Последнее прощение

— Кто она?

— Проклятая царица Савская. Не суй нос не в свое дело.

Оказавшись в городе, Кэмпион поняла, почему Деворэкс говорил, что здесь воняет. Это соответствовало действительности. Народу было страшно много, на улицах даже теснее, чем в Лондоне. Городок по-прежнему оставался университетским, хотя, как сказал Деворэкс, немало колледжей было теперь занято придворными или войсками. Здесь обосновался королевский Двор со свитой, слугами и зеваками; чиновники следовали за королем, как за кораблем чайки. Гарнизон города разросся, многие солдаты привезли с собой жен, улицы были заполнены до отказа. Были здесь и беженцы вроде леди Маргарет и Тоби. Деворэкс заговорил о них с оттенком пренебрежения:

— Твоим друзьям повезло.

— Почему?

— Добропорядочные обитатели Оксфорда, пылая любовью к королю удвоили, потом еще и еще раз удвоили цены за жилье. Похоже, однако, что лорд Тэллис предоставил леди Маргарет Лэзендер большую часть своего дома. Сюда.

Он хорошо ориентировался в Оксфорде, уверенно ведя ее по узкой улочке в центре. Мэйсон указал на какой-то дом, и Деворэкс остановился, приказав своему спутнику:

— Поставь ее вещи на землю. Ну, вот и все. Мы пришли. Он перегнулся через седло и забарабанил в дверь. Кэмпион была сильно возбуждена, ей едва удавалось сдерживать радость от предстоящей встречи. Она ждала, пока откроется дверь.

Деворэкс опять нетерпеливо постучал.

Дверь распахнулась, и служанка робко посмотрела на высокого угрюмого незнакомца.

— Что вам угодно, сэр?

— Спала ты, что ли, девочка?

— Нет, сэр.

— Сэр Тоби Лэзендер дома?

— Его нет, сэр. Дома леди Маргарет, сэр.

Деворэкс показал на узелки Кэмпион:

— Внеси это внутрь, девочка. Да побыстрее! — Он посмотрел на стоявшую у дверей Кэмпион. — Заходи.

— А вы не зайдете?

— Зачем? Ты думаешь, мне хочется вести светские разговоры?

Она покачала головой, ей опять стало не по себе.

— Я должна поблагодарить вас, сэр.

— Верно. Печать у тебя?

— Да.

— Береги ее.

Он взял в руку поводья и развернул лошадь.

— Когда ты мне понадобишься, я тебе сообщу. Не рассчитывай, что это произойдет скоро.

Задетая небрежностью тона, Кэмпион ответила:

— Я ни на что не рассчитываю, сэр.

— Какая хорошая девочка, — рассмеялся он. — Никогда ни на что не рассчитывай! Тогда ты никогда не разочаруешься. И последний совет.

— Да, сэр?

— Держись подальше от проклятых пуритан. Они терпеть не могут красоты.

С этими словами он пришпорил лошадь, подковы высекли искры из булыжника, и он умчался прочь. Кэмпион в изумлении смотрела вслед удаляющемуся воину. Неужели она удостоилась комплимента от Вэвесора Деворэкса?

— Мисс? — Служанка волновалась. — Мисс?

— Леди Маргарет дома?

— Да, мисс.

— Проводите меня к ней.

Кэмпион нервничала, в голове теснились сотни мыслей и чувств. Она следовала за служанкой по длинному мрачному коридору, обитому панелями, и ждала, когда та постучит в дверь. Ответил знакомый властный голос:

— Войдите!

— Пожалуйста, мисс — Служанка открыла перед ней дверь.

Кэмпион заколебалась. Голос прозвучал нетерпеливее.

— Кто там? Я что, должна отгадывать?

Кэмпион вошла медленно, почти неуверенно. Были моменты, когда она мечтала об этой встрече, когда от воспоминаний о леди Маргарет и ее сыне ужасы Тауэра казались не столь реальными, но там, в крепости, она почти не верила, что снова увидит лицо с орлиным носом и забранными кверху седыми волосами, услышит повелительный голос. Кэмпион стояла на пороге комнаты, выходившей в сад, и улыбалась.

— Леди Маргарет!

— Дитя мое!

Через секунду леди Маргарет уже обнимала ее, прижимала к себе, бормотала ей на ухо что-то нечленораздельное, и сама Кэмпион цеплялась за пожилую женщину, пока ее легонько не оттолкнули.

— Ты плачешь, дитя мое! — сказала леди Маргарет. — А я-то думала, ты обрадуешься встрече со мной!

— Вы же знаете, что я рада.

Плакала она от счастья и облегчения. Они снова обнялись, а потом заговорили, будто в их распоряжении было всего пять минут. Кэмпион смеялась и плакала, рассказывала и слушала, прижимаясь к руке пожилой женщины.

Леди Маргарет стащила с нее чепец и ткнула пальцем в волосы.

— Вид у тебя просто ужасный, дитя мое. Неужели тебя никто не стриг?

— Дорогая леди Маргарет! Меня чуть живьем не сожгли. На прически у меня времени не было!

— Да, дорогая, но, умирая, мы должны стремиться выглядеть как можно лучше. Первое впечатление очень важно, Кэмпион. Господь, конечно же, будет разбираться в том, что внутри, но он окажется глупее, чем я полагала, если не бросит взгляд на то, что снаружи.

Повернувшись к столу, она позвонила в колокольчик.

— Мы выпьем немного вина, дорогая моя, а потом до возвращения Тоби приведем тебя в порядок.

Дверь открылась, и вошла Инид, служанка леди Маргарет.

— Слушаю, леди Маргарет?

Увидев Кэмпион, она в изумлении закрыла лицо руками, и показалось, что она вот-вот зарыдает.

— Инид! — воскликнула леди Маргарет, наслаждаясь этой сценой. — Ты что, мышь увидела?

— Это вы! — Инид бросилась в объятия Кэмпион. Кэмпион прижала ее к себе.

— Инид!

Ей снова хотелось плакать от ощущения того, что она дома.

Леди Маргарет фыркнула:

— Она мало похожа на Святого Духа, Инид. Скажи же Кэмпион что-нибудь членораздельное.

Она с радостью наблюдала, как Кэмпион и Инид обнимаются, и, подождав, пока они немного поговорят, предложила бутылку мальвазии.

— А потом, Инид, нам придется сделать что-нибудь с прической Кэмпион. — Она с грустью взглянула на платье. — Очень мило с твоей стороны носить траур по сэру Джорджу, но, думаю, для Тоби можно одеться во что-нибудь более жизнерадостное.

Кэмпион предпочла не объяснять, что траур она надела из-за «старины Тома».

— Как Тоби?

Леди Маргарет села, выпрямив спину и высоко подняв голову.

— Он мечется между несказанным горем, когда считает, что тебе до нас не добраться, и невыразимой радостью, когда решает, что ты все-таки сможешь приехать. Уж и не знаю почему. В этом городе есть несколько очень красивых девушек прекрасного происхождения, у некоторых из них и грудь вполне подходящая. Ты похудела, дорогая. Одну девушку, леди Клариссу Уорлейк, я особенно настойчиво пыталась представить ему, но Тоби очень упрям. Уж и не знаю почему. Кэмпион улыбнулась:

— Вы, правда хотите, чтобы он женился на леди Клариссе?

Инид принесла вино.

— Леди Маргарет бы убила его, если бы он это сделал.

— Инид! Мне уже и раньше приходилось одергивать тебя!

— Да, миледи, — ответила Инид, подавая Кэмпион и леди Маргарет по бокалу сладкого вина.

— Как его рана? — спросила Кэмпион.

— Он лишился двух пальцев, — леди Маргарет подняла мизинец и безымянный палец левой руки, — это его смущает. Он носит перчатку. Плечо плохо действует, но его выздоровление и так было чудом. Я почти не сомневалась, что он умрет по пути сюда.

— Когда он вернется?

— Я думала, тебе нравится беседовать со мной!

— Так оно и есть, леди Маргарет, вы знаете, что это так! Я счастлива, как никогда!

— Сомневаюсь, дорогая, но прозвучало это очень мило. Тоби не вернется до вечера, так что времени у нас предостаточно. Расскажи мне все. Можешь идти, Инид, стол уже вполне чистый.

Они проболтали до вечера и продолжали беседовать, пока леди Маргарет и Инид подстригали и завивали волосы Кэмпион. Кэролайн, которая бы с радостью занялась этим, гостила у своей сестры и ее мужа. В Оксфорде были только леди Маргарет и Тоби со своими слугами. Леди Маргарет выбрала одно из тех платьев, что купила Марта Ренселинк, и неохотно выразила свое одобрение.

— Так значит, ты богата?

— Если мне удастся собрать вместе три печати.

— Девушке очень полезно быть богатой.

Она отказалась принять от Кэмпион чек, сказав, что его следует передать Тоби как главе семейства.

— Ты говоришь, две печати у этой гадины Кони?

— Да.

— И этот твой жуткий братец заодно с ним?

Кэмпион оправила корсаж, глядя на себя в зеркало.

— Самую приятную новость вы еще не слышали.

— Ну, так говори, дитя мое.

Кэмпион повернулась лицом к леди Маргарет.

— Моя фамилия не Слайз. — Она покраснела, не зная, будет ли леди Маргарет так уж приятно узнать правду. Я одна из незаконнорожденных детей Кита Эретайна.

Леди Маргарет, имевшей склонность к генеалогии и хорошо осведомленной обо всех необыкновенных семействах, это очень понравилось.

— Кит Эретайн! Твой отец! Я так рада, дорогая, так рада! Я часто думала, что мне бы не хотелось, чтобы в жилах моих внуков текла кровь Слайзов, но кровь Эретайна вполне приемлема. Есть, конечно, шотландская примесь, но с этим уж ничего не поделаешь.

— Шотландская?

— Боже правый, ну конечно! Мать Кита происходила из семьи Мак-Клюр, имя у нее было какое-то варварское, вроде Дейрдр. Красивая женщина, насколько я знаю, но явная шотландка, хотя, пожалуй, она достаточно долго прожила в Англии, чтобы избавиться от худшей части своей наследственности.

Она неодобрительно хмыкала по поводу всего шотландского.

— Значит, Кит — твой отец!

— Да.

— Но ты незаконнорожденная! Ладно, придется просто закрыть на это глаза. Он всегда был пройдохой. Его заточили в Тауэр.

— За то, что он назвал короля Иоанна «шотландским чертополохом с бесполой колючкой».

— В тюрьме ты поднабралась очаровательных выражений, дитя мое, — шутливо укоряла леди Маргарет. — А где сейчас твой отец?

— В Америке, в Мериленде, если вообще жив.

— Понятно. — Было ясно, что леди Маргарет не пропустила мимо ушей упоминание об Америке. — Он вернется за тобой?

— Не знаю.

— Надеюсь, что если он вернется, то будет выражаться изысканнее. Но, думаю, вряд ли. Жизнь в этих поселениях представляется мне не иначе как грубой.

— Я не знаю, хочу ли я, чтобы он возвращался.

— Не будь дурой, Кэмпион. Говорили, что Кит Эретайн — самый очаровательный и остроумный мужчина. Мне всю жизнь хотелось с ним познакомиться. — Она отступила на шаг. — Ты выглядишь вполне прилично. Дай я подберу тебе сережки. И пощипли себя за щеки, детка. Тебе не хватает румянца.

Они сидели в саду под тенистыми грушами, Кэмпион слушала историю замка Лэзен и повесть о том, как сэр Гренвилл Кони выселял семью. Лэзендеры, сказала леди Маргарет, стали нищими. Пропали их земли, деньги, даже дом. Чарльз Ферраби, мальчик с бычьими глазами, который должен был жениться на Кэролайн, взял назад свое предложение. Невеста без приданого никому не нужна. Помощь предложил только лорд Тэллис, давний друг сэра Джорджа.

В конце сада раздался стук подков, кто-то крикнул, и хлопнули ворота. Леди Маргарет прислушалась.

— Это Тоби, дорогая. Спрячься.

— Спрятаться?

— Конечно! Мужчин всегда нужно удивлять, чтобы поддерживать у них интерес.

Между высокими кустами оставалось небольшое, поросшее травой пространство, невидимое из дома. Там Кэмпион и выжидала, и эти несколько секунд показались ей вечностью. Сердце бешено колотилось. Она была возбуждена, будто ребенок, вовлеченный в увлекательнейшую игру. Она услышала шаги по дорожке, а потом приглушенный, но все же отчетливый звук его голоса. Вдруг в голове пронеслись ужасающие воспоминания о Тауэре, о крысах, скребущихся по холодному, вонючему полу. Однако властный голос леди Маргарет вернул ее в этот затененный кустами сирени сад.

— Иди в сад, Тоби. Я хочу с тобой поговорить.

Она услышала его шаги по плитам, окаймлявшим лужайку. Потом наступила тишина.

— Вы идете, мама?

— Секунду, Тоби. Не будь надоедливым. Скажи, сколько времени?

Снова раздались его шаги, на этот раз приглушенные травой. Кэмпион попробовала успокоиться, придать лицу беззаботность. Она поправила локоны и увидела его, с рыжими на солнце волосами, с перчаткой на руке. Одет он был в черное.

Тоби остановился у солнечных часов:

— Почти половина седьмого, мама!

Он повернулся, не получив ответа, и увидел голубое платье в тени сирени.

— Тоби!

Она не могла дольше сохранять спокойствие. На его лице отразились удивление, радость, и через секунду они оказались в объятиях друг у друга. Своей искалеченной рукой он обнимал ее за плечи, а она спрятала лицо у него на груди.

— Тоби!

— Ты вернулась!

Он приподнял ее голову и нежно, почти удивленно поцеловал ее, будто не верил своим глазам.

— Кэмпион?

Они снова поцеловались — так, словно хотели слиться друг с другом навсегда. Она вцепилась в его кожаную куртку, будто это была сама жизнь.

Из дома донесся голос леди Маргарет:

— Тоби!

— Да, мама?

— Мог бы целоваться и не на глазах матери.

Он улыбнулся леди Маргарет и снова поцеловал. Кэмпион было безразлично — пусть бы хоть весь свет пялился на них. Она была дома.

Глава 27

Ни на что не рассчитывай, говорил Вэвесор Деворэкс, но даже, если бы она и надеялась, такого бы она все равно не смогла предположить.

То лето навсегда останется у нее в памяти как лето любви. Все было невыразимо прекрасно: благоухание садов, запахи цветов, плодов и трав.

Кэмпион Эретайн — леди Маргарет настаивала, чтобы ее называли именно так, — должна обвенчаться с сэром Тоби Лэзендером через месяц. В церкви состоялось оглашение, и никто не видел никаких препятствий к долгожданному священному союзу. После бегства из Тауэра ее жизнь превратилась в сплошной праздник: нескончаемые приемы, танцы, пиршества. Эту радость, казалось, разделяли даже те, с кем она прежде никогда не встречалась. Если жизнь ее действительно была рекой, то теперь она вырвалась из темного и мрачного подземелья ужасов на широкий, залитый солнцем плес. И все же небо не было тем безоблачно синим, каким рисовалось ей в мечтах.

Ничего подобного Оксфорду Кэмпион никогда не видела. Башенки и дворики, колокольни и арки — все свидетельствовало о стремлении к красоте, которое для Мэттью Слайза было бы грехом. Но всей этой красоте грозила беда. Король явно проигрывал войну, его войска перешли к обороне. И даже долгожданное счастье не могло заслонить Кэмпион от тревожных предчувствий. Но как бы то ни было, в то лето Оксфорд был для нее сказочным. Она не замечала вони на улицах — неизбежного спутника скученности. Она видела лишь изящество и красоту. Она была влюблена.

Даже над этими бескрайними солнечными просторами, по которым протекала река ее жизни, где все зеленело и благоухало, где росли сотни и сотни цветов, нависала тень ее прошлого. Люди, опьяненные религией, не ограничивались уничтожением внешней красоты, они покусились и на ее невинность. Сухие шершавые руки Верного До Гроба Херви осквернили ее, и избавиться от этой скверны она не могла. Она ощущала ее внутри самой себя. Она не забыла о ней и в тот день в конце августа, когда Тоби отпустили из гарнизона, и они вместе верхом направились на загородную прогулку.

В этот день война воспринималась как нечто очень далекое. Земля была щедрой, трава сочной, урожай богатым. Река, по берегам которой благоухали цветы, будто радовалась жизни. Все было как тогда, год назад, когда она в последний раз купалась в пруду в Уэрлаттоне. Горизонт от жары подернулся белой дымкой, в неподвижном воздухе жужжали пчелы, и лишь одно омрачало этот сегодняшний праздник — тень, жившая у нее внутри.

Да, река опять вынесла ее на этот простор, хотя вода была еще мутна после пещер ужаса, и ей по-прежнему было страшно. Она скрывала это от Тоби, стараясь выглядеть беззаботной, но замужества она боялась, потому что память о Верном До Гроба отравляла ее существование.

Тоби повел ее прочь от Темзы, лошади скакали на север к роскошным лугам, вдоль бежавшего на юг, к Темзе, ручья. Тоби привязал лошадей к поваленному дереву и поставил корзинку с провизией на траву.

Они были вместе уже три недели, и Кэмпион не переставала удивляться, сколько они могут друг другу сказать. Он развлекал, наставлял, выслушивал ее. Любой пустяк мог стать поводом для обсуждения, потому что оба они хотели познать мир.

Они поели на берегу ручья — хлеб, холодное мясо, вино. Потом Кэмпион легла на спину, подсунув под голову седло, а Тоби расположился рядом.

— Они уже, наверное, знают, что ты здесь.

— Пожалуй.

Эта тема возникала не раз. Тоби считал, что у сэра Гренвилла Кони должны быть свои осведомители в Оксфорде. От вина Кэмпион клонило в сон.

— А без печатей нам не обойтись? — спросила она.

— Конечно можно, если ты этого хочешь. — Он обрывал нежные лепестки клевера и слизывал медовый нектар языком. — Хочешь о них забыть? Эту тоже выкинуть?

Золотая печать висела у Тоби на шее.

— От них уже было столько горя, — со вздохом сказала Кэмпион. — Я на это не напрашивалась. Я ничего подобного не хотела. Не хотела, чтобы Эбенизер меня ненавидел, не хотела встречаться с Кони и людьми вроде Вэвесора Деворэкса. — Она повернула голову к любимому. — Я не хотела попадать в Тауэр.

От ужасных воспоминаний захолодело внутри.

Тоби перекатился на бок и охнул, задев раненое плечо.

— Ты на это не напрашивалась, но не будь печатей, ты сейчас, наверное, оказалась бы женой какого-нибудь Сэмьюэла Скэммелла. У тебя бы, наверное, был свой маленький хмурый Скэммелл со своей маленькой Библией.

Она рассмеялась, подставив лицо солнцу.

— Да. — Журчание ручья настраивало на благодушный лад. — Бедняга Скэммелл.

— Бедняга?

— Он на это тоже не напрашивался. Он был безобиден.

— Но жаден.

Наступила тишина. Даже сквозь закрытые веки солнце казалось ярким. Она услышала, как зашевелились лошади, как в воде плеснулась рыба.

— А нам нужны эти печати, Тоби?

Он снова повернулся на живот, темно-рыжие волосы оттеняли красивое, унаследованное от матери лицо. Кэмпион очень любила его лицо. Вряд ли, думала она, его можно назвать классически прекрасным, как у лорда Этелдина. И все же в памяти-то оставался Тоби. Их взгляды встретились.

— Я дам тебе два ответа. Первый — я женюсь на тебе, будь ты самой бедной девушкой во всем королевстве. И второй ответ. Да, нужны. Лэзен принадлежал нашей семье с незапамятных времен. Когда-нибудь, одному Богу известно когда, мне бы хотелось его выкупить, и сделать это мне хотелось бы еще при жизни мамы.

Она и сама в душе считала так же.

— Но, если ты мне скажешь, — добавил он, — что печати тебе ненавистны, что ты хочешь отделаться от сэра Гренвилла и своего братца, тогда я тут же выброшу ту, что держу в руках. Я женюсь на тебе и сочту себя самым счастливым из смертных.

— Тогда не выбрасывай. Уж лучше мы выкупим лэзенский замок.

— И ты будешь Кэмпион Лэзендер, — подхватил он. Она рассмеялась, вспомнив, как он заметил в корзинке цветки лихниса и выбрал для нее имя.

— Если бы мы с тобой не встретились, меня бы все еще звали Доркас.

— Доркас — Тоби произнес это имя подчеркнуто тяжеловесно. — Доркас. Доркас. Доркас.

— Прекрати! Я ненавижу это имя.

— Я буду называть тебя Доркас, когда ты будешь меня огорчать.

Она согнала со щеки муху.

— Кэмпион, — произнесла она оценивающе. — Это имя мне подходит.

— А я его обожаю. Я очень рад, что в день нашего знакомства ты не собирала борщевик. Леди Борщевик Лэзендер звучит не очень романтично.

— Или сонную одурь.

— Или крыжовник.

— Леди Черника Лэзендер, — протянула она. — Нет, Кэмпион мне нравится.

Тоби выковыривал зернышки из овсюга.

— Был такой поэт по имени Кэмпион.

— Знаю.

— Потому что я тебе сказал. — Он приподнялся на локтях и придвинулся к ней. — Вот послушай, — он ненадолго задумался:

Свобода исчезает,

Когда мы покоряемся женщинам.

Так почему же, зная это,

Мы все же становимся их пленниками,

Почему не можем иначе?

— Это Кэмпион написал? — рассмеялась она.

— Да.

— Не слишком справедливо, правда?

Он пощекотал ее травинкой.

— Тебе это и не должно нравиться. Ты должна была разозлиться на меня и сказать, что я женоненавистник.

— Слишком жарко, чтобы злиться. Прочитай мне еще что-нибудь из того, что он написал, а если мне не понравится, я не выйду за тебя замуж.

— Договорились. — Он сделал вид, что задумался, потом наклонил голову, чмокнул ее в губы и процитировал:

Небо — это музыка,

А рождение твоей красоты -

Небесно.

Теперь настала очередь Кэмпион изобразить задумчивость. Она пристально вгляделась в его зеленые глаза:

— Я выйду за тебя.

— Тебе понравилось?

— Да.

— Я так и думал.

— И поэтому ты выучил эти строки к сегодняшнему дню?

— Откуда ты знаешь? — воскликнул он.

— Потому что ты помнишь только те стихи, которые твой отец распевал на Рождество, и потому что ты оставил томик стихов Кэмпиона в саду на столе, и за ночь он размок.

— Женщине вредно быть такой проницательной, — вздохнул Тоби.

— Нам приходится, дорогой, принимать во внимание, за что мы выходим замуж.

— За кого вы выходите замуж.

— За что.

Он снова поцеловал ее, а когда ее глаза закрылись, положил правую руку ей на живот. Он

про его похотливые пальцы, пробирающиеся вниз живота. Про то, как присутствовавшие на суде глазели на нее, пока Верный До Гроба ощупывал ее тело. Она явственно помнила, как его руки массировали и растирали соски. Преподобный Херви замарал ее. И это пятно останется с ней.

Тоби не проронил ни слова на протяжении ее исповеди. А она не решалась поднять на него глаза и разглядывала противоположный берег ручья.

Тоби любовался ее грустным и прекрасным профилем и ждал.

Теперь она повернулась к нему, будто защищаясь.

— Вэвесор Деворэкс сказал мне нечто странное.

— Что?

Он вел себя столь осторожно и предупредительно, как если бы ловил верткую форель в холодной воде.

— Он сказал, что у каждого есть страшная тайна, что-нибудь жуткое, и добавил, что тайна эта всегда в спальне. Все это прозвучало так мерзко, будто любовь всегда кончается в неопрятной, грязной, комнате с вонючими простынями.

— Не кончается.

Она его не слушала.

— Скэммелл тискал меня, и тот человек, которого ты убил, тоже пытался. И преподобный Херви, и солдат в Тауэре.

Она замолчала и снова почувствовала ненависть к печатям. Ведь это из-за них она стала жертвой похоти.

Тоби поднял голову и насильно задрал ей подбородок.

— Ты полагаешь, моим родителям плотские чувства показались мерзостью?

— Нет, но у них все было по-другому.

Она понимала, что возражает как ребенок. Он настаивал:

— Грязь вовсе не обязательна…

— Откуда ты знаешь?

— Ты меня слушать будешь?

— Ну да, леди Кларисса Уорлейк?

— Нет! — расхохотался он. — Так будешь ты меня слушать?

— Если не леди Кларисса, то кто же тогда?

— Кэмпион! — Он поразил ее внезапной суровостью. — Слушай же! Как, по-твоему, обитатели Лэзена находили себе жен, мужей и любовников?

— Не знаю.

Она чувствовала себя малым ребенком, попавшим в непонятный мир. Ей было страшно, потому что уродливое пятно расползлось, заполнило все вокруг.

— Помнишь, мы разговаривали о майских праздниках? И о празднике урожая? И о том, как молодые и не очень молодые люди вечером уходили в лес? В этом не было ничего ужасного! Если бы это было ужасно, зачем бы люди стали ждать этих праздников? — Он прикоснулся к ее руке, — Да, бывало неудобно, если шел дождь, но мерзко никогда. По крайней мере треть браков начиналась так, и церковь не имела ничего против. Это называется любовью. Для людей она праздник. Ее не запятнаешь.

— У меня никогда не было майского праздника. — Она смотрела на траву, потом подняла на него осуждающий взгляд. — А у тебя был?

— Конечно, был! А что я должен был делать? Сидеть дома, читать книгу и решать, кто из моих соседей грешник?

Его негодование вызвало у Кэмпион непроизвольную улыбку. Она сокрушенно покачала головой:

— Прости меня, Тоби. Прости. Ты не должен на мне жениться. Я всего лишь пуританка и ничего не знаю.

Он засмеялся:

— Я рад, что ты пуританка.

— Почему?

— Потому что никто не ловил тебя ни майской ночью, ни в стоге сена.

Кэмпион все еще чувствовала себя несчастной.

— А ты поймал, и не одну, правда? И меня застал, когда я купалась. Если бы я только знала, что ты за мной подсматривал…

— Ты бы умерла?

— Я бы смутилась.

— Бедняжка Кэмпион. Когда ты купалась в последний раз?

— В прошлом году. В тот день, когда мы с тобой познакомились.

Как часто она вспоминала в Тауэре эти минуты блаженства, эти теплые лучи солнца на коже, чистую воду вокруг. Тоби привстал на колени.

— Я пошел поплавать.

— Ты шутишь?

— А почему бы и нет?

Она была озадачена. Неужели, думала она, он станет раздеваться здесь? Ей было страшно. Этот страх вселил в нее Верный До Гроба Херви, страх перед ее собственным телом, перед телами других. Она боялась приближающейся брачной ночи и чувствовала, что Тоби заманил ее сюда, чтобы изгнать этот страх.

Он посмотрел на нее:

— Тебе же жарко.

— Нет, не жарко.

— И тебе жарко, и мне жарко, и я пойду в воду.

Он встал, сделал несколько шагов в сторону и разделся. Она не смотрела на него. Она смотрела на другой берег ручья, где над ячменным полем, расцвеченным маками, дрожало знойное марево. Она знала, что ведет себя глупо, но не могла справиться с собой.

Тоби побежал в воду. Краем глаза она заметила светлую фигуру, устремившуюся в самую середину ручья. Он вскрикнул от восторга, послав вверх фонтан брызг, и встал на ноги там, где вода доходила ему до пояса.

— Здесь чудесно. Залезай.

— Слишком холодно.

— Тебе же жарко.

Она увидела темный синяк на плече, изуродованный сустав.

— А перчатку ты снял?

— Залезай, узнаешь.

Тоби поплыл вниз по течению, и скрылся в густых зарослях травы. До нее долетел его призывный голос:

— Заходи, отсюда мне тебя не видно.

— Ты и в прошлом году так говорил!

Потом наступила тишина.

Жара была невыносимой. Платье прилипало, кожа зудела. Воздух дрожал над ячменем, солнце ярко освещало маки и подсолнухи.

Ей хотелось поплавать. Она вспоминала это чистейшее наслаждение, когда освобождается заточенная в темницу душа, ей хотелось погрузиться в ручей, будто прозрачная, прохладная вода могла смыть следы прикосновения Верного До Гроба Херви. Она подождала, не скажет ли Тоби еще что-нибудь, не позовет ли снова, но он молчал. Тогда она прокричала:

— Я останусь здесь!

— Хорошо! Как хочешь, любимая!

Она ждала и хмурилась. Он больше ничего не говорил и не появлялся из-за зарослей крапивы. Она еще помедлила.

— Ты где?

— Здесь!

Она встала, дошла до зарослей крапивы и увидела его в двадцати ярдах ниже по ручью. Он сказал:

— Теперь убедилась? Мне тебя не видно.

— Отойди подальше!

Она махнула рукой туда, где ручей исчезал за поворотом в пререплетениях ивняка и крушины.

— Зачем это? Ты же не собираешься купаться.

— Может, и соберусь, если ты отойдешь за ивы.

Он изобразил на лице покорность, повернулся и чуть отплыл.

— Хватит?

— Еще столько же! Давай-давай!

Он засмеялся и поплыл дальше. Она подождала, не вернется ли он. Он не вернулся. Она отошла туда, где была свалена его одежда. Небрежно брошенная золотая печать отсвечивала на солнце. Вода притягивала неудержимо. Кэмпион так часто мечтала об этой минуте, но она понимала, что ей хочется раздеться и по другой причине. Тень должна быть уничтожена.

— Кто-нибудь может увидеть! — крикнула она. Ответа не последовало.

Она снова подошла к сваленной на землю одежде Тоби. Все было тихо, кругом ни души. Можно вполне успеть окунуться и поплавать, прежде чем Тоби успеет вернуться из-за дерева.

Одна из двух лошадей подняла голову и уставилась на нее, отчего Кэмпион испытала какую-то глупую неловкость. Она снова посмотрела на горизонт, на стоявший в полумиле лес, потом вверх и вниз по ручью. Ей было жарко и страшно.

Ей и раньше бывало страшно во время купания, но то был страх перед Мэттью Слайзом и его кожаным ремнем. Этот страх был совершенно иного рода. Она сняла ботинки и чулки, расстегнула корсаж, развязала шнуровку на платье и присела, озираясь по сторонам. Как раньше, отчаянно колотилось сердце. Она решительно стащила через голову платье, развязала шнурки от нижней юбки, чувствуя, как солнце припекает голую спину. Затем выпрямилась, юбка упала, и больше на Кэмпион ничего не оставалось. Она помчалась укрыться в воде.

Ничто не изменилось. Все то же замечательное ощущение чистоты и прохлады, которое разливалось по всему телу. Она уже забыла, какая это радость. Неуклюже взмахивая руками, Кэмпион поплыла на середину ручья, чувствуя, как течение подхватывает ее, а ноги цепляются за камыши. Ей было хорошо, очень хорошо, вода поддерживала и очищала ее. Неподалеку от берега она встала на колени, наслаждаясь свежестью.

— Разве не здорово? — окликнул ее Тоби, оказавшись на расстоянии каких-нибудь сорока футов. Он нырнул, снова оказался на поверхности и подплыл поближе. Кэмпион подумала, не броситься ли ей на берег за одеждой, но он выпрямился и стоял в ручье.

— Иди погляди, как восьмипалый будет ловить форель. Она покачала головой.

— Тогда я к тебе подойду.

— Оставайся на месте, Тоби.

Он пошел медленно, борясь с течением.

— Когда поженимся, будем этим заниматься каждое лето. Если мы вернем себе Лэзен, то сможем огородить стеной часть рва. Хочешь?

Она кивнула, напуганная так, что потеряла дар речи. Он делал вид, что не замечает, как она пониже пригнулась в воде.

— Было бы, конечно, лучше, — продолжал Тоби, — купаться в лэзенском ручье. Я, пожалуй, пригрожу местным жителям смертью, если они осмелятся глазеть на нас, хотя это, пожалуй, чересчур.