Глава 1

Лес Сейвернейка

15-й год правления короля Ричарда II

В понедельник сдохли все куры.

Да, нельзя было заменять перо магической птицы – удода – куриным. Но в лесу Сейвернейка удоды не водились. По правде говоря, Элейн даже не представляла, как они выглядят, – ей попадалось только их название в книге заклинаний, где она нашла свой рецепт.

Элейн понимала, что вряд ли ее скромная попытка любовного приворота вызвала поголовный мор домашней птицы Сейвернейка. Но подозрение Кары непременно падет на нее. Подозрения Кары всегда падают на Элейн. Не стоит и надеяться, что старшая сестра упустит из виду неожиданный мор всей домашней птицы. Случись это в Лондоне, Париже или другом большом городе, потеря нескольких дюжин кур могла бы остаться незамеченной. Но только не в таком захолустье, как Сейвернейк.

Идя быстрым шагом из деревни, Элейн плотнее запахнула накидку и теперь чувствовала, как маленькая восковая фигурка и черное перо, спрятанные под рубашкой, щекочут ей кожу, словно перст вины. Она решилась заменить перо удода лишь потому, что в другом рецепте свитка говорилось о пере из крыла черного петуха. Она сделала глупость. Другой рецепт предназначался для роста бороды у мужчин. Наверное, эта задача имела так мало общего с обрядом, который должен был пробудить любовь, что последствия для всей домашней птицы в округе оказались смертельны.

Ей оставалось только надеяться, что у Раймона де Клера, чье изображение она сделала из воска, теперь вдруг не отрастет борода.

Возле заброшенной мельницы паслось небольшое стадо королевских оленей. Они посмотрели в сторону Элейн и продолжили объедать покрытые инеем ветки. Их спугнули только шаги Раймона, раздавшиеся со стороны мельничного колеса.

Он протянул к ней руки, но Элейн отвернулась, внезапно испугавшись. Она считала его самым красивым мужчиной в христианском мире, однако чувствовала свою вину и потому не решалась взглянуть на него.

– Даже не хотите поприветствовать меня? – шутливо спросил он.

Элейн заставила себя обернуться и сделала реверанс.

– Сердечный привет, сэр рыцарь.

– О, мы ведем себя так церемонно.

Раймон отвесил низкий поклон чуть ли не до земли, выставив напоказ черно-красные с прорезями рукава камзола под нарядным алым плащом.

Когда он выпрямился, Элейн быстро отвела взгляд. Если она сейчас не прикоснется к его лицу – только прикоснется – или не намотает каштановый локон его густых волос на палец, то еще до исхода ночи просто умрет от неразделенной любви. Вместо этого, не взяв предложенную им руку, она перепрыгнула замерзший ручей, и они пошли рядом. Но поскольку Раймон касался ее плеча, Элейн обогнала его и отодвинула в сторону ветку, которая свисала наддверным проемом старой мельницы.

Он засмеялся и легонько потрепал ее по щеке:

– Вы меня сторонитесь, котенок?

Она украдкой взглянула на его подбородок, чисто выбритый, без малейшего признака растительности, и с облегчением произнесла:

– Для вашей же пользы. Не верю, сэр, чтобы вам хотелось флиртовать с такой простушкой, как я.

Раймон повернул ее лицом к себе, заглянул в глаза. Даже сквозь толстую шерстяную накидку Элейн чувствовала его пальцы.

– Разве можно найти под ногами сверкающий бриллиант и не поднять его?

Она зачарованно смотрела на губы Раймона. Он прижал ее к стене, и острый камень врезался ей в лопатки. Элейн быстро огляделась, боясь, что их могут увидеть. В дверном проеме качались ветки голых кустов, но старая мельница была пуста и безмолвна. Она положила ладони ему на грудь, как бы отталкивая, хотя в глубине души надеялась, что Раймон ее поцелует и она после нескольких недель их опасной игры наконец узнает, что это такое. Ей семнадцать лет, а она никогда еще не влюблялась, никто за ней еще не ухаживал. Она не знала, что может существовать такой человек, как Раймон, человек, который украдет ее сон и лишит благоразумия.

– Я просто обычная девушка, подобная остальным, – прошептала Элейн, ее сердце гулко билось под его ладонью. – Хотя и не такая смиренная, как некоторые из них.

– Вы необыкновенная женщина, моя дорогая.

Наклонив голову, Раймон прикоснулся губами к ее рту. Они были теплые и мягкие, несмотря на свежий зимний воздух, мягче, чем Элейн представляла, и с медовым привкусом, который она не очень любила. Пока Раймон пытался раздвинуть ее губы языком, он дышал ей прямо в рот. От замешательства и внезапного отвращения Элейн так резко его оттолкнула, что ему пришлось упереться руками в стену, чтобы не упасть.

Раймон вопросительно поднял брови.

– Я вам не нравлюсь, миледи?

– Нравитесь! – быстро сказала она, устыдившись своей трусости. – Просто я... Вдруг нас кто-нибудь увидит? О Боже, Раймон! – Она закусила губу. – Вы очень меня смутили.

Его напряжение заметно спало. Раймон де Клер не выносил даже малейшего отпора, но сейчас он улыбнулся ей, сдвинул с ее головы шерстяной капюшон и легонько потянул за мочку уха.

– Я никому не позволю застать нас врасплох.

– Давайте пойдем в усадьбу. Можем по пути и поговорить.

– У всех на виду? – сухо заметил он. – И о чем вы хотели бы поговорить, миледи?

– Конечно, о том, что вы должны написать стихи про мои глаза и волосы! Я вам помогу. Раймон громко засмеялся.

– Неужели? – Он смотрел на нее с какой-то странной улыбкой, словно его мысли занимало нечто другое, в то время как взгляд был прикован к ее губам. – Вы полагаете, мне требуется помощь?

– Я уверена, любому рыцарю в подобных делах полезно выслушать мнение леди.

– Все это чтение и писание – ваше дело. Надеюсь, вы составите и мое предложение о браке.

– Непременно, если вам понадобится мой совет, – беззаботно сказала Элейн. – Опишите мне свою избранницу, и я подберу самые убедительные слова, чтобы вы добились ее руки.

– Лучше скажите мне, какие слова убедят вас, мой котенок.

– А я не выйду замуж. Никогда! – заявила она, хотя понимала, что улыбка выдает ее.

Скрывая радость, Элейн тряхнула головой, капюшон снова упал ей на лицо, но она успела бросить взгляд на Раймона. Он фыркнул:

– Хотите превратиться в старую каргу, читая книги, мешая зелье в горшке да нашептывая бесполезные заклинания?

– Бесполезные? Запомните, мои заклинания не столь тщетны, как вам кажется.

Раймон серьезно кивнул, однако Элейн поняла, что он вышучивает ее.

– Ну и ладно, – сказала она, пожав плечами. – Можете верить мне или не верить. Но с какой стати я должна бросать учение лишь потому, что я замужем?

Он с улыбкой покачал головой.

– Теперь вы пытаетесь говорить серьезно... хотите казаться рассудительной.

– Да, я абсолютно серьезна, Раймон, уверяю вас. Замужем или нет, я буду продолжать учение. Как леди Меланта.

– Вряд ли надо следовать ее примеру. – Он на мгновение умолк, когда Элейн взглянула на него, а затем добавил: – Конечно, ваша крестная – замечательная женщина, храни ее Господь, но леди Меланта – графиня Боуленд. У них совсем другие нравы, чем у жен простых рыцарей.

– Тогда я постараюсь не выходить за простого рыцаря! – ответила Элейн. – Кажется, некий чужеземный король ищет для себя королеву.

– Весьма печально для него, если он положит глаз на вас, моя дорогая... только минуту назад вы объявили, что не выйдете замуж, никогда.

– И не выйду. – Она сделала кислую мину, сообразив, что он подловил ее. – Я стану монахиней.

– Вы? Давшая обет безбрачия? – Стянув перчатку, Раймон облокотился на дверной косяк и провел мягкой кожей по ее губам. – Не могу такого представить. Ни в жизнь!

Его слова немного задели Элейн.

– Не можете? Да я с большей охотой буду почитать Господа, чем стану подвластной мужу. Раймон обвел пальцем контур ее рта.

– Глупышка, я не собираюсь обижать вас. Нет, со мной вы будете согреты, довольны и так заняты, что у вас не останется времени для чтения книг.

От его прикосновения Элейн казалось, что она сейчас обратится в пар и растает. Но ее возбуждение охладил страх. Нет, она не боялась Раймона... и все-таки была в ужасе.

– Успокойтесь! – воскликнула она со смехом. – Я не выйду замуж. Не хочу, чтобы мной командовал простой смертный. Меня будут посещать откровения, к которым прислушается сам папа римский.

– Киска, – бормотал Раймон. – Не подвластная своему мужу. Это что, шутка?

– Еще одна из моих ужасных причуд. – Элейн показала ему язык и схватила за руку. – Идемте в усадьбу, я все вам расскажу.

– Нет. Там будет ваша сестра, которая вечно злится на меня. – Раймон привлек ее к себе, обнял за талию. – Я придумал кое-что получше, Элейн.

Он потащил ее обратно, направляясь вглубь мельницы. Она засмеялась, чтобы скрыть замешательство, но позволила тянуть себя шаг за шагом в темное помещение, где валялись старые тростниковые корзины и прогнившие бочки.

Вторая перчатка Раймона упала на землю. Оттеснив Элейн в угол и крепко зажав ее коленями, он закрыл ей рот по целуем, а руки его тем временем шарили по ее сорочке.

Положение становилось слишком опасным. Ведь она хотела только заставить Раймона полюбить ее и жениться на ней. Элейн запротестовала, но он, казалось, не слышал, развязывая тесемки, затем задрал одежду вверх и полностью оголил ей ноги.

– Раймон! – взвизгнула она, когда он прикоснулся к ее коже.

Он обхватил ладонями ее грудь и хрипло прошептал ей на ухо:

– Я хочу тебя. Ты необыкновенная девушка. Ты сводишь меня с ума.

– Пожалуйста... Не здесь. – Элейн вцепилась в его запястья, скрытые юбками, однако Раймон легко высвободился.

– Тогда где? Элейн, ты меня убиваешь! Боже правый, ты такая теплая!

Его руки скользнули от ее бедер к спине, а потом опять к грудям и стиснули их. Элейн испуганно вскрикнула. Раймон был придворным, он знал обычаи дам знатного происхождения, тогда как она всю жизнь провела в сельском замке Сейвернейк. Она еще не имела ни одного поклонника, тем более такого изысканного рыцаря, как Раймон. До сих пор он был милым и галантным обожателем, целовал ей руку, поддразнивал, называл восхитительными именами. Похоже, любовные чары куриного пера вообще свели его с ума. Теперь он уже не был галантным, когда, целуя, прижимал ее голову к стене, раздвигая коленом ей ноги. Она боролась, пыталась увернуться. Тщетно. Почувствовав, как тонкая нитка с амулетом, висевшим на шее, порвалась и упала, Элейн резко оттолкнула его, дернув юбки вниз.

– Раймон! – крикнула она, переводя дух.

Он тут же отступил, щеки его пылали.

– Значит, вы не хотите меня, – сказал он, тяжело дыша.

– Хочу! Только не этого!

– Прошу прощения, миледи. – Раймон выпрямился. – Я не хотел вас обидеть.

– Я не обиделась, только...

Голос у нее дрожал, она испуганно смотрела в темноту. Ей не следовало встречаться с ним здесь. Он неправильно истолковал се намерения.

– Вы имеете в виду брак? – Он нагнулся за перчатками, и в дальний угол шмыгнула крыса. – Я тоже думал о помолвке. Вы сомневаетесь во мне?

Конечно, она сомневалась. Он приехал сюда по делу, в красивом придворном наряде, чтобы купить лошадей для своего лорда Джона Ланкастера, и на несколько недель задержался в их уединенном замке, лишенном развлечений. Его болтовня о женитьбе казалась шуткой. Он никогда не говорил об этом серьезно, между их семьями не велось никаких переговоров, хотя Кара выяснила материальное положение Раймона и оно не произвело на нее благоприятного впечатления. Разумеется, у него хорошее происхождение, большие связи, но он – только безземельный младший сын. Правда, Элейн сама имела неплохое приданое, и леди Меланта обещала подарить ей к свадьбе поместье. Кара считала, что она может сделать лучшую партию, однако мнение сестры не интересовало Элейн. С самого начала, как только Раймон ей улыбнулся, она знала, что это он.

– Я не сомневаюсь. Я люблю вас.

– Котенок, – нежно произнес он. – Вы довели меня до безумия. Извините. Я не должен был вести себя так грубо. Не понимаю, что заставило меня потерять голову.

Элейн старалась не глядеть на черное перо и маленькую восковую фигурку, которые теперь, незамеченные, выглядывали из поднятых им перчаток.

– Ничего, – весело сказала она. – Вы меня поразили. Я никогда еще... Я не должна была... Кара придет в ярость, если узнает, что я встречалась здесь с вами.

– Да, вы поступили весьма неразумно. Другой мужчина не позволил бы вам так просто уйти.

– О, вы сама доброта, что пощадили меня, сэр рыцарь!

Он нахмурился:

– Я говорю серьезно, Элейн. Вы должны пообещать мне, что будете осмотрительнее.

Элейн покраснела.

– Осмотрительнее?

– Да. Если мы поженимся, вам придется оставить свои детские привычки. Это прелестно в девушке, когда она бегает по окрестностям, занимаясь пустяками вроде глупых заклинаний и проказ. Но я не потерплю этого в своей невесте.

Опустив голову, Элейн вспомнила мертвых цыплят. Она действительно слишком уж порывиста, на что постоянно жаловались Кара и сэр Гай. «Почему ты не можешь хоть на минуту остановиться и подумать, Элли? Почему не можешь придержать свой язык, юная леди? Женщине совсем не подобает говорить такое. Прошу тебя, будь сдержаннее, Элли, не смейся так часто, не задавай столько вопросов».

– Я исправлюсь, – пробормотала она, беспомощно глядя на любовный амулет. Если Раймон сейчас опустит взгляд, то увидит его. – Буду пытаться.

– И обещайте мне, что перестанете заниматься своим ничтожным колдовством. Я понимаю, вы не имеете в виду ничего дурного, но это – грех.

Элейн кивнула. Он собирается жениться на ней. Амулет подействовал. Зачем ей теперь какие-то заклинания?

– Дайте слово, – твердо произнес он. – Я хочу, чтобы вы сказали это громко, чтобы поклялись в этом перед Богом.

– Но, Раймон... – Тот нахмурился. – Ведь такую серьезную клятву нужно давать в церкви, перед священником, разве нет? Я сделаю это на исповеди в Сретение. И потребую назначить мне наказание, что-нибудь суровое, болезненное, чтобы помнила, – добавила Элейн.

Он покачал головой.

– Я не желаю причинять вам боль! Просто мысленно поклянитесь в церкви, не более того. – Она кивнула. – Хорошо. И не надо делать такой несчастный вид, киска. Я люблю вас.

Элейн посмотрела на него и провела языком по губам. Он ее любит. Затем, не сводя с Раймона глаз, она схватила его руку и вытянула перчатки вместе с амулетом. – Можно оставить их на память?

– Они твои, – улыбнулся он. – Утром я поскачу в Виндзор, чтобы получить разрешение лорда Ланкастера и леди Меланты.

У Элейн есть ангел-хранитель, говорила Кара, обычно с возмущением, когда младшей сестре удавалось выйти сухой из воды после очередной проделки. Но так оно и было. Конечно, Элейн не признавалась ей в этом, хотя время от времени действительно видела его во сне или только что проснувшись. Она не могла бы описать его, даже помнила смутно. Это видение не слишком дружелюбное, зато полное тьмы и мощи. Она не рассказывала о нем, потому что тот, кто не знал ее ангела, мог по ошибке принять его за посланника дьявола. Но он был не от дьявола, она знала, он просто... ее ангел-хранитель. А если он больше тьма, чем свет, то лишь потому, что он должен держать в страхе много злых существ. Определенно сегодня вечером она была под его защитой.

Никто не увидел, как Раймон целовал ее. Сердце у Элейн подпрыгнуло от страха, ведь их могли застать вместе, однако мысль о грозившей ей опасности делала все еще более восхитительным. Она быстро окинула взглядом комнату, словно из-за портьер могла вдруг появиться ее старшая сестра.

Положив книгу на колени, она еще раз убедилась, что ее одежда в порядке. Необыкновенная женщина, сказал Раймон Сверкающий бриллиант. И поцеловал ее.

А ведь когда он приехал, она с большой неохотой спустилась в главный зал , ожидая долгую, скучную трапезу с каким-нибудь важным гостем. Еще один благоприятный повод для Кары выбранить ее за неподобающие юной леди манеры.

Чем старше Элейн становилась, тем больше чувствовала себя чужой среди людей, которых знала и любила всю жизнь. Она любила сейвернейкский лес, старые дубовые рощи и огромные березы, необитаемые запущенные усадьбы и тихие убежища оленей и фазанов. Любила объезжать прекрасных лошадей, которых сэр Гай разводил и выращивал для графини Меланты на ее пастбище у опушки королевского леса. Она любила своих племянников и племянниц и в сопровождении гончих и детей любила путешествовать по окрестностям Сейвернейка, невзирая на осуждение Кары и приходского священника, которые требовали от нее добродетельного поведения.

Она любила даже Кару, хотя обе порой так раздражали друг друга. Повседневный распорядок жизни в замке, установленный Карой, предмет ее гордости, казался Элейн невыносимо скучным и однообразным.

Но Раймон де Клер все изменил. Это вам не какой-то сборщик платы за право выпаса свиней в желудевом лесу Сейвернейка. Он был одним из приближенных лорда Ланкастера – придворный рыцарь самого герцога, изящный, умный, восторгавшийся свободным нравом Элейн. Он улыбался ей, подмигивал, если Кара бранила ее за неуместный смех, и Элейн чувствовала себя на верху блаженства. Он придумывал с ней развлечения, защищал от упреков сестры. В его присутствии она, казалось, была на вершине счастья, без него не переставала восхищаться его добротой, умом, любезностью.

Кара сказала, что он просто играет с Элейн, что ей лучше быть поосторожнее с человеком, который служит у Ланкастера и вращается при дворе короля. Даже сэр Гай предостерегал ее насчет Раймона. Человек может хвалить необъезженную молодую кобылу, говорил сэр Гай, но, когда дойдет до покупки, свое золото он выложит за смирную лошадь.

Элейн негодовала, вспоминая этот совет. Потом отложила книгу с пером, нагнулась к очагу и зажгла сальную свечу. Посмотрим, что они скажут, когда Раймон вернется с благословением ее опекуна на брак!

Она снова уселась на сундук с книгами, прижала к губам перчатки Раймона и глубоко вдохнула его запах. Согрев пальцы между коленями, она придвинула к себе письменные принадлежности. Элейн давно перестала говорить о своих чувствах и мечтах, держа их при себе, как и тайну своего темного ангела. Единственный человек, кто понимал Элейн, – ее великолепная, загадочная крестная леди Меланта.

Хотя она встречалась со своей крестной и опекуном всего несколько раз в жизни, эти встречи сохранились в ее памяти, как сны наяву. Леди Меланта – черноволосая вроде Элейн, царственная, словно тигрица, и столь же опасная. С леди Мелантой некого сравнить, нет простого описания, которое подходило бы ей. Кара словно боялась ее, хотя не говорила почему. Сэр Гай также испытывал благоговейный страх. Оба были чрезвычайно внимательны к своей госпоже, имя ее всегда упоминали с благодарностью и священным трепетом, словно леди Меланта – богиня, а не смертная женщина.

Когда леди Меланта одобрит предложение Раймона, им нечего будет возразить. Элейн задумчиво помешивала пером в чернильнице. Она собиралась написать стихи о том, как Раймон признался ей в любви. Кара относилась к ее поэтическим опытам с пренебрежением, считала их бесполезным занятием, советуя лучше совершенствоваться в рукоделии. Элейн стыдливо посмотрела на корзину с незаконченным шитьем. Да, по сравнению с безупречной вышивкой сестры ее работа выглядела так, будто ее сделала курица лапой.

Но Элейн предпочитала выполнять указания леди Меланты, которые та давала ей в письмах на итальянском и французском языках. Она требовала, чтобы крестница научилась разбираться в любом присланном ей документе. В Сейвернейк регулярно приходили рукописи, как интересные, так и довольно скучные, копии писем людей всех сословий – от архиепископа до наемного портного.

Элейн выхватывала эти пакеты из рук посыльного и срывала печать раньше, чем он успевал спешиться. Не важно, что давала ей читать крестная. Даже скучнейшее предписание на латыни требовало размышлений о делах, над которыми она прежде не задумывалась. Имеет ли силу клятва, если она вырвана с применением раскаленной докрасна плиты? Элейн с тревожным интересом читала рассуждения судьи, с облегчением узнав в конце документа, что жену не следует подвергать испытанию огнем и водой, чего требует муж для проверки ее добродетели.

Но еще лучше были невероятные книги вроде «Описания мира». Кара говорила, что она слышала о ней в Италии, где ее называли «Миллион небылиц», ибо всем известно, что там лишь сказки, придуманные венецианским мошенником. Тем не менее Элейн жадно впитывала каждое слово рассказов синьора Поло, писавшего о своих путешествиях в неведомый Китай, о птицах величиной со слона, о деньгах, сделанных из бумаги, и гадала, возможно ли такое на самом деле. Хотя Кара не всегда одобряла подобные вымыслы, она никогда не препятствовала сестре тратить на них время. Если графиня Меланта вверяла Элейн столь ценные вещи, как свои письма и книги, значит, оказывала великую честь.

Кроме того, леди Меланта ежегодно посылала крестнице подарки. На двенадцатый день рождения Элейн получила альбом – чистые страницы в переплете из великолепной телячьей кожи голубого цвета, с изящной застежкой искусной работы и золотым ключом. Никаких указаний насчет альбома приложено не было, поэтому Элейн стала переписывать в него самые интересные документы, прежде чем вернуть их леди Меланте, а потом начала составлять, может, и не столь ценные, но собственные тексты.

Для молитв и важных мыслей она пользовалась латынью, для стихов и маленьких баллад – мелодичным французским. Но когда Элейн повзрослела, особое удовольствие доставляла ей возможность писать о чем-то сокровенном на языке, который не знал никто, кроме нее.

Два года назад леди Меланта прислала в замок миссис Либуше, знахарку из Богемии, чтобы та обучила Элейн разбираться в лекарственных травах, хирургии, а также практическому целительству. Это, как говорилось в сопроводительном письме, должна уметь любая знатная дама.

Но за подарками леди Меланты часто скрывалось больше, чем видно глазу. Элейн научилась у знахарки не только делать мази, притирания и другие целебные средства. Она выучила ее родной язык, странный, совсем не схожий с французским, тосканским, латынью или английским. На нем-то Элейн и писала свои вдохновенные размышления.

Кара сразу невзлюбила знахарку. То забывала послать ей дрова для очага, то жаловалась, что она учит Элейн своим бесполезным варварским словам, то ее раздражало, что по снегу и по траве она ходит босиком, – это непристойно, вполне могла бы купить башмаки из тех денег, которые платит леди Меланта. Но миссис Либуше сказала только, что обувь ей мешает, она хочет чувствовать землю. Кара отвечала ей грубыми выходками. Большего она не могла себе позволить. Либуше прислала графиня Меланта, поэтому Либуше оставалась в замке.

Элейн вздохнула, постукивая гусиным пером по нижней губе. Она не осмеливалась писать любовную поэму на другом языке, но богемский язык Либуше вряд ли годился, чтобы выразить смятение, овладевшее ее душой. Элейн очень хотелось поговорить сейчас с Либуше, как они часто делали, гуляя по лугам.

Но знахарка добровольно покинула замок, когда Элейн исполнилось шестнадцать лет, оставив в ней постоянное чувство одиночества, которое не убывало до того дня, пока Раймон не сел за стол в главном зале Сейвернейка. Вдохнув запах его перчаток, Элейн начала стихотворение о радости и любви. Она тщательно выписывала каждую букву, чтобы не сделать ошибок и не испортить тонкий пергамент страницы.

– Элейн! – донесся снизу пронзительный голос Кары, не предвещавший ничего хорошего.

Элейн захлопнула книжку, забыв промокнуть чернила, и, пока сестра поднималась по лестнице, спрятала любовный амулет вместе с перчатками Раймона в сундук. Потом опустила крышку и села на нее. – Элейн!

За Карой следовал мужчина в грубой шерстяной одежде, принесший с собой запах пота и скотного двора. Элейн узнала в нем мужа той самой женщины с птичьей фермы, у которой она взяла черное перо в обмен на щепотку имбирной пудры, тайком позаимствованную у Кары. Поднявшись, Элейн сделала реверанс.

– Приветствую тебя, сестра!

Кара возмущенно фыркнула.

– Не разыгрывай невинность, Элейн, – сказала она с заметным итальянским акцентом, хотя уже столько лет жила в Англии. – Что ты сделала с домашней птицей Уильяма?

– Это была не простая домашняя птица, леди, – рассердился тот. Он с негодованием смотрел на Элейн, сжимая в грязных руках шапку. – Это был бойцовый петух, лучший из всех обученных петухов, я припрятал его для Шроветайда. И куры у моей жены все сдохли!

– Я уже слышала, только надеялась, что это неправда, – объяснила Элейн, нагло выкручиваясь. – Сэр Гай сказал, что в городе поголовно вымерла вся домашняя птица.

– Да, поголовно вся, – подтвердил Уильям. – К утру сдохли, так и лежали на дворах и улицах.

– Какие ужасные новости, – вздохнула Элейн.

Ей очень хотелось сесть, но она продолжала стоять, зная, что последует дальше.

– Хуже некуда, это все дела сатаны, – хрипло ответил Уильям, глядя на нее.

Элейн перекрестилась, потом с напускной озабоченностью спросила:

– Так говорит священник?

Фермер тоже перекрестился, когда она поймала его взгляд.

– У вашей сестры дурной глаз, леди, спаси нас Господи, – сказал он Каре.

– Нечестивец! – воскликнула та, перенося гнев с Элейн на него. – Я не потерплю таких слов в нашем доме, предупреждаю!

– Я про цвет, – буркнул Уильям. – Он не похож на голубой.

– Не показывай свое невежество. Леди Элейн знатного происхождения, а у нас такой фиалковый оттенок – признак аристократизма.

– Да, – настороженно сказал Уильям. – Иноземцы.

Кара поджала губы. Ее оливковая кожа и темно-карие глаза свидетельствовали, что она родилась далеко отсюда. Хотя Кара предпочитала говорить с сестрой по-итальянски, она всегда болезненно воспринимала намеки на то, что она не чистокровная англичанка, как ее муж.

– Ты отнял у меня слишком много времени. Обратись со своими жалобами к сэру Гаю, – высокомерно произнесла она.

– Так и сделаю, леди. Я хочу, чтоб он заплатил мне десять крон за бойцового петуха и еще двадцать шиллингов за потерю кур.

– Десять крон! – вскричала Кара. – Да ты никогда в жизни не видал таких денег! Почему это сэр Гай должен платить за твоего петуха, сдохшего от болезни?

Уильям прищурился.

– Он ваш муж и господин над вашей сестрой, разве нет? Моя жена говорит, девочка была там, дала ей хорошие подарки, чтобы она пустила ее в курятник. А назавтра вся птица сдохла... Это дела ведьмы, я знаю. Вы держали тут иноземную колдунью, та обучила девочку невесть чему, и вот что вышло! Мой петух должен был драться в Шроветайде, а теперь лежит мертвым камнем!

– Миссис Либуше не ведьма, – твердо сказала Элейн. – Она была послана самой графиней Мелантой, храни ее Господь, и научила меня целительству.

– А чему еще она вас научила? Ходить тайком по окрестностям и встречаться с мужчинами на мельнице, да? Как раз в этот день!

Не решаясь поднять глаза на сестру, Элейн почувствовала, как у нее подгибаются колени.

– Я не сделала ничего плохого вашей птице, Уилл, – сказала она. – Либуше учила меня лечить животных, а не вредить им.

– Встречалась с мужчинами на мельнице? – спросила Кара по-итальянски.

– Я только проходила мимо сэра Раймона, когда он собирался уезжать, – быстро ответила Элейн на их родном языке. – И сказала ему несколько слов на прощание.

– Елена, ты несусветная маленькая дура, – прошипела сестра. – Боже мой, ты кончишь уличной шлюхой из-за своего безрассудства!

Элейн опустила голову. Ей нечего было сказать в свое оправдание.

– Иноземцы, – проворчал Уильям, наблюдая за ними.

Кара тут же повернулась к фермеру.

– На мельнице определенно была не Элейн. Она по моему приказу весь день провела в замке. А ты... Мне очень не нравятся твои слова о дурном глазе и неприличные утверждения, которые позорят мою сестру. А теперь уходи.

– Я хочу видеть сэра Гая, – упорствовал Уильям.

– Уходи сейчас же! – приказала Кара. – Или стражник вытолкает тебя за ворота!

– Иноземцы! – огрызнулся Уильям и, даже не поклонившись дамам, пошел к выходу. – Еретики! Я все расскажу про вас священнику.

Глава 2

Элейн сидела в апартаментах леди Меланты, до боли сжав руки на коленях. Вдали, будто во сне, она слышала резкий голос спорившей с кем-то леди Беатрис, но единственным отчетливым воспоминанием Элейн был презрительный отказ Раймона.

Прошли недели, а она помнила каждое слово из письма сэра Гая, которое читала ей Кара за их рукоделием в Сейвернейке. И даже не имело значения, что церковный суд в Солсбери, писал им сэр Гай, отклонил как необоснованные все обвинения в ереси. Не имело значения, что урон от падежа кур возмещен сельским жителям с такой щедростью, на какую они даже не смели надеяться.

В Вестминстере, читала Кара, перевернув страницу и многозначительно посмотрев на Элейн, состоялось оглашение имен вступающих в брак. Раймон де Клер женится на некой Кэтрин Рьенн, вдове богемского рыцаря.

– Миледи. – Элейн вздрогнула. Подняв голову, она увидела камергера в бело-красной ливрее. Он поклонился: – Ее светлость примет вас в спальне.

Элейн осознала, что графиню Беатрис Ладфорд и ее длинношерстного спаниеля провожают из приемной леди Меланты. Несмотря на раздраженный тон, графиня Беатрис казалась весьма довольной результатами визита. Когда почтенная леди проходила мимо, великолепная в своем тяжелом парчовом одеянии, Элейн сделала реверанс, получив в ответ презрительный кивок и ворчливый лай.

Должно быть, все знали, что она впала в немилость у крестной и та вызвала ее для беседы. Конечно, прием в личных покоях ее светлости – это большая честь, даже графиня Беатрис не проникла дальше приемного зала, но все потому, что леди Меланта хотела в строжайшем уединении обсудить с крестницей ее «истории» с курами и джентльменами.