Глава 13

Элейн никогда не испытывала любви к духовенству, к поучающим всех настоятелям и толстым приходским священникам, которые постоянно съезжались на обед в Сейвернейк, чтобы отведать угрей и оленины. Но теперь, когда она не могла вернуться ни домой, ни к леди Меланте, ни к Ланкастеру или Раймону, кроме церкви, ей было не к кому обратиться.

Купола и черные стены Венеции остались за лагуной. Человек Морозини вел лодку вдоль заросшего берега, где, казалось, были один тростник да птица, изредка подающая сонный крик. Раз пират выбрал сухопутное путешествие, значит, они наверняка остановятся в каком-нибудь монастыре... хотя вряд ли отлученному от церкви дадут пристанище в доме Господа. Но где-то, и уже скоро, она все-таки найдет священнослужителя, расскажет ему, что была похищена, и отдаст себя на милость церкви.

Она не может с ним жить. Ложь и насилие, яды и убийства, брошенные на острове дети... Он слишком легко убивал, без колебаний и сожаления. Он лгал так, будто слова ему в уста вкладывали ангелы. Но часть ее существа, безнравственная и отвратительная, тянулась к нему. Она была словно одурманена, как Маргарет и все остальные. Она должна уйти, пока не поздно.

Лодочник причалил к низкому берегу, и Рейвен спрыгнул на мокрую землю. Элейн осторожно сошла вслед за ним, вода залила ее кожаные башмаки.

Дожидавшийся конюх сразу подвел к ним жеребца и дамскую верховую лошадь с белой звездочкой на лбу. Элейн ощутила знакомый запах конюшни.

Обхватив себя руками, она быстро отвернулась, чтобы скрыть свои мысли. Найти церковь, найти священника – это, казалось, было написано горящими буквами на ее лице. Пират стоял рядом, пока молчаливый конюх приторачивал седельные сумки, и она чувствовала его пристальный взгляд.

Он спрашивал, умеет ли она ездить верхом. Разумеется. В Сейвернейке она делала это постоянно, скакала и на неприрученных жеребцах, и на полуобъезженных племенных лошадях сэра Гая.

Конюх стоял, держа повод верховой лошади. Пират ухватился за седло жеребца и без промедления вставил ногу в стремя. Конь напрягся, подняв голову.

Элейн замерла, прислушиваясь к неуверенному стуку копыт, говорящему о том, что жеребец готов и постоять, но при малейшей возможности будет счастлив помчаться стрелой. Конь повернулся, начал кружить, удары копыт стали быстрее, нетерпеливее. Иль-Корво, гроза Средиземного моря, скакал на одной ноге, ухватившись за повод. Жеребец шагнул в сторону, вскинул голову и встал на дыбы.

Конюх слишком поздно метнулся вперед. Только быстрая реакция удержала пирата от падения, он успел освободиться от стремени, приземлившись на одну ногу и столкнувшись с Элейн.

– Черт бы побрал Морозини, – буркнул он. – Проще взобраться на какую-нибудь из его шлюх.

Элейн закусила губу. Отойдя на несколько шагов, она, как делала это уже тысячу раз, оттянула между ног подол юбки назад и завязала у талии.

– Я немного понимаю в лошадях, – сказала она. – Думаю, вы его беспокоите.

– Правда? – сухо осведомился пират. – Тогда наши чувства взаимны. Он беспокоит меня.

– Возможно... – Элейн помедлила, не желая выглядеть слишком самоуверенной. – Я могу попытаться. Если конюх подержит его, пока я сяду.

– Чтобы сломать себе шею, миледи? Почему я должен вам это позволить?

– Вы опасаетесь его. – Не говорить же пирату, что он совсем не наездник. – Конь это чувствует. Вряд ли со мной он будет непослушным.

Рейвен молча смотрел на жеребца.

– Вы не привели еще одного? – спросил он конюха.

– Нет, синьор, – с беспокойством ответил тот. – Меня не просили привести еще. Только двух хороших лошадей, спокойных и быстрых. Для джентльмена и леди. Так мне было сказано.

– Да, спокойный! – фыркнул Иль-Корво.

– Он не часто упрямится, синьор, – пробормотал конюх.

– Сколько нужно времени, чтобы привести другого?

– Если поспешить... я могу вернуться к заутрене, синьор.

Рейвен с отвращением поморщился. Элейн пожала плечами.

– Давайте обождем, когда приведут более спокойного, если вашу гордость слишком уж задевает, что я могу лучше управиться с лошадью.

– Я не сомневаюсь, что вы лучше ездите верхом. Как и любой другой. Будь проклят Морозини. Нельзя ждать до рассвета. Но если эта злая тварь причинит вам вред, я достану старика и в аду.

Элейн могла бы вскочить в седло прямо с земли, но позволила конюху помочь ей. Жеребец застыл, дожидаясь какого-нибудь повода ослушаться. Не дождавшись, он тяжело вздохнул и опустил голову.

Верховая лошадь терпеливо стояла, пока Рейвен устраивался в седле. При свете полной луны Элейн видела, как лошадь начала грызть удила. Наверно, пират бессмысленно дернул поводья, но животное снесло эту оплошность. В общем, для новичка посадка была вполне удачной. Элейн надеялась, что лошадь окажется послушной, невзирая на быстроту, о которой говорил конюх.

– Эта тропа приведет вас к каналу, синьор. А там дорога пойдет вдоль берега, – сказал конюх.

Удила слегка звякнули, когда Рейвен тряхнул поводьями, и лошадь степенной рысью поскакала по единственной тропинке, видимой в темноте. Жеребец Элейн охотно последовал за ней. Она понятия не имела, где они находятся и куда держат путь. Она видела серебристую гладь озера среди равнин и бесформенные силуэты растений вдоль тропы. Иногда ей казалось, что она различает хижину или плотину, даже башни отдаленного города, однако не была в этом уверена. Местность выглядела необитаемой, отданной только воде и ночному ветру.

При лунном свете Элейн увидела клочок белой шерсти, прилипшей к перчатке. Щенок лаял и визжал, стараясь перепрыгнуть через поручень, когда их лодка отплывала от галеры. Элейн даже не сумела как следует с ним попрощаться. Ни с Маргарет, ни с Маттео, ни с остальными. Просто не осмелилась.

Скатав из клочка шарик, она засунула его в перчатку. На глаза навернулись слезы, но, прежде чем моргнуть, Элейн заметила вдали отчетливый силуэт башни.

Тропа расширилась до проселочной дороги: едва заметные колеи между тростниковых зарослей. Впереди спокойно вышагивала лошадь пирата. Она была настоящим иноходцем, красивое животное с ровным аллюром, на котором мог удержаться даже столь никудышный наездник, как Иль-Корво. Такую лошадь сэр Гай не постыдился бы предложить леди Меланте для путешествия.

Элейн не собиралась ехать шагом и, осознав это, подтянулась. В ответ жеребец тут же вскинул голову. Она издала притворный вскрик, ударила пятками в его бока и одновременно натянула поводья. Жеребец протестующе затанцевал. Мысленно попросив у него прощения, Элейн снова и снова повторяла свой трюк, пока он не повернулся и не встал на дыбы. Но она продолжала подгонять его, когда передние копыта ударили в землю. Конь гневно заржал. Почувствовав, что он поднял круп, чтобы сбросить ее, Элейн откинулась назад. Она проделала это дважды, затем посмотрела на дорогу и, увидев стоящую перед ней лошадь пирата, наконец отпустила поводья.

Когда жеребец рванулся вперед, она сумела издать подобие испуганного крика. Он снова встал на дыбы, постарался лягнуть мешавшую лошадь, но та бросилась в сторону, и он начал долгожданный бег.

Его тело мощно двигалось в знакомом ритме, копыта гулко стучали по теперь уже твердой земле, шаги удлинились, когда жеребец перешел в настоящий галоп.

Обхватив руками мускулистую шею, Элейн позволила ему нести ее в ночь. Она вдруг почувствовала себя свободной, ей показалось, что она может скакать так вечно, что жеребец – волшебное животное, способное пролететь над горами и морями, чтобы отнести ее домой.

Как только у нее родилась эта своевольная мысль, жеребец изменил своей неистовый галоп и теперь несся вихрем, распластав тело в воздухе. Элейн слышала позади стук копыт, это мчалась верховая лошадь. Поразительно быстро для иноходца с неумелым всадником. В миг виноватой радости она подумала, что пират, должно быть, упал, когда жеребец пронесся мимо них, и теперь освободившийся иноходец догоняет их.

Он приближался с невероятной скоростью. Элейн не стала оглядываться, думая, что увидит лошадь без всадника, но в следующий момент с тревогой осознала свою ошибку.

Лошадь преследовала их, словно конь из самого ада, лунный свет мерцал на ее белой звездочке. Приняв вызов, жеребец удвоил свои усилия, ветер рвал капюшон с головы Элейн, ветки проносившихся мимо кустов хлестали ее по ногам. Она понимала, что лошадью кто-то управляет, только не могла поверить, что это пират, который даже не знает, как садятся в седло.

Он маг. Лишь благодаря колдовству легкий иноходец догоняет их, невзирая на все усилия жеребца. В приступе неожиданного страха Элейн заставила его прибавить скорость, но лошадь не уступала. Краем глаза она увидела, что пират уже почти рядом с ней. Поводья свободно висели, а наездник одной рукой вцепился в гриву и, полусвесившись с седла под невероятным углом, старался дотянуться до нее.

– Не делай этого! – закричала Элейн, поняв, что он хочет схватить ее поводья.

Он не представлял, чем это грозит. Они мчались рядом по неровной дороге. Верховую лошадь ничто не остановит, жизнь для нее – состязание в скорости, она должна быть впереди, а жеребец с головой ушел в соперничество. Оба теперь были неуправляемы, малейшее препятствие, неверный шаг собьет их с ног. Уткнувшись лицом в гриву, Элейн молилась, чтобы они видели на такой скорости дорогу. Когда пират снова потянулся за ее поводьями, она ударила его по руке.

– Сумасшедший! – крикнула она.

Но Рейвен схватил ее за локоть и потерял равновесие.

– Отпусти!

Элейн всем телом откинулась в другую сторону, и жеребец столкнулся с лошадью. Она почти вывалилась из седла, когда почувствовала тяжелый удар и отдачу.

Лошадь свернула с дороги и сделала прыжок, взяв барьер из черных камышей.

Секунду Рейвен еще держался в седле. Элейн видела дугу лошадиной шеи, видела пирата, обеими руками ухватившегося за гриву, потом животное приземлилось и сбросило всадника.

Он исчез, остался позади до того, как она смогла осознать, что произошло. Освободившись от неуклюжего веса на спине, лошадь помчалась вперед, но по обычной для всех лошадей манере, кажется, быстро поняла, что хочет остаться с жеребцом вместо того, чтобы нестись мимо.

Элейн чувствовала усталость коня и потому не возражала, когда оба перешли на рысь. Она взяла поводья лошади, та с готовностью остановилась. Она вновь превратилась в простое, спокойное животное, мирно щипавшее траву, позабыв уже безумную скачку. Ни следа волшебства или намека на поразительную скорость. Хотя жеребец был утомлен, лошадь, казалось, только слегка вспотела.

Элейн оглянулась. Дорога была пуста. Внезапно ее охватила дрожь, она вцепилась в луку седла и опустила голову, пытаясь справиться с запоздалым приступом дурноты. Без сомнения, пират ранен, если не убит. Она не испытывала к нему сочувствия. Она хотела бежать от него. Вдали уже видна колокольная, она свободна, до убежища теперь рукой подать. Так чего она ждет?

– Проклятие! Что ты со мной сделал? – простонала она и медленно повела коней назад.

Элейн нашла его в зарослях тростника, песок вокруг него был истоптан копытами. Он лежал у самой дороги, опершись локтем о землю. Казалось, пират не заметил, что она рядом. Он заставил себя подняться, но покачнулся и упал на колени. Голова бессильно склонилась к земле.

Она по собственному опыту знала, что бывает после тяжелого падения: воздух словно выбит из легких, в горле волна тошноты.

– Не пытайтесь встать, – сказала она.

Рейвен поднял голову, увидел ее и снова уперся руками в песок. У него из носа шла кровь, он жадно ловил ртом воздух.

– Вы... не... ранены? – спросил он между вдохами.

– Я – нет. А вы?

Пират не ответил. Элейн ждала. Немного погодя он сел на корточки, приложил руку к виску. – Не искусен... с лошадьми.

– Поистине! Вы чуть не убили нас обоих, – процедила Элейн.

Он взглянул на нее, искоса, снизу, как бы в попытке сосредоточить внимание. Хотел встать... и не смог, упал на одно колено.

– Лежите. Думаю, вы сильно ударились головой.

– Да. – Рейвен снова поднялся.

Бросив поводья, Элейн подошла к нему.

– Лежите спокойно, глупец.

Она сняла плащ и сделала из него подушку.

Рейвен, качаясь, шагнул к лошади, взял поводья, уткнулся лицом в гриву. Потом он медленно опустился на землю.

Элейн отвела лошадь в сторону, где та начала с удовольствием щипать траву. Пират не видел, как она делала подушку, но очнулся, когда она подложила ее ему под голову.

– Чего вы добивались? – гневно спросила она. – Вы думали, что сможете меня остановить?

– Спасти вас, – пробормотал он.

– Спасти? Черт побери. Спасти меня!

– Понес... – сквозь зубы сказал он. – Подлое... отвратительное животное.

– Он не понес меня.

– Не понес?

Такого смиренного тона у него Элейн никогда прежде не слышала.

– Нет!

Что-то пробормотав, он закрыл глаза. Пират настаивал, чтобы они ехали дальше, и не желал слушать никаких советов. Только неимоверным усилием воли он заставил себя взобраться на терпеливую лошадь, хотя его тело явно предпочитало твердую землю. Элейн сомневалась, что другой человек вообще был бы на это способен.

Начинался рассвет, серебристая дымка застилала горизонт и башню колокольни. Элейн шагом вела лошадь по берегу канала, поскольку Рейвен слишком неуверенно держался в седле. Но медленная езда возмущала его, и он бормотал проклятия на французском, итальянском и других языках, какие она до сих пор и не слышала. Часто пират ронял голову на шею лошади, потом опять вскидывал и оглядывался, словно не понимал, где находится. Однажды вдруг спросил се, почему они едут верхом.

Элейн знала, что хлеб, деньги и бумаги он положил в седельные сумки жеребца, и уже обыскала их. Можно было оставить его. Колокольня ясно проступала сквозь утренний туман, но сейчас она увидела, что это не церковь, а лишь маленькая башня со сломанной ветряной мельницей наверху. Соляные пруды блестели под восходящим солнцем. Напряжение и бессонная ночь, видимо, притупили се способность соображать. Она хотела найти церковь или большую деревню со священником. И что дальше? Заявить, что она похищена человеком, который едва мог поднять голову и членораздельно говорить? Теперь это выглядело бы довольно странным заявлением.

Она должна оставить его. Соляные работы, должно быть, закончились, соломенные крыши хижин провалились.

– Давайте отдохнем здесь.

– Нет, – ответил пират, держась за гриву. – Нет. Мы едем дальше.

– Но вы не можете ехать.

– Могу.

– Тогда поезжайте, а я должна отдохнуть.

Элейн повела жеребца сквозь разросшиеся кусты к мельнице. В широких корзинах выросли белые замки соли, похожие на игрушечные крепости, разбросанные по грязи. В желобе струился тонкий ручеек, деревянная калитка солеварни блестела от кристалликов. Элейн пнула ногой перевернутое корыто, лежавшее у желоба.

– Мы не можем задерживаться, – сказал пират. – Мы должны прибыть на встречу.

Но если он должен с кем-то встретиться, ей надо побыстрее оставить его и найти себе убежище до того, как это произойдет.

– Свидание? Когда? – спросила она.

– А Морозини вам не говорил? – Пират огляделся и сдвинул брови. – Мы у лагуны.

– Мне он ничего не говорил.

– Но вы же нас привели сюда, – настойчиво произнес Рейвен.

– Нет, это вы привели нас. Когда должна быть встреча? Где?

Пират уставился на нее и вдруг засмеялся.

– Не могу вспомнить когда. – Он удивленно покачал головой. – И не знаю где!

Он посмотрел вокруг, будто ответ находился в зарослях тростника или на туманном горизонте.

– Мы берем вино... он должен это устроить... – Пират застонал. – Я ничего больше не помню.

– Наверно, от ушиба, – сказала Элейн. – У вас сотрясение мозга.

– Проклятие, моя голова сейчас расколется. – Он прикрыл рукой глаза, осторожно скользнул пальцами по окровавленному лицу. – Господи! Я упал? С этого животного?

– Да. И снова упадете, если не получите своевременную помощь.

– Я не помню. – Он сделал глубокий вдох. – Но это не важно. Я могу ехать.

Открыв седельную сумку, Элейн достала ломоть хлеба, флягу и села на перевернутое корыто. Почему она до сих пор медлит? Конечно, она же околдованная дура. А он даже с заплывшим глазом выглядит как ангел, сброшенный на землю.

– Куда ехать? – спросила она.

Еды в сумках достаточно, следовательно, ехать им не меньше дня. Но Элейн не упомянула об этом.

Рейвен сполз с лошади, подержался за нее, чтобы обрести равновесие, потом, стянув перчатки, развязал седельные сумки. Внимательно прочитав каждый документ, он подошел к жеребцу, проделал то же самое с другими бумагами, выругался и тяжело опустился на землю.

– Ничего полезного. Да я никогда такое и не записываю.

Элейн поднялась, отвязала от седельной луки путы и нагнулась, чтобы стреножить лошадь.

– Нет. Мы не можем тут долго оставаться.

– Если вы не знаете, куда ехать, пусть лошади отдохнут и поедят.

Элейн сняла с животных седла и отпустила их пастись.

– Вы кое-что понимаете в лошадях, – сказал пират. – Во всяком случае, больше вас.

Сев на корыто, Элейн отломила кусок хлеба. На пирата она не смотрела. Вдруг он вспомнит или поймет, что она хотела сбежать.

– Кажется довольно послушной. Неужели она скинула меня, гнусное животное?

– Полагаю, да. Я не видела.

– Вы не умеете лгать, моя дорогая. Что произошло на самом деле?

– Жеребец понес меня. Вы помчались следом и упали, когда хотели нас остановить.

– Правда? – недоверчиво спросил он.

Элейн съела кусок черствого хлеба, остальное предложила ему. Сидя так близко к ней, Рейвен вовсе не казался исчадием ада, каким он, по ее мнению, являлся. Он выглядел совершенно обычным человеком, грязным, в синяках, с затуманенными глазами, евшим вместе с нею простой хлеб. Он прикоснулся к лицу и, слегка хмурясь от боли, ощупал синяк под глазом и опухший висок. Она почувствовала, что ее душа снова попала в его сети.

– Мы должны вернуться в Венецию.

– Нет, вас оттуда выслали. – Элейн вдруг испугалась, что по глупости, дерзости и безрассудству он вполне может это сделать.

– Выслали? Из Венеции?

– На тридцать дней.

– Черт возьми! – прошипел он. – Что я натворил?

– Убили двух человек. Или трех.

Подумав, он кивнул.

– Отродье Риаты, я полагаю. Должно быть, я хорошо себя проявил. Значит, всего на тридцать дней? Я опозорен.

– Да уж, – горько ответила Элейн, бросив на него гневный взгляд. Он перестал жевать. – А вы бы предпочли другое?

– Я больше не знаю, что бы я предпочла. Я уже не знаю, кто я.

Ветряная мельница заскрипела, крылья повернулись от порыва ветра. Даже сквозь одежду Элейн чувствовала тепло его тела.

– Это не лошадь понесла, верно? – тихо спросил пират. – Вы просто хотели сбежать от меня.

– А что мне делать? – обратилась Элейн к небу и утренним облакам. – Я не могу оставаться с вами.

– И куда же вы собрались? К епископу? К судье? – Он встал, отошел, шатаясь, в сторону и повернулся к ней спиной. – Почему вы не обратились к Морозини?

Тогда она была слишком занята их откровенной игрой, тем, как он смотрел на нее, представляла их вдвоем в темноте подземелья.

– Елена, – прервал он затянувшееся молчание. – Я не могу быть другим. Я не хотел бы увидеть ад раньше, чем мне положено.

– Как вы можете столь беспечно говорить про ад?

– Потому что боюсь его. – Пират стоял, широко расставив ноги, чтобы не упасть. – Я знаю, это моя судьба. Во всем христианском мире не хватит ни золота, ни милосердия, чтобы заплатить за то, что я сделал и еще сделаю в этой жизни. Но если я смогу найти место на земле, если сделаю его своим домом, если смогу защитить от всех опасностей и врагов, если оставлю после себя ребенка собственной крови... Даже горя в аду, я буду знать, что это у меня есть. – Рейвен пожал плечами. – Возможно, он бы не стал таким, как я. Он мог бы вырасти хорошим человеком. А после смерти мог бы даже попасть на небеса.

Тень горькой улыбки скользнула по его разбитому лицу и тут же исчезла.

– Разве священники не говорят, что на небеса может попасть любой, кто раскается и понесет наказание? – спросила Элейн.

Он снова пожал плечами, рассматривая соляные пруды.

– Несомненно. – Рейвен потянулся за седлом. – Я не придаю значения их словам. В эту минуту они говорят одно, а спустя час – другое. Надо ехать, место здесь слишком открытое.

Он хотел поднять седло, но покачнулся. Тогда Элейн взялась за другую сторону, и они вместе донесли его до мельницы. Рейвен остановился на пороге хижины, прислонившись к дверному косяку.

– Вы правы, – вздохнул он. – Я не готов ехать.

– Отдохните здесь, – сказала Элейн, кладя седло так, чтобы оно служило ему подушкой. – Я сейчас принесу второе и привяжу лошадей.

Когда она хотела пройти мимо, Рейвен прикоснулся к ее плечу.

– Ведьма, – сказал он с полусонной, рассеянной улыбкой. – Вы правда останетесь со мной?

Элейн вздохнула, глядя в его черные глаза. Они были почти скрыты ресницами, красивые губы вспухли с одной стороны, ободранная щека покраснела. Теперь уже не его красота пронзила ее желанием и болью.

– Да, – солгала она, – останусь.

Жеребец не ушел далеко. Она взнуздала его и повела назад, оглядываясь через плечо на мельницу. Денег в кошельке должно хватить, чтобы купить еды, если она не сразу найдет церковь. Пирату она не оставит ничего, кроме хлеба и разбавленного вина.