– Но ведь мне нужно кое-что, и вам нужно кое-что. Вот и сойдемся на чем-нибудь.

Элен показалось, что она слышит Никола впервые. Она отправить на кухню, чтобы принести кофе, который поставила раньше. Чашки, блюдца, небольшой кувшинчик с молоком – словом, она нашли себе занятие, пока в комнате говорили о делах. Роль связной, этакой секретарши то ли при Никола, то ли при Кэлли. Чашки громыхали от вспышки гнева.

– Ну хорошо, – говорил тем временем Кэлли, – я вас слушаю. Что нужно вам?

– Мне нужно сохранить анонимность.

Когда Элен вернулась в комнату, Кэлли все еще стоял. Никола повернулась и облокотилась на книги, скрестив руки на груди и положив ладони на плечи, подобно эполетам. Она не пыталась кокетничать, но все же выглядела несколько глуповато.

– А что нужно мне?

– Вам нужен Шмидт. – И поскольку Кэлли в недоумении посмотрел на нее, Никола добавила: – Партнер Джея. Ну тот, кто...

– Да, – вспомнил Кэлли. – А мужчины, которые приезжали сюда...

– Эллиот вел машину. А второй – Голдман.

– Они будут заодно со Шмидтом? – Кэлли все еще переваривал информацию, полученную от Никола, и то немногое, что Элен сказала ему по телефону.

– Обязаны быть заодно. Это его прислуга.

Элен вошла с подносом. Никола опустила руки, и манжеты блузки съехали ей на пальцы. Блузка была ей сильно велика. Никола закатала рукава выше локтей.

– С тобой все в порядке? – спросил Кэлли, обращаясь к Элен.

Элен полуобернулась и, выставив ногу вперед, чтобы показать ему ссадины на голени, ответила:

– Короче говоря, все прекрасно.

– Я ведь могу просто арестовать вас. – Внимание Кэлли переключилось.

– Арестуйте Шмидта.

– Но это невозможно, не упоминая о вас. Какой у меня повод для обвинения? В чем? Он же не убивал вашего мужа.

– Но он знает, кто это сделал.

– Знает? Вот как?

– Ну... он знает, кто отдал приказ.

– Это разные веши.

– Мне все же не хотелось бы быть замешанной в этом.

Элен разлила кофе, но предоставила им самим взять чашки с подноса. Кэлли держал свою чашку, как водитель грузовика: обхватив ее ладонью и повернув ручкой от себя. Он сказал Никола:

– Если имело место незаконное заточение – вы мне нужны. Если сейчас была совершена попытка похищения – вы мне нужны. Если это было нападение – вы мне все равно нужны! Вот все возможности задержать его на время. Если я спрошу его о...

– О Джее.

– ...о Джее, да, то он, конечно же, не поймет, о чем я говорю, или ответит, что вы обезумели от горя, не отдаете отчета в своих поступках, страдаете приступами болезненной фантазии... У меня же ничего нет. Только вот вы.

– Все это чепуха.

– Но в чем же я могу его обвинить?

– И это чепуха.

Элен пыталась понять, в какой степени решимость Никола, твердость, с которой она вела эти переговоры, проистекают из страха. И пришла к выводу, что менее чем наполовину. Все остальное определяла несгибаемая сила характера. Элен подумала, что Кэлли получит от Никола только то, что она захочет дать ему, и не более. Она проиграла во всем том, в чем намеревалась проиграть. Кэлли тоже думал об этом, но все же сделал последнюю попытку:

– Дело ведь не только во мне. Есть люди, которым я должен докладывать.

– Так не докладывайте, – предложила Никола и, повернувшись к Элен, спросила: – Я думаю, что вряд ли вы курите?

– Больше нет. Но у меня остались сигареты.

Элен подошла к ящику стола и достала оттуда припрятанную на черный день пачку, так и не распечатанную. Там же были спички. Никола зажгла сигарету и немного подождала. Ждал и Кэлли.

– Я предлагаю вам нечто, чего у вас еще этим утром не было, – сказала она. – Это все, что я могу дать. Как бы вы ни использовали это, вы должны действовать неофициально. Меня как бы вовсе не существует. И вы не арестовываете Шмидта. Вы можете выдрать у него зубы, разбить ему коленные чашечки, забить в него гвозди, если пожелаете. Я была бы только рада. Но не делайте ничего, что предаст его имя гласности, потому что тогда станет известно и обо мне.

– Я ведь могу солгать, – заметил Кэлли. Никола курила, продолжая ждать ответа. И Кэлли сказал: – Хорошо.

Никола дала Кэлли адрес в Хайгэйте. Она объяснила:

– Они собираются покинуть страну, но сначала им придется заехать туда: там остались записи о продажах, адреса, номера телефонов... Меня они держали в моем доме, а в этом месте живет Шмидт, когда бывает в Лондоне. Джей любил сохранять дистанцию.

– Значит, их трое, – сказал Кэлли. – И вы полагаете, что я отправлюсь туда без поддержки?

– Вы не скажете никому ни слова. В этом суть договора.

– Но я ведь могу и солгать, – напомнил он.

– А я могу сыграть сумасшедшую, – тут же отреагировала Никола. – Шмидт скажет, что я тронулась от горя. И вы дождетесь того, что своими глазами увидите мое сумасшествие. Все, что я сказала вам, превратится в игру воображения, в жажду мести, в истерию. И вы услышите обвинения в незаконном аресте от стольких адвокатов, что и сосчитать-то их не сможете. И в любом случае... – Никола затянулась сигаретой и улыбнулась ему сквозь дым. – Вы же никогда этого не сделаете. Вы сказали, что вам нужна я, но это не так. Вам нужен Шмидт, правда, лишь на время. На какое-то ограниченное время.

Кэлли отставил свою чашку и вышел из комнаты. Женщины услышали, как хлопнула входная дверь. Никола взглянула на Элен и сказала:

– А разве это не так? Шмидт нужен лишь на время.

Элен отнесла кофейные чашки на кухню. Она вдруг почувствовала легкий толчок запоздавшего шока – у нее перехватило дыхание и захотелось спать. Но тут же все вытеснил порыв гнева. Эта женщина втянула ее в нелепую историю, подвергла опасности. К тому же выдвигает какие-то требования, носит одежду на размер меньше, чем Элен, путается под ногами со своими бедами, курит, когда Элен не может курить, демонстрирует свои синяки, выставляет напоказ свою утрату, да еще и выиграла поединок у Кэлли! Раскусила его в два счета.

«Она просто могла почуять этот запах, исходящий от него, – подумала Элен. – Этот неясный, загадочный запах насилия и риска. И другие тоже могли почувствовать это». А Никола тем временем изучала свой синяк, кончиками пальцев поглаживая это место, причем только в одном направлении, словно таким образом могла вытянуть из тела боль и выбросить ее. Когда Элен вернулась из кухни, Никола запахнула блузку и застегнула ее.

– Вы сказали, что можете одолжить мне немного денег, – напомнила она. – Это возможно?

– А сколько?

– Столько, чтобы я могла добраться домой. Просто на такси. Они уже должны уехать оттуда.

– И что вы будете делать?

– Переночую там. А завтра уеду.

Элен взяла свою сумочку и отдала Никола все деньги, которые там были.

– Уедете? Куда?

Никола улыбнулась, словно она поймала Элен на какой-то примитивной ребяческой уловке.

– Я не могу вам сказать, – ответила она, – потому что даже сама еще этого не знаю.

Дом стоял на небольшой насыпи, под которой были гаражи. Кэлли проверил тупичок, подходящий к гаражам. При каждом доме были отдельные кованые ворога в кирпичной арке. За ними, у заднего входа в четвертый по счету дом, стоял зеленый «БМВ» с приоткрытым багажником, и какой-то человек загружал туда коробки и папки с бумагами. Рыжеватый, широкоплечий, словом – Эллиот, судя по описанию Никола. Он захлопнул багажник и запер его. Длинные руки, стало быть, большой предел захвата. Из кованых ворот появился Голдман, в каждой руке у него было по портфелю. Он зашвырнул их на заднее сиденье, а сам сел рядом с водителем. Уселся и Эллиот, тут же изогнувшись на сиденье, чтобы выудить из кармана ключи.

Кэлли вернулся на улицу, прошел мимо фасада дома, а потом развернулся и возвратился обратно как раз вовремя, чтобы увидеть машину, выползающую из тупичка и уезжающую прочь. Массивная входная дверь с узким стеклянным просветом вверху, а по бокам от нее пара окон с изящными переплетами. «Надеюсь, что я делаю все верно, – подумал Кэлли. – Надеюсь, она сказала правду». Чуть-чуть отойдя от левого окна, он что есть силы лягнул большое оконное стекло внизу, отдернув ногу прежде, чем на нее обрушится падающее стекло. Потом он ударил снова, выбивая остатки. Он проскользнул в образовавшееся пространство, зацепившись при этом за осколок стекла, распоровший его куртку и оставивший метку на плече. Дверь в прихожую, дверь за ней, а вот и Шмидт, направившийся к стеклянной двери, ведущей во внутренний дворик.

– Не надо беспокоиться, – сказал Кэлли, но Шмидт уже и сам остановился.

– Кто? – Его голос напоминал грохот камня в маслобойке.

– Отойдите от двери. – Кэлли взял массивное кресло, стоявшее у стены, и поставил его почти посередине комнаты. – Садитесь сюда. – Это позволяло Кэлли видеть внутренний дворик и одновременно помещало Шмидта между ним самим и дверью, в которую он вошел. Шмидт уселся, и Кэлли встал за его спиной, как учитель на письменном экзамене. – У нас мало времени.

Шмидт попытался обернуться, но тут же получил легкий шлепок. Глядя прямо перед собой, он спросил:

– Кто вы? Я же отменил сделку.

– Сделку? – испытующе спросил Кэлли.

Плечи Шмидта вдруг напряглись. Он вспомнил лицо на телеэкране, вспомнил голос, говорящий: «...на этой стадии. Мы сейчас проводим серию опросов и надеемся, что...» Шмидт был слишком испуган, чтобы установить эту связь сразу же. Он ощущал руку, легко касавшуюся его плеча, как бы изготовившись.

– Что вы хотите? – спросил Шмидт.

– Имя, – ответил Кэлли.

– Имя? – это слово прозвучало так, словно было частью слишком таинственной загадки, чтобы разрешить ее быстро.

Кэлли засмеялся, потом позволил себе немного помолчать.

– Ну вот что... – сказал он наконец. – У нас мало времени.

А Шмидт прикидывал, сколько же его. «Минут десять? – думал он. – Или пятнадцать?» И как бы читая его мысли, Кэлли спросил:

– Куда они уехали?

– Уехали? – проскрипел Шмидт односложно.

– Двое мужчин, зеленый «БМВ», загружавшийся позади вашего дома. Пожалуйста, не надо пудрить мне мозги, – сказал Кэлли, – а то я уже начинаю сердиться. Я хочу знать, куда они уехали.

Шмидт подождал, чтобы посмотреть, насколько плохо это окажется поначалу. Заодно можно получить и представление о том, насколько плохо это может стать дальше. Кэлли, ухватив Шмидта за волосы, сильно дернул его голову назад и слегка ударил поперек горла. Шмидт замычал и задергался, стараясь вырваться. Широко открыв рот, он глотал воздух, словно воду. Дожидаясь, пока эта судорога пройдет, Кэлли чуть-чуть ослабил захват. Шмидт сгорбился и глухо закудахтал словно индюк. Кэлли оттянул его голову назад и снова ударил по шее.

– Имя, – сказал он. – Я вижу, у тебя сейчас проблемы с речью, так что я тебе немного помогу. А ты уж сделаешь остальное. Я не думаю, что ты знаешь, кто застрелил Джея Хэммонда, но я уверен, ты знаешь, кто заплатил за эту работу. Я знаю о сделке насчет картин. Я знаю о том предупреждении. Я знаю, что Хэммонд послал их ко всем чертям. Я знаю, что ты знаешь, с кем разговаривал Хэммонд. Вот это имя мне и нужно. Это нетрудно. Это всего лишь одно слово.

Грудь Шмидта вздымалась от напряжения, как у астматика, попавшего на лесопилку. Кэлли натянул его волосы, словно это была веревка колокола, снова ударил его тыльной стороной ладони поперек горла и тут же зажал рукой рот Шмидта.

– Всего один или два слога, – подсказал Кэлли. – Ну, максимум три. Я прошу совсем немного.

Лоб Шмидта тем временем багровел, превращаясь из малинового в пурпурный. Он всем телом дернулся прочь из кресла с таким неистовством, что даже хрустнули коленные суставы. Кэлли убрал руку с его рта.

– Так куда они уехали?

– Заправочная... станция. – Воздух завывал в горле Шмидта, словно сирена тревоги.

– Имя?

– Кемп. – Шмидт словно подавился этим словом, заглотнув его вместе с глотком воздуха.

– Еще раз, – сказал Кэлли.

Хлопнула дверь, и в прихожей послышался звук шагов. Кэлли отодвинулся от Шмидта. Он почувствовал чей-то изумленный взгляд сквозь стеклянные двери за своей спиной, и осознание этого нарушило его расчет времени. Когда распахнулась дверь, Кэлли был слишком далеко, чтобы встретить Эллиота лицом к лицу. Сильный удар Кэлли ногой пришелся по косяку, задев руку Эллиота, а вовсе не ребра, куда метил Кэлли.

Эллиот быстро дал задний ход, потом попытался обойти Кэлли слева. На Шмидта он даже не взглянул: взгляд его был устремлен в глаза Кэлли в ожидании вспышки, выдающей внезапное движение. Он все-таки устоял на ногах и вошел в дверь, приняв неудачный удар ногой, как ни в чем не бывало. Он выглядел компетентным, очень собранным соперником.

А другой, Годдман, должен был скоро появиться со стороны двора. Плечи Кэлли напряглись, но он даже мельком не взглянул назад. Он сделал обманный выпад влево, имитировал удар кулаком и промах. И тут же, продолжая провоцировать Эллиота, быстро двинулся вперед и снова ушел влево. Эллиот увидел это движение в последнюю секунду. Он откачнулся назад на пятках, но полностью уклониться от удара не смог. Кэлли ощутил, как зуб противника рассек его кулак. Он шагнул вперед, чтобы ударить Эллиота другой рукой, но тут что-то с треском врезалось сзади в его поясницу, и Кэлли зашатался. Это Шмидт лягнул его.

Кэлли попытался выпрямиться, и тут его ударил Эллиот, немного не размерив силу удара. Кэлли услышал, как что-то треснуло у него на лице под кожей, будто сломалась отсыревшая палка. Он пропустил еще один удар в голову, а потом поднырнул под руку Эллиота и развернулся. В результате они проскочили друг мимо друга. Кэлли тут же что есть силы ударил Эллиота сомкнутыми пальцами и сломал ему нос. Кровь струей хлынула по подбородку Эллиота, и он отступил назад в надежде на секундную передышку. Через плечо Эллиота Кэлли увидел, как Голдман крутит снаружи ручку стеклянной двери. Туда уже двинулся Шмидт, намереваясь открыть запор.

А Кэлли шел прямо на Эллиота, но в самый последний момент отступил в сторону, сделав даже почти прыжок назад. Шагнул вбок и Эллиот, ища возможности нанести встречный удар. А Шмидт внезапно оказался в пространстве между ними, протягивая руку к запору. Кэлли замахнулся на него, приподнимаясь для удара на носки. Его кулак воткнулся прямо в горло Шмидта, как молоток в тесто. Шмидт сделал короткий шаг назад, потом его ноги разъехались, словно кто-то потянул их за веревочки, и он упал. Его лицо пробило стеклянную дверь у самого пола и вывалилось наружу, нарисовав на ботинках Голдмана кровавые узоры.

Эллиот сделал шаг вперед и остановился. Чтобы добраться до Кэлли, ему пришлось бы переступить через Шмидта. А снаружи Голдман смотрел вниз, на Шмидта, словно бы стоя на краю отвесной скалы и вглядываясь в пропасть. Эллиот ладонью стер кровь со своего лица и закашлялся.

Кэлли двинулся к двери, не сводя глаз с Эллиота. Пятясь спиной к прихожей, а потом к входной двери, он следил за ними сквозь дверной проем. Они не двигались с места, и мужчина в комнате, и мужчина во дворе. Оба смотрели вниз, на Шмидта. А Кэлли открыл входную дверь и пошел прочь. Мужчины стояли в тех же позах, но теперь они смотрели друг на друга.

Ранний вечер, ромб солнечного света, тающий на стене, мелодия скрипичного концерта Брамса, набирающая темп, острая, бодрящая свежесть джина, омывавшего ее язык... Элен развлекалась, воображая, будто ее жизнь всегда была такой. Вот сейчас сюда войдет мужчина с самыми обычными, не осложняющими жизнь новостями этого дня, кто-нибудь самый обыкновенный, скажем физик-ядерщик или нейрохирург. Он скажет что-нибудь вроде: «Тяжелая была операция на мозжечке, дорогая. Кстати, мне звонили из Нобелевского комитета».

Когда приехал Кэлли, она курила запретную сигарету. Он налил себе джина, отхлебнул его, потом добавил льда и тоника, как бы вспомнив об этом с опозданием. Его левый глаз был полуприкрыт большим синим кровоподтеком. Поперек скулы тянулась узкая линия, почему-то совсем без крови, даже там, где кожа была рассечена. Другая отметка Эллиота красовалась ссадиной на лбу, чуть ниже линии волос. Элен взглянула на него и громко рассмеялась, но уголки ее рта скептически скривились.

– Что ж, – сказала она, – это выглядит знакомым.

Кэлли подумал, что он, должно быть, убил Шмидта. Да, он, видимо, умер. А Элен сходила в ванную и вернулась с антисептиком и ватой.

– Сегодня у меня день для такого рода занятий. Медсестра Блейк помогает еще одному пациенту. Заботиться о ближнем – значит служить обществу.

Впрочем, и ее ноги были покрыты бледно-желтыми пятнами йода. Кэлли поднял голову и под ее рукой хлебнул еще джина.

– Куда она ушла? – спросил он.

– Бог ее знает. Ее беспокоит только, как бы ей смыться. Идея неплохая, судя по состоянию твоей физиономии. У тебя все цело?

– Думаю, что скула треснула.

– Ох! – Рука Элен отдернулась и снова вернулась, но уже более нежная, чем раньше.

– Да она сама заживет, было бы время.

– А что для этого надо делать?

– Улыбаться немного пореже.

Она подождала, что он расскажет, в чем дело, но Кэлли молчал, прихлебывая джин и полуотвернув поврежденную сторону лица. Спустя несколько минут она решила все-таки выведать у него, что же произошло.

– Убийства прекратились, – сказала она.

Это были старые новости, но они с тех пор еще не видели друг друга.

– Возможно, – заметил Кэлли. – Слишком рано это говорить.

– Покушение в прошлую субботу – его первая неудача, да?

– Насколько нам известно.

– И с тех пор ничего. – Она закрыла антисептик колпачком, потом прошлась по кухне и выбросила грязную вату в мусорное ведро. – А теперь еще вот это... – сказала она, намекая на Никола Хэммонд и...

– А почему ты пошла? – спросил он, не реагируя на намек.

– Что? – удивилась она, внося свежий поддон со льдом. Его кубики потрескивали, когда она опускала их в напитки.

– Ну, пошла повидать эту Хэммонд.

– Видишь ли, тебя ведь найти не легче, чем совесть у политика. Она не пожелала говорить с твоими коллегами, но ее вполне устроил разговор со мной.

– Но это же не твои проблемы.

– Ты хочешь сказать, что это не мое дело?

– Ну, посмотри на то, что едва не случилось.

Элен взглянула на него удивленно, а потом рассмеялась.

– Господи, уж не запоздавшее ли беспокойство я слышу, а? Всего-то несколько царапин! Да я их получаю больше, собирая ежевику!

– Только не надо прикидываться дурочкой, – сказал Кэлли.

Элен пожала плечами. Она испытывала легкое смущение, словно переступила запретную черту. Она вдруг поняла Кэлли-полицейского и сказала:

– Если бы я не встретилась с ней, прошло бы несколько дней, прежде чем... Ну, я не знаю. Они же могли бы схватить ее.

– Да. – Он коротко взглянул на нее, потом дотянулся до бутылки и долил их стаканы доверху. – Я бы не сказал, что сожалею о твоем поступке.

В комнате сгустились сумерки, скопление частиц мрака. Оконная рама обрамляла темно-голубой прямоугольник неба. И когда ветерок шевелил занавеску, Элен видела прямую линию следа от реактивного самолета и мерцающее сияние первой звезды. Руки Кэлли покоились на ней. Он ощупывал ее, медленно продвигаясь, а она наблюдала за пульсирующим светом планеты, представляя себе дуги неистового огня, потрескивающие во мраке. Она открылась ему в каком-то забытьи, и его прикосновение заставило ее очнуться.

– Мне лень, – сказала она.

– Не имеет значения.

– Я немного пьяна.

– Это нормально.

– Ну так давай. Продолжай, и все тут.

Она немного расслабилась, поплыла... Ее ощущения крепли, бедра слегка двигались. В комнате становилось все темнее, и неясный контур Кэлли растворялся во тьме рядом с ней. Касание было почти бестелесным, крохотные ручейки наслаждения, казалось, струились из ничего. Это приятное ощущение обострялось, и она уделила ему больше внимания. Ее дыхание превратилось в едва слышный звук, во что-то вроде мяуканья, и вот, наконец, ее бедра поднялись над постелью.

«А ты здесь? Ты здесь, в этой темноте?» Все так спокойно, что единственное, на что она могла рассчитывать, было ее собственным пылом, ее собственным откликом. Так спокойно, что она была совершенно одна с этим мгновением, с ее собственным наслаждением, с ее криком, разорвавшим тишину... «А ты, ты здесь, в этой темноте?»

– А что случилось днем? – спросила она. – Ты добыл то, что хотел?

– Я добыл имя. Надо будет проверить его.

– Имя какого-то посредника? Того, кто угрожал Джею Хэммонду?

– Я в этом не уверен.

– Так что случилось?

– Кто-то ударил меня. Тогда я его тоже ударил.

Элен вытянула руку и почувствовала, как он поморщился от боли, когда она коснулась его подбитого глаза.

– Ты опасный подонок, – сказала она и прижала кончики пальцев к его рту, чтобы узнать, не улыбается ли он.

«Действительно ли я хочу тебя, – подумала она. – А если да, то зачем? Чего не хватает в моей жизни без тебя? Разве хоть чего-то в ней не хватает? Готова биться об заклад, что вполне могла бы найти все то, что есть у других, могла бы все это раздобыть. И вечер не в одиночестве, и музыку, и выпивку, и кого-то, приходящего домой не позже, чем в седьмом часу. Ужин, болтовня ни о чем, иногда приятный секс... А на следующий день снова все то же самое. А что у тебя-то есть, чего мне могло бы недоставать? Неужели что-то такое, чего я не могу иметь сама? Ты опасен. Люди чуют этот запашок, исходящий от тебя...»

Он поцеловал ее, но ей не было его видно. «Ты здесь, в этой темноте? Ты здесь?»

Она привстала и, раскинув ноги, обхватила его ими, двигаясь быстро. Одну руку она положила плашмя на его живот, а другую пропустила себе между ног, осторожно сжимая его конец, пока усаживалась сверху. Спина согнулась, и Элен нырнула вниз, подтягивая колени, чтобы раскинуть их пошире, ощущая своими пятками толчки каждый раз, когда она опускалась.

«Ты здесь?» Ее глаза были широко открыты в темноте, но она видела только себя.