Глава 27

Франко ничего не изменил за годы, пока занимал цитадель. Все то же сочетание древних необработанных камней и перестроек, которые начал принц Лигурио. Сложный плиточный узор на полу, окна, пробитые в стенах, веками не пропускавшие света. Но толстые потолочные балки остались нетронутыми.

Аллегрето помнил день, когда прекратили штукатурить и расписывать стены. Каменщики отложили свои деревянные молотки. Художники убрали свои кисти. Все закончилось в день смерти Лигурио.

Со своего места за главным столом Аллегрето видел длинный ряд неоконченных фресок, большие позолоченные цепи и канделябры, украшенные головами драконов.

За столами внизу слышался приглушенный шум голосов, как было всегда. Он знал, что сегодня предметом горячих обсуждений стало их с Франко освобождение. Когда подали жареный хлеб и мясное желе, трио певцов исполнило балладу, описывающую триумфальный въезд Елены в Монтеверде. Они несколько приукрасили историю чудесным голубем мира и битвами, которые выиграли храбрые рудокопы, сражавшиеся с безымянными врагами. Риата и Навона тоже удостоились чести в этом победном гимне новой республики. Чести большей, чем ожидал Аллегрето. Видимо, принцесса недвусмысленно выразила свое желание, решив усадить их с Франко Пьетро за большой стол.

Теперь он сидел рядом с молодым советником, которого Джино когда-то пытал за слишком явное проявление внимания к принцессе Меланте. Они были вежливы друг с другом, поскольку не имели при себе оружия. Елена хотя бы в этом оказалась предусмотрительной: у ворот люди Дарио тщательно проверили каждого гостя.

Аллегрето был потрясен тем, что она сделала. Он в этом не участвовал, но любил ее и мечту о княжестве, где власть держится не на страхе и тирании. Он любил хрупкое согласие, которое она поддерживала только силой воли, доверием и неодолимым упрямством. Даже составив тысячу гороскопов, он бы не смог предсказать ничего подобного. Его леди принцесса осмелилась сделать былью то, что ни один живущий человек не надеялся увидеть даже во сне.

Аллегрето не знал, действительно ли она поверила, что он не пытался убить ее английского любовника. Она не стала поднимать из-за этого шум во время празднований, чтобы избежать арестов и шквала обвинений. Но когда она приняла на веру его слово, только слово, это было как окно, пробитое Лигурио в стене, лучом солнца, проникшим туда, где до сих пор царила темнота.

Дарио, Маттео и один из людей Франко исполняли за главным столом роль проверяющих. Что стало очередным поводом для перешептывания гостей: мол, сын Франко все еще служит Навоне. Теперь подросший Маттео был более уверен в себе. Традиционный глоток он сделал, глядя поверх кубка на Аллегрето странным немигающим взглядом.

Тот мгновенно насторожился, поняв, что позволил себе отвлечься, да еще на таком открытом месте. Кроме него, лишь Дарио заметил мимолетное движение мальчика, когда тот ставил чистые серебряные тарелки и клал рядом тупые ножи.

Аллегрето с преувеличенной любезностью наклонился к советнику и предложил отрезать кусок мяса. Он подвинул ему тарелку и слегка поднял ее, ощутив под нею полоску бумаги. Он сделал вид, что целиком поглощен своим делом и чуть не уронил со стола поднос. Затем криво улыбнулся соседу, извиняясь за неловкость, а полоска бумаги незаметно упала в салфетку, лежавшую у него на коленях.

Устроить встречу не составило большого труда. Когда обед закончился и принцесса вместе с подвыпившими гостями удалилась в свою приемную, Маттео просто сказал Дарио, что хочет выгулять Нима, и спросил Аллегрето, не желает ли он присоединиться. Дарио пожал плечами, напомнил, что Маттео должен быть в постели до вечерней службы, и незаметно поднял левую руку – знак безопасности для Аллегрето.

Тот кивнул и вышел. Он не сомневался, что за ним следят, но Маттео хорошо выбрал место.

Ним резвился на турнирном поле, освещенном луной. Аллегрето шел рядом с мальчиком, не позволяя себе особо радоваться ощущению свободы после месяцев заключения. Возле наскоро сколоченных помостов для зрителей Аллегрето остановился. Сначала он хотел было сказать Маттео, как тот вырос за последнее время, но вспомнил свое детское отвращение, когда это говорили ему.

– Что происходит? – спросил Аллегрето, облокотившись на прочное ограждение.

– Вы не должны меня бояться, – сказал Маттео.

– Правда? Ты что, забыл все способы убить меня, которым я тебя учил?

– Нет! Я имел в виду... не думайте, что я переметнулся к Риате.

– Ты – сам Риата. Я никогда не хотел, чтобы ты забыл это.

– Нет, я... да... Но... – Голос у Маттео дрогнул. – Она хочет, чтобы я подружился со своим отцом.

– Я слышал.

– Вы не против? – с беспокойством спросил мальчик.

Аллегрето пожал плечами.

– Он твой отец. В Библии сказано, что родителей надо почитать.

– Вы дружили со своим отцом?

– Нет, – коротко засмеялся Аллегрето, сжав руками поручень. – Но я был незаконнорожденным сыном.

– Полагаю, это другое.

– Совсем другое.

Маттео присел на корточки и стал выдергивать траву.

– Вы любили своего отца?

Аллегрето подумал, что ему не следовало приходить. Он внимательно глядел на бегающего по полю Нима.

– Я любил его, – наконец сказал он.

– Мне хотелось, чтобы моим отцом были вы. Я вас люблю.

Аллегрето почувствовал, как внутри у него что-то дрогнуло. Он словно увидел круговорот ненависти, заговоров, бесконечных страхов. Увидел, как сам стал орудием в руках Джино и потом точно так же поступил с Маттео.

– Франко не возражает, если я делаю ошибки, – сказал мальчик, будто споря с кем-то. – Он говорит, его это не волнует, потому что я его сын.

Аллегрето молчал, уставившись в темноту.

– Я не хочу любить его, – беспомощно прошептал Маттео. – Но англичанин собирается его убить.

– Англичанин?

– Синьор Раймон. Однажды ночью я гулял с Нимом и случайно услышал, как он с кем-то разговаривал. Очень тихо, но я слышал имя отца. И они не хотели, чтобы их видели.

– С кем он разговаривал? На каком языке?

– Я не смог рассмотреть. Они были надо мной, на крепостном валу. Они говорили по-французски. Я узнал англичанина по его выговору.

– Что ты еще слышал?

– Только имя Франко и разговор о деньгах. Второй говорил про золото.

– Когда?

– Ночей десять назад.

– Ты сказал об этом Дарио?

– Нет. Меня не волнует, если они убьют Франко. Он – Риата. – Голос у мальчика снова дрогнул. – Но я подумал, что надо сказать вам.

Неожиданно закончив исследование драпировки помоста для зрителей, Ним сделал прыжок, замер и громко залаял. На дорожке, ведущей к полю, замелькал свет факелов, появились люди. Ним с рычанием кинулся вперед, остановившись между Аллегрето с Маттео и незваными гостями. Потом вдруг приветственно завилял хвостом.

Мимо него, хромая, прошел Франко, за ним следовали еще человек пять.

– Маттео, оставь его, – сказал Франко.

Аллегрето легонько подтолкнул мальчика:

– Иди.

Тот сопротивлялся, ухватившись за его руку. Ним перестал обнюхивать ноги Франко и радостно бросился к мальчику.

– Забери его с собой, Маттео. Почитай отца своего, – насмешливо произнес Аллегрето и снова подтолкнул его.

Маттео схватил Нима за ошейник, но продолжал стоять. Аллегрето кивнул Франко.

– Желаю тебе приятного вечера. – Он перепрыгнул через ограждение и ушел в темноту.

Он не мог попасть в цитадель снаружи, но внутри знал каждый закоулок. Франко оставил следы своего пребывания только в покоях Лигурио: заменил изображения женщин, играющих в шахматы и собирающих цветы, на сцены охоты и турниров.

Прикрыв рукой свечу, Аллегрето шел по темным комнатам на верхнем этаже главной башни. Алхимические приборы давно исчезли, но библиотека осталась нетронутой. Он вспомнил принца и мальчика, жадно внимающего ласковым словам и рассказам о том, чего никогда не знал. Они говорили о науке, истории, политике. Даже спорили иногда, чего Аллегрето никогда бы не позволил себе с Джино.

Здесь, среди книг Лигурио он пытался осмыслить происходящее. Он не понимал Франко Пьетро. Минул год, Франко должен был что-то предпринять, вернуть себе Монтеверде и навсегда избавиться от Навона. Это нападение на англичанина – слишком неумелая попытка, бессмысленная и совершенно не похожая на Франко. Маттео думал, что Раймон де Клер взял деньги за убийство его отца. Но могло быть и наоборот: англичанин договорился сделать что-нибудь для Риаты. Тогда зачем кто-то с эмблемой Риаты напал на английскую свинью, но оставил в живых? Или это попытка Франко свалить все на Аллегрето, чтобы его снова арестовали? К чему эта жалкая игра со свидетелем?

Он долго смотрел на карту Монтеверде. Ни голоса из прошлого. Ни готового ответа. Наконец, задув свечу и подождав, чтобы глаза привыкли к темноте, он выскользнул из библиотеки.

В купальне слабый лунный свет падал сквозь узкое застекленное окно на наяду, которая распростерла мраморные руки, как бы предлагая воду из своих уст. Тоже устройство Лигурио.

По трубам вода подавалась из бочки, греющейся на крепостном валу, в покои Лигурио и женские комнаты этажом ниже. Аллегрето подошел к статуе и приложил ухо к холодным каменным губам. Отсюда можно было услышать все, что происходило в комнатах, где когда-то жила Меланта.

До него донесся ласковый голос Елены, каким она разговаривала с непослушными собаками и детьми. Сейчас она говорила со служанкой и заставляла Маттео упомянуть в молитве имена людей, для которых они просили у Господа благословения и отпущения грехов. Аллегрето услышал имя Франко и даже свое.

Возможно, до Бога дойдут молитвы служанки и мальчика, хотя служанка уже не девственница, а мальчик пытался совершить убийство. Но их голоса звучали так искренне. Он не представлял, кто бы еще мог помолиться за него, поэтому чувствовал некоторое смущение и благодарность, что его включили в список. Пусть даже вместе с Франко.

После молитвы служанка пожелала хозяйке и мальчику спокойной ночи. Маттео хотел поговорить с Еленой о делах на завтра, но она что-то пробормотала и задвинула полог кровати.

Дождавшись, пока все стихнет, Аллегрето бесшумно спустился в темноте по лестнице. Он знал, что дверь на площадке не имела ни задвижки, ни замка и откроется, если на нее посильнее нажать.

Когда он вошел в спальню, Ним поднял голову, однако не залаял, поскольку со щенячьего возраста научился молча приветствовать Аллегрето и Зафера. Он лишь подбежал к нему и обнюхал его ноги. Аллегрето почесал ему любимое место за ухом, и они вместе двинулись к нише окна, где он спал, когда был при Меланте.

Теперь у него уже не тот рост и больше нет матраца или подушек. Сев на подоконник, он подтянул одну ногу, другую поставил на теплую спину Нима и откинул голову.

Елена лежала, уговаривая себя, что никто чужой сюда не проникнет. Но каждый шорох заставлял ее вздрагивать и просыпаться. Маттео по-детски посапывал во сне. Ним глубоко вздохнул где-то у окна.

Никого здесь быть не может. Входная дверь всю ночь под охраной. Собака не потерпит чужого. Но Елена села, вглядываясь в темноту.

Нападение на Раймона вызвало у нее тревогу. Она поверила Аллегрето, а если это не он, значит, кто-то другой. В Монтеверде есть буйные молодые люди и несколько уличных воров, но они не носят цветов Риаты.

Пытаясь унять колотящееся сердце, Елена отодвинула край полога. Она различила белую тень Нима возле окна. И вздрогнула от страха. На подоконнике сидел человек.

– Не бойся, Елена, это я.

– Аллегрето? – прошептала она.

– Да.

С облегчением вздохнув, она еще посидела, чтобы собраться с мыслями, потом откинула покрывало и выскользнула из постели. За пологом было холодно, но она не знала, куда служанка положила ее халат. Когда она подошла к окну, Ним встал. Аллегрето тоже поднялся, его черный силуэт возник на фоне оконного стекла.

– Что случилось? – шепотом спросила она.

– Франко на свободе. – Он пожал плечами. – Так что я здесь. Gardi li mo.

– Ты не можешь здесь оставаться.

В темноте Елена не могла определить расстояние и коснулась его ногой.

– Не должен бы.

Он вдруг притянул ее к себе, крепко сжал в объятиях. Елена не сопротивлялась. Откинув голову, она с радостью отдалась его ласкам, желание затмило рассудок.

– Елена, ты сводишь меня с ума, – прошептал он. – Я уже не знаю, что делаю.

Но она не выпускала его, нежно ведя губами по его подбородку, едва прикасаясь к нему.

– Пойдем наверх, – хрипло сказал Аллегрето.

Она кивнула, охваченная безрассудной радостью. Это было просто безумием. Оставив за дверью спальни любопытного Нима и Маттео, она легко взбежала по холодным ступеням. Она чувствовала себя ожившей, почти невесомой без этой короны, мехов и тяжелой мантии. На верхней площадке лестницы она замерла, но Аллегрето снова обнял ее и, несмотря на темноту, безошибочно привел к кровати в алькове.

Елена упала на нее с тихим вскриком удовольствия, зажимая рот ладонью, словно напроказивший ребенок. Все страхи, заботы, тревоги остались позади, когда он стянул с нее рубашку и начал целовать ей шею, потом грудь, а она искала его губы. Красота Аллегрето до сих пор поражала ее, особенно после стольких месяцев разлуки.

– Как я люблю тебя, – шептала она, гладя его лицо.

Он поцеловал ей ладонь и окинул взглядом комнату.

– Это безумие. Настоящее безумие.

Елена это знала, но ей было все равно. Она пыталась расстегнуть пряжку ремня, а он зачарованно наблюдал за нею. Когда ремень упал, Аллегрето вдруг сел и мгновенно сорвал с себя тунику вместе с рубашкой. Увидев золотое кольцо на цепочке, поблескивающее в темноте, она поднесла его к губам. Потом заключила Аллегрето в объятия и слегка прикусила ему сосок.

Он схватил ее за волосы.

– Нет. Пощади.

Но она лишь крепче сжимала зубы, нащупывая пальцами копье. Она не делала ему больно, просто ласкала, пока Аллегретто отчаянно сдерживал себя.

– Повернись, – наконец хрипло выдавил он.

Быстро приподняв ее за талию, он толкнул копье сзади ей между ног. Елена встала на колени, горя желанием ощутить его внутри. Но это рука нашла жаждущее место и посылала волны наслаждения сквозь ее тело. Она сжала бедра, и Аллегрето начал двигаться, толчками прижимаясь к ягодицам, скользя по влаге между ног.

Она уткнулась лицом в подушку, стараясь проглотить крик, рвущийся из горла. Каждый толчок, каждое движение его руки приближали ее к экстазу. И когда это произошло, освободив их обоих от невыносимо сладостного напряжения, Елена закричала в подушку. Теплое семя оросило ей живот, потекло вниз, и она услышала хриплое всхлипывание Аллегрето.

Он долго не выпускал ее. Наконец они снова легли, и он крепко прижал ее к себе.

– Господи, мы слишком безрассудны. Я должен уйти.

Елена схватила его за руки.

– Нет.

– Я больше не вынесу. Я не могу оставить тебя с Франко. И не могу оставаться с тобой, иначе мы... – Он поглядел на смятые простыни. – Это слишком опасно. Кто-нибудь обязательно заметит.

Аллегрето поднялся. Даже в темноте она видела оставшееся пятно, чувствовала его семя на животе и ногах, в комнате стоял мускусный запах совокупления. Но она снова потянула его к себе. Он поцеловал ее, высвободился из объятий и схватил рубашку с туникой.

– Жди меня здесь.

Елена лежала в темноте и думала о своей жизни без этого. Холодная претензия на власть, постоянная бдительность, запрет на любые чувства. Теперь она понимала опасения Кары, понимала, отчего сестра прощалась с нею, как с умершей. Но она не могла ненавидеть Монтеверде. Это ее дом, се собственный народ. Простые люди, словно дети, радующиеся каждой минуте своей жизни, смеялись и ругались, бросали работу, чтобы приветствовать ее, когда она появлялась в городе. Аристократы и богатые купцы, более сдержанные, но столь же жизнелюбивые, наслаждались прекрасной живописью, роскошной одеждой и вечно соперничали друг с другом, стремясь построить самую высокую башню. Она встречала образованных людей, которые относились к ней с уважением, вели ученые разговоры, словно она была мужчиной, способным иметь свое мнение. Елена прижала к груди подушку. Когда он сказал, что должен уйти, она знала куда. Опять в изгнание. Остров Иль-Корво и черный замок. Пока у нее была возможность посмотреть в окно и убедиться, что он здесь, она еще могла все это вынести. А если он уйдет туда, где она больше не сможет его увидеть, вряд ли у нее хватит сил это продолжать.

Она могла бы все бросить. Порой она так и думала в темноте, слыша, как меняется караул у дверей ее комнаты. Она думала об этом и сейчас. Аллегрето бесшумно возник из темноты.

– Вымойся этим, – тихо сказал он, протягивая мокрое полотенце. – А потом возвращайся к себе. Я, как сумею, наведу здесь порядок.

Елена обтерлась полотенцем, села на кровать и по возможности отчистила следы.

– Ты ведь не уйдешь сейчас? – с беспокойством спросила она.

– Пока нет. Здесь Франко. И... кое-что еще. – Он прикоснулся губами к ее лбу и нахмурился. – Ради бога, Елена, будь осторожна. Позволь мне послать к тебе Зафера.

– У меня есть Дарио, – сказала она, поднимаясь.

– Он слишком доверчив. – Аллегрето холодно засмеялся. – Верит даже мне. Если бы с тобой был Зафер, я никогда бы не проник в твою спальню.

– Тогда не надо Зафера.

Она вцепилась ему в тунику, пытаясь не думать, что видит его в последний раз.

– Ты должна вернуться. Мы слишком долго здесь пробыли.

– Аллегрето, давай уедем. На остров. Уедем вместе, оставим все это. Там безопасно. Я могу быть с тобой.

Он покачал головой.

– Нет, Елена, это не так. – Он провел пальцем по ее щеке. – Для тебя опасно любое место, где нахожусь я.

– Меня это не волнует, – в отчаянии сказала она. – А тут я без тебя разве в безопасности?

– Елена, ты разрываешь мне сердце. Хотя у меня его больше нет.

– Да, ты отдал его мне на хранение. – Печально вздохнув, она положила руку на то место, где под туникой было кольцо. – Но я с этим не справилась.

Аллегрето снова покачал головой.

– Моя единственная королева. – Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал. – Ты все, что я буду любить в этой жизни и после нее.

Она уткнулась ему в грудь.

– Не покидай меня.

– Я буду здесь. Даже если ты не сможешь меня увидеть. А теперь иди вниз, пока Маттео не обнаружил, что тебя нет.

Глава 28

Аллегрето презирал турниры и болванов, скачущих на боевых конях, чтобы ради забавы снести голову друг другу. Франко Пьетро согласился участвовать и теперь гордо вышагивал в полном облачении, покрикивая на своих людей. Аллегрето не знал, на кого он хотел произвести впечатление, – на Маттео или принцессу, может, на обоих. Но выглядел он и в самом деле впечатляюще, когда преклонил колено перед трибуной, где они сидели: черные доспехи тускло поблескивали, в руках голубой щит с драконом Риата.

Хорош, ничего не скажешь. Это была старая заноза в боку Аллегрето, которая часто его беспокоила. Джино никогда не позволял своему незаконнорожденному сыну участвовать в турнирах. Неизвестно почему. Франко всегда обвинял Аллегрето в трусости, подстрекал ослушаться отца. Но Аллегрето никогда не шел на подобную глупость. Он не хотел, чтобы Франко получил возможность сбить его тупым копьем, а Джино – повод усомниться в его послушании. Так что он всегда лишь наблюдал за происходящим, как делал это и сейчас. Бились рыцари Феррары, Тосканы и Милана. Участвовали даже германцы и несколько французов из наемников. Это была игра, потому что сражались тупым оружием, но Франко устроил отличное представление, вышибая противников из седла. Приветственные крики зрителей превратились в торжествующий рев, когда Франко вызвал рыцаря Милана, поверг его наземь и увел в качестве приза его боевого коня.

Невзирая на прежнее отношение к Франко, сейчас толпа любила его. Даже Маттео кричал вместе с другими, глядя, как отец с поклоном дарит принцессе свой трофей. Мальчик что-то сказал Елене и, получив в ответ улыбку, с детской беззаботностью перепрыгнул через ограждение. Ним тут же последовал за мальчиком, сбив какой-то вымпел. Елена стоя хлопала, пока Маттео вместе с отцом выводил громадного жеребца за пределы арены.

Аллегрето бесцеремонно проложил себе дорогу сквозь толпу зрителей и отправился на поиски Зафера. Тот ждал его у подножия крутого спуска, ведущего от главной крепости к полю, где проходил турнир. Обменявшись с юношей взглядом, Аллегрето пошел дальше один.

После турнира принцесса собирается до ночи прибыть в Авину, как бы повторяя тот путь, который она проделала год назад во время ее победоносного возвращения в Монтеверде. Аллегрето считал, что ей опасно покидать город. Но эту мысль о возвращении вбил Елене в голову ее фаворит Раймон, так что сельские девушки уже собирали подсолнухи и готовили свои лучшие наряды, чтобы встретить принцессу, когда та проследует мимо.

Аллегрето остановился во дворе, глядя на маленькую дверь лазарета для стражников. Доктора не было видно, единственный охранник сидел, привалившись к стене, и тихо похрапывал. Об этом позаботился Зафер.

Бесшумно войдя в лазарет, Аллегрето оглядел комнату, вырубленную в скале. На койке спал Раймон де Клер, совершенно не походивший на человека, избитого до полусмерти. От хирурга Зафер узнал, что кости у англичанина не сломаны, только несколько порезов на груди. Аллегрето и сам был уверен, что никаких смертельных ран нет и в помине.

Но так легко сделать это сейчас. Достаточно взять из ящичка у двери скальпель и всадить его под повязку на груди. Прямо в сердце. Если воспользоваться самым тонким ножом, рану могут и не заметить: человек умер от какого-нибудь внутреннего кровоизлияния, ведь его сильно избили.

Несколько секунд Аллегрето обдумывал такую возможность. Англичанин хорош собой. Его первый поцелуй Елена описывала так, будто ее целовал рыцарь Галаад. Мысль заманчивая. Но ей бы это не понравилось, если бы она узнала. Она приняла бы на веру его слово, и он вдруг обнаружил, что ему очень неприятно лгать ей.

Аллегрето пнул ногой камешек. Раймон подскочил на койке, быстро сел и потянулся за мечом. Узнав Аллегрето, он поднялся, но, вспомнив, что не вооружен и смертельно ранен, со стоном упал на койку.

– Очень больно? – спросил Аллегрето, подняв брови.

– Достаточно. Будь прокляты негодяи Риата. – Он повернул голову и нахмурился. – Ты – Навона.

Аллегрето вежливо кивнул.

– Не стану оспаривать твое мнение о Риата.

Тихо фыркнув, Раймон положил руку на грудь, как будто его мучила боль.

– Все вы негодяи! Ничего не делаете, только расстраиваете принцессу. Где стражник?

– Где-нибудь в другом месте.

Англичанин взглянул на Аллегрето, который стоял, прислонившись к двери и скрестив ноги. – Что тебе нужно? Тоже хочешь убить меня?

– С превеликим удовольствием, но это огорчит принцессу.

На голых плечах Раймона выступил пот.

– Могу сказать то же самое и тебе, Навона. У меня громадное желание убить тебя за то, что ты с ней сделал.

– Так встань и попробуй.

Раймон пронзил его ненавидящим взглядом, потом откинул голову на подушку и отвернулся к стене.

– Впрочем, ты же ранен. Прошу меня извинить. Я не собираюсь ни ссориться с тобой, ни убивать тебя. Это была шутка.

– Мне очень смешно, – ответил Раймон.

– Давай лучше поговорим о деньгах. Возможно, тебе это понравится больше. Кому ты заплатил за смехотворное нападение на тебя?

– Ах вот что вы двое придумали! Хотите ввести ее в заблуждение? Я сам это устроил! И она тебе верит? Что же это у меня за тайное дело, ради которого я размозжил собственную голову и порезал себя?

– Именно это я бы и хотел узнать.

– Нет у меня никакого дела, Навона, просто я люблю ее. Хотя это недоступно твоему пониманию. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее от тебя и Франко. Я просил ее... но ей не терпелось освободить вас, чтобы вы продолжали творить свое зло. Она считает, что у тебя есть совесть. – Раймон жалобно застонал и снова отвернулся к стене.

– Может, совести у меня и нет. Зато есть для тебя пять тысяч соверенов, если ты согласишься на меня поработать.

– Я болен, уходи, – сказал англичанин, прикладывая руку ко лбу.

Аллегрето задумчиво смотрел на него.

– Тогда желаю тебе выздоровления. Если надумаешь, можешь найти меня.

Он спокойно вышел из лазарета. Зафер ждал его под тенью развесистого дуба, и они вместе направились к казармам.

– Не спускай с него глаз.

Юноша кивнул.

– Вы что-нибудь узнали, милорд?

– Только одно. Англичанин не верит, что у меня есть пять тысяч золотых, чтобы наполнить его кошелек. Я неправильно себя повел. Нужно было прикинуться его другом. – Аллегрето пожал плечами.

– Стражник вот-вот проснется, милорд. Я продолжу наблюдение.

Дарио опять собрал их в приемной.

Елена уже была в костюме для верховой езды. Рядом стояли французские рыцари, ее свита, Филипп и Дарио. Она весь день надеялась на встречу с Аллегрето, иногда видела его стоящим в тени крепостных стен или бездельничающим подобно знатным молодым горожанам.

Сейчас она старалась не смотреть на него. Поблагодарила Франко Пьетро за успешное выступление на турнире. Он был в прекрасном настроении, горд своей победой, на что она и рассчитывала. Люди снова полюбили его, он представлял Монтеверде против Милана, а не дом Риата против дома Навона. Конечно, победа далась ему нелегко, при ходьбе он явно щадил свою ногу. Тем не менее он выглядел хоть и усталым, но довольным.