Дэверри: Западные земли (№1) - Дни изгнания

– Намного! Тысячу раз спасибо!

– Если снова заболит, позови меня, я опять это сделаю. – Она аккуратно положила его руку на подушку и взяла миску с использованным отваром. – Я выплесну это.

Адерин услышал, что она с кем-то разговаривает; через минуту вошел Галабериэль. Принц переоделся в узкие кожаные штаны, простую рубашку и кожаную куртку – похоже, клинок такую рассечет не сразу.

– Далландра сказала, тебе лучше. Я рад.

– Благодарю, банадар. Снаружи так шумно. Еще кто-то прибыл?

– Всего лишь пятнадцать человек. Но теперь у нас хорошая дружина, а когда поедем на север, кто-нибудь еще присоединится. Думаю, Мелас тоже собирает всех, кого может. Я отправил лазутчиков на озеро. А мы все снимемся с места завтра.

– Я поеду с вами.

– Ты уверен? Нужды большой нет.

– Есть. Ты забыл, что я травник? Если дойдет до битвы, я буду вам нужнее, чем пять дополнительных мечей.

– Значит, решено. Спасибо тебе.

Как выяснилось, Адерин был не единственным знахарем и мастером двеомера, решившим отправиться с армией. Вечером, придя в палатку, чтобы обработать ему раны, Далландра чуть не плакала.

– Что случилось? – всполошился Адерин.

– Нананна. Она едет с вами на озеро Прыгающей Форели.

– Да ты что? Это будет трудный марш. Она выдохнется.

– Она уже выдохлась. Час настал. Она умирает.

Далландра все-таки заплакала. Слезы обильно текли по лицу, тело сотрясалось от рыданий. Адерин с трудом поднялся на ноги и неуклюже обнял ее здоровой рукой, но она отпрянула от него.

– Нехорошо, что я так плачу. Ее час настал, и этим все сказано. – Она вытерла лицо его рукавом. – Я просто должна принять это.

– Легко сказать. Но очень трудно сделать.

Девушка кивнула.

– Ты едешь с ней? Я хочу сказать – с нами?

– Конечно. Неужели ты думаешь, я оставлю ее одну? – Она повернулась к нему с таким свирепым выражением на лице, что Адерин невольно отпрянул. – Извини, что я так накинулась на тебя. Просто я совершенно измучена.

– Неудивительно. Все в порядке. Я тоже тревожусь за нее.

– Я беру с собой Энабрилью. Она поможет мне ухаживать за Нананной. Малыша и мужа она отправляет подальше. Изини, Адо. Я не должна была так разговаривать с тобой.

Он привлек ее к себе, как величайшее сокровище: она так легко назвала его уменьшительным именем, словно они знали друг друга много лет!

Всю долгую и тяжелую дорогу до озера Адерин ехал в обозе, рядом с обеими женщинами. Благодаря двеомеру Далландры раненая рука почти его не беспокоила, но даже если бы она ужасно болела, он не обращал бы на это внимания, тревожась о старой ведунье. Он все чаще задумывался, доедет ли она до освященной земли живой. По утрам Нананна довольно легко садилась верхом, но через несколько часов энергия ее иссякала, и она едва держалась в седле, держась за него обеими руками. Ее хрупкие пальцы походили на когти старой птицы, вцепившейся в жердочку в безнадежной попытке не свалиться. Ко времени ночлега она не могла сама спешиться. Адерин и Далландра снимали ее с коня и, как маленького ребенка, укладывали на одеяла. Она почти ничего не могла есть и таяла с каждым днем, держась только силой воли.

– Я проживу достаточно, чтобы успеть увидеть освященное место упокоения, – говорила она. – Не суетитесь вокруг меня, дети.

Нананна, как всегда, оказалась права. Ровно в полдень, теплым и туманным осенним днем, Галабериэль вел свое войско – теперь это было войско из двухсот вооруженных воинов – вверх по поросшему травой холму. Адерин, как всегда следующий сзади, неожиданно услышал крики. Он не мог разобрать слов, но решил, что авангард увидел поджидающего их противника.

– Оставайся здесь, с Нананной! – прокричал он Далландре и поскакал вперед. Крики становились понятнее – впереди скандировали: даль-эн! даль-эн! Озе-ро! Озе-ро! Адерин поравнялся с Галабериэлем, который только что приказал остановиться и передохнуть. Далеко внизу раскинулось серебряное озеро, похожее на длинный палец, зажатый в узкой долине, указывая с юго-востока на северо-запад. Севернее рос густой лес, темные сосны стояли такими ровными рядами, что становилось ясно – они выросли не сами по себе, их сажали. Габариэль махнул рукой в ту сторону.

– Место упокоения. Деревья моих предков.

Вечером они расположились лагерем между лесом и северным берегом озера, на поросшем густой травой лугу, который, похоже, не раз использовали под такую стоянку: на небольшом расстоянии одна от другой были устроены выложенные камнем ямы для костров, стояли небольшие сараи для дров и продуктов. Адерин, несмотря на больную руку, помог Далландре установить палатку и присоединился к военному совету, 0стоявшему из Галабериэля и десяти эльфов, наскоро избранных предводителями отрядов и временными капитанами. Они долго обсуждали стратегию боев. Адерин старался понять те немногие слова эльфийского языка, которые уже успел выучить, но вскоре сдался и задремал. Когда обсуждение закончилось, подошли воины из личной дружины банадара. Из уважения к мастеру двеомера они говорили по-дэверрийски. Сначала обсуждали луки и стрелы, а потом Калондериэль сказал нечто странное, что привлекло внимание Адерина и вызвало его живой интерес:

– Сколько деревьев срубить, банадар?

– Не знаю. Много. Очень много – ах, клянусь Темным Солнцем! – очень-очень много! Надо пойти в лес и посмотреть, сколько там уже заготовлено. – Тут он заметил недоумение на лице Адерина и грустно улыбнулся, точнее – болезненно скривил рот. – Пошли с нами. Ты должен это увидеть.

С последними лучами солнца они вошли в аккуратный лес и углубились в его темные и душистые коридоры.

На небольшой поляне стояло странное сооружение тридцати футов в длину и ширину, стены которого были выложены из камня и грубо обтесанных бревен. Галабериэль открыл скрипучую деревянную дверь, и Адерин увидел, что строение на одну треть заполнено дровами. Он уже привык к тому, что эльфы жгут в своих очагах конский навоз и сухие ветки, поэтому уставился на дрова, словно перед ним была тайная сокровищница дракона, набитая золотом и драгоценными камнями.

– Когда умирает кто-то из нашего Народа, сказал Галабериэль, – мы берем эти сухие дрова, чтобы сложить погребальный костер. Потом срубаем дерево, чтобы возместить запас дров, и сажаем новое вместо него. Так что всякий раз, как умирает кто-то из нашего Народа, с ним умирает дерево и рождается новое. Обычно это происходит именно так. Но теперь грядет война.

– И вам потребуется много сухих дров. – Адерин почувствовал ужасающую слабость. – Очень много.

– Вот именно. И будет это очень сложно. Даже если мы начнем рубить деревья завтра, дрова еще долго будут сырыми. О, клянусь богами обоих наших народов! Если бы это место не было священным, я ушел бы отсюда и позволил проклятым круглоухим завладеть озером!

– Никогда! – не сказал, а прорычал Каландериэль. – Банадар, как вы можете даже говорить такое?!

Пожав плечами, Галабериэль закрыл дверь и пошел обратно, поманив остальных рукой. Они уже почти дошли до лагеря, как увидели Энабрилью, подругу Далландры, бегущую им навстречу с развевающимися на ветру волосами. Она размахивала руками и кричала на бегу:

– Адерин, Адерин, скорее! Нананна умирает!

Еще ничего не осознав, Адерин уже бежал. Следом за Энабрильей промчался он через весь лагерь и, задыхаясь, добежал до палатки Нананны.

Он вошел внутрь, Энабрилья осталась снаружи. Он слышал, как она приказывала другим встать подальше от палатки и молчать; потом ее голос затих. Предметы в палатке отбрасывали мягкие тени под бледным светом двеомера. На кожаных подушках лежала Нананна, голова ее покоилась на руке Далландры.

Белые волосы окутывали ее плечи, как снежный сугроб. Лицо старой ведуньи было белым и сухим, как пергамент кожа обтягивала скулы, глаза потемнели и широко распахнулись, кошачьи зрачки жадно ловили угасающий свет.

– Вот и Адерин, – прошептала Далландра. – Сейчас он достанет свои снадобья и поможет тебе.

– Не надо, – прошелестела Нананна. – Подойди ко мне, дитя.

Адерин встал перёд постелью на колени и двумя руками осторожно взял ее иссохшую ладонь.

– Скажи мне, Адерин, ты останешься с нами?

– Останусь. Здесь мой вирд. Я уверен в этом, хотя точно не знаю, что это значит.

– Я знаю. – Голос ее все слабел, и Адерин наклонился к ней. – Я видела последний сон. Научи мой народ, Адерин. Научи их своему двеомеру, чтобы они сумели восстановить свою разрушенную магию. Передай им свои знания о травах, чтобы у них вновь появились лекари, исчезнувшие так давно.

– С радостью, мудрейшая. Все, что я знаю, я передам им.

Она улыбнулась, слегка растянув бескровные губы, и долго отдыхала, прежде чем снова заговорить.

– Далла, а ты научишь его, как отрастить себе крылья, такие, как у тебя. Так ты расплатишься с ним, и он сможет полететь, куда захочет.

– Решено. – Голос Далландры не дрожал, но Адерин посмотрел на нее и увидел слезы, струившиеся по лицу. – Все, что я знаю, я передам ему.

– Хорошо. – Нананна глубоко вздохнула. – Между вами не должно быть тайн, никаких, вы слышите меня? Только с помощью двеомера смогут наши расы жить в мире, и ничто не должно помешать этому.

– Вот и прекрасно, – сказал Адерин. – Но что ты имеешь в виду – отрастить крылья?

– В нашем двеомере есть несколько фокусов, ты их увидишь. – Нананна сумела выдавить улыбку. – Далландра и я – мы обе перевертыши. Однажды ты тоже научишься превращаться в птицу и летать, как она. Я думаю, ты будешь совой – если судить по твоим огромным глазам.

Адерин задержал дыхание.

– Тысяча благодарностей! Клянусь, что буду достойным этого умения и использую его только во благо Света!

– Вот и хорошо. Что ж, я дала вам свои последние напутствия. Пришло время уходить. Дитя, положи меня.

Далландра поудобнее устроила ее на подушках и встала рядом с Адерином на колени. Несколько мгновений Нананна молчала, собираясь с силами; потом медленно и тихо начала нараспев говорить, и голос ее вновь набрал силу:

– Передо мной открывается река. Я вижу свет над рекой. Настал мой час уплыть в море.

Далландра начала всхлипывать вслух. Адерин понял, что она не сможет провести ритуал и ему придется заменить ее.

– Пусть солнце светит над тобой, пока ты плывешь по реке, – зашептал он. – Пусть течение будет быстрым.

– Солнце собирается вокруг меня. Я вступаю в лодку на берегу реки.

– Я вижу серебристую реку, текущую на запад, темные камыши и лодку, ожидающую тебя.

Адерин произнес эти слова, и перед ним действительно возникло видение, которое они рисовали вдвоем. Окутанная золотым солнечным светом, душа Нананны возникла в нем – бледное серебристое пламя, сначала мерцающее, потом растущее и окрепшее – совсем не похожая на человеческие души.

– Солнце и луна, светите ей! – выкрикнул Адерин. – Отведите ее в море света, любви и жизни!

Лодка скользила по реке, серебристое пламя пылало, душа Нананны исполнилась ожидания. Ему казалось, что он парит над нею на крыльях и видит, как впереди, в лучах заходящего солнца, их встречают другие, озаренные Светом. Душа Нананны легко взлетела, чтобы слиться с ними, и ярко вспыхнула, на миг ослепив его.

Моргая земными глазами и тряся головой, Адерин вернулся назад и увидел, что мертвое тело наставницы лежит перед ним на подушках.

– Все кончено, – сказал Адерин. – Она вернулась в свой настоящий дом.

В ответ трижды ударил барабан – три громовых удара раскатились по лагерю. Он услышал вопли, которые перешли в поминальный плач – стенания по умершей. Адерин ударил открытой ладонью по земле, завершив ритуал.

Все кончилось. Ее чистая душа не собиралась три дня бродить рядом с телом, она ушла легко и свободно. Адерин скрестил ее хрупкие руки на груди и закрыл ей глаза душа Нананньг не нуждалась больше в них, чтобы смотреть на мир.

– Надо сжечь ее тело, – сказал Адерин. – Или ваш народ сначала оплакивает своих мертвых?

Далландра посмотрела на него невидящим взглядом, потом запрокинула голову и завыла. Слезы потоком текли по ее лицу, а она голосила и голосила, выдирала себе волосы, расплетая косы в знак траура, раскачивалась из стороны в сторону так сильно, что Адерин обнял ее и крепко прижал к себе. Теперь она плакала, уткнувшись ему в плечо, всхлипывала горько, как ребенок, ее мягкие светлые волосы облаком окутывали его руки; а снаружи Народ пел поминальную песню, объединившись в своей скорби.

– Тихо, тихо, то был ее час.

Плач прекратился так же резко, как начался. Он видел, как она старается взять себя в руки. Наконец Далландра взглянула на него спокойными глазами, серыми, как туман над озером.

– Это был ее час. И однажды мы вновь встретимся с ней в какой-нибудь другой стране.

– Именно так. Всегда верь в Свет.

В совершенном изнеможении Далландра склонила голову ему на плечо. Адерин обнимал ее, сердце его колотилось, и он понял, что любит эту девушку.

Этой же ночью они сожгли тело Нананны и развеяли пепел под деревьями в освященном лесу, на том месте, где лунный свет падал на землю и окрашивал ее серебром. На могиле Галабериэль поклялся, что никогда людское племя не осквернит это место. Всю ночь Народ плакал и пел поминальные песни, но взошло солнце, и скорбь ушла.

Теперь им оставалось только ждать, что предпримут Медведи.

– Четыре сотни человек! – воскликнул Гарес. – Вот уж не думал, что нашему лорду удастся собрать так много!

– Я говорил тебе, что у северян есть мужество, правда? – сказал Кинван. – Мы вышвырнем этот вонючий Западный Народ с земли лорда Довина, будь уверен.

Они стояли на крыше дана тьерина Меласа, якобы неся сторожевую службу, но в основном они проводили время, облокотившись на перила и наблюдая за последними приготовлениями к походу на запад. В те времена четыреста человек представляли собой значительную силу. Во дворе была неразбериха: кони, повозки, воины, слуги, бегающие туда-сюда… Лорды стояли поодаль и обсуждали предстоящий поход.

– Завтра, – сказал Кинван. – Мы выступаем завтра. Время самое подходящее.

– Лично я рад, что мы не остаемся охранять крепость.

– Чертовски верно. Чем раньше начнем сражаться, тем лучше.

Гарес кивнул в знак согласия и опять уставился на суету внизу. Кинван же прошелся по крыше и посмотрел на запад – где-то там, далеко, их поджидал враг. Ночью перед походом, ведущим к битве, он должен был испытывать душевный подъем, как раз такой, какой сейчас старательно изображал, но сегодня его что-то беспокоило, и он никак не мог понять, что именно. Он жаждал славы, которую принесет ему сражение, и не боялся ран и боли – не это тревожило его. Самым сложным было убедить себя, что он ненавидит Западный Народ – ведь они были кровными врагами его лорда. Как бы Кинван ни старался изгнать ненужные мысли, он не мог не вспоминать принца Галабериэля, просившего и добившегося снисхождения для лорда Довина. А мужчина его сестры? Вдруг Гаверро тоже входит в воинскую дружину эльфов? Кинван ненавидел этого эльфа, но что станется с его маленькой дочерью, которая теперь живет так далеко от матери? Что, если он осиротит собственную племянницу? Кинван ходил по крыше, борясь с непривычными мыслями и чувствами. Наконец, когда закатное солнце позолотило небо на западе, он напомнил себе, что он – воин, связан клятвой верности, обязан повиноваться приказам своего лорда и не может поступить иначе.

– Эй, наша стража кончилась! – крикнул Гарес. – Ты идешь? Что вообще с тобой происходит?

– Ничего. Я в порядке.

Все же он кинул еще один взгляд на запад и пожал плечами, впервые подумав, что и сам может погибнуть в этой войне. Потом решительно повернулся и побежал вниз по лестнице в теплый и шумный гомон большой залы.

Через три дня после смерти Нананны вернулись первые лазутчики. Адерин как раз обедал вместе с принцем Галабериэлем; заслышав радостные крики, банадар поспешил к ним навстречу. Адерин едва поспевал за ним. Они говорили по-эльфийски, и Адерин ничего не понимал, но Калондериэль вовремя вспомнил об этом и начал переводить.

– Медведи уже здесь. Они стоят лагерем на том участке земли, который так хотел заполучить Довин. Они послали своих на разведку. Наши люди обнаружили их, когда те продирались через лес, и убили. Поскольку они не вернутся, Медведи смогут сообразить, что мы их обнаружили. Третьего оставили в живых, теперь он все расскажет Медведям. Это Галабериэль приказал, чтобы одного не убивали. Зачем – не знаю.

– Сколько у Меласа людей?

– Около четырех сотен.

– О боги милосердные!

– Да уж, хорошего мало. – Калондериэль помолчал, потирая подбородок. – Что ж, если мы погибнем, защищая место упокоения, это будет по крайней мере поэтично. – Он схватил Адерина за руку и отвел его в сторону. – Можешь мне кое-что пообещать? Когда начнется сражение, ты и Далландра останетесь в лагере и будете лечить раненых, так?

– Так предполагается.

– Вот и хорошо. Если нашу оборону прорвут и мы все погибнем, ты доставишь ее в безопасное место?

– Обязательно. Я обещаю тебе это – клянусь богами моего народа.

– Я тебе очень признателен. Я знаю, она никогда не полюбит меня, но я умру спокойно, если буду знать, что она останется жить.

– Может, ты и не погибнешь, тупица! – К ним подошел Джезриаладар. – Банадар кое-что задумал. Поэтому он и отпустил их разведчика. Ты бы это тоже знал, если бы внимательно слушал.

– У них такой численный перевес, что никакие задумки не помогут, даже самые толковые, и не смей называть меня тупицей.

– Примите мои смиренные извинения. – Ухмыльнувшись, Джезриаладар отвесил шутовской поклон. – Похоже, твой разум наконец пробудился, раз ты понял, что с Даллой у тебя нет никаких шансов.

Калондериэль взревел и ударил его по лицу с такой силой, что Джезри пошатнулся. Прежде, чем тот смог ответить, Калондериэль исчез в ночной тьме. Джезриаладар потер щеку и тихонько выругался.

– С тобой все в порядке? – спросил Адерин.

– Все нормально. Ты знаешь, я это заслужил. Боюсь, сегодня мы все слишком раздражены.

– Как ты думаешь, Кел прав и надежды нет?

– Я так не думаю, но убей меня, если я знаю, почему. Просто в глубине души я совершенно уверен, что Галабериэль так или иначе принесет нам победу. Хотя я не уверен, что сам банадар в это верит.

Возвышенность, у которой пряталось озеро Прыгающей Форели, с восточной стороны спускалась к воде крутым обрывом, а с западной округлые холмы разглаживались, и узкая полоска, обрамлявшая берег, была плоской.

Когда оставшийся в живых лазутчик вернулся с новостью, что Западный Народ разбил свой лагерь у дальнего края озера, Мелас и его соратники сразу решили, что надо передвигаться на этот равнинный участок, где они могли скакать по три-четыре в ряд, не опасаясь засады.

– Какая там засада, – заметил на это Гарес. – Я слышал, что у Западных не больше восьмидесяти всадников с мечами.

– Мне это не нравится, – искренне сказал Кинван. – Как-то это недостойно – сражаться с таким численным перевесом на нашей стороне. Я воин, дававший клятву верности, а вовсе не забойщик свиней.

– Мелас, между прочим, благородный человек. Уж наверное он не пошлет сразу все четыре сотни против такой горстки. Может, первой волной пойдет половина, а там посмотрим, как дело обернется.

– Конечно, это звучит немного лучше.

Как воины, присягнувшие клану Медведя, Кинван и Гарес попали в первую волну. Войско выступило утром следующего дня. Четыре сотни всадников втиснулись на узкую полоску земли, надеясь потом развернуться. Лень был жарким, животные разомлели, а люд% чувствовали себя слишком уверенно; в конце концов войско растянулось больше, чем на четверть мили. Они подшучивали друг над другом и пришли к выводу, что арьергарду не удастся принять участия в сражении. Никого не волновало, что они не видят происходящего впереди, никто и не думал об этом. Кинван и Гарес, оказавшись рядов на двенадцать позади тьерина Меласа и лорда Довина, видели достаточно, да и дорога пошла поверху, так что обзор был неплохой, и они сумели, наконец, разглядеть ряды эльфов.

– Они что, рехнулись? – Мелас сказал это так громко, что Кинван услышал его, несмотря на бряцанье оружия и стук копыт, приглушенный травой.

– Похоже на то, – пробормотал Гарес в ответ, но лорд его не услышал.

Эльфы, вооруженные мечами, были пешими. Они стояли полумесяцем, рога которого указывали на приближающихся Медведей. С одной стороны полумесяца было озеро, с другой – частокол из заостренных деревянных кольев, воткнутых с одинаковым промежутком в склон холма остриями вверх.

– Очень умно, – неохотно признал Кинван. – Мы не сможем обойти их с флангов и задавить лошадьми.

– Точно. Погоди, а что там позади них? Похоже на толпу женщин.

– И перед ними такой же частокол. Что?! Во имя всех льдов ада, что здесь делают эти бабы? Они что, собираются подбадривать своих мужчин?

– Одно слово, дикари. Что тут еще можно сказать? Воющие дикари.

– Гляди. – Кинван показал пальцем на холм. – Еще какие-то мужики бегут, но мечей у них нет. О боги, у них луки!

– Ну и что?

Все это время отряд продвигался вперед, теперь немного быстрее, всадники пришпоривали коней, чтобы сбиться в плотный боевой порядок. Кинван увидел серебряный блеск – это тьерин Мелас, протрубив в рог, дал сигнал обнажить мечи и приготовиться к атаке. Эльфы впереди стояли неподвижно, ни один не шелохнулся, хотя всадники все приближались и приближались и уже были в сотне ярдов от полумесяца. Вдруг голос в отдалении выкрикнул что-то по-эльфийски; качнулись луки, сверкнули наконечники стрел, раздался шорох, шипение, свист – и сотня стрел взвилась в воздух, чтобы с силой вонзиться в кольчуги всадников и в их незащищенных коней.

Раздались пронзительные крики, лошади ржали, спотыкались, вставали на дыбы, люди падали, выброшенные из седел; некоторых ранило, и кровь текла прямо из-под кольчуг. Лорд овин протрубил долгий сигнал к атаке, но оборвал его на полуноте, потому что вновь полетели стрелы.

Коней обуял ужас. Хуже того – они начали падать; атаковать было невозможно из-за мертвых и раненых людей и лошадей, которые заграждали путь. Конь молодого лорда Довина с пустым, залитым кровью седлом, вырвался из толпы и, шатаясь, заковылял вверх по склону. Еще стрелы, еще… Выкрикивая все известные ему ругательства, Кинван пытался пробиться сквозь толпу и добраться до раненого тьерина. Вокруг него всадники пытались вырваться из мечущейся толпы, прорваться к холму, чтобы подняться по нему, или добраться до мелководья, но сзади напирали их же соратники, которые не видели происходящей впереди резни, но по крикам понимали, что Медведям приходится туго. Они стремились к месту сражения и запирали в ловушку тех, кого пытались спасти.

Снова стрелы, и снова, и снова… Теперь ликующе кричал Западный Народ. Добравшись наконец до Меласа, Кинван увидел, что женщины, о которых он так презрительно отозвался, держали в руках луки и сеяли смерть так же, как и мужчины, целясь в основном в неприкрытые фланги. Он хотел зарыдать – но времени не было; меч в руке был бесполезен; он ругался и проклинал все на свете, а стрелы летели, летели, летели…

– Кинно! Они бросают нас! – диким голосом кричал Гарес. – Союзники! Они отступают!

Кинван повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть смерть Гареса – грудь друга пронзила стрела, насквозь пробившая кольца его кольчуги. Гарес закашлялся, на губах вскипела кровавая пена – и упал. Его тут же затоптали кони других Медведей, пытавшихся развернуться и бежать. Конь Кинвана заржал и встал на дыбы, лягаясь передними ногами, но юноша удержался в седле. Серебряные роги истерически трубили: отступайте! Отступайте! Чудом оставшийся невредимым Кинван развернул коня и пришпорил его. Он видел впереди широкую спину тьерина Меласа и без оглядки мчался за ним, пока не влетел в воду озера. Сзади слышались крики и проклятия тех немногих, кто успел вырваться из боя и избежать смерти от стрел эльфов.

– В их лагерь! – пронзительно закричал Мелас. – Растопчите его! Отмщение! В их лагерь!

Потом тьерин расхохотался – это был дикий смех безумца и одновременно плач скорби, не менее безумный. В порыве преданности Кинван последовал за своим лордом, но все в нем кричало и сопротивлялось такому бесчестному деянию.

Неуклюже работая левой рукой, Адерин раскладывал пакеты с травами для лечения раненых, как вдруг услышал конский топот. Сначала он решил, что эльфы проиграли битву и отступают. Потом услышал боевые крики и голоса элдиссцев, полные ярости и ненависти. Далландра бежала к нему и кричала:

– Медведи! Они направляются сюда!

– Быстро беги в лес! Прячься!

Она повиновалась, не раздумывая. Адерин последовал было за ней, но передумал и вернулся обратно. Если он оставит снадобья здесь, раненые погибнут. Он уже видел коней – группа человек в пятьдесят, все, что осталось от четырех сотен. В клубах пыли мчались они к беззащитному лагерю. Издалека слышались боевые кличи эльфов, преследовавших Медведей Он сгреб свои тяжелые пакеты и замер, поддавшись ужасу, когда первые всадники поскакали прямо на него. Мечи сверкали, рассекая палатки, копыта гремели, давя постели и кастрюли. Адерин понимал, что надо бежать, слышал свой собственный голос, вслух уговаривавший его тронуться с места, но ужас не давал шевельнуться, кровь застыла в жилах, а двое атакующих все приближались и приближались.

– Не трогать советника! – Третий всадник на скаку разодрал палатку и резко развернулся наперерез другим. – Поворачивайте!

Сверкнули мечи. Один из атакующих вскрикнул и перелетел через голову своего коня.

– Я сказал – поворачивайте!

Второй атакующий развернулся и помчался назад, но наткнулся на эльфов, которых возглавлял Галабериэль, сидевший верхом на коне. Клубилась густая пыль, раздавались боевые кличи, оставшиеся Медведи спасались бегством, крича и проклиная всех и вся. Спаситель Адерина был готов последовать за ними, но вдруг резко осадил тяжело дышавшего коня и сам осел в седле. Адерин подбежал к нему как раз вовремя, чтобы подхватить его, истекающего кровью, и положить на землю. Стрела пронзила кольчугу, попав в артерию, и теперь вместе с кровью из него вытекала жизнь. Адерин стянул с него шлем и посмотрел в мертненно-бледное лицо: Кинван.

– Советник и без оружия, – прошептал тот. – Не мог позволить своему лорду обесчестить себя второй раз. – И умер, содрогнувшись всем телом.

– Ты в порядке? – подбежал к Адерину Галабериэль, держа в одной руке окровавленный меч, в другой – шлем. Лицо и светлые волосы были в крови.

– Да. Мы отступаем?

– Отступаем? – Галабериэль разразился хриплым смехом. – Это наш день, друг! Мы разбили это мерзкое отродье!

Адерин рыдал, как ребенок, но, взглянув в мертвые глаза Кинвана, не мог сказать, проливал он слезы радости или горя.

В последней битве в лагере, сражаясь против людей, поклявшихся погибнуть, но покончить с позором и бесчестьем, эльфы тоже понесли потери. Но девять погибших эльфов и около двадцати раненых против ужасных потерь людей… Галабериэль был прав, когда заявил, что победа была полной.

Весь этот день Адерин и Далландра занимались ранеными. Им помогали добровольцы, но в конце оба они были в крови, как и пациенты. В лунном свете они отправились на мелководье и тщательно вымылись, а потом вернулись в лагерь, где погибшие уже лежали, готовые к завтрашнему погребальному костру. Далландра так устала и исстрадалась душой, что ушла спать, не съев ни крошки, но Адерин, привыкший к виду боевых ран за время своего ученичества, присоединился к пиру победы. Галабериэль решил, что в честь победы можно расточительно отнестись к хорошим дровам и соорудил огромный костер. Пылало яркое пламя, играла музыка, гремели барабаны. Хмельные и счастливые, эльфы из личной дружины банадара присоединялись то к одной, то к другой группе, но сам Галабериэль сидел у костра на подушках и только наблюдал. Адерин сел рядом, Галабериэль протянул ему мех с медом. Адерин сделал несколько осторожных глотков, чтобы облегчить боль в уставших мышцах.

– Больше сотни круглоголовых бежало, – внезапно сказал Галабериэль. – Все из последних рядов, видимо, союзники Меласа, а не Медведи. Как ты думаешь, будут они собирать войско, чтобы вернуться и отомстить?

– Не думаю. Второй сын Меласа, конечно, будет в бешенстве и начнет взывать к ним, но кто пойдет за ним после того, что произошло? А у него осталось совсем немного воинов – только те, что охраняли крепость, больше никого.

– Это хорошо. Тогда ограждение земли для усопщих оставим на потом. Я хочу успеть до начала зимних дождей.

– Успеть что?

– Отправиться на юг. – Галабериэль улыбнулся скупо и страшно. – Стереть с лица земли то поселение западнее Каннобайна.

Адерин в замешательстве уставился на него.

– Я сегодня кое-что понял, – продолжал Галабериэль. – Наши луки годятся не только на то, чтобы уложить серого оленя. Я больше никогда не буду пресмыкаться и унижаться перед этой собачьей блевотиной – лордами круглоголовых. Элдис пусть оставляют себе, но больше они ничего не получат. – Он запрокинул голову и хрипло захохотал. – Ни одного проклятого вонючего дюйма, клянусь всеми богами! – Потом его лицо смягчилось. – Прости меня, Адерин. Я забыл, что говорю про твой народ. Тебе не нужно ехать с нами на юг. Вы с Далландрой будете ждать нас в аларе.

Адерин встал и пустыми глазами уставился в пляшущий огонь.

– Или ты решил покинуть нас? – Галабериэль встал рядом. – Никто из Народа не посмеет остановить тебя, даже если ты отправишься прямиком к круглоголовым, чтобы предупредить их.

Адерин повернулся и, не оглядываясь, пошел к лугу за пределами лагеря и остановился, только когда дошел до него.