Глава 16

К концу мая круглоголовые не ушли, но и к захвату замка тоже не приступили. Их попытки даже на несведущий взгляд Кэмпион казались любительскими и неэффективными.

Работы по подготовке штурма велись в основном на северной стороне, где неприятель соорудил огромную площадку из земли и дерева, разместив на ней свои главные орудия. Отсюда однажды утром был открыт огонь, сопровождавшийся каким-то утробным звуком, вспугнувшим грачей, которые захлопали крыльями и тревожно загалдели. Круглое ядро с устрашающим ревом шлепнулось о северную стену, причинив на удивление мало ущерба. Полковника Вашингтона куда больше беспокоила вражеская мортира, которую в разговоре с Кэмпион он назвал «зловредным кухонным горшком». Она выплевывала снаряды высоко в воздух, и те, описав дугу, падали по эту сорону укреплений. Именно от мортиры погиб первый человек в Лэзене — кухарка, которой на кухне проломило череп. Полковник Вашингтон отправил осаждавшим письмо, вынесенное из замка под флагом, означавшим перемирие, в котором издевательски поздравил их с убийством служанки. Он сообщал о часе похорон и попросил на время службы прекратить пальбу. Перемирие было соблюдено, и в тот день пушки круглоголовых больше не стреляли.

Часть нападавших разбила лагерь с севера, а часть обосновалась в покинутых деревенских домах. Однако сторожевые посты были повсюду вокруг замка. По численности круглоголовые превосходили гарнизон замка по крайней мере втрое. Но Кэмпион казалось, что полковника Вашингтона это ничуть не пугает. В первую неделю мая он провел вылазку против главной батареи. Его люди в сумерках прыгали с Новой стены у караульного помещения, заряжали оружие и бросались на позицию парламентских войск. Кэмпион и леди Маргарет наблюдали за происходящим со сторожевой башни. Они видели, как над батареей поднялось знамя Лэзендеров, слышали, как роялисты кричали «ура», и в вечерней тишине распознали даже стук молотков, приводивших в негодность вражеские пушки. Сгущающаяся темнота была озарена вспышками выстрелов. Подобно зимнему туману расползался дым разрывов, гремел боевой клич защитников замка: «Король Карл! Король Карл!»

— Назад! Назад! — махал своим людям полковник Вашингтон, восседавший на лошади. Мушкеты в последний раз выбросили сноп искр в сторону пытавшихся контратаковать круглоголовых, роялисты уже перепрыгивали через остатки ими же разрушенных деревянных заграждений и устремлялись назад к замку. Кэмпион видела, как Тоби с обнаженным мечом уводит своих людей с батареи, а потом показалось, будто все небо на севере осветилось зарницей, огромное пламя окрасило горизонт, батарею окутало дымом. Через несколько секунд последовал оглушительный грохот — это взорвался вражеский пороховой склад. «Король Карл! Король Карл!»

Десять дней стояло затишье; батарея была возведена вновь, но на большем, чем прежде, отдалении. А тем временем защитникам пришлось пережить еще одну неприятность. На сей раз уже по собственной вине.

Вода поступала в ров вокруг замка из расположенного к северо-востоку источника. Неприятель решил его запрудить, несмотря на то, что полковник Вашингтон вел огонь из фальконетов по солдатам, которые кидали землю и таскали камни. Через три дня уровень воды резко понизился. Кое-где проступило дно, а северный рукав, где обычно в изобилии росли листья лилий, превратился в канаву, заполненную вонючим илом. Ров пока еще представлял собой существенное препятствие, но грязь скоро высохнет, и полковнику Вашингтону ничего не оставалось, как снять часть защитников с северной и западной стен для охраны его берегов. На пятый день во рву отчаянно заплескалась рыба — ей остался лишь мелкий ручеек среди замусоренной тины; в ту ночь осажденные рыли на лугу окопы, из которых можно будет стрелять по нападающему через пересохший ров противнику.

Но вода, которую заставили изменить привычное русло, просочилась в низину у подножия северных холмов, где развернулось строительство новой батареи круглоголовых. Насыпи заболотились, мортира провалилась сквозь дощатую подставку в намокшую почву, а приготовленный порох отсырел. Все труды лорда Этелдина пошли прахом, и в досаде он приказал разобрать дамбу. Чистый, быстрый ручей вновь устремился в ров по подземному руслу. Рыба была спасена от медленной смери, защитники вздохнули с облегчением, а илистая канава вновь наполнилась свежей водой.

Лорд Этелдин был галантным противником. Получив от полковника Вашингтона сообщение, что укрывшиеся в замке женщины и дети находятся в Новом доме, он приказал по нему не стрелять. Вторая батарея всего с двумя орудиями была возведена с южной стороны и вела пальбу из-за лугов с окраины деревни. И так как бить по Новому дому было запрещено, вся огневая мощь была обрушена на конюшню. Лошади были ранены, и их приходилось добивать, чтобы прекратить агонию. Два дня в Лэзене пахло кровью.

В конце концов пушки с северной стороны разрушили старую стену, соединявшую сторожевую башню со Старым домом, и через две ночи круглоголовые бросились в пролом. Их крики огласили окрестности как раз перед восходом солнца, и Кэмпион проснулась от кашля фальконетов и «убийц». Набросив халат поверх ночной рубашки, она побежала в Старый дом посмотреть. Дым окутывал постройки и огород. Кэмпион едва различала поблескивающие мечи и пики, прислушивалась к победым возгласам рвавшегося сквозь пролом противника. Потом она сообразила, почему полковник Вашингтон сохранял хладнокровие. Он ждал этого нападения, даже хотел его, потому что теперь враг оказался в ловушке обнесенного стеной огорода. Получив условный сигнал, защитники напали со сторожевой башни и старой кухни. Кэмпион впервые услышала звон скрещенных пик, и в первых лучах дня увидела обращенные против нападавших огромные шесты с шипами. Победные кличи сменились тревожными возгласами, потом воплями. Закусив губу, она смотрела, как защитники замка в кожаных куртках мрачно идут вперед, опустив пики и выставив предательски длинные шесты, уже обагренные кровью. То тут, то там гремела перестрелка, круглоголовые были отброшены назад и спасались бегством. Кэмпион видела, как брали пленных, некоторые были тяжело ранены. Она облегченно вздохнула, почувствовав, что опасность отступила.

Раненых лечили в Новом доме, и Кэмпион притерпелась к зрелищу увечий, привыкла помогать врачу ампутировать руку или ногу. Она сидела подле умирающих защитников замка, подле пленных, читала псалмы пуританам и молилась с ними в томительные ночные часы, когда чудилось, что рассвет никогда не наступит.

Сражения не были непрерывными. Выдавались и спокойные дни, нарушаемые лишь случайными стычками, а в боях обе стороны аккуратно соблюдали правила вежливости. Обменивались пленными, раненых возвращали их товарищам. Лорд Этелдин каждую неделю посылал последние новости сэру Джорджу и леди Маргарет. Все газеты были сплошь парламентскими, потому в них вряд ли можно было найти что-нибудь утешительное для осажденных, но сэр Джордж с готовностью верил большей части того, что в них говорилось. Сообщалось, что королю на севере приходится туго, что шотландцы медленно продвигаются на юг, что захвачен какой-нибудь дом или замок вроде Лэзена. Но даже парламентская печать не в состоянии была создать иллюзию победоносного шествия. События на фронтах развивались как-то непоследовательно, случайно, ни одна из сторон еще не одержала внушительной победы, способной изменить равновесие сил. От лорда Этелдина они получали не только свежие новости. Как-то раз он прислал огромный, нафаршированный чесноком окорок, бочонок вина и письмо, в котором лорд выражал сожаление ло поводу того, что вынужден сражаться со старыми друзьями и соседями. Он предложил оказавшимся в осаде женщинам под его честное слово покинуть замок, даже подчеркнул, что его жена будет рада приветствовать леди Маргарет и ее свиту, но леди Маргарет отказалась.

— Это мой дом. Я не собираюсь переселяться в дом Хэрри. Там сквозняки и кругом визжат маленькие дети.

Она уже придумала эпитафию для будущей могильной плиты, которую установят в искалеченной ядрами лэзенской церкви: «Она погибла, обороняя свой дом, осажденный мерзкими предателями».

Она посмотрела на Кэмпион:

— Тебе нужно уехать, дитя мое.

Кэмпион покачала головой:

— Только вместе с вами, леди Маргарет.

Страх Кэмпион перед врагами ослаб. Пока осаждавшими командовал лорд Этелдин, она не боялась. Как сказал: сэр Джордж, он был человеком честным и порядочным, который не допустит, чтобы на женщин замка Лэзен обрушились все ужасы войны. Не испугалась она даже тогда, когда среди осаждавших появился Сэмьюэл Скэммелл, о чем Кэмпион поведал один из пленных. У Скэммелла не может быть никакой власти над лордом Этелдином.

Она искала Скэммелла в рядах неприятеля при помощи неуклюжего телескопа, который леди Маргарет установила на крыше сторожевой башни. Рядом был Тоби, и ветер трепал его рыжие волосы.

— Может, его здесь нет? — спросил Тоби.

— Я тоже не могу вообразить его солдатом.

Она развернула огромную — на железной треноге — трубу в сторону деревни. Изображение заколебалось. Она рассматривала земляные укрепления, возведенные противником поперек дороги, ведшей к замку, видела расположившихся на солнышке солдат, которые, сняв шлемы, жевали хлеб с сыром. Цыпленок что-то клевал на улице посреди деревни.

— А! — Она засмеялась. — Я его нашла!

— Дай посмотреть. Дай посмотреть!

— Подожди!

Она думала, что испугается, увидев Скэммелла, но глядеть на него было забавно. Он возник в дверях дома, жмурясь от весеннего солнца и почесывая задницу. Выглядел он растерянным, совершенно не в своей тарелке, и к нему невозможно было относиться как к страшному врагу.

Тоби, который только мельком видел Скэммелла в ночь пожара в Лондоне, смотрел с недоумением:

— Что с ним такое? У него что, чесотка?

— Он вечно чешется.

Тоби развеселился:

— Капитан Скэммелл, солдат Господа. Ну как ты могла выйти за него вместо меня?

Она стукнула его по руке, сдвинув телескоп, и ждала, пока Тоби его снова наладит. Он поймал изображение.

— Боже мой! У него собственный телохранитель.

— Дай взглянуть.

Кэмпион слегка нагнулась, прищурилась. Из ее груди вырвался вздох.

— Что такое?

— Не может быть. — Ее веселья как не бывало. — Не может быть.

— Что?

— Это Эбенизер! Он так изменился. И преподобный Херви тут.

Тоби взял у нее телескоп.

— Кто из них Эбенизер?

— С черными волосами.

Тоби увидел худощавого, высокого молодого человека, стоявшего рядом со Скэммеллом. Одет он был во все черное, даже элегантные сапоги были из черной кожи. Тоби различил нагрудник, покрытый лаком того же цвета. Двигался он прихрамывая, но со странным достоинством. Третий, преподобный Херви, у которого на худое лицо падали волосы песчаного цвета, в чем-то убеждал Скэммелла.

— Мне страшно, Тоби.

— Почему?

— Они пришли за мной.

— Ерунда. — Он выпрямился. — Здесь командует Этелдин. Скорее всего они даже не подозревают, что ты здесь. — Он пытался приободрить ее. — Ничего удивительного, что они здесь. Это ближайший к Уэрлаттону дом роялистов. Не волнуйся, мы с Джеймсом позаботимся о тебе.

Он говорил уверенно. Джеймс был слугой Тоби. Крепкий парень, сын лэзенского кузнеца, он унаследовал от отца твердые мускулы и огромную силу. Джеймс Райт рос вместе с Тоби. Они вместе учились охотиться в лесах и воровать соседскую рыбу, а теперь бок о бок сражались. Тоби не раз говорил о том, как ловко Джеймс орудовал топором лесоруба, расправляясь с круглоголовыми.

Но Кэмпион продолжала волноваться, и, чтобы ее успокоить, Тоби пообещал пять фунтов тому, кто убьет Сэмьюэла Скэммелла. Цель показали пушкарям и мушкетерам, так что всякий раз, как брат Скэммелл появлялся в рядах неприятеля, пули преследовали его, как осы. Люди падали слева и справа, но Скэммелл оставался невредим. Точь-в-точь как в 90-м псалме, утешался он: «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не приблизится». И все равно он боялся часов своего дежурства, гадая, уж не Кэмпион ли насылает рой мушкетных пуль.

11 июня рухнуло караульное помещение. Его старая каменная кладка была повреждена пушечным огнем, и, подняв столб пыли, с грохотом развалилась, похоронив под собой десять защитников замка. Кольцо сжималось, боевой дух осажденных падал. Да, в замке хватало еды, в изобилии была вода, но тридцать человек уже умерло, еще столько же лежало, страдая от боли в гноящихся, зловонных ранах, оказавшиеся в осаде люди изнывали от бездействия. Пушки по-прежнему палили в основном по Старо-му дому, открыв расположенные с северной стороны комнаты весеннему дождю и вражескому огню.

Сэр Джордж, сознавая, что помощи от войск короля, увязших на севере, ждать не приходится, написал Этелдину. Несмотря на возражения жены, он обратился с просьбой, чтобы женщинам дали возможность спокойно покинуть замок, как ранее в мае и предлагалось. С разрешения и под защитой лорда Этелдина они готовы направиться в Оксфорд.

Когда из замка выехал гонец с белым флажком, прикрепленным к мечу, стрельба унялась. Гарнизон счел письмо признанием поражения, которое они потерпели не потому, что враг превосходил их в боевом искусстве, а из-за нудного, бесконечного, изнурительного пушечного огня. Печально складывая одежду в огромный кожаный дорожный сундук, Кэмпион прислушивалась к тому, как запрягают в экипажи лошадей, которые увезут прочь ее, леди Маргарет, Кэролайн и их служанок. Полковник Вашингтон был согласен с сэром Джорджем в том, что лорд Этелдин незамедлительно даст разрешение.

Ответ пришел через два часа. Лорд Этелдин, говорилось в нем, сегодня утром отбыл в Лондон, где предстанет перед судом по обвинению в том, что «создавал всевозможные благоприятные условия для наших врагов в замке Лэзен». Парламентскими войсками теперь командовал отправивший это письмо полковник Фуллер, и он утверждал, что он ничего не знает о сделанном лордом Этелдином предложении.

— Фуллер! — нахмурился полковник Вашингтон. — Узнаю Фуллера.

— Кто он такой? — поинтересовался сэр Джордж.

— Один из новых людей, сэр Джордж, — полковник Вашингтон пригладил усы, — пустобрех пуританин, прошу прощения. Был сапожником в Бедфорде, а теперь вот именует себя полковником.

— Он честен?

— Не думаю, что он сумеет без ошибок написать это слово, — полковник Вашингтон пожал плечами, — но он неплохой солдат.

Сэр Джордж продолжил читать письмо вслух. Фуллер не был невежлив. Он предложил женщинам свободно покинуть замок, пообещал вооруженную охрану леди Маргарет, ее дочери «и другим женщинам, пожелавшим уехать», но в письме оговаривалось одно исключение.

«Среди вас есть некая Доркас Скэммелл, жена одного из моих офицеров, и ее мы отпустить не можем. Ее свадьба состоялась перед лицом всемогущего Бога, за чье дело мы сражаемся, и свободный выход женщин зависит от того, будет ли она возвращена законному мужу».

У леди Маргарет нашлось для него лишь одно слово «Ублюдок!»

В длинной галерее воцарилось мрачное молчание. Кэмпион почувствовала, как на нее наваливается жуткая тяжесть прошлого, будто река жизни снова принесла ее в грязный Уэрлаттон. Она заметила беспокойство во взгляде Тоби и ощутила свою вину за грозившую Лэзену кровавую бойню. Она повернулась к леди Маргарет:

— Вы должны уехать, должны.

— Ты с ума сошла, дитя мое. Лорд Этелдин мог бы убедить меня покинуть замок, но не какой-то там сапожник из Бедфорда. Полковник Фуллер, тоже мне! Если ты полагаешь, что такой человек способен напугать меня и заставить покинуть свой дом, ты глубоко ошибаешься.

Сэр Джордж потер глаза. Во вновь наступившей тишине Кэмпион опять почувствовала, что в осаде виновата она, что войска круглоголовых привела к Лэзену висевшая у нее на шее печать и что из-за нее над этими мирными просторами плывет пороховой дым и из-за нее здесь ежедневно хоронят людей. Она села, на лице было написано волнение, но сэр Джордж ободрил ее:

— Это не твоя вина, Кэмпион. Они бы все равно пришли.

За окном раздался треск мушкетной пальбы. Сэр Джордж посмотрел на Вашингтона:

— Мы сможем сдержать их, полковник?

Полковник Вашингтон кивнул.

— Думаю, да, сэр Джордж, думаю, да. — Пальцы мяли седеющие усы. — Мы углубим траншею между Старым домом и рвом и, думаю, завтра сможем заполнить ее водой. Думаю, мы сможем их удержать.

— Конечно, сможем! — Леди Маргарет повелительно посмотрела на собравшихся. Ей не хватало только колесницы и копья, а то бы она легко очистила от врагов земли вокруг дома. — Вчера еще двое дезертировали! Едва ли они стали бы дезертировать, если бы считали, что победа на их стороне!

Полковник Вашингтон согласился:

— Верно, ваша милость, очень верно.

Ночью, подобно прежним дезертирам, к замку приблизились два неприятельских стрелка и, рискуя попасть под Огонь часовых, вошли внутрь. Перебежчиков в противоположную сторону почти не было — признак того, что сами солдаты верили в способность Лэзена выдержать осаду. Как сказал полковник Вашингтон, оба новых дезертира были подонками, но опытным стрелкам всегда были рады, и этих двоих поставили на «убийцу», угрожавшего их недавним сотоварищам.

Сэр Джордж набил трубку. Как и всему остальному гарнизону, ему в день выдавали табаку на две трубки.

— Думаю, Кэмпион должна уехать. — Он знаком заставил замолчать жену и сына, которые начали было что-то говорить. — Враги Кэмпион рядом, а Хэрри нас больше не защитит.

Он обратил свой мягкий взор к полковнику Вашингтону:

— Я думаю, ночью ей, возможно, удастся прорваться сквозь их кордон?

Теперь настала очередь Кэмпион возражать, но ее тоже заставили замолчать. Сэр Джордж грустно произнес:

— Если они захватят вас, дорогая моя, боюсь, у вас больше не будет оснований аннулировать ваш брак.

Мысль была ужасна. У нее мороз пробежал по коже. Она увидела, как ярость вспыхнула на лице Тоби. Он взглянул на Вашингтона:

— Вы говорите, мы сможем сдержать их, сэр?

— Но гарантии нет, — откликнулся Вашингтон. — На войне ее вообще не бывает. Они могут вечно торчать здесь! У Корфа они стоят со дня сотворения мира. Если мисс Кэмпион может выбраться отсюда, она должна это сделать. — Он замолчал, потому что с юга выстрелили пушки круглоголовых. Он подождал, пока замерло эхо, потом обратился к Тоби. — Вы бы взяли ее с собой?

Тоби покоробил такой поворот разговора.

— Я должен оставаться здесь. Я не могу бросить своих людей.

Будучи капитаном, Тоби командовал четвертью гарнизона. Сложившаяся ситуация угнетала его.

— Ее может проводить Джеймс. Если им удастся добраться до леса по ту сторону дороги, они в безопасности.

Джеймс Райт, сын лэзенского кузнеца, как никто знал окрестности замка. Если кто и мог провести Кэмпион сквозь неприятельские ряды, так это он.

Сэр Джордж огорченно вздохнул:

— Мне не хочется, чтобы ты покидала нас, моя дорогая.

— Она должна, — решительно заявила леди Маргарет. Полковник Вашингтон посмотрел в окно:

— Но не сегодня.

Почему-то эти слова ужаснули Кэмпион. Ей не хотелось уходить отсюда, не хотелось оказаться выброшенной в незнакомый мир, но даже если ей и придется покинуть замок, она не предполагала, что это должно произойти так скоро.

Тоби проворчал:

— Туч нет.

— Ночь для побега должна быть темной, — поддержал Вашингтон. — Сегодня слишком ясная луна. Райт согласится?

— Он будет счастлив. — Тоби обернулся к Кэмпион. — Джеймс доставит тебя в Оксфорд.

Она превратится в беглянку, вынужденную покинуть этот рай из-за висевшей на шее печати. От нее не было спасения. Вся ее жизнь была неразрывно связана с золотым украшением, но сколько же раз ей придется бежать от своих врагов? Преследуя ее, они пришли в Лэзен, скоро погонят дальше, и она размышляла, сможет ли она когда-нибудь почувстовать себя спокойно, пока на шее у нее висит топор святого Матфея.

На закате она была рядом с Тоби, держала его за руку, а великолепное слепящее солнце садилось за заливными лугами, окрашивая реющие лэзенские знамена в алый цвет. Туч не было.

— Сегодня ты не уйдешь, — сказал Тоби.

— Я не хочу уходить отсюда.

В деревне труба оповестила о начале вечернего дежурства. Кэмпион знала, что скоро увидит патрули на лугах и новых часовых, направлявшихся к сторожевым постам, установленным вокруг всего замка. А завтра ночью, если будет облачно, Джеймс Райт тайно уведет ее из Лэзена. Она склонила голову на плечо Тоби.

— Я не хочу уходить. Он потрепал ее по щеке.

— Мне тоже не хочется, чтобы ты уходила.

На другой стороне ручья громко кричали грачи. Она следила за изломанной линией их полета.

— Может, нам лучше было вообще не встречаться. Тоби засмеялся. Его лицо избороздили глубокие морщины, глаза казались усталыми. Теперь он мало спал.

— Тебе бы этого хотелось?

Секунду она не отвечала. Щекой она потерлась о его кожаную куртку.

— Может быть, нам не суждено быть вместе.

Он отстранил ее от себя, повернув голову так, чтобы она смотрела на него.

— Мы поженимся еще до конца года.

Она снова прижалась к нему. Она чувствовала себя несчастной. Течение жизни подхватывало ее и несло прочь от Тоби в неведомую, затянутую тучами темноту. Ей было страшно.

— Обними меня.

Правой рукой она схватилась за золотую печать так, будто хотела раздавить, уничтожить ее и тем самым освободить свою жизнь от кошмара. В последний раз победоносно полыхнув красным огнем, солнце скрылось на западе.

«Облако и мрак окрест Его, правда и суд — основание престола Его. Пред Ним идет огонь и вокруг попаляет врагов Его».

В сумерках юноши громкими голосами распевали псалом. Проповедник, Верный До Гроба Херви, стоял на погрузочной платформе для телег перед лэзенской мельницей и простирал руки к собравшимся:

— Громче! Пусть враг вас услышит! Громче!

Голоса зазвучали мощнее. Мужчины были довольны, даже счастливы. Четкий ритм псалма объединял их, вселял веру, что Господь с ними.

В том месте, где позвякивало огромное мельничное колесо с накрученными на его лопасти водорослями, стоял Эбенизер Слайз и прислушивался к пению. Оно ободряло его, приводило в состояние экзальтации, убеждало в том, что Бог действительно на стороне парламента. Ему нравилось быть в армии, нравился запах кожи и лошадей, вид сильных мужчин. Его боялись, как и следовало бояться человека на службе парламента, никто не смеялся над ним из-за увечной ноги.

Хромая, он направился в дом мельника, а звуки псалма все еще наполняли его ощущением праведности и торжества. Ему улыбнулась девушка — несчастное создание, найденное в лесу.

— Убирайся! — огрызнулся он. Ночами она была ему нужна, в остальное же время ее рабское желание заслужить похвалу раздражало его. Она, конечно, была его грехом, но Верный До Гроба заверил его, что некоторые люди настолько перегружены Божественными обязанностями, что небеса даруют им особые привилегии, разве не было у Давида Вирсавии? Через несколько дней он бросит ее, потому что через несколько дней кончится и сама осада.

Эбенизер сел за стол и задумался о грядущем успехе. Он отправил в замок двух стрелков, которые якобы дезертировали, но на самом деле сохраняли верность ему. При первой же возможности они подожгут склад боеприпасов. Им был дан приказ сделать это, когда утром в лагере круглоголовых зазвучит труба, и Эбенизер молился, чтобы они поскорее осуществили этот план. Пусть все произойдет завтра! В напряженном ожидании он встретил сегодняшнее утро, молясь, чтобы в рядах врага произошел грандиозный взрыв, но рассвет не нарушил обычного порядка. Полковник Фуллер, присланный Гренвиллом Кони возглавить осаду вместо лорда Этелдина, высказал мнение, что, возможно, двух лазутчиков рассекретили и бросили в темницу. Эбенизер улыбнулся Фуллеру своей самой холодной улыбкой:

— Разве Господь не с ними?

Это был решающий аргумент. Полковнику Фуллеру нечего было возразить.

Эбенизер понял, в чем его сила, и сознание этого наполняло его таким же радостным возбуждением, как и пение псалмов. Даже полковник Фуллер, суровый, мрачный солдат, сражавшийся с мечом в правой руке и Библией в левой, относился к нему почтительно. Фуллер позволил Эбенизеру ответить на пришедшее из замка письмо с просьбой о перемирии, подобострастно согласился с продиктованным Эбенизером планом захвата. Эбенизер говорил властно, как сэр Гренвилл, и его требования, чтобы новая часть замка не пострадала и чтобы люди Фуллера не вмешивались в то, что он будет делать в поверженном замке, никто не стал оспаривать.

Эбенизер получил власть.

А назавтра, если Богу будет угодно, он получит и печать святого Матфея.

Завтра же, когда Сэмьюэла Скэммелла не будет в живых, Эбенизер станет законным владельцем печати святого Матфея, получателем денег, передаваемых сэром Гренвиллом, и мысль о размерах дохода наполняла его радостным возбуждением.

Он сумеет воспользоваться Договором. Из окна он смотрел на мельничный пруд, где утята деловито плыли за своей мамашей, и думал о своих планах. В Англии поднималась третья сила — сила, угрожавшая победить и короля и парламент. Эбенизер уже слышал поступь этой силы, слышал ее в сильных мужественных голосах юношей, которые молились и сражались с одинаковым усердием. Они ненавидели роялистов вместе с их королем, но и пресвитериан в парламенте ненавидели не меньше. Они сражались на стороне парламента, но Эбенизер знал, что после победы они никогда не согласятся, чтобы ими управлял парламент. Пресвитерианство превращало рай в лотерею, что было не по душе этим независимым пуританам.

Сэр Гренвилл поддерживал пресвитериан. Эбенизер этого делать не станет. Он подождет благоприятного момента, а потом резко и громогласно выступит в защиту требований простого солдата. Мечи и пушки были в руках простых солдат, а ведь священной Англию сделают именно меч и пушка. Договор же придаст Эбенизеру силу, которая заставит услышать его голос.

Для утренних событий все было подготовлено, когда бы они ни разыгрались. Люди, которых Эбенизер набрал в свою собственную роту, знали, что нужно делать. Сэмьюэл Скэммелл повиновался, хоть и неохотно, как подметил Эбенизер. Лучше других знали, чего от них ждут, Верный До Гроба Херви и его новая домоправительница Гудвайф Бэггерли. Все у них было отрепетировано, их действия приблизят день Господа.

Сэр Гренвилл не рассчитывал, что замок будет взят до конца месяца. И это хорошо. Завтра, под покровом дыма от организованного им взрыва, Эбенизеру хватит и нескольких секунд наедине с печатью. Он не мог бы сказать, к чему приведут эти мгновения, но знал, что должен подготовиться к тому моменту, когда ему потребуется уничтожить сэра Гренвилла, как сейчас он собирался уничтожить свою сестру и вообще всякого, кто угрожал процветанию рисовавшегося ему Божьего царствия в Англии. Он возвысил голос:

— Девочка!

Она вошла, на лице было написано жалкое стремление угодить.

Эбенизер захромал к кровати и лег.

— Запри двери.

Он закрыл глаза. Он их не откроет и не заговорит, пока они не закончат. Мозг его был заполнен слепящим великолепием мечты. В это время на Лэзенскую долину мягко опускалась темнота.

Глава 17

Милдред, кошечка Кэмпион, обычно будила свою хозяйку еще до зари, принимаясь разгуливать взад-вперед по одеялу, лизать ей лицо своим шершавым язычком, громко мурлыкать в ухо или тереться о шею мягким теплым мехом.

— Брысь, Милдред, уходи.

Любые слова котенок считал лаской и с удвоенной силой стремился растормошить Кэмпион.

— Уходи, Милдред. Еще слишком рано.

Но, проснувшись, Кэмпион поняла, что уже не ночь. Она услышала топот ног во дворе замка и поняла, что, как и каждое утро, гарнизон становится под ружье. Каждый солдат выходил на позиции по крайней мере за час до восхода солнца. Именно в это время Кэмпион нравилось вставать. Она погладила котенка по рыжей шерстке и прижала к себе.

— Может быть, я тебя больше не увижу. Да! Я должна уйти отсюда, Милдред.

Котенок замурлыкал еще громче.

— Тебе ведь безразлично, правда?

Она быстро оделась, нацепив на подколотые кверху волосы чепец. Она оденется как следует и уложит волосы попозже. Милдред сновала между ногами, терлась о Кэмпион, требуя, чтобы ее покормили.

— Ты бы должна ловить мышей, Милдред, вот что ты бы должна делать.

Она надела простенькое серое платье. Ей было слышно, как в соседней комнате леди Маргарет приказывает Инид открыть шторы, и это распоряжение побудило Кэмпион проделать то же самое. Небо было все еще темное, и она не могла сообразить, были ли там тучи. Милдред выгнула спину, и Кэмпион остановилась ее погладить.

— Тебе ведь на самом деле все равно, правда?

Она открыла дверь спальни и выпустила кошку, которая понеслась по коридору к маленькой кухоньке внизу, где вместе с полдюжинои прочих кошек ее напоят и покормят. Котам теперь молока не хватало. Кэмпион тоже последовала за ней, только помедленнее.

Она любила рассвет. Ей нравилось прогуливаться по влажным от росы лужайкам и приветствовать солдат, вглядывавшихся в темноту по ту сторону рва. Иногда она заглядывала в церковь и молилась о безопасности гарнизона и отдельно за Тоби, преклонив колено рядом со скамьей Лэзендеров под каменными памятниками его предкам. Это было спокойное время, когда большие пушки еще не выплевывали на луга свой грязный дым, когда в Лэзене царила иллюзия мира.

— Мисс Кэмпион!

Это капитан Тагвелл выступил из темноты.

— Да, капитан?

— Как вы хорошо сегодня выглядите, мисс Кэмпион. — Низкорослый Тагвелл говорил с напускной веселостью. — Хорошо провели ночь?

— Да. А вы?

— Ничего особенного не происходит. Всю ночь они сидели тихо.

Неясно вырисовывавшаяся голова Тагвелла склонилась в сторону огней деревни.

— С утра зашевелились, но это все наверняка их новый командир Фуллер. Новая метла, мисс Кэмпион.

— Знаю. Спасибо. Я в церковь.

— Помолитесь за меня!

— Хорошо, — сказала она.

Она заметила, что на востоке горизонт едва заметно окрасился в жемчужно-серые тона. На фоне разгорающейся зари проступали силуэты деревьев в огромных лесах.