Бич небесный

      Он нахмурился.
      — Но только на этот раз никаких глупостей! Никаких скандальных историй вроде той, что ты устроил в Нуэво-Ларедо! Алехандро, эти люди подослали ко мне своих адвокатов! Ты едешь на Кипр, причем едешь прямо сейчас и остаешься там. Никаких разговоров, никаких телефонных звонков и кредитных карточек — ты делаешь в точности то, что тебе говорят! И чтобы я больше не слышал о тебе никакой ерунды — о тебе и особенно об этой треклятой дуре, твоей сестре!
      — Хорошо, — сказал Алекс.
      Он сел — точнее, наполовину упал — в кресло.
      — Хорошо, твоя взяла. Сдаюсь. Можешь вызывать «скорую».
      Он принялся хихикать.
      — Зря смеешься, Алекс. Я слышал, что терапевтическое замещение генов — это очень больно.
      — Все больно! — ответил Алекс, уже хохоча. — Все больно и всегда больно до тех пор, пока ты можешь что-то чувствовать!

ЭПИЛОГ

      Город Остин, штат Техас, когда-то называли городом Лиловой Короны — в те времена, когда он был достаточно мал, чтобы целиком умещаться внутри своей окруженной холмами ложбины. Считалось, что эти холмы служили ему защитой от торнадо. Разумеется, Лиловая Корона давно уже не исполняла своего предназначения, если вообще когда-либо делала это. За последние пять лет даже старейшая, центральная часть Остина была разрушена одним из Ф-2.
      Смерч прошел непосредственно через северное предместье — один из самых старых жилых районов, располагавшийся сразу к северу от Техасского университета. Теперь этот район являлся частью университетской территории, управляемой и охраняемой частными лицами. Смерч оставил здесь не очень много явных следов разрушений, не считая нескольких старых деревьев, превращенных в калек. В основном это были большие старые пекановые деревья — некоторые из них погибли и их место заняли молодые побеги, но множество других, несмотря на увечья, оставались стоять.
      Для Алекса проследить путь смерча не составляло труда: только что ты вел машину под ровным пологом цветущих, изнеженных, перенасыщенных углекислотой придорожных гигантов, и вдруг взгляду представал какой-нибудь изувеченный мутант, словно сошедший с картины Гойя, обсыпанный с макушки до земли тощими зелеными хлыстиками молодых ростков. Зачастую от первоначального дерева оставался лишь один скрюченный сук, воздетый кверху, словно манящий палец. Алекс указал на это своей спутнице.
      — У нас в Бостоне не бывает торнадо, — ответила она.
      Его сестра жила в маленьком, похожем на коробку из-под крекеров домишке — приземистой, коричневой с белым лачуге, выглядевшей лет на сто, если дело было днем. Когда-то, в начале две тысячи двадцатых годов, когда такие вещи были в моде, кто-то покрыл все здание снаружи водонепроницаемым лаком, и под его слоем белая краска выглядела неестественно яркой и веселой.
      Ступив на бетонное крыльцо, Алекс увидел, что вмурованная в лак краска все же сдалась перед неумолимым временем, распавшись на десятки миллионов крошечных хлопьев размером не больше мельчайших пылинок. Но это ничего не значило: ни о какой пыли не могло быть и речи. Этот лак останется здесь на века.
      Джейн поглядела на экран камеры наблюдения: на пороге стоял коренастый пухлый молодой блондин в костюме с галстуком. С ним была очень странного вида женщина: крошечная, похожая на ведьму или на тот тип студенток, которые постоянно курят марихуану. На ней было шелковое платье с прорезями, полосатые чулки и красные сандалии с завязками на лодыжках. Половина ее лица — ухо, щека и висок — была изуродована огромной лиловой татуировкой.
      Впрочем, посетители выглядели невооруженными и не особенно опасными. Как бы то ни было, в окрестностях университета редко случались какие-либо беспорядки, поскольку в нем были сосредоточены огромные массивы данных, и пристальное внимание общественности, и даже немного денег. И что еще более важно, при нем состояла большая полувоенная организация вооруженных, дисциплинированных и горящих свирепым энтузиазмом студентов. Джейн отворила дверь.
      — Что вам угодно?
      — Джейни!
      — Да?
      — Это я!
      Джейн уставилась на него.
      — Господи, Алекс!
      — Это Сильвия, — представил Алекс. — Сильвия Май-бридж. Она путешествует вместе со мной. Сильвия, это моя сестра, Джейн Унгер.
      — Рада познакомиться, — сказала Джейн. — Вообще-то я теперь называюсь Джейн Малкэхи, так проще и к тому же юридически правильнее.
      Она подняла вверх руку, демонстрируя золотое кольцо.
      — Ну да, — сказал Алекс, уязвленный. — Я знал, что ты взяла фамилию мужа, но я думал, что ты до сих пор профессионально фигурируешь в Сети как Джейн Унгер.
      — Э-э, верно… Возможно, это я тоже вскоре изменю. Алекс помолчал.
      — Мы можем войти?
      — Ну конечно, черт побери! — Джейн рассмеялась. — Входите, разумеется!
      Она знала, что их жилище выглядит кошмарно. Оно было сплошь завалено распечатками, словарями и стопками дисков. На стене висела в рамке огромная цветная карта-схема, озаглавленная «РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЧАСТОТ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ: РАДИОСПЕКТР».
      Джейн сбросила с кушетки кота — кушетка была застелена обычным хлопчатобумажным матрацем — и расчистила для них небольшое местечко, чтобы сесть.
      — У тебя по-прежнему аллергия на кошек?
      — Нет, больше нет.
      — Сколько же времени мы не виделись, Алекс?
      — Одиннадцать месяцев, — ответил он, усаживаясь. — Почти год.
      — Да, черт возьми! — воскликнула Джейн. — Может быть, вы чего-нибудь хотите?
      Сильвия в первый раз за все это время раскрыла рот:
      — У вас есть айбоген?
      — А что это?
      — Ладно, не важно.
      Джейн притронулась к плечу брата.
      — Должно быть, с тобой там, на Кипре, неплохо обращались. Ты выглядишь замечательно, Алекс!
      — Да, — подтвердил Алекс, — в Никозии мне расшили все швы и перештопали их заново. Мне так и сказали, что я, скорее всего, потолстею — чистый метаболизм, понимаешь, Джейни? Я генетически должен был быть крупным светловолосым толстяком! Просто я с детских лет был вынужден оставаться тем чахлым недомерком, которого ты знала!
      Он рассмеялся.
      — Прости, что сразу не узнала тебя. Это все костюм…
      — Да нет, — сказал он, — нет, я теперь совершенно другой, я и сам знаю. Генетика — это корень всего, Джейни, это мегачародейство. Только взгляни на мои руки! Предполагалось, что изменятся мои легкие — и это так и есть, мои легкие теперь крепче камня, — но ты взгляни на мои руки! Они ведь никогда такими не были!
      Джейн протянула руку и мягко приложила свою ладонь к его.
      — Да, ты прав, они теперь выглядят почти совсем как мои. Они больше не… ну, не такие худые.
      — На самом деле все очень просто, — сказал Алекс. — Пока они не перештопали меня заново, у меня не было жизни, а теперь, после этого — после всего, через что я прошел, — у меня есть настоящая жизнь! Теперь я совершенно такой же, как все остальные! С меня снято проклятье, оно уничтожено, его больше нет! И может быть, теперь я действительно проживу долгую жизнь…
      Джейн взглянула на его подругу — она сразу предположила, что это его подруга. Нормальная женщина вряд ли стала бы одеваться так вызывающе и путешествовать с парнем вдвоем, если бы между ними ничего не было. То, что она находилась здесь, могло означать только, что Алекс умышленно ее привез, чтобы похвастаться ею.
      Но с другой стороны — это лицо! Это огромное пятно у нее на лице — на него было попросту невозможно смотреть. И к тому же она еще что-то сделала с ним: это было не просто гигантское родимое пятно цвета портвейна, она как-то модифицировала его. Она обнесла его контуры каким-то тонким и очень затейливым пунктиром, отсверкивающим радужными чернильными точками. Джейн никогда не видела ничего подобного. Она даже испытала что-то похожее на испуг.
      — Как там, от наших бригадиров слышно что-нибудь?
      — Да, вести иногда доходят, — ответила Джейн. — Сарыч иногда проявляется. У Руди с Сэмом, Питером и Риком теперь своя команда в Канзасе, они по-прежнему охотятся. Марта почти не звонит, но, впрочем, я с ней никогда особенно не ладила. Мы иногда неофициально встречаемся с Джо Брассье — он нашел себе теплое местечко в городе, в Государственной водной комиссии.
      — Мне до сих пор не представилось случая сказать тебе, как жалко мне было услышать про Грега и Кэрол. И про Микки.
      — Да, — просто сказала она. — Микки был хороший парень, а Грег и Кэрол были моими лучшими друзьями.
      — А как Эд?
      — О, Эд уже снова пользуется обеими руками. Не так, как прежде, но вполне прилично. Эллен Мэй тоже гораздо лучше, она теперь в Анадарко…
      — А Джерри? Он сейчас здесь?
      — Нет, он в университете. Я жду его с минуты на минуту.
      Она бросила взгляд на часы.
      — Хотите поесть? Я собиралась готовить тако , это очень просто.
      — Я помогу, — сказал Алекс.
      Они переместились в тесную старенькую кухоньку Джейн. Сильвия осталась сидеть на кушетке. Алекс вздрогнул, услышав, что она моментально, стоило им выйти, включила телевизор и принялась прочесывать восемьдесят доступных в Остине программ, методично нажимая большим пальцем на кнопку пульта.
      Он придвинулся ближе к электрической плите и принялся смотреть, как смесь для тако пузырится на сковородке. Верхняя панель плиты у Хуаниты была обильно забрызгана оранжевым жиром. Джейн вытрясла в тако некоторое количество чесночной соли таким движением, словно пыталась задушить любые попытки неповиновения. Во всем мире, наверное, не было повара хуже, чем его сестра.
      — Ты должна снисходительно отнестись к Сильвии, — вполголоса проговорил он. — Она не очень хорошо умеет общаться с людьми. Она… в общем, она стеснительная.
      — Я очень тронута, Алекс, что ты решил привести свою подружку познакомиться со мной.
      — Да, мне, пожалуй, хотелось бы, чтобы вы поладили. Она… она вроде как очень важна для меня. На самом деле, важнее ее для меня в жизни нет ни одной женщины.
      — То есть это действительно серьезно?
      — Я вряд ли могу правильно об этом судить, — сказал он. — Я познакомился с ней в Сети, в группе поддержки генетически ущербных. Сильвия здорово умеет обращаться с Сетью. У таких людей, как мы с Сильвией, которые в молодости перенесли серьезные болезни, как бы обострены социальные умения. У нее было что-то вроде аутизма, ей было очень непросто жить. Но сейчас ее тоже переделали заново и внутри у нее все в порядке.
      — Да, я вижу, это действительно серьезно, — произнесла Джейн.
      — А как Джерри? Вы с ним ладите?
      — Ты действительно хочешь это знать?
      — Да, действительно хочу.
      — Он изменился. Я тоже изменилась. Мы мало похожи на тех людей, которыми были год назад.
      Она со значением посмотрела на него, и он увидел новость, таящуюся в глубине ее глаз, ждущую, чтобы излиться наружу.
      — Давай, рассказывай, — подбодрил он.
      — Понимаешь, когда у нас появился ребенок… Алекс, он так хорошо обращается с нашим малышом! Ребенок действительно тронул его до глубины сердца, он так хорошо обращается со своим маленьким сыночком! Как будто… ему как будто очень хорошо, когда у него есть кто-нибудь, с кем ему не надо рассуждать. Он такой терпеливый и добрый с этим малюткой, это просто поразительно!
      — А как насчет тебя?
      — Я? Мы с ним ладим. Это даже не требует от нас больших усилий. Казалось бы, нам должно быть тесно в таком маленьком домишке, но ты бы никогда этого не сказал. У него есть свой маленький кабинет со всякими виртуальными примочками и подключением к университетской Сети, а мой выход в Сеть там, в детской. Он делает свои дела, я делаю свои, и мы с ним вместе делаем наши общие дела, и все получается как надо, правда-правда!
      — А над чем ты нынче работаешь?
      — Всякая интернетчина, как обычно… Ну, точнее, не как обычно… Это такая специальная интернетчина для мам — которую можно делать одной рукой, а другой одновременно вытирать с нее теплую мочу.
      Джейн рассмеялась и деревянной ложкой потыкала тако на сковородке.
      — Как бы то ни было, те данные, которые мы получили, — то, что ты записал, когда на нас спикировал поток, помнишь? — они ведь вышли на трех дисках, спецвыпуском! И за это мы получили деньги, очень неплохие деньги. На них мы и купили этот дом.
      — Вот как?
      — Алекс, дом у нас небольшой, я знаю, но это отдельный дом в привилегированном районе. У меня даже есть настоящий огородик позади дома, я покажу тебе. И ты не поверишь, но районные власти здесь, в Остине, — действительно крутые ребята! Ты можешь гулять по университетской территории и играть со своим малышом прямо в парке, в любое время дня и ночи! Там очень красиво и совершенно безопасно. Уровень преступности здесь совсем низкий, и никогда не бывает взломов зданий вообще. Здесь настоящая крепость, это мегаотличное место, чтобы жить с маленьким ребенком!
      — Могу я наконец посмотреть на твоего ребенка?
      — Ох, конечно! Погоди, сейчас я только уменьшу огонь…
      Она выключила электроплиту и провела его в заднюю комнату. Тут была детская. Это была первая комната в этом доме, глядя на которую он мог действительно поверить, что здесь живет Хуанита. Детская имела вид помещения, где интеллигентная и гиперактивная женщина, имеющая дизайнерскую подготовку, проводила много времени, тщательно обдумывая, как должны выглядеть вокруг нее вещи. Комната напоминала огромную шкатулку для драгоценностей с ребенком посередине. Она была огромных размеров колыбелью, выполненной в уютных бархатно-синих тонах. Эта комната была таким местом, при одном взгляде на которое у Алекса немедленно родилось желание сбежать подальше.
      Хуанита наклонилась над кроваткой — деревянной, антикварного вида, вручную ошкуренной и покрашенной заново — и посмотрела на свое дитя. Никогда прежде Алекс не видел на ее лице подобного выражения, но все-таки он узнал его. Он узнал в нем то место, куда ушла вся дикая свирепость Хуаниты, эта дымящаяся энергия, всегда переполнявшая ее, — теперь она вся перелилась в этот наполненный бесконечной заботой взгляд Мадонны.
      Она даже лепетала что-то своему малышу, агукала, как настоящая мама, гулила, практически не используя согласные. Потом она подняла дитя в болтающихся детских одежонках из кроватки и вручила Алексу.
      Маленькая безволосая головенка малыша была упакована в крохотную серую шапочку; все вместе напоминало большой фаршированный тушеный гриб. Алекс не был особенным знатоком детей, но даже он понимал, что его маленький племянник — Майкл Грегори Малкэхи — не был привлекательным ребенком. Было сложно сказать о сплющенном, хрящеватом личике младенца что-либо определенное, но, по-видимому, он унаследовал худшие черты обоих родителей: квадратную челюсть Хуаниты и чрезмерно выпуклый, бычий лоб Малкэхи.
      — Боже, да он настоящий красавчик! — сказал Алекс.
      Ребенок отреагировал на новое знакомство испуганным взглядом и отчаянным брыканием. С ногами у малыша было все в порядке: он лягался как кентавр.
      — Невозможно поверить, правда? — расплываясь в улыбке, сказала Джейн.
      — Да, действительно невозможно… Я хотел сказать — до того, как я его увидел.
      — Я тоже не могла поверить. Вспоминаю, сколько раз я чуть было не принимала эти абортивные препараты… Однажды дошло до того, что я уже положила таблетку в рот, представляешь? Я могла проглотить ее, и мои месячные снова бы вернулись, и мы с Джерри продолжали бы жить точно так же, как жили до этого, и все у нас было бы совсем как в жизни… Или я могла не глотать таблетку, и тогда последствия были бы непредсказуемыми и чрезвычайно серьезными. И ты знаешь, Алекс, я выбрала последствия, я сделала это совершенно преднамеренно — как будто я знала, что делаю! И вот в моей жизни появился этот маленький незнакомец… Только он совсем никакой не незнакомец! Он мой малыш!
      — Понимаю.
      — Я люблю своего ребенка, Алекс. Я не то чтобы просто так, вроде бы люблю его — я на самом деле очень люблю своего ребенка, отчаянно люблю! Мы оба гак его любим! Мы души в нем не чаем. Мне хотелось бы иметь еще одного.
      — Вот как?
      — Роды — это не так уж страшно, это даже интересно. Мне, пожалуй, даже вроде как понравилось рожать. Я чувствовала, что происходит нечто действительно серьезное и значительное.
      — Да, наверное, так и должно быть, — сказал Алекс. — Мне бы хотелось, чтобы Сильвия тоже посмотрела на моего племянника.
      Вслед за братом Джейн вернулась в гостиную. Алекс нес ребенка так, словно Майкл Грегори был мокрым мешком, полным живых лягушек. Странная гостья отлепила свой немигающий змеиный взгляд от телевизора; ее глаза заметались от ребенка к Алексу, потом к Джейн, снова к ребенку и еще раз к Джейн… В глазах читались такие темные, неприкрытые зависть и ненависть, что Джейн была ошеломлена.
      — Он очень красивый, — произнесла Сильвия.
      — Спасибо.
      — И шапочка у него красивая.
      — Спасибо, Сильвия.
      — Не за что.
      Она снова вперила взгляд в телевизор.
      Джейн отнесла сына обратно в детскую и положила в кроватку. Она недавно кормила его. Малыш любил, когда с ним возились; самые энергичные свои вопли он предпочитал оставлять до трех часов ночи.
      — Я понимаю, ее реакция могла показаться странной, — сказал Алекс. — Понимаешь, для женщин с генетическими расстройствами дети — довольно щекотливая тема.
      — Вот как?
      — На самом деле ей очень хотелось посмотреть на малыша. Она сама мне сказала.
      — Ничего. Сильвия милая.
      — Ты сканировала ребенка на генетические отклонения?
      — Понимаешь, Алекс… — она поколебалась. — Это, в общем-то, довольно дорого стоит.
      — Не для меня. У меня есть свои ходы, контакты… Нет, серьезно, для меня это не проблема, просто переправь мне как-нибудь маленький образец — ну, знаешь, замороженный соскоб со внутренней поверхности щеки. Мы бы могли начать исследование генома прямо сейчас, хотя бы в общих чертах — проследить основные моменты, главные центры дефектов… Сделать общие выводы. Его совершенно необходимо просканировать, Джейн, — не забудь, у его дяди было генетическое расстройство!
      — Мы ведь не очень счастливые люди, правда, Алекс?
      — Мы живы. Это уже счастье.
      — Мы не счастливы, Алекс. Мы живем в несчастливое время. Мы живы, и я рада, что мы живы, но мы — люди катастрофы. Мы никогда не сможем по-настоящему радоваться жизни или чувствовать себя в безопасности, никогда! До конца нашей жизни.
      — Это верно, — проговорил он.
      Он сделал вдох: хороший, глубокий вдох.
      — Джейн… Я приехал сюда в Остин, потому что мне нужно кое-что сказать тебе. Я хотел поблагодарить тебя, Джейн. Поблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь.
      — De nada .
      — Нет, Джейн, мне есть за что тебя благодарить! Ты могла оставить меня так, как есть, — я ведь сам просил тебя об этом, — и тогда эти шарлатаны убили бы меня в своей подпольной clнnica. Но ты пришла за мной, и вытащила меня оттуда, и потом присматривала за мной. И даже несмотря на то, что мы ходили совсем рядом со смертью, и были окружены смертью, и охотились за смертельно опасными вещами, мы оба остались живы! Мы выжили — и посмотри, теперь появился еще один из нас! Она схватила его за руку.
      — Ты хочешь мне что-то сказать, Алехандро? Хорошо же. Скажи мне то, что я действительно хочу услышать.
      Она подтащила его к детской кроватке.
      — Скажи мне, что это — твоя семья, Алекс! Скажи, что ты поможешь мне заботиться о нем, как если бы он был членом твоей семьи.
      — Но он и есть член моей семьи! Он мой племянник. Я очень горжусь им.
      — Нет, не то. Я хочу, чтобы ты сказал по-настоящему. Я хочу, чтобы ты пообещал мне заботиться о нем, Алекс, по-настоящему заботиться — даже если я умру, и Джерри умрет, и этот город будет разрушен, и все вокруг будут болеть и умирать, и даже если он будет не очень нравиться тебе лично! Что ты все равно будешь заботиться о нем и все равно спасешь его.
      — Хорошо, Джейни, — медленно проговорил Алекс. — Это вполне честно. Вроде как сделка.
      — Нет! Это не сделка, это не имеет отношения к деньгам, я не хочу слышать этого ни от тебя, ни от кого-либо еще! Я хочу услышать от тебя настоящее обещание, я хочу, чтобы ты поклялся мне, поклялся так, чтобы я никогда не усомнилась в тебе.
      Он посмотрел на нее: лицо Джейн было напряжено, глаза потемнели, и он с непривычным уколом удивления осознал, что его сестра по-настоящему боится. Хуаните наконец довелось узнать и понять настоящий страх. Она боялась за этот крошечный сверточек в колыбели больше, чем когда-либо боялась за саму себя — или за своих друзей, за мужа, за кого бы то ни было. Это был залог ее будущего. Потные обезьяньи ручонки этого малыша цепко держали ее душу.
      — Ладно, — сказал Алекс.
      Он торжественно поднял правую руку.
      — Хуанита Унтер Малкэхи, я обещаю тебе, что буду заботиться о твоем сыне и обо всех твоих детях. Я клянусь в этом могилой нашей матери. Те lo jurо por la tumba de nuestra madre.
      — Хорошо, Алекс. — Она немного расслабилась. — Вот так я действительно тебе верю.
      Из передней части дома послышался голос: вернулся Джерри. Алекс вышел поприветствовать его в переднюю.
      — Вот это сюрприз так сюрприз! — пророкотал Малкэхи.
      Они с Алексом обменялись рукопожатием.
      Джерри похудел. На его плечах больше не бугрились могучие мышцы, его руки и ноги были относительно нормальных пропорций, а живот выглядел так, как и должен выглядеть живот тридцатилетнего отца семейства. Он потерял еще некоторое количество волос, исчезла борода — теперь он носил профессорскую бородку клинышком и аккуратную стрижку. На нем была рубашка и пиджак с галстуком, а в руке — кожаный чемоданчик.
      — Ты, должно быть, теперь занятой человек, Джерри?
      — О да! А ты?
      — Я собираюсь заняться генетикой.
      — Вот как? Это очень интересно, Алекс.
      — Я почувствовал, что должен так поступить.
      Он посмотрел Джерри прямо в глаза. Может быть, ему удастся, в первый раз за все это время, наладить с ним хоть какой-то человеческий контакт?
      — Понимаешь, Джерри, генетическое лечение так глубоко изменило меня — я почувствовал, что просто должен в этом разобраться! Я имею в виду — действительно понять это, не просто влезть и взломать, не просто узнать, за какие ниточки нужно дергать, а по-настоящему понять всю подоплеку. Это трудное дело, но мне кажется, что оно мне по плечу. Если я возьмусь как следует, то наверняка справлюсь. — Он пожал плечами.
      — Конечно, сперва мне все равно придется разбираться со всей этой чепухой насчет профессиональной пригодности…
      — Да, — отозвался Джерри, внимательно глядя на него и сочувственно кивая. — Требования академической науки.
      Все было так, как надо: все были живы и здоровы, и на этом банкете не было никаких призраков, никаких темных тайн не пряталось в глубине, и жизнь для старого доброго зятька Джерри была самой обычной жизнью.
      — Занимался торнадо в последнее время, а, Джерри?
      — Разумеется! А как же — эф-шесть! Он необычайно хорошо задокументирован, там материала на целую жизнь работы!
      — Никто не верил, что это случится, — вставила Джейн, — даже когда он предсказывал это. А теперь он пытается объяснить им, почему это прекратилось.
      — Да, это настоящая проблема, — согласился Джерри, наслаждаясь. — Целый комплекс проблем! И совершенно нетривиальных.
      — Самая лучшая разновидность проблем, верно? Джерри коротко хохотнул.
      — Рад видеть тебя в таком хорошем расположении духа, Алекс! Вы с твоей подружкой должны остаться с нами на ленч.
      — У нас тако, — сказала Джейн.
      — О, отлично! Как раз то, что я люблю…
      Глаза Джерри внезапно остекленели.
      — Сейчас, одну минуту, я только должен сперва посмотреть парочку вещей…
      Он исчез в своем кабинете, закрыв за собой дверь. Из-за нее тотчас вырвались звуки музыки — неумолчные взвизги и настойчивый перкуссионный рокот очередного тайского шлягера. Музыка была очень громкой.
      — Ему что, действительно нравится эта тайская дребедень? — спросил Алекс.
      Хуанита пожала плечами.
      — Да не особенно, — ответила она, повысив голос. — Просто эти записи остались у меня с колледжа, а Джерри, когда садится работать, врубает все, что попадется под руку… Он делает это, чтобы заглушить городские шумы — отсечь лишние звуки. Они мешают ему думать.
      Музыка перешла к замысловатому азиатскому «чача». Сильвия скорчила гримаску.
      — Давайте пойдем на задний двор, я покажу вам свой огород. Тако могут подождать.
      Позади дома было тихо. Стоял погожий весенний день, светило солнце, цвела жимолость, в луже купались птички.
      — Джерри всегда такой, когда его заставляют заниматься полиномами, — извиняющимся тоном объяснила Джейн.
      — Какой это «такой»? Джерри никогда и не был другим!
      — Ну все же не настолько, как сейчас… просто ты не знаешь его так, как знаю я.
      Она вздохнула.
      — Высоколобые наконец-то заполучили его туда, куда прочили, — семинары, туры с лекциями, комитеты по экспертной оценке… Если он получит официальную должность и они предложат ему должность председателя, у нас будут серьезные проблемы.
      — Какие проблемы?
      — Лучше не спрашивай… Но вот что я скажу: если мамочке снова удастся заполучить в свои лапы хоть какие-то деньги, она собирается купить папочке хорошую обеспеченную должность, где он сможет тихонько сидеть и думать сколько ему влезет и никто не станет ему мешать.
      Джейн пожала плечами.
      — Мы пару раз бывали в Оклахома-Сити, с лекциями и на съемках. Джерри там пользуется большой популярностью… Там теперь так странно — их ведь полностью сровняло с землей, там было сплошное разрушение, трагедия и отчаяние, а теперь они просто… они просто отбросили все правила! Они сейчас там все перестраивают, и такой странной архитектуры ты даже представить себе не можешь! Отстраивают заново всю наземную часть из какой-то дешевки, из грязи, из ничего — бумага, пена и программное обеспечение, и ничего больше! Новый Оклахома-Сити похож на гигантское набитое электроникой осиное гнездо. Ты там не бывал?
      — Нет, но, кажется, стоит, — ответил Алекс.
      — Да уж конечно! Откровенно говоря, я думаю, что за ними будущее. Ты бы тоже так сказал — водопровод почти не работает, теснота ужасная, вонь… С проблемой ураганов они, правда, справились. Помоги им Бог, если у них начнется пожар!
      Она взглянула на свой огород: бобы, помидоры.
      — У меня здесь есть кое-что особенное, мне подарили оклахомские агроинженеры во время последнего лекционного тура Джерри — он ведь у них знаменитость.
      В огороде Джейн росли две грядки кукурузы — обычной столовой кукурузы, Zea mays, но со взломанным хлорофиллом. У человеческой расы ушло немало времени, чтобы понять, что такое хлорофилл, выяснить химический способ, каким растения превращают свет в пищу, и когда древний секрет был наконец раскрыт, оказалось, что это совершенная халтура! Несмотря на два миллиарда лет практики, растения имели очень смутное представление о том, как превращать свет в пищу. Растения оказались почти такими же тупыми, как камни, а их скудоумная идея насчет того, как следует поглощать солнечный свет, — самой глупой, самой идиотской из всех возможных идей.
      Теперь проблемой хлорофилла занялись серьезно настроенные человеческие существа, и хотя пока что им не удалось продвинуться намного вперед, они работали примерно процентов на пятнадцать успешнее растений, что, пожалуй, было не так уж плохо. И им удастся добиться еще большего, если они смогут заставить живые всходы безболезненно выносить жесткое воздействие столь концентрированного человеческого гения, а заодно обеспечить выживание экосистемы в том случае, если эта технология когда-либо выйдет из-под контроля. Алекс очень интересовался проблемами взлома хлорофилла. Он много читал об этом и следил за основными дискуссиями в Интернете. Это был практически самый крутой взлом, о каком он когда-либо слышал.
      Кукурузные ростки у Джейн были приземистые, волокнистые и уродливые, а початки как формой, так и размером напоминали кегли для боулинга. Они были пятнистыми и зелеными, словно шкурка жабы.
      — Bay! Вот это круто! — произнесла Сильвия.
      — Хочешь? Могу поделиться. Подожди секундочку. Джейн вошла в стоявший рядом сарай и вынесла оттуда мешочек, затянутый шнурком.
      — Вот, можешь взять у меня семена, если хочешь, у меня есть лишние.
      Она высыпала в протянутую руку Сильвии с полдюжины кукурузных зернышек. Бесформенные зерна были размером с винтовочные патроны.
      — Спасибо, Джейн, — произнесла Сильвия с благодарностью. — Это мегаздорово, они мне очень нравятся.
      — Бери на здоровье, — ответила Джейн. — Живой организм на диск не перепишешь, ха-ха-ха!
      Сильвия аккуратно завернула зернышки в шелковый платок и, не смущаясь, засунула к себе в полосатый чулок, задрав юбку до бедра.
      — Джейн, давай-ка выйдем на улицу на секундочку, — позвал Алекс, открывая боковую калитку со двора перед домом.
      Она вышла вслед за ним.
      — Зачем?
      — Хочу показать тебе мою новую машину.
      — О, отлично. Здорово!
      — Я припарковал ее на улице, за углом, потому что не хотел, чтобы ее связывали с твоим домом.
      — А-а.
      Машина стояла там, где он ее оставил. Ему пришлось заплатить университетской полиции немалую мзду за разрешение провести ее в этот район.
      — Боже милосердный! — воскликнула Джейн. — Похоже, с нее даже не сняли орудийные станины!
      — Это гражданские противоугонные установки, у меня на них даже есть лицензия, разве это не круто? Технически почти летальные.
      Глаза Джейн сияли.
      — Ты уже погонял ее, попробовал, как она ходит?
      — Да, можно сказать и так.
      — А что за интерфейс на ней стоит?
      — Мегатухлый военный интерфейс. Именно поэтому я и хотел, чтобы она на какое-то время осталась у тебя.
      — Правда?
      — Да, я хотел бы, чтобы эта машина оставалась у тебя столько, сколько ты захочешь. Она твоя, можешь ездить на ней. Я бы даже подписал тебе бумаги, только мне не кажется, что это хорошая идея с юридической точки зрения.
      — Вот как?
      — Да, и еще я… э-э… не стал бы ездить на ней в Идальго, Старр или Запату, а также через границу в Рейносу, поскольку там в ней может быть немного жарковато.