На нем был бумажный комбинезон беженца. Вообще-то он никогда прежде не надевал такие комбинезоны, но, разумеется, в большом количестве видел их. Бумажные комбинезоны являлись основным туземным нарядом отверженного населения этой планеты. Современный американский бумажный комбинезон беженца, несмотря на отсутствие всякой ценности и одноразовость, представлял собой высокотехнологичный продукт. Даже просто шевелясь внутри него, Алекс мог сказать, что дизайн комбинезона впитал в себя творческие способности и интеллект десятков федеральных экспертов по чрезвычайным ситуациям. Целые человеко-годы и не поддающиеся учету триллионы циклов автоматизированного проектирования и производства вложены в дизайн этого комбинезона, от микроскопического размера дышащих бумажных пор до продуманной эргономики плечевых швов-гармошек. Комбинезон был легким и проветриваемым, и, хотя он немного хлопал на ночном ветру, в нем было на удивление тепло. Он выполнял свою задачу гораздо лучше, чем можно было предположить исходя из того, что это всего лишь бумага.
      Хотя, разумеется, он все равно оставался бумагой и все равно выполнял свою задачу недостаточно хорошо.
      — Удачный выбор фасона, — сказал Алекс.
      Его гортань была склизкой от масла, и голос звучал сипло и искаженно.
      Хуанита наклонилась вперед, включила внутреннее освещение и вырубила свою музыку.
      — Ага, проснулся наконец? Алекс кивнул.
      Хуанита дотронулась до другой кнопки на панели. Из широкой щели над ветровым стеклом вырвалось полотнище материи и развернулось у них над головами. Материя зашуршала, захлопала, наконец, скрепилась герметичными швами и превратилась в крышу из надутой мембраны — выгоревший на солнце купол из жесткой рубчатой ткани, выглядевшей не менее сухой, коричневой и крепкой, чем панцирь пустынной черепахи.
      Во внезапно наступившей внутри машины светлой безветренной тишине Хуанита повернулась к нему.
      — Как ты себя чувствуешь?
      — Бывало и хуже, — клейкой гортанью прошептал Алекс и слабо ухмыльнулся. — Да. Я чувствую себя вполне хорошо.
      — Рада это слышать, Алекс. Потому что там, куда мы направляемся, пикников не будет.
      Алекс сделал попытку прочистить горло. На его голосовые связки налипло горячее, как кровь, масло.
      — Где мы?
      — Восемьдесят третье шоссе, Западный Техас. Только что проехали Джанкшн и едем в сторону Сан-Анджело. Я везу тебя туда, где я живу.
      Хуанита кинула на него пристальный взгляд, словно ожидая, что он развалится на кусочки прямо там, где сидит.
      — То есть фактически я больше нигде не живу. Но я везу тебя к тем людям, у которых я остановилась.
      — Очень мило было с твоей стороны попросить разрешения, Джейни.
      Она не ответила.
      Это было совсем другое молчание, какого он еще не слышал у своей сестры. Не раздраженное молчание. Не с трудом сдерживаемая ярость. Это было абсолютное, стальное безмолвие.
      Алекс был в замешательстве. У него никогда не было хороших отношений с сестрой, но в прошлом он всегда был способен проникнуть в зону действия ее радара. Он всегда мог достать ее. Даже когда плохое изменилось к худшему, он всегда мог с успехом захватить в зубы кусочек ее существа и рвануть.
      — Видишь ли, тебе не следовало этого делать, — сказал он. — Мне там помогали.
      Молчание.
      — Ты не сможешь удержать меня, если я захочу вернуться туда.
      — Не думаю, что тебе захочется возвращаться, — сказала Хуанита. — В этой клинике вряд ли будут рады снова тебя видеть. Мне пришлось выкрасть тебя силой. Я взломала здание и выстрелила в охранника из клеевого пистолета.
      — Что ты сделала?
      — Ты когда-нибудь видел человека, в которого выстрелили из клеевого пистолета? Это не очень приятно. Особенно когда залп попадает прямо в лицо.
      Хуанита высыпала на ладонь пригоршню гранолы.
      — Однако если бы я не заклеила ему рот, он принялся бы кричать, — продолжала она, непринужденно жуя. — После того как я его зафиксировала, мне пришлось прочистить ему нос ацетоном, иначе он бы умер от удушья прямо на месте.
      Она проглотила и засмеялась.
      — Могу поспорить на большие деньги, что он до сих пор висит там, приклеенный к стенке.
      — Ты ведь шутишь, правда? Она покачала головой.
      — Слушай, ты же сидишь здесь, разве нет? Каким образом, думаешь, ты попал в эту машину? Неужели решил, что эти деляги собирались отпустить тебя за просто так? Когда я вломилась к тебе в палату, ты висел там головой вниз, голый, без сознания, привязанный к какой-то металлической стойке.
      — Господи Иисусе, — проговорил Алекс.
      Он провел пальцами по волосам и содрогнулся. Его волосы были омерзительно грязными — он весь был омерзительно грязен с ног до головы, покрытый смесью горячечного пота и выделений собственных сальных желез.
      — Ты хочешь сказать, что ты выкрала меня из клиники? Лично ты? Господи, Джейни, неужели ты не могла подать на них в суд или сделать еще что-нибудь?
      — Я теперь занятая женщина, Алекс. У меня нет времени на судебные разбирательства.
      Хуанита скинула охотничьи ботинки на пол и скрестила обтянутые чулками ноги на сиденье. Она посмотрела на него, сузив свои ореховые глаза.
      — Впрочем, полагаю, у меня могут возникнуть некоторые проблемы, если ты вернешься назад и донесешь на меня местным властям…
      — Ни в коем случае, — тут же сказал он.
      — Ты не станешь возбуждать против меня дело или что-нибудь такое?
      — Ну я бы не стал полностью скидывать со счетов вариант с судебным процессом, — протянул Алекс. — Особенно учитывая папины представления о семейном бюджете… Но мне уж никак не требуется мексиканская полиция, чтобы вести дела с собственной сестрой.
      Он потер свой грязный, обросший щетиной подбородок.
      — По крайней мере не требовалась до сих пор. Какого черта, что на тебя вдруг нашло?
      — Много чего. Всякое разное. — Она кивнула. — Сам увидишь.
      — Что ты сделала со своими волосами?
      Она рассмеялась.
      — Ты перестала их красить, — заключил он. — Это твой естественный цвет, так ведь? Такой буроватый. Ты что, перестала платить парикмахеру?
      Он попал в цель.
      — Ох, вот это действительно замечательно слышать, особенно от тебя, Алехандро! Ну да, я выгляжу как нищенка, правда? Я выгляжу как беженка! А знаешь, как ты выглядишь, красавчик? Ты выглядишь так, словно тебя прибило к берегу на пятый день после цунами! Ты выглядишь как труп, черт возьми!
      Она повысила голос.
      — Я вытащила тебя с края могилы! Я оделась так для того, чтобы совершить уголовное преступление, ты, идиот!
      — Обычно ты одевалась для того, чтобы вращаться в высшем обществе, Джейни.
      — Когда-то, — поправила она. — Я даже сделала несколько эскизов для одного сезона. Надо же, ты ничего не забываешь!
      — А твои волосы, сколько я себя помню, всегда были рыжими.
      — Да? Ну что ж, наверное, когда-то мне были необходимы рыжие волосы. В те времена, когда я переживала подростковый кризис.
      Некоторое время Хуанита поправляла волосы, затем нахмурилась.
      — Давай сразу выясним один вопрос. Я знаю, что ты можешь вернуться обратно в Мексику, если захочешь. Я знаю все о твоих делах и знаю все, что хочу знать, об этих твоих мрачных дружках-контрабандистах. Я не могу тебя останавливать. Я даже не очень-то и хочу тебя останавливать.
      Она хмыкнула.
      — Дело просто в том, что, прежде чем ты запишешься обратно в свою адскую больницу и там старательно прикончишь себя, я хочу показать тебе кое-что. Согласен? Я хочу, чтобы ты увидел, что именно произошло со мной с тех пор, как мы в последний раз встречались.
      Алекс долго обдумывал это предложение.
      — Вот как? — наконец заговорил он.
      — Да, вот так! Эта машина привезёт нас в лагерь, и я собираюсь показать тебе людей, с которыми я живу. Скорее всего, им придутся очень не по вкусу твои штучки. Им и я не очень понравилась, по крайней мере вначале.
      Джейн пожала плечами.
      — Но эти люди живые внутри, Алекс! У них есть дело, которое действительно стоит того, чтобы его делать! Это хорошие люди, на самом деле хорошие. Это единственные люди из всех, кого я когда-либо встречала, к которым я питаю настоящее уважение.
      Алекс некоторое время переваривал эти необычные новости.
      — Но они, надеюсь, не религиозные? Джейн вздохнула.
      — Нет, они не религиозные.
      — Но все же это что-то вроде секты, так ведь? Я так спрашиваю, потому что ты как-то уж очень радостно о них говоришь.
      — Нет, черт побери, никакая это не секта! Точнее… ну ладно — да, это так. Бригада — действительно секта. Своего рода. Но это не значит, что мне там промыли мозги. Здесь дело не в этом.
      Алекс вдумчиво проанализировал это заявление и отложил его на будущее.
      — Так в чем же тогда дело?
      — Я влюбилась. — Хуанита зарылась в свой пакет с гранолой. — Так что здесь есть большая разница. Предположительно.
      — Ты влюбилась, Джейни? На самом деле?
      — Да. На самом деле.
      — Ты?
      — Да, черт возьми, я, а кто же еще?
      — Ладно, ладно, прости меня, — Алекс развел руки в стороны. — Ну что ж, теперь дело проясняется. Теперь я начинаю врубаться. Новому бойфренду не нравятся рыжие волосы?
      — Я просто перестала носить рыжие волосы! Год назад. Они больше меня не устраивали.
      — Тогда что же бойфренду нравится? Очевидно, ты. А еще?
      — Бойфренду нравятся по-настоящему большие торнадо.
      Алекс обмяк на своем сиденье.
      — Его люди называют себя ураганной бригадой. Мы взламываем плохую погоду. И именно туда я тебя сейчас везу.
      Алекс уставился на пейзаж с левой стороны. На горизонте появились первые мазки рассвета. Звезды на востоке бледнели, и темные купы тускло-серой зелени — кедровые и можжевеловые заросли — возникали из придорожной темноты. Алекс снова перевел взгляд на сестру.
      — Ты это серьезно?
      — Конечно! Они взламывают ураганы уже довольно давно.
      Она протянула ему свой бумажный пакет.
      — Возьми гранолы.
      Алекс взял пакет, запустил в него руку и принялся за еду. Он был голоден, и у него не было предубеждений против правительственного корма. Здесь содержались все рекомендуемые диетологами суточные нормы, и к тому же эта еда была настолько щадящей, что никогда не раздражала ни одну из его многообразных аллергий.
      — Так вот чем ты на самом деле занимаешься, да? Ты теперь охотишься на ураганы и этим зарабатываешь себе на жизнь?
      — О, я этим не зарабатываю на жизнь.
      Она протянула руку и выключила свет над картой, потом потянулась и побарабанила кончиками ногтей по матерчатой крыше. На ней была рубашка из некрашеного хлопка с короткими рукавами, и Алекс с затаенной тревогой отметил, что на ее усыпанных веснушками руках выступают гибкие мускулы.
      — Вся эта чепуха годится только для телевизионщиков или типов в лабораторных халатах. У нас на этом денег не сделаешь. Это-то и есть самое крутое! Если ты в Бригаде, ты просто работаешь с ураганами.
      — Черт побери, Джейни!
      — Мне нравится работать с ураганами. Мне это нравится от начала и до конца! У меня такое чувство, что это как раз то, для чего я создана!
      Хуанита рассмеялась долгим, пронзительным, взвизгивающим смехом. Алекс никогда не слышал прежде, чтобы она так смеялась. Это был такой смех, которому она должна была научиться у кого-то другого.
      — А папа знает об этом?
      — Папа знает. Папа может подавать на меня в суд. Ты тоже можешь подать на меня в суд, братишка. Если вам, мальчики, не нравится то, как я живу, вы можете оба поцеловать меня в задницу!
      Он ухмыльнулся.
      — Черт побери, Джейни!
      — Я иду на большой риск, делая то, что я для тебя делаю. Так что мне просто хотелось, чтобы ты знал… — Она приложила ладонь к его щеке и заглянула ему в глаза. — Я делаю это для тебя не потому, что считаю тебя клевым парнем. Ты не клевый парень, Алекс. И если ты испортишь отношения между мной и моей Бригадой, считай, что между нами все кончено, раз и навсегда!
      — Я никогда не просил тебя делать что-либо подобное!
      — Знаю, что ты меня не просил, но тем не менее: если ты будешь встревать между мной и Джерри, я переломаю тебе ноги и брошу подыхать на обочине!
      Алекс обнаружил, что ему трудно воспринимать эту дикую угрозу серьезно, хотя Джейн явно говорила совершенно искренне. Старая история. Насколько представлялось Алексу, все проблемы, какие у него когда-либо были с сестрой в прошлом, всецело относились на ее счет. Это она всегда вваливалась к нему в комнату, чтобы заламывать ему руки, разбивать его игрушки и выкрикивать приказания. Рано или поздно все их столкновения кончались тем, что ему приходилось отрывать ее пальцы от своего горла.
      Он, с другой стороны, почти никогда не пытался вмешиваться в ту полуистерику, которую Хуанита называла своей повседневной жизнью. Даже простое наблюдение за тем, как его сестра идет по жизни, время от времени проламывая кирпичные стенки собственной головой, заставляло его чувствовать усталость. Он всегда позволял ей вопить сколько влезет и катиться в ад тем образом, какой ее больше устраивал.
      Теперь она, очевидно, решила, что может командовать его жизнью, поскольку мама давно умерла, а папа занят серьезными делами. Скоро она освободится от этого заблуждения.
      — Расслабься, — посоветовал он ей. — Твой роман или что бы у тебя там ни происходило — это полностью твое дело. Я не имею ничего против этого твоего Джерри.
      Он хохотнул.
      — Черт возьми, я ему даже сочувствую!
      — Большое спасибо. Его зовут Джерри Малкэхи — доктор… Джеральд… Малкэхи.
      Он никогда не видел такого выражения, какое появилось на лице Хуаниты, когда она произносила это имя. Это было что-то среднее между обожанием школьницы и ультрароковым имиджем плохой актрисы в мексиканской мыльной онере. Какая бы муха ее ни укусила, она укусила ее весьма серьезно.
      — Все хорошо, Джейни, — осторожно проговорил он. — Я не держу никаких обид ни на него, ни на кого-либо из твоих деревенских дружков-чудиков. По крайней мере до тех пор, пока они не станут наступать мне на голову.
      — Ну, на самом деле они станут наступать тебе на голову, Алекс, и я бы попросила тебя смириться с этим. Не в качестве братского одолжения или чего-нибудь в этом роде — об этом я не могу просить, — но просто потому, что это интересно. По-настоящему интересно, понимаешь? И если ты сумеешь какое-то время простоять прямо, ты сможешь чему-нибудь научиться.
      Алекс хмыкнул. Он снова выглянул в окно. Рассвет начинал становиться впечатляющим. Техасские Высокие равнины — от природы довольно унылая местность, но природа упаковала вещички и смылась еще некоторое время назад. И та дрянь, что росла на обочине дороги, казалась весьма довольной этим обстоятельством. Они проезжали километр за километром мимо высоких, но пояс, зарослей сорняков с крепкими коричневато-оливковыми стеблями и неприятными маленькими соцветиями ядовитого химически-желтого цвета. Совсем не тот оттенок, какой предпочтителен у цветов; ничего привлекательного или приятного. Такой цвет можно ожидать увидеть на свалке токсичных отходов или в местности, обработанной ипритом.
      За заросшей цветами обочиной тянулась полуразвалившаяся изгородь из колючей проволоки по краю вымершей скотоводческой фермы. Пастбища были давно заброшены и заросли мескитом.
      Они миновали длинную утреннюю тень обезглавленной нефтяной вышки, рядом с которой стояло полдюжины проржавевших цистерн для западно-техасской неочищенной нефти — субстанции, ныне исчезнувшей с лица земли наряду с гагарками и многими другими птицами. Где-то глубоко в каменистой плоти земли тихо ржавела невидимая громада многотонной бурильной трубы, недоступная глазам людей, но тем не менее зримая для геологических эпох — отломанный и разлагающийся хоботок прихлопнутого чудовищного комара, порожденного парниковым эффектом.
      Здесь и там вдоль шоссе маячили заброшенные ветряные мельницы с торчащими в пустоту конусообразными жестяными крыльями. Их расколотые пустые бетонные резервуары давно засыпаны пылью, а водоносные горизонты выкачаны до сухого песчаника… Они высосали из этой земли всю воду и оставили в ней свои механические вампирские зубы, словно оторванные жвала клеща…
      Из этого места выжали все, что только можно было продать на рынке, а потом забросили его. Но затем сюда пришли парниковые ливни. Можно с уверенностью утверждать, что до этого здешняя растительность не имела представления о милости дождя. Эти растения, по сути, были ничем не лучше людей — просто другой биологический вид, столь же безобразный, злобный, жадный, рожденный для страдания и мало чего ожидающий от жизни… Но дожди все равно пришли к ним. Теперь техасские Высокие равнины были перенасыщены дождем, а также густым теплым углеродистым воздухом, и все это под пылающим парниковым солнцем. Это была страна Оз для кактусов. Аркадия для мескитовых деревьев. Любой подлый сорняк, умевший издавать зловоние, колоться или царапаться, хвалился своими умениями, словно захолустный техасский нувориш своей нефтяной скважиной.
      Хуанита снова включила проигрыватель.
      — Может, ты лучше завяжешь с этой тайской дребеденью?
      — А что бы ты хотел, чтобы я поставила?
      — Что-нибудь не столь неуместное. Какую-нибудь, не знаю… безумно грустную скрипичную музыку. Флейты из кедра и костяные свистульки. Когда я слышу эту тропическую тарабарщину здесь, в этих диких дебрях, мне начинает казаться, что я схожу с ума.
      — Алекс, ты ничего не знаешь о том, как здесь выживать. Здесь необходимо иметь достаточно воображения, чтобы представлять, что ты находишься где-то еще, иначе эти равнины по-настоящему достанут тебя.
      Она рассмеялась.
      — Ничего, братец, ты еще научишься «смотреть вдаль»! В этих краях для этого достаточно просто ускакать к горизонту и питаться собственноручно убитыми кроликами, пока не помрешь… Слушай, хочешь прокатиться по-настоящему?
      — Что?
      Хуанита повысила голос.
      — «Чарли»!
      — Слушаю, Хуанита, — ответила машина. Алекс был удивлен.
      — Эй, Джейни, почему эта машина называет тебя Хуанитой?
      — Не важно. Долго объяснять. Она сжала его плечо.
      — Ты хорошо пристегнулся? Как ты вообще, готов? Тебя не укачивает, ничего такого?
      Алекс похлопал по автоматически регулируемому сиденью рядом с собой.
      — Только не на таком реактивном сиденье! Скорее уж меня укачает на диване в гостиной.
      — Ну ладно, тогда ты сейчас поймешь, зачем здесь установили такие сиденья.
      Хуанита подняла с колен бумажный пакет, увидела, что гранолы в нем больше не осталось, аккуратно сложила его и засунула за пояс своих хлопчатобумажных шортов.
      — «Чарли», покажи карту местности.
      Автомобиль высунул из приборной панели гибкий язык белого экрана, на котором проявилась высокоточная карта с топографическими отметками в метровой шкале. На карте быстро замелькали сопоставляемые варианты ультрадетальных передач со спутников. Хуанита осторожно взялась за свободный край карты, вгляделась в мелькающие картинки и постучала пальцем по экрану.
      — «Чарли», видишь этот пригорок?
      — Две тысячи триста двенадцать метров к северу, — ответила машина, высвечивая вершину пригорка оранжевым.
      — «Чарли», поезжай туда — быстро.
      Машина замедлила ход и свернула к обочине дороги, нацеливаясь носом на избранный пригорок.
      — Держись крепче, — сказала Хуанита. И тут машина прыгнула в воздух.
      Высоко подскакивая, она на первом же десятке метров набрала скорость и понеслась над верхушками мескитовых зарослей. Ее движение представляло собой серию диких сжатий и скачков, сопровождаемых шипением пневматики; это было похоже на то, как если бы ее несли через воздух реактивные выхлопы. Алекс чувствовал, как смарт-ячейки сиденья постоянно контролируют положение его тела, бугрясь под ним, словно мышцы бегущего животного.
      — Только взгляни на эти колеса! — ликующе крикнула Хуанита, показывая пальцем. — Посмотри, они ведь не катятся. Черт возьми, это даже и не колеса! Эти спицы на самом деле — поршни с компьютерным управлением. Похоже на судно на воздушной подушке, правда?
      Алекс тупо кивнул.
      — Это парение осуществляется за счет компьютерного управления. Та большая силовая труба, что проходит через машину, — это не мотор. Это датчики и цепи, которые не позволяют нам врезаться в препятствия, когда мы прыгаем!
      Хуанита зашлась хриплым смехом.
      — Ну разве не круто? Благослови бог военных!
      Они пронеслись над последними зарослями кустарника, и машина безошибочно взмыла вверх по растрескавшемуся склону холма, едва поднимая пыль своими поршнями. Отметив сверхъестественную гладкость их поездки, Алекс понял, что автомобиль ни разу не споткнулся и не поскользнулся на своем пути. Программируемые панели, которыми заканчивалась каждая спица, контактировали с землей изящными и осторожными прикосновениями. После этого поршни устанавливались тверже и отдавали усилие вверх, на алмазную ось, толкая машину в воздух непрерывным, почти бесшумным отчетливым стаккато, более быстрым, чем мог бы уследить любой человеческий глаз или ухо. Это было все равно что ехать на спине жидкого гепарда.
      На гребне холма автомобиль остановился — мягко, словно попал в лужу дегтя.
      — Пора размяться, — провозгласила Хуанита.
      Ее ореховые глаза сияли от удовольствия. Она спустила матерчатый верх, и через притихшую машину пронесся утренний ветерок.
      — Давай выйдем.
      — У меня нет обуви, — сообразил Алекс.
      — А, черт, совсем забыла… Ну ладно.
      Она сунула ноги в незашнурованные охотничьи ботинки, открыла дверцу и вышла наружу одна. Весело встряхнувшись, она произвела серию потягиваний, нечто вроде комплекса упражнений ритмической гимнастики, и затем принялась всматриваться в ландшафт, подняв руку к глазам, словно какая-нибудь второразрядная Сакагавея . По мнению Алекса, вид, открывавшийся с вершины холма, был гнетуще однообразным — заросли мескита и кедра, редкие кустики кожистой травы и в отдалении три убогих низких холмика. Вся эта равнина представляла собой дно древнего моря, плоское, как днище плавательного бассейна, из которого спустили воду. Холмики же были глыбами известняка, которые, в отличие от остального ландшафта, разрушились еще не до конца.
      — Эта машина, должно быть, дорого тебе обошлась, — заметил Алекс.
      — Ничего подобного, для такой машины она стоила очень даже дешево! Правда, правительство старается, чтобы их все же было поменьше, — из соображений безопасности.
      Весь ландшафт теперь заливало ослепительное рассветное сияние, желто-оранжевое солнце было уже слишком ярким, чтобы на него смотреть.
      — Им ведь можно приказать следовать но карте на полной скорости к любой точке, — продолжала Хуанита. — И когда они скачут по пересеченной местности, не обращая внимания на дороги, их чертовски трудно выследить. Если при этом у тебя на борту будет большая грузовая мина, то ты сможешь взламывать здания так, что будьте любезны!
      Она радостно улыбнулась.
      — Их навыпускали довольно много во время малазийских войн за переселение. Это малазийская боевая машина. Излишки военной техники. Конечно, сейчас они пользуются большой популярностью среди контрабандистов.
      Хуанита повернула лицо к ветру и провела обеими руками по волосам.
      — Кажется, для гражданского населения Соединенных Штатов они до сих пор юридически считаются нелегальными. По крайней мере в некоторых штатах.
      — А в Техасе?
      — Господи, да нет конечно! В Техасе теперь все разрешено… Во всяком случае, техасские рейнджеры очень любят эти машины. Дешевые, быстрые, от дорог не зависят — чего их не любить? Единственная настоящая проблема — это аккумуляторы. Они сверхпроводниковые.
      — Да уж, сверхпроводники, конечно, стоят недешево.
      — Вот именно, и к тому же быстро изнашиваются. Но их делают все лучше… Настанет день, когда они будут везде — такие вот машины. Просто так, ради забавы, а? Машина просто ради забавы — разве это не здорово?
      Она не спеша обошла вокруг машины, еле слышно ступая в своих больших, но легких охотничьих ботинках.
      — Дизайн у нее мегастильный. Тебе нравится, как она выглядит? — Она похлопала по сложносочлененному ободу заднего колеса. — Такой по-настоящему изысканный дизайн люди умеют разрабатывать, только когда делают вещи, чтобы убивать друг друга.
      Она распахнула маленький металлический ящичек для инструментов сзади машины, за пассажирским отсеком, и выудила оттуда темные очки. Светочувствительные линзы потемнели сразу же, как только она их надела.
      — «Чарли» — мой летучий адский паук… Правда, милашка? Я люблю его, действительно люблю… Если не считать этого проклятого бездарного военного интерфейса!
      Хуанита под своими солнечными очками презрительно скривилась.
      — Уж не знаю, что за отморозков нанял Пентагон, чтобы разработать этот интерфейс, но лучше бы уж они задохнулись в своих бункерах!
      — Это твоя машина, Джейни?
      — Ну да, вроде того, — ответила она. — Хотя нет. На самом деле нет. Я бы не хотела, чтобы она была зарегистрирована на мое имя.
      — Кому же тогда она принадлежит?
      — Это машина бригады.
      Она захлопнула ящик для инструментов и закрыла его на ключ, потом открыла дверцу и скользнула обратно на водительское сиденье.
      Алекс, поколебавшись, проговорил:
      — Знаешь, мне эта машина тоже вроде как нравится. Я бы завел себе такую.
      Она ухмыльнулась.
      — Еще бы ты не завел!.. «Чарли», поехали.
      Автомобиль аккуратно двинулся вниз по склону.
      Алекс уставился на большой пучок вырванной с корнем желтой травы, застрявший во втулке правого переднего колеса.
      — Следовало бы ожидать, что в ней будет здорово укачивать, если учесть, какие акробатические трюки она проделывает, но, однако, у нее очень ровный ход… Черт побери, да я знавал инвалидные коляски, которые были значительно хуже!
      — Вот как? Ну, их ведь специально разрабатывали для ровного хода — чтобы можно было на полном газу вести с бампера прицельную стрельбу из автоматического оружия. «Чарли» раньше работал у коммандос, в группах «тигров смерти-после-заката», у военных-взломщиков и всей этой прочей жуткой сволочи… Но у него на счету несомненно есть и несколько убийств уже в штатской жизни.
      Хуанита пригнулась, уворачиваясь от конца длинной мескитовой ветки, хлестнувшей по ветровому стеклу, и снова натянула крышу, ткнув пальцем в приборную панель.
      — Раньше бригада охотилась за ураганами в старых песчаных багги. Но как-то раз мы протыкали ядро эф-четыре, и на нас обрушился страшный град, очень сильный, и их просто разбило к чертовой матери — помяло градинами крыши и капоты… А вот для «Чарли» любой град нипочем.
      — Ты, я вижу, близко знакома с градом.
      — Это град довольно близко знаком со мной, Алекс. Прошлой весной в Оклахоме меня застало на открытом месте. Эти градины оставляют на теле следы размером с кулак.
      — А что ты имела в виду, говоря, что вы «протыкали ядро»?
      Хуанита была удивлена.
      — Ну, э-э… это значит, что ты проникаешь в воронку вихря, управляя беспилотным аппаратом.
      — А-а, — протянул Алекс.

ГЛАВА 2