Дэверри: Западные земли (№1) - Дни изгнания

На равнине между небольшими кострами плясали эльфы: в одну линию, держа руки неподвижно на уровне плеч, запрокинув назад головы, и только ноги их двигались и притопывали в такт сложной, путаной мелодии арф и барабанов. Сквозь музыку доносились причитающие голоса – наполовину скорбящие, наполовину торжествующие. Когда бражники приблизились к нему, он увидел их потные, бесстрастные лица, головы, качающиеся в такт четверть-тонам. Потом цепочка танцоров стремительно развернулась и исчезла в темноте. Сзади подошел Галабериэль и положил ему на плечо руку.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Но этот дан необходимо разрушить. Конечно, мы не тронем ни женщин, ни детей, да и мужчин постараемся пощадить.

– Я знаю. – Адерин, наконец, обрел голос. – Что я могу сказать? Я уже видел, как мой народ собрал войско, чтобы уничтожить вас, верно? И если бы не ваши луки, они устроили бы здесь бойню и никто бы из вас не уцелел.

– Вот именно. Но тебе не надо видеть, как погибают люди. Хочешь вернуться в Элдис? Я дам тебе сопровождение, если ты захочешь.

Адерин заколебался. Он обещал Нананне, что останется здесь, но при этом знал, что она не заставила бы его выполнять обещание, зная, что нападение на Каннобайн может привести к настоящей войне. Если это произойдет, я должен вернуться к своему народу, подумал Адерин, и в нем тут же вскипело отвращение: его народ, такой чванный и самодовольный, нарушает собственные обещания, убивает, порабощает, крадет земли, принадлежащие другим – и все это, прикрываясь словами о чести? Нет, он никогда не вернется в Дэверри, он не желает жить с ними, даже в качестве лекаря и травника. Что же ему остается? Судьба отшельника где-нибудь на краю земли? Он увидел себя, одинокого, держащего в секрете свои тайные знания до тех пор, пока они не сведут его с ума. Галабериэль терпеливо ждал.

– Теперь вы – мой народ, – сказал, наконец, Адерин. – Я остаюсь.

И занял место в конце цепочки танцоров. Он знал всего несколько движений, которые запомнил когда-то на танцевальном кругу в Дэверри, но их вполне хватило. Всю ночь напролет он раскачивался и приседал под заунывную музыку и пение, и под утро ему стало казаться, что тела у него больше нет, что он плывет над лугом вместе с другими эльфами. На рассвете Адерин, спотыкаясь, добрался до своей палатки и твердо решил, что на юг он не поедет. Среди эльфов были и другие целители, пусть кто-нибудь из них займет его место во время резни в Каннобайне.

Встали поздно. Рыдая и проклиная людей, эльфы приступили к скорбному делу – нужно было устроить погребальный костер для своих погибших и похоронить воинов Меласа в длинных рвах, предварительно сняв с тел людей и лошадей весь металл до последнего кусочка. С уважением отнесясь к предрассудкам знати, Галабериэль велел похоронить Меласа, его сына Довина и двух лордов-союзников в отдельной могиле, хотя не преминул высказаться по поводу глупости людей, которых так волновало, что станется с их телами после смерти. Эльфы насыпали холмики над каждой могилой, и покрыли их дерном, и высекли рассказ о битве на каменной плите. Работа заняла много дней, и все это время лазутчики ездили на юг и на восток, проверяя, чем заняты круглоухие. Адерин и Далландра работали от рассвета до сумерек, а потом приносили факелы и снова работали, потому что хотели спасти не только раненых воинов, но и раненых лошадей. Раны эльфов излечились быстро, особенно по сравнению с ранами людей, и без воспалений, за исключением самых трудных случаев. С воинами тьерина Меласа было куда сложнее. Тяжелораненые умерли все; остальные были угрюмы, погрузившись в свою беду – такое часто происходит с потерпевшими поражение людьми, которые зависят от милосердия своих врагов. Адерин, не желая загружать Далландру дополнительной работой, лечил их сам.

– Я благодарна тебе за это, – сказала она однажды утром. – Но что мы будем делать с ними потом? Я полагаю, они пленники? Может, Галабериэль хочет использовать их для какой-нибудь сделки с круглоголовыми?

– Он говорит, что ему не о чем с ними договариваться, поэтому он их просто отпустит. – Адерин поколебался, глядя на бледное лицо Далландры и темные круги под глазами. – Как ты справляешься, Далла? Ты убиваешь себя работой!

– Это отвлекает меня от тоски по Нананне. Кроме того, когда я по-настоящему устаю, то не вижу плохих снов.

– Снов о ней?

– Не совсем. – Она отвернулась и сделала вид, что изучает тучи, надвигающиеся с севера. – Надеюсь, мы скоро уйдем отсюда. Зима на подходе.

Адерин понял, что она не впускает его в какой-то уголок своей души, причем так явно, как если бы захлопнула дверь у него перед носом.

Наконец лагерь снялся с места, и Галабериэль разделил силы. Самые неопытные сопровождали пленников до границы Элдиса. Там они должны были их оставить и ехать на запад, чтобы присоединиться к своим аларам. Лучшие воины отправились с Галабериэлем к нарушившему соглашение дану у Каннобайна. Адерин, Далландра, раненые эльфы, пострадавшие кони и небольшой отряд тех лучников, которые были сыты по горло сражениями, направились на запад, к тому месту, где остался алар – как казалось Адерину, тысячу лет назад, когда-то в другой жизни. В день отъезда начался дождь и продолжался много дней, то лил сильнее, то просто моросил; одни тучи сменялись другими. Их маленькая колонна, состоящая из раненых людей и животньгх, двигалась очень медленно, проходя жалких двадцать миль в день; к тому времени, как они добрались до алара, там уже сходили с ума, ожидая новостей. Они въехали в лагерь, и поднялась волна скорби – эльфы решили, что прибыли все оставшиеся в живых после ужасного поражения. Когда выяснилась истина, гнев был так же велик, как и облегчение.

– Как это похоже на бессовестного банадара! – возмутилась Энабрилья. – Он ни разу не послал нам весточку!

– Прими мои извинения, – сказал Адерин. – Если бы мне пришло это в голову, я послал бы кого-нибудь вперед. Мы как-то не подумали…

– Об этом должен был подумать Галабериэль! Я знаю, знаю, это не твоя вина. Между прочим, пастбища здесь очень скудные.

– Мы уйдем отсюда завтра. Банадар хотел, чтобы все переселились в зимние лагеря. Он сказал, что будет искать нас там.

– Это хорошо. Погода такая мерзкая. Зима уже не за горами.

Только тут Адерин осознал, что и она, и все остальные относятся к нему, как к помощнику Галабериэля и соглашаются с его распоряжениями так же беспрекословно, как и с приказами Далландры. Сам он не был уверен, что достоин этого, но люди уже воспринимали его, как мудрейшего.

Далеко к западу от Каннобайна морской берег был неровным. Опасные утесы поднимались к небу, длинные пальцы рифов тянулись далеко в море, а возле каменистых речек зимние дожди вымыли глубокие каньоны. В них можно было укрыться от влажного ветра, и эльфы поставили там свои зимние палатки. Чередуясь, они охраняли своих коней на обширных пастбищах: в самих каньонах корма не хватало. Адерин и Далландра привели туда соплеменников за четыре ночи до появления Галабериэля и его военной дружины. Измученные люди и кони втащились в лагерь к концу дня под противным мелким дождем. Восемь человек не вернулось, около двадцати было ранено, но несмотря на это, уставшие эльфы шумно радовались победе. Напав внезапно, они разбили лорда и его отряд, заставив дан признать свое поражение. Адерин, занятый исцелением раненых, увидел банадара только ночью, когда тот пригласил его на совет в свою палатку. Вокруг очага сидели шесть предводителей эльфов, но из уважения к Адерину Галабериэль заговорил по дэверрийски.

– Нам нужен твой совет. Как по-твоему, пошлет принц на нас войско весной?

– Я очень сомневаюсь. Мне кажется, что Адрик сейчас сыплет соль на раны своих вассалов, указывая, что происходит с воинами, не пожелавшими подчиниться указам принца. Вы наказали мятежников вместо него, кроме того, избавили его от этого дана. Неужели вы думаете, что ему нравилось, когда у него под боком жили воины, преданные другому сюзерену?

– Но этот другой сюзерен – его собственный отец!

– Среди знати такие отношения не много значат.

Галабериэль надолго задумался.

– Вот и прекрасно, – сказал он наконец. – В следующий раз, когда к нам придут круглоухие купцы, я пошлю с ними официальные извинения – я не доверяю элдисским лордам, поэтому гонца посылать не буду. А весной вернемся на озеро и оградим землю для усопших. В конце концов, это было частью нашего соглашения с принцем – круглоухие каждую весну должны видеть меня на нашей земле.

– Вот именно. И я готов держать пари – на этом все и закончится.

– Хорошо. Одну весть Адрику я послал. Я передал ее с беженцами, идущими в Каннобайн. Небольшая записка. Я спрашивал его, что он думает о чувстве справедливости у Западного Народа. – Галабериэль мягко улыбнулся. – Мне кажется, оно более глубокое, чем у него самого.

Граница Элдиса

719-915

Ужас битвы, последствия кровавой резни, долгое путешествие с ранеными так заняли все время и мысли Далландры, что у нее не было ни минуты, чтобы остаться наедине со своим горем – или так ей казалось. После возвращения Галабериэля и его воинов жизнь в зимнем лагере постепенно налаживалась, возвращаясь к обычному ритму, но грусть после смерти Нананны надолго поселилась в сердце девушки. Она надолго уходила куда-нибудь одна, скакала на коне вдоль берега моря или превращалась в птицу и подолгу парила над изумрудно-зелеными лугами.

Она знала, что Адерин изнемогает от желания научиться летать, но все откладывала обучение под самыми разными предлогами. В зимнем лагере было много других мастеров двеомера, все они хотели встретиться с ним и поговорить о знаниях, сохраненных в Дэверри, но утерянных на западе. Умение летать, превратившись в птицу, требовало долгой кропотливой работы, абсолютной сосредоточенности, уединения и хорошей погоды. Неопытный чародей не мог учиться летать в бурю, так же, как и неоперившийся птенец. Но в глубине души она знала, что откладывает обучение просто потому, что не хочет этим заниматься. Раньше или позже она выполнит обещание, данное Нананне, и передаст ему свое знание, но пока возможно, ей хотелось сохранить его для себя, только для себя, как память о приключениях духа, которые были общими у нее и наставницы.

Далландра превращалась в очень странную птицу. Обычно, когда маг достигал своей цели и становился перевертышем, он превращался в одну из существующих на самом деле птиц, хотя в какую именно, сам не выбирал. Процесс превращения основывался на создании светового тела, причем маг мысленно выводил свое сознание на эфирный уровень. Поначалу приходилось постоянно представлять себе нужную форму, но потом тело, точно такое же, как и в последний раз, возникало сразу же, стоило чародею призвать его. Для этого требовалась не такая уж великая магия – обычное правило «практика все доводит до совершенства». Эльф-перевертыш обычно начинал с того, что просто представлял себе птичий образ любого цвета. Когда этот образ четко и ясно запечатлевался в сознании, нужно было преобразовывать сознание точно таким же образом, как если бы маг превращался в тело света, а потом в этом птичьем образе взывать к эфиру.

Главная сложность заключалась в том, чтобы, используя эту эфирную форму, как образец, как бы наливать в нее вещество своего земного тела, пока не останется и следа эльфа на физическом уровне, а в небо взлетит огромная птица. Некоторые на этой стадии умирали; некоторые умирали после нее, чаще по собственной беспечности. Большая часть оставалась в живых, но у них ничего не получалось. А те немногие, которые все же достигали желаемого, всегда бывали поражены результатом. Открыв глаза и посмотрев на перья, они обнаруживали, что превратились в совершенно определенную, действительно существующую птицу, а не в обобщенный образ, который представляли себе. Эта птица возникала из глубин их сознания и соответствовала их характерам.

Далландра была исключением. Она обучалась превращению долгий год, полный разочарований. Если бы не Нананна, твердо верившая в ее способности, девушка сдалась бы через шесть месяцев. Наконец, протрудившись целую ночь, как раз тогда, когда Далландра готова была завыть от разочарования и все бросить, она вдруг почувствовала, что руки ее удлиняются и становятся легкими, а тело полнеет. Она открыла глаза и увидела, что стоит на когтистых лапах. Она превратилась – а в кого она, собственно, превратилась? Несомненно, в птицу, но непонятную: сплошного серого цвета, даже лапы и глаза были серыми, с мощными крыльями, гладкой головой хищника и прямым клювом коноплянки. Нананна никогда не видела подобной птицы. Они посоветовались с другими мастерами двеомера, но никто из них этой птицы тоже не знал. Наконец они пришли к выводу, что Далландра воплотила в жизнь образ, который придумала сама – а подобного еще никогда не случалось. Она летала вместе с лучшими чародеями, и никто, кроме нее, не волновался по поводу странной птицы. Они вообще не придали этому никакого значения, решив, что главное – это ее умение превращаться. Сама же Далландра очень переживала, решив, что это очень необычное знамение, и даже Нананна не смогла избавить ее от этого страха.

Но страшно ей было или нет, а летать она любила, и в эти долгие недели, скорбя о наставнице, когда мир стал чужим и безрадостным, она искала спасения в небе. Именно во время такого одинокого полета она вновь встретила Стражей. Они преследовали ее во сне все время после сражения, приходили в вихре ярких красок, света и музыки, произносили странные предупреждения и насмехались над ней, но, проснувшись утром, она толком ничего не могла вспомнить. После полудня, когда низкое бледное солнце боролось с туманом, девушка парила над оврагом и вдруг увидела неподалеку трех белых лебедей. Лебеди были здесь настолько не к месту, что она ринулась за ними и поняла, что они размером с нее. Значит, это вовсе не лебеди. Далландра не знала ни одного мастера двеомера, умевшего превращаться в лебедя, поэтому, когда они начали снижаться, она полетела за ними. Лебеди опустились на мелководье ближней речки, Далландра приземлилась на берег и неуклюже запрыгала к воде. Они обратились к ней, не издав при этом ни звука – слова проникали прямо в ее сознание. Она поняла, что, находясь под воздействием их двеомера, может отвечать им таким же образом.

– Вот как, – сказал самый большой лебедь, кажется, самец, – наша маленькая сестричка умеет летать?

– Кто бы мог подумать? – отозвалась большая самка. – Ты хранишь стрелу, которую я подарила тебе, девушка?

– Конечно. Но как вы меня узнали?

Развеселившись, лебеди взлетели, расплескивая воду, и приземлились рядом с ней, окутанные светом. Все разом они превратились в эльфов, одетых в зеленые туники и обтягивающие штаны, на младшей женщине был еще короткий зеленый плащ. К своему ужасу Далландра обнаружила, что приняла свой собственный облик, но стоит перед ними обнаженная.

– Похоже, что тебе это дается труднее, чем нам. – Младшая стянула с себя плащ и протянула Далландре. – Возьми. Кажется, ты замерзла.

Далландра схватила плащ и завернулась в него. Она была уверена, что лицо ее пылает.

– Спасибо, – произнесла она со всем возможным в данный момент достоинством. – У вас есть имя?

– Конечно, но я не собираюсь открывать его тебе. Мы встретились впервые.

– В моей стране принято называть свои имена при первой встрече.

– Глупо, очень глупо, – сказала старшая женщина. – Я никогда не сделаю ничего подобного, и тебе не советую, девушка. А сейчас я хочу задать тебе вопрос, и очень важный, так что слушай внимательно. Почему твой народ так настаивает на том, чтобы пользоваться железом, хотя тебе известно, что мы его ненавидим?

– Послушайте, а почему нас должно волновать, любите вы его или ненавидите?

– Очень неплохо: отвечать вопросом на вопрос. Похоже, ты здорово это умеешь. Но я отвечу тебе. Потому что мы Стражи. Вот почему.

– Если мы прекратим использовать железо, вы что-нибудь сделаете для нас или чем-нибудь поможете?

– Мы ведь делали это раньше, правда?

– Не знаю. Я такого не помню. Я хочу сказать – это ведь было много лет назад, я тогда еще даже не родилась.

Ответ их потряс. Они быстро заговорили, поглядывая друг на друга, и неожиданно исчезли, прихватив с собой плащ. Далландра изощренно выругалась им вслед и сосредоточилась на трудной работе превращения в птицу. Это ей легко удалось, и она полетела домой. У нее появилось множество вопросов, которые следовало задать старшим мастерам двеомера.

Оказалось, что о Стражах почти ничего неизвестно, потому что до сих пор никто не думал, что они на само деле существуют. Все считали их просто героями старых сказок. Стало очевидно, что они – скорее духи, чем существа, воплощенные в человеческий облик, но никто не знал, где во вселенной находится их истинный дом, даже Адерин.

– Понимаешь, у нас есть истории о существах, очень похожих на этих Стражей, – заметил он однажды. – Некоторые встречали их во время своих путешествий. Но настоящих знаний о них нет, так, крупицы, тут история, там сказка – в точности, как у вас.

– Они настаивают на том, что принадлежат к Народу и похоже, что они привязаны к этим землям. И они сложнее, чем скитающиеся духи и им подобные. У них есть лица и сердца – слушай, в этом нет никакого здравого смысла!

– Есть. Ты хочешь сказать, что они больше ощущаю себя личностями.

– Ну да. Но они неоформившиеся, или незаконченные или… О, я не знаю! Давай подождем, пока ты сам их увидишь, тогда мы сможем что-то понять. Но вообще-то они зачаровывают.

– Интересно. Я очень надеюсь, что встречу их.

Однако казалось, что они избегают Адерина. Далландре они являлись, только когда она была одна. Если она ехала верхом, то видела их только издали. Обычно она слышала странную музыку, оборачивалась и видела кого-нибудь из них, идущего через луг далеко от нее. Если она пыталась пришпорить коня и догнать их, они попросту исчезали. Но когда она летала, превратившись в птицу, они появлялись рядом в виде лебедей или скоп и летели возле нее, часто не сказав ни слова. Наконец она решила, что они избегают ее, когда она в собственном образе, потому что у нее всегда с собой железо – нож на поясе, мундштук на уздечке у коня, стремена.

В один холодный солнечный день она решила поехать верхом на неоседланной лошади, взять веревочный недоуздок и оставить дома нож. И точно – стоило ей отъехать подальше от лагеря, появились обе женщины и их постоянный спутник на молочно-белых лошадях с кирпичного цвета ушами.

– Так-так, – заметила старшая. – Наконец-то ты оставила свой дьявольский металл дома.

– Ну да, но я правда не понимаю, почему вы его так ненавидите.

Мужчина нахмурился. У него было странное лицо – лицо эльфа необыкновенной красоты, но краски выглядели неестественно – волосы желтые, как нарцисс, губы цвета спелой вишни, глаза – небесной голубизны, словно художники разрисовали его красками, которыми раскрашивали палатки.

– Мы этого тоже не понимаем, – помолчав, сказал он. – Иначе мы бы тебе сказали. Слушай, девушка, может, ты сумеешь решить для нас эту загадку? Когда рядом есть железо, мы не в состоянии попасть в ваш мир. Мы раздуваемся, и меняем форму, и очень страдаем. Я уверяю тебя, это очень болезненно.

– Попасть в наш мир? А где тогда ваш мир?

– Очень далеко, и над небом, и под горой, – сказала молодая и наклонилась с седла. – Хочешь посмотреть?

Ощущение опасности, как пощечина, отрезвило Далландру.

– Может, когда-нибудь, но сейчас мне нужно домой, заняться лошадьми.

Она резко развернула коня, безжалостно ударила его ногами и помчалась галопом, слыша, как их хохот гремит вокруг нее. Он еще очень долго звучал потом у нее в сознании.

Благодаря откровенности Стража-мужчины Адерин сумел разгадать маленький кусочек головоломки, точнее, не он, а его старый наставник, с которым Адерин разговаривал при помощи огня.

– Он говорит, что они на полпути между духами и нами, – рассказывал потом Адерин. – Тела, которые ты видишь, на самом деле просто эфирное вещество, проникающее через физическое, а вовсе не настоящая плоть. Они, должно быть, могут накладывать могущественные чары на самих себя, менять внешность и все такое, но Невин говорит, что должно быть хоть немного настоящего вещества, с которым они могут работать. Ты знаешь, что такое магнитный камень?

– Нет.

– Это такая штука, которую изобрели бардекианские купцы. Они берут железную иголку и что-то с ней делают, и тогда она впитывает в себя излишек эфира. Я не знаю, что именно они с ней делают – гильдия моряков строго охраняет этот секрет. Но когда она готова, то притягивает к себе железные опилки – о, за этим так интересно наблюдать, потому что опилки удерживаются на иголке, как шерсть на коте! Но самое главное, после того, как иголка готова, ее острый кончик всегда указывает на юг. Они пользуются ими, чтобы вести корабль.

– Клянусь самим Темным Солнцем! Это настоящее чудо! Но какое отношение это имеет к Стражам?

– Ну, Невин говорит, что железо вытягивает из них эфир и становится похожим на магнитный камень. И потом притягивает или отражает эфирное вещество, из которого они сделаны.

– И заставляет их сжиматься или раздуваться, как сказал тот Страж!

– Ну да. А что касается их истинного дома, то он где-нибудь на эфирном уровне, и они не являются частью дикого народца. Невин сказал, их истинный дом находится, может, где-нибудь в мире, о котором мы просто ничего не знаем.

– Да, здорово нам это помогло! Впрочем, какая разница, где их дом. Значение имеет другое – что им от нас нужно? Они заявили, что раньше служили Народу. Тебе не кажется, что они похожи на ваших Владык Света, на Великих? Я хочу сказать, души, такие, как наши, но ушедшие к Свету задолго до нашего появления?

– Я спросил об этом Невина, но он в этом сомневается, потому что эти твои Стражи такие странные, и капризные, и… ну, опасные.

– Может, тогда они собираются прийти после нас?

– Но ведь это вирд дикого народца – взрослеть под нашим присмотром и стать по-настоящему разумными. Я вообще не пойму – почему эти Стражи появляются только в виде эльфов и ведут себя, как эльфы. Я им не доверяю, Далла, и не хочу, чтобы ты ходила на встречу с ними в одиночестве.

– Но если я не буду, как мы вообще узнаем о них хоть что-нибудь?

– Разве нельзя спросить о них у Лесного Народа, когда весной мы пойдем на восток?

– Все, что Лесной Народ когда-либо говорил о Стражах – это то, что они боги.

Неожиданно Далландра поняла, что предостережение Адерина ее раздражает. Как смеет он указывать мне, что делать! – думала она. Но при этом знала правду: Стражи так заворожили ее, что она попросту не хочет отказаться от встреч с ними. В этот же день она убрала подальше все железо, оседлала свою любимую кобылу и поехала на пастбище. Недалеко от лагеря было место, где три ручейка сливались в речушку, а в «детских сказках» всегда говорилось, что слияние трех рек – любимое место Стражей. Далландре очень захотелось проверить истинность этой теории, и она поехала прямо туда. Сначала она увидела коня – белого мерина с кирпичного цвета ушами, а потом и седока, отдыхавшего на мягкой траве на другом берегу. Далландра спешилась. Он встал на ноги и протянул ей руку. Его невозможно желтые волосы словно светились под холодным зимним солнцем.

– Иди сюда, посиди со мной, сестренка! – голос его был нежным, как арфа.

– О, я думаю, мне лучше остаться на этой стороне, спасибо. В конце концов, сударь, я даже не знаю, как вас зовут.

Он запрокинул голову и засмеялся.

– Это очко ты выиграла! Можешь называть меня Эвандар.

– Мне не нужно имя, которым я могу называть вас. Я хочу знать ваше настоящее имя!

– Еще одно очку в твою пользу! А если я скажу тебе, что меня зовут Керин?

– Я скажу, что вы лжете. Это имя для круглоухого.

– И ты выиграла третье очко! Если я назову тебе мое истинное имя, ты назовешь мне свое?

– Пока не знаю. А если вы скажете мое имя другим, хотя их имена мне по-прежнему неизвестны?

– Мою женщину зовут Альшандра, мою дочь – Элессарио, а меня на самом деле зовут Эвандар. Понимаешь, это была такая шутка – назвать тебе мое истинное имя и заставить тебя думать, что это ложь. Если ты будешь считать, что оно ненастоящее, оно не будет иметь никакой силы, хотя и должно ее иметь. В общем, все было бы очень здорово. Шутка, и больше ничего.

Если бы он был эльфом, подумала Далландра, она бы решила, что он ненормальный. Но поскольку он что-то другое, кто может знать – безумец он или нет? Что ж, уговор есть уговор.

– Меня зовут Далландра.

– Очень красивое имя. А теперь переходи на мою сторону ручья, ведь я сказал тебе свое имя.

– Нет, потому что я тоже сказала свое.

Он снова засмеялся, качнув головой.

– Ты просто великолепна! – Легкая серебряная вспышка, он исчез и вновь появился уже рядом с ней – Пришлось самому подойти к тебе. Можно поцеловать тебя за то, что мне пришлось перейти через речку?

– Нет, потому что я уже оказала вам услугу, о которой вы просили. Я выяснила, почему вы так не любите железо.

Он слушал очень серьезно, в его голубых глазах светилась мысль, но Далландра не была уверена, что он понял ее объяснение – очень уж оно было невнятным.

– Что ж, – сказал он, когда девушка замолчала, – я никогда не видел этих магнитных камней, но держу пари, они бы принесли мне только боль. Спасибо, Далландра. Ты девушка не только красивая, но и умная.

Его улыбка была такой теплой, а глаза – такими напряженными, что Далландра невольно сделала шаг назад. Его улыбка увяла, уступив место искренней печали.

– Я тебя чем-то рассердил?

– Вовсе нет. Я вдруг подумала, что вы – опасный мужчина, и мне не хочется, чтобы Альшандра ревновала.

– Больше чем умная – мудрая! – Он ухмыльнулся, обнажив заостренные зубы. – Мы не собираемся вредить вам, понимаешь? На самом деле мы всегда старались помочь вам – чаще да, чем нет. Точнее, большинство из нас старалось помочь. Есть некоторые… – Он позволил словам растаять в воздухе, глядя на траву, потом пожал плечами. – Видишь ли, ты нам нужна.

– Для чего?

– Чтобы помочь не исчезнуть.

– Что? Почему вы должны исчезнуть?

– Я думаю… я думаю… – он поднял глаза, но посмотрел не на нее, а на небо. – Я думаю, мы должны были быть такими же, как вы, но почему-то отстали. Правда, я думаю, так оно и было. Мы отстали. Каким-то образом.

И он исчез вместе с конем, только примятая трава была на том месте, где они стояли. Далландра вдруг задрожала от холода и почувствовала, что задыхается, да так сильно, что не сразу поняла, что не заболела, а просто очень испугалась. Она вскочила на коня и галопом помчалась домой. Не доехав полмили до лагеря, она встретила Адерина, который, глубоко задумавшись, гулял у реки. Увидев его, она чуть не заплакала от облегчения: он был таким обычным, и домашним, и надежным, пусть он был круглоухим, но у него был двеомер, и он был ей ближе, чем любой другой человек из Народа. Он увидел ее и так счастливо заулыбался, что Далландра подумала – а вдруг он любит ее? – и ей так захотелось, чтобы так оно и было, потому что впервые в жизни она поняла, что любовь мужчины может быть убежищем, а не помехой. Она спешилась и подошла к нему.

– Ездила на прогулку? – спросил Адерин.

– Да. – Она поняла, что он не собирается спрашивать ее про Стражей, и почти полюбила его за это. – Боюсь, я слишком много времени провожу одна.

– В самом деле? – Он облегченно улыбнулся. – Я не собирался тебе ничего говорить, но…

– Нет, правда. Ты знаешь, пора начинать учить тебя летать.

– Я ни о чем так сильно не мечтаю!

Увлеченно разговаривая, шагая рядом так близко, что плечи их соприкасались, они дошли до лагеря, и вдруг Далландре показалось, что в криках морских птиц она услышала насмешливый хохот Стражей. Испугавшись, она пошатнулась, и Адерин схватил ее за руку, чтобы поддержать.

– Что-то случилось?

– О, нет. Я просто устала.

Он так медленно и неохотно отпустил ее руку, а в глазах светилось столько чувства, что Далландра больше не сомневалась – он любит ее. Сердце ее затрепыхалось где-то у горла, как пойманная в силки птица.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил Адерин.

– Надеюсь, что да. Адо, сегодня я опять встретила этого мужчину, Стража, и он наговорил мне много странного. Мне нужна твоя помощь.

– Я окажу тебе любую помощь, какая тебе потребуется. Далла, я сделаю для тебя все, все, что угодно.

И она знала, что, в отличие от других юношей, которые ухаживали за ней, он действительно готов для нее на все.

Сырая и ленивая зима все тянулась, и Адерин начал понимать, что быть человеком двеомера среди Западного Народа – это не просто почетно. Далландра унаследовала все имущество Нананны – палатку, все, что в ней было, двадцать коней, пятьдесят овец – но совершенно ни о чем не заботилась. Она готовила для себя и Адери, потому что любила готовить, но все остальное делали ее соплеменники. Если бы она позволила, они прислуживали бы ей, как знатной даме. Адерин тоже знал магию – и к нему относились точно так же. Народ быстро понял, что он человек не богатый, и ему начали делать подарки. Эльфы считали, что любое необычное животное родившиеся не в сезон ягнята, лошадь со своеобразными отметинами, даже очень умная собака – должны принадлежать тем, кто обладает особыми знаниями, и отдавали их мудрейшим. Как однажды Адерин сказал Невину во время их разговора сквозь костер, его новая жизнь обладала многими преимуществами по сравнению с жизнью странствующего травника.

– Не такие уж это и преимущества, – задумчиво отозвался Невин. – Не забывай, что ты там для того, чтобы служить людям, а не для того, чтобы прислуживали тебе. Если ты слишком зазнаешься, Владыки Судьбы найдут способ сбить с тебя спесь.

– Это верно, и я работаю много, так что можешь об этом не беспокоиться. Здесь столько знаний утеряно, Невин. Это просто разрывает мне сердце. Хотел бы я быть настоящим ученым, а не таким нескладным путешественником. Все время боюсь ошибиться и обмануть их ожидания.