– Я не знаю, что делать. Не знаю, как это предотвратить.
– Он спит с вами, – грубо сказал Филипп.
Элейн опустила голову от унижения.
– Да, и я разослал весть о нашей женитьбе по всему христианскому миру. – Аллегрето шагнул к ней. – Подними голову, тебе нечего стыдиться! Я тебя не подведу. Ты будешь в безопасности. Монтеверде будет в безопасности. Я обещал, что сделаю это, даже если сгорю в аду.
Он стоял перед нею, как Люцифер в крестьянской одежде. Теперь она была уже не в силах ни отвернуться, ни покинуть его.
– Черт возьми, она просто одурманена, – тяжело вздохнул бандит. – Понимаю, спорить бесполезно. Тогда выкладывай мне свой план, ты, черный убийца. Может, она по крайней мере останется в живых.
Элейн вместе со щенком отправили в Авину. Довольно странное изгнание, поскольку ее убежищем стал дом, построенный самим принцем Лигурио, где теперь жила вдова, дальняя родственница всемогущего Риаты, бездетная, очень богатая и набожная. Почти забытая, как некое свидетельство неудачной попытки примирения, ибо до замужества она была одной из Навона.
Элейн появилась под видом знатной дамы, которая по невысказанным причинам нуждалась в приюте. Однако ребенок и добровольное затворничество сами по себе давали повод для определенных суждений.
Вдова оказалась не такой уж старой. Судя по ее красивому лицу, донне Грации было не больше тридцати лет. Кажется, все женщины, преданные делу Аллегрето, были красивыми, с некоторым раздражением подумала Элейн. Красивыми и неразговорчивыми. Донна Грация с удовольствием взяла на себя заботу о ребенке, но с Элейн общалась только по необходимости, как хозяйка.
Ее со щенком Нимом, как она его назвала, поместили в комнате принца, с тяжелыми гобеленами, с тремя окнами, выходившими на улицу, где до сих пор хранились вещи, необходимые ее деду, когда тот приезжал на рудники: письменный стол, аналой, серебряный кубок с его инициалами в окружении маленьких изумрудов.
Дарио вел снаружи наблюдение за единственной входной дверью. К концу дня Элейн со щенком доходила почти до безумия. Ниму хотя бы разрешалось прогуляться с Дарио, а у нее отняли даже возможность заботиться о ребенке Маргарет. Она могла только смотреть в пустоту, думать о Зафере с Маргарет да о планах Аллегрето.
Она знала о них лишь в общих чертах. Зафер должен был выдать место встречи с Аллегрето и время. Но этой встречи не будет, если Франко Пьетро поступил так, как рассчитывал Аллегрето. Он должен сначала направиться в крепость Маладир, чтобы собрать там гарнизон. Ложное предательство заманит Риату в надежный, хорошо укрепленный замок, где Аллегрето знал каждый тайный проход и ловушку. Элейн закрыла глаза. Он мог выиграть у Риаты в шахматы пять партий из семи. Эти цифры, пять из семи, преследовали ее даже во сне. Он так и не вспомнил, о чем договорился с Морозини. Должен был сам установить, о каком сигнале условился с Зафером, кто в гарнизоне венецианский шпион, каких доверенных людей имел в городе Франко Пьетро. Он должен обнаружить себя настолько, чтобы Риата поверил, что он близко, ждет Зафера, и в то же время делать вид, будто не знает о намерении Франко схватить его. Вдобавок, как будто мало у них было хлопот, бесследно исчез Маттео.
Элейн очень боялась за мальчика. Тайные поиски в городе оказались тщетными. Она представляла его одного в горах или скрючившимся от холода возле какого-нибудь рудника. Она умоляла Аллегрето не наказывать ребенка, если он его найдет. Это был их последний разговор перед расставанием в лагере.
Подойдя к окну, Элейн смотрела на улицу, пока не привлекла к себе внимание прохожих. Затем поиграла в мяч с Нимом, пока щенок не разорвал кожаный шар, после чего безмятежно уснул среди обрывков.
Она походила по комнате мимо потемневших деревянных ящиков с книгами. Но ей было сейчас не до чтения. Наконец остановилась перед аналоем, погладила лежащий на нем толстый фолиант, обернутый зеленым бархатом. Сняла ткань, отстегнула застежки. Когда она раскрыла том, корешок переплета заскрипел, словно книгой не пользовались долгое время. Элейн ожидала увидеть Библию, надеясь, что рисунки хотя бы отвлекут ее. Но за чистым листом тонкого пергамента была первая страница, расписанная великолепным орнаментом вокруг изображения замка на зеленой горе. Под ним красовался герб Монтеверде, а ниже по-латыни имя принца Лигурио и название: «История славной республики и княжества Монтеверде».
Элейн с любопытством перевернула страницу, подвинула стул и начала читать сочинение деда.
Аллегрето пришел к ней глубокой ночью. Щенок испуганно залаял, разбудив Элейн, которая задремала, положив руку на книгу принца Лигурио. Она не знала, как он вошел. Он уже стоял рядом, принеся с собой запах холода и дыма. На плечах у него лежал снег, растаявшие снежинки блестели в волосах.
Когда Аллегрето крепко поцеловал ее, она высвободилась из его объятий, сжала ладонями холодное лицо, гладила по щекам, подбородку, как будто сомневалась, что это действительно он, живой.
– Все кончено? – прошептала она.
Он снова поцеловал ее и быстро отошел в сторону.
– Нет, только начинается. Они идут. Он держит Зафера с Маргарет в замке, Зафер дал сигнал, что предает меня.
Она вскочила со стула.
– Слава Богу, что я ответил правильно. – Аллегрето шагнул назад, когда она подошла к нему слишком близко. – Но план в действии. Я тут лишь затем, чтобы предупредить тебя. Если я не вернусь до рассвета, Дарио на третий день отведет тебя к Филиппу. Он переправит тебя через горы в Цюрих. Там есть квартира рыцарей с Родоса. В Куснахте. Укройся там и обратись за помощью к крестной.
– К моей крестной, – поправила Элейн.
– Я уверен, она имеет с ними договоренность насчет тебя. По крайней мере они защитят твою жизнь от Франко. Не расстраивайся. Это лишь на тот случай, если меня убьют или возьмут в плен, – спокойно произнес он. – Дай Меланте весть из Куснахта.
Она прерывисто вздохнула, потом отвернулась и на миг закрыла глаза. Она не хотела терять ни минуты, пока он рядом, и бросилась к нему. Хотя Аллегрето смотрел на нее, она не знала, видит ли он ее. Это уже был совершенно другой, незнакомый ей человек.
– Филипп делает вид, что охотится на дороге за путешественниками. Они должны послать отряд для защиты. И стражу для охраны рудников. Гарнизон уменьшится. Я проникну в замок, узнаю, где он держит Зафера, и начну действовать.
Элейн отошла в дальний угол комнаты, чтобы не вырвались слова, которые уже были на языке. Чтобы не упасть на колени, моля его остаться. Но тогда Зафера и Маргарет ждет ужасная смерть. Было слишком поздно для споров. Поздно с той секунды, как она заглянула в черные глаза пирата и увидела своего ангела-хранителя.
– Делай, что ты должен.
– Сделаю, – уверенно сказал он. – Это мое предназначение.
В его голосе не было теплоты – одна сила, находящая удовольствие в игре жизни со смертью. Возможно, только эта игра и имела для него значение, возврат Монтеверде был лишь поводом.
Тем лучше. Пусть он не услышит ее слов любви и страха за него. Элейн стояла молча, стараясь запомнить каждую черточку его лица.
– Я твой, – сказал он, глядя ей в глаза.
Это прозвучало как девиз, выученный наизусть, произнесенный без пафоса и многозначительности.
– Я знаю, – прошептала она.
Аллегрето, не попрощавшись, бесшумно вышел. Если бы не повеяло холодом, могло показаться, что его тут и не было.
Глава 21
Только книга деда помогала ей не сойти с ума. Хотя называлась она историей, это был голос из тьмы прошлого, из глубины времен, казавшихся такими же древними, как озеро и горы. В ней рассказывалось об основании Монтеверде, когда все люди долины собрались и выбрали себе общего правителя, потому что устали от мелочных споров и войн. Центром новой республики стала зеленая гора, где прежде жил только святой отшельник. Были в книге рассказы о строительстве города, об открытии рудников.
Элейн сидела в одной из комнат принца Лигурио и читала о том, как он учился, путешествовал по землям Монтеверде, записывал воспоминания людей, истории о чудесах, занимательные сказки о животных, легенды и реальные события. Порой Элейн казалось, что она сидит у деда на коленях, слушает его, даже слышит его голос. Он словно разговаривал с нею, хотел научить се тому, что рассказал бы ей сам, доживи он до этого дня.
Это было совсем не то, о чем она читала раньше. Да, он тоже писал о войнах, которые разрушали Монтеверде, о борьбе за независимость против франков и ломбардцев, но он писал также о восстановлении справедливости и милосердии. Писал о междоусобицах, об интригах знатных семейств, которые воевали друг с другом, о том, как совет распался под давлением извне и внутри. Как первый Лигурио, их предок, напал на Монтеверде и захватил город, о падении республики, оказавшейся под властью ломбардского тирана.
«Если царство делится на части, это царство не может устоять, – написал Лигурио, вспоминая Евангелие святого Марка. – Если семья делится на части, ни один не может устоять».
Было воскресенье, работа на рудниках прекратилась, город затих, дома и улицы занесло снегом. За чтением Элейн пила ликер с пряностями, который Дарио перед тем проверил и оставил согреться у огня. В последний раз она глядела на снег из окна гостиной леди Меланты. Тогда она чувствовала себя несчастной, потеряв Раймона, думала, что никогда в жизни больше не улыбнется. Теперь это казалось просто детской обидой.
Раймон был хорошим человеком, преданным рыцарем, покорным синьору и церкви. Он не умрет без отпущения грехов, и ад ему не грозит. Ей снова захотелось домой, в солнечные леса Сейвернейка, захотелось кому-нибудь рассказать о своих тревогах и сомнениях. Этой ночью у нее начался месячный женский цикл, явный признак того, что никакого ребенка она не носит. Она почувствовала большое облегчение с примесью сожаления и вины.
Но перед нею была книга деда, и она продолжала ее читать, постепенно осознавая, чего принц Лигурио хотел для Монтеверде.
Поздним вечером у Нима было игривое настроение. Он бегал из угла в угол по комнате, стаскивал с кровати на пол вышитые подушки. Щенок дважды гулял с Дарио, однако не любил надолго оставлять свой пост. Элейн пожертвовала ему большую кисть из золотых ниток, которую он уже отгрыз от кровати и цена которой равнялась годовому заработку любого рудокопа. Ним использовал ее вместо игрушки, зато от его когтей не пострадала великолепная резная дверь. Элейн играла со щенком, пока кисть не закатилась под кровать. Ним заметно вырос и уже не мог залезть под нее, чтобы дотянуться до золотой игрушки. Он вдруг бросил свое занятие, кинулся к окну и начал царапать подоконник. От его рычания задрожало стекло в лампах.
– Тихо! – приказала она, пытаясь успокоить возбужденного пса.
Ним все не мог решить, то ли ему хочется и дальше царапать когтями подоконник, то ли прыгнуть ей на колени. Наконец он все-таки предпочел Элейн и сунул нос в щель приоткрытого окна. Элейн крепко держала его, не позволяя снова залаять. Но он терпел лишь несколько минут, затем вскочил на подоконник, ударил лапой в стекло, и окно распахнулось, впуская морозный воздух. Ним смотрел на улицу, радостно вертя хвостом. Его лай эхом отдавался на пустой улице, подхваченный другими собаками.
Когда Элейн стаскивала щенка на пол, ее внимание привлекло какое-то движение внизу, и она увидела Маттео, стоящего в проходе между домами. Он сразу отвернулся. Столкнув Нима с подоконника, она заперла окно, и щенок бросился к двери, которую в это время открывал Дарио.
– Ваша светлость, не позволяйте собаке...
– Маттео! Он там! – Она успела перехватить Нима, рвущегося на улицу.
Дарио замер.
– Где?
– В проходе напротив. Быстрее! Ты увидишь его следы.
Юноша исчез за дверью. Элейн с трудом пристегнула к ошейнику прыгающего Нима поводок, но, пока набрасывала плащ и хватала вуаль, чтобы прикрыть лицо, щенок вырвался. Таща за собой поводок, он снова вскочил на подоконник, крутился, что-то вынюхивал, наверное, мышь. Потом неожиданно спрыгнул на пол.
Доска подоконника бесшумно поднялась, будто крышка сундука, и в комнате возник Маттео.
– Ним! – прошептал он, падая на колени, пока щенок пытался лизнуть его в лицо. – Ваша светлость! Я не знал, что вы в городе.
– Маттео, – только и выдавила Элейн.
Заглянув в дыру, откуда несло холодом, она сумела увидеть лишь кусок стены, каменную ступеньку да металлическое кольцо, дальше зияла чернота.
– Господи, Маттео! Я так боялась за тебя! Где ты был? Ты нашел отца? – испугалась Элейн.
– Нет еще. – Он взглянул на нее. Темноволосый, сероглазый мальчик с розовыми губами и ямочкой на подбородке. – Но я был поблизости, в замке.
– Ты не должен. – Элейн бросила плащ на пол. – Жди Дарио.
– Нет! Он не позволит мне уйти. Пожалуйста, ваша светлость, не говорите ему.
Элейн опустилась рядом с мальчиком на колени, сжала его холодные руки.
– Маттео, я не знаю, как... я не могу... Ты не должен уходить.
– Я знаю, я – Риата, никто не может доверять мне. – Он смотрел на нее с мольбой, которая разрывала ей сердце. – Но я прошу вас... принцесса...
– Ничего постыдного нет в том, что ты Риата. И не думай так.
– Но так оно и есть. Только вы мне доверяете. У меня есть план. Мой отец не догадается никогда. Дарио думает, что я не могу сделать это сам. – Маттео печально опустил голову. – Я и не сказал ему. Но я могу! Я нашел дорогу под замком, даже заглянул туда. Хотя пока не знаю, как там идти. Ход соединяется с тем домом напротив. Они там хранят серебро. Я знаю все приметы Навонов, я следовал им. Они пытались закрыть некоторые проходы, но там есть другие, они их не видели. Я могу это сделать!
– Что сделать?
– Могу убить Франко Пьетро. Я знаю, я еще ребенок, но милорд убил человека, когда был не старше меня. Я слышал, как он говорил вам. Я убью отца для него. И тогда он станет мне доверять.
– Боже тебя упаси, Маттео, – прошептала она.
– Не говорите Дарио, умоляю. Я увидел вас с Нимом в окне и только хотел... – Он прижал к себе щенка. – Не надо мне было возвращаться.
– Дело не в твоем возвращении. Ты не уйдешь, – решительно сказала Элейн. – Даже не думай.
– Пожалуйста, не говорите так! – Мальчик отпустил Нима. – Я должен. Это мой единственный шанс.
– Нет.
– Я сделаю! – закричал Маттео, выпятив нижнюю губу.
Элейн часто видела детей, собиравшихся убежать, и приготовилась схватить его за шиворот. Но он опередил ее и с такой силой ударил ногой в грудь, что она упала навзничь. Пока Элейн, хватая ртом воздух, поднималась, Маттео исчез в дыре. Она побежала к двери, но Дарио еще не вернулся. Позвать донну Грацию не было времени. Щенок склонился над дырой, ища задней лапой точку опоры, затем прыгнул вниз.
– Проклятие!
Элейн схватила с крючка у двери фонарь, посветила в дыру, разглядела ступени меж каменных стен, недостаточно широкие для спуска в темноту. Ним с Маттео пропали из виду.
Она присела на край отверстия, глубоко вздохнула и соскользнула вниз, держа перед собой фонарь. Свет прыгал на грубых ступеньках, настолько высоких, что ей приходилось на каждой садиться, чтобы затем соскользнуть на следующую. Узкое пространство между стенами не давало возможности повернуться, Элейн только иногда смотрела вверх на откинутую доску подоконника. Когда вернется Дарио, он хотя бы узнает, куда ему идти.
Спустившись до самого низа, Элейн обнаружила, что проход разветвляется в трех направлениях: одно вело в город, два – из города. Пока она решала, куда свернуть, из темноты вынырнул Ним. С облегчением перекрестившись, Элейн взяла поводок и быстро, как только могла, пошла в ту сторону, откуда появился Ним.
Проход казался бесконечным. Возможно, это дорога к Маладиру. Иногда она слышала шаги, только не могла определить, чьи, – Маттео или эхо ее собственных. У мальчика не было огня, зато он приучен бесшумно двигаться, хорошо прятаться и без труда находить дорогу в темноте.
На развилке щенок не остановился. Уткнувшись носом в пол, он трусил вперед, задержался только возле интересной для него лужи. Но Элейн дернула за поводок, и Ним весело побежал дальше.
Когда перед ними блеснул отсвет бронзы, она мгновенно остановилась и подняла фонарь. Тем не менее щенок настойчиво тянул ее за собой, и вскоре путь им преградила металлическая дверь, врезанная в камень. При тусклом свете фонаря Элейн увидела знакомый рельеф: пастух, собаки, медведь.
Поставив фонарь, она снова перекрестилась, ища у Господа руководства. Странно, что Маттео знал тайный ключ, Аллегрето никогда бы не доверил его сыну Риаты. Но щенок уверенно тянул ее вперед, развилка теперь далеко, а возвращаясь назад, можно окончательно сбиться с пути.
На этот раз Элейн хватило одной попытки, и резная панель легко разошлась. Она уже хотела открыть дверь, но тут же вспомнила предостережение Аллегрето. Загородив рукой фонарь и держа щенка на коротком поводке, она медленно отодвинула засов, дождалась, пока дверь полностью раскроется. Ее слуха коснулись звуки тихого пения, от которого у нее волосы встали дыбом. Она различила впереди лестницу, ведущую наверх, и следы на пыльных ступенях, как будто здесь кто-то недавно проходил. Ним тянул ее вверх, но Элейн медлила на пороге и, только узнав слова знакомых молитв, почувствовала некоторое облегчение. Значит, она уже в самом Маладире.
Если Маттео прошел этой дорогой, то она намного отстала от него. Вокруг не было ни одного камня, чтобы подпереть дверь. Она почла за лучшее вернуться в дом вдовы, поскольку Дарио мог быстрее найти глупого мальчишку.
Ним вдруг перестал рваться наверх, завилял хвостом и отрывисто гавкнул. В ту же секунду что-то сильно ударило ее сзади, она упала на колени, заметив, как мимо нее пронесся к лестнице Маттео. Она бросилась за ним, и ей удалось схватить его за щиколотку. Он яростно брыкался, но Элейн все-таки смогла подтянуться, чтобы прижать его своим весом к ступеньке. Они молча боролись, Ним прыгал вокруг. Тусклый свет неожиданно погас. Она с ужасом осознала, что дверь за ними закрылась и фонарь остался снаружи.
– Маттео, успокойся! – прошипела она ему на ухо. – Ради Бога, послушай меня. Ты не должен туда ходить. Неужели ты хочешь, чтобы люди твоего отца схватили Иль-Корво? Тебя не волнует, что случится с Зафером и Маргарет? Он там, чтобы их спасти, каждый миг ему грозит опасность. Им всем. Понимаешь? Ты не можешь помочь, только помешаешь. Ты не сможешь таким образом завоевать его доверие, но ты можешь стать причиной его гибели. Он тебя не ждет, не знает, что ты хочешь сделать. Маттео, прошу тебя, не подвергай его дополнительной опасности.
Мальчик перестал бороться, его маленькие плечи тряслись.
– Я хочу помочь, – всхлипнул он. – Просто хочу помочь.
Элейн осторожно села, притянула его к себе. Он еще сопротивлялся, но затем уткнулся лицом ей в плечо.
– Я знал, что не смогу это сделать, – дрожащим голосом сказал он. – Я ничего не могу сделать правильно. Теперь он не поверит мне никогда.
Он этого не заслуживает, гневно подумала она. Аллегрето не достоин такой любви, во всяком случае, после того, что он сделал с этим ребенком. От гнева, страха и жалости у нее перехватило дыхание.
Они вдруг услышали какой-то удар, сотрясший, казалось, даже каменные стены подземелья. Ним испуганно тявкнул. Вечерние молитвы стихли. Элейн повернулась к лестнице, удерживая Маттео, который вырывался, чтобы посмотреть. Над ними была одна чернота. Издалека доносились тревожные крики.
– Мы должны идти назад, – решительно сказала она и потащила его к двери.
Мальчик не сопротивлялся, ибо сила удара была такова, что они сразу поняли: наверху произошло нечто из ряда вон выходящее. Элейн ощупывала дверь, ища задвижку или резьбу, но под ее руками был только гладкий металл. Она никак не могла открыть эту дверь.
Сквозь потайное отверстие Аллегретто наблюдал, как горят подъемный мост и сторожевая будка у ворот, как поднимается к снежным вершинам гор черный дым. Легкое сотрясение двух стеклянных флаконов, которые он нес по тоннелю к мосту, – и он бы увидел ад намного раньше, чем хотел. Но его не разорвало на куски, и стрелы метких лучников Филиппа зажгли порошок гремучего золота, вызвав сильнейший удар грома и пламя, стремительно пожиравшее намазанное смолой дерево. Единственная известная дорога из Маладира была теперь преграждена стеной огня.
Есть и другие пути, но Аллегрето уже знал, что Риата их не обнаружил. Все тайные проходы, которые ими найдены, или перекрыты, или разрушены. Последние сутки Аллегрето провел, обследуя тоннели и ловушки. Он знал, где содержатся закованные в кандалы Зафер и Маргарет, знал, где под охраной пяти стражников и мастифа, сидящего в ногах кровати, спит Франко Пьетро. Ему не понадобится много времени, чтобы сообразить, что он попал в ловушку.
Аллегрето покинул свой наблюдательный пост, держась за перила, осторожно прошел в темноте несколько шагов, пока не увидел отверстие в крыше. Он протиснулся через него уже не так легко, как в юности, и начал спускаться по наклонной балке к мощному деревянному столбу, поддерживающему крышу. В темноте он дважды терял равновесие, но все равно чувствовал холодное удовлетворение от паники, которую посеял внизу. Он без труда нашел отверстие в ложном потолке и, сев на корточки, полз меж двойных балок до тех пор, пока снова не почувствовал запах дыма и не увидел сквозь щели в досках тусклый свет. Он был около внутреннего двора. Оранжевое пламя освещало зарешеченное окно. Он даже видел Зафера, сидящего на голом полу и глядящего вверх. Одной рукой он держал цепь, которой был прикован к стене, а другой сжимал руку Маргарет.
Он бросил в щель соломинку. Зафер увидел сигнал, вскочил и молча потянул за собой Маргарет. Отодвинув доску ложного потолка, Аллегрето спрыгнул вниз.
Когда до Элейн дошло, что ее напугали звуки вечерней службы, у нее появилась надежда. Видимо, они сейчас находятся под церковью, и тут может быть другой выход. Она поднялась по лестнице, но та привела к сводчатой пещере с водоемом, который освещали странные отблески из сточной трубы над ним. Единственный край был таким узким, что она крепко держала Нима, опасаясь, как бы он не свалился в черную воду. Маттео стоял позади, держась за ее юбку.
– Не пускайте Нима, – попросил он.
– Конечно.
Где-то должен быть проход, они не могли оказаться тут в западне. Судя по размеру, водоем глубокий, наверное, вода для крепости. Больше всего Элейн тревожило, что они в Маладире и замок горит.
– Ваша светлость, посмотрите.
Маттео дергал ее за юбку, пытаясь развернуть спиной к лестнице. Но там уже не было ступенек, только каменная стена. Он провел рукой вверх-вниз, и Элейн чуть не свалилась в воду.
– Зеркала, – сказал он. – Как в замке Иль-Корво.
Если бы Маттео не взмахнул рукой, она бы видела один камень. Дотронувшись пальцами до того места, где должна быть стена, Элейн ничего там не почувствовала, но когда сделала шаг вперед и протянула руку, то увидела отражение своих юбок и руки в маленьких стеклянных пластинах, укрепленных под углом к стене.
– Идемте, – уверенно сказал Маттео, направив ее в проход, которого там, казалось, не могло быть.
Узкие ступени опять вели в темноту, стены будто давили Элейн на плечи всей тяжестью крепости над ней. В одной руке она сжимала поводок Нима, другой ухватилась за рубашку Маттео. Не потому, что он мог убежать, просто чтобы ребенок знал, что она не бросит его одного в этой страшной темноте.
– Конец, – вдруг прошептал он.
– Конец? – Элейн охватила тревога.
– Я думаю... – Маттео сделал шаг вперед. – Я немного вижу. Тут смотровая щель. Думаю, это церковь.
– Дай взглянуть!
Элейн увидела маленькую часовню, освещенную свечами. Кажется, они рядом с алтарем. Напротив пара сидений на хорах, фрески на стенах, блеск золота на большом распятии. Ни священника, ни прихожан... Служба прервалась, когда начался пожар.
Она нащупала деревянный барьер, пальцы коснулись металла, и панель перед нею бесшумно открылась. Чувство внезапного освобождения было таким сильным, что она, даже как следует не осмотревшись, шагнула внутрь и оказалась на хорах.
Пустой алтарь и неф были маленькими, но богато украшенными, пол выложен мраморной черно-белой плиткой, на стенах изображения библейских святых с золотыми нимбами.
У Элейн не было времени их рассматривать. Когда они шли к двери, она пожалела, что оставила в доме вдовы плащ и вуаль. При такой суматохе на пожаре они могли бы незаметно выйти из замка.
Осторожно приоткрыв дверь, она увидела перед собой башню Маладира. Значит, они внутри крепости. Элейн отступила назад, дверь захлопнулась. Маттео выжидающе смотрел на нее.
Снаружи она видела только башню да покрытый снегом двор, усыпанный камнями и обломками скал. Но уже никакая сила не могла бы заставить ее вернуться в те узкие ходы между стенами, в тоннели с ловушками в тупиках и зеркалами.
– У ворот должна быть толпа горожан, – прошептала Элейн. – Давай постараемся выглядеть обыкновенными зеваками.
Маттео кивнул, теперь он с готовностью ждал ее распоряжений. Она схватила его за руку и быстро открыла дверь, пока он не успел испугаться.
Они спустились по вырубленным в камне ступеням. Дым и возбужденные голоса позволили легко определить направление. Элейн пошла по дорожке, протоптанной в снегу, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не поскользнуться и не вывихнуть, не дай Бог, лодыжку. Зато у Нима таких забот не было. Он тянул поводок, и она с трудом удерживала щенка, пока тот с веселым лаем не бросился вперед. Потеряв равновесие, Элейн растянулась на земле, и Маттео прошмыгнул мимо нее, пытаясь схватить поводок. Она старалась подняться, но ботинки скользили, не находя опоры. Помог ей какой-то человек, который грубо поднял ее за руку и не дал снова упасть. Опустив голову, Элейн краем глаза видела Нима, прыгавшего перед огромным мастифом, и второго человека, державшего Маттео.
– Лживая тварь! – рявкнул он, хватая Элейн за подбородок. – Я... – Он быстро взглянул на нее и сразу отпустил.
Хотя она не смотрела ему в лицо, однако успела заметить темную повязку на левом глазу.
– Нет, это не шлюха язычника, – процедил Франко Пьетро. – Значит, они еще, слава Богу, взаперти.
Он сделал жест, как бы приказывая своему человеку идти за ним, потом остановился. Факел освещал его лицо, изуродованное шрамом, идущим от верхней губы к повязке на глазу. Оно казалось пародией на лицо Маттео, но они были ужасно похожи: мальчик, пытавшийся вырваться, и отец, не узнавший, кто попал ему в руки.
– Держи ее, – приказал Франко стражнику и опять схватил Элейн за подбородок. – Ты не из замка. Кто ты?
Она не решалась поднять глаз, боясь, что даже в темноте их цвет может ее выдать.
– Милорд! – Стражник, до боли сжимавший ее руку, поднял факел. – Посмотрите на ребенка...
– Он мой брат! – выпалила Элейн. – На пожаре он убежал от меня, погнался за собакой. Но Франко уже не смотрел на нее.
– Он только ловил собаку, милорд! Позвольте мне отвести его домой, наш отец его накажет.
– Этот ребенок не из города, – твердил стражник. – И они были тут еще до пожара. Они из его людей.
– Нет. – Голос у Франко странно изменился. Он повернул Маттео к свету, обхватил его лицо железными рукавицами, затем наклонился к нему и прошептал: – Маттео? от пытался вывернуться.
– Я ненавижу тебя! Ненавижу!
– Маттео... Что за чудеса? – Риата выглядел скорее взволнованным, чем разозленным. Он быстро оглядел стены, потом уставился на Элейн: – Твой брат, да? – Он плюнул в снег. – Ты еще одна лживая шлюха Навоны?
Она не знала, как исправить положение. Она вообще ни о чем не могла думать, только отступала назад, когда Франко шел к ней. Он дернул Элейн за волосы, пристально изучая ее лицо своим единственным глазом, и так резко оттолкнул, словно увидел привидение.
– Отведи ее к турку, – приказал он, уже идя по двору и таща за собой Маттео. – Если они меня дурачили, все они умрут. А проклятый ублюдок Навоны отправится в нижний круг ада!