Глава 32

Ни улыбки, ни приветственного рукопожатия, ни полицейского по имени Бек. Но о себе и не стоит объявлять, если ты знаешь, что в тебе никто не нуждается. Кэлли доехал до своей гостиницы и зарегистрировался. В самолете он не ел и не спал – он всегда так делал, чтобы его не укачало. Кэлли заказал себе в комнате обслуживания сандвич и виски, да еще и пива вдогонку. А потом присел к окну и принялся уничтожать все это.

Гостиница представляла собой что-то вроде полого прямоугольника с внутренним двориком посередине. Фонтан чуть слышно журчал водой, стекавшей с пяти круглых ярусов в широкую мраморную чашу. С ее ободка ныряли птицы, они ополаскивали спинки, а потом веером распускали перья, словно колоду карт. Все, освещенное солнцем, было окрашено в цвет старого золота, а все, что оставалось в тени, было голубым.

Кэлли отправил в рот приличный кусок сандвича, подошел к тумбочке у кровати и, достав оттуда местную справочную книгу, вернулся к окну. Быстро пролистав страницы, он выбрал имя Карла Мэзерса, потому что ему понравился резкий и бесцеремонный тон объявления: «Расследования. Оплата ежедневная».

А номер Элен был занят. Кэлли повесил трубку, собираясь позвонить снова, и растянулся на кровати для последнего глотка виски. Когда он проснулся, комната была светло-голубого цвета, иначе говоря, залита лунным светом вперемешку с отблесками освещения внутреннего двора. Звонить было уже поздновато. Он распахнул окно и прислушался к шипению и журчанию фонтана. В комнате напротив, с противоположной стороны двора, беззвучный телевизор излучал клинок света, и издалека было похоже, что луч огромного фонаря играет на стенах. Тело Кэлли гудело от усталости, и по нему пробегала легкая дрожь, хотя вечер был очень душным. Он стянул с себя одежду, сдернул с постели простыню и забрался туда. Из какой-то соседней комнаты доносилась музыка, нежный, медленный ритм...

Он подумал: «А завтра я... А какого черта я должен...» А потом подумал: «Эта мелодия называется...» Ну а потом он заснул.

С Карлом Мэзерсом он встретился в какой-то забегаловке на Конгресс-стрит. Этакий тощий мужчина, выглядевший так, словно он не спал много ночей подряд. Практически первой же фразой Мэзерса была такая:

– Вы хотите узнать о том, чего не сможете добыть.

– Тогда зачем же вы пришли? – спросил Кэлли.

– Я же не говорю, что вы не должны пытаться узнать. Я сказал, что вы не можете добыть это. Если вы согласны платить по моим тарифам, я попробую это сделать для вас. Только не жалуйтесь, если в конце концов ничего не выйдет.

– Что же, Кемп настолько хорошо защищен?

Мэзерс выдернул сигарету из пачки в кармане рубашки.

– А как много вы знаете о нем? – спросил он, смеясь.

– Допустим, что я ничего не знаю вообще.

Мэзерс закурил сигарету и тут же, суетливым жестом выхватив ее изо рта, сказал:

– У него есть небольшое ранчо, недалеко отсюда, миль, может быть, сорок, но это уже пустыня. Он там выращивает розы, земли у него парочка акров, может и побольше, она и перед домом, и позади него.

– Прямо в пустыне?

– Да. Розы. Позади роз – изгородь. А между изгородью и розами люди с винтовками.

– Они что же, охраняют розы?

Мэзерс выдернул сигарету из губ и засмеялся. Из глубины его легких послышалось какое-то громыхание, как будто там перевернулся старенький паровоз.

– А в чем ваш интерес к Кемпу?

– Вам необходимо это знать?

Официантка принесла кофе, а для Мэзерса пирожное размером с тарелку – сверху изюм и все залито яркой глазурью. Он обеими руками приподнял его и откусил немного, одновременно с тоской глядя на свою сигарету, отдыхающую в пепельнице.

– Это могло бы мне помочь, – сказал он.

Кэлли толкнул к нему через стол свое удостоверение. Облизав большой и указательный пальцы правой руки, Мэзерс раскрыл эту маленькую картонку, а потом оттолкнул ее обратно.

– Но с местными коллегами вы не сотрудничаете. Почему же?

– Они, похоже, не способны мне помочь.

– А с кем вы разговаривали?

– С неким Беком.

Мэзерс улыбнулся, откусывая от пирожного еще один кусок.

– Угу, Тайлер Бек.

– Вы знаете его?

– Ну, знаю-то я их всех. С Тайлером мы знакомы несколько лет. Хороший парень. Серьезный парень. Он, знаете ли, ходит на лыжах в Маунт-Леммоне, много играет в гандбол, в теннис... Ну и что он вам сказал?

– Да просто, что они не смогут мне помочь.

– Поэтому вы сюда и прилетели?

– Выходит, что так.

Мэзерс уже расправился с половиной пирожного, и теперь его желания изменились. Он положил остаток на тарелку, раздавил все еще горящую сигарету в пепельнице и закурил другую.

– Я не могу поверить, что Гуго Кемп так сильно высунул голову из своей траншеи.

– Ну не совсем так. В Лондоне были украдены кое-какие картины. Они, возможно, попали к Кемпу. Я хочу сказать, что они, вероятно, были украдены именно для него.

– Так, это уже не шутки. – Кэлли ждал, не уверенный, сказал ли это Мэзерс скептически или он и в самом деле заинтригован. – Ну вообще-то он чертовски богат. Я слышал, что он любитель искусства. Так вы здесь из-за этих картин, из-за Кемпа? Из-за того и другого?

– Нет. На эти картины было два покупателя. Один из них был убит, чтобы расчистить дорогу для Кемпа. Мне просто нужна кое-какая информация.

– От Кемпа?

– От кого-нибудь, возможно, и от Кемпа.

– И вы просите меня работать в обход местного департамента полиции?

– Не совсем так. Они же не сказали «нет».

– Но ведь и «да» они тоже не сказали... – Мэзерс погасил сигарету и приступил ко второй половине пирожного. – И вы сами все это оплачиваете?

– Ну, я несу некоторые расходы, а потом компенсирую разницу.

Мэзерс изогнул голову, отрывая захваченный в зубы кусок. Потом он немного пожевал его. Официантка налила им еще кофе.

– Чего бы вы ни хотели, – сказал Мэзерс, – вы хотите этого очень сильно.

– Мне нужна лишь информация.

– Какой срок?

– Около недели.

– Неделя. Так, думаю, такой срок вы мне сможете оплатить. Есть еще кое-кто, с кем мы можем потолковать. Один парень по имени Джерри Каттини, он работал на Кемпа.

– Насколько тесно? – спросил Кэлли, но Мэзерс пожал плечами. – Я хочу спросить, работал ли он на Кемпа или вместе с Кемпом?

– О, тут вы правы! Нет, только на него. Гулял вдоль его границы с винтовкой. Но он нам скажет то, что знает. Обвиняет Кемпа в том, что тот приказал его избить.

– В самом деле?

– Ну, во всяком случае, кто-то его избил, – сказал Мэзерс, вытаскивая новую сигарету. – Джерри работал на меня, правда, совсем недолго – когда я мог позволить себе иметь помощника. Я тайком приносил ему в больницу выпивку. Беднягу всего исколошматили, а одним глазом он теперь вовсе не видит. Тайлеру Беку он сказал, что его, мол, сшиб грузовик. Впрочем, выглядел он вполне подходяще для этой версии.

– Что мы можем сделать еще?

– А что бы вы хотели сделать? – вопрос Кэлли явно развеселил Мэзерса.

– Я бы хотел поставить подслушивающее устройство в доме Кемпа.

– Так. – Глубоко в груди Мэзерса что-то загрохотало. – Разумеется. Никаких проблем. – Грохот превратился в приступ кашля. Мэзерс вытащил из кармана носовой платок и приложил его ко рту. Казалось, из глубокой шахты на поверхность поднимался темный осадок. Мэзерс осторожно сложил носовой платок, держа его наготове на случай нового приступа. – Я проберусь прямо туда и прилажу кабельный микрофон к одному из окон. – Он кашлянул еще пару раз, но сумел сдержать новый приступ.

– Это бы здорово помогло, – сказал Кэлли.

Мэзерс улыбнулся и убрал носовой платок в карман.

– Вы говорите, что будете здесь всего неделю? – спросил он, и Кэлли кивнул. – Это хорошо.

У входа в торговый квартальчик были воздвигнуты три временные палатки, занавешенные коричневато-желтыми и синими одеялами. Блики света отражались на ожерельях, кулонах, браслетах и кольцах из серебра и бирюзы. Три ряда крошечных фигурок окружали индейскую корзину, навсегда сомкнув вплетенные в ткань руки. На месте голов зияли черные квадратики, поэтому казалось, что эти фигурки как бы отвернулись, стремясь оградить от праздных взглядов священность своего танца.

Мэзерс огибал полукруг туристов. Он говорил:

– Завтра мы с вами поедем туда. Лучше всего рано утром. – Он обернулся, чтобы удостовериться, что Кэлли следует за ним. – Не слишком ли рано для вас?

– Нормально.

– Я за вами заеду. Вы мне расскажете о вашем разговоре с Джерри Каттини, идет?

– А вы что же, не останетесь?

– У меня есть кое-какие дела. Но я сделаю существенное введение. Это значит, что я предварительно по-дружески угощу Джерри. Но вы не беспокойтесь: он не нагрузится до такой степени, чтобы его ответы стали бессмысленными. Он уже забыл, как это действует.

Внутренние «часы» Кэлли уже ворчали и звали поесть. Когда они с Мэзерсом пришли в бар, он заказал сандвич и принес на их столик чашку маисовых чипсов. Джерри Каттини появился, как только они уселись. Он спросил Мэзерса:

– Парень вот этот? – и даже не дожидаясь ответа, взглянул на Кэлли и сказал: – Ты ищешь суку Кемпа?

Невидящий глаз Каттини был прикрыт каким-то черным лоскутом, поддерживаемым веревкой, которая исчезала за ухом и появлялась снова из линии волос, пересекая лоб. Чуть ниже по лицу шла глубокая борозда. Здоровый глаз был зеленым, как у кошки.

– Мне нужна кое-какая помощь, – сказал Кэлли. – Я был бы признателен за то, что вы можете сказать мне.

Каттини быстро наклонил голову, смеясь над акцентом Кэлли. Мэзерс сходил в бар и вернулся с выпивкой в обеих руках.

– Я не буду, – покачал головой Кэлли.

– Ну и правильно, – сказал Мэзерс.

Он выстроил три стакана в ряд у локтя Каттини, а один оставил себе. В баре громыхала музыка: сразу несколько гитар играли самбу. Каттини встал и заковылял к бармену, протиравшему стаканы. Когда он повернул назад, к их столу, музыка ненадолго оборвалась, а потом зазвучал какой-то мягкий ритм в стиле кантри[7]. Голос певца был едва слышен. Мэзерс уже уходил, опустошив свой стакан. Кэлли он сказал:

– Завтра утром. Тогда и начнете мне платить.

Каттини посмотрел через плечо и приветственно поднял руку, когда Мэзерс направился к двери.

– Карл – хороший мужик, лучше и не бывает, – сказал Каттини и отхлебнул из первого стакана. – Помогал мне кое в чем.

– Вы работали на Кемпа, это верно? – спросил Кэлли.

Глядя на Каттини, он подумал, что тому должно быть лет тридцать пять, хотя было трудно сказать это наверняка. Виски сделало его фигуру тяжеловатой и так раздуло лицо, что истинные черты расплылись и стали неясными, словно постоянно находились в тени. Пятна неровной щетины покрывали щеки и подбородок. Кэлли напряг свое воображение, чтобы прочистить эту картину, и из полутьмы выступил красивый статный мужчина.

– Да, я работал на него, – ответил он.

– Расскажите мне о нем.

– А что тебе нужно?

– Все, что я могу получить, – улыбнулся Кэлли.

– Вижу, он твой враг. – Зеленый глаз сверкнул в сторону Кэлли, а потом воззрился на следующий стакан.

«Бьет ли он на эффект, – подумал Кэлли, – или он в самом деле смышленее, чем я думал?» Вслух он сказал:

– Да; что-то в этом роде.

– Отлично. Мало что можно о нем рассказать, но хватит, чтобы послушать. Все знают, что Кемп не любит нарушать свое уединение. Он мало бывает на виду, и никто о нем много не думает. Он богат. У него есть земля к востоку от Таксона. Он тратит чертовски много денег на орошение и поэтому может выращивать там розы. Ты слыхал о...

– Да.

– Хорошо. Ну, это все правильно, я думаю, люди считают, что он может тратить свои деньги на все, что душе угодно. Богатые всегда так поступают, так ведь? Он ездит в город время от времени. Он дает деньги местным благотворительным учреждениям. Известно, что парни с винтовками охраняют его землю, но что из того? Это не противозаконно. Кому понравится, чтобы к нему лазили. Какому-нибудь парню захочется роз для своей девушки, какой-нибудь индеец высматривает, где бы достать денег на выпивку...

– Но что же они на самом деле охраняют?

– Он собирает картины.

– Откуда ты это знаешь?

– Не надо меня дурачить! Это все знают. Одна из лучших частных коллекций в стране. Люди устраивают для него нужную цену на аукционах, главным образом один парень, Генри Глинвуд, под видом «безымянного покупателя». Но известность Кемпа бежит впереди него.

– Он мог бы установить систему сигнализации.

– Да. Но это не только картины. Он хочет целый мир не подпускать близко.

– А есть там у него что-то... какие-то картины, которые он предпочел бы вообще никому не показывать?

– Может быть. Может быть. – Каттини посмотрел на один полный стакан, оставшийся на столе и сказал: – Тебе бы надо купить мне выпить.

Кэлли уже наполовину встал, но Каттини вытянул вперед руку, останавливая его, и взглянул на бармена, который тут же наклонил бутылку над стаканом, а потом затолкнул стакан виски с содой и льдом в морозильник.

– А что случилось с тобой? – спросил Кэлли.

И словно этот вопрос напомнил Каттини о его заплатке на глазу, он ослабил ее. Веревка съехала немного и заняла новое место. Красная полоса пересекала морщины на его лбу, словно след от клубники.

– Картины – это не единственная вещь, которую он держит там в заточении, – сказал Каттини. – У него есть дочь, Нина. Если бы я сказал тебе, что она слегка с приветом, ты бы не понял и половины этого. Она почти всегда как во сне, даже когда гуляет по дому.

– Наркотики? – предположил Кэлли.

– Да, она принимает, я имею в виду не героин или что-нибудь такое, а какие-то таблетки. Но дело не в этом.

– А в чем же тогда?

Явился бармен с сандвичами для Кэлли и тремя стаканами на подносе. Он поставил стаканы на стол рядом с Каттини, а сандвичи и счет положил перед Кэлли.

– Они действуют только втроем, – сказал Каттини. – Три – мое счастливое число. – Глотки его становились все больше. – Ты знаешь все эти сказки о принцессе, запертой в башне? Она целыми днями сидит у окна, высматривая рыцаря, который прискачет под ее окно, и она расплетет волосы и опустит их вниз, а он заберется по ним в башню, освободит ее, и они ускачут прочь вместе. Вот что-то этакое, если не считать, что Нина давным-давно перестала высматривать своего рыцаря.

– Почему? – спросил Кэлли.

– Поди проверь, – сказал Каттини. – Если добудешь ответ, дай мне знать. – Его рука снова потянулась к заплатке на глазу. Он просунул под нее указательный палец и медленно помассировал глазную впадину. – Мне нравилась Нина. Не могу сказать тебе почему. – Он засмеялся. – Возможно, я вышел из какого-нибудь давнего рода рыцарей и никто никогда не сказал мне об этом. Мы с ней обычно говорили, ну, знаешь ли, ничего важного, просто о том о сем. Она любит читать. Иногда я относил в какой-нибудь книжный магазин в городе список книг для нее. У меня был индейский браслет, который ей нравился, я его купил в одной ремесленной лавке в резервации, кожа с бирюзовыми бусинками. Я отдал его ей. Она славная девушка. Я даже не знаю, что я тогда думал. – Он отпил еще виски и продолжил: – Ну и она начала вроде как пялить на меня глаза. Начала искать меня. Как-то раз она вышла к внешней изгороди. А в другой раз пришла на кухню, где мне готовили кое-какую еду. Я не возражал. Я думаю, что смог бы и трахнуть ее, будь у меня возможность. Один из других ребят как-то спросил меня о ней. Ну, мы с ним просто болтали, понимаешь, как она балдеет от меня. Он спросил, не трахал ли я ее уже, я ответил, что нет, но если она снова выйдет к внешней изгороди, то для этого как раз будет хорошее время. Ну, это просто была такая болтовня на бегу.

И в ту же ночь они вывели меня в пустыню и избили. Я даже не знаю, имелось ли в виду меня убить или нет. Я не думаю, что их волновало, выживу я или подохну. Я получил каблуком башмака прямо в глаз, не говоря уже о других местах. – Остался один стакан, и Каттини повернулся к бармену.

– А Тайлеру Беку ты сказал, что тебя сшиб грузовик.

– Да, – засмеялся Каттини. – Я остался жив. Я хотел и дальше таким оставаться, живым. Кемп мог купить весь Таксон. Я не знаю, почему он этого не делает. А Тайлера мой ответ устроил. Он даже довез меня до больницы по дороге на теннисный корт.

– А Нина бывает в городе? – спросил Кэлли.

Бармен забрал пустые стаканы, а на стол поставил полных три и положил счет для Кэлли.

– Я бы не стал думать об этом, – ответил Каттини.

– Бывает или нет?

– Нет.

– А Кемп уезжает куда-нибудь?

– Да, в деловые поездки, иногда.

– А когда он уезжает, кто опекает Нину?

– Что делает?

– Ну, кто присматривает за ней, держится рядом?

– Один индеец. Айра Санчес.

– Могу я добраться до него?

– О, черт подери, я не знаю, чего ты ищешь, но я, сукой буду, хорошо знаю, что ты найдешь. – Здоровый зеленый глаз пристально вглядывался в лицо Кэлли, где на скуле след синяка уже стал желтым, а сбоку носа алела запятая. – Посмотри сюда, – сказал Каттини и кончиком пальца слегка провел по ресницам Кэлли. А потом, щелчком подбросив вверх свою заплатку, словно веко, снова сказал: – Посмотри сюда.

Смятая, разрушенная плоть, запавшая внутрь и темная, как инжир. И в центре ее – черная дыра, устье туннеля, ведущего туда, где хранятся сны.

Кэлли вернулся из бара. Он оплатил очередной счет и даже заказал еще одну тройную порцию для Каттини. Прощаясь, Кэлли сказал ему:

– Если мне придет в голову что-нибудь еще, я смогу найти тебя здесь?

– Может быть. – Каттини поднял свой стакан. – Но лучше через Карла.

– Или если тебе придет в голову что-то еще...

– Конечно. Через Карла.

– Спасибо, – кивнул Кэлли.

– Айра Санчес любит посещать бои, – сказал Каттини. Он отхлебнул добрую треть стакана, лед постукивал о его зубы. – Ты найдешь его там, если поищешь.

– Бокс? – спросил Кэлли.

– Не совсем, нет. – Позади Кэлли уже стоял бармен с подносом, и Каттини только и сказал: – Удачи во всем!

Глава 33

Поначалу свет был жемчужным и слабым, почти как просвечивающая раковина где-то у края неба. Потом какое-то маслянистое зарево стало разливаться от горизонта к горизонту, как бы затопляя плоские вершины столовых гор и скалистые выступы пород в возвышенной части пустыни.

Какая-то змея высунулась из расщелины. Она казалась бесконечной, потому что ее кольца были скрыты от взгляда в этой нише. Змея свесилась вниз с уступа высотой футов в девять, проползла еще немного и замерла, так и не добравшись до земли.

Тени становились все плотнее, превращаясь в лучах прибывающего света в ясные контуры кустарника и низкорослых деревьев. Что-то зашевелилось в кустарнике, и змея мгновенно исчезла между двумя скалами. Когда автомобиль Карла Мэзерса притормозил, розовый сад был им хорошо виден. На темно-голубом полотне неба осталось лишь несколько золотистых следов. Пустыня жила, но невозможно было понять как и где.

Они вышли из машины. Кэлли посмотрел на розы, на этот красный поток.

– Это нелепо, – сказал он.

– Да, своего рода сумасбродство, – сказал Мэзерс. – Что-то из разряда памятников себе, понимаете? Человечество тщеславно. – Сигарета обожгла его палец, и он бросил ее под каблук ботинка. – Вроде фараонов, только вот кому нужна усыпальница с дверью, Господи, зачем?

– А где эта изгородь? – спросил Кэлли.

– Со всех сторон. Отсюда трудно разглядеть. Она под напряжением. – Мэзерса вдруг осенила одна мысль. – Вы ведь не думаете о...

– Нет, – покачал головой Кэлли, – просто любопытно.

– Что вам нужно, – спросил Мэзерс, – и на какой срок?

– Ну, что-то вроде системы радиоперехвата. И на возможно больший срок, как удастся.

– М-да... Ну, я не смогу дать вам послушать, что говорится во всем доме, поскольку у меня нет доступа во весь дом. Я могу предложить вам пару комнат, но и в этом случае я должен буду в какой-то момент побывать в этих комнатах, чтобы проделать это.

Мэзерс открыл дверцу машины и порылся в бардачке. Выудив оттуда бинокль, он передал его Кэлли и сказал:

– Так вот: если вам удастся придумать, как проникнуть через ограду, миновать охранников и подойти к дому, а потом еще забраться в одну или две комнаты и остаться там одному хотя бы на пару минут, чтобы установить подслушивающее устройство, – что ж, тогда все отлично и вы получите то, что хотите.

Кэлли отрегулировал бинокль, и розовый сад прыгнул навстречу ему. Пышно цветущие розы были так близко, что казалось, можно их сорвать. Какой-то человек забрел в округлую панораму и вышел из нее. Кэлли перевел бинокль влево и снова нашел его, вздрогнув от того, насколько изображение приблизилось, оказавшись прямо перед ним. Казалось, человек может услышать его голос, увидеть его так же ясно, как Кэлли видит его: джинсы «Левис», широкополую шляпу, свободного покроя рубашку, ну и еще винтовку, покачивающуюся в руке. А позади этого периметра из роз – дом. И кресло-качалка на веранде.

– И какие же у нас варианты? – спросил Кэлли, возвращая бинокль Мэзерсу.

– Ну, можно дождаться темноты, как-то обойти этот ток в изгороди, перелезть через нее, тайком прокрасться в дом, прилепить жучок на одно из окон, надеясь, что они его не заметят.

– А вы сможете?

– Нет. Но есть и лазерное подслушивающее устройство: вы направляете его луч на окно: любой звук в комнате заставляет вибрировать стекло, как диффузор в динамике. Промодулированный речью звук возвращается к приемнику. Стоит такая штука примерно годового жалованья. ЦРУ могло бы одолжить вам экземплярчик, а может, и какая-нибудь большая компания, недавно успешно прибравшая к рукам другую и теперь не нуждающаяся больше в этой штуке.

– А что еще можно сделать?

– Я могу послать туда по почте этакий фальшивый презент. Ну какую-нибудь вещичку, рекламирующую новую партию электроники. Что-то вроде дармового калькулятора. Микрофон находится внутри калькулятора. Но для этого потребуется время. Надо изготовить печатные бланки, сделать их достаточно солидными на вид, что-то придумать с обратным почтовым адресом. Все должно выглядеть достоверно, ну так, чтобы Кемп мог ожидать получить нечто в этом роде. Но тут надо принять во внимание, что Кемп, возможно, сам не распечатывает свою почту. Кто-нибудь другой может оставить себе этот калькулятор, унести его из дома, просто выбросить... Ну теперь вы увидели все, что хотели? – спросил Мэзерс. – Думаю, я тут не единственный, у кого есть полевой бинокль.

Кэлли влез в машину. Мэзерс крутанул руль, и они выскочили назад, на подъездную дорогу.

– Стало быть, нет надежного способа, если только мы не проникнем в дом? – спросил Кэлли.

– Вы ли, я, кто-нибудь другой... – ответил Мэзерс. – Кроме того, обо мне речи нет. Послушайте-ка. – Он явно прикидывал новый вариант. – Предположим, что ваш телефон не в порядке. И тогда я могу прийти к вам и проверить его, пока вы ждете в другой комнате.

– Идея с телефоном мне нравится, – сказал Кэлли, припоминая, что проходил краткий курс изучения техники наблюдения.

– Да, это пожалуй самое лучшее. Связь односторонняя, обнаружить ее почти невозможно, надежно... – Мэзерс выпустил руль, чтобы достать сигарету из рубашки одной рукой, а другой нажал на зажигалку на приборной панели.

– Джерри Каттини упомянул некоего Айру Санчеса.

– Да? – Мэзерс держал сигарету во рту, прикрыв от дыма один глаз.

– Работает на Кемпа.

– Что ж, я знаю. Не очень хорошо, но знаю. Малый не дурак. Похоже, разрывается между резервацией и городом, пока не зная, где для него более подходящее место. Думаю, оно не там и не там. Или и там, и там. Он у Кемпа уже пару лет следит за порядком. Что-то вроде бригадира, я полагаю. Присматривает за этими парнями с винтовками.

– А иногда и за дочерью.

Мэзерс искоса довольно долго глядел на Кэлли.

– Неужели? – спросил он наконец.

– Каттини что-то говорил насчет того, что Санчес любит посещать бои. Это верно? Бои?

– Это верно.

Молчание нарастало. Мэзерс держал окурок сигареты мертвой хваткой, дым струился из кончиков его пальцев.

– Вы можете показать его мне? – спросил Кэлли.

– Разумеется, могу.

Арена для петушиных боев не отличалась замысловатостью устройства и представляла собой неровный круг, огороженный планками, набитыми на колышки высотой по колено. С одной его стороны стояли хозяева будущих бойцов, причем каждый держал свою птицу двойным захватом: одной рукой поддерживал снизу, а пальцами другой слегка сжимал зоб птицы. Кругом стоял сильный шум: зрители делали ставки на первую пару. Птицы сидели на руках хозяев тихо и спокойно.

Они доехали до самого края города, уже когда сгущались зыбкие, розовато-лиловые сумерки и повсюду в зданиях загорался свет, словно медленно накалялись какие-то огромные сигнальные лампы. Мэзерс показал через ветровое стекло:

– Вон он, Санчес.

Это был коренастый мужчина, слишком отяжелевший пониже груди, но еще достаточно сильный. Его волосы были стянуты на затылке. Кто-то получил у Кэлли пять долларов, и он вошел в помещение без крыши. На стенах шипели карбидные лампы, и еще несколько были водружены на жердях, поближе к ограниченному планками кругу. Их отблески обесцвечивали все, чего касались, и отбрасывали густые тени на пространство вокруг арены.

Двое хозяев вышли на арену и остановились по разные стороны от процарапанной по земле линии. Они держали петухов на уровне пояса и головами слегка сталкивали их друг с другом. Серовато-коричневый и золотисто-синий петухи были подготовлены для состязания: их гребни и бородки подрезаны ножницами. Птицы тянули шеи, пытаясь клюнуть друг друга. Хозяева сталкивали их, отдергивали назад и снова сталкивали. У обоих петухов на шпорах были острые стальные наконечники, слегка изогнутые, длиной дюйма в полтора.

Хозяева отступили назад и выпустили птиц на арену. Петухи ринулись вперед, изготовившись к прыжку, перья на их шеях и спинах взъерошились. И вот они уже начали коротко клевать друг друга в грудь и шею. А Кэлли тем временем пробирался вокруг арены. Айра Санчес смотрел на птиц, потом он поднял глаза и взглянул туда, где на дальней стороне арены какой-то мужчина принимал ставки. Санчес кивнул, и букмекер тоже кивнул ему в ответ, обегая взглядом толпу и изучая лица людей – ища в этом оглушительном шуме желающих сделать ставку.

– Айра Санчес? – спросил Кэлли.

Синий петух оказался хорошим летуном, у него даже были подрезаны крылья, чтобы не позволять ему взлетать слишком высоко во время схватки. Вот он приподнялся во внезапном порыве ярости, выискивая возможность нанести удар прямо в мозг, но вместо этого ударил соперника стальной шпорой в грудь. Судья стоял возле арены, глядя на процарапанную на ней линию. Это был седой мужчина в разорванной куртке и в фетровой шляпе. Он подозвал одного из хозяев, и оба они перелезли через планки.

– Опасно делать ставку на такого летуна, – сказал Санчес, не отрывая глаз от арены. – Набирает слишком большую высоту и может напороться на шпору при спуске. И все же синий победит. Прекрасно работает крыльями. Я видел, что вы смотрели на меня.

– Нельзя ли нам поговорить?

– Вы канадец?

– Британец.

– В самом деле?

Хозяева снова расставили по местам своих птиц. Санчес переглянулся с букмекером.

– Вам бы надо поставить что-нибудь на этого. Шансы немного уменьшились, но людям этот летун не нравится.

Шум возрастал, зрители выкликали по именам своих фаворитов, спорили, смеялись, заключали пари. Кэлли почти не слышал Санчеса.

– А как мне это сделать? – спросил он.

Не поворачиваясь, Санчес протянул руку. Кэлли дал ему десятидолларовую бумажку. Голова букмекера подпрыгнула. Серовато-коричневый петух отступил, делая выпады в стороны, как боксер. Синий взлетел на подрезанных крыльях, акробатически изогнувшись, чтобы нанести скользящий удар. Его шпора зацепила крыло противника, и птицы закружились, вытянув шеи друг к другу, потом одновременно бросились в атаку, отчаянно колотя шпорами. Глаза их остекленели от ярости. Синий на мгновение отодвинулся, и судья тут же окликнул другого хозяина. Раздались сердитые выкрики зрителей.

Хозяин серовато-коричневого петуха выдернул у него перо из хвоста и приложил пушок на конце пера к ране на шее, чтобы остановить кровь.

– Видели? – осклабился Санчес. – Ваши деньги целы.

– Так мы можем поговорить?

– Здесь сейчас пойдет борьба голыми шпорами. Я знаю самый верный путь к удаче. – Он взглянул на другую сторону арены, где стояла, чего-то ожидая, толстая женщина в блузке со шнуровкой. У ее груди приютился большой, грифельного цвета, петух.