Он поднял руку и посмотрел на свои часы. Они выглядели в точности так же, как любые другие часы. Ничего особенного в них не было. Совершенно обычные бизнесменские часы на металлическом браслете. Вот только кожа под браслетом была необычно белой.
      — Мы собрались здесь, чтобы перестать быть тем, чем мы являемся, — сказал Лео. — Нет пути, которым можно выйти из игры, нет пути за пределы кодекса молчания. За исключением смерти, разумеется: смерть всегда надежный выход. И вот теперь мы нашли такой вид тишины, который является электронной, виртуальной смертью. Мы собираемся разорвать свои узы, умереть для мира средств связи и стать другими людьми. Мы уйдем и исчезнем без следа.
      — Как эвакуационные фанаты?
      Один из игроков в покер разразился хохотом.
      — Эге! А вот это было здорово! Прямо в точку. Эвакуационные фанаты! Ты ведь имеешь в виду этих психов-позеров без идентификационного кода, которые таскаются повсюду вслед за лагерями, да? Отлично, просто отлично. Да, это мы на все сто!
      — Лео, что ты сделал такого ужасного? Зачем тебе необходимо заниматься такими странными и сложными вещами?
      Она взглянула ему в глаза. В них не было жестокости. Они были похожи на глаза Джерри, разве что в них было больше озабоченности.
      — Лео, почему ты просто не придешь к нам в лагерь? В бригаде все свои, у нас есть ресурсы и способы выручать людей из неприятностей. Я могу поговорить об этом с Джерри — может быть, нам удастся все это как-нибудь выправить!
      — Это очень мило с твоей стороны, Джейн. Очень мило и очень хорошо. Жаль, что мне не предоставилось возможности узнать тебя лучше.
      Он повысил голос, обращаясь к остальным:
      — Вы слышали? Слышали, что она предложила мне? Я был прав, когда делал то, что делал!
      Он взглянул ей в лицо.
      — Однако это не имеет значения. В любом случае, после этой встречи ты никогда не увидишь меня больше.
      — Но почему?
      Он показал на потолок, на ураган, бушующий за пределами их банковского подвала.
      – Потому что мы сейчас находимся глубоко внизу, под зоной катастрофы. Мы сейчас — просто пустые имена в длинном списке имен умерших и пропавших без вести в этом эф-шесть. Мы исчезли, мы поглощены! Ты никогда больше не увидишь меня, и Джерри тоже не увидит. Мы рвем все связи, мы уничтожаем наши личности — причем, заметь, Джейн, мы принадлежим к тем людям, которые знают, как это делать, и умеют делать такие вещи. И только так это и должно быть сделано. Для меня нет способа уйти от того, чем я стал, кроме как перестать быть тем, кто я есть. Навсегда.
      — Но ради бога, что же ты такого сделал?
      — Это, собственно, невозможно объяснить, — заметила одна из женщин. — В этом вся прелесть замысла.
      — Может быть, ты лучше поймешь это таким образом, — ответил Лео. — Когда твой друг и коллега Эйприл Логан опрашивала членов бригады насчет того, в какой именно момент человеческая раса полностью потеряла власть над собственной судьбой…
      — Лео, откуда ты знаешь об этом? Тебя ведь там не было!
      — Ах да, — слегка удивившись, произнес Лео, затем улыбнулся. — Я имею доступ к внутренней системе лагеря. Я всегда был внутри системы вашей бригады: Об этом никто не знает, но… что же, так уж вышло. Прошу прощения.
      — Ясно.
      — Мой брат — ученый, а ученые никогда не уделяют должного внимания обновлениям системы безопасности.
      — Это уж точно, — подтвердил еще один из людей, присутствовавших в убежище.
      Это были его первые слова за все время. Он был крупным и темноволосым, одет в темно-серый, сшитый на заказ костюм, и Джейн только сейчас заметила, что он был очень молод. Ему не было и двадцати. А может быть, и семнадцати. Каким образом этот мальчик мог?… Но потом она взглянула ему в глаза: он был очень молод, но его глаза — мертвы. У него был жуткий взгляд профессионального отравителя.
      — Видишь ли, — продолжал Лео, — человеческая раса еще имеет немалый контроль над своей судьбой. Все обстоит не настолько хаотично и безнадежно, как людям нравится считать. Правительства ничего не могут, и наша жизнь действительно довольно анархична, но это значит только, что та работа, которую должно было делать правительство, теперь переложена на плечи виджиланте. Существуют определенные вещи, определенные роды деятельности, которые недвусмысленно требуют определенных действий. Более того, есть люди, которые умеют распознавать необходимость делать эти вещи и которые могут делать их и даже хотят этого! Единственной проблемой в этой ситуации является то, что эти необходимые вещи бывают иногда невыносимо ужасны и отвратительны.
      — Лео, — произнес первый из шахматистов устало-раздраженным тоном, — скажи ради бога, зачем тебе понадобилось снимать нам всем штаны перед этой женщиной?
      Одна из женщин перебила его:
      — Ох, продолжай, скажи ей, Лео! Мне нравится это! Все равно это больше не имеет значения. Мы теперь свободны. Мы внутри большой тишины. Теперь мы можем говорить!
      — Вот ты вся в этом, Розина, — с отвращением произнес первый шахматист. — Как я ненавижу это! Как я ненавижу, когда люди отбрасывают все правила предосторожности и походя вываливают свое нутро, словно какой-нибудь тинейджер-взломщик, напившийся в баре! Мы же профессионалы, ради бога, а она — первый встречный пролетарий. Неужели у тебя нет никакой гордости?
      — Она не первый встречный, — запротестовал Лео. — Она член семьи! Она моя невестка.
      — Это не так, — возразила Джейн. — Мы не женаты, Лео.
      — Детали, — раздраженно пожал плечами Лео. — Джерри все равно женится на тебе. Возможно, ты этого еще не поняла, но со временем он сделает это как миленький. Он никогда не отпустит тебя, потому что уже слишком глубоко впустил тебя внутрь себя, и кроме того, ты приносишь ему пользу, ты слишком нужна ему… Но это хорошо, хорошо — мне это нравится! Ты ведь никогда не станешь делать ничего, что повредит Джерри, правда? Конечно же нет, я вижу… Разумеется, нет. Вот и хорошо; это просто прекрасно!
      — Ты ведешь себя как совершеннейший моральный кретин, — сказал первый шахматист.
      — Послушай, — рявкнул на него Лео, — если бы я хотел оставаться в большой игре, как ты думаешь, неужели я бы зашел так далеко? Может быть, ты знаешь кого-нибудь еще, кто мог бы снять с тебя этот чертов браслет? Ну так заткнись и слушай. Это последний раз, больше тебе не придется выслушивать меня.
      — Хорошо, будь по-твоему, — проговорил шахматист со спокойным и убийственным выражением. — Джейн Унгер, послушайте меня. Как я вижу, вы человек очень наблюдательный. Так вот, перестаньте наблюдать за мной с таким вниманием. Мне это не нравится, и я этого не потерплю. Угрожать людям утомительно и бестактно, но я вам угрожаю, так что послушайте.
      Он снял свои ухоженные руки с шахматной доски и сложил домиком, составив вместе кончики пальцев.
      — Я могу за три секунды сделать так, что вы станете клиническим шизофреником на полтора года. Вы будете слышать в своей голове голоса, бушевать по поводу заговоров, тайных обществ и скрытых врагов, разрисовывать себя собственным дерьмом, и все это может быть сделано всего лишь за три секунды с помощью менее чем трехсот микрограмм. Мертвецы действительно иногда могут кое-что рассказать… но сумасшедшая не сможет рассказать ничего, кроме жалких выдумок: никто не станет верить тому, что говорит сумасшедшая, и никогда не поверит, о чем бы ни шла речь. Я ясно высказался? Все понятно? Вот и хорошо.
      Он передвинул ферзя.
      Джейн, у которой внезапно ослабели колени, присела на одну из мохнатых скамеечек.
      — Лео, чем вы здесь занимаетесь? Во что ты ввязался?
      — Это было не для нас. Мы никогда не делали это для себя. Это всегда было ради будущего.
      Женщина снова заговорила:
      — Самое замечательное в большой игре, самое удивительно умное и новаторское, — это то, что мы никогда даже не знаем, что именно мы сделали! Все делается через электронные кордоны, систему ячеек, обеспечение отказобезопасности, принципа необходимого знания, цифровую анонимность, кодирование и все такое… Например, одна ячейка выдвигает пять потенциальных непосредственных действий. Затем вторая ячейка выбирает из этого списка одно и разбивает это действие на несколько независимых подпроцессов. А потом другие ячейки распределяют эту работу по маленьким, независимым друг от друга действиям, настолько отрывочным, что они выглядят совершенно бессмысленными. Это в точности похоже на то, как граверы раньше печатали деньги — когда деньги еще печатались на гравированной бумаге и что-то значили.
      — Верно, — кивнул второй шахматист. — Так что в какой-нибудь один год какой-нибудь теоретик предсказывает, насколько было бы полезно, если бы бенгальская холера истребила определенный город — какой-нибудь жутко перенаселенный гадюшник. А через восемь месяцев кто-нибудь видит маленький бумажный кораблик, растворяющийся в воде местного водохранилища…
      Джейн недоверчиво воззрилась на него.
      — Но зачем кому-то может понадобиться делать такие вещи?
      — Самые лучшие соображения, — ответил ей Лео. — Выживание. Выживание человечества и миллионов находящихся под угрозой видов. Шанс для человечества снова выбраться из-под власти плохой погоды к настоящему солнечному свету и голубому небу. У нас уже было множество шансов предпринять необходимые шаги для того, чтобы спасти наш мир, — и мы их все упустили, Джейн, все до единого! Мы были жадными, и глупыми, и близорукими, мы сами отбрасывали все предоставлявшиеся нам возможности. Не лично ты, не лично я, не лично кто-нибудь из присутствующих — речь идет, разумеется, о наших предках. Под рукой нет никого, на кого можно было бы взвалить вину. Но и ты, и я, и мы все здесь — мы все дети плохой погоды, и нам приходится нести на себе последствия, жить с ними и как-то преодолевать их. А единственный возможный путь как-то их преодолеть отвратителен, невыносимо отвратителен.
      — Но почему именно вы, Лео?
      — Потому что мы знаем! Потому что мы можем! Во имя тех, кто выживет, я полагаю.
      Он пожал плечами.
      — Всемирного правительства не существует. Не существует формального, продуманного контроля над течением событий где бы то ни было на Земле. Учреждения опустили руки. Правительства опустили руки. Корпорации опустили руки. Но те, кто находится сейчас в этой комнате, и еще множество других, похожих на нас и работающих вместе с нами, — мы никогда не опускали руки! Мы — самое близкое, что есть на этой планете к настоящему действующему правительству.
      Джейн оглядела комнату. Ему никто не собирался возражать. Это была не шутка. Он говорил истину, которую все они знали и с которой были согласны.
      — Некоторые из нас — даже большинство действительно входят в состав правительства. Но ни одно правительство в мире не смогло бы при всех встать и заявить, открыто и беспристрастно, что из восьми миллиардов людей на нашей гибнущей планете по меньшей мере четыре миллиарда являются лишними. Джейн, количество детей, ежегодно рождающихся на Земле, сравнимо со всем населением Мексики! Это безумно, чрезмерно много, и так продолжается уже восемьдесят лет. Ситуация настолько отчаянная, что начать работу по ее разрешению — это все равно что вступить в отряд бомбардировщиков. Каждый год разрывается бомба, и эта бомба сделана из человеческой плоти, и каждая человеческая крупинка в этой бомбе означает вымирание, и углекислоту, и токсины, и метан, и пестициды, и вырубку лесов, и горы мусора, и дальнейшее угасание. Когда-то было множество путей для разрешения этого вопроса, но сейчас альтернатив больше не существует. Есть только люди, которые, возможно, сумеют выжить, и люди, которым это, скорее всего, не удастся.
      — Лео, как всегда, несколько все драматизирует, но в этом часть его очарования, — произнесла женщина по имени Розина, обращаясь к нему с теплой улыбкой.
      Розина была немного похожа на школьную учительницу — учительницу, питающую пристрастие к платиновым украшениям и дорогой лицевой хирургии.
      — Па самом деле большая игра совсем не так романтична. В своей основе это просто еще одно американское тайное правительство, какие возникают достаточно часто и поэтому никогда не протягивают долго. Мы очень похожи на оппозицию Юга во времена Реконструкции. Или на «Невидимую империю» — Ку-клукс-клан. Ведь на протяжении почти десятка лет Ку-клукс-клан был самым настоящим подпольным правительством! В котором все держали веревку по очереди, хотя бы на минуту, так что никто как бы и не линчевал черномазого — понимаете, черномазый просто исчезал сам по себе!
      Она улыбнулась. Она говорила эти ужасные, леденящие сердце вещи и при этом улыбалась, поскольку находила их забавными.
      — А потом все, кто в этом участвовал, возвращались к своим делам — кто-то был судьей округа, кто-то полисменом, кто-то юристом, кто-то владельцем скобяной лавки… На следующей неделе они опять выезжали в своих капюшонах и масках и убивали снова. Именно так обстоит дело и с нами, Джейн. Это вполне может происходить в действительности. Это и происходило в действительности! Это происходило в Соединенных Штатах, причем еще в те времена, задолго до Интернета и электронных кодов; задолго до любых простых, надежных и удобных способов организации крупных тайных обществ. Это не какие-то выдумки; это даже не так уж сложно. Это очень легко устроить, если взяться за дело как следует, и это очень реально, так же реально, как этот стол! — Она хлопнула по столу ладонью.
      — То, что наша горстка решила выйти из игры, еще совсем не значит, что большая игра на этом закончится, — проговорил другой игрок в покер.
      Он отдаленно походил на азиата и говорил с акцентом жителя Западного побережья.
      Кстати, среди присутствующих не было ни одного черного. Не было и латиноамериканцев. Джейн сильно подозревала, что при отборе кандидатов этническое равноправие вряд ли занимало первые позиции — каким бы образом ни осуществляли отбор кандидатов подобные люди. Возможно, какие-нибудь ницшеанские IQ-тесты на принадлежность к сверхчеловекам — блуждающие в закоулках Сети интригующие интеллектуальные головоломки, с которыми могут справиться только люди определенного склада ума. Маленькие засасывающие сетевые водовороты, по которым люди соскальзывают в подполье и уже никогда не выходят на поверхность…
      — Вот, например, СПИД да это же настоящий дар богов! Мы могли бы уже давно научиться излечивать его, если бы не нашлись смелые, решительные, умные люди, которые были готовы охранять каждый из оставшихся вариантов СПИДа как Святой Грааль… Вирус, убивающий сексуально небрежных людей! И в то же время понижающий иммунитет, так что зараженные люди становятся гигантским естественным резервуаром для всевозможных эпидемий. Это ведь в основном благодаря СПИДу новые лекарства от туберкулеза так быстро потеряли всякое значение… Если бы СПИД не существовал, нам пришлось бы изобрести его! Если бы не СПИД, у нас сейчас было бы десять миллиардов населения вместо восьми.
      — Моя дорогая подруга Розина, возможно, несколько сбила тебя с толку своими древними ку-клукс-клановскими аналогиями, — мягко сказал Лео. — Мы, несомненно, не расисты; мы отдаем дань различным культурам. Мы никогда не ставили себе целью уничтожение каких-либо этнических групп — мы просто ведем последовательную работу по снижению глобального уровня рождаемости и повышению глобального уровня смертности. Я бы сказал, что наша деятельность не больше напоминает линчевание, чем ваш эф-шесть. Так же как в случае с эф-шесть, эти смерти можно лишь отдаленно отнести к человеческим действиям; то, что мы предпринимаем определенные шаги для повышения глобального уровня смертности, не означает, что эти смерти можно считать убийствами. Эпидемия — еще не геноцид, это просто ente одна эпидемия. И в любом случае, подавляющее большинство наших действий абсолютно законны и производятся открыто, это такие вещи, которые ни у кого не возбудят подозрений! Такие вещи, как, например… предложить стипендию студенту-медику.
      Он налил себе кофе и добавил в него концентрированного молока.
      — Вместо того чтобы спасать тысячи вредоносных человеческих жизней посредством мер общественного здравоохранения, вроде очищения воды и канализации, почему бы не обучить этого доктора проводить изощренные дорогостоящие операции, вроде энцефалосцин-тиграфии? Как правило, сердцем и душой национальной здравоохранительной работы являются несколько очень одиноких, очень преданных своему делу людей. Их легко найти, и их организации могут быть взломаны на очень тонком уровне. Этих беззаветных психопатов совершенно не имеет смысла отстреливать или линчевать, нет, боже упаси! Обычно им вполне хватает нескольких теплых слов и небольшого, мягкого намека.
      — Вот именно, — подтвердил азиат, — здесь подольститься, там обмануть… короткая заминка в доставке данных на трудновзламываемый сайт в пользу голодающих или нашумевший скандал, чтобы отвлечь внимание репортеров от какой-нибудь вспышки эпидемии… Современная неразбериха в ситуации с наркотиками, к примеру, — просто работа гения! Это же огромный источник финансов для чьей угодно подпольной деятельности; а ведь люди, которые колют героин, чрезвычайно беспечны и легковерны. Уличные наркотики, наверное, никогда не будут проверяться на добавочные компоненты, до тех пор пока от них торчат… Существуют наркоконтрацептивы — один укол, и женщина получает пожизненную аллергию к выстилке собственной матки; сама женщина этого даже и не заметит, вот только оплодотворенная яйцеклетка в ее матке никогда уже не удержится.
      Он глубокомысленно кивнул.
      — Это очень хорошо работает также и с массовыми прививками, если удается заразить вакцину… Полагаю, здесь можно возразить, что этот метод отдает женофобией, но мы пробовали тайно стерилизовать мужчин, и статистика доказывает, что основной причиной прироста населения является именно большое количество способных к деторождению женщин. Все дело в матке, именно так работает репродуктивная функция человечества… Люди, по собственной воле колющие себе в вену наркотики, по определению заигрывают с суицидом, так что нет особого вреда в том, чтобы немного помочь им.
      — Не говоря уже о легализации эвтаназии по требованию, — добавила вторая женщина раздраженным тоном. — А эта форма суицида обычно относится скорее к мужчинам.
      — Военная стратегия взломщиков всегда базировалась на уничтожении вражеской инфраструктуры. Это позволяло избежать политических затруднений, связанных со смертями на поле боя, так что вражеское население умирало, казалось бы, от совершенно естественных причин.
      Говорил опять радист, сидевший прямо как палка в своем кресле возле сканера.
      — Это был откровенный луддизм, первая преднамеренная попытка проводить луддизм как национальную политику. То, что практика взлома зданий так быстро просочилась в гражданское население Соединенных Штатов, доказывает только, что для этой практики имелись широкие основания… Это очень похоже на ЦРУ и лизергиновую кислоту, если вы позволите мне привести мое любимое сравнение.
      Лео отхлебнул свой кофе.
      — Мне будет очень не хватать всех вас, — признался он.
      — Я же говорила, что он сентиментален! — вставила Розина.
      — Ужасно жаль, что таланты такой группы, как наша, пришлось расходовать на совершенно секретные мероприятия. Что вы никогда не получите того, что заслужили. Вы все достойны гораздо большего.
      — Ну, ни у кого из нас положение не хуже, чем было у Алана Тьюринга , - заметил второй шахматист. — Мы просто глубже, секретнее и более компьютеризованы.
      — Кто-нибудь когда-нибудь проследит это все, — утешающе сказала Розина, обращаясь к Лео. — Мы ведь и сами не знаем деятельности игры в полном объеме. Там, должно быть, еще десятки тысяч затерянных следов… Когда-нибудь в будущем — может быть, в следующем столетии, когда у них будут время и ресурсы для настоящего исследования по базам данных, — кто-нибудь сможет раскопать правду обо всех нас и сложить вместе куски этой истории.
      Она улыбнулась.
      — И окончательно осудить нас!
      — Это их преимущество — преимущество, которое мы даем будущему. Даже два огромных преимущества: они выживут и они будут невиновны.
      — Вот поэтому мы все теперь мертвецы, — сказала Розина. — Знаешь, кто мы, Джейн? Мы каннибалы на спасательной шлюпке. Мы совершили нечто ужасное — то, что требовалось совершить, — и теперь сидим здесь, сидим вот здесь перед тобой на этих диванчиках, еще не утерев как следует губ после того, как обглодали ляжку какого-нибудь мертвого ребенка. Мы совершили вещи, которые лежат за пределами понятия греха, вещи, которые стали необходимостью. Мы те омерзительные юркие бледные твари, что живут глубоко иод камнями, и мы но праву принадлежим к сообществу безымянных мертвецов.
      Она повернулась к человеку, сидевшему за сканером:
      — Как там дела, Ред?
      — Выглядит неплохо, — ответил Ред. — Вроде как становится поспокойнее.
      — Тогда я хочу идти первой. Кто-нибудь, снимите с меня эту треклятую штуковину!
      Она подняла вверх левое предплечье. Никто не пошевелился.
      — Я сказала, что хочу идти первой! повысила голос Розина. — Я иду добровольцем! Ну, давайте, кто снимет ее с меня?
      Тот, очень молодой человек в костюме, поднялся с места.
      — Знаешь, что здесь самое дерьмовое? — сказал он, обращаясь к Джейн.
      Его темные глаза были как две устрицы, вынутые из банки.
      — Самое дерьмовое здесь то, что ты пять лет лезешь вон из кожи, чтобы разыскать в Сети реальный народ, настоящую элиту, а потом оказывается, что это всего-навсего такая вот кучка стареющих богатых политиканов и юристов! Люди, которые чересчур много болтают о всяком научно-политическо-философском дерьме, и это не значит ровным счетом ничего; а потом, когда наконец приходит время для настоящих действий, вся ответственность всегда оказывается на плечах у кого-то другого, и в конце концов они нанимают какого-нибудь продажного мексиканского копа, чтобы он сделал за них всю работу. Боже милосердный!
      Он вздохнул.
      — Дай сюда кусачки, приятель.
      Второй шахматист сунул руку под кожаный диванчик и протянул молодому человеку пневматические кусачки-болторезы с алмазной режущей кромкой.
      — Защитные очки нужны?
      — А что, похоже на то, что мне нужны твои долбаные защитные очки? Сопляк!
      Он взял кусачки и повернулся к Розине.
      — Пошли. Выйдем наружу, на лестницу.
      Они вышли из комнаты.
      Прошло полминуты; никто не произносил ни слова. Одни сдавали карты, другие внимательно изучали шахматную доску, Лео изображал необычайный интерес к широкополосному сканеру. Все мучились ожиданием.
      Наконец Розина вернулась — голое запястье, на лице сияющая улыбка. Вид у нее был такой, словно она нанюхалась кокаина.
      — Сработало! — прохрипел второй шахматист. — Я пойду следующим!
      Вошел молодой человек с кусачками. Подмышки его пиджака были темными от пота.
      — Давай теперь меня! — попросил второй шахматист.
      — Ты что, шутишь? — отвечал юноша. — Я знаю статистику. Пусть уж на этот раз это сделает кто-нибудь другой.
      — Я сделаю это, — предложил Лео второму шахматисту. — При условии, что потом ты сделаешь то же для меня.
      — Заметано, — второй шахматист благодарно прикрыл глаза. — Ты прямой парень, Лео. Мне тоже будет не хватать тебя.
      Они вышли из комнаты. Прошла минута. Они вернулись обратно.
      — Нам здорово везет, — проговорил второй шахматист.
      Он вытирал пот со лба канареечно-желтым полотенцем, утащенным из ванной.
      — Ну да, — насмешливо проговорил молодой человек, — или же они просто не так уж круто сделаны, как мы думали… Куда вы потом собираетесь девать браслеты?
      — Оставим в коридоре.
      — Лучше детонировать. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь потом заново собрал эту схему?
      — Верно, — сказал Лео и взглянул на Джейн. — Вот видишь, почему Малиновый Мститель был так важен для нашей группы? Ему всего лишь девятнадцать лет, но сейчас ни одна Сеть не обходится без этих маленьких разбойников, они встречаются даже в самых лучших компаниях.
      — Зачем ты пришел сюда? — спросила Джейн у Малинового Мстителя.
      — Я в игре уже пять лет. Начинает надоедать. — Лицо Малинового Мстителя помрачнело.
      — К тому же, если я сейчас к чертовой матери не уберусь из этого города, мне придется пришить обоих моих тухлых раздолбаев-родителей! Из долбаной двустволки!
      Двое из игроков в покер поднялись с места — азиат и вторая женщина. Они молча обменялись взглядами, в которых читался глубокий интимный смысл, потом мужчина взял кусачки, и они вдвоем вышли из комнаты.
      Через пятнадцать секунд раздался громкий взрыв. Затем вопли.
      Лица присутствующих побелели как бумага. Вопли, затихая, перешли в судорожные, с придыханием, всхлипы.
      Малиновый Мститель сунул руку внутрь пиджака, вытащил короткоствольный керамический револьвер и на негнущихся ногах прошел к двери. Он рванул ее, оставив за собой открытой. Из проема донесся поток нечленораздельного, подвывающего, панического лепета, затем выстрел. Еще один выстрел. Потом долгая, глубокомысленная тишина. И наконец еще один, последний выстрел.
      Малиновый Мститель снова вошел в комнату. Его костюм был слегка забрызган кровью — не более чем несколько маленьких капелек крови в нижней части темно-серых брюк. В руках он держал кусачки, алмазные лезвия которых потемнели от удара при взрыве.
      — Это был ее браслет, — проговорил он. — Он тоже мертв, так что теперь нам не придется снимать браслет еще и с него.
      — Кажется, я передумал, произнес первый шахматист.
      Не меняя выражения лица, Малиновый Мститель навел пистолет прямо на дужку его очков.
      — Как хочешь, приятель.
      — Ладно-ладно, я иду.
      Первый шахматист перевел взгляд на Реда-радиста.
      — Давай, пошли, сделаем это!
      — Я пойду с вами, — заявил Малиновый Мститель.
      — Зачем?
      — Во-первых, потому что я остался без пары и вы должны будете под конец освободить и меня. А во-вторых, потому что если ты сдрейфишь и попытаешься удрать с браслетом на руке, тебе придется делать это еще и с моей пулей в голове.
      Он презрительно фыркнул и закашлялся.
      — Чувак, для парня с тремя учеными степенями ты на редкость туго соображаешь!
      Они вышли. И вернулись живыми.
      — Полагаю, двадцать пять процентов необычайно удачный коэффициент смертности при наших обстоятельствах, — сказал Лео.
      — Принимая во внимание те чрезвычайные меры, которые были приняты, чтобы помешать нам завершить это дело… Да, вполне приемлемо, — согласился второй шахматист.
      Внезапно телевизор, до этого момента показывавший снег, вновь возродился к жизни.
      — Смотри-ка, накрыло Оклахома-Сити! — сказал первый шахматист. Он слегка прибавил звук, и шестеро оставшихся в живых игроков уселись напротив на диванчике. Их лица светились неподдельным интересом.
      — Посмотрите, как они грамотно подключили к Сети городские камеры наблюдения, чтобы поймать первую волну разрушений, — сказал Ред. — И взгляните: они же первыми снова оказались в воздухе! На этом «Канале 005» работают настоящие специалисты!
      — Оставь «005» включенным, — попросил второй шахматист. — Это определенно самая лучшая метеокоманда быстрого реагирования по всей стране.
      — Это точно, — кивнул Ред. — К тому же у нас нет выбора. Думаю, на всех остальных каналах пока пусто.
      Он принялся переключать каналы на втором телевизоре.
      — Эй! — позвал его Лео. — Посмотри-ка на этот «сезамовский» спутниковый снимок!.. Выглядит очень странно, а, люди? Такое впечатление, словно Оклахома-Сити накрыло гигантским пончиком, отрезав со всех сторон!
      Розина засмеялась.
      — Да, странная форма, правда, Джейн? Что бы это могло значить?
      Джейн прочистила горло.
      — Это значит… это значит, что Джерри прав. Потому что я уже видела эту форму раньше, на его моделях. Это не вихрь, а… ну, в общем, это гигантский водоворот, имеющий структуру тора, у поверхности земли. То есть… представьте себе торнадо — если положить его набок и засунуть его конец в его же воронку — ну, как змея, глотающая собственный хвост… И тогда он становится гигантским кольцом — тором. Он засасывает восходящие потоки со всех направлений снаружи кольца и выплевывает нисходящие с верхушки и стен, и он стабилен. Он будет становиться только больше и больше, до тех пор пока не высосет весь избыток тепла и влаги.
      — И что это, собственно, подразумевает?
      Джейн почувствовала, как слезы тонкими струйками скользнули по ее щекам.
      — Я думаю, это значит, что все мои друзья мертвы.
      — И что про Оклахома-Сити можно просто забыть, — добавила Розина.
      — Мега! — подытожил Малиновый Мститель.
      Оклахома-Сити методично докладывал о собственном разрушении. Глядя на экран, Джейн сразу поняла, что перед ней блок истории — весьма необычный и насыщенный ее отрывок. Как если бы какой-нибудь латинский поэт времен упадка Римской империи декламировал перед ней свою автобиографию, одновременно вскрывая себе вены в ванне.
      Под прикосновением Ф-6, ярость которого достигла теперь полного размаха, Оклахома-Сити на телеэкране взрывался квартал за кварталом. Город засасывало в воздух, раздирало на части и размазывало по земле. Ураган целиком выдирал из земли железобетонные высотные здания, словно фермер, дергающий на огороде морковку. Это были очень прочные и крепкие строения, и, когда они падали на землю и принимались катиться, все их содержимое потоком устремлялось из окон вместе с фонтанирующей суспензией из стекла, мусора и пыли. Падающие небоскребы выдирали с собой огромные куски улицы, и, когда ветер забирался под асфальт, из-под него взметались вверх тысячи вещей. Под поверхностью Оклахома-Сити было много пустого пространства — много пустого пространства, где укрывалось много людей; и, врываясь в эти длинные цепочки убежищ, ветер попросту продувал их, словно флейту. Вдоль всех улиц взрывались крышки люков, и из-под мостовой вырывались мощные китовые струи пара, а затем из земных глубин на поверхность всплывало целое китовое стадо, когда еще один небоскреб медленно валился набок, вспарывая уличное покрытие тянущимися за ним интернет-кабелями, и сверхпрочными керамическими водопроводными трубами, и бетонными тоннелями пешеходных переходов.