– Как бы там ни было, – решился Адрик, – освященная земля для погребения теперь будет принадлежать вам вечно.

– Правда? – Галабериэль посмотрел на Адерина. – Я обдумаю это позже.

Адрик кивнул головой, признавая свое поражение, нерешительно потоптался на месте, потом поклонился и вышел, пробормотав что-то насчет отдыха, необходимого Адерину.

Когда ушел и лекарь, эльфы встали и подошли поближе к постели Адерина.

– Я считаю, что мы должны поехать и поджечь дан Меласа, – заявил Каландериэль. – Этот удар меча предназначался нашему банадару.

Раздались возгласы одобрения.

– Придержи язык, Кел, – одернул его Галабериэль. – С каких это пор эльфы наказывают матерей за преступления, совершенные сыновьями? А в дане живут и другие женщины.

– Конечно, это так, но вид его жилища, объятого языки пламени, доставит мне хоть какое-то удовлетворение.

– Надо перебраться дальше на запад и оставить ему эти проклятые земли, пробурчал Джезриаладар. – Кто захочет иметь дело с этим паршивым щенком?

– Что?! – зарычал Альбарал. – Значит, пусть это конское дерьмо победит?

Все заговорили одновременно. Галабериэль потребовал тишины.

– Теперь послушайте меня. Все зависит от того, что предпримет Адрик, чтобы искупить преступление Довина. Если он накажет того по справедливости, тогда я готов на соглашение. Это ведь делается не только ради нас. Народу нужны купцы, нужно их железо и зерно, а мы сможем и впредь сохранять погребения. Круглоухих все равно больше, чем нас. Если они захотят, то начнут войну, и мы в ней не победим.

Калондериль хотел что-то сказать, но передумал. Остальные согласно кивали. Галабериэль продолжал говорить.

– Но то, как мы поступим, зависит от того, как поступят с молодым Довином. Подумайте вот о чем: если в наших руках будет Гвинавер, мы будем хозяевами главного пути на север. Допустим, им потребуется проехать по реке, а мы скажем – нет, и пусть их принц делает, что хочет.

– Дальше эта река поворачивает, – стал развивать мысль Калондериэль. – Значит, мы также сможем перекрыть основной путь на запад? Очень неплохо!

– Отлично, Кел. Пока я думаю именно так.

Он посмотрел на Адерина.

– Советник, ты совсем бледный.

– Мне нужно поспать. Пожалуйста, уведи отсюда ребят, только, во имя всех богов, пусть они не лезут на рожон.

На закате Адерин проснулся от сильной боли в ране. Он нашел у кровати графин с крепким вином, сделал несколько глотков, чтобы облегчить боль, и лег, глядя, как золотое вечернее солнце шлет последние лучи на полированный пол комнаты. Только он собирался встать и зажечь свечи, как раздался робкий стук в дверь.

– Войдите.

К его великому удивлению, в комнату вошел Кинван-Медведь и в знак почтения преклонил колени перед постелью. Всматриваясь в юное суровое лицо, Адерин вспомнил эту же душу в другом теле – теле юного великана Таника – и себя маленьким мальчиком семи лет. Он был потрясен встречей с душой Таника и еще сильнее потрясен тем, что тот получил новую жизнь так скоро.

– Что я могу для тебя сделать, друг? – спросил Адерин.

– Я не знаю. Думаю, мне вообще не следовало приходить. Я вам мешаю? Сейчас уйду.

– Раз уж ты решился прийти сюда, я выслушаю тебя. Надо полагать, весть о случившемся в комнате правосудия уже разлетелась повсюду?

– Да, но бьюсь об заклад, вы еще не знаете и половины. Гарес сказал, я не должен беспокоить вас этим. Гарес мне вроде как друг, обычно он думает за нас обоих, но я все равно должен был спросить вас. Понимаете, говорят, что Адрик тоже сошел с ума, точно как лорд Довин, и собрался выпороть нашего лорда, как простого воина.

– Ты прав – этого я еще не слышал.

– Ну и вот, а наш молодой лорд однажды спас меня от порки, и я подумал: все-таки вы советник и все такое, и вы понимаете все лучше, чем остальные, и, может, попросите о милосердии?

– Я всегда прошу о милосердии, если могу, сделаю это и сейчас. Но боюсь, что в данном случае ко мне не прислушаются.

Кинван кивнул. Он очень походит на Таника, решил Адерин, и в обычных обстоятельствах наверняка такой же дерзкий. Его тронуло, что юноша решился на нарушение этикета, чтобы вымолить милость для своего лорда.

– Как ваша рана? – спросил Кинван. – Я слышал, что она должна зажить быстро, но сердце мое болит, когда я думаю, что мой лорд так обесчестил себя, напав на безоружного советника. Хм… то есть я хотел сказать… мне очень жаль, что вас ранили.

– Благодарю. – Адерин понял, почему неведомый ему Гарес предпочитал думать за своего друга. – Возможно, сегодня вечером, когда гнев его поутихнет, принц по-другому посмотрит на свое решение выпороть твоего лорда. Я думаю, он не захочет оскорбить лорда Меласа.

Однако оказалось, что он рассуждал слишком оптимистично. После вечерней трапезы принц пригласил всех в комнату правосудия. Горели свечи. Они собрались там все – Адерин и Галабериэль, Мелас и Довин, мрачные советники, жрец Бела и нервный молодой писец. Адрик открыл заседание, водрузив на бюро церемониальный меч Аберуина. Пламя свечей отражалось на золотом лезвии, покрытой драгоценными камнями рукоятке и гарде, сделанной в форме дракона. Адрик сел за бюро и знаком потребовал, чтобы Довин встал на колени. Суровый жест принца заставил Меласа вздрогнуть.

– Мы собрались здесь, чтобы решить, как поступить с тобой, лорд Довин. Я напомню тебе твое прегрешение. В тот момент, когда столь желаемая тобою победа уже была в твоих жадных руках, ты сам обернул ее поражением. Ты оскорбил человека королевского происхождения. Ты нарушил закон и порядок, обнажив меч в моем присутствии и в моем дане. Будучи неуклюж и неповоротлив, ты ранил не того, кого намеревался, что само по себе было бы чревато тяжелыми последствиями, но безоружного человека, который не имел возможности защищаться. Ты пролил кровь в комнате правосудия принца Аберуина. Ты навлек позор на своего отца. Ты обесчестил свой род и свой клан. Если твой отец решит отправить тебя в изгнание, я без колебаний скреплю его решение своей печатью.

Довин почти лежал на полу, в лице не осталось ни кровинки.

– Ты можешь что-нибудь сказать в свое оправдание? сурово спросил Адрик.

– Ничего, ваше высочество, прошептал Довин.

– Я так и полагал. Тьерин Мелас, что ты можешь сказать своему сыну?

– Ничего, ваше высочество, за исключением того, что я все равно люблю его. – Он помолчал, оглядывая комнату, не в силах поверить, что вынужден стоять здесь и свидетельствовать против собственного сына. – Право же, я старался правильно воспитывать его. Его позор – мой позор. Я готов предложить принцу оплатить кровь его советника так щедро, словно мой сын не ранил, а убил человека.

– Вы… что, мой лорд? – Галабериэль негодующе выпрямился. – Это что, в обычае вашей страны – покупать справедливость?

– Мой принц, пожалуйста, – взмолился Адерин. – Вы не знаете законов Элдиса. Он не покупает справедливость, а исполняет законы. В Элдисе у каждого есть лэйс – цена его крови. Если человек убит или искалечен, род преступника должен выплатить клану пострадавшего эту цену. Мелас проявил невероятную щедрость, предложив наивысшую цену, даже не дожидаясь приказания принца.

– Понятно. – Галабериэль посмотрел на Меласа. – Приношу свои извинения, мой лорд, за то, что неверно понял вас.

Мелас только кивнул, словно ему было уже все равно, что принц может или не может сделать. Лицо Галабериэля исказилось от отвращения, будто он откусил от сгнившего плода.

– Вам по-настоящему повезло, мой принц, – продолжал Адрик, – что рядом с вами настоящий мудрец, принадлежащий нашему народу. Но в глубине души я согласен с вами. Лэйс – хорошее возмещение за ущерб, причиненный советнику Адерину, и от его имени я принимаю его от вас, Мелас. – Он слегка кивнул писцу, и тот быстро начал записывать. – Но остается тот факт, лорд Довин, что вы нарушили гэйс, обнажив меч в моем дане. Если бы это оскорбление произошло в большой зале, когда вы и принц пили мед, я был бы склонен к милосердию. Но вы обнажили меч хладнокровно, будучи абсолютно трезвым, прямо в комнате правосудия, и совершили это на глазах у собственного отца.

Довин опустился так низко, что лбом почти касался пола. Мелас откинулся на стуле, сжав руки так, что костяшки пальцев побелели.

– Поэтому, – продолжал Адрик, – я требую искупления данного прегрешения, и это не связано с раной, нанесенной советнику Адерину. За это лэйс законом не назначен, тьерин Мелас. Наказанием за это оскорбление я назначаю двадцать пять плетей публично.

– Ваше высочество! Мелас вскочил и упал на колени рядом с сыном. Я умоляю вас! Во имя всех лет моей верной службы вам – избавьте его от такого позора! Не в плетях дело – он заслужил их – но выпороть его публично, как простолюдина!..

– Боюсь, он вел себя, как простолюдин, тьерин Мелас.

– Ваше высочество. – Адерин встал и поклонился. – Я тоже молю о милосердии. Юноша еще слишком молод.

– Он достаточно взрослый, чтобы знать наши законы. Это оскорбление касается не вас, добрый советник.

– Ваше высочество. – Теперь встал и поклонился Галабериэль. – Я не подвергаю сомнению мудрость ваших решений, но могу ли я задать вопрос?

– Можете, мой принц.

– Является ли смерть наказанием за данное оскорбление?

– Нет.

– Но юноша так молод, что может погибнуть, получив столько плетей!

– Это справедливо, – кивнув, сказал Адрик. – Очень хорошо. Я уменьшаю наказание до пятнадцати плетей. Довин, подними голову и посмотри на того, кого ты считал своим врагом. Он вьтмолил тебе снисхождение.

Лорд Довин медленно поднял голову и посмотрел на Галабериэля, но в его васильковых глазах горела только ненависть. Принц Адрик взял церемониальный меч и высоко поднял его острием вверх.

– Вот мое решение, – провозгласил он. – Тьерин Мелас выплатит полный лэйс за рану советника Адерина. Лорд Довин получит публично пятнадцать плетей завтра на рассвете. – Он трижды ударил рукояткой меча по столу. – Да будет так.

Мелас приглушенно зарыдал – скупые слезы человека, который не плакал с самого детства. По зову Адрика вошли два стражника, подняли Довина на ноги и вывели из комнаты. Мелас поплелся следом. Галабериэль помог Адерину подняться на ноги и поклониться принцу, и они оставили Адрика наедине с его праведным гневом.

– Как ты себя чувствуешь, Адо? В состоянии дойти до моих покоев и выпить кубок доброго меда?

– Вообще-то я не пью, но сегодня это необходимо. Но сначала мне нужно спуститься в главную залу – кое-кого там повидать.

В большой зале они нашли только людей. Эльфов не было, Галабериэль попросил их остаться в своих комнатах. Адерин нашел Кинвана, сидевшего рядом с мускулистым блондином, которого он представил как Гареса.

– Прости, друг, – сказал Адерин. – Я просил о милосердии, но принц рассудил по-своему. Боюсь, что завтра твоему лорду предстоит публичная порка.

– Мы уже слышали об этом. Пришли стражники и сообщили нам новость. Сердце мое болит, но не мне сомневаться в решениях принца.

– Мое сердце тоже болит, – сказал Гарес. – Слушайте, сударь, это правда, что ваш принц просил о снисхождении?

– Правда. Благодаря ему ваш лорд получит только пятнадцать плетей.

На следующий день Адерин остался в своей комнате. Он не хотел видеть, как спина Ловина встретится с правосудием принца.

Он слышал шум – это дружины шли смотреть, что произойдет с человеком, нарушившим закон. Затем наступила мертвая тишина.

Один раз он услышал слабый звук, похожий на крик. Адерин старался думать о посторонних вещах до тех пор, пока не услышал, что толпа вошла в здание. Через несколько минут Галабериэль и остальные эльфы вошли к нему в комнату.

– Я никогда не видел такого варварства, – сказал Галабериэль.

Джезриаладар развязал бурдюк с медом, сделал большой глоток и передал бурдюк принцу. Тот пил долго, потом пустил его по кругу и начал мерить комнату шагами. Бурдюк опустел очень быстро.

Немного позже пришел паж и попросил принца с советником подняться к Адрику. Адерин и Галабериэль отправились за ним следом. Комната принца выглядела очень уютно, с коврами и гобеленами, резными стульями, стоящими у очага и окнами, распахнутыми в сад. Адрик с кубком меда стоял у очага, а Мелас, сгорбившись, сидел на стуле. Адрик приказал пажу принести меда Галабериэлю и Адерину и отослал мальчика. Мелас не шелохнулся и не оторвал взгляда от пола.

– Я не думаю, что нужно выносить наш вопрос в открытый суд, – сказал Адрик. – Что касается меня, лорд Довин заплатил цену, которую требует закон, и с этим покончено. Мой принц, вы и ваш советник согласны со мной?

– Согласны, – сказал Галабериэль. – Тьерин Мелас, примите мое искреннее сочувствие.

Мелас посмотрел на него больными глазами. За одно утро он постарел на десять лет.

– Видимо, я должен быть вам благодарен, но я не нахожу благодарности в своем сердце.

Адрик напрягся и сделал шаг вперед.

– Черт побери! – вскричал Мелас. – Что, по-вашему, я должен делать – унижаться и пресмыкаться, потому что мой сын опозорился? Пока этот ваш принц не явился сюда, все шло прекрасно, а теперь я вижу, как человек, которому я столько лет преданно служил, все переворачивает – и все ради чужака!

– Тьерин Мелас, – вкрадчиво сказал Адрик, – вы забываетесь.

Мелас открыл было рот, чтобы ответить, но передумал, встал и поклонился принцу.

– Так вот, мой лорд, – продолжал Адрик, обращаясь к Меласу, – нам все же нужно прийти к соглашению по поводу земель.

– Наверное. Но в сердце своем я не понимаю, почему меня вынуждают идти на уступки.

– Не понимаете? – выпалил Галабериэль. – А теперь послушайте меня! Эти земли принадлежат нам – ни вам, ни принцу, ни единому человеку из Элдиса! Вы понимаете меня, Мелас? И вы можете просить только о том, что я вам разрешу.

– О, вот как вы теперь заговорили? Годы и годы на этой земле не было ни единого человека! Она просто пропадает…

– Мелас! – Адрик сделал еще шаг вперед. – Вопрос об использовании этой земли мы решили на Майловере!

Мелас подавился своими словами, пронзая взглядом обоих принцев. Галабериэль величественно кивнул и продолжил.

– Я приехал сюда, чтобы предложить вашему проклятому щенку поместье на моих наследственных землях, а взамен увидел высокомерие и наглость. Очень хорошо. Принц эльфов может быть таким же высокомерным и наглым, если потребуется. Так вот, если ваш сын или один из его паршивых воинов хоть на половину конской морды пересечет границу моих земель, кто-нибудь из моего народа возьмет копье и вьтшибет его из чертова седла.

Тьерин с возмущением посмотрел на Адрика.

– Надо полагать, я должен проглотить это в вашем дворце, ваше высочество?

Адрик колебался, как человек, который должен босиком пройти по лезвию меча.

– Я предложил свое решение. Если принц Западного Народа отказывается продолжать обсуждение вопроса в моем суде, я ничего не могу сделать.

– Ничего? – яростно взревел Мелас.

– Именно так. Я не могу обеспечить вам поддержку и не могу помешать вам поступить по своему разумению. Но указ о землях для погребения остается в силе. Если освященную землю осквернят, с преступниками будет разбираться моя личная стража, а предводителем у них буду я сам.

– Вот как? – сказал Галабериэль. – Моя вера в правосудие Элдиса уничтожена, ваше высочество, и не имеет значения, насколько красиво вы говорите. Вы только что позволили Меласу развязать войну против моего народа.

– Ничего подобного! Вы просто не понимаете! Напротив, я даю вам возможность обратиться непосредственно к моему отцу-королю. Более того, я прослежу, чтобы он занялся вашим делом в первую очередь!

– Королю? – ахнул Мелас. – Вы разрешаете этому… этому существу обратиться к королю?

Адрик поднял руку для удара, опомнился и замер.

– Не терзайтесь так, Мелас, – сказал Галабериэль. – Я больше не желаю иметь дело с хорьками, даже если это король хорьков. Все прекрасно, принц Адрик. Вы приняли свое решение, я принял свое. Мы избавим вас от своего присутствия сегодня же после полудня. Единственное, о чем я жалею, это что Довин не получил своих двадцати пяти плетей.

Махнув рукой советнику, Галабериэль быстро вышел из комнаты. Оглянувшись, Адерин увидел, что Адрик вцепился в рукав Меласа; тут паж с поклоном закрыл дверь. Они шли по извилистым коридорам, Галабериэль молчал, и Адерин боялся заговорить с ним. В покоях Галабериэля их ожидали все эльфы и сидевший среди них взволнованный Намис.

– Благодарю за помощь, мой добрый купец, – сказал Галабериэль. – Но хорьки нашли большую дыру в заборе. Предупреждаю вас – если вы решитесь приехать на озеро Прыгающей Форели, будьте готовы к тому, чтобы оказаться в гуще сражения.

Намис громко застонал. Галабериэль рассказывал, меряя комнату шагами. Он прекращал рассказ только для того, чтобы выругаться. Остальные слушали, вцепившись в свои мечи.

– Гал, пожалуйста, – взмолился, наконец, Адерин. – Постарайся понять положение Адрика. Лорды Дэверри любят козырять заветами Великого Бела, но ты и сам знаешь, что они правят не от имени божественной справедливости. Великих королей свергали раньше и, несомненно, будут свергать в будущем. Принц не может рисковать и вызвать мятеж на севере.

– О, я все прекрасно понимаю. Именно потому что я все понимаю, я и не вижу смысла дальше иметь дело с ним или с его окаянным отцом-королем. Он знает, как поступить честно и благородно, но не хочет этого делать. Все круглоухие одинаковы. Повторяется история с договором в Каннобайне. Они красиво говорят, но когда доходит до дела – о, они так сожалеют, но… всегда есть «но», правда? Уж пусть бы они жрали, как свиньи, которыми они и являются, вместо того, чтобы жеманничать и изображать из себя невесть что. Я попробовал вести себя так, как это делают они, но теперь сыт этим по горло. Мы оградим земли для усопших и посмотрим, в состоянии ли наш принц соблюдать свой благородный обет. Посмотрим также, что будет делать дови. Мы сумеем преподать ему урок. А потом, мой добрый Намис, посмотрим, что произойдет дальше.

Все двадцать эльфов вскочили на ноги и одобрительно закричали, но Галабериэль оборвал их взмахом руки.

– Мы говорим о смерти. Вы не должны жаждать ее так же, как проклятые круглоухие. Вперед – собирайте вещи. Мы покидаем эту вонючую нору сразу после полудня.

С горящими глазами Гарес наклонился к Кинвану и зашептал.

– Становится чертовски интересно.

– Война начнется? Это все, что меня интересует.

– Ну точно сокол – думаешь только о мясе. Слушай, Кинно, сегодня я был в конюшне и слышал, как наш Мелас разговаривал с лордом Инисом из Красного Льва. Мелас прощупывает своих союзников, чтобы понять, поддержат ли они его и Довина против проклятого Западного Народа.

– Да ты что? И что сказал Инис?

– Чертовски мало. Он осторожничает. Вроде как Довин сам на это нарвался, поэтому сам и должен выпутываться. Но спорю на что хочешь, он просто боится принца.

– Хм. – Кинван оглядел роскошную залу. – Тогда чем быстрее мы унесем ноги из Аберуина, тем лучше. У северян-то есть мужество.

– Они покидают Аберуин, – сказала Нананна. – Начались неприятности. – Она покачнулась и чуть не упала на магический кристалл. Слегка вскрикнув, Далландра подхватила наставницу, но Нананна подняла голову и выдавила слабую улыбку.

– Я еще не умираю, дитя, но я действительно очень устала. Поможешь мне добраться до постели?

Далландра уложила ее среди подушек, накрыла меховым плащом и убрала магический свет, потому что Нананна моментально заснула. Собрав магические кристаллы, она помедлила, чувствуя себя абсолютно беспомощной, и решительно вышла из палатки, чтобы ее тревога не разбудила Нананну. Алар обедал. Энабрилья протянула подруге деревянную миску с тушеной олениной и спросила:

– Как там мудрейшая?

– Очень устала. Бриль, что-то случилось. Они возвращаются домой и очень спешат.

Разговоры и пение вокруг резко прекратились. Далландра почувствовала себя еще более беспомощной.

– Я больше ничего не знаю. У Адерина не было времени рассказать нам остальное.

– А почему мы вообще решили, что можем доверять этому чародею из круглоухих? – неприятным голосом спросил Тальбреннон.

– Потому что так сказала Нананна, заплесневелое ты конское дерьмо! – Далландра сама поразилась ярости, прозвучавшей в своем голосе. – О боги, неужели нам мало неприятностей, что ты ищешь еще?

В сгустившейся тишине слышалось только потрескивание костра. Далландра сунула миску в руки подруге и побежала прочь из лагеря. Ей требовалось побыть одной.

Несколько часов назад их алар и несколько других разбили лагерь в восьмидесяти милях южнее озера Прыгающей Форели на возвышенности, покрытой травой. Немного дальше в низине стоял густой лес, а на равнине располагались фермы круглоухих лордов. В окружении дикого народца Далландра спустилась с холма и направилась за утешением в лес, как поступают с незапамятных времен все эльфы. На опушке она уселась на поваленное бревно и открыла свое сознание для мыслей об Адерине. Очень смутно она ощущала его опасения за будущее и боль в его руке. Один раз она на мгновение увидела его, прильнувшего к седлу и быстро скачущего в окружающей тьме. Это все, что ей открылось, и хотя сама мысль о том, что она волнуется о круглоухом, была ей ненавистна, все же Далландру буквально мутило от тревоги.

Неожиданно она поняла, что не одна. Ночь была слишком тихой: не кричали совы, в кустах не слышно было животных. Она ушла так далеко от лагеря даже без ножа! Девушка встала на ноги, а перепуганный дикий народец исчез. Далландра глубоко вздохнула и попыталась не обращать внимания на то, как колотится ее сердце. Если вокруг шныряли круглоухие, то единственное оружие против них – ее магия. Она подумала было убежать, но шум и движение выдали бы ее. Тут она увидела колеблющийся свет, направленный в ее сторону; захрустели ветки; через кусты кто-то пробирался. Потом печально запел охотничий рожок. Вдруг свет разделился и превратился в линию пляшущих огней, словно кто-то устраивал шествие с факелами, издалека доносилось пение. Огни приближались; пение, несомненно, было эльфийским, но каким-то диким и становилось все громче; вот огни окружили и буквально ослепили ее.

Из круга света выступила женщина. Она была высокой и худощавой, с огромными желтыми глазами и изумрудными кошачьими зрачками, серебристые волосы свободными волнами падали ниже талии. Сначала Далландре показалась, что на женщине было платье из чеканного золота, но видимо, это было игрой света, потому что вдруг оказалось, что на ней надета только туника из грубого полотна. В руках женщина держала лук, колчан со стрелами висел на поясе.

– Знаешь ли ты, кто я?

– Я… я… я слышала истории о Святом Королевском Дворе. Призраки семи королей и те преданные, кто погиб вместе с ними.

Женщина пренебрежительно засмеялась. На голове у нее была золотая диадема, драгоценные камни переливались на шее, а платье вновь засверкало золотом. Лук исчез.

– Сказки и больше ничего, девушка. Сказки и больше ничего. Конечно же, мы и есть Святой Королевский Двор, но мы существовали здесь задолго до твоих королей, и их вонючего железа, и их отвратительных городов. – Она обратилась к кому-то через плечо. – Ты слышишь? Ты слышишь, что приходится претерпевать? Нас низвели до призраков, и кто – наш собственный народ!

Сквозь лес пронесся порыв ледяного ветра. Далландра изо всех сил напрягала зрение, но ничего не могла увидеть за кругом света. Женщина снова взглянула на нее, на ней вновь была полотняная туника, а на ногах – охотничьи башмаки. Она натянула лук и направила стрелу с серебряным наконечником прямо в грудь Далландры.

– Назови наше имя, девушка, или мы начнем охотиться на тебя, как на зверя. От тебя воняет металлом демонов.

Больше всего Далландру поразила горькая ирония – она умрет раньше Нананны, хотя столько времени пытается примириться с грядущей смертью наставницы. Женщина улыбнулась, обнажив заостренные, как у фей, зубы. Далландра попробовала произнести слово, но у нее ничего не получилось. Она сглотнула и выпалила то единственное, что пришло ей в голову:

– Стражи!

Женщина расхохоталась, лук исчез, а платье стало шелковым и темно-синим.

– Ты не ошиблась. Запомни нас.

Она повернулась и исчезла в кругу факелов. Кто бы ни были остальные, они засмеялись, и завыли, и запели, и стали стремительно удаляться от Далландры, и ей казалось, что они плывут над землей. Может, так оно и было. Далландра так дрожала, что не могла думать. Она упала на колени и не переставала дрожать, а огни удалялись от нее, пение замирало, смех превратился в дуновение ветра, и все исчезло. Далландра заставила себя произнести пересохшими губами:

– Простите, что я сомневалась в вашем существовании.

Она огляделась вокруг и увидела стрелу, воткнувшуюся в землю. Далландра вытащила стрелу и услышала голос женщины, прошептавшей сквозь ветер:

– Подарок для тебя. Помни.

Всю дорогу до лагеря Далландра бежала. Все еще дрожа, хватая ртом воздух, она, запинаясь, рассказала, что с ней произошло. Все столпились вокруг нее и передавали из рук в руки стрелу с серебряным наконечником.

– Пожалуй, нам следует последить за этой штукой, – сказал Вилэнтериэль, – а то на заре она превратится в кривой сучок или еще что-нибудь похуже.

Только теперь Далландра припомнила старые истории о Стражах. Она слышала их, когда была ребенком – «фантастические сказки для малышей», так их всегда называли.

Теперь она знала, что не все в этих сказках было вымыслом. К счастью, когда солнце встало, стрела по-прежнему оставалась стрелой, очень красивой, из какого-то темного дерева с оперением из синих перьев, скорее всего, сойки. Далландра принесла ее в палатку вместе с завтраком, чтобы показать Нананне.

Этим утром ее наставница поднялась с трудом. Едва сев в постели, она хрупкими руками раскидала все подушки, словно они раздражали ее. Несколько раз она забывала, как зовут ее ученицу. Далландра едва успевала смахивать слезы страха и печали, то и дело наворачивавшиеся ей на глаза.

– Что это за стрела? – Неожиданно голос Нананны зазвучал, как обычно. – На ней опасный двеомер.

– Опасный?

– Смертельный для таких, как мы, дитя. Я чувствую злой рок. Эта стрела может убить перевертыша во время полета и превратить его в эльфа, когда он, умирая, падает с небес.

– Я не знала этого, мудрейшая, но сразу поняла, что нельзя доверять той, что подарила мне стрелу. Со мной вчера произошло нечто странное.

Далландра рассказала о вчерашней всрече. Нананна вроде бы внимательно слушала, но было видно, что мысли ее витают где-то далеко. Она провела пальцем по отполированному древку и сбросила стрелу с колен.

– Что ж, дитя, это твоя загадка, не моя, – сказала она, наконец. – Я… я об этом ничего не знаю.

Вчерашний ужас вернулся, сдавил сердце ледяными пальцами, будто в палатку прокрался убийца и стоит у нее за спиной.

– Не думаю, чтобы это имело большое значение. – Далландра изо всех сил пыталась говорить весело и оживленно. – Хочешь овсянки? Купец Намис привез ее нам в прошлый раз.

Оставшись одна, Далландра долго плакала.

Севернее Каннобайна Галабериэль со своей дружиной перешли через мелкий ручей без названия (правда, в последнее время его стали называть Бобром). Ручей считался границей территории Элдиса, во всяком случае, именно так принц сказал Адерину, несмотря на то, что милях в двадцати на запад от него стоял дан и фермы лордов, нарушивших соглашение. Адерин дана не увидел, потому что они свернули на север, направляясь к опушке леса. Адерин окончательно вымотался и от раны, и от тревоги, а Галабериэль все подгонял людей и коней. Деревья и луга, скалы и дороги – все слилось в бесконечную боль. Наконец они добрались до одного из лагерей. Адерин ушел в палатку и уснул на кожаных подушках, а Галабериэль долго разговаривал о чем-то с предводителями аларов.

Утром к ним присоединились двадцать новых воинов и табун лошадей.

Адерин был потрясен, обнаружив, что некоторые воины оказались женщинами. В полдень они встретились с одиноким аларом, направлявшимся на юг, и дальше с ними поехали еще шесть вооруженных воинов, три женщины-лучницы и конь, навьюченный стрелами.

На закате они въехали в лагерь Нананны. Народу там прибавилось.

Другие мастера двеомера услышали призыв о помощи и послали к ней своих людей – шестьдесят вооруженных верховых воинов.

Как сказал Галабериэль, сейчас каждый меч будет на счету.

– Наши длинные луки хороши только для охоты. Не представляю, как из них можно пробить доспехи элдисцев. Хотя кто знает – ведь мы еще не пытались.

– Да. – Адерин попытался с умным видом кивнуть, но неожиданно потерял сознание.

Он очнулся в огромной палатке Галабериэля. У дыры, через которую уходил дым очага, сиял свет двеомера.

Сначала Адерину показалось, что из раненой руки идет кровь; потом он понял, что ее окунули в деревянную миску, наполненную теплым травяным отваром. Кто-то стоял рядом с ним на коленях. Он с трудом повернул голову и увидел Далландру. В ее прекрасных глазах светилась печаль.

Адерин подумал, что стоило терпеть боль, чтобы увидеть как она тревожится за него.

– Этот гнусный круглоухий лекарь натворил дел с твоей рукой, – сердито сказала она. – Тебе еще повезло, что телесная жидкость не загноилась!

– Честно говоря, не очень-то я выполнял его советы. О боги, мой рот! Вода есть?

Она протянула ему деревянную чашку с ключевой водой. Когда он выпил, Далландра налила еще из лежавшего рядом меха.

– А как ты вообще себя чувствуешь?

– Уставшим, но все будет хорошо. Просто эта штука так болит!

Она встала, вынула его руку из травяного отвара и промокнула чистой тряпицей. Ее прикосновения были такими нежными, что он не ощутил боли даже в сломанных пальцах.

– Я намочила повязки, – сказала она. – Когда они высохнут, стянут сломанные пальцы, чтобы скорее срастались. – Она нахмурилась, положила свою руку на его и, слегка приоткрыв от усердия рот, уставилась на сломанные пальцы. Ему показалось, что боль буквально вытекает из ран. – Вот и все. Так легче?