Глава 23

Пока колокола не отзвонили полночь, у Элейн не было ни секунды, чтобы подумать о значимости того, что она сделала. И почувствовать страх. Филипп, Зафер, Маргарет с Маттео, даже необщительная донна Грация требовали ее внимания.

С Филиппом она советовалась, куда поместить арестованных, Заферу велено было проследить, чтобы никакие послания из крепости не попали в город. Поручив Маргарет заняться Маттео и собаками, она без лишних слов обняла веснушчатую служанку. Дарио все время находился рядом и не покинул ее, даже когда донна Грация со слезами на глазах попросила уделить ей хотя бы минуту внимания. Минута обернулась часом. Хозяйка поведала, как Риата убил всех ее братьев, но она простила его ради своего умершего мужа. Как испугали ее планы Аллегрето, но она согласилась помогать ему в память о своих погибших братьях. Закончила она смущенной клятвой верности дому Монтеверде. Донна Грация очень боялась, как бы Элейн не решила, что она с Навоной или с Риатой, и не наказала ее.

Элейн начала сознавать всю опасность своего положения: она могла оказаться между враждующими сторонами. Дарио понимал это и не отходил от нее с тех пор, как она сошла с помоста. Не давал приблизиться даже Заферу, явно опасаясь покушения на нее.

Оставив при себе одного Дарио, она сидела в комнате, где находилась книга ее деда. Она листала страницы и пыталась воскресить ощущение, что Лигурио стоит рядом. Сама его книга была руководством к действию. Но там не было указаний, как ей поступить сейчас, как преодолеть зияющую передней пропасть. Как убедить Франко Пьетро добровольно оказаться от власти, как остаться в живых или куда бежать, если утром народ проголосует за Риату, отдав их с Навоной на милость победителя.

– Дарио, мне нужно поговорить с твоим хозяином.

– Если вы имеете в виду Аллегрето Навону, миледи, то он мне больше не хозяин. Я теперь в вашем распоряжении.

– Благодарю, – смущенно произнесла Элейн. – Ты мне сейчас нужен.

Квадратное лицо юноши было печальным.

– Я хочу предостеречь вас, ваша светлость. Не могу сказать, что на уме у Зафера или у Маргарет. Я внимательно наблюдал за ними, когда они были рядом с вами.

– Этого не может быть...

– Зафер опасен, миледи, не забывайте про это. Он сделает все, что скажет Иль-Корво, и так будет всегда. Маргарет... – Юноша пожал плечами. – Не знаю. Она, кажется, искренне привязана к вам. Но по уши влюблена в Зафера и тоже сделает все, что прикажет хозяин.

Элейн молча смотрела в лежавшую перед ней книгу, потрясенная разладом в их маленьком сообществе.

– Филипп Уэллс наверняка будет на вашей стороне. И я обязан вам жизнью. Думаю, люди примут вас. Но враждующие дома не так легко примирить. Прошу вас, будьте осторожны. Филипп был прав, когда советовал не снимать кандалы с заключенных даже в их комнатах. Я уверен, что Навона без труда сбежит из башни, если не будет закован.

Разумеется. Невозможно заключить Аллегрето в крепости Навона.

– Я должна с ним поговорить, – решительно сказала Элейн. – Проводи меня.

У двери комнаты в башне Маладира ей пришлось спорить с Дарио. Он не хотел, чтобы она входила одна, даже если не подойдет к Аллегрето. Но она приказала ему остаться снаружи вместе с человеком Филиппа.

Она была почти уверена, что комната окажется пустой. Тем не менее Аллегрето лежал на походной кровати возле стены и, прикрыв глаза, смотрел на нее.

Он не поднялся, не заговорил. Когда Элейн увидела кандалы, ей захотелось, чтобы он сбежал.

– Прости меня, – прошептала она. – Но я не могу позволить, чтобы ты сделал то, что намеревался. – Это прозвучало глупо даже для нее самой. – Прости, но не могу. Понимаешь?

Он не ответил, только немного отвернул голову, как будто не хотел ее видеть. Элейн подавила желание открыть дверь и приказать, чтобы с него сняли цепи.

– Опусти лампу. Я тебя не вижу.

– Разве они не оставили ни одной свечи?

– Я ведь заключенный, Елена, – усмехнулся он.

Элейн шагнула к маленькой арочной нише в стене, где стояла кричаще разрисованная мадонна с младенцем – единственная вещь в комнате, если не считать койку.

– С тобой не должны обращаться как с обыкновенным преступником. Тут можно окоченеть. Я распоряжусь, чтобы принесли жаровню и одеяла.

Аллегрето лишь приподнял ресницы и скривил губы.

– Дарио считает, что Зафер может попытаться убить меня, – выпалила она.

– Нет.

Когда Элейн подошла к нему, он, видимо, не желая никаких соприкосновений, отодвинулся к стене.

– Я не знаю, что мне теперь делать.

Аллегрето поднял брови.

– Надеюсь, ты не ждешь помощи от меня? Я не в состоянии тебе помочь, даже если бы и захотел. Ты была права. У тебя нет союзников. И ты не должна иметь их, особенно в моем лице.

– Я знаю, – в отчаянии сказала она. – Но если они завтра проголосуют за Риату, я позволю тебе сбежать. Ты можешь вернуться на остров. И я смогу присоединиться к тебе.

Элейн услышала его вздох. Остров теперь казался ей раем.

– Этого не будет, – сказал Аллегрето. – Они выберут тебя. Они уже любят тебя за то, что ты им сказала. Разве ты не этого хотела?

Сейчас Элейн хотела только одного: прикоснуться к нему, снова убедиться, что он жив.

– Лекарь Филиппа уже осматривал твою рану? – спросила она, не глядя на него.

– Заживет. У меня всегда заживает.

– Я дам ему рецепт компресса. Если тут можно найти эти травы.

– Компресс, – повторил он с улыбкой и, закрыв глаза, откинул голову.

Кандалы зазвенели, когда она взяла его здоровую руку и прижалась лбом к его кулаку.

– Я не могла поступить иначе! – Она поцеловала его сжатые пальцы. – Я сделала это не для того, чтобы отобрать у тебя Монтеверде. Неужели ты мне не веришь? Я не хочу здесь править. И никогда не хотела. Но я не допущу, чтобы его разорвали на части.

Подняв голову, она увидела, что он с усмешкой смотрит на нее.

– Но ты знаешь, как править, миледи. Если бы не знала, меня бы тут не было.

– Я думала, он убил тебя. Видела его окровавленный меч... Мне тогда показалось, что ты мертв.

– Пока нет.

– Почему ты всегда так говоришь?

Он тяжело вздохнул, разжал ледяные пальцы и погладил ее по щеке.

– Я хочу тебе кое-что рассказать. О твоем деде. Я хорошо его знал, Елена. Когда я был еще совсем юным, он использовал меня для защиты Меланты. После убийства твоего отца Лигурио стал немощным и заключил с моим отцом договор, чтобы я жил в их крепости. Я притворялся евнухом, чтобы мог спать рядом с нею. Она терпела меня, потому что ей велел Лигурио, но презирала меня. Все в крепости презирали. И боялись. – Элейн выдержала его холодный взгляд, стискивая ладонями его руку, чтобы согреть. – Только Лигурио принял меня радушно. Благодаря ему я понял, что в моем отце скрыт другой человек. А любовь – не то, чего следует опасаться. Что в мире есть разум. И доброта. Он научил меня алхимии, астрологии. Когда Лигурио умер, я спустился в шахту под крепостью и рыдал, пока не захлебнулся слезами. – Высвободив руку, Аллегрето потер рот, и кандалы звякнули. – Я узнаю его в тебе, Елена. Я читал его книгу. Слышал, что ты говорила на площади. Мы все – Монтеверде. Но ты не сможешь ничего сделать, пока я жив. Я и Франко. Скажи Заферу, чтобы ночью он зарезал его, а потом вели стражникам отвернуться, когда по мою душу явится сподвижник Риаты. Там есть один, ждущий своего часа.

– Нет, – с ужасом прошептала Элейн.

– Ты пришла ко мне за помощью. Это все, чем я могу тебе помочь.

– Нет!

– Так или иначе, это произойдет. Сделай это сейчас и будешь в безопасности.

– Думаешь, меня слишком волнует моя безопасность? – Поднявшись, Элейн отвернулась.

– Она волнует меня, – тихо сказал Аллегрето. Она покачала головой. – Сделай мне одолжение. Я все равно тут умру. Ты сама знаешь. Так лучше раньше, чем позже.

– Ты не умрешь. Это временно, пока вы с Франко не договоритесь о прекращении вендетты. Потом я освобожу вас обоих.

– Ты сошла с ума? – засмеялся он.

– Возможно. Ты однажды спросил, какой у тебя выбор. Сказал, что Кара тебе не ответила. Это мой тебе ответ.

Аллегрето закрыл глаза, словно увидел то, чего не мог вынести.

– Елена, он убьет меня. Я буду в аду, а ты – нет.

– Я этого не допущу. – Глаза у Элейн наполнились слезами.

– И каким образом? – С трудом поднявшись, он протянул к ней руку. – Верни кольцо. Ты не можешь носить девиз Навона. Ты сейчас одна Монтеверде.

Несмотря на ее сопротивление, он сорвал у нее с пальца золотое кольцо, чуть не содрав кожу. Элейн вскрикнула от боли и огорчения. Дверь тут же распахнулась, и на пороге возник Дарио, держа ладонь на рукояти кинжала. Аллегрето шагнул назад и кивнул юноше.

– Она в безопасности, – холодно произнес он. – Но больше не спускай с нее глаз.

– Где мой сын? – Франко выбрался из кровати и упал на колено, гремя цепями. Но все-таки заставил себя подняться. Кровь из раны на бедре просочилась сквозь повязку. – Он жив?

– Не бойся за Маттео, он жив, и ему ничто не угрожает.

Франко настороженно посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Дарио.

– Ты подумал над моими словами? Что я собираюсь вернуть домам то, что принадлежит им по праву, как было во времена моего деда? – спросила Элейн.

– Я слышал, что ты говорила, – ответил Франко, держась за стену. – Ты сказала более того.

– Да. Если завтра народ выберет меня, то я не стану это отрицать.

– А если нет?

Элейн пожала плечами.

– Если они выберут Навону, тогда, полагаю, ты будешь драться с ним до смерти. А Монтеверде истечет кровью. Если это буду я, такие же выборы пройдут во всех городах.

– Ты сошла с ума, девушка.

– Мне это уже говорили, – печально улыбнулась она.

– Чем ты удерживаешь Навону? – спросил Франко. – Будь его воля, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

– Конечно. – Элейн издала что-то вроде смешка. – Он назначил меня своей совестью.

– Безумие! Если я б сам этого не видел! – Франко вдруг прищурился. – Ты не собираешься объединиться с ним?

– Нет, – твердо ответила Элейн.

Но Франко Пьетро с сомнением смотрел на нее.

– Он тебя похитил?

– Да.

– Надеюсь, ты не влюбилась в него за это?

– То, что он сделал, было подлостью.

Кровать скрипнула, когда Франко тяжело сел, вытянув раненую ногу.

– Он принудил тебя?

– Да. Но ребенка не будет. – Элейн прямо смотрела ему в глаза.

– Помоги тебе Бог, принцесса. – Голос у него смягчился. – Мне следовало послать тебе мой собственный эскорт.

– Возможно. Стыд я переживу. Я считаю, что ты должен знать правду, но других это не касается.

Франко смотрел на нее, чуть склонив голову набок.

– Ты удивительная женщина, хотя и очень молодая.

Элейн хотелось засмеяться. Палец у нее болел, но лицо оставалось невозмутимым.

– Моя крестная леди Меланта учила меня тому, что необходимо для правления.

– Правления? Ты полагаешь, что можешь править? Женщина? Девчонка?

Она взглянула на его цепи, потом на него. Он прищурил глаз и поднял брови.

– Да, сейчас я твой пленник, – согласился Франко. – Если за всем этим не стоит Навона.

– И какая ему от этого польза? У него были свои планы до моего вмешательства. И ты знаешь их.

– Ты удержала Маттео от... – Тяжело вздохнув, он в ярости воскликнул: – Мой сын! Это он заставил моего сына убить меня!

– Не он. Маттео сам это придумал.

– Ложь!

– Маттео ненавидит тебя, – резко ответила Элейн. – Если хочешь, я приведу мальчика сюда. Из-за него мы оказались в крепости. Я побежала за ним, чтобы предотвратить то, что он задумал. Навона об этом не знал. Он никогда бы не совершил подобной глупости, тебе это известно.

– Мой собственный сын! – закричал Франко, ударив себя кулаком в грудь.

– А теперь послушай меня, – холодно произнесла Элейн. – Виноваты и Навона, и ты. Оба. Вот к чему привела ваша распря. Ненависть ради ненависти, страх ради страха. Ты сидишь тут, бьешь себя в грудь, а тем временем Маттео, не знающий любви, готов убить ради нее. Ты пожинаешь то, что посеял... Ты думал, что сможешь этого избежать? Что сможешь до смерти преследовать Навону и избежать возмездия?

– Он похитил у меня сына.

– Как Риата похитил меня! – прошипела Элейн. – Ребенком, из женского монастыря. И тебе известно зачем.

– Это был мой отец.

– Похоже, вы с Маттео, по воле Господа, отвечаете за его грех. Меня это не интересует. Возмездие в Его руках. Пора отречься от подобных дел и успокоиться. Я приведу с собой Маттео. Пусть он увидит тебя и начнет понимать, кто ты есть на самом деле. Его любовь к Навоне – только детская привязанность, он был напуган и слишком юн, чтобы понять.

– Ты приведешь его?

– Не сейчас. И не так. Когда смогу. А до того он будет со мной в безопасности.

Франко сидел, глядя в пол и качая головой.

– В общем-то... похоже, я в долгу перед тобой. Значит, я проживу еще день, принцесса? – спросил он. – По твоей милости.

– Я не причиню тебе вреда. И постараюсь защитить от Навоны, если смогу. Но прошу, чтобы твои родственники тоже не предпринимали никаких действий против него. Я хочу примирить ваши дома и покончить с распрями.

Франко поднял голову и кивнул. Если бы не шрам и повязка, он был бы не менее красивым, чем Маттео.

– Я подумаю над твоими словами. Это я обещаю тебе. Я подумаю.

У помоста на площади установили три доски: на одной был грубо нарисован замок, на второй – собаки и медведь, на третьей – дракон. Гора камней почти закрыла изображение замка, они скатывались вниз к двум небольшим кучкам возле других досок.

Авина избрала на правление Елену Монтеверде.

Елену. Она больше не Элейн. Принимая от горожан клятву верности, она чувствовала, что изменилась. Как будто с каждым поцелуем ее руки она теряла Элейн солнечных лесов Сейвернейка, острова Иль-Корво и башни над озером, превращаясь в незнакомую принцессу Елену Монтеверде.

Опираясь на костыль, Франко Пьетро хмуро наблюдал за голосованием, Аллегрето молча стоял поодаль. Оба под охраной, в ножных и ручных кандалах. Дарио изучал каждого человека, приближающегося к Элейн, готовый броситься на ее защиту. Гонцы уже поскакали в другие города Монтеверде. Используя слова Лигурио, она сама написала послание, которое будет зачитано на улицах. Обещала воссоединение и республику, жившую по законам ее деда. Она не стеснялась пользоваться его именем, это было возвращение к мечте о лучших днях.

– Вы – сладкоголосая мошенница, принцесса, – одобрительно сказал Филипп и отправил своих людей сопровождать гонцов.

Послание и щедрый подарок – кубок Лигурио, усыпанный изумрудами, – были направлены также командиру французских наемников, охранявших перевал в Венецию. Его вежливо извещали, что Елена удерживает монетный двор. Это могло сулить французу дополнительную выгоду для кошелька и, по мнению Филиппа, повысить его рвение.

Поклонившись всем людям, даже последнему нищему, Елена повернулась к заключенным. – Теперь мы должны поговорить. Идемте.

Под веселые крики горожан они покинули шумную площадь и через арку вошли на монетный двор. По всему периметру стояли пустые, занесенные снегом прилавки и скамейки. Старый бандит достал ключи, открыл тяжелые, обитые металлом двери и, дождавшись, пока войдут Франко с Аллегрето, приказал своим людям удалиться. Остался только Дарио, стоявший позади Елены.

Когда Филипп запер дверь, она села во главе широкого стола. Перед нею лежали готовый документ, перо, красный воск и сделанная из дуката Монтеверде печать, укрепленная на деревянном брусочке. Рядом стояли чернильница и свеча.