— Мне кажется, отдых пошел вам на пользу. — И действительно, кожа Опал выглядела свежей, глаза стали ясными и чистыми, вчерашняя усталость исчезла без следа. — Вы выглядите намного лучше.
— Правда?
— Конечно! Посмотрите на себя. — Миллисент указала на небольшое зеркало, висевшее над столом. Она поставила таз и кувшин с водой на этот стол, приспособив его под умывальник.
Опал только сейчас заметила зеркало и восхищенно вскрикнула. Она спрыгнула с кровати и бросилась к нему. С порозовевшими щеками и ясной улыбкой на губах она была почти хорошенькой.
— О, мисс Хэйз! — Опал хлопнула в ладоши и, обернувшись, бросила на Милли сияющий взгляд. Затем вновь стала смотреться в зеркало, не в силах оторвать от него глаз. — У меня никогда раньше не было своего собственного зеркала! Какое красивое! Вы слишком, слишком добры!
В глазах девушки появились слезы, и Милли, смущенная благодарностью, смотрела в сторону.
— Ну что ж, теперь я дам вам возможность переодеться. Если вы голодны, Ида оставила немного бисквитов и бекона на кухне.
— Спасибо, мэм.
Миллисент вышла, оставив Опал одну восхищаться комнатой, и вернулась дострачивать шов на платье. Потом начала вышивать льняные салфетки для кузины, которая скоро должна была выйти замуж. Увлекшись этой кропотливой работой, она не заметила, как пролетело время, и только неприятное ощущение в желудке напомнило об обеде. Отложив незаконченную салфетку, она стала спускаться вниз.
Милли выглянула на улицу через открытую входную дверь (ее сейчас оставляли открытой, чтобы впускать прохладный воздух) и увидела Опал, протирающую стекло на двери с внешней стороны.
Опал нагнулась, подняла таз с водой и пошла к окну гостиной. Миллисент, нахмурившись, пошла к ней.
— Опал! — Девушка остановилась и обернулась. При виде недовольной Миллисент она побледнела, пальцы начали нервно перебирать оборки на блузке.
— Мисс Хэйз? Извините! Я делаю что-то не так?
— Не так?! Да — если можно так выразиться. Что вы в самом деле делаете? Вам нельзя мыть окна и таскать тяжелые тазы.
Несмотря ва все усилия Опал сдержаться, ее нижняя губа задрожала.
— Но, мисс… Я думала вчера вечером, когда вы позволили мне остаться, что вы собираетесь дать мне работу. Хотите, чтобы я ушла?
— Нет, конечно же, нет! — Милли замолчала и перевела дыхание. — Извините, я должна была выразиться яснее: я хочу, чтобы вы оставались здесь, пока не родится ребенок, пока вы не встанете на ноги и сможете позаботиться о себе. Я не собираюсь давать вам работу.
Опал заморгала.
— Вы хотите сказать, что даете мне комнату, но не даете работы? Но я не могу просто так жить у вас без всякой платы.
Сомнение и ущемленная гордость переполняли Опал, и Милли вспомнила, что говорил вчера Джонатан. Девушка была слишком горда, чтобы принимать подачки, она сама хотела зарабатывать на жизнь. И глядя на Опал, Миллисент поняла, что Джонатан прав. Нужно было немедленно найти какой-нибудь выход.
— Хорошо, работа так работа. Но вам не следует впредь поднимать такие тяжести.
— О, извините, мисс! Как скажете…
— Вы сейчас должны заботиться о своем ребенке, — напомнила ей Миллисент, — не следует заниматься чем-то, что может повредить ему. Кроме того, у меня много более легкой работы, например, протирать пыль. Скоро нужно будет собирать груши. Потом пойдут кабачки, тыквы и помидоры. Вот здесь мне, действительно понадобится помощь.
— О-о, — Опал пыталась осознать, потом робко улыбнулась. — Хорошо, мисс. Этим я и займусь.
Миллисент вернулась в дом, а Опал осталась стоять на месте, глядя на дверной пррем. В груди у нее все сжалось от радости, ей хотелось плакать. Она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь заботился о ее здоровье. Мисс Хэйз, думала она, наверное, ангел в этом отвратительном мире. Опал повернулась и оглядела сад. Мистер Лоуренс, должно быть, тоже ангел, хотя он и красив, как Люцифер. Он отнесся к ней по-доброму и с уважением, чего никогда ие делали другие, в том числе и мужчины.
Опал провела рукой по стройной колонне веранды. Убирать этот дом будет просто удовольствием. Он такой красивый и величественный. Она подняла таз и направилась вдоль веранды, тянущейся от парадного входа до заднего. За домом она выплеснула мыльную воду, потом поставила таз с тряпками в кладовку за кухней. На кухне обедала Ида, но Опал была сыта, наевшись меньше часа назад бисквитов и бекона. Поэтому она взяла тряпку и пошла протирать мебель.
Начала она с элегантной гостиной. Потом протерла пыль с мебели в не такой просторной и не такой официальной гостиной, где впервые оказалась вчера вечером, очнувшись после обморока. Она протерла деревянную стенную панель, махогоновые двери двух маленьких комнат. Пройдя через одну из них, толкнула дверь, с восхищением предвкушая, что там еще одна большая гостиная.
Затаив дыхание, она замерла на пороге, когда увидела, что незванной гостьей вторглась в спальню, а на кровати сидит мужчина, ошарашенно глядя на нее.
— О, извините меня, сэр! Простите! Я просто собиралась протереть пыль, и я… — шептала она, краснея. — Я не знала, что вы спите! Я приду позже, когда вы встанете.
Он засмеялся.
— Вряд ли дождетесь этого. — Его слова смутили Опал, и она в недоумении молча смотрела на него.
Он показал на свои ноги под покрывалом. — Мои ноги неподвижны. Я не могу встать. Я — калека.
Когда Опал поняла, что совершила куда более дурной поступок, чем просто разбудила мужчину своей уборкой, ее лицо из розового превратилось в малиновое. Она ворвалась в его комнату, даже не постучавшись, своими нелепыми словами смутила его…
— О, я очень виновата, сэр! Извините! — Она подобрала юбки, желая исчезнуть, как в сказке. — Я не знала. Сестра Анна-Мария всегда говорила, что я вначале скажу, а только потом подумаю!
К ее изумлению, он рассмеялся.
— Сестра Анна-Мария? А кто такая Анна-Мария?
— Одна из монахинь, сэр. В нашем приюте. Прошу прощения, я даже не назвала себя. Я — Опал Уилкинс. Мисс Хэйз наняла меня убирать дом.
— Да, я знаю, сестра говорила. Я — Алан Хэйз, брат Миллисент. — Он помолчал. — Очевидно, ова ие говорила вам обо мне.
— Нет, сэр.
— Ну, это не имеет значения. Входите. — Он жестом подозвал ее. — Вы должны научиться убирать вокруг меня.
Алая не хотел, чтобы она уходила. Опал заинтриговала его с того самого момента, как появилась в их доме вчера вечером. И потом, когда прошла мимо его окна, но так быстро, что он не успел хорошенько рассмотреть ее. Это еще больше усилило его любопытство.
Теперь, когда появилась возможность разглядеть ее вблизи, Алан удивился, что она оказалась намного моложе, чем он ожидал. Он в сам точно не знал, какой она ему представлялась, но уж точно не хрупкой и маленькой, похожей на фарфоровую куколку с волосами цвета пшеницы. Она казалась очень смущенной и робкой, слишком изящной для такой жизни и таких проблем.
Опал, закрыв за собой двери, прошла на середину комнаты и напряженно сказала:
— Если вы не возражаете, а протру спинку кровати и скамеечку около нее.
У Опал были большие, серьеэиые глаза, в глубине которых Алан заметил проблески грусти. Вокруг глаз и рта была мелкие морщинки. Вчера вечером, когда Миллисент рассказывала ему об Опал, он спрашивал себя, не могла ли сестра впустить в дом хитрую мошенницу, но теперь звал, что это не так. Он сомневался, умела ли эта девушка вообще лгать.
— Конечно. Начинайте. Вы не побеспокоите меня. — Он собирался вернуться к своей коллециии камней, которую разложил на коленях, но сам танком наблюдал за Опал, протирающей скамеечку для ног около его кровати. Она двигалась несколько стесненно, пытаясь прикрывать свой выступающий живот. Алану вдруг стало интересно, на каком она месяце, и он немного смутился от своих собственных мыслей. Алан редко видел беременных женщин. Он не мог заставить себя не смотреть на выпуклость ее живота под свободным платьем, хотя боялся, что этот интерес можно расценить как похотливый, как отголосок его юношеских переживаний о так и не познанной тайне. Он заставил себя сосредоточить внимание на камнях и постепенно расслабился, почти забыв о присутствии Опал. Она двигалась совсем бесшумно. Даже когда, вытирая комод, она начала тихо мурлыкать какую-то мелодию, он не возражал.
— О, Боже! — воскликнула Опал, прервав размышления Алана над его новым детищем в коллекции. Он немного ошарашенно посмотрел на нее.
— Что? Что случилось?
— Такие маленькие солдатики! — она стояла у стола, где он инсценировал сражение у Антиетама. Опал наклонилась, чтобы получше рассмотреть все это. — Они такие прелестные. Маленькие — и в то же время очень похожи на настоящих!
— Так и задумано: они должны совпадать даже в мельчайших деталях.
— Правда? — Опал обернулась и улыбнулась ему. — Они такие красивые. А как вы их делаете? Ой, извините, я вac отвлекаю, да?
— Нет, все в порядке, — быстро ответил Алан. — Я строю их в воинские ряды и пытаюсь воссоздать реальные военные сражения. Вот это будет, например, битва у Антиетама. Видите вон ту большую книгу на столе? Это одна из карт, по которой я работаю.
— Вот эта? — восхищенно спросила Опал, глядя на карту. — Я не могу тут ничего понять. Вы, должно быть, очень умный.
Алан сухо рассмеялся.
— Нет, просто я долгое время занимаюсь этим. Не трудно стать асом в чем-то, если больше нечем заняться.
Он вдруг понял, каким нытьем и хныканьем должны были показаться его слова. Интересно, его речь всегда так звучит? Неужели во всем, что он говорит, сквозят горечь и жалобы?
Но Опал, казалось, ничего не заметила. Она просто понимающе улыбалась и разглядывала его коробочки, шкатулки и книги на полках.
— Ой, нет, я не могу поверить! Имея столько книг, вы должны быть умным. Я бы никогда не смогла осилить всего этого, — она застенчиво пожала плечами. — У меня в школе никогда не было хороших отметок.
— Я тоже был ужасным учеником, — признался Алан, и его зеленые глаза весело заблестели. — Если бы моя учительница увидела все эти тома, то не поверила бы своим глазам. Я не любил читать… да и вообще что-нибудь изучать.
— Честно? — Она ошарашенно смотрела на него. — Я никогда бы не подумала, что вы были лодырем в школе. Мне кажется, что вы могли бы стать кем захотите. Доктором или судьей.
— Этого хотел мой отец.
Опал продолжала разглядывать полки.
— А что тут еще? Что во всех этих коробочках?
— Всякая всячина. Кроме солдатиков, у меня есть еще несколько коллекций. Солдатики, конечно, самая большая из них, но еще я собираю камни, минералы.
Он оборвал фразу на полуслове, будто в голову ему пришла какая-то идея:
— Послушай! — он выпрямился, и его лицо вдруг оживилось. — Ты знаешь, откуда произошло твое имя?
— Опал? — она выглядела озадаченной. — Не думаю.
— Это драгоценный камень. Самоцвет. Ты когда-нибудь видела опал?
— Нет.
Он нахмурился.
— Хорошо. Принеси вон ту шкатулку, как раз перед тобой.
Опал быстро выполнила его просьбу. Алан взял шкатулку и открыл крышку. Он аккуратно снял салфетку, что-то поискал и, наконец, достал маленький камешек. Положив его на ладонь, он протянул камень девушке.
— Вот. Это австралийский опал.
Опал наклонилась ниже, ее обычную застенчивость пересилило женское любопытство. На ладони молодого человека лежал камень овальной формы молочно-белого цвета в разноцветных прожилках, которые переливались всеми цветами радуги. Опал затаила дыхание.
— О-о! Красивый… Как это он может быть таким белым и, в то же время, разноцветным?
— Очень приятный, правда? — Алан тоже смотрел на самоцвет, погрузившись в созерцание его красоты.
Опал протянула руку к камню, но потом резко одернула. Взглянув на Алана, она сказала:
— Извините.
— Все в порядке, — ее неподдельный испуг тронул Алана, и в первый раз за долгое время он почувствовал, что сам жалеет кого-то другого. — Ты можешь потрогать его. Хочешь подержать?
— А можно?
Он кивнул, и Опал, протянув руку, осторожно взяла камень с его ладони. Она слегка повернулась к свету и с восхищенным выражением лица наклонилась над камнем. Алан наблюдал за ней, удивленный неожиданным приятным чувством, вызванным искренней радостью девушки.
Опал погладила пальцем гладкую отполированную поверхность камня.
— Я никогда не думала… никогда не догадывалась, что моя мама решила назвать меня так в честь такой красоты.
— Да, согласен с тобой. — Глядя на нее, Алан думал, что девушка, наверное, даже не знала, как разнообразны драгоценные камни. Он вспомнил собственное детство: ему никогда не приходило в голову, что мать и отец, например, могут не любить его. До трагедии он прожил четырнадцать беззаботных лет, немногим больше, чем сейчас должно быть Опал. И, однако, в те времена он не считал себя счастливчиком.
Опал медленно протянула ему камень.
— Снасибо. — Она улыбнулась, ее серые глаза блестели от удовольствия. Девушка поставила шкатулку на место и стала протирать полки.
Алан, забыв о незаконченной работе, наблюдал за ней. Закончив, Опал взяла тряпку и направилась к выходу. Уже у самой двери она повернулась, учтиво поклонилась и пробормотала:
— Приятного дня, сэр. Спасибо еще раз.
— Нет, пожалуйста, не называйте меня «сэр». Или «мистер Хэйз». Тогда мне кажется, что вот-вот появится мой отел.
Она улыбнулась.
— Хорошо, с…. а как же мне тогда к вам обращаться?
— Меня зовут Алан.
Оиа кивнула и, еще раз улыбнувшись, поспешно вышла из комнаты, будто он мог передумать, если бы она здесь задержалась. Войдя в столовую, она начала с удвоенным рвением протирать кухонный настенный шкафчик, полная решимости доказать Хэйзам, что никто из жих ие пожалеет, взяв ее в дом. Она будет работать так усердно, будет такой хорошей, что они просто не смогут представить, как обходились беэ нее раньше.
Миллисент наклонялась над кустом томатов, увидев ползущую по растению толстую зеленую гусеницу, ничем не отличающуюся от листьев. Милли постоянно воевала с вредителями помидоров. На сей раз эта молчаливая сосредоточенная борьба была прервана пронзительным визгом, раздавшимся где-то рядом позади нее. Она вскочила и, оглядевшись, заметила птицу — толстого самодовольного пересмешника. Пересмешники тоже были врагами Миллисент. Они постоянно объедали ягоды вишень и клевали груши. На заднем дворе она ставила пугала, чтобы отгонять пересмешников, но наглые птицы просто рассаживались на эти страшилища, срывая нелепые шляпы с кольев. Они даже умудрялись делать невыносимой жизнь Панжаба, пытаясь сесть ему на голову всякий раз, когда он медленно, по-королевски пересекал двор.
— Кыш-ш-ш! — прошипела Миллисент, махнув рукой, пытаясь отогнать пересмешника. Но он продолжал сидеть на ветке мимозы, вращая маленькими блестящими глазками.
— Выискивает, где бы еще напакостить, — затаив дыхание, сердито пробормотала Милли, наблюдая, как серая птица лениво перелетела на землю. Краем глаза она заметила что-то серое, мелькнувшее в траве. Она медленно повернула голову. Кот Алана буквально сверлил пересмешника взглядом и полз по земле, подкрадываясь к птице. Миллисент закрыла рукой рот, чтобы не прыснуть со смеху. Почти бесшумно двигаясь в траве, этот бродяга был почти точь-в-точь тигр в миниатюре. Пересмешник покрутил головой из стороны в сторону, а потом завел одну из своих пронзительных песен, не подозревая о приближавшейся опасности. Вдруг кот резко прыгнул, и его белая лапа зацепила острый птичий хвост. Песня пересмешника оборвалась на самой высокой ноте, и он, мгновенно взмыв вверх, исчез. Потом, вновь появившись, сел на ветку розового куста и круглыми глазами принялся рассматривать кота. Тот же уселся и начал облизываться, словно не он охотился за нересмепшиком минуту назад.
Миллесент рассмеялась. Трудно сказать, кто выглядел комичнее: смущенный кот или серьезная птица.
— Котик, глупое ты мое животное!..
Она уже забыла, с каких пор начала обращаться к нему не «кот», а «котик» — это имя дал ему Алан, все получилось как-то само собой. Кот бросил на нее невинный взгляд, потом подошел и стал мордой тереться о ее юбку.
— Хочешь, чтобы тебя приласкали? — Милли погладила его по спине, довольная, что Алан не может ее видеть. Он бы задразнил ее до смерти.
— Ты растолстел, знаешь? — спросила она, поглаживая своего любимца за ушами. Он закрыл глаза и уткнулся носом в ее колени, на морде застыло выражение блаженства. — Вот почему ты и не поймал эту птицу.
Только вчера вечером она обнаружила, что Опал, сидя на ступеньках крыльца, тайно подкармливала кота кусочками мяса с обеда. Не удивительно, что он набирал вес. Бедняжка Опал выглядела такой смущенной и виноватой, когда Милли застала ее «на месте преступления», что той пришлось засмеяться и признаться: она тоже привыкла подкармливать этого бродягу остатками от обеда.
Миллисент, вспомнив вчерашний эпизод, улыбнулась. Опал была хорошей девушкой. Милли ни на секунду не пожалела, что разрешила ей остаться в своем доме. Она была очень трудолюбивой, и единственное, о чем приходилось заботиться Милли — чтобы Опал не перегружала себя работой. Кроме того, она нравилась Алану. Вначале Миллисент беспокоилась, что брат воспротивится присутствию незваной гостьи. Но в первый же день пребывания девушки в доме Милли убедилась, что она совсем не мешает Алану. И сам Алан теперь бывал каким угодно, только не расстроенным; временами он даже казался необычайно веселым. Он с улыбкой говорил Милли, что разговоры с Опал совсем не утомляют его, и наоборот, он получает большое удовольствие от ее болтовни и рассматривания вдвоем многочисленных коллекций.
Миллисент была готова приютить еще хоть трех девушек — только бы они улучшили настроение брата. За последнюю неделю она ни разу не видела его угрюмым или замкнутым. Просто поразительно, как быстро у них с Опал возникли дружеские отношения, тогда как обычно он с ужасом относился к перспективе общения с незнакомыми людьми. Но Миллисент ни на миг не ставила под сомнение порядочность Опал.
Вчера Алан переехал на своем стуле в гостиную, где девушка штопала носки, и пока Опал работала, он болтал с ней.
Будь это кто-нибудь другой, Миллисент, конечно, могла бы забеспокоиться, что Алан влюбится и будет страдать. Но Опал, худенькая, бледная, с выступающим животом, никак не была той неотразимой красавицей, которая могла бы стать роковой женщиной для Алана. Да Опал и не собиралась завладеть сердцем брата, чтобы устроиться в жизни получше.
Миллисент вернулась к прерванной охоте на гусениц, встав на колени и наклоняясь каждый раз, когда было необходимо со всех сторон осмотреть листья. В этом году у нее должен быть хороший урожай помидоров. Плоды как на подбор — крупные, круглые, но пока еще зеленые. Сейчас они были как раз хороши для маринада; ей нужно не забыть сорвать несколько перед уходом и завтра приготовить маринад. Когда помидоры созреют, можно будет всерьез говорить об урожае. Она, Опал и Ида уже два дня занимались грушами, а завтра перейдут к кабачкам. С помощью Опал работа продвигалась гораздо быстрее. Она была проворной и работящей. Милли волновалась только, что девушка слишком много времени проводит на ногах. Прошлым вечером она видела, как Опал, сидя на ступеньках крыльца, снимала туфли и растирала опухшие ступни.
Вдруг истошный визг разорвал тишину. Милли подскочила, огляделась, и не увидела ничего или никого, способного издать такой звук. Выбежав за калитку, она решила обойти дом. Прикрывая рукой глаза от солнца, Милли оглядела улицу. Возле дома по соседству дрались двое мальчишек. Пока Милли присматривалась, один прыгнул вперед и ударил другого кулаком в лицо.
И только тогда Миллисент поняла, что один из них вовсе не мальчик, потому что был одет в юбку. Более того: кулаком по лицу ударила именно девочка. И это была Бетси Лоуренс!
Глава IX
Миллисент, не задумываясь ни на секунду, подхватила юбки и бросилась к дерущимся. Она вылетела через калитку и помчалась по улице, не заботясь о том, как будет выглядеть, если кто-то в этот момент случайно ее увидит. В детстве она очень быстро бегала и сейчас еще не потеряла этой способности. Но хорошо, что она перед тем, как работать в саду, сняла корсет — иначе просто бы задохнулась на середине пути.
Наконец, она добежала, хотя сильно запыхалась, но все же с достоинством выпрямилась возле детей, которые катались по земле, дрались и иногда что-то кричали друг другу. Нагнувшись, Милли схватила одного из них за воротник — это оказалась Бетси — и, встряхнув, поставила на ноги. Бетси, все еще махая руками, изловчилась и кулаком заехала Миллисент в бок.
Когда девочка поняла, кто стоит перед ней и кого она только что ударила, то замерла от ужаса.
— О-о! Нет! — крикнула Бетси. — Мисс Хэйз, извините, простите меня! Я не знала, что это вы.
Мальчишка, которого тузила Бетси, воспользовался случаем, вскочил на ноги и бросился бежать, но Миллисент быстро догнала его. Она ухватила его одной рукой за воротник и развернула лицом к себе.
— Джеферсон Стилуэлл! Куда же ты собрался?
Драчун повернулся, сунул руки в карманы и уставился в землю. Он уже имел дело с Миллисент Хэйз: та поймала его, когда мальчишка привязал консервную банку к хвосту ее кота; он не хотел бы повторить ту встречу.
— Я не ожидала от тебя такого чудовищного поведения. Что подумает твоя мама, Джеферсон?
А он знал, что она подумает: мисс Хэйз старая дева, нудная и сующая нос в чужие дела. Она так и сказала в прошлый раз. Но он не посмел произнести это вслух.
Вопрос Милли был чисто риторическим, и она продолжала:
— Драться с девочкой! Где твое воспитание? Где твое рыцарство? Я уверена, что твой папа не учил тебя этому.
— Она первая ударила! — яростно крикнул Джеферсон, задетый несправедливым обвинением.
— Она — молодая леди, и с ней нужно обращаться подобающе.
— Да, но что-то она не ведет себя, как леди!
— Согласна. Но это не оправдывает твоего поведения. И твои родители об этом узнают, поверь мне. Парнишка вздохнул.
— Пожалуйста, мисс Хэйз, папа меня накажет. Я не хотел иичего дурного, честно! Что было делать, когда она набросилась на меня? Она чуть не сломала мне нос!
— Глупости! Она ударила тебя в глаз. Это уже заметно. — Под глазом появлялся кровоподтек, а сам глаз опух.
— Ну и что, она меня и по носу ударила!
— Это потому, что ты не умеешь драться! — воскликнула Бетси без нотки раскаяния в голосе. — Ты — неженка, и вдобавок врун!
— Я не врал!
— «Я не лгал», — автоматически исправила Милли. — Итак, Джеферсон, предлагаю тебе немедленно отправиться домой и заняться глазом. Затем поразмышляй на досуге о роли и поведении джентльмена, а также о том, как мало ты был похож на него сегодня.
Миллисент отпустила его, и мальчик убежал. Теперь она повернулась к Бетси:
— Бетси Лоуренс, я не могу поверить своим глазам! Ваше поведение было просто ужасным! Юные леди не…
— Но он лжец! Он говорил гадкие вещи о папе! Он сказал, что папа — прохвост и, возможно, янки к тому же! Я не позволю ему говорить такое!
— Все ясно. — Она должна была сама догадаться. Проблема здесь была не в Бетси, а в ее отце. Миллисент вздохдула, гнев уступил место какому-то усталому смирению. — Что он еще говорил?
— Что папа заставил всех в городе возненавидеть его за то вранье, которое он печатает в своей газете. Но это неправда! Он некогда не врет в своих статьях! Он просто не может!
— Кояечно, не может! — Милли положила ладонь на голову девочки и заглянула в ее лицо: Бетси по-настоящему страдала. — Твой папа не такой человек, который может лгать. Он не прохвост, и уж, конечно, не янки. Однако он обладает способностью говорить в лицо правду, или печатать эту правду в своей газете, а эти вещи не всегда всем приятны. В сущности, вместе поступки просто настраивают определенных людей против него.
— Но почему?
— Люди не всегда хотят слышать правду. Иногда мы скорее будем верить удобной лжи.
— …? Я не понимаю, как такое может быть? — вздернув подбородок, придав лицу решительное выражение, девочка в эту минуту была очень похожа на своего отца.
— Ну, давай предположим, что все, что говорил Джеферсон о твоем отце — правда…
— Но это неправда!
— Ну, конечно, неправда, но давай все-таки представим это. Итак, если бы это было правдой, то ты не захотела бы слышать такую правду, верно? Ты бы предпочитала верить, что он не такой.
— А-а…
— Вот так же и другие люди. Им не нравится читать о себе плохие вещи в газете, даже если это и правдивые вещи. Поэтому они часто утверждают, что тот, кто печатает такое, лжет. Я думаю, Джеферсон услышал, как его отец сказал, будто твой папа лжет в своей газете, потому что, наверное, он прочитал в газете что-нибудь неприятное для себя. А Джеферсон верит своему отцу, и это вполне естественно, — продолжала Миллисент.
— Да, но это несправедливо, — мрачно сказала Бетси; уголки ее рта опустились вниз. — И я ненавижу Джеферсона Стилуэлла! Если он снова скажет что-нибудь такое, я его опять побью.
— Нет, ты этого не сделаешь, — твердо сказала Миллисент, взяв Бетси за руку и уводя за собой к дому. — Мы сейчас пойдем прямо к вам и поговорим с твоим папой о твоем недостойном поведении. Не следует даже играть с таким мальчиком, как Джеферсон Стилуэлл. Он слишком грубый.
— Грубый! Ха! — Бетси скривилась. — Я всю неделю каждый день колотила его, а он визжит, как девчонка!
— Моя дорогая Бетси, девочка вообще не может «колотить». Очевидно, тебе об этом еще не рассказывали.
— Папа всегда говорит мне, что я должна уметь постоять за себя, потому что не всегда рядом будет взрослый, чтобы защитить меня.
— Если папа научил тебя говорить такие неправильные вещи, тогда тебе точно понадобится защита.
— Вы тоже не любите моего папу?
Миллисент заколебалась.
— Люблю? Не знаю; я никогда над этим не задумывалась. — Джонатан смущал ее. Иногда просто шокировал. Одной своей улыбкой он заставлял ее дрожать. Он тронул ее сердце заботой об Опал. — Думаю «любовь» — несколько неподходящее название для чувства, которое твой папа вызывает в людях.
Бетси хихикнула:
— Мистер Харгроув, бывало, говорил то же самое. Он был владельцем газеты, в которой когда-то работал папа. Вы знаете, однажды толпа мужчин собралась перед нашим домом, все свистели и называли папу разными гадкими словами, а потом приехала полиция…
Миллисент позволила себе улыбнуться.
— Не удивительно. И что же тогда сделал твой папа?
— Он вышел на крыльцо с ружьем и сказал, что будет счастлив поспорить с ними в любое время, но сейчас его дочь спит, и не были бы они так любезны покинуть их двор. Но, конечно же, я не спала, и все слышала через окошко. Один из них стал ругаться и сказал, что хорошо, что умерла мисс Элизабет — это моя мама — и не испытала унижения перед всем городом, имея такого… — тут он назвал слово, которое мне папа велел никогда не произносить — …мужа. Папа будто взбесился, я думала, он его застрелит.
Миллисент слушала с широко раскрытыми глазами.
— Понятие…
— Тогда пришел полицейский, и все мужчины ушли. — Она пожала плечами. — И больше никогда не приходили.
— Я рада. — В какие сложные жизненные перипетии втягивал мистер Лоуренс свою дочь! Не удивительно, что девочка стала такой. Было, наверное, несправедливо возлагать всю вину за поведение Бетси только на Джонатана Лоуренса.
Но факт оставался фактом: девочке была необходима направляющая рука, причем твердая и решительная.
— А почему ты вообще играла с Джеферсоном?
Бетси пожала плечами.
— А больше никого нет. Он единственный из детей, кого я здесь встретила. — Она тяжело вздохнула. — Эмметсвилл — ужасно маленький городишко.
— Ну, не такой уж и маленький. Здесь полно других мальчиков и девочек.
— Где?
Милли задумалась. Джеферсон был одним из немногих детей, живущих неподалеку. Но многие жили гораздо дальше, и, естественно, у Бетси не было возможности познакомиться с ними. Стояло лето, школьные занятия уже закончились. Она смогла бы встретить их в церкви, но отец не водил ее туда. Миллисент мысленно отнесла это к недостаткам Джонатана Лоуренса.
— Я познакомлю тебя с некоторыми. У меня много кузин, а у них много детей. Уверена, что хотя бы один из них тебе понравится.
— Правда? — личико Бетси просветлело.
— Да, правда.
— Знаете, я бы хотела быть одной из ваших родственниц. Папа вчера сказал, что мы с вами родственные души.
— Родственные души?! — Миллисент изумленно посмотрела на девочку. — Это почему же он так думает?
Бетси пожала плечами.
— Я не знаю. Просто он так сказал. Что вы такая же настойчивая, как и я. Что вы будете бороться за то, во что верите. Как и он сам.
— Да, но… я… — Милли не знала, принимать ли это как комплимент или как оскорбление. Ей было приятно услышать, что кто-то, пусть даже Джонатан Лоуренс, считает, что она борется за свои принципы. Но сравнивать ее с Бетси! Девочка она, конечно, милая и ласковая, но в то же время взбалмошная и упрямая, и к тему же не имеет ни малейшего понятия о приличном новедении.
— Это, конечно, замечательно, — осторожно сказала Милли, — однако, в любом случае маленькие девочки не должны драться и ставить синяки мальчикам. Существуют другие способы решения ваших проблем. Как и другие способы выражения своего мнения.
— Папа тоже так говорит! — радостно воскликнула девочка. — Он рассказывал мне, что сам часто затевал драки до тех пор, пока не узнал способ получше: можно не драться, а напечатать статью в своей газете. Ей-богу! Вы с ним во многом похожи! Не удивительно, что вы нравитесь папе.
— Да?
— Да. Иначе он не сказал бы, что вы и я похожи. Потому что меня он любит сильно-сильно. Он мне сам говорил. Он говорил, что когда умерла мама, только я не давала ему опустить руки.
— Понимаю. — Миллисент не знала, что и думать. — Я уверена, что ты много значишь для своего отца. Поэтому мы должны рассказать ему обо всем, что случилось. Немедленно.
— Ox… — Бетси опустила голову, но все же послушно пошла за Миллисент к дому. У самой калитки она сказала: