Глава 38

Атмосфера в комнате изменилась. Майло с Даниэлом удалось прийти к согласию по нескольким важным пунктам. Прежде всего было признано, что тайная вылазка – штука серьезная. Всем троим предстоит временное разъединение, или диссоциация, как выразился Шарави.

– Речь идет о походе в книжный магазин, – напомнил я.

– Вы можете найти там зацепку, доктор. С самого начала необходима максимальная осторожность.

– То есть?

– Отправляйтесь туда под вымышленным именем, приучите себя к мысли, что вы – не вы, а совершенно другой человек.

– Отлично.

– Да, – вставил Майло, – не забудь заручиться согласием Робин.

– Тебе не кажется, что это несколько...

– Нет, Алекс, не кажется. Скорее всего, дело закончится тем, что ты придешь туда, посмотришь на их дурацкие книжонки и вернешься домой. Даже если удастся как-то зацепиться за «Мету», она тоже может оказаться тупиком – а вдруг они просто спесивые индюки и только? Но мы с Даниэлом прекрасно знаем: полицейская работа на девяносто девять процентов состоит из жуткой тоски, зато один процент приходится на панику в непредвиденных ситуациях. Сейчас мы имеем дело с личностью, которая легко и непринужденно истыкала ножом слепого. – Он повернул голову к Шарави. – Сколько времени тебе понадобится, чтобы обеспечить его фальшивыми документами?

– Полдня. Водительские права, кредитные карточки, сертификат социального страхования. Могу при необходимости раздобыть также одежду и машину.

– Адрес будет указан вымышленный или реальный? – спросил Майло.

– Реальный надежнее. У меня есть на примете один дом в Вэлли, можно будет использовать его, но не составит особого труда отыскать что-нибудь и в городе.

– Только для прикрытия или им и в самом деле можно пользоваться?

– В случае если игра затянется, доктору ничего не стоит переселиться туда.

– Как ты смотришь на такую возможность, Алекс? Готов?

Голос у Майло звучал озабоченно. Я знал, о чем он подумал: последний мой переезд был вынужденным – пришлось бежать от безумца, дотла спалившего дом, в котором я жил.

– Надеюсь, это не долгосрочная перспектива.

– От силы несколько дней, но уж никак не недель, – ответил Майло. – Что у тебя с пациентами?

– Требующих особой заботы сейчас нет. – С отъездом Хелены Дал их и вправду не осталось. Я вновь вспомнил ее брата – еще один интеллектуал покончил с собой.

– А как постоянная клиентура?

– Я всегда могу справиться у секретаря. Пока у меня в основном бумажная работа.

– Хорошо, – сказал Шарави. – На редкость подходящий для дела образ жизни.

Майло нахмурился.

Оба предупредили о том, что во избежание всяких накладок мне необходимо придумать себе такое имя, которое более или менее походило бы на настоящее. Биография тоже не должна разительно отличаться от реальной.

– Нечто вроде психоаналитика, но не практикующего, – сказал Майло. – Незачем оставлять следы.

– Допустим, человек пошел в науку, в теоретическую психологию, но бросил аспирантуру накануне окончания, – предложил я. – Так сказать, ВКД – все, кроме диссертации.

– Почему бросил?

– Проблемы во взаимоотношениях. Для коллег он оказался слишком умен, вот и решили нагадить и выжить. Чутье подсказывает, что «Мете» такой сюжет придется по вкусу.

– С чего это?

– Люди, проводящие время в разговорах и мыслях о том, какие они умные, обычно мало чего достигают в реальной жизни.

Поразмыслив над этой фразой, Майло согласно кивнул.

– Для начала неплохо? – Он посмотрел на Шарави.

– Да, – отозвался тот. – Но вам, доктор, пора оперировать местоимением я,а не он.

– О'кей. Они вынудили меняуйти, потому что испугались направления моих исследований – проблема генетики интеллекта показалась им политически несвоевременной.

– Нет, – запротестовал Майло. – Слишком близко, слишком заманчиво.

– Согласен, – поддержал его Даниэл. – Может, эти люди и не такие умные, как они о себе думают, но они явно не дураки. Вряд ли будет разумным прийти к ним и продемонстрировать абсолютное совпадение взглядов.

– Совершенно верно. По-моему, тебе стоит проявить обычную заинтересованность, а вовсе не бросаться в их объятия. Если дело вообще дойдет до встречи.

– Хорошо. – Я почувствовал, что действительно несколько перегнул палку. – Итак, я – не слишком общительный человек, сторонюсь всяких союзов по интересам и сборищ и вовсе не горю желанием стать членом их клуба... Занимался я... к примеру, вопросом стереотипов в сексе и в детском воспитании. Кое-что подобное было на самом деле, только после того как я ушел в практику, наука отошла на задний план, и публикаций никаких нет. С этой стороны они ко мне не придерутся. Шарави записал что-то в блокнот.

– Отлично, – сказал Майло, – продолжай.

– А потом кончились средства. Помочь мне не захотели, поскольку я отказался принять их правила игры и...

– Какой игры? – уточнил Даниэл.

– Внутриведомственная интрига. Об этом, кстати, можно будет поговорить даже с их старейшинами.

– И когда же все это имело место?

– Скажем, лет десять назад?

– В каком университете?

– Назовем это независимыми платными курсами – в восьмидесятые их было предостаточно.

– Одобряю, – бросил Даниэл, взглянув на утвердительно кивнувшего Майло. – Я уточню название курсов и подготовлю вам соответствующие бумаги.

– Раз в твоем распоряжении такая классная печатная база, – заметил Майло, – то, может, ты и пачку двадцатидолларовых купюр подготовишь?

Широким взмахом руки Шарави обвел спартанскую обстановку комнаты.

– А откуда у меня, как ты думаешь, деньги на всю эту роскошь?

Майло хмыкнул, но тут же стал серьезным.

– Кстати, о деньгах. На что же вы жили эти годы, мистер Умник-без-диссертации?

– Что скажешь относительно небольшого наследства? Крошечного, как раз на жизнь без особой роскоши? Это явится лишним поводом для неудовлетворенности – я слишком умен, чтобы довольствоваться тем, что имею.

– Вы работаете?

– Нет. Заполняю пустоту будней наукой. Обычный тип лос-анджелесского бездельника.

Оба кивнули.

– Так как же меня зовут? Насколько близко может звучать имя?

– Настолько, чтобы было легко запомнить, – сказал Майло. – Но и не так уж близко, а то по ошибке назовешь настоящее.

– Аллан? Аллан Дел... как-нибудь. Дельвеккьо? За итальянца я сойду.

– Нет, – воспротивился Майло. – Обойдемся без этнической окраски. Им это может прийтись не по вкусу, а потом я не желаю, чтобы ты был вынужден врать о мамочкином рецепте пиццы.

– тогда Делберт? Делхэм? Просто Делл?

– Аллан Делл? Слишком манерно звучит. Да и чересчур близко.

– Артур Делл? Альберт, Эндрю? Энди?

– Может, Десмонд? – предложил Майло. – Эндрю Десмонд? Смиришься с таким именем?

Я повторил его про себя несколько раз.

– Теперь мне потребуется просторный особняк.

– К сожалению, – заметил Данная, – тут есть определенные ограничения.

– Эндрю Десмонд, – повторил Майло. – Восходящая звезда психоанализа. Мистер Восходящая Звезда. Значит, бумаги будут готовы завтра?

– Можно и завтра, но я подождал бы несколько дней.

– Почему?

– Надо дать доктору время вжиться в роль. Да и борода подрастет. Вы носите линзы?

– Нет.

– Хорошо. Я принесу очки без диоптрий, они иногда оказываются удивительно эффективными. И подумайте насчет прически, пусть будет покороче. Ваши локоны несколько... бросаются в глаза.

– Ежик. Робин это понравится, – поддел меня Майло.

– Если вы против...

– Я не против.

Молчание.

– Вот и отлично, – заключил Шарави. – Расскажите о себе подробнее, Эндрю. Начните с детства. – Он взглянул на Майло. – Мне всегда хотелось сказать эту фразу психологу.

Глава 39

Утром я сообщил о нашей беседе Робин. После довольно долгой паузы она сказала:

– И это должен сделать именно ты.

– Если у тебя не будет...

– Не будет. Если бы я тебя остановила, это было бы... Ты уверен, что тебе ничего не угрожает?

– Я всего лишь собираюсь сходить в книжный магазин.

– Бросить взгляд на стеллажи – и только?

– Робин...

– Будь осторожен. – Она сжала мор руку. – Я говорю это скорее для себя – молюсь.

Поцеловав меня, Робин вышла. Я позвонил в свой офис, сообщил, что уезжаю на неделю из города отдохнуть и буду им позванивать.

– Нашли прелестное местечко, мистер Делавэр? – поинтересовалась секретарша.

– Очень уединенный уголок, – ответил я.

К вечеру позвонил Шарави и сообщил, что в десять может принести мне кое-какие документы.

– Майло знает об этом?

– Я только что разговаривал с ним. Он инструктирует своих коллег по делу Майерса. Сказал, подойдет чуть позже.

– Хорошо.

Звонок в дверь раздался, когда мы с Робин сидели в гостиной и играли в карты, что бывает весьма нечасто. Она поднялась открыть гостю.

Я представил их друг другу. Робин уже знала о вторжении и жучках, тем не менее она с улыбкой протянула Даниэлу руку.

Внизу входной двери хлопнула маленькая дверка для пса. Принюхиваясь и фыркая, через гостиную вперевалку затрусил Спайк. Приблизившись к Шарави, он вдруг напрягся и зарычал.

Робин попыталась успокоить его, но песик разразился злобным лаем.

– Да что с тобой, малыш?

– Я ему не нравлюсь, – пояснил Шарави. – Но претензий к нему у меня нет. В тот раз пришлось запереть его на некоторое время в ванной.

Улыбка на лице Робин исчезла.

– Прошу прощения, миссис Делавэр. У меня тоже была когда-то собака.

– Пойдем со мной, малыш, пусть мужчины займутся делом.

Спайк поковылял за ней на кухню.

– Вы до сих пор полны желания отправиться туда?

– Почему оно должно пропасть?

– Бывает, что люди сначала исполняются энтузиазма, а потом меняют свои решения. К тому же ваша жена...

– С ней все в порядке.

Мы сели за стол, и Даниэл раскрыл черную виниловую папку.

– Я разузнал кое-что новое о Фэрли Санджере. Последний раз он прилетал в Лос-Анджелес за две недели до смерти Айрит. Останавливался в отеле «Беверли-Хиллз» и, насколько нам известно, занимался здесь делами своей фирмы. На сегодняшний день нет свидетельств того, что после этого он приезжал сюда еще раз, но такие вещи нетрудно и скрыть. – Даниэл покопался в бумагах. – С «Метой» все по-прежнему. Никаких следов. Из-за скандала со статьей Санджера они могли либо распасться, либо залечь на дно. В Нью-Йорке заседания проходили на Пятой авеню, в роскошном здании, в апартаментах, которые, кстати, снимает некий фонд Лумиса – благотворительная организация, основанная богатым фермером из Луизианы больше сотни лет назад, фонд не очень-то велик, насколько можно судить. В прошлом году они потратили менее трехсот тысяч долларов. Треть пошла на психологическое обследование близнецов в Иллинойсе, другая – на агрономические эксперименты, остальное – различным ученым, занимающимся проблемами генетики.

– Обследование близнецов тоже включало генетический аспект?

– Этим занимался профессор сравнительной биологии из небольшого колледжа. Вот материалы. – Даниэл передал мне ксерокопию журнала «Научные записки фонда Лумиса» со статьей под названием «Гомогенность черт и параллельность структуры кодированного поведения разделенных при рождении монозиготных близнецов».

– Лумис... Что-то знакомое. Фермерство? Что же они выращивают?

– Табак, люцерну, хлопок. Семейство гордилось своими оставшимися в Европе дворянскими корнями.

– Гордилось?

– Семьи как таковой уже нет, осталось лишь несколько далеких родственников, которые ведут дело и занимаются фондом. На протяжении многих лет никаких новых финансовых вливаний в фонд не было.

– А «Мете» они не помогают?

– Установить этого пока не удалось, но тот факт, что клуб пользовался их штаб-квартирой, тоже кое о чем говорит. Если они спонсировали «Мету», проводя деньги через бухгалтерские книги, то это могло бы привести клуб к проблемам с его статусом не облагаемой налогами организации.

– Да, а шумиха вокруг статьи Санджера привлекла бы внимание к их бухгалтерии.

– Верно. Может быть, это и стало причиной распада клуба.

– Либо его переезда в Лос-Анджелес. Лумис, Лумис... Одну минуту. – Я прошел в кабинет и разыскал на полке «Утечку мозгов» с биографией автора на обложке.

Артур Холдэйн, доктор наук, сотрудник института Лумиса, Нью-Йорк.

С книжкой в руке я вернулся к Шарави.

– А, – протянул он, – я купил ее вчера, но так и не удосужился просмотреть... Значит, кроме фонда, есть еще и институт.

– Видимо, существуют средства, отследить которые пока не удалось.

Даниэл раскрыл книгу и пробежал глазами оглавление.

– Могу я воспользоваться вашим телефоном?

Он набрал номер, кратко поговорил с кем-то на иврите и положил трубку.

– Бестселлер, – пояснил я. – Если хотя бы часть гонорара поступила в фонд, им тоже пришлось бы распрощаться с безналоговым статусом. Но, будучи стесненными в средствах, они могли и рискнуть.

– Санджер и специалист по ценным бумагам Хелла Крэйнпул работают в финансовой сфере. Она занимается главным образом сельскохозяйственной продукцией.

– Тем, что выращивают потомки Лумиса – если они все еще не забыли дедовский бизнес.

– Конечно не забыли. Только не в Штатах. Выращивают хлопок, коноплю, джут, люцерну и прочее, производят упаковочные материалы. Владельцы плантаций в Азии и Африке – рабочие руки там обходятся дешевле.

– Как в добрые старые времена. А нет ли у фонда офиса в Лос-Анджелесе? – спросил я.

– Во всяком случае, не под именем Лумиса. Я этим сейчас занимаюсь.

– Апартаменты на Пятой авеню в Нью-Йорке и маленькая вероятность ниточки, ведущей в книжный магазин, здесь. Как-то не вяжется.

– Но мы же знаем, что они снобы. Вероятно, Калифорния в их глазах большего и не заслуживает.

Я вышел приготовить кофе, а Шарави остался сидеть в полной неподвижности, почти в трансе. Когда я вернулся и поставил на стол две кружки, он протянул мне небольшой белый конверт. Внутри лежали карточка социального страхования, кредитки «Виза» и «Мастеркард», членский билет автомобильного клуба и бесплатный страховой полис «Блу шилд» – все на имя Эндрю Десмонда.

– Здоровье мое, выходит, застраховано. На хорошую сумму?

– Приличную, – улыбнулся Шарави.

– В случае получения травмы?

– Я приму все меры, чтобы с вами ничего не произошло.

– А где же водительские права?

– Для них требуется фото, а мне бы хотелось подождать с ним до четверга или пятницы, чтобы ваша бородка стала выглядеть солиднее. К тому времени я подготовлю и бумаги, касающиеся вашего образования и специальности. Остановимся на программе местных независимых курсов по психологии, которая прекратила свое существование десять лет назад. Если по невероятному стечению обстоятельств вы столкнетесь с однокашником, то скажете, что работали дома, в семинарах не участвовали – это обычное дело.

– Никаких возражений.

– Очень немногие гражданские люди согласятся с такой легкостью перевернуть свою жизнь, Алекс. – Шарави аккуратной стопкой сложил на столе документы.

– Я – мазохист. Честно говоря, думаю, мы слишком уж ударились в шпионские страсти.

– Это лучше, чем другая крайность. Понадобится крыша над головой помимо этой – считайте, что она у вас есть. Я нашел местечко в городе, на авеню Женесси, это в Фэйрфаксе. – Он осмотрелся по сторонам. – Боюсь, там все намного проще, чем у вас здесь, но соседи донимать не станут.

Даниэл достал из кармана кольцо с ключами.

– От входной и задней двери, от гаража, от автомобиля. Машина старенькая, десять лет, но двигатель стоит совершенно новый. Бегает она куда лучше, чем выглядит. Я специально выбрал уродца – зачем переживать из-за угонщиков?

– Похоже, вы продумали абсолютно все, – заметил я.

– Если бы только это было возможно.

Майло явился ближе к одиннадцати, и не один, а с Петрой Коннор, которая и на этот раз была в брючном костюме, только шоколадно-коричневом. Почти нетронутое косметикой лицо ее выглядело значительно моложе.

– Знакомьтесь, – сказал Майло. – Суперинтендант Шарави – детектив Петра Коннор из Голливуда.

Последовало рукопожатие. Коннор посмотрела на меня, затем перевела взгляд на фальшивые документы.

– Выпьете чего-нибудь? – предложил я.

Она отказалась.

– Кофе у тебя остался? – спросил Майло. – А где Робин?

– У себя.

Пока Майло изучал карточку социального страхования, я принес ему кружку.

– Только закончили обсуждение. Пирс присутствовать не смог, Макларен с Хуксом уехали по вызову, так что нас было всего трое: Альварадо, Петра и я.

Она повернула на пальце кольцо с камеей.

– Спасибо, что держите меня в курсе. Я еще раз связалась с родителями Понсико в Нью-Джерси, но, как и тогда, помощи от них не дождалась. А сказать им, что это, возможно, не самоубийство, я не могла, поскольку считала себя не вправе вмешиваться в ход вашего расследования. Покопалась также в прошлом Зины Ламберт и не нашла там ни пятнышка. Из лаборатории она ушла по собственному желанию, никто ее не увольнял, в личном деле ничего настораживающего. Книжный магазин зарегистрирован на нее, так что выходит, работает она как бы сама на себя.

Петра перевела взгляд на Майло.

– Единственной изюминкой нашей беседы явилось то, – сказал он, – что Альварадо раскопал в документации департамента лесопаркового хозяйства некоего Уилсона Тенни, работавшего в парке, откуда был похищен Рэймонд Ортис, и уволенного несколькими неделями позже по причине нарушений дисциплины – отказывался выполнять приказы, приходил на работу когда вздумается, любил валяться на скамейках с книгой или журналом, вместо того чтобы подметать дорожки. Администрация его предупреждала, но в конце концов он получил пинок под зад. Тенни попытался оспорить увольнение, начал угрожать судом и бросаться обвинениями в дискриминации наоборот – он, видите ли, белый, но потом махнул на все рукой.

Майло подал мне фотокопию водительских прав. На снимке Тенни было лет тридцать пять, рост и вес средние. Зеленые глаза, светло-каштановые, до плеч, волосы. Тяжелый взгляд, узкие, поджатые губы. Ничего примечательного.

– Неприятный тип. Терпеть не может этнические меньшинства, зато не прочь почитать в рабочее время. Еще один интеллектуал-самоучка?

– Мы проверили его – чист, как и Ламберт. Устроиться на работу после увольнения не пытался. Правда, с последнего известного адреса – Мар-Виста – куда-то перебрался. Догадаешься, на чем он ездит?

– На фургоне.

– "Шевроле" семьдесят девятого года, с просроченной регистрацией. Это может быть интересно.

– По идее, он вполне мог находиться на психиатрическом лечении, – заметил я. – Даже в стационаре.

– Альварадо уже начал проверку муниципальных больниц; в частные лечебницы пока решил не соваться. Что касается меня, то я было навестил мистера Буковски из «Менсы», у него свой склад запасных частей к автомобилям. К сожалению, на рабочем месте его не оказалось, а оставлять свою визитку мне не хотелось. Есть какие-либо предложения?

– Нет, – ответил Шарави. – Только информация.

Он кратко повторил то, что я уже слышал о Санджере и фонде Лумиса.

– Пятая авеню, – проговорил Майло. – И вероятное сотрудничество с автором этой дрянной книжонки... может, партнерство с Зиной Ламберт, опека «Спазма»... Как просто у нас бывший клерк становится владельцем магазина!

– Инвестиции под новую утопию, – предположил я.

– А если торговля книжками приносит доход, – вставил Даниэл, – то денежки возвращаются в фонд Лумиса. Неплохой способ отмывания.

– Ты продолжишь проверку поездок Санджера? – повернулся Майло к Шарави.

Тот кивнул.

– А что насчет издателя, мадам Крэйнпул?

– Она живет одна в квартире на Восточной семьдесят восьмой улице, работает допоздна в брокерской конторе и по возвращении домой крайне редко выходит на улицу, разве что в ближайшие магазины.

Даниэл достал из кармана три фотоснимка. Первый упал на стол изображением вниз, и Шарави показал нам второй: высокий дородный мужчина около сорока, с плечами, покатость которых не скрадывал даже отлично пошитый костюм. Темные волосы зачесаны назад, лицо чуть плоское, с крупными чертами, темные глаза прикрыты тяжелыми веками. Одет в строгий серый пиджак и белую рубашку с темно-синим галстуком. В руке плоский кожаный чемоданчик. Снимок был сделан в тот момент, когда мужчина с озабоченно-деловым видом шагал по многолюдной улице.

Третий запечатлел встревоженного вида даму с поджатыми губами, лет на десять старше мужчины, в просторном бежевом свитере и темно-зеленых брюках. Стянутые в пучок каштановые волосы, массивные золотые серьги, золотая оправа очков. Широкое, еще более плоское, чем у мужчины, лицо.

Мне пришла в голову мысль: не может ли она быть родственницей Санджера?

– Хороший вопрос, – отозвался Шарави. – Попробую уточнить.

Я всмотрелся в снимок Хеллы Крэйнпул. Камера застала ее в движении, но отличная оптика не позволила контурам расплыться: женщина выходила из магазина с двумя объемистыми белыми пакетами. В витрине за ее спиной виднелись яблоки и апельсины. На одном из пакетов надпись «д'Агостиньо».

– Он торопился на деловой обед, – пояснил Даниэл. – А ее мы отловили в субботу, в походе по овощным лавкам на Лексингтон-авеню.

– Вид у обоих не слишком-то радостный, – отметила Петра Коннор.

– Наверное, бремя высшего разума тоже давит на плечи, – процедил Майло.

Шарави поднял со стола первый снимок: Фэрли Санджер в красной спортивной майке и парусиновой шляпе, симпатичная блондинка и двое светловолосых детишек сидят в притянутой канатом к пирсу моторной лодке на фоне зеленой водной глади.

У Санджера то же уныло-озабоченное лицо, женщина, похоже, чем-то напугана. Дети от фотографа отвернулись, видны лишь их тонкие шеи и пшеничные волосы.

– Рокуэлл не стал бы писать с них семейную идиллию, – заметила Петра.

Майло спросил, нельзя ли ему получить снимки в свое распоряжение, и Даниэл, объяснив, что сделал достаточно копий, тут же протянул их ему.

Про себя я отметил, что до приезда Майло Шарави ни словом не обмолвился о фотографиях – ждал коллегу.

Профессиональная солидарность. На меня она не распространяется.

– Далее. – Майло не хотел терять времени. – Убийство Мелвина Майерса. Я разговаривал с миссис Гросперрин, директором школы, где он учился. Сначала она отозвалась о Майерсе как о безупречном молодом человеке. Настолько безупречном, что мне захотелось чуточку надавить на нее. В результате директриса признала: временами он был хуже зубной боли. Невыдержан, постоянно искал повода к ссоре, любил выставить себя жертвой дискриминации инвалидов, вечные жалобы на опеку со стороны школы вместо действительно равноправного отношения к слушателям. Учебная база не та, предметы не те. Гросперрин считает, в этом виновата мать, которая носилась с ним, как наседка с цыплятами. Говорит, что Майерс воображал себя крестоносцем. Пытался превратить школьный совет самоуправления в подобие античной республики: глас студентов – глас Божий.

– Неудобный лидер, – вставил я. – Умевший наживать врагов.

– Гросперрин говорит, что до конфликтов у него ни с кем не доходило. Администрация все понимала и восхищалась им, его дерзостью. Хотите верьте, хотите – нет.

– А что говорят соседи Майерса по дому?

– Таких четверо. Я беседовал с тремя и с дамой-управляющим – по телефону. В общем все то же самое. Мелвин был умницей, но своим острым языком мог запросто отшить любого.

– Однако, – вмешалась Коннор, – пока никого из жертв не называли человеком неудобным. Получается, что убивали их из-за того, кем они являлись,а не из-за того, что они делали.

– У миссис Гросперрин не было никаких соображений относительно причины, побудившей Майерса забрести в ту улочку? – задал вопрос Даниэл.

– Нет. Но одно можно сказать с уверенностью: он вовсе не заблудился. Прилегающие районы Майерс знал как свою ладонь, ориентировался в сетке кварталов как по карте. Кто-то убедил его пойти именно тем путем. Вот все, чем мы в данный момент располагаем. Ты уже решил, когда отправишься в книжный, Алекс?