Средневековье (№2) - Благородный разбойник

– Освободите для нас место. Дарио, пусть несут еду. Фатима, сбегай за кларетом. Зафер, Маргарет, поднимитесь сюда, вы мне нужны.

Все бросились выполнять приказания. Зафер взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, Маргарет поспешила к Элейн. Она упала перед ней на колени, со слезами целуя мокрый подол ее туники.

– Ваша светлость, я так испугалась. Я не предполагала, что вы настолько рассердитесь, что покинете замок в такой шторм!

– Это не твоя вина, – сказала Элейн, подняв служанку и отогнав восторженного щенка. – Меня рассердил совсем другой человек.

Глаза у Маргарет расширились.

– Не Фатима, миледи?

– Нет, – твердо ответила Элейн.

– Тогда кто вас рассердил, принцесса? – настаивала служанка. – Он ответит за это. Подхватив щенка, Элейн оглянулась на пирата.

– Я прикажу сбросить меня со скалы, – сказал он. – А теперь идите вниз и устраивайтесь поудобнее, если сможете. Зафер, готовься к отправке.

Щенок пытался вырваться из ее объятий, и, пока Элейн освобождала его лапы, запутавшиеся в рукаве туники, что-то вспыхнуло, зашипело, как будто внутрь комнаты ударила молния. Когда она повернулась, ни пирата, ни Зафера уже не было.

Минуту стояла тишина, потом все спокойно вернулись к своим делам. Элейн оглядела галерею, каменные стены, потолок, терявшийся в дымной темноте. Стены остались на месте, другой лестницы тут не было. Черный камень поблескивал в неровном свете факелов. Маргарет безмятежно поклонилась. Как же она молода, подумала Элейн, как все в этом замке молоды.

– Разрешите помочь вам спуститься, ваша светлость? – с улыбкой спросила девушка.

Глава 10

Элейн спускалась по лестнице рядом с Маргарет, держа на руках щенка. Она не представляла, как теперь вести себя, и никто ей не мог помочь. Этот пират собрал на уединенном острове странное общество. Даже при дворе королевы Анны она не видела столько молодых людей. Казалось, они все были не старше двадцати лет, а большинство совсем еще дети.

На кухне царило безудержное веселье, граничащее с ликованием. Мальчики и девочки принесли множество скатертей в похожую на пещеру комнату, где под наблюдением молодого человека накрывали один-единственный стол. Когда он поворачивался к ним спиной, дети начинали тайком щипать друг друга. Раздавался визг. Мимо Элейн пронесся отряд, державший огромную дамасскую скатерть. Щенок лаял, вырывался и, чтобы принять участие в игре, схватил острыми зубами конец скатерти.

– Не тяните! – сказала Элейн, придерживая ткань.

Все замерли, глядя на нее широко открытыми глазами, как будто увидели говорящее дерево. Эти малыши так же боялись ее замечаний, как и она когда-то неодобрения сестры.

– Жалко испортить красивую вещь, – наконец произнесла она, получив в ответ поклоны и реверансы.

Дети чинно прошли мимо нее, аккуратно держа скатерть, чтобы она не коснулась пола, и затем побежали дальше, весело смеясь. Щенок бросился следом, но вернулся к Элейн.

– Они еще невоспитанные дети, миледи, простите их, – прошептала Маргарет по-английски. – Милорд сам пока не может справиться с ними.

Элейн перевела взгляд на египетского мага. Тот немедленно шагнул вперед и склонился в нижайшем поклоне. Его возраст не поддавался определению, но он был намного старше всех в комнате. Маг разжал длинные пальцы, и на ладони у него оказался поводок из позолоченной кожи с украшенным драгоценными камнями ошейником.

– Поводок для благородного щенка, – сказал он. – Если ваша светлость окажет честь моему скромному колдовству.

Элейн величественно кивнула. Так делала королева Анна, когда принимала дары от своих подданных. Впечатление было немного испорчено громкими возражениями щенка, на которого надели ошейник. Он метался, как рыба на крючке, а потом сел и начал грызть поводок.

– Иди сюда, негодник.

Элейн освободила щенка от подарка, слишком хорошо зная, что такое золотая клетка, почесала его за ухом и отпустила. Но тот из упрямства остался, лизнул ей пальцы и, как только она выпрямилась, ухватил за подол.

– Маргарет, а где люди постарше?

– О, Дарио вон там. – Служанка махнула в сторону молодого человека, который устанавливал резную скамью перед огромным почерневшим очагом. – Зафера милорд взял с собой. Фатима спустилась в погреб. Она сейчас принесет напитки для миледи. И Зафер, и Дарио были только года на два старше Элейн.

– Они тут самые взрослые?

Маргарет пожала плечами:

– Не знаю, ваша светлость. По-моему, да. Не желаете занять почетное место? Вот и Фатима с напитками.

Элейн узнала хорошенькую мавританку, которая прислуживала им с леди Беатрис. Когда она села, Фатима тут же приблизилась и поставила на стол два кубка.

– Не желаете вина, принцесса?

Пока Элейн ухаживала за графиней, эта служанка притворялась, что не понимает ни ее французский, ни латынь, ни итальянский. А теперь Фатима говорила на языке Монтеверде даже лучше ее самой.

Элейн кивнула, и служанка поманила малыша из той веселой компании. Он сделал низкий поклон и серьезно вытер пальцы о рубашку, прежде чем взять кувшин. Маленькие руки еле удерживали тяжелый сосуд, пока он наливал вино. Поставив кубок перед Элейн, малыш опять поклонился и встал на колено. Элейн улыбнулась ему и подняла кубок.

– Нет! – Иль-Корво шагнул вперед из ниоткуда, в развевающемся черном плаще, с мокрыми волосами. – Сперва попробуй вино, Маттео!

Пират остановился у стола, глядя на ребенка, который уже опустил голову до самых плиток.

– Маттео, – ледяным голосом сказал он. – Ты ослушался меня. Выпей, что налил. Остальное выплесни. А потом я не желаю тебя видеть.

Мальчик подполз на коленях к столу, взял кубок и пригубил вино.

– Отпей и проглоти, – велел пират.

Ребенок сделал большой глоток. Все молча смотрели на него. Маттео сморщился, как при позывах к рвоте, и Элейн похолодела от ужаса. Это была проверка на яд, без всяких шутливых ритуалов, которые она не раз видела при дворе и считала простым обрядом.

С минуту все наблюдали за мальчиком, но дальше гримасы дело не зашло. Он стоял на коленях, опустив голову от стыда.

– Никогда, слышите... – Иль-Корво свирепо взглянул на Элейн. – Никогда не пейте и не ешьте ничего без проверки.

Она забыла. Хотя леди Меланта ее предупреждала и сам пират однажды воспользовался ее доверчивостью, опоил, чтобы добиться своей цели. Он сел и презрительным жестом отпустил Маттео. Тот на четвереньках отполз назад, пока не уперся в стену, а потом, вполне здоровый, вскочил и убежал. Проводив его взглядом, Иль-Корво сердито посмотрел на служанку.

– Фатима, жизнь мальчика в твоих руках. Если ты позволишь Маттео еще раз совершить такую ошибку, то сама поднесешь ему отравленный кубок. Смени вино.

Фатима упала на колени.

– Вы мой господин, ваша светлость, – испуганно пробормотала она, потом встала и поспешила за Маттео.

– Помните это, миледи. Вы тоже в ответе за их жизнь. Сами не будьте опрометчивы и не позволяйте им небрежно вас обслуживать. Если вы тут пострадаете, виновные, допустившие это по ошибке или злому умыслу, пожалеют, что родились на свет.

– Он же ребенок, – возразила Элейн, стараясь унять дрожь.

– Тем легче совершить убийство, не привлекая к себе внимания.

– Совершить убийство! – повторила она. – Но мальчику нет и восьми.

– Мне было девять, когда я убил в первый раз. Я пока не требую от Маттео слишком много, если это успокоит ваше нежное сердце. Но все на моей службе знают цену ошибки.

Когда двое малышей с испуганными серьезными лицами унесли его плащ, Маргарет поставила на стол золотую миску. Элейн протянула ей все еще дрожавшие руки, чтобы омыть их душистой водой, и вперед сразу выступил Дарио, широкоплечий юноша с грубоватыми чертами лица. Но поклонился он весьма изящно, снял с плеча салфетку и вытер Элейн руки.

– Прошу меня извинить за простую трапезу, миледи, – сказал пират. – Это совсем не то, чего бы я хотел. Настоящий пир в честь нашей женитьбы мы устроим в Монтеверде.

– Не имеет значения, – сдержанно ответила Элейн. Ее бы порадовало, если бы никакого обеда в Монтеверде вообще не было.

– Налей три кубка, – приказал он Дарио, наблюдая за тем, как юноша отпивал из каждого, а потом ставил на стол.

Рейвен сделал большой глоток из кубка и протянул его Элейн. Она пригубила вино, по крайней мере уверенная, что оно не отравлено. Затем он подал ей второй кубок, но, когда она хотела его взять, резко отвел руку.

– Не пейте отсюда. Будьте внимательны. Сначала понюхайте.

Элейн недоверчиво посмотрела на него, но пират твердо встретил ее взгляд. Она глубоко вдохнула запах.

– Чувствуете?

Она покачала головой.

– Пахнет специями.

Он снова подал ей первый кубок.

– Обратите внимание на цвет.

Элейн заглянула в кубок. Обычный для кларета медово-красный цвет и приятный аромат пряностей.

– Я ничего не вижу.

Он протянул второй кубок.

– А теперь?

Когда она почти уткнулась туда носом, пират слегка наклонил его... и она заметила на поверхности тончайший цветной слой.

– О, вижу.

– Наконец-то, – произнес он. – К счастью, это лишь капля оливкового масла. – Рейвен подвинул к ней третий кубок. – А здесь яда хватит, чтобы убить нас обоих. Понюхайте.

Элейн осторожно склонилась над третьим кубком. Едва уловимые запахи жженого сиропа и горького миндаля портили аромат вина. Казалось, они сразу проникли ей в горло и застряли там. Она быстро отодвинула кубок.

– Но ведь он пил из него!

Иль-Корво с улыбкой взглянул на Дарио.

– Объясни принцессе, что произошло.

Юноша низко поклонился.

– Ваша светлость, когда я пил, там не было никакого яда. Милорд отвлек вас, и, пока вы рассматривали второй кубок, я подбросил яд в третий. Это обычная хитрость.

– Обычная? – беспомощно повторила Элейн. – Обычная в Монтеверде?

– Правда, люди Риаты не такие искусные, – сказал Рейвен. – Их уловки заметишь без труда. Но вы слишком легковерны. Учитесь замечать, что происходит вокруг.

– Черт побери! – воскликнула она. – Видно, Бог от меня отвернулся, раз я попала сюда! Пират нахмурился.

– Вы что, до сих пор еще не поняли, насколько это важно для вас? – Он жестом велел Дарио убрать кубки. – Мадам, учитывая вашу наивность, вас отправили в Монтеверде на верную смерть. Что бы я ни сделал, никто лучше меня не обучит вас этим смертоносным хитростям. Вы сомневаетесь во мне?

Элейн молча смотрела на белую скатерть, где осталось пятно, напоминающее кровь: то ли след яда, то ли безопасного вина. Когда-то она верила, что темный ангел спасет ее от всех бед, теперь счастливая иллюзия развеялась, ангел оказался преступником, который теперь с такой страшной уверенностью объявил себя ее защитником. Ее крестная знала этого пирата.

Элейн не могла доказать, что леди Меланта каким-то образом послала ее к нему. Злейшему врагу их семьи. К преступнику, который заявил, что сам убил бы ее, если бы она вышла за Франко Пьетро Риату.

Она не могла это доказать, но помнила холодно-безжалостное поведение леди Меланты, благоговейный трепет сестры перед графиней, уважение с примесью страха, о котором никогда не говорилось. Она знала, что по духу ее крестная была ближе к Рейвену, чем к кому-либо другому.

– Я ваш, – тихо и просто сказал ей пират. – До самой моей смерти.

Элейн глубоко вздохнула. Она до сих пор чувствовала боль внутри. Эта мрачная тайна и боль. Но она снова хотела этого: он перед нею, с откинутой головой, в полной ее власти. Сила того, что она чувствовала, власть над его телом, собственное желание этой власти потрясло Элейн.

– Тогда научите меня вашим хитростям. Я уверена, вы знаете их все.

Он усмехнулся:

– Я не могу научить вас и десятой доле известных мне уловок. Но я могу научить вас, как от них защититься.

В этот момент, выйдя из дымных теней, появился Зафер. Когда Рейвен посмотрел на него, молодой язычник поклонился, но оба не произнесли ни слова. Казалось, им хватило взгляда, чтобы понять друг друга.

– Слушайте меня внимательно, миледи, – сказал Рейвен, поворачиваясь к ней. – Не верьте ни в какие бесполезные магические варева, это ложная алхимия для глупцов. Рассчитывайте на свой рассудок и знания. У всякого яда есть определенные свойства. У всякого убийцы есть характерная особенность, которая его выдает, если вы достаточно наблюдательны.

– А какая характерная особенность у вас?

Он скользнул взглядом по ее руке, лежащей на столе, затем по ее лицу. С таким же успехом она могла бы понять, о чем думает пантера.

– Этот вопрос будет вашим последним испытанием. Тогда мы увидим, достаточно ли вы способны, чтобы найти ответ.

Пират устроился возле огромного кухонного очага и, привалившись спиной к каменной печи, держал Элейн в плену крепких объятий. Зафер молча стоял на страже, остальные разместились, кто где сумел.

Всю ночь свистела и завывала буря. Элейн спала урывками, ее мучили тревожные сны. Проснувшись в очередной раз, она увидела на своей ноге голову белого щенка, который лежал кверху животом, раскинув лапы, между ней и пиратом. Зафера сменил Дарио, рядом спал Рейвен. Странно, она была почти уверена, что он никогда не спит. Но она чувствовала на своих волосах его размеренное дыхание и свинцовую тяжесть его руки на талии.

У него было имя, такое обманчивое, совершенно ему не подходящее. Аллегрето, сказал он. В английском языке подобного слова нет, а в итальянском и французском оно подразумевает нечто веселое, легкое, даже радостное.

Он смеялся, но только издевательски. Он улыбался, как может улыбаться кот, пока играет с мышью. Интересно, хоть раз в жизни он испытывал настоящую радость? Как они с Раймоном, когда смеялись до упаду, пока уже не могли дышать.

Вряд ли. Те, кто знал его, использовали вместо имени титул или прозвище Рейвен. Да, ему вполне подходило название этих чернокрылых предвестников войны и смерти.

После ужина Элейн научилась различать по запаху три яда, внимательно следила, как Зафер незаметно подмешивал в соль щепотку пудры, спрятанную в его салфетке. Он проделал это четыре раза, а Элейн так и не смогла уловить поворот его запястья, пока он не замедлил движение и не поднял салфетку, чтобы она видела каждое действие.

Потом Маргарет, спокойная и решительная, показала, как приложить яд к застежке для плаща, и уколола Зафера, когда помогала ему одеваться. Поскольку она не слишком в этом преуспела, то стала извиняться перед милордом и миледи за свою неловкость. А кинжал Зафера уже был направлен ей в сердце. Юноша молниеносным броском нападающей змеи остановил попытку убийства.

Пират с холодным вниманием наблюдал за своими учениками, делал им замечания, как специалист оценивал их достижения и предлагал способы совершенствования. Маргарет следовало делать вместо укола царапину, это не вызовет подозрений, а результат при настоящем яде одинаковый. Элейн он посоветовал опускать каждую острую застежку в воду, а до того, как прикоснуться к ней, обязательно вытереть и прикалывать к одежде только собственноручно. Затем, вытащив из-за пояса кинжалы, он показал, как яд слегка меняет цвет лезвия. В его левой руке отравленный кинжал, предупредил он ее, в правой – чистый.

Отвратительно учить детей злым делам, но мальчики и девочки, от самых маленьких до Зафера, Дарио и Фатимы, нетерпеливо глядели на него, соперничая в желании показать ему степень их мастерства. Пират относился к ним со своего рода жестокой добротой. Когда сын Маргарет начал вопить в своей корзине, подвешенной возле очага, ее временно освободили от дальнейших упражнений в нанесении увечий, приказав успокоить ребенка. Маттео, скрывавшегося в полутемном углу, позвали сделать новую проверку на яд. После многочисленных попыток он сумел наполнить кубок, не пролив ни капли на скатерть, и снял пробу. Когда Рейвен в конце концов без всяких похвал и замечаний взяла предложенный кубок и выпила из него, заплаканное лицо мальчика пылало от гордости и облегчения.

Сейчас Элейн смутно различала пальцы Рейвена, запутавшиеся в ее распущенных волосах. Он как бы следил за каждым ее движением, даже пока они спали. Его руки завораживали Элейн. Он словно магнит притягивал ее к себе. Кажется, она забыла все, чему ее учили о добродетели, будто все, что она знала о радости и веселье, потеряло силу перед этой влекущей тьмой. Она снова хотела причинить ему боль, испытать потрясающее ощущение власти над ним. Она просто жаждала этого.

Вздрогнув, Элейн плотнее завернулась в его плащ и тут почувствовала, что пират насторожился. Дарио внимательно посмотрел в ее сторону.

Она слегка передвинулась, заняв освободившееся место, когда Рейвен поднял руку. Но как только она устроилась, сразу же опустил ее, держа Элейн в ловушке. Щенок перевернулся и вздохнул.

Он дал ей для изучения свитки. Правда, там встречались тексты, которые уже присылала леди Меланта.

Пока наверху бушевал шторм, Элейн читала латинский трактат об отравляющих веществах, разделенный на главы: природные, искусственные, изобретенные человеком; их приготовление; способы применения; действие. Сухость во рту, учащенное сердцебиение, жар, жажда, возбуждение, бред... смерть. На полях были пометки. Другие симптомы: расширенные зрачки, мышечные спазмы. Имена людей, некоторые из них вычеркнуты. Так Элейн могла сидеть в Сейвернейке, на кухне, за столом с запахами хлеба, жареного лука и сажи. Она могла изучать свои записи о травах и настойках Либуше. Но она читала о том, как один человек мог убить другого, лишить его сил и зрения. А вокруг дети занимались кухонными делами и весело болтали. Дарио вертел колесо точильного камня, и визг металла перекрывал шум бури. Ребенок Маргарет играл возле нее, пока она зашивала рубашку Элейн.

Пират сидел на середине лестницы, ведущей в кухонную галерею. В черном бархате, одна нога вытянута. Как на рисунке, который Элейн однажды видела в книге, где некий черт наблюдал за душами в чистилище.

Когда он взглянул на нее, она хотела отвернуться. Но это выглядело бы проявлением слабости... допущением, что он смутил ее, что она все помнит... И очень живо. Он говорил о Монтеверде, о приходе к власти, но Элейн больше интересовал ребенок Маргарет. В свое время Либуше объясняла ей это. Она и сама знала, видела, как спариваются животные в Сейвернейке. Представляла в мечтах, как собирает в лесу цветы с сыном, ее и Раймона... но кое-какой пробел между ее целомудрием и этой картиной не побуждал Элейн к дальнейшему исследованию.

Не сводя с нее глаз, Рейвен лениво дотронулся пальцем до того места на плече, куда она его укусила. Элейн судорожно вздохнула. Наверняка это наложенное им заклятие приводит в смятение все ее чувства, вызывая нелепые желания, когда она вспоминает о том, что между ними произошло. Ни разу в жизни ей не хотелось причинять боль другому человеку. Возможно, заклятие делает ее не похожей на себя. Пират знает, как добиться своего, ему не требуются куриные перья.

Рейвен одним грациозным прыжком соскочил вниз, опередив малыша, который собрался выхватить у Дарио только что наточенный кинжал. Он подбросил нож к потолку, и сердце у Элейн остановилось, когда орудие убийства, несколько раз перевернувшись в воздухе, полетело вниз прямо на голову мальчика. Но пират без всяких усилий перехватил его.

– Горячий, – сказал он, посадив ребенка на пол. – Не прикасайся к нему сразу после точки. – Мальчик закивал. – Теперь нож остыл. Можешь его взять.

Малыш потянулся за кинжалом, но пират отдернул руку. Тот мгновенно вскочил, принял стойку, расставив ноги и покачиваясь на носках. Он явно подражал учителю. Несколько минут оба делали ложные выпады, нападали и отступали в борьбе за обладание ножом. Раз пятьдесят острие чуть не задевало нежную кожу ребенка, но тот уклонялся, отскакивал, нырял под руку Иль-Корво. Наконец пират сделал вид, что мальчик действительно выбил у него оружие, неуклюже лягнув его по коленной чашечке.

– Неплохо, – сказал Рейвен, после того как ученик схватил кинжал. Он сел рядом с Элейн, потирая колено и с улыбкой глядя на нее. – Многообещающий отпрыск.

Но она не улыбнулась в ответ.

– А не лучше, если бы вам служили взрослые? – Это прозвучало как обвинение. – Почему дети?

– Потому что они всецело мои.

– С детьми легко справиться.

– Разве? – лениво спросил он.

– Вашего собственного ребенка вы бы тоже воспитали таким образом? – Почувствовав его взгляд, она поспешно добавила: – Не трудитесь меня просвещать. Я уверена, вас именно так и воспитывали. Но со своей плотью и кровью вы сделаете то же самое?

Элейн вдруг подумала, что он страшнее, когда неподвижен, чем когда играет оружием.

– Тогда объясните, какой у меня выбор, – тихо сказал он.

Элейн не предполагала, что он рассчитывает на ответ. Но пират, казалось, ждал именно этого. Она нахмурилась, глядя на свои руки. Все увещевания насчет добра и зла совершенно бесполезны, даже глупы. Обычная проповедь. Конечно, серьезная ошибка – портить детей, готовя их к такой службе. А что она могла ему предложить, кроме банальностей вроде отказа от беззакония и возвращения к честной жизни? Но зачем говорить это человеку, поклявшемуся защищать ее от таких же убийц, как он сам?

– Однажды я спросил это у вашей сестры. Ей тоже нечего было мне сказать.

Элейн опустила голову, потом вздохнула и посмотрела на него.

– Если вы желаете, чтобы я носила ваших детей, вы должны найти ответ.

Пират не двигался. Он смотрел в спину Дарио, продолжавшего крутить точильное колесо.

– Либуше многому научила меня, – прошептала Элейн. – Даже если вы меня заставите, я смогу это предотвратить.

Она лгала. Знахарка учила ее пользоваться травами совсем с другими целями. Тем не менее Элейн решила, что даже маг не знает всех уловок мудрой женщины.

Ни ярости, ни отвращения не последовало. Он просто задумчиво смотрел на нее, как будто она загадала ему загадку, на которую он не знал ответа.

– Почему?

– Потому что это будет и мой ребенок. А я не хочу, чтобы мой ребенок вырос и стал таким, как вы.

– Незаконнорожденным?

– Убийцей. Как они. – Элейн кивнула на детей.

– Вы хотите, чтобы он не мог постоять за себя?

– Нет. Только... не больше, чем другие. Не испорченные и не приученные убивать, словно это игра.

– А если я поклянусь в этом, тогда вы не будете сопротивляться? – тихо спросил он. – Тогда согласитесь зачать?

Элейн почувствовала, что краснеет. Она не хотела быть его женой. Однако мысль, что она станет носить под сердцем их общих детей, ужасала и одновременно волновала ее.

– Если на то будет Господня воля, – услышала она свой шепот. Хотя вряд ли Господня воля имела какое-либо отношение к тому, что она чувствовала.

– Тогда клянусь, – немедленно ответил пират. – Кто бы ни родился, мальчик или девочка, их воспитанием займетесь вы. Я не буду учить их тому, что знаю сам.

Шторм, продолжавшийся целые сутки, наконец пронесся мимо, оставив за собой изрядные разрушения, свежий воздух и прохладу, от которой теплолюбивые южане тряслись и растирали себя руками. Но даже Элейн плотнее запахнула плащ, когда они шли по продуваемым ветром комнатам. Она чувствовала себя такой же разбитой, как и прекрасные резные двери, косо висевшие на петлях. Белый щенок увязался за ними. Его интересовали только игры да воровство, он с ликованием изучал развалины и обломки – единственное веселое живое существо среди молчаливых, угрюмых обитателей.

Замок устоял, но открытые сводчатые галереи превратились в руины, их сорванные тяжелые балки разметало по комнатам. Но пирата, видимо, не беспокоил причиненный ущерб, его больше волновал сверкающий горизонт. Расставив часовых по всем углам своей крепости, он пристально глядел в море.

Элейн сомневалась, что корабль Ампошты мог уцелеть при таком шторме. Она помолилась за леди Беатрис. Но судьба графини сейчас в руках Божьих, а ее больше заботила собственная участь. Она подумала о флотилиях, которые могли прибыть за ней. Рейвен так напряженно всматривался в морские просторы, будто ждал чьего-то появления. До сих пор он не требовал, чтобы Элейн не покидала пределов замка, а сегодня резко выговаривал ей, когда она хоть на несколько шагов отходила от него.

– Есть опасность нападения? – спросила Элейн, когда он послал Зафера узнать, что делается за стенами замка.

– Опасность нападения существует всегда, – коротко ответил пират. – Не могли бы вы уточнить, насколько она велика?

– Сейчас вас должно беспокоить не нападение, миледи. – Рейвен снова посмотрел вдаль. – Мои товарищи собирают флот для подготовки нашего возвращения в Монтеверде.

– Флот? – испугалась Элейн. – Так скоро?

– Время назначено много месяцев назад. Как только я получил сообщение, что Франко-Пьетро собрался жениться, а имя его невесты – принцесса Елена.

– Флот, – чуть слышно повторила она.

– Большой флот. Шестьдесят кораблей и четыре тысячи воинов, чтобы уничтожить Риату. Я собирал его пять лет.

– Черт возьми, – прошептала Элейн, взглянув на него, а затем на пустой горизонт.

Свежий ветер гнал огромные волны, которые далеко внизу разбивались об отвесную стену замка. Ничто другое не нарушало безбрежное голубое пространство.

– Да, их не видно, – сказал пират.

Она молча разглядывала кольцо на пальце. Как бы ей сейчас хотелось плыть на корабле Ампошты домой, в Англию, но сомнительно, чтобы они могли уцелеть. Хотя его товарищи – пираты и мародеры, она не желала им такой страшной участи.

– Возможно, не все они погибли, – спокойно произнес Рейвен. – Некоторые могли где-нибудь укрыться.

– Господи, защити их. – Элейн перекрестилась.

– Никто не обвинит в этом Бога. Все обвинят меня.

– Вас? За шторм?

– Разумеется. И дьявола. Скажут, я с помощью колдовства пытался вызвать бурю, а потом не сумел с нею справиться.

Щенок пронзительно залаял, бросившись к чайке, которая имела наглость усесться прямо на мраморный парапет. Та взлетела, и щенок с чувством выполненного долга затрусил назад к Элейн, старательно обходя руины и перепрыгнув через разбитую кадку с пальмой. Но потом все-таки ухватился за ветку зубами и начал ее трепать. Во все стороны полетела земля.

– Тихо, дурачок, – ласково сказала ему Элейн.

Пират одним махом перекинул кадку через ограждение, затем стал поднимать куски засохшей глины и бросать их один за другим в море. Он шел вдоль парапета, методично наклоняясь и швыряя мусор вниз. Когда пол очистился, Рейвен уперся ногой в уцелевший пьедестал, опрокинул его со скалы и направился к скульптуре грифона на парапете. Элейн закрыла глаза: сейчас он сбросит и его. Но этого не последовало, и она нерешительно обернулась. Его губы кривила ироническая усмешка, ветер играл черными волосами, раздувал черный плащ с красной подкладкой. Стоя на скале под ослепительным солнцем, он в самом деле казался дьяволом, одиноким и беспощадным. Он бросил последний взгляд на пустой горизонт и сказал:

– Вечером мы отправляемся. Возьмите себе, что пожелаете. Сюда мы больше не вернемся.

Глава 11

Венеция поднималась из воды, как сверкающее видение.

– Дом Морозини, – прошептал Рейвен лодочнику, когда они в гавани отплывали от египетской галеры. У причалов и на Большом канале, где скопилось много лодок и кораблей, бурлила шумная жизнь, а в самом городе было тихо. Ни суеты, ни скрипа колес, ни стука подков, только легкий плеск весла лодочника.

Странные длинные лодки, которые тут называли гондолами, походили на домашние туфли с загнутыми вверх заостренными носами. Элейн и Маргарет сидели в маленькой кабине, глядя из-под своих покрывал на роскошные мраморные фасады дворцов с ажурными галереями и стрельчатыми окнами, на изящные мосты, отражавшиеся в воде каналов.

Лодочник грациозным движением развернул гондолу, направив ее прямо ко входу большого особняка. Дверь без всякого знака с их стороны тут же распахнулась.

Иль-Корво, Дарио и Зафер легко спрыгнули на влажный причал. Ни у кого не было при себе оружия, у них отобрали его на таможне, положили в сейфы и выдали расписки. Юноши стояли с мрачными, тревожными лицами, пока Элейн и Маргарет поднимались по ступеням, сопровождаемые пажами в богатых ливреях.

У Элейн опять возникло то странное ощущение, когда после долгого плавания оказываешься на твердой земле: как будто все окружающее на миг скользнуло мимо и остановилось, но если повернуть голову, снова уплывет. Она была рада, что паж держал ее под руку.

– Мой хозяин примет вас наверху, – сказал он по-итальянски, но с таким акцентом, что Элейн еле поняла.

Он повел их по влажному темному коридору, где даже в полдень горели факелы. Вдоль стен тянулись ряды железных ящиков и деревянных бочек. Элейн смогла наконец откинуть покрывало, ибо уже задыхалась, несмотря на прозрачную ткань. Но когда паж вывел их в освещенный ярким солнцем внутренний двор, ей пришлось закрыть глаза рукой.

Они вошли в особняк, поднялись на верхний этаж, с гладкими каменными полами, украшенными великолепной мозаикой. В большой комнате, где они ждали, было прохладно, сквозь высокие ставни дул легкий ветерок.

Когда слуги внесли подносы со сладким вином и печеньем, дверь снова открылась. Появился очень маленький человек в богатых одеждах, волочившихся за ним по полу.

Синьор Морозини широким жестом указал на скамейки, покрытые коврами.

– Садитесь, будьте как дома, ешьте! Я постою. Не люблю, когда на меня глядят сверху вниз, – засмеялся он, и его глаза утонули в морщинках. Потом он кивнул на слугу, дородного мужчину, чье лицо имело печальное выражение, придававшее ему сходство с уставшей собакой. – Федерико остался, чтобы все пробовать, можете быть спокойны.

Иль-Корво бросил взгляд на Дарио и Зафера. Юноши поклонились и вышли, но явно были не очень довольны, что оставляют хозяина с хозяйкой без защиты, если не считать Маргарет. Тем не менее Рейвен, пропустив мимо ушей приглашение сесть, прислонился к расписанной фресками стене рядом с Элейн.