История Русской армии

      Решено было оккупировать дунайские княжества, взяв их как бы в залог наших требований, войны же пока не объявлять. Иными словами, зверя положено не убивать, а только подразнить. При этом не учитывалась ни враждебность Австрии (относительно которой питались странные иллюзии сентиментального характера), ни то обстоятельство, что Молдавия и Валахия - окраины Оттоманской империи уязвимыми местами Турции отнюдь не являлись. В случае если упорство Турции этим мероприятием не удалось бы сломить, Государь предполагал повторить кампанию 1829 года - овладеть десантом Варной и Бургасом, а сухопутные силы (три корпуса) переправить через Дунай ниже Силистрии, оставить один корпус в прикрытии со стороны Шумлы, а остальными двумя двинуться за Балканы, повторив маневр Дибича.
      Дунайская кампания 1853-1854 годов
      Для похода на Дунай в первую очередь были назначены IV корпус генерала Даненберга{119} и V корпус генерала Лидерса под общим начальством князя Горчакова (всего 5 пехотных и 2 кавалерийские дивизии - 80000 строевых при 196 орудиях). Это были те же полки, что за четыре года до того усмиряли Венгрию. 21 июня авангард генерала Анрепа перешел Прут у Скулян. В продолжение последовавших трех недель были оккупированы Молдавия и вся Валахия. 14 сентября Турция прервала дипломатические сношения и объявила нам войну.
      Горчаков разбросал свои силы по всей линии Дуная - от Калафата до Галаца, применив систему отрядов и не имея в общем нигде больше бригады. Наиболее даровитый из военачальников - Лидерc - был обречен на бездействие: его войскам был отведен район Нижнего Дуная, где сколько-нибудь решительных военных действий не предполагалось.
      Военные действия - перестрелки и поиски - начались в первых числах октября, а в конце этого месяца произошли первые серьезные операции. Турецкий главнокомандующий Омер-паша{121} с 14000 переправился 21 октября от Туртукая, заняв Ольтеницу на валахском берегу. Генерал Даненберг с частями своего IV корпуса атаковал его тут 23-го числа, но не довел дело до конца и отступил. Это первое дело - и первая неудача - произвело тяжелое впечатление на дух войск. В деле участвовало с нашей стороны всего 6000 человек генерала Соймонова{120}. Наш урон: 44 офицера и 926 нижних чинов. Турки были уже опрокинуты, когда генерал Даненберг, руководивший боем из глубокого тыла и не знавший о переломе боя в нашу пользу, приказал отступать. Турки не преследовали и отступили обратно за Дунай.
      Неблагоприятный оборот дел на Дунае побудил Государя направить Горчакову еще III корпус. На Дунае собралось таким образом 7,5 дивизии (V корпус имел одну из своих дивизий - 13-ю - на Кавказе, а бригаду 14-й - в Крыму).
      Ноябрь и почти весь декабрь прошли в бездействии. Войска стали на зимние квартиры, разбросавшись, как только что было упомянуто, на широком фронте. Это кордонное расположение едва не оказалось роковым для одного из полков Тобольского пехотного. Полк этот был внезапно атакован 23 декабря при Четати в шесть раз сильнейшим противником. Героизм тобольцев и своевременное прибытие одесских егерей привели к отражению и поражению неприятеля после жестокого боя, однако вялость генерала Анрепа (командовавшего отрядом, в состав которого входили упомянутые полки) не довела дело до полного уничтожения неприятеля. В деле при Четати у нас действовало сперва 2500, затем 5000 человек при 12 орудиях. У турок было{122} 18000 при 24 орудиях. Наш урон: до 2000 убитых и раненых - 40 процентов всего отряда. Неприятельские потери - свыше 3000 человек, нами взято 6 орудий и 2 знамени.
      Остальная зима прошла спокойно. Удачными поисками были уничтожены речные флотилии турок в Рущуке, Никополе и Силистрии.
      * * *
      К открытию кампании 1854 года вся пограничная полоса Российской Империи была разделена на участки, отведенные отдельным армиям. Балтийское побережье охраняла армия цесаревича Александра Николаевича - 125000 человек, 384 орудия. В Царстве Польском находилась армия генерала Ридигера - 105000 при 308 орудиях. Армии эти предназначались на случай выступления западных держав. Дунайская армия Горчакова была доведена до 140000 при 612 орудиях. На Кавказе находилось до 120000 при 289 орудиях. Черноморское и Азовское побережья и Крым охраняло в общей сложности 45000 человек со 102 орудиями.
      Из армии почти в миллион смогла быть мобилизована лишь половина. Из этой мобилизованной половины непосредственно к ведению операций предназначалось немногим более трети. Все остальное шло на заслоны...
      Дунайская и польская армии были объединены под общим начальством фельдмаршала Паскевича (хотя и преследовали совершенно разные задачи). Император Николай хотел сосредоточить главные силы в Западной Валахии, чтобы оттуда двинуться на Виддин и побудить к восстанию Сербию (абсурдная метафизика Священного союза была, наконец, брошена - к сожалению, слишком поздно). Но Паскевич предложил переправиться на Нижнем Дунае и сперва овладеть крепостями болгарского берега, а затем идти к Виддину. Румянцев, открывая бессмертную ларго-кагульскую кампанию, поставил себе, в первую очередь, разгром живой силы врага и лишь во вторую взятие городов, однако заветы графа Задунайского игнорировались светлейшим князем Варшавским. Государь согласился на доводы отца-командира - и переправа была назначена в Браилове, Галаце и Измаиле. Паскевич руководил операциями из Фокшан.
      Переправа состоялась 14 марта и прошла блестяще. Были заняты Исакча, Тульча и Мачин, однако Паскевич запретил дальнейшее продвижение вперед. Физические и моральные силы почти 80-летнего князя Варшавского были явно на ущербе, но Горчаков не смел ослушаться Паскевича, несмотря на то, что имел Высочайшее повеление идти вперед - на Силистрию. 22 года на посту начальника штаба деспотически обращавшегося с подчиненными фельдмаршала совершенно обезличили командовавшего Дунайской армией. Целый месяц был потерян даром. Паскевич колебался, преувеличивая неприятельские силы, опасаясь выступления Австрии в тылу. Горчаков без его приказаний не шел вперед.
      Наконец, в середине апреля армия тронулась вперед и заняла 18-го числа Черноводу. 4 мая главные силы подступили к Силистрии. Попытка взять крепость штурмом успехом не увенчалась, и было приступлено к осадным работам. 28 мая Паскевич был контужен ядром и уехал в Яссы. 9 июня на рассвете был назначен штурм. Все было готово для атаки, средства крепости были парализованы, но за два часа до штурма фельдъегерь привез из Ясс приказание Паскевича снять осаду и отступить за Дунай. Горчаков - слишком уж хорошо дисциплинированный подчиненный - немедленно повиновался. Под крепость, защищаемую 12-тысячным гарнизоном, Паскевич стянул 5 дивизий, но распоряжался так неудачно, что гарнизон беспрепятственно мог усиливаться подкреплениями и транспортами. Штурм 17 мая был предпринят всего 3 батальонами, по инициативе частных начальников и стоил нам 900 человек (убит начальник 8-й пехотной дивизии генерал Сельван). К июню гарнизон усилился до 20000. Штурм 9 июня предполагалось произвести 6 полками, взрывы фугасов и горнов произведены были замечательно успешно, и атака не могла не удасться. Отступление произведено скрытно от турок. Наш урон за всю осаду: 6 генералов, 79 офицеров и 2122 нижних чина.
      Ободренные таким оборотом дел, турки, собрав в районе Рущука до 30000, переправились 26 июня у Журжи, намереваясь идти на Бухарест. Однако после жестокого боя они были отбиты вчетверо слабейшим русским отрядом и отошли на болгарский берег. Против 30000 турок дралось 9000 русских с 24 орудиями (генерал Соймонов). Наши потери - 1015 убитых и раненых. Турок положено до 5000. Сосредоточив на позиции у Фратешт 30000 и 180 орудий, Горчаков надежно прикрыл бухарестское направление.
      Политические события приняли тем временем угрожающий характер. Англия и Франция открыто стали на сторону Турции, их войска уже прибывали на Балканы. Поведение же Австрии у нас в тылу становилось все более угрожающим, и Дунайская армия рисковала попасть между молотом и наковальней.
      Оставалось два выхода из этого положения: решительное и быстрое наступление за Дунай, с целью скорейшего вывода из строя войск Омера-паши до его соединения с англо-французами, или эвакуация княжеств и отступление в Россию.
      Петербургский кабинет избрал второе - малодушное - решение. В течение июля и августа войска расформированной Дунайской армии были выведены из Молдавии и Валахии, а княжества переданы в австрийскую оккупацию.
      Дунайская кампания нашей армии закончилась, таким образом, полной неудачей.
      Крымская кампания 1854 - 1856 годов
      Отношения с Францией и Англией, бывшие все время чрезвычайно натянутыми, окончательно испортились после уничтожения нашим Черноморским флотом турецкой эскадры при Синопе 18 ноября 1853 года, когда соединенный англо-французский флот вошел в Черное море. В Синопском сражении у нас участвовало 6 кораблей и 2 фрегата с 808 орудиями под начальством адмирала Нахимова. У турок (Осман-паша) было 7 сильных фрегатов и 2 корвета с 430 орудиями, поддержанных 4 сильными береговыми батареями с 26 большими пушками. Все турецкие суда были уничтожены, командовавший эскадрой взят в плен, а береговые батареи срыты. Английские историки, желая умалить заслуги русского флота, инсинуируют, что победа была одержана над неравноценным противником (корабли против фрегатов). Им можно возразить, что соотношение сил при Синопе как раз то же самое, что в Ютландском сражении{123}, только здесь русские добились настоящей, сокрушительной победы, которую, конечно, имели бы в Ютландском бою и англичане, умей они стрелять и командуй ими Нахимов. Кроме того, срыв береговые батареи, русский флот одержал победу над крепостью, тогда как англичане потерпели полную неудачу в менее трудных условиях при Александрии в 1881 году и в Дарданеллах в 1915 году{124}.
      15 февраля 1854 года последовал резкий английский ультиматум, после чего дипломатические сношения были прерваны, и 11 апреля состоялся Высочайший манифест о войне с Англией и Францией.
      В апреле же началась высадка союзных войск в Галлиполи. Особенное усердие выказала Франция, где Наполеон III рассчитывал отвлечь внимание страны внешней войной и победой упрочить свою популярность на только что захваченном троне{125}. В июне месяце собранная на Галлиполи армия была перевезена в Восточную Болгарию, в район Варны, частью морем, частью (зуавская{126} дивизия Боске{127}) походным порядком. В середине июля под Варной сосредоточилось 40000 французов маршала Сент-Арно{128} и 15000 англичан лорда Раглана. Союзные командующие предполагали усилить турецкие войска Омера-паши, действовавшие против Дунайской армии Горчакова. Эвакуация княжеств русскими и вступление туда австрийских войск делало, однако, их дальнейшее пребывание на Балканах бесцельным.
      Развивавшаяся в войсках союзников холера косила людей тысячами. За шесть недель ею заболело свыше 8000 французов - более пятой части всего их экспедиционного корпуса, из коих свыше 5000 умерло. Войска терпели сильные лишения, и это, в конце концов, стало отражаться на духе их. В половине июля французский генерал Юсуф с 3000 алжирских спагов и башибузуков{129} двинулся к Бабадагу, чтобы начать действия против 7-й русской пехотной дивизии, стоявшей в Южной Бессарабии и на Нижнем Дунае. Предприятие это закончилось совершенной неудачей, и отряд Юсуфа растаял как дым:
      В один день 18 июля из его состава было поражено холерой 500 человек, из коих 150 человек умерло в ту же ночь. Чтоб выйти из тупика, лорд Раглан, корпус которого получил тем временем подкрепления, предложил десантную операцию для овладения Крымом. Ему удалось убедить союзные правительства и склонить на это своего французского коллегу Сент-Арно. Союзники рассчитывали поднять мусульманское население Крыма.
      22 августа началась посадка на суда союзной армии. Весь флот, 33 военных и транспортных судна, отошли 28-го числа, и 4 сентября близ Евпатории состоялась высадка. У французов было 28000 бойцов при 68 орудиях, англичане располагали 27000 с 54 полевыми орудиями и осадным парком из 73 орудий. Турецкий контингент Омера-паши состоял из 7000 человек при 12 орудиях и должен был поднять на русских татарское население. Всего в десант пошло таким образом 62000 человек и 207 орудий.
      Это была крупнейшая из всех десантных операций истории, блестяще проведенная благодаря свойствам парового флота и почти полной неподготовленности русской стороны.
      * * *
      Командовавший в Крыму князь Меньшиков имел всего около 30000 штыков VI корпуса: бригада 14-й, 16-я и 17-я пехотные дивизии, 18-я была отряжена на Кавказ, не считая главных сил Черноморского флота{130}, базировавшихся на Севастополь и дававших около 18000 моряков. Учитывая возможность высадки небольших партий противника в различных пунктах побережья, князь Меньшиков, по обычаю посредственных полководцев, разбросал свои войска.
      В Севастополе, как и в Петербурге, не верили в возможность неприятельского десанта сколько-нибудь серьезными силами. Возможности парового флота недооценивались. Подготовляясь к встрече неприятельских отрядов, совершенно не подготовились встретить всю неприятельскую армию. Союзная армада - гигантский плавучий город с его дымовыми трубами - могла беспрепятственно разгрузиться. Единственное сопротивление высадившиеся англичане встретили со стороны горсти греческих милиционеров полковника Манто. Узнав о высадке крупных сил неприятеля у Евпатории, князь Меньшиков приказал разбросанным войскам VI корпуса сосредоточиться на речке Альма (Московскому пехотному полку пришлось совершить форсированный марш в 150 верст за 65 часов).
      8 сентября на Альме VI корпус был атакован и опрокинут союзной армией. Меньшиков не придавал никакого значения укреплению левого фланга альминской позиции, несмотря на все представления войсковых начальников. Он полагал его неуязвимым от природы и не занял его войсками. Против 62000 союзников со 134 орудиями у нас действовало 33000 при 96 орудиях. Удар французов генерала Боске пришелся как раз в обход нашего левого фланга. Превосходство неприятеля, лучше к тому же вооруженного, было слишком значительно. Мы лишились 4 генералов, 193 офицеров (47 выбыло в одном геройском Владимирском полку) и 5511 нижних чинов. Урон союзников составил 171 офицер, 3163 нижних чина. Никаких трофеев врагу не оставлено. Впервые за сорок лет русским войскам пришлось иметь дело с равноценным противником и осознать весь упадок нашей военной силы за этот промежуток времени. Их тактика отстала на полстолетия, - выразился о наших войсках вечером этого дня крестин Второй империи маршал Сент-Арно.
      Войска отступили с поля сражения в полном порядке, но неумелое, хаотическое и суетливое управление растерявшегося Меньшикова в последующие дни совершенно их дезорганизовало. Отступление было проведено ниже всякой критики, и только вялость союзников и полное отсутствие у них конницы помешало ряду незначительных арьергардных столкновений превратиться в катастрофу. Вместо того чтоб отступать к Севастополю - главной военной базе полуострова, Меньшиков отвел войска на Бахчисарай.
      Севастополь, совершенно незащищенный с суши{131}, этим оставлялся врагу. В нем оставалось около 4000 гарнизона, не считая судовых команд. Начальник гарнизона генерал Моллер и командовавший Черноморским флотом адмирал Нахимов решили защищаться до последнего. Оба они имели достаточно благородства, чтоб уступить главное начальствование младшему в чине вице-адмиралу Корнилову{132}, угадав в нем душу всей обороны (Моллер сохранил начальство над войсками внутри города, а Нахимов - над флотом).
      Корнилов отдал короткий, но огненный приказ, дошедший до сердца каждого солдата, моряка и обывателя, с этой минуты ставшего севастопольцем. Братцы, Царь рассчитывает на нас. Мы защищаем Севастополь. О сдаче не может быть и речи. Отступления не будет. Кто прикажет отступать, того колите. Я прикажу отступать - заколите и меня! Немедленно же по получении известия об Альминском сражении, с утра 10 сентября, закипела работа по приведению Севастополя в состояние обороны, вдохновляемая Корниловым и инженер-подполковником Тотлебеном{133}. На работы стало все население, включая женщин и детей, и в несколько дней буквально из-под земли вырос весь южный фронт крепости - те легендарные бастионы, о которые одиннадцать месяцев разбивались все усилия врага.
      10 сентября по приказанию Меньшикова началось затопление кораблей для преграждения неприятелю доступа на рейд. Флот жертвовал собой для крепости. Один за другим опускались на дно синопские победители, их экипажи и орудия образовали гарнизон и артиллерию воздвигаемых укреплений и батарей.
      Уже к 14 сентября наши силы учетверились, составив 16000 штыков. В этот день англичане заняли Балаклаву, а французы пошли на Федюхины высоты - всего в трех верстах от Севастополя. Союзники не отважились на штурм Севастополя, как на том ни настаивал Раглан, им пришлось начать осадные работы - и 28 сентября они заложили первую параллель. Сент-Арно скончался от холеры, в командование французской армией вступил генерал Канробер{134}.
      * * *
      Сообщения Севастополя с остальной Россией отнюдь не были прерваны. Русские силы в Крыму под общим начальством князя Меньшикова составили гарнизон Севастополя - из войск, находившихся в черте крепости, и наблюдательный корпус - собственно действующую армию. К 5 октября все предположенные оборонительные работы были закончены. Вооружение сухопутного фронта крепости составило 341 орудие, в гарнизоне находилось 32000 человек (наполовину моряков) - в каких-нибудь три, четыре недели из ничего была создана грозная твердыня. Укрепления сухопутного (южного) фронта составили слева направо (с востока на запад): I, II бастионы, Малахов курган (Корниловский бастион), III, IV, V, VI, VII бастионы. Это была главная оборонительная линия. За время осады сооружен ряд укреплений (передовых и промежуточных), усиливших эту главную линию и носивших имена кораблей эскадры, флотских командиров либо полков. Важнейшие из них: впереди II бастиона - Селенгинский и Волынский редуты, впереди Малахова кургана - Камчатский люнет, между Малаховым курганом и III бастионом - батарея Жерве, а между III и IV бастионами - редут Шварца. Против V бастиона впоследствии были укреплены Кладбищенские высоты. Наблюдательный корпус насчитывал к этому времени 26000 бойцов.
      5 октября союзники произвели первое бомбардирование Севастополя, длившееся три дня. Первый день этого бомбардирования омрачился тяжкой утратой Корнилова. Последними словами героя были: Скажите всем, как приятно умирать, когда совесть спокойна. Благослови, Господи, Россию и Государя, спаси Севастополь и флот... Союзники и после этого не решились на приступ, хотя уничтожение III бастиона очень тому благоприятствовало.
      В первых числах октября в Крым стали прибывать войска Дунайской армии - IV корпус в составе 10-й, 11-й и 12-й пехотной дивизий и бригада 14-й пехотной дивизии V корпуса. Меньшиков решил отвлечь внимание союзников от все еще находившегося в критическом положении Севастополя и с этой целью перейти в наступление частью полевой армии. Он приказал генералу Липранди{135} (части 12-й и 16-й пехотных дивизий и конница - всего 16000) атаковать опорный пункт англичан - Балаклаву. 13 октября Липранди имел при Балаклаве славное для нашего оружия дело, но на следующий день отошел к Севастополю ввиду слишком большого неравенства сил. Полки 12-й дивизии быстро сбили турок, занимавших передовую позицию, но ингерманландские гусары, атаковавшие укрепления, отражены с жестоким уроном. Тогда азовцы, днепровцы и украинцы овладели всеми пятью английскими редутами, взяв 11 пушек и знамя шотландских стрелков. Потеря орудий произвела на англичан удручающее впечатление, и Раглан приказал своей кавалерии немедленно контратаковать. Начальник конницы генерал Лукан, указав на редут командиру гвардии легкой бригады лорду Кардигану{136}, сказал лишь: Милорд, вот неприятель, и там наши орудия! Доблестный Кардиган ринулся со своей бригадой вперед. Наскок 700 гвардейцев на огромных гунтерах был настолько стремителен, что наш Уральский казачий полк, не успевший к тому же развернуться, был буквально сметен. Ворвавшись на 3-ю Донскую и 2-ю батареи 12-й бригады, бившие картечью до последней минуты и не успевшие взять на передки, англичане изрубили их и, не задерживаясь, понеслись дальше, увлекая за собой запряжки, передки и ошалелых уральцев. Вся эта масса обрушилась на Киевский и Ингерманландский полки и опрокинула их. Предел этой бешеной скачке положил полковник Еропкин, вовремя подоспевший с 3 эскадронами Сводно-уланского полка. Уланы, взяв английскую бригаду во фланг, совершенно уничтожили ее, изрубив до 400 английских гвардейцев. Пошли генерал Лукан в атаку всю свою кавалерию, а не одну лишь бригаду Кардигана, результаты могли бы быть для нас печальными. Французы пустили было в атаку один конноегерский полк, но он обращен в бегство двумя батальонами владимирцев, бросившихся на кавалерию в штыки и повторивших подвиг литовцев и перновских гренадер в Бородинском бою! Наши потери - около 1000 человек. Союзники лишились, по их словам, тоже 1000, одного знамени и 11 орудий. Вся Европа изумлялась отваге легкой бригады Кардигана, но ведь и наши уланы - бугцы и одессцы - изрубившие эту знаменитую бригаду, как будто тоже не плохи! Балаклавский бой, несмотря на наш мимолетный тактический успех, имел самые досадные стратегические последствия: союзники увидели, где их уязвимое место.
      К 20 октября наши силы, несмотря на убыль от болезней и бомбардировок, составили 87000 человек, что давало нам довольно ощутительное численное превосходство над союзниками, терпевшими огромный урон от холеры и насчитывавшими, несмотря на прибытие подкреплений, всего 63000 человек (36000 французов, 16000 англичан, 11000 турок). Это, а также известия через перебежчиков о решении неприятеля предпринять в ближайшие дни штурм Севастополя, побудили Меньшикова приступить безотлагательно к решительной операции. Русский главнокомандующий решил отвлечь французов демонстрацией, а главный удар нанести по английскому корпусу на Инкерманских высотах, разрезать союзную армию пополам, введя в дело крупные конные массы, оттеснить англичан к Балаклаве, французов к Стрелецкой бухте и сбросить тех и других в море.
      В жестоком Инкерманском сражении 24 октября план этот, хорошо задуманный и плохо выполненный, потерпел полную неудачу. Диспозиция Инкерманского сражения была составлена без карт. В крепости не оказалось карты окрестностей, а руководивший операцией командир IV корпуса генерал Даненберг оставил карты в Херсоне, заявив, что они ему не нужны, ибо он знает всю эту местность как свой карман. Карман оказался однако с прорехой: вся местность оказалась пересеченной глубокими и крутыми оврагами, которые не были приняты во внимание составителями диспозиции. В ударную группу назначено 37000 человек и 134 орудия (левый фланг).
      В центре Горчаков (Петр) должен был отвлечь на себя французов (у него было 20000 и 88 орудий). Против французов же демонстрировал и наш правый фланг Тимофеева (10000 и 40 орудий). Лишь этот последний и выполнил диспозицию, приковав 1-й французский корпус генерала Форе{137}. Горчаков бездействовал, позволив 2-му французскому корпусу Боске прийти на выручку англичан. Наша ударная группа атаковала стремительно, понеся огромные потери от нарезного оружия англичан и лишившись всех старших начальников (убит начальник 10-й дивизии генерал Соймонов). Англичане были разгромлены, но наши войска пришли в расстройство и не смогли выдержать бешеного натиска корпуса Боске, охватившего их левый фланг. Мы потеряли 262 офицера и 10 480 нижних чинов. Французы свой урон показали в 1811, а англичане - в 2002 человека. Союзники боялись своего общественного мнения и до чрезвычайности уменьшали свой урон. Между тем лорд Раглан в письме к герцогу Манчестерскому, описывая ужасы Инкермана, замечает: Ваша светлость, должно быть, удивитесь, если узнаете, что наш урон все-таки не превышает 8000 человек. Потеря союзников при Инкермане, конечно, превосходит нашу. При Инкермане получили боевое крещение великие князья Николай и Михаил Николаевичи. Отправляя их в Крым, Государь сказал: Если есть опасность, то не моим детям избегать ея! Однако и союзники, отразившие русское наступление с большим трудом, бросили и помышлять о штурме и даже первые дни после этого сражения думали вовсе снять осаду. Инкерманское поражение, в конечном счете, оказалось для нас стратегически выгодным. Все внимание неприятеля обратилось на нашу полевую армию, против которой он, в свою очередь, стал воздвигать укрепления.
      Ненастные ноябрь и декабрь тяжело переживались как русскими, так и союзниками (транспорты которых с запасами были уничтожены бурей на Черном море 2 ноября). В войсках обеих сторон, особенно у французов, болезни вывели из строя массу людей. Гарнизон воспользовался ослаблением огня осаждающих для усовершенствования оборонительной линии, постройки передовых укреплений, закладки камнеметных фугасов, устройства завалов (для одиночных стрелков) и стрелковых ложементов (в 2 линии, обычно в шахматном порядке). Малахов курган, II, III, IV и V бастионы были обращены в самостоятельные опорные пункты. С половины декабря под руководством неутомимого Тотлебена закипела минная борьба, в которой наши саперы имели постоянное преимущество. Непрестанные вылазки партий бесстрашных охотников заставляли осаждающих держать в траншеях все время много войск (особенно это утомляло англичан, численностью значительно уступавших французам). За ноябрь и декабрь вооружение сухопутного фронта возросло вдвое - в последних числах декабря у нас там было поставлено 700 орудий, а гарнизон усилился подошедшей с Дуная 8-й пехотной дивизией.
      * * *
      В январе 1855 года русские силы в Крыму составили 100000 человек (7 пехотных, 3 кавалерийские дивизии и личный состав флота). Войска были укомплектованы маршевыми батальонами, и Император Николай повелел Меньшикову перейти к наступательным действиям. Чтоб что-нибудь предпринять, Меньшиков предписал генералу Хрулеву с заведомо слабым отрядом овладеть Евпаторией. Поиск этот успехом не увенчался - и 5 февраля наш отряд был отражен от Евпатории с потерей 750 человек.
      Государь тогда сместил Меньшикова и вместо него 15 февраля назначил главнокомандующим князя М. Д. Горчакова (это было последним его распоряжением). Обиженный Меньшиков не захотел обождать прибытия своего преемника и уехал из армии, в командование которой временно вступил командир IV корпуса и начальник севастопольского гарнизона граф Остен-Сакен.
      19 февраля не стало Императора Николая Павловича, и на Всероссийский престол вступил Александр II. Смена главнокомандующих совпала таким образом со сменою монархов. Превозмогая железной своей волей жестокий грипп{138}. Государь до конца оставался в строю, в стужу и ненастье посещая отправлявшиеся на театр войны маршевые батальоны. Если бы я был простым солдатом, обратили ли бы вы внимание на это нездоровье? - заметил он на протест своих лейб-медиков. Во всей армии Вашего Величества не найдется врача, который позволил бы солдату в таком положении выписаться из госпиталя, - ответил доктор Каррель. Ты свой долг выполнил, - сказал ему на это Император Николай Павлович, - позволь же и мне выполнить мой долг...
      Армия союзников тем временем возросла до 120000 человек (80000 французов, всего 15000 англичан и 25000 турок). Руководство осадными работами принял на себя присланный Наполеоном III инженер генерал Ниель{139}. Он предложил направить главную атаку на Малахов курган, правильно оценив его значение (овладев Малаховым курганом, союзники могли уничтожить русский флот, город и арсеналы).
      7 марта союзники бомбардировали город (причем у нас убит адмирал Истомин){140}. 8-го числа в Севастополь прибыл Горчаков. Осажденные усилились 9-й и 15-й пехотными дивизиями. 28 марта союзники произвели второе (после октябрьского) усиленное бомбардирование, имевшее целью ослабить артиллерийскую оборону крепости. Бомбардирование это длилось 10 дней, до 6 апреля, но цели своей не достигло - союзники так и не решились на приступ. К этому времени у нас на сухопутном фронте было уже установлено 1000 орудий.
      8 апреле деятельность обоих противников еще более оживилась. Наиболее жаркое дело произошло в ночь на 20-е, когда французы овладели передовой позицией при редуте Шварца. Это был первый сколько-нибудь ощутительный успех неприятеля за семь месяцев осады. Наша контратака не имела успеха, будучи предпринята уже днем и всего двумя батальонами Владимирского полка. Всего мы лишились в этом деле 972 человек, у французов убыло 683.
      В последних числах апреля и начале мая неприятельская армия получила значительное приращение. Помимо подкреплений, к союзникам присоединился сардинский корпус генерала Ла-Марморы (у Сардинии не могло быть никакого повода к войне с Россией - дальновидный Кавур{141} желал поддержать Наполеона III в восточном вопросе, с тем чтоб заручиться его поддержкой в борьбе против Австрии за объединение Италии). Силы союзников простирались до 170000 человек (100000 французов, 25000 англичан, 28000 турок, 15000 сардинцев). У нас в Крыму было 110000 сабель и штыков при 442 полевых орудиях. Из этого количества собственно гарнизон Севастополя составляли 46000 человек и 70 полевых орудий.
      Наполеон III настаивал на штурме. Осторожный Канробер не согласился с этим и просил о смещении. На его место командующим французской армией был назначен генерал Пелисье {142}- лихой командир, но отличавшийся варварской жестокостью, не щадивший войск и не имевший обыкновения считать свои потери. Канробер по собственному желанию получил одну из дивизий. В ночь на 10 мая французы атаковали наши передовые позиции у Кладбищенских высот против V и VI бастионов, но после упорного ночного боя были отражены. Тем не менее Горчаков был поражен уроном и приказал в ночь на 11-е очистить эти позиции. Наш урон составлял около 2500 человек - четвертая часть защищавшего эту позицию отряда генерала Хрулева{143} (убиты генерал Адлерберг, 18 офицеров, 746 нижних чинов, ранено 59 офицеров, 1692 нижних чина).
      Пользуясь господством на море, союзники 12 мая заняли Керчь и предприняли ряд десантных операций на Черноморском и Азовском побережьях. Были разорены Анапа, Геническ, Бердянск, Мариуполь. Войска просвещенных европейцев вели себя в этих разбойничьих экспедициях хуже людоедов, не щадя ни женщин, ни детей.
      22 мая Пелисье овладел Федюхиными и Балаклавскими высотами и долиной реки Черной (приобретя тем самым водопой).