Бог свидетель, у нее есть право сердиться на него за это. Но почему она сердится, когда он предлагает ей выйти за него замуж? Он всегда считал, что женщины ценят предложения о замужестве дороже бриллиантов — и в этом случае должны реагировать на них соответствующим образом. Может, ее обидело, что он не преподнес ей кольцо? Но у него просто еще не было возможности где-нибудь остановиться и купить его. Сейчас он мог думать только о том, чтобы его дочь не убежала с негодяем, и ему некогда было позаботиться о кольце.
Кейт забилась как можно дальше в угол кареты и старалась спрятать лицо в тени, чтобы он не заметил ее слез. Начался дождь, настоящий ливень, сопровождающийся частыми молниями и громом, и раскаты его приближались с каждым ударом. Потоки воды струились по окнам. Но ей было все равно, потому что она и так из-за слез ничего не видела. Она была погружена в невеселые мысли. «Что ты наделала? Ради всего святого, что ты наделала? Этот мужчина предложил тебе стать его женой — ты ждала, что он сделает это, в течение трех месяцев, и ты сказала ему „нет“. Почему? Почему?»
Конечно, она знала почему. Потому что она настоящая дура, вот почему. Она была дурой уже тогда, когда согласилась работать в его доме. Она с самого начала знала, что это плохая идея. Посмотри на него! Просто посмотри на него! Разве он не олицетворяет все, что она привыкла презирать? Богатый, высокомерный, уверенный в себе…
И она оказалась права. И вот что получилось.
Хуже некуда. Единственный по-настоящему разумный поступок, который она совершила в последние шесть месяцев, это то, что она покинула его, пока чувства к нему не окрепли настолько, что она была бы не в силах с ними справиться.
Она и сейчас не утверждала, что ей удалось с ними справиться. Когда она сдернула с веревки ту простыню и увидела, что он стоит рядом, ей показалось, что не было тех недель, которые прошли с их последней встречи, — если не считать, что он выглядел теперь по-другому, казался таким уязвимым и страдающим.
Но его вид, конечно, был вызван тревогой за Изабель, а не тем, о чем она вначале подумала, озаренная искрой надежды, которую позволила себе впервые с той ночи, как покинула Лондон, — что его сердце разрывается от разлуки с ней. Ей пришлось собрать все силы, чтобы удержаться и не положить руки ему на плечи и не целовать его бесконечно, как это ей представлялось каждую ночь с того дня, когда она уехала от него.
Но потом она вспомнила.
Когда она постучала в дверь к няне Хинкл на следующий вечер после бессонной, божественной — но, как оказалось в результате, несчастливой — ночи с маркизом Уингейтом, в душе у нее осталась только горечь. Но когда потекли дни, превращаясь в недели, а недели — в месяцы, а он все не приезжал… вот тогда она поняла, как удачно, как вовремя она избежала того, что в конце концов обернулось бы несчастьем.
А потом появился он. Так неожиданно, будто принесенный ветром.
Но не ветер его принес. Не ветер. Дэниел. Господи, что Дэниел задумал? Вряд ли он влюбился в Изабель. Людям типа Дэниела не знакомо чувство любви к другому, а только к самим себе. Что ему нужно? Чего он хочет добиться? У девочки есть деньги, это правда, но и у Дэниела теперь, когда заработали копи, тоже. Так если он похитил Изабель не из-за любви и не из-за денег, то почему?
Холодная рука сжимала ей сердце, сжимала с тех пор, как Берк впервые произнес слова «Дэниел Крэйвен» там, у бельевой веревки. Потому что у Кейт возникло ужасное чувство, что она знает, чего хочет Дэниел. Она надеялась, что ошибается. Она изо всех сил надеялась, что ошибается. Но у нее не было никаких других объяснений.
Однако она не станет делиться своими опасениями с Бер-ком. Нет, ему и так хватает забот. Пусть думает, что Дэниел и вправду вознамерился жениться на его дочери, — это лучше, чем узнать истинную причину…
Господи! Истина.
Он обнаружил истину — единственную истину — и теперь хочет жениться на ней. Потому что он узнал, кем был ее отец. Потому что он узнал, что она дочь джентльмена, и захотел сделать то, что ему следовало бы сделать независимо от того, чья она дочь.
Что ж, этого не случится. Она не может — не должна — этого допустить.
Впрочем, единственная проблема заключается в том, что это будет нелегко удержать в голове. Даже теперь, когда он сидит напротив нее и немигающий взгляд его нефритово-зеленых глаз прикован к ней, она не может не обращать внимание на его руки, на которых не было перчаток. На тыльной стороне ладоней маркиза Уингейта росли такие же жесткие черные волосы, как и те, что покрывали все остальные части его тела — те части его тела, которые видела только она — и еще добрая половина лондонских актрис. Вид этих волос напомнил ей время, когда она видела его без одежды, и это вернуло ее мысли к тому, о чем она намеренно пыталась забыть, — к ночи, которую они провели вместе, к единственной ночи, которая помогла ей почувствовать себя живой. В ту ночь он заставил ее испытать то, что, она знала, ей не доведется испытать больше никогда в жизни.
От этих мыслей слезы еще сильнее побежали из ее глаз.
— Кейт, — позвал он из сумрака салона.
По мере того как дождь усиливался, снаружи становилось все темнее. Теперь он уже во всю силу барабанил по крыше кареты, и кучер замедлил ход из-за того, что начала расползаться глинистая дорога и сквозь потоки дождя он не видел, куда править.
Она не ответила. Она не могла ответить. Она молча плакала, надеясь, что в сгущающейся темноте он не увидит ее слез. Если же она заговорит, то сразу выдаст себя. Она не могла себе этого позволить.
— Я одного не понимаю, — продолжал Берк, — почему ты решила от меня сбежать? Если ты не хотела… если ты не хотела быть моей любовницей, Кейт, почему нельзя было просто так и сказать? Я ведь не принуждал тебя. Ты же не. считаешь, что я могу быть настолько подлым?
Она прикусила губу. Его голос, доносившийся из темноты, был нежным и мягким, как бархат.
— И еще я не могу понять, — продолжал он, не дождавшись ответа, — почему ты на меня сердишься. Я ведь только прошу, чтобы ты выслушала меня. В ту ночь… я не знаю, что на меня нашло. Сейчас я говорю это не просто потому, что узнал, что ты дочь джентльмена. Я должен был сказать это тогда — и я бы сказал это утром, клянусь, если бы ты осталась. Как только ты исчезла, я понял, что люблю тебя…
Он продолжал говорить. Он говорил долго и горячо. Но Кейт не слышала его слов. Потому что он сказал, что любит ее. Он сказал, что влюблен в нее.
О Боже! Ну почему он сказал именно это? Именно то, от чего она обязательно растает! Как он узнал? Как он узнал? И как теперь устоять перед ним? Это неправда. Это не может быть правдой. Он говорит это только потому, что ему известно — ему известно, черт возьми! — что делают с девушкой такие слова, произнесенные человеком, которого она любит. Он использует против нее оружие, от которого она не имеет защиты. «О Господи!» — вскричала она про себя.
— …Я должен был подумать об этом раньше, я знаю, — услышала она слова Берка, когда смогла совладать с собой. — Но я так давно, так давно не испытывал никаких чувств, кроме ярости, что не понял, что со мной происходит… Ну, в конце концов, Кейт, ты же знаешь, чем закончился мой брак. Мне не очень-то хотелось еще раз испытать такое. Но ты, Кейт! Когда ты уехала, я делал все, что мог придумать, чтобы ускорить конец этой моей пустой, никчемной жизни…
«Помни, ему нельзя верить», — сказала она себе, пытаясь заставить себя негодовать. Потому что он, в конце концов, враг. Один из них. Член племени, предавшего ее семью и позволившего убийце ее родителей остаться безнаказанным.
— Кейт! — Он бросился к ней, и на этот раз не рука стала его целью, а вся она. Он обнял ее и поднял на руки с такой легкостью, словно она была не тяжелее куклы.
— Что? — спросил он, встряхнув ее. Его бледное лицо было всего в нескольких дюймах от нее. — Что я должен сделать, чтобы ты навсегда забыла те глупости, которые я говорил? Что я должен сделать? Это?
И через мгновение он целовал ее.
Вот так, просто, он ее целовал, а она…
Она таяла.
И вдруг Кейт пришло в голову — будто гром ударил, — что этот поцелуй необычный и что, кажется, она уже не так хорошо, как ей хотелось бы, контролирует ситуацию. Хотя она и старалась отразить этот неожиданный, головокружительный натиск на ее здравый смысл, ей не удавалось освободиться ни от гипнотизирующего очарования его губ, ни от его железных объятий. Она совсем размякла у него на груди, только ее руки, словно действуя по своей воле, обхватили его шею и запутались в удивительно мягких волосах, спускавшихся на плечи. В голове у Кейт словно из тумана всплыла мысль: какая связь существует между языком, который исследует ее рот, и внезапным и чувствительным напряжением, возникшим у нее между ног?
А потом его сильные, но до невозможности нежные пальцы накрыли ее грудь. Сосок тут же затвердел от тепла его ладони.
Она должна положить конец этому безумию, пока все снова не зашло слишком далеко.
— Берк, — прошептала она онемевшими от страстных поцелуев губами, — оставь меня.
Берк поднял голову, на его лице было такое же изумление, как и у человека, пробудившегося от сна в чужом доме. Взглянув на нее, он дал ей понять, что услышал ее слова, хотя его рука по-прежнему покоилась у нее на груди, словно решила остаться там навсегда. Он заговорил хрипло и невнятно:
— И не подумаю! В прошлый раз я оставил тебя, а ты убежала, и я увидел тебя снова только через три месяца.
Ну и что из того, что она обхватила его лицо ладонями и притянула его губы к своим? Кто может винить ее за это? Ей не доставляла большой радости легкость, с которой он одним касанием делал ее абсолютно беспомощной в его руках. Особенно когда эти руки проделывали с ней то, что проделывают прямо сейчас. Хотя одна его рука лежала у нее сзади на шее, под волосами, явно для того, чтобы она не могла отстраниться от него — как будто ей когда-нибудь могла прийти в голову такая глупая мысль! — другая по-прежнему сквозь материю обжигала ей грудь и угрожала опуститься ниже…
Но в этот момент кучер постучал им в дверь и сказал, что дорога сильно размыта и ехать дальше невозможно. Он также спросил, не изволит ли его светлость переждать ливень в этой маленькой гостинице, к которой они только что подъехали.
Глава 26
Ее разбудил гром. Стекла в окне задребезжали.
Кейт села в темноте на кровати и потянулась к окну, чтобы отодвинуть занавеску. Снаружи была темнота, окутанная пеленой дождя. Она подумала, что, должно быть, очень поздно, так как в домах через дорогу не было видно ни огонька. Деревушка, в которой они были вынуждены сделать непредвиденную остановку, спала. Ей показалось, что все в Англии спят.
Кроме нее.
Это Божья милость, решила она, что гром разбудил ее именно в это время. Она запуталась в сетях очередного из тех снов, этих ужасных, удивительных снов, которые она стала видеть после того рокового дня, когда случайно увидела маркиза выходящим из ванны; снов, которые не покидают ее до сих пор, даже несмотря на то, что они расстались; снов, после которых она каждый раз просыпается разгоряченная и задыхающаяся, с рукой, покоящейся между ног. Это конфуз. Леди не положено так себя вести.
И тут молния осветила ее комнату. Через десять секунд ударил гром, но не так громко, как прежде. Проливной дождь, преследующий их от самой Линн-Реджис, начал наконец ослабевать. Если повезет, то к утру прояснится и дороги в Шотландию станут проезжими.
Почему, спросила себя Кейт, она как дурочка лежит здесь и всматривается в темноту? Ей следует немного поспать. У нее впереди очень длинный и трудный путь.
Только она прикрыла глаза, как услышала какой-то звук, но это не был ни звук дождя, ни далекий раскат грома. Открыв опять глаза, она села и осмотрела заполненную ночными тенями комнату. В домах при дороге, как известно, полно крыс, хотя этот, как ей показалось, был чище большинства других и она видела несколько котов, несущих караульную службу. Однако даже Леди Бэбби не могла справиться с крупными крысами. Пошарив по полу рукой, Кейт нащупала одну из туфель и бросила ее на шум.
Кейт всегда отличалась меткостью, в этот раз тоже не промахнулась и услышала, как кто-то застонал.
Но ведь крысы не стонут!
Потом из темноты раздался голос лорда Уингейта.
— Черт, Кейт! — прошипел он. — Это всего лишь я.
Это был лорд Уингейт — он вошел в маленькую дверь, соединяющую их комнаты, которую она, конечно, и не подумала запереть, когда ушла к себе. К тому же ей и в голову не могло прийти, что он отважится на ночное вторжение. Она нервно потребовала у хозяина, чтобы им предоставили отдельные комнаты, и лорд Уингейт не стал возражать.
Теперь она поняла почему. Да, у них были отдельные комнаты, отделенные друг от друга дверью.
Кейт услышала, как чиркнула спичка, и в комнате стало светлее. Он принес с собой свечу и сейчас, подняв ее, смотрел на нее в неровном свете. Она слишком поздно вспомнила, что на ней нет ни лоскута одежды, и быстро натянула на себя простыню.
— Что вам нужно? — Она отвела глаза от того, что увидела в свете свечи. На нем был только халат, и, когда маркиз поднял руку, он распахнулся на груди, открыв ее взору длинный треугольник волос.
— Мне показалось, что ты зовешь меня, — удивился он ее вопросу.
— Ну так я вас не звала.
Однако, даже сказав это, она вовсе не была уверена в своей правоте. Он ведь снился ей всего несколько минут назад, и она вполне могла выкрикнуть его имя во время какого-нибудь эротического эпизода из сна.
— Кейт, — он поставил свечу на столик возле ее кровати, — я отчетливо слышал тебя. Я читал и…
Чем ближе он подходил к кровати, тем выше она натягивала простыню.
— Может, я и позвала вас, — неохотно признала она, — но только во сне. Мне жаль, если я вас побеспокоила.
Однако, к сожалению, вместо того чтобы обидеться и уйти, лорд Уингейт присел на кровать рядом с ней и спрятал свое лицо в ладонях.
— Ничего. Я все равно не мог заснуть, — сказал он доскам пола. — Знаешь, Кейт, нам ни за что не успеть вовремя. И все этот дождь…
Изабель. Это все, что ему нужно. Поговорить об Изабель.
— Ну нет, — с уверенностью, которой она вовсе не испытывала, перебила его Кейт, — мы найдем ее. Конечно же, найдем.
— Нет. — Он сидел к ней спиной, лица не было видно, но вся его поза выражала невыносимую боль и вину, которую он нес на своих плечах. — Не найдем. Мы приедем слишком поздно. И тогда ей придется выйти за него замуж.
Кейт, пораженная печалью, которая звучала в его низком мужественном голосе, непроизвольно потянулась к нему и положила руку на широкую, сильную спину. Потому что ситуация была намного хуже, чем представлялось Берку. Дэниел Крэйвен никогда не женится на Изабель. Кейт это знала.
Но разумеется, не могла сказать об этом отцу Изабель.
— Это был Крэйвен! — неожиданно заявил он.
Кейт, не понимая, взглянула на него:
— Прошу прощения?
— Это был Крэйвен, — повторил он. — Изабель сказала мне, что тогда с тобой в саду был Дэниел Крэйвен, а не лорд Палмер. А ты позволила мне думать, что это был он. Почему?
Кейт, которую потрясло то, что он так резко сменил тему, сделала глотательное движение, но так и не подняла глаз от стеганого одеяла, которое во сне отпихнула к спинке кровати.
— Это не имеет значения, — поспешно проговорила она. — Больше не имеет.
— Нет, имеет! — возразил он. — Это слишком серьезно. Почему ты мне не сказала?
Кейт облизнула губы. Во рту у нее вдруг стало очень сухо.
— Ну, — начала она, — думаю… Я думаю, потому, что не хотела, чтобы вы его убили. Я полагала… я полагала, что это вызовет скандал, а мне казалось, что их и без того хватало…
— Ты защищала меня? — недоверчиво спросил он. — Ты позволила мне подумать про тебя что-то ужасное, лишь бы защитить меня?
Тогда она совершила ошибку, подняв глаза.
— И Изабель. — Она не желала, чтобы он думал, будто она сделала это исключительно ради него. Ведь тогда он решит, что небезразличен ей. А это вовсе не так. Ей совершенно нет до него дела.
— Значит, — обманчиво-нежным голосом, как недавно в карете, сказал он, — я немножко тебе нравлюсь, Кейт? Я имею в виду, раз ты решила уберечь меня от скандала.
Ей хотелось отвести глаза. Больше всего на свете ей хотелось отвести глаза. Так почему же ей это не удается? Она смотрела в его глаза, замечая теперь, когда он сидел так близко, что они совершенно зеленые. В них были крошечные золотые искорки, словно золотые рыбки, плавающие в зеленом пруду.
— Думаю, да, — ответила Кейт. — Тогда.
— Но теперь уже нет? — Он потянулся к простыне, которую она сжимала в руках.
— Верно. — Она еще крепче вцепилась в тонкую материю.
— Тогда почему, — он легонько потянул простыню на себя, — ты здесь?
— Я уже говорила, что приехала только ради Изабель…
Но это было все, что ей удалось произнести, так как он наклонился и прижался к ее губам.
Поцелуи не прекращались, и Кейт подумала, что на этот раз они до добра не доведут. Они не были похожи на жесткие, требовательные поцелуи, которыми он осыпал ее в ту ночь в библиотеке. Они не были похожи и на нежные, осторожные поцелуи, которыми они обменивались позже в его спальне, прежде чем он начал так беззастенчиво разглагольствовать о книжных магазинах и фаэтонах. Они больше походили на те, в экипаже…
Хотя поцелуи были и не совсем такие, как тогда. Сейчас в них было что-то такое, чего Кейт не могла понять, потому что прежде ни с чем подобным не сталкивалась. И все же когда лорд Уингейт — Берк, запомнит она когда-нибудь, что его нужно называть Берк? — целовал ее, она начала понимать, что это было.
Это было страстным желанием.
Так просто. Так просто отдаться ему, его поцелуям, которые вскоре уже не были наполнены просто желанием, — их переполнял голод, требовательный голод. Намного проще отдаться ему, чем сопротивляться. И что даст ей сопротивление? Ничего, кроме, быть может, какого-нибудь ничтожного морального удовлетворения. И разве ей не приятно, когда его пальцы доставляют ей столько физического наслаждения?
Ее тело еще не забыло его прикосновений. Да и как оно могло забыть, когда все в нем, от дурманящего, присущего только ему мускусного аромата — ведь ей достаточно было раз вдохнуть его, чтобы ощутить слабость в коленях — до огрубевших пальцев на ее коже, напоминало об этом?
И не просто напоминало, но и заставило ее саму броситься в атаку. Не успела ее рука коснуться обнаженной груди Берка, как она уже пыталась распахнуть его халат и судорожно боролась с узлом на поясе, не позволявшим это сделать. У него же таких забот не было, ведь она была полностью обнажена, когда он убрал прикрывавшую ее тело простыню. Он оторвался от ее рта и скользил губами — дневная щетина на его лице обжигала ее кожу везде, где он к ней прикасался — по шее и дальше, к груди, которой целиком владели его руки.
Кейт по-прежнему не оставляла своих попыток. Она еще раз потянула за узел на поясе, но он не поддался, и тогда она просунула руку под халат и с наслаждением сжала пальцами его напряженную плоть, которую пока ей не удавалось увидеть. Берк вперил в нее свой непостижимый взгляд, и Кейт сильнее сжала пальцы, главным образом для того, чтобы посмотреть, что будет дальше.
А дальше было так. Берк схватил ее за запястье, а другой рукой прижал ее к подушке.
— Что, — хрипло прошептал он, — ты собираешься сделать? Закончить прежде, чем все начнется?
Свободной рукой Кейт потянула за пояс его халата.
— Сними это, — попросила она.
Его не нужно было просить дважды.
И когда халат летел на пол, твердое колено Берка оказалось у нее между ног и резко раздвинуло их настолько, чтобы для него хватило места, и он лег на нее, а обе его руки лежали на бугорках ее грудей. Затем он снова припал к ее губам, на этот раз поцелуй ясно показал, что он едва сдерживает желание овладеть ею — будто это и так не понятно, особенно если судить по силе его возбуждения, которое она ощущала на внутренней поверхности своих бедер.
И вот, промычав что-то нечленораздельное — поцелуй поглотил звук его голоса, — он внезапно вошел в нее, погружаясь так глубоко, как только мог, ощущая при этом, как ее жар и нежная влажность сжимают его плоть, сжимают сильнее, чем это могли сделать ее пальцы. Кейт под ним застонала, когда он вошел в нее, точно так же, как в первый раз. Только в эту ночь не было слез, она лишь вцепилась пальцами в его плечи, словно терпящий бедствие матрос в плавающее в море бревно.
А ему каждый раз, как он входил в нее, безумный от захлестывавшего его наслаждения, — ему каждый раз казалось, будто он возвращается домой.
Кейт утонула первой. Она отпустила его плечи и позволила волнам подхватить ее. Ее больше не волновало, сможет ли она оставаться на плаву, она больше не могла держать голову на поверхности. Ее закружило в безжалостном водовороте и потянуло вниз. Она по спирали опускалась все глубже и глубже, пока вдруг ее не ударило о берег, словно настоящая стена воды выбросила ее туда.
И она лежит под ним, изнуренная и задыхающаяся, едва ли понимая, что и он попал в этот бешеный водоворот вместе с ней и теперь обрушился на нее в изнеможении, и его сердце бешено стучит рядом с ее любящим сердцем.
Кейт открыла глаза и увидела, что свеча погасла. Они лежали в полной темноте. Где-то вдалеке рокотал гром, но дождь больше не барабанил по окну у изголовья кровати. Буря за окном спальни и внутри ее прекратилась.
Берк, похоже, тоже это понял и молча сполз с нее. Кейт чуть не закричала, когда холодный воздух попал на те места, которые только что прикрывало его тело.
Но она не долго оставалась одна. Он сел на кровати и нащупал одеяло, которое она так неосторожно скинула с себя во сне. И этим одеялом он накрыл их обоих, заботливо подоткнув края под Кейт, затем обнял ее за талию и прижал к своему огромному телу.
Были кое-какие вещи, которые она должна была ему сказать. Кейт лениво подумала про них и даже приоткрыла губы, чтобы произнести их вслух: он не должен думать, что если их тела получают удовольствие друг от друга, то у него есть причина быть уверенным в том, что она возьмет и передумает по поводу…
Но он, словно прочитав ее мысли, наклонился к ней и прошептал:
— Ш-ш… — затем убрал с ее лица прядь волос и поцеловал перед тем, как заснуть.
И в самом деле, она слишком устала, чтобы продолжать спорить.
Глава 27
Берк спал. Но во сне что-то давило ему на грудь, и он проснулся, и когда открыл глаза, чтобы посмотреть, что это, увидел Кейт. Она во сне легла на него, и теперь ее щека покоилась у его сердца, а волосы рассыпались у него по плечам и сияли словно золото. Одна прядь щекотала ему шею под подбородком.
С трудом он понял, что вряд ли это сон, потому что они были не в его огромной спальне на Парк-лейн, а в маленькой комнатке с низким потолком в придорожной гостинице рядом с какой-то неприметной деревней, и он слышал, как внизу жена хозяина гремит посудой. За маленьким окном брезжил рассвет — по крайней мере он решил, что это так. Было трудно что-либо разобрать из-за густого тумана, который наползал на деревушку. Дождь прекратился еще ночью, но снаружи была сплошная темень, и казалось, что там холодно. Настоящая осень. «Что ж, — подумал он, — есть уважительная причина не вылезать из-под одеяла».
И все же они не могли оставаться в кровати. Потому что нужно было думать об Изабель. Об Изабель, которая с каждой минутой уходит все дальше и дальше от него.
И все же…
И все же Изабель вряд ли куда-нибудь денется так рано этим туманным утром. А он наконец здесь, рядом с Кейт. И едва ли он в скором времени соберется куда-то идти.
Ее красота до сих пор переполняла удивлением его душу. О, это была не та традиционная красота, как, скажем, у Сары Вудхарт. За исключением огромных серых глаз, все в лице Кейт было слишком маленьким, чтобы соответствовать классическим понятиям красоты. И волосы у нее были недостаточно светлыми, чтобы она считалась блондинкой, недостаточно темными, чтобы она была брюнеткой, а какими-то средними — их цвет было невозможно определить. И сама она была маленькой, почти такой маленькой, что ее можно было просто не заметить, хрупкой и недостаточно широкой в бедрах и груди, чтобы по нынешним понятиям, принятым в высшем свете, считаться красивой.
И тем не менее.
И тем не менее ее кожа была безупречная, гладкая, как атлас, и белая, как весенний цветок. Талия у Кейт была такой тонкой, что он мог обхватить ее ладонями, и пальцы при этом встретятся на полпути. А ноги ее, длинные и стройные, сужались к очаровательной формы коленям, а ступни были очень изящной формы. Между ног находилось такое нежное и тесное золотистое гнездышко, что ему не хотелось его покидать.
Но это не все, конечно. Еще были ее руки, такие маленькие, что полностью скрывались в его ладонях. У нее были изящные руки пианистки. Ее пальчики, которые прошлой ночью танцевали по его телу, чуть не довели его до безумия. И конечно же, губы. Он обвел их пальцем, а она продолжала мирно спать у него на груди. Ему было приятно ощушать на себе ее вес, мягкость ее груди, прижимавшейся к его телу.
Судя по всему, ему было более чем приятно — он почувствовал, как его плоть начала напрягаться под простыней, которая прикрывала его лишь до пояса. Вскоре простыня приняла форму шатра, а его мужское естество играло в нем роль центрального столба, и ему пришло в голову, что в отличие от любого другого утра, когда он просыпался с неутоленным желанием, сейчас он знал, что с этим делать.
И он сделал, что хотел. Только вместо того, чтобы перевернуть Кейт и войти в нее, как он сначала собирался сделать, у него возникла другая мысль. Он без труда приподнял ее и посадил на себя Это, конечно, разбудило Кейт, и она сонно подняла голову с его плеча и прищурилась от сумрачного утреннего света.
— Что? — не сразу поняла она.
Вместо ответа он положил руки ей на бедра и медленно скользнул в нее. Ее гнездышко было еще влажным с прошлой ночи, поэтому он знал, что не сделает ей больно. И все же ее глаза широко распахнулись, когда она почувствовала его в себе, и она шумно втянула в себя воздух.
— Что ты делаешь? — задыхаясь, шепнула она.
Берк показал, что он делает, приподняв ее за бедра и подвинув немного вперед, а затем вновь опустив на себя. Сам он оставался при этом неподвижным. Она вновь сделала глубокий вдох… но на этот раз по другой причине. Она попробовала двигаться так, как он ей показал, и в награду услышала стон, который сорвался с его губ. Этот стон она ощутила нежной кожей бедер, охватывающих его талию. Он застонал не столько от изумительного ощущения ее, двигавшейся вверх и вниз вдоль его плоти, пеленая его своим жаром, сколько от ее вида, когда она восседала на нем, откинув волосы назад, так что они образовали роскошную накидку у нее за спиной. Ее соски задорно смотрели в потолок. Ему хотелось дотянуться до них и ласкать ладонями, но они были заняты тем, что держали ее бедра. Но вдруг Берк понял, что не может больше спокойно лежать под ней, и, резко приподнявшись, с такой силой вошел в Кейт, что, как ему показалось, чуть не разорвал ее надвое.
Однако Кейт была упругой и двигалась вместе с ним, толчок за толчком, откидывая голову назад и восторгаясь бесчисленности способов, которыми ее нежное гнездышко принимало в себя его твердую плоть, все время заставляя ее ощущать что-то невероятное, что-то, что ей до сих пор не приходилось ощущать.
А затем она соскальзывала с него — соскальзывала в водоворот, закручивавший ее чувства между наслаждением и болью, и она потянулась к нему, слепо хватая его за руку, за плечо, за что-нибудь, что могло бы помочь ей удержаться на краю еще хоть одно мгновение… Но было слишком поздно. Она сорвалась, ее спина выгнулась, голова упала назад, волосы закрыли его колени.
И Берк, лежа под ней, видел все это, видел, как восторг захватывал все ее существо, проявившись в том, что ее губы приоткрылись и из них вырвался тихий, беспомощный крик… И он тут же последовал за ней. Все его тело от головы до согнутых в коленях ног содрогнулось, и он успел подумать, что вот-вот утопит ее в своем семени.
Придя в себя, Кейт увидела, что лежит на груди у Берка. Она подняла голову и, посмотрев на его улыбающееся лицо, обнаружила, что ее волосы окутывают их обоих, как мягкий шелковистый полог. Она потянулась, чтобы отбросить их, но Берк поймал ее руку.
— Не нужно. Мне так нравится.
И тогда ей пришлось его поцеловать. А что еще она могла сделать?
* * *
Когда он вновь появился в их комнате через полчаса, успев за это время переговорить с кучером о состоянии дорог, Кейт не успела подготовиться к тому, что ее настроение так быстро переменится. Причина заключалась том, что только что ей было ужасно плохо — настолько плохо, насколько может быть плохо человеку, у которого в желудке не осталось ничего после того, как его несколько раз подряд вырвало. Берк, обнаруживший ее там, где оставил, лишь спросил, как сделал бы всякий другой на его месте:
— Кейт? Ты не встаешь?
— Уходи, — это все, что она была способна сказать в данную минуту.
Он продолжал, однако, стоять и выглядел чересчур здоровым и отдохнувшим, в то время как она боялась пошевелиться, чтобы не вызвать нового приступа тошноты.
— Кейт, — Берк явно начал раздражаться, но старался этого не показать, — нам скоро выезжать, ты же знаешь…
— Уходи же! — На этот раз просьба — так из вежливости можно назвать то, чем на самом деле это было — сопровождалась близнецом туфли, которую Кейт запустила в Берка прошлой ночью. Он поспешно ретировался, пытаясь сообразить, надолго ли их могут задержать эти штучки. Как сказал кучер, дорога на Шотландию была в плохом состоянии, но проехать по ней можно. Если двигаться быстро, то к ночи они могли бы проехать значительную часть пути, а может, и добраться до места. Этого, конечно, не получится, если они выедут поздно, как, похоже, и будет из-за непонятных капризов Кейт.
И все же не успел он допить кофе, как внизу появилась Кейт. Она и не думала объяснять столь странное поведение. Она отказалась от яичницы с беконом, которую он подвинул к ней, но съела тост и выпила чашку чаю. Покончив с завтраком, она сказала, что готова отправиться в путь, однако в ее голосе не было уверенности.