Глава XVII

Алан с трудом проснулся. Моргая в темноте, он пытался понять, что именно разбудило его. Спустя некоторое время раздался слабый, непонятный звук, который, по-видимому, уже давно подсознательно слышал Алан.

Но что это может быть? Он присел в кровати и напрягся прислушиваясь. Кругом стояла тишина, которую нарушали только гулкие удары его собственного сердца. Но вдруг тот же незнакомый звук повторился. Он был похож на тихий стон, который тут же оборвался. Алан еще не осознал, что это, не понял значения происходящего, но внутри него все затрепетало; он начал инстинктивно двигаться к краю кровати. Что-то с Опал!

На минуту он замер. Потом схватился за веревку и бросил свое тело на инвалидное кресло, даже не задумываясь о том, что еще вчера этот поступок казался ему великим достижением. Все мысли были только об Опал. Должно быть, ей пришло время рожать, и нужна помощь.

Сняв с тормоза коляску, Алан выехал в коридор, а оттуда повернул к крошечной спальне под лестницей. Дверь была прикрыта. Он, не постучавшись, толкнул ее и заглянул внутрь.

— Опал? — Его голос прозвучал громко в маленькой комнате; очевидно, он почти кричал от страха.

Опал сидела в кровати, прислонившись спиной к стене. В тусклом свете Алан еще различал ее, но вся поза Опал выражала страдание. Можно было сразу догадаться, как тяжело и больно ей сейчас.

— Опал? — повторил он, подъезжая ближе.

— Да… — Голос ее показался слабым и отдаленным. В темноте слышалось частое прерывистое дыхание.

— Что случилось? — Алан увидел очертания выдвинутых ящиков комода и направил коляску туда. Он взял керосиновую лампу с комода, поискал спички и зажег камин. Повернувшись к Опал, он спросил:

— Это малыш?

Опал кивнула. В свете лампы Алан видел ее усталое вспотевшее лицо; в глазах была мука и страх.

— Думаю, да, — ответила она нетвердым голосом. — У меня начались схватки. Они наступают каждые несколько минут. Последняя только что закончилась, но… это долго не продлится.

Алан нервно покусывал губы. Он абсолютно растерялся. Хотелось взять на себя боль Опал, но это было невозможно. Он не имел понятия, что должен делать. Подъехав к выходу, он громко позвал:

— Миллисент! Миллисент!

Через несколько секунд он услышал сбегающие шаги сестры.

— Что? Алан?

Миллисент перепрыгнула последние ступеньки и вбежала в коридор. На ней была только ночная сорочка, волосы заплетены в толстую косу, спадающую на спину, а на ноги она ничего не успела надеть. Лицо ее было испуганным. Она резко остановилась, увидев Алана, выезжающего на своей коляске. Он выглядел смущенным. Милли все поняла.

— О, мой Бог!

Она бросилась в комнату Опал. Как только она вбежала, Опал испустила сдавленный стон. Алан въехал следом, внутри у него все похолодело. Опал скорчилась, подминая под себя простыню и одеяло; бледное лицо исказилось гримасой боли. От бессилия и жалости Алан вцепился в ручки своей коляски и посмотрел на Миллисент.

— Милли! Делай же что-нибудь!

— Я побежала за доктором, — решительно сказала Миллисент.

— Нет, — слабо запротестовала Опал. — Пожалуйста, не будите его зря. Сейчас ночь. Я уверена, что он не захочет подниматься. Это, я думаю, будет еще не сейчас. Иногда все может длиться часами…

— Часами! — Алан побелел. Опал должна терпеть эту боль много часов?

— Не глупи, — твердо ответила Милли. — Ты не знаешь, когда это случится. Я — тем более. Нам нужен врач. А если он отказывается встать с постели ночью ради больного, то это не доктор. — Милли кивком головы прекратила разговоры на эту тему, беря ответственность на себя. Она повернулась и выбежала из комнаты, крикнув на ходу:

— Я позову доктора Мортона. Алан, пожалуйста, побудь с Опал!

Алан кивнул. Он и так никуда не собирался. Он подъехал к кровати Опал; над их головами прозвучали шаги Миллисент.

— Все будет в порядке, — стараясь говорить убедительно, успокаивал он Опал. — Ты и не заметишь, как она вернется с доктором. А мистер Мортон — очень хороший врач. Несколько лет назад, после этого несчастного случая, он буквально вытащил меня. Все считали, что я не выживу, но ему удалось спасти меня.

Опал кивнула и постаралась улыбнуться, но не смогла. Ее лицо было абсолютно белым, а глаза казались огромными от ужаса и боли.

— Алан?

— Да?

— Я боюсь…

Его собственный страх притупился; вернее, Алан сам постарался забыть о нем. Опал не должна видеть, что он тоже смертельно боится за нее. Ей тогда будет еще хуже.

— Опал, нет! — Он взял ее руки. — Не бойся. Не надо волноваться. Доктор Мортон — самый лучший.

— Я совсем одна…

— Нет, неправда! Я буду с тобой. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. — Алан искренне этого хотел, но в то же время понимал: он не может ничего сделать, чтобы прекратить ее мучения или гарантировать, что все закончится благополучно.

— А если я умру? — прошептала она. Темные круги под глазами еще больше увеличивали их, а руки казались такими маленькими и хрупкими. У Алана защемило сердце.

— Не надо! Не говори так. Ты не умрешь. Я же говорю, сейчас придет доктор и все сделает, как надо.

— Доктор не сможет ничего поделать, если ребенок будет неправильно идти. Иногда, когда это наступает, никто не может ничем помочь. Просто приходит твой конец, и все…

— Перестань говорить об этом. Твой конец не пришел, — настойчиво убеждал ее Алан. — Послушай, Опал, ты однажды сказала, что я — самый умный мужчина из тех кого ты знала…

Опал слабо кивнула:

— Да.

— Тогда поверь мне! Я знаю, о чем говорю. Ты не умрешь! — Он крепко сжал ее ладони и посмотрел в глаза, желая, чтобы его спокойствие и уверенность передались ей. Он должен заставить ее поверить в его слова. Он не знал, насколько Опал может довериться ему, но одно ему было известно совершенно точно: сомнения и страхи только навредят, если она будет все время думать о том, что умрет, то не сможет приложить достаточно усилий, чтобы все прошло хорошо.

Опал еле заметно улыбнулась.

— Правда? Ты уверен?

— Абсолютно. — Он надеялся, что она не спросит, почему.

Она не спросила. Вместо этого она вся напряглась, и Алан увидел, как на лице ее отразилось страдание. Вдруг захотелось все бросить и быстро, как только возможно, убежать, уехать подальше от боли, которая завладела ее телом. Он не знал, как найти в себе силы и вынести это. Но он не покинул ее. Он был нужен Опал, и единственное, что ему было доступно — это оставаться рядом и спокойно подбадривать ее, пока не прекратятся эти мучения.

Пальцы Опал впились в его руку, а дыхание стало судорожным и прерывистым. На лбу выступил пот. Стараясь сдержать стон, она все глубже и глубже впивалась ногтями в руку Алана. Но все-таки она не смогла сдержаться и застонала. Потом, когда боль отпустила, она прошептала:

— Извини…

— Извинить? За что?

— Должно быть, я кричу, как зверь. Уверена, ты никогда такого не видел…

— Никогда, — признался он. — Но я знаю одно: немногие могут сдержать крик, когда им больно. А уж мужчины — особенно. Так говорит моя сестра, во всяком случае…

— Уверена, что ты никогда…

— Я? Ха! Я кричал громче, чем банда разбойников. И потом, в течение нескольких лет это повторялось не один раз. Спроси Милли, она расскажет. — Он помолчал. — Не волнуйся и не стесняйся. Не надо! Кричи! Не сдерживай себя! Никто ничего не скажет…

Когда наступила следующая схватка. Опал снова впилась в руку Алана, но на этот раз не старалась сдержать стон.

Когда это закончилось, она немного расслабилась, открыла глаза и посмотрела на Алана.

— Что будет с моим ребенком, если я умру?

— Я же велел тебе не говорить так.

— Знаю, но вдруг это действительно случится? Что тогда? Я боюсь. Меня не пугает смерть, правда, не пугает. Но кто тогда позаботится о моем малыше? Что с ним будет? — Слезы текли по ее щекам. — О, Боже, Алан! Что с ним станет?

— Не беспокойся об этом. Я обещаю, с ним не случится ничего плохого. Я позабочусь о нем. И Миллисент тоже. Он ни в чем не будет нуждаться. Тебе не надо думать об этом.

— Честно? — На лице ее засветилась надежда. — Вы правда будете заботиться о нем?

— Конечно.

— И вы не отправите его в приют, как меня когда-то…

— Нет! — строго ответил он. — Никогда. Я буду растить его, как собственного ребенка. Клянусь!

— О, спасибо! — Слезы уже ручьем лились из ее глаз. — Спасибо!

Она схватила его руку, поднесла к губам и поцеловала. Горячие капли слез падали на его кожу.

— Пожалуйста, Опал, не надо! Ты заставляешь меня чувствовать себя неудобно. Я не заслуживаю такой благодарности.

Опал прижала его ладонь к своему лицу, но когда вновь началась схватка, еще более сильная, чем раньше, она перегнулась пополам и закричала.

— Господи! — Алан почуствовал, что сам вспотел. Ее мучения были для него, как нож в сердце. Но он не мог прекратить их, как не мог убежать. Он мог только держать ее за руку и просить потерпеть.

— Эта, кажется, была короче, — сказал он, когда Опал, глубоко дыша, откинулась на подушки. Она устало кивнула:

— Они теперь чаще, но короче. Самое ужасное… самое ужасное, что невозможно их остановить. Я все думала: хватит, не могу больше; заберите кто-нибудь эту боль; я больше не могу выносить ее. Но никто не в силах этого сделать. Я должна терпеть. Больше ничего не остается. — Она взглянула на него. — Спасибо, что ты здесь, со мной.

— Я буду с тобой, сколько ты захочешь. Столько, сколько буду нужен тебе.

Алану показалось, что прошли долгие часы, пока пришли Миллисент и доктор. Боль скручивала Опал еще несколько раз, и Алан уже не понимал, как ее хрупкое тело способно все это вынести. Она так сильно впивалась ногтями в руку Алана, что на коже оставались красные полосы, но Алан не замечал собственной боли, он был слишком полон страданиями Опал.

Наконец, он услышал, как открылась входная дверь и в коридоре раздались быстрые шаги.

— Алан! Опал! Мы пришли. — Милли почти вбежала в комнату.

— Слава Богу! — воскликнул Алан, поворачиваясь к сестре. — Какого дьявола вы так долго?

— Я всю дорогу бежала! — задыхаясь от быстрой ходьбы, ответила Миллисент. — Но я целую вечность поднимала доктора Мортона. Потом мне пришлось ждать, пока он одевался. — Милли округлила глаза. — Он сейчас возле дома; распрягает лошадей и берет свои чемоданчики. Никогда раньше не представляла, до чего же медлителен этот человек! — Она резко замолчала, услышав шаги врача.

Доктор Мортон вошел в комнату и остановился, оглядываясь.

— Алан? Как жизнь?

— У меня все прекрасно. Это вот Опал, она… Доктор немного улубнулся:

— Это я понял. Мисс Миллисент все мне подробно объяснила.

Врач подошел к Опал, и Алан, выпустив ее руку, отъехал в сторону. Доктор Мортон нащупал пульс и улыбнулся своей величественной улыбкой.

— Итак, юная леди, насколько я понимаю, мы скоро станем свидетелями знаменательного события. Рождение новой жизни — удивительная вещь! Возможно, вам сейчас так не кажется, но позже вы все поймете. — Выражение его лица было одновременно торжественным и добрым. — А мы этому поможем. — Он огляделся. — Но здесь темно, точно в пещере! Мне нужно больше света.

— Я принесу еще лампы, — быстро предложила Миллисент.

— Не думаю, что это очень поможет. Здесь нет окон. Сейчас уже рассвет. За окном должно светать. Нам нужно перенести ее в комнату, где есть окна.

Миллисент в раздумье смотрела на него.

— Но куда? Все спальни наверху. Она не в состоянии подняться по ступенькам.

Доктор нахмурился. И тут вмешался Алан:

— Мы можем перенести Опал в мою комнату. Наверное, это самая светлая комната во всем доме; окна выходят на восточную сторону. И, кроме того, там есть кровать.

Миллисент выглядела неуверенной, во доктор сказал:

— Отлично! Есть кто-нибудь в доме, кто сможет перенести даму в другую комнату?

— Я не… Джонни не должен прийти в ближайшее время. Я смогу ее поддерживать, если она попробует сама идти, — ответила Миллисент.

Было очевидным, что мистер Мортон, щуплый и невысокий, не сможет приподнять даже кого-нибудь гораздо легче Опал.

— Думаю, это придется сделать нам вместе, — согласился доктор и наклонился к Опал. — Если вы, мэм, можете идти, я и мисс Миллисент будем поддерживать вас по обе стороны.

Опал кивнула и медленно выпрямилась, помогая себе руками. Она выглядела такой хрупкой, что Алан задохнулся от жалости.

— Нет, постойте! — быстро произнес он, подъезжая к кровати. — Я ее перевезу.

Доктор Мортон удивленно приподнял брови, и на лице сестры Алан увидел то же выражение сомнения.

— Я смогу, — уверил их Алан. Он подался вперед, одной рукой обхватил Опал за плечи, другую положил ей под ноги.

— Не бойся! Я постараюсь быть осторожным.

Когда он приподнял Опал с кровати и посадил себе на колени, его мускулы напряглись. Ее вес оказался много легче того, который приходилось поднимать его рукам в последнее время. Его же сейчас беспокоило одно: не причинить ей дополнительной боли.

Опал сдавленно застонала, но все же помогла Алану, приподнявшись с постели, а оказавшись у него на коленях, доверчиво прильнула, положив голову ему на плечо. У Алана потеплело на сердце; казалось, оно прыгало внутри, наполняя его самими разнообразными эмоциями. Он осторожно развернул свое кресло и повез Опал к выходу.

Миллисент и доктор Мортон следовали за ним. Когда он подъехал к своей кровати, Милли поспешила помочь переложить Опал. Алан был доволен, что его кровать такая низкая и удобная.

Несколько неохотно он уступил место доктору. Его руки показались непривычно пустыми.

— Отлично, Миллисент, открой шторы, — приказал доктор Мортон, снимая пальто и аккуратно вешая его на стул. — Сейчас нам предстоит кое-что сделать здесь. — Он обернулся к Алану. — Спасибо за помощь, но, мне кажется, вам пришло время выйти и оставить нас одних.

— О, да, конечно!

— Нет! — выдохнула Опал и протянула к Алану руку. — Пожалуйста, — сказала она, задыхаясь, — не оставляй меня!

— Глупости, — жестко сказал доктор Мортон. — Мужчине не место при родах, по крайней мере, если он не врач. Мисс Миллисент поможет мне, и мы прекрасно со всем справимся, уверяю вас.

— Я?! — воскликнула Миллисент, глядя на доктора.

Ее руки соскользнули с ручки ящика комода, который она только что выдвинула. — Но, доктор, я никогда… я имею в виду, что у меня абсолютно нет опыта в… в таких вещах. Я же незамужняя женщина… — закончила она шепотом.

— Ну что ж, сегодня у вас появится такой опыт! Мне необходима еще одна пара рук; к тому же у нас нет времени, чтобы сходить к кому-нибудь из ваших родственниц. Ребенок вот-вот должен родиться. Нужно принести несколько простыней и полотенец.

Миллисент побледнела и взглянула на Алана. Глаза ее были полны ужаса. Алан тоже посмотрел на нее. Он знал, что чувствует сестра; он сам был похож на комок нервов и не представлял, как сможет уйти за дверь и ждать там. Но еще страшнее было остаться с врачом и помогать ему, осознавая, что ты абсолютно не понимаешь, что делать и что в любую минуту можешь допустить ужасную ошибку.

— Пожалуйста, Милли, — спокойно произнес Алан. — Ты должна помочь.

Миллисент выпрямилась, глубоко вздохнула, и на лице ее появилось выражение спокойствия.

— Конечно.

Она быстро вышла из комнаты за всем, что попросил принести доктор. Алан выехал вслед за ней, мягко притворив за собой дверь.

Алан не знал, сколько уже ждал в гостиной; казалось, прошла целая вечность. За дверью были слышны крики и стоны Опал. Он подумал, что сойдет с ума. С каждым новым криком Опал он сжимал кулаки с такой силой, что, наконец, его ногти оставили на ладонях более глубокие следы, чем ногти Опал. Но почему же он ничего не делает?! Самым ужасным было сидеть здесь и чувствовать себя совершенно бесполезным, в то время как Опал страдала всего в нескольких метрах от него.

Доктор Мортон был хорошим, опытным врачом, и Алан это знал. А Миллисент, как бы неопытна она ни была, все же способна спокойно оказать необходимую помощь. Опал не могла и мечтать о лучшем. Но чем больше он пытался себя успокаивать, тем труднее становилось отгонять от себя мысли о том, сколько женщин умирало во время родов или вскоре после них. Опал была права. Если ребенок начнет идти неправильно, врач ничем не сможет помочь.

Наконец, раздались возбужденные голоса Миллисент и доктора и ужасающий крик Опал, а потом он услышал необычайно тоненький писк новорожденного.

Сердце Алана, казалось, замерло. Он поднял голову и взглянул на двойные махагоновые двери, отделяющие гостиную от его спальни, будто бы его взгляд мог каким-то образом проникнуть сквозь них, если он будет очень старательно смотреть. Он услышал, как победно-радостно засмеялась Миллисент, как заговорили все и сразу. Хотелось закричать, чтобы они рассказали ему, что произошло.

Он быстро пересек гостиную. В это время дверь его спальни распахнулась, и выбежала Миллисент. За те мгновения, пока дверь была открыта, Алан услышал смех Опал вперемешку со всхлипами.

— Что случилось? Уже все?

Миллисент улыбнулась ему. Волосы ее, обычно аккуратно и гладко причесанные, были все так же собраны в косу, как и тогда, когда она вскочила ночью с кровати, но сейчас растрепались и в беспорядке свисали прядями на лицо. У лба волосы были мокрыми от пота; на лицо прилипло несколько влажных прядок. Рукава блузки были расстегнуты и закатаны до локтей. Выбежав из комнаты, она продолжала полотенцем вытирать руки. Воротник тоже был расстегнут, а сама блузка выбилась из юбки, которую Милли второпях натянула ночью. Но необычным был не только внешний вид. Что-то новое и непривычное было в выражении ее лица: мягкая линия губ, блеск влажной кожи, светящиеся глаза. Все это заметно изменило ее. Она казалась горячей, усталой и какой-то полной жизни и энергии.

— Алан! Я только вышла тебе сказать. Он родился! Мальчик!

— Мальчик… — повторил он, пытаясь представить новое живое существо, но это оказалось нелегко. — А Опал… как Опал? С ней все нормально?

— Ой, ну конечно. — Миллисент подошла ближе и склонилась над его стулом. — Она все сделала замечательно. Я никогда не думала, что такая изящная девушка может быть такой сильной. Она крепкая, как-как та самая кожа, из которой делают кнут, понимаешь?

— Да, да! Но ничего страшного не произошло? Сейчас Опал вне опасности?

— Да. Доктор Мортон говорит, что с ней все будет о'кей. Ты бы видел ее, когда она держала на руках малыша… О-о! — Миллисент глубоко вздохнула, и ее глаза засветились еще ярче. — Алан, это было просто чудесно! Я не могу описать тебе. На ее лице было такое счастье, такая любовь! Она была такой красивой! — На глазах Милли выступили слезы.

— Могу я… я имею в виду, когда, ты думаешь… ну, ты знаешь… я смогу увидеть ее? И новорожденного. Я хочу спросить, мне можно? Ну, должен ли я?

— Конечно, должен! Я знаю, что Опал хочет, чтобы ты увидел мальчика. Алан, это такая кроха! Ты не поверишь! — Она счастливо вздохнула, покачав головой. — Пойдем на крыльцо. Когда выйдет доктор, я думаю, он позволит тебе увидеть ее и ребенка.

— Хорошо. — Алан неохотно поехал к входной двери, а потом на крыльцо.

Милли шла следом. Она, выйдя из дома, облокотилась на перила и оглядела двор, словно это было какое-то новое, необычайное место, которое она увидела впервые. Она подняла руки, вытащила из волос гребень и расплела растрепавшуюся косу. Волосы тяжелой волной упали на спину и рассыпались густыми прядями. Легкий ветер ласкал ее влажную голову.

Алан несколько удивленно наблюдал за ней. Он не мог вспомнить, когда в последний раз видел свою сестру с распущенными волосами. Должно быть, когда они еще были детьми. Милли запрокинула голову и немного покачала ею из стороны в сторону, наслаждаясь свободой. Потом обернулась к Алану и уселась на перила, прислонившись спиной к колонне и свесив ноги.

— Ну разве сегодня не самый прекрасный день? Какое замечательное время для рождения новой жизни! Ранним летним утром… Я хочу, чтобы и мой ребенок родился в такой же день — если, конечно, у меня когда-нибудь будут дети…

Он согласно кивнул:

— Хорошее время. Миллисент улыбнулась.

— До сих пор не могу поверить… Я не помню, когда чувствовала себя так, как сегодня. Знаешь, когда доктор Мортон попросил помочь ему, я испугалась. Очень сильно…

— Знаю. Я видел.

— Но, Алан… это было самым замечательным из всего, что мне приходилось видеть. Я почувствовала… даже точно не знаю, что. Будто я снова молода, а передо мной лежит вся моя жизнь. — Она говорила быстро, голос был отрывистым и взволнованным. — Я не могу объяснить тебе, не могу описать. Но я почувствовала такую надежду, такую любовь к жизни! Ну, ты понимаешь, о чем я говорю?

— Думаю, да. — Он не был в этом уверен, но было так приятно видеть блеск ее глаз, слышать срывающийся звонкий голос. — Я так рад за тебя!

— Я словно прикоснулась к чему-то огромному и вечному. К самому началу жизни! Я никогда раньше не представляла, какое это, оказывается, чудо — рождение ребенка! Или как может быть прекрасна жизнь. Сегодня утром для меня все изменилось: цвета как будто стали ярче, каждая деталь видна совершенно отчетливо. Знаешь, мне кажется, что по-новому вижу каждый листок, каждую травинку… — Она остановилась и засмеялась. — О, Боже, я совсем заговорила тебя!

— Мне нравится видеть тебя счастливой.

— Спасибо! А мне нравится ощущать себя счастливой. — Она посмотрела в сторону, и Алан заметил, как ее взгляд упал на соседний дом. — Когда задумываешься о том, какова цена жизни, становится ясно насколько глупо попусту тратить ее. Все самое необходимое — рядом с нами. Просто безумство не замечать этого! — Она повернулась к Алану, улыбаясь сияющей улыбкой. — Что-то я сегодня слишком много философствую! Ты, должно быть; считаешь меня сумасшедшей…

— Вовсе нет! Я просто думаю, что ты очень счастлива сейчас.

— Да. И ты тоже будешь — когда увидишь этого младенца. Я его держала, заворачивала в полотенце. Сам он такой маленький, а ручки и ножки тоже крошечные — и в постоянном движении! Ты бы его видел! — Она снова засмеялась своим воспоминаниям.

Открылась дверь, и на крыльцо вышел врач, надевая пальто.

— О, оказывается, уже наступило утро, не так ли? — заметил он. — Боюсь, я пропустил утреннюю службу.

— О, мой Бог! Утренняя служба! Я совсем забыла, что сегодня воскресенье. Я тоже пропустила… — Милли выглядела несколько виноватой.

— Я бы не волновался по этому поводу, мисс Миллисент, — сказал доктор Мортон. — По-моему, я сегодня был гораздо ближе к Господу, принимая это дитя, чем если бы посетил церковь.

Милли слегка округлила глаза, услышав такую дерзость, но потом улыбнулась.

— Знаете, доктор, мне кажется, вы правы. Мистер Мортон улыбнулся им обоим и хлопнул Алана по плечу.

— Приятно видеть тебя, Алан, таким веселым.

— Спасибо, доктор Мортон!

— До свидания. — Он помахал им шляпой, а Миллисент и Алан хором ответили «до свидания».

Доктор спустился с лестницы и остановился, оглядываясь вокруг и вдыхая полной грудью.

— Прекрасное утро, правда?

После ухода доктора Миллисент пошла в комнату Алана, а сам он остался нетерпеливо ждать в гостиной. Он чувствовал, что не сможет поверить, что с Опал все в порядке, пока не увидит ее собственными глазами. Через несколько минут из комнаты на цыпочках вышла Миллисент.

— Опал хочет, чтобы ты зашел, но только-шш-ш… Маленький спит.

Алан понимающе кивнул и как можно тише направил свою коляску в спальню. Опал лежала на подушках в его кровати и улыбалась. Она выглядела очень усталой, а на лице было выражение такого умиротворения и радости, что к горлу Алана подступил комок и ему захотелось плакать.

— Опал… — прошептал он ее имя, подъезжая к кровати. Было очень странно видеть ее здесь, в его постели, хотя в то же время, очень приятно.

— Алан… — голос Опал был тихим, но твердым. Одной рукой она прижимала к груди спящего ребенка, другую протянула ему.

— Как ты? — спросил Алан и взял ее руку, несказанно обрадовавшись этому жесту.

— Замечательно! — выдохнула она. — Совершенно замечательно.

Он тихонько засмеялся.

— Ты так меня напугала!

— Я знаю. Спасибо за то, что вы с Милли были со мной. Мне кажется, без вашей поддержки я бы не справилась. Вы были очень добры.

— Да нет, не доброта это. А я просто не мог тебя оставить. — Алан плотно сжал губы. Если он не будет осторожен, то с языка могут сорваться слова, которые Опал не захочет слышать — безумные слова, о которых он будет жалеть.

Опал улыбнулась.

— Ну что ж, в любом случае — спасибо. — Она посмотрела на спящего малыша. — Он стоил всех мук и страданий. Посмотри на него. Правда, красивый?

Алан нагнулся, чтобы лучше рассмотреть мальчика. Его завернули в небольшое мягкое одеяльце, и Алан мог видеть только крошечное личико. Оно было красным и сморщенным, глаза крепко зажмурены. Волос почти не было, за исключением нескольких светлых кудряшек над ушами и на макушке. В общем-то, он казался Алану скорее страшненьким, чем «красивым». И все же было в нем что-то притягательное. Алан не понимал, что именно, но когда смотрел на это маленькое существо, сердце наполнялось теплом и замирало.

— Да, — произнес он, протянув руку к малышу, быстро, виновато ее отдернул и взглянул на Опал.

— Не бойся! — она улыбнулась. — Ты можешь потрогать его. Это не причинит вреда.

Алан с любопытством потрогал пальцем щечку мальчика. Она была такой мягкой, что было даже трудно в это поверить.

Опал развернула ребенка, чтобы Алан смог увидеть его.

— Посмотри! Правда, он смешной? Взгляни на эти крошечные пальчики!

Алану никогда не приходилось видеть только что родившихся детей; те, которых он видел, успели стать к тому времени пухлыми и беленькими. Но этот был весь красный, а ручки и ножки неестественно тонкими. Он свернулся в комочек, прижав ножки к животу, но когда Опал сняла с него одеяльце, смешно задвигался. Глаза открылись, и рот тоже. Лицо стало постепенно сморщиваться, и он запищал. Он стал еще некрасивее, чем был до этого, но Алан в радостном оцепенении не сводил с него глаз.

Казалось невозможным, что кто-нибудь может быть таким малюсеньким и уже совершенно сформировавшимся.

— Какие ногти! — задохнувшись, произнес Алан, осторожно дотрагиваясь до двигающейся ручки. Он положил палец на ладошку малыша, чтобы рассмотреть маленькие ноготки — точно такие, как у него, но только в сотню раз миниатюрнее. Крохотные пальчики инстинктивно обхватили его палец.