, ваша сестра была бы моей женой, а не этого английского простолюдина, и лорд Родрик давно бы гнил в своей могиле.
– Я не верю этому! Не верю! Такого не может быть!
– Если никто вам этого не говорил, значит, такого не может быть? Следовательно, вы не знаете, что вероломная Меланта обещала выйти за моего отца после смерти Лигурио. Но она была достаточно смела, чтобы сбежать в Англию, и достаточно безрассудна, чтобы выйти там замуж. Поэтому Джино приказал мне отравить Родрика и освободить ее от этих уз.
– Отравить его? – выдохнула Элейн.
– Да, отравить. Но лорд Родрик жив, не так ли? И ему следует каждую ночь на коленях благодарить меня за это. – Рейвен сжал рукоятку кинжала. – Мой отец был недоволен. Узнав, что я не выполнил его волю в отношении рыцаря Меланты, он велел бросить меня в колодец.
– Святая Дева! – прошептала она.
– Я предал его. Меня воспитали в беспрекословном подчинении отцу. Я должен был делать то, что он приказывал: убивать тихо, чтобы никто не знал, когда и откуда придет смерть. Говорили, что я сам убил его.
Элейн вспомнила, как он стоял за спиной леди Беатрис, чувствовала присутствие своего черного ангела и наконец осознала, почему не рассказывала о тех снах Каре.
– Вы убили его?
– Нет. И вряд ли бы смог. Я любил его. Он приводил меня в ужас, но он был моим отцом. Поинтересуйтесь у сестры, как он умер. Наверняка дьявол ждал его в аду с распростертыми объятиями.
Рейвен щелкнул пальцами, подзывая белого щенка, который невдалеке грыз палку. Тот подбежал и уселся перед ним.
– Если Меланта послала вас ко мне, это справедливая плата.
– Сомневаюсь, чтобы она послала меня к вам.
– И все же странно, что вы путешествовали с таким жалким эскортом, а храбрые рыцари-госпитальеры так легко сдали вас. Но поскольку вы прибыли сюда, я вас приму.
– Зачем? Я не вижу в этом смысла! – воскликнула Элейн. – Какая вам от меня польза?
– Какая польза? – Рейвен недоверчиво покачал головой, потом встал и обвел рукой горизонт. – Вы действитсльно считаете, что я всего лишь простой пират? Я трудился ради этого целых десять лет. Послала ли вас Меланта, попали вы ко мне в руки по Божьей милости или по дьявольскому умыслу, это не имеет значения. С Навона еще не покончено, хотя от семьи остался только незаконнорожденный сын. У меня будет то, чего добивался мой отец. Теперь Монтеверде принадлежит мне. Вы сотрете пятно с моего сомнительного происхождения. Вы узаконите мои права. Так что оставьте свои любовные стихи, вам больше не позволено флиртовать с каким-нибудь полукровкой вроде этого Раймона.
– Если вы не пират, тогда не обращайтесь со мной как с пиратской добычей!
На миг Элейн показалось, что сейчас он выхватит кинжал и... Она замерла, словно кролик, над которым неумолимо кружил ястреб.
Он вдруг улыбнулся:
– Иногда вы очень напоминаете Меланту. Думаю, мы понравимся друг другу.
– Понравимся? – Элейн скептически засмеялась. – Я не согласна быть вашей женой.
– Предпочитаете Франко Пьетро?
– Я хотела бы выйти за человека, которого смогу полюбить.
– А я бы хотел стать папой римским. Теперь вы похожи на свою безмозглую сестру.
– Может, я и безмозглая, но мне не нужно Монтеверде, – яростно ответила Элейн. – Я обойдусь и без него. Без яда и убийств – в отличие от вас.
– Разумеется, – холодно произнес он. Затем отвернулся, подошел к краю утеса и заглянул в синюю глубину ущелья. – По-моему, я не прошу вас быть, как я.
– Кажется, это единственное, чего вы от меня не требуете, пират.
Он бросил вниз камень и следил за его падением.
– Зовите меня Аллегрето, если вам нравится.
– Аллегрето! – презрительно фыркнула Элейн. – Не очень подходящее для вас имя.
– Да, я не самый веселый человек, верно? Видимо, меня следовало назвать Разрушителем. Но моя мать любила меня, когда я был ребенком. Как и все матери.
– У вас была мать?
Он искоса взглянул на нее, серебряная серьга качнулась у его щеки.
– Нет, я выпрыгнул из ада взрослым.
– Так я и думала.
Рейвен снова отвернулся и посмотрел на горизонт.
– Матросы говорят, приближается шторм. Пора возвращаться, пока не стемнело.
Элейн подозвала щенка, уткнулась лицом в мягкую шерсть и крепко зажмурилась.
– Почему вы плачете? Ваше будущее еще не определено. В шесть лет вы были непослушным озорным ребенком, не боялись лазить со мной по горам.
– А сейчас я пешка в игре честолюбцев, – процедила она сквозь зубы.
– Вы не пешка, мадам, а королева на шахматной доске, – твердо ответил Рейвен. – Делайте свой ход в игре, а то и правда окажетесь заложницей судьбы. На этот раз я не могу дать волю чувствам, даже если бы хотел. – Теперь это не в моей власти. Меланта должна мне. Кара должна мне. Бог свидетель, и вы должны мне. Однажды я перевез вас в убежище, и это дорого мне стоило. Я не могу сделать это снова и не сделаю.
Элейн долго не решалась взглянуть на него, а когда наконец подняла голову, Рейвена уже не было.
К ночи разразилась буря, превратившая все в ревущий хаос тьмы, пронизывающего ветра, хлещущих веток и блестевших камней. Хотя статуя давала какое-то укрытие, но его было недостаточно, чтобы защитить от холодных брызг. Элейн скорчилась в ненадежном убежище, все еще цепляясь за последнее заблуждение, что черный ангел по-прежнему хранит ее. Внушающий страх ангел, мрачный, опасный, но добрый. Он заявил, что она у него в долгу за свою жизнь. Как будто те беззаботные годы в Сейвернейке, так быстро промелькнувшие, словно все ее детство слилось в один бесконечный счастливый майский день, были частью торговой сделки, заключенной без ее ведома, сделки с этим дьяволом. И теперь она должна платить.
Бандит, незаконнорожденный сын, убийца. И леди Меланта... Она не знала, чему верить в отношении ее крестной. Все, что прежде казалось честным, теперь представлялось в дурном свете. Почему никто не рассказывал ей о прошлом? О том, что ее оставили в руках злейших врагов семьи? Правда, она не спрашивала, но молчание, которым был окружен их с Карой приезд в Англию, не допускало саму возможность подобных вопросов. Элейн, не слишком это понимая, чувствовала, что любые разговоры на эту тему рассердят Кару, а потому даже не пыталась их заводить.
С наступлением темноты начался ливень, и статуя уже не могла служить убежищем. Прижав к себе вырывающегося щенка, Элейн встала. Но куда идти? Где тропа? Скала должна быть слева, замок – впереди. Ледяные струи хлестали се по голове и обнаженным плечам, стекали по спине. Каждый шаг, казалось, только приближал их к гибели.
Но щенок положил ей морду на плечо, доверчиво обнял лапами за шею. Она двинулась туда, где, по ее предположению, была тропа, забрела в колючий кустарник, попыталась его обойти. Ветер дул ей в спину, как бы подталкивая в нужную сторону, потом капризно сменил направление.
Еще несколько шагов, и Элейн поняла, что ей не удастся найти дорогу. Она решила вернуться к упавшей статуе, но за стеной дождя ее невозможно было различить. Она не могла отойти далеко, значит, статуя где-то рядом. Элейн попыталась нащупать се ногой. Пустота. Она замерла, боясь сойти с места. Щенок снова принялся вырываться, и она еще крепче прижала его к себе. Если он спрыгнет, то наверняка упадет в пропасть.
Она ничего не видела, не осмеливалась сделать ни шага. Но ветер толкал ее, как огромная рука, и она медленно опустилась на колени. Щенок яростно извивался, начал лаять, потом вдруг сделал невероятный прыжок и освободился.
Элейн вскрикнула от ужаса. Еще миг, и неясное белое пятно исчезло во мраке. Она пыталась хоть что-то рассмотреть сквозь пелену дождя, бившего ей в лицо, уверенная, что щенок упал со скалы.
Потом с облегчением услышала его лай, а вслед за этим увидела громадную белую собаку и человека, шагнувшего к ней из темноты.
Глава 8
В проходе, освещенном одним из странных голубых шаров, пират остановился. Дождь лил как из ведра, ручьями стекал по грубым ступеням, капал с каменных стен. Когда ее демон-спаситель повернулся к ней, Элейн увидела, что мокрый локон прилип к его щеке, капли воды блестели на ресницах и сбегали по лицу.
От ужаса, охватившего ее, когда она не почувствовала твердой земли под ногой, кровь до сих пор стучала у нее в висках. Она стояла, дрожа, как щенок, жмущийся к ее ногам. Им не пришлось далеко идти, хотя Элейн ни за что бы не смогла найти вход в эту пещеру. Но белая собака безошибочно привела их к убежищу. Пес энергично отряхнулся, разбрызгивая во все стороны воду и не обращая внимания на щенка, пытавшегося лизнуть его в морду.
– Гран мерси, – искренне поблагодарила своего спасителя Элейн и потянулась, чтобы потрепать его по лохматому загривку.
Пес равнодушно посмотрел на нее и вдруг с лаем бросился вниз по проходу. Щенок, тоже гавкая, помчался за ним.
Рейвен пристально смотрел им вслед. Затем, когда лай постепенно затих вдали, он повернулся к Элейн и наконец выпустил се руку.
– Впредь слушайте меня, когда я говорю, что пора идти.
– Благодарю вас, – чопорно ответила Элейн, хотя испытывала к нему глубокую признательность.
– Не ожидал, что вы так долго там продержитесь, – сказал он, смахивая с лица дождевые капли. – Недооценил ваше упрямство.
– Простите, что заставила вас искать меня.
– Да, я надеялся лежать в постели с молодой женой. К несчастью, она теперь напоминает утонувшую крысу.
– Сожалею!
– Но даже крысы высыхают.
Сняв с крюка голубой светильник, пират начал спускаться по проходу. Элейн медлила. Но если она не пойдет за ним, то останется одна в полной темноте, будет дрожать от холода и слушать доносящийся снаружи рев бури. Она выбрала меньшее из зол.
Их шаги гулко отдавались в тоннеле, который постепенно сужался и петлял. В некоторых местах он разветвлялся, от него отходили другие проходы, тоже освещенные голубыми шарами. Собаки исчезли, похоже, отправились по своим делам.
Туннель внезапно свернул и закончился лестницей. Элейн поднималась за пиратом вверх по ступеням, которые становились все более гладкими и ровными, пока наконец не уперлись в бронзовую дверь.
– Смотрите внимательно, – сказал Рейвен, подняв лампу.
На одной панели был изображен пастух с овечьим стадом, на другой – битва собак с медведем. Дверной проем выглядел сплошной стеной: ни ручки, ни петель, только в углублении посередине вырезаны три слова: Gardi li mо. Как на ее кольце.