Глава 20

Берк сел на свое обычное место во главе стола и потянулся за газетой, оставленной Винсенсом, которая была хорошо проглажена и раскрыта на спортивных новостях — единственный раздел, до которого снисходил хозяин дома. Новости, как правило, портили ему настроение, и он предпочитал не знать о них.

Но сегодня он почувствовал, что мог бы посмотреть им в глаза, перешел к первой странице и без малейшего колебания быстро просмотрел ее. В этот момент в комнату вошла Изабель и уселась на стул в противоположном конце стола.

Берк немного подождал, ожидая, что Кейт, как обычно, войдет в комнату для завтрака вслед за его дочерью и займет место в средней части длинного стола. Но через минуту после того, как Изабель, более сердитая, чем обычно по утрам, раздраженно поинтересовалась, почему на столе нет рыбы, он не удержался и спросил:

— Мисс Мейхью все еще спит?

Задавая этот вопрос, он непроизвольно улыбнулся. Потому что, конечно же, это он виноват в том, что Кейт так устала… Он виноват, и нисколько об этом не жалеет. Не мог он ждать этого и с ее стороны.

— Не знаю, — довольно прохладно произнесла Изабель. — Мисс Мейхью здесь нет.

Маркиз едва не захлебнулся, поскольку в этот самый миг пил кофе.

— Здесь нет? — повторил он, когда смог говорить. — Что ты имеешь в виду?

Изабель взглянула на тарелку с рыбой, украшенной зеленью, которую ей подал Винсенс.

— Именно то, что сказала. Ее здесь нет. Она была вынуждена покинуть нас. Нет, не хочу рыбу. Буду есть яйца.

Берк, продолжая держать в руках забытую газету, растерянно уставился на дочь.

— Вынуждена покинуть нас? О чем ты говоришь, Изабель?

Изабель оторвала взгляд от яиц, которые дворецкий перекладывал в ее тарелку.

— Разве она не оставила тебе письма? Мне оставила.

— Нет. — Берк почувствовал себя несколько неловко. — Нет, она не оставила мне никаких писем.

Правда, он и не ожидал, что она это сделает. Когда он проснулся один в своей комнате, то решил, что она перебралась к себе, чтобы избежать разговоров среди прислуги. Ему и в голову не могло прийти…

А с чего это должно было прийти ему в голову? Как она могла вот так просто взять и уйти? Это невозможно!

— Ох! — Изабель попробовала яйцо, скорчила гримасу и положила вилку на стол. — Ну, в записке на мое имя она объяснила, что вынуждена покинуть нас на время, так как она только что получила известие, что одна ее родственница серьезно заболела. Хотя, — Изабель снова взялась за вилку, чтобы на этот раз подцепить кусок бекона, — мне не понятно, как ей удалось получить весточку о болезни родственницы до прихода первой почты.

Берк посмотрел на дворецкого.

— Винсенс, не приезжал ли кто-нибудь сегодня утром с письмом для мисс Мейхью?

Винсенс ответил, не отрывая глаз от струйки чая, который он наливал в чашку Изабель:

— Нет, милорд.

— Еще более странно, — заметила Изабель, — то, что мисс Мейхью никогда при мне не упоминала ни о каких родственниках. Мне она говорила, что ее единственные родственники — книги.

— Что? — не расслышал Берк.

— Ее книги… Она говорила, что у нее не осталось ни одного живого родственника и поэтому книги — это ее семья. Не понимаю, откуда могла взяться эта больная родственница? А молока нет, Винсенс? Нет, я не хочу сливок. Я хочу молока.

Берк проговорил со спокойствием, которое немного испугало его самого:

— А Ке… мисс Мейхью не говорила, когда она намеревается вернуться от… э-э… больной родственницы?

— Нет. — Изабель с хрустом впилась зубами в тост. — Но не думаю, что скоро. Она взяла с собой Леди Бэбби.

Смутившись, Берк спросил:

— Какую леди?

Изабель взглянула на него и закатила глаза.

— Ну папа! Ты что, совсем не знаешь мисс Мейхью?

Он вскинул брови. Может, есть что-то, чего он не знает о Кейт Мейхью. Но он знает о ней все, что важно знать. Он знал, какова, когда она обращалась к нему, ее прелестная дерзость — граничащая с наглостью, но, однако, никогда не бывшая наглостью, — эта дерзость с первой встречи понравилась ему в ней, несмотря на зонт, которым она целила ему в грудь.

Когда она поднимала на него взгляд, он мог прочесть в ее больших серых глазах, что у нее в душе тлеют угли, и достаточно их лишь немного поворошить, чтобы вспыхнул огонь желания и страсти.

Он знал, как, когда он целовал их, ее губы, которые несколько месяцев приводили его в восторг, призывно приоткрывались ему навстречу.

Он знал, как, когда он входил в нее, она каждый раз удивлялась его размерам и все же всякий раз безропотно принимала его в свое маленькое тело…

И он знал, как, когда она произносила его имя, он забывал обо всем на свете: все, что он когда-либо знал, кем был, кем надеялся стать, кроме, кажется, ненасытного желания, чтобы она повторяла его имя снова и снова…

— Леди Бэбби, — продолжала Изабель, находясь в счастливом неведении относительно чувств, обуревавших ее отца, — это кошка мисс Мейхью! А поскольку она взяла кошку с собой, я думаю, она будет отсутствовать довольно долго. И я не могу винить ее за это. Я уверена, ты обошелся с ней ужасно.

Это замечание пробудило Берка от его приятных воспоминаний о том, что они проделывали с мисс Мейхью прошлой ночью, и поселившееся у него в душе беспокойство переросло в глубокую тревогу. Он потряс головой, стараясь избавиться от назойливого жужжания, возникшего у него в голове.

— Когда? Когда я обошелся с ней ужасно?

— Прошлой ночью, конечно. Когда прогнал мистера Крэйвена, а потом накричал на нее. Но она-то не была виновата в том, что он пришел и начал бросать камешки в ее окно.

— Мистер Крэйвен? — Берк швырнул газету и поднялся из-за стола, уперев кулаки в крышку в страхе, что может вдруг пустить их в ход. — Дэниел Крэйвен? Какое, к черту, отношение ко всему этому имеет Дэниел Крэйвен?

— Папа. — Изабель покачала головой, так что заколыхались ее черные локоны. — Ты же прекрасно знаешь! Я все слышала. Эти камешки, которые он бросал, меня тоже разбудили. Правда, она сразу же попросила его уйти. Ты же знаешь, папа, что он ей не нравится. Уверена, что было неправильно так на нее кричать, как это сделал ты. У него в мыслях не было ничего хорошего, раз он пробрался сюда, как…

— Дэниел Крэйвен? — кулаки Берка застыли на крышке стола. Он был уверен, что иначе вдребезги разнесет первый попавшийся под Руку предмет. — С мисс Мейхью прошлой ночью в саду был Дэниел Крэйвен?

— Конечно, — сказала Изабель. — А ты думал кто?

Внезапно Берку показалось, что все его кости лишились твердости. Или его скелет превратился в студень. Он быстро сел, потому что испугался, что может упасть.

Дэниел Крэйвен, Дэниел Крэйвен. Все это время он думал, что в саду с Кейт был Бишоп. Но все не так. Это был Дэниел Крэйвен. Он обвинил ее… хотя он и не знал, в чем именно он обвинил ее. Та часть ночи была подернута зыбкой пеленой. Однако он обвинил ее в том, что она что-то делает, и делает это с графом Палмером.

А это был вовсе не Бишоп. Вовсе не он. Это был Дэниел Крэйвен, человек, одного взгляда которого было достаточно, чтобы она начинала испытывать ужас. А у него хватило идиотской наглости обвинить ее в…

Но она не ставила это ему в вину. Это он прекрасно помнил. Нет, она не возвращалась к случившемуся даже намеком, когда он начал ее целовать…

Но он в чем-то ее обвинил. В чем-то безобразном. В чем-то, в чем она была совершенно неповинна.

А теперь она ушла. И неудивительно.

— Незачем так смотреть на меня, — пробурчала Изабель.

Берк уставился на дочь. Она сидела, подперев рукой подбородок, помешивая чай серебряной ложечкой и наблюдая за ним. На ее лице играла добрая улыбка… самая добрая из всех, какие только он видел на ее лице.

— Я уверена, что бы ты ни наговорил мисс Мейхъю прошлой ночью, она простит тебя, папа. Порой по утрам я бываю с ней несносна, но она всегда прощает меня.

Берку нечего было ответить на это. Он чувствовал себя так, будто кто-то пробрался в его грудь, вырвал сердце и бросил его на пол.

А ведь до прошлой ночи он даже не мог сказать наверняка, есть ли у него по-прежнему сердце.

— Мисс Мейхью скоро вернется, — попыталась успокоить его Изабель. — В конце концов, она же оставила свои книги.

Но мисс Мейхью так и не приехала. Она не прислала даже записки о том, куда и насколько уехала. Весь день Берк сидел дома в ожидании почты. И каждый раз, когда Винсенс подносил ему на серебряном подносе корреспонденцию, он не находил ни письма, ни записки от Кейт Мейхью.

Ни слова не принесла почта и на следующий день. И на следующий.

Именно тогда в Берке, которого прежде, бывало, и обманывали, и обижали, начала закипать ярость.

Он не понимал, почему злится. Ведь Кейт ничего у него не украла и не предала, сбежав с другим мужчиной.

Ничего похожего. Она просто исчезла. Исчезла, не сказав ни слова, да еще после такой ночи, как та, которую они провели вместе. Ночи, какой у Берка не было еще ни разу в жизни, а он далеко не новичок в подобных забавах.

Но никогда, никогда за свои тридцать шесть лет он не испытывал ничего похожего на то, что испытал в ту ночь с Кейт. Он не мог представить, как женщина могла просто взять и уйти после такой ночи. Он не мог представить, почему она ушла или что такого он мог сделать, чтобы она ушла. Он ошибся по поводу Дэниела Крэйвена — глупо, по-идиотски ошибся. Но она же простила ему это. Он был совершенно уверен, что она простила его в тот момент, когда их губы слились в поцелуе. Так почему? Почему?

Он был уверен, что он самый осторожный из любовников, он всегда держит себя в руках… ну хорошо, не все время. Но уж точно большую часть времени после того, как в первый раз вошел в нее, после того толчка, который, как он почувствовал, разорвал тонкую пленку ее девственности — ее неопытности, ее невинности. Он знал, что сохранял железное самообладание, сдерживая даже свои порывы, которые были самыми мощными из прежде испытанных им, был непрерывно начеку, опасаясь сделать ей больно или испугать. Она так молода и хрупка, и он боялся сломать ее.

И все же невероятно, но этот хрупкий сосуд, который он поднимал так легко, как поднимают ребенка, и держал на весу одной рукой, содержит душу более искреннюю и чувственную, более страстную, более жертвенную, вообще просто неподражаемую, какой он до сих пор не встречал ни у одной из его знакомых женщин.

И теперь она ушла, несмотря на удовольствие, которое они разделили, даже несмотря на предложенные ей городской дом и карету и даже — о чем он только думал? — его обещание купить ей книжную лавку. Никогда он не бывал так щедр со своими прежними любовницами.

Однако следует признать, что и чувств, подобных этому, он не питал ни к одной из прошлых любовниц. Или, если быть честным, даже к жене.

На пятнадцатый день отсутствия Кейт Берк собрал всю прислугу и с пристрастием расспросил ее о возможном месте пребывания компаньонки его дочери. Но хотя их тревога по поводу пропавшей молодой женщины была совершенно искренней, ни один из слуг не мог даже предположить, куда отправилась мисс Мейхью. Нет, она никогда в их присутствии не упоминала о больных родственниках. Напротив, она прямо давала понять, что все члены ее семьи умерли. Следующим шагом Берка было послать миссис Клири к Следжам и задать им и их слугам те же вопросы. Он знал, как это нелепо — колесить по округе, собирая сведения об одном из своих служащих, но не видел других способов добиться результата. Сайрусу Следжу это могло показаться странным, но Берку было наплевать на то, что мог подумать Сайрус Следж. Все, что ему было нужно, — это найти Кейт Мейхью.

Он не желал тревожить Изабель и потому изо всех сил старался скрыть от нее свое беспокойство по поводу исчезновения Кейт. А Изабель, поглощенная романом с Джеффри Сондерсом, лишь иногда произносила фразы типа: «Хотелось бы мне, чтобы мисс Мейхью поторопилась домой. Мне многое нужно рассказать ей», — или: «Если бы эта ужасная родственница мисс Мейхью побыстрее умерла, она бы смогла вернуться к нам». Единственное, за что Берк мог быть благодарен Изабель, так это за то, что в отсутствие мисс Мейхью она не проявляла интереса к десяткам приглашений на светские мероприятия и не просила отца сопровождать ее. Нет смысла, говорила она, ходить на балы без умения мисс Мейхью обращаться с ее волосами. Джеффри сразу бросит ее, если вдруг увидит у нее на голове крысиное гнездо.

* * *

Это случилось на десятый день после внезапного и таинственного исчезновения мисс Мейхью. Берк как-то проходил по верхней галерее мимо ее комнаты и заметил, что дверь открыта. Из комнаты доносились звуки, будто там что-то делали.

Мириады эмоций всколыхнулись у него в груди — облегчение, что она наконец вернулась; горечь, что она так равнодушно покинула его; сладостная радость от перспективы вновь услышать свое имя из восхитительных губ. Он вошел в комнату, но увидел там всего лишь миссис Клири и одного из лакеев, которые укладывали книги Кейт в ящик. Заслышав его шаги, миссис Клири подняла глаза и — немыслимое дело! — покраснела. Берк, который ни разу не видел, чтобы эта пожилая женщина краснела, застыл, изумленно глядя на нее.

— Ох, милорд, — затараторила экономка, — мне очень жаль, если мы вас побеспокоили.

Он посмотрел на ящик. Он посмотрел на книги в руках лакея. Он посмотрел на покрасневшую экономку.

— Где она?

Он не закричал Он ничего не сломал. Он просто произнес эти слова, как он полагал, спокойным, корректным тоном.

— Ох, милорд! — Миссис Клири поднялась с колен и, заламывая свои полные, с ямочками, руки, вскричала: — Я только что получила письмо. Я бы тут же показала его вам…

Он проговорил, как он думал, совершенно ровным голосом:

— Ну?

Миссис Клири, однако, не показалось, что он говорит таким уж спокойным тоном, поскольку она поспешно сунула руку в карман фартука и достала оттуда лист бумаги.

— Вот оно. — Экономка поспешила к хозяину. — Вот. Это, как видите, не от мисс Мейхью. Но тут говорится, что она не сможет в скором времени вернуться в Лондон и просит сообщить вам, милорд, что вам лучше подыскать своей дочери другую компаньонку…

Берк взял письмо и принялся его читать.

— Я боялась сказать вам, милорд, — продолжала миссис Клири, — потому что знала, как это огорчит леди Изабель. Она так любила мисс Мейхью… И я уверена, что это чувство было взаимным. Мисс Мейхью ни разу не сказала миледи грубого слова, а мы с вами, милорд, знаем, какой она может быть… невыносимой. Что ж, со всеми молодыми девушками трудно — полагаю, это из-за их природы. Но я не видела, чтобы кто-нибудь мог так измениться в лучшую сторону, как леди Изабель, когда приехала мисс Мейхью. Она стала совсем другой.

Но тут Берк добрался до того места, где указывался адрес, куда миссис Клири просили доставить оставшиеся вещи мисс Мейхью. Он смотрел на адрес почти целую минуту, пока мисс Клири продолжала болтать.

— Боюсь, леди Изабель очень расстроится, узнав эту новость, — говорила экономка, — очень расстроится.

Но Берка уже не было в комнате.

Глава 21

Служанка, которая открыла ему дверь, долго всматривалась в карточку, переданную ей Берком.

— Лорд Уингейт с визитом к леди Палмер, — сказала она. — Да, милорд. Пойду посмотрю, дома ли леди.

Она поспешно удалилась, завязки ее фартука летели следом за ней. Берку, которого оставили стоять посреди Утренней гостиной, пришла в голову мысль, а не начать ли разносить этот дом по камню, пока он не найдет ее. Однако он подумал, что таким образом вряд ли добьется расположения хозяйки дома.

Через несколько минут дверь открылась, и пожилая, но еще бесспорно крепкая дама вошла в комнату, ее шея и руки были щедро украшены драгоценностями, а платье ровно на один сезон отставало от моды. Но когда вам семьдесят лет, погоня за модой перестает быть главной заботой.

— Лорд Уингейт, — величественно произнесла леди Палмер и направилась к нему, едва касаясь пола своей палкой с рукоятью из слоновой кости. — Я просто не поверила своим глазам, когда Вирджиния принесла вашу карточку. Вы поступаете опрометчиво, молодой человек, нанося визиты вежливости приличным людям. Вы ведь знаете, в порядочном обществе вас по-прежнему презирают за развод с вашей милой молоденькой женой. Некоторые лизоблюды, быть может, и хотели бы забыть подобный афронт, особенно теперь, когда прошло довольно много времени. Но не я. Я, молодой человек, считаю развод грехом. Смертным грехом. И меня не волнует, сколько любовников у нее было.

Берк разжал губы. Звук, который он издал, скорее напоминал рев, чем членораздельную речь.

— Где она?

— Вы о ком? — Вдова нацелила свою палку на него. — Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. — Берк подумал, что с большим удовольствием схватил бы эту женщину, невзирая на ее возраст и пол, за дряблую шею и задушил. — Кэтрин Мейхью. Я знаю, что она здесь. Я видел записку, в которой она просила перевезти ее вещи по этому адресу. А теперь я требую, чтобы мне позволили повидаться с ней.

— Кэтрин Мейхью? — Вдова от изумления закатила глаза. — Неужели вы настолько глупы, что могли подумать, будто если я принимаю человека вроде вас, падшего так низко, как только можно пасть, то пущу на порог своего дома дочь человека, который свел в могилу моего мужа? Должно быть, вы сошли с ума, лорд Уингейт! Поистине, вы похожи на умалишенного. Мне не доводилось видеть джентльмена, который выглядел бы столь же неряшливо, как вы. Когда вы последний раз брились?

— Я знаю, что она здесь. Если будет нужно, я разнесу ваш дом в клочья, но найду ее, — прорычал он.

Дама хмыкнула.

— Это мы еще посмотрим. Вирджиния! Вирджиния! — Симпатичная служанка просунула голову в дверь. — Сейчас же приведи сюда Якобса! Я хочу, чтобы этого сумасшедшего убрали из моего дома.

Однако не успела служанка закрыть дверь, как она снова отворилась и в комнату вошел граф Палмер.

— Что здесь за ужасные крики, мама? — раздраженно спросил он. — Я едва сам себя слышу. — Его взгляд упал на маркиза, и Бишоп остолбенел от изумления.

Берк не колебался ни мгновения. Он, словно ядро, пролетел через комнату, и его кулак, как кузнечный молот, опустился на лицо Бишопа. Граф упал, прихватив с собой маленький столик со стоявшей на нем вазой с цветами. Леди Палмер вскрикнула и в глубоком обмороке свалилась на пол рядом с сыном. Но Берк не обратил на это ни малейшего внимания. Он наклонился и, схватив графа за лацканы сюртука, рывком поставил его на ноги.

— Где она? — заорал Берк.

Однако граф, оказывается, просто притворился, что потерял сознание. Он быстро повернулся и нанес Берку удар правой в челюсть. Это был полновесный хук, заставивший маркиза попятиться назад и с размаху врезаться в буфет, уставленный всевозможными фарфоровыми безделушками, которые с грохотом попадали на пол.

— Ее здесь нет, негодяй! — рявкнул Бишоп. — И даже если бы она была здесь, ты был бы последним, кому я бы об этом сказал.

Берк, поднявшись с того, что еще недавно было дрезденскими пастушками, дал противнику в нос. Удар пришелся точно в цель, и из носа Бишопа ударила ярко-красная струя, которая запачкала бледно-голубую обивку дивана.

— Она здесь, — выдохнул Берк. Маркиз уже тяжело дышал, но по-прежнему был полон сил. Пусть он на десять лет старше графа, зато все еще был в прекрасной форме. — Моя экономка получила от тебя утром письмо, в котором ты писал, что ее вещи должны быть перевезены по этому адресу.

— Все правильно, — ответил Бишоп. Он осторожно обошел маркиза. — Потому что сегодня утром я получил письмо от Кейт, в котором она просила в течение какого-то времени, если меня не затруднит, подержать ее вещи здесь…

— Ложь! — разозлился Берк. Между ним и графом оказалась кушетка, он ударом ноги отбросил ее в сторону, и она врезалась прямо в камин. К счастью, на улице было тепло, и камин не зажигали. — Я думаю, ты готов сказать что угодно, лишь бы оставить ее себе!

Бишоп прижимал к окровавленному носу галстук.

— Я бы так и сделал, — пробормотал он. — Я бы и в самом деле так сделал, если бы был уверен, что это поможет удержать такое грубое животное, как ты, подальше от нее.

За эти слова граф получил еще один удар, в голову, от которого он перелетел через диван, и без того испачканный его кровью. Берк ринулся за ним, но тут же пожалел, что сделал это, — Бишоп сильным ударом подсек ему ноги, и маркиз со страшным грохотом рухнул на спину рядом с графом.

— Все дело в том, — прохрипел Бишоп, вскарабкавшись на распростертого Берка и схватив его за горло, — что ее здесь нет! И нужно быть сумасшедшим, чтобы предположить это. Моя мать скорее позволит вождю гуннов Аттиле спать на белье для гостей, чем пустит в наш дом Кейт Мейхью.

Берк, который пытался вырваться из рук своего более легкого противника, после секундной паузы спросил:

— Почему?

— Почему? — Бишоп, скрипя зубами, душил маркиза. — И ты еще спрашиваешь? Ты ведь знаешь ответ!

Берку надоела вся эта возня, и он, оглушив графа ударом кулака по голове, отшвырнул его к стене. Там Бишоп и свалился, обливаясь кровью и тяжело дыша. Берк — он пострадал меньше, хотя ему тоже изрядно досталось — проковылял к нему и опустился на пол, прислонившись спиной к стене.

Как раз в тот момент, когда мужчины, сидя рядом, пытались прийти в себя, распахнулась боковая дверь и в комнату вошел дворецкий в сопровождении двух дюжих лакеев.

— Милорд. — Дворецкий оглядел жалкие обломки, которые прежде были Утренней гостиной его хозяйки. — Вам нужна помощь?

Бишоп посмотрел на Берка:

— Виски?

Берк кивнул.

— Виски, Якобс, — приказал Бишоп.

Дворецкий поклонился и, бросив последний взгляд на осколки фарфора, поморщившись, удалился. Лакеи последовали за ним, унося бездыханное тело леди Палмер.

— Почему, — спросил Берк, — твоя мать ненавидит Кейт?

— Ну ты и глупец! — удивленно протянул Бишоп, дотронувшись до носа рукавом сюртука. — Да знаешь ли ты хоть что-нибудь о Кейт?

— Конечно. Я знаю ее. — Берк подавил искушение рассказать графу, насколько хорошо он знает Кейт, потому что решил, что это будет подло. Он сказа! лишь: — Я знаю все, что мне необходимо знать.

— Однако, я думаю, тебе бы следовало получше изучить ее биографию, прежде чем нанимать на работу.

Берк уставился на графа.

— Если только ты собрался заявить, что Кейт воровка… — он почувствовал, как в нем закипает ярость, слепая и жидкая, она снова побежала по венам, — то мне останется сказать, что это ты ее совершенно не знаешь.

— Конечно же, она никакая не воровка! — отмахнулся Бишоп. — Вор — ее отец!

Берк вскинул брови.

— Ее отец?

Дверь вновь открылась, и на этот раз дворецкий вошел один. В его руках был серебряный поднос с графином из резного хрусталя, в котором колыхалась янтарная жидкость, и с двумя стаканами. Увидев, что во время потасовки драчуны опрокинули все столы, дворецкий опустился на колено и поставил поднос прямо на пол рядом с графом. Затем вынул пробку из графина и, налив в каждый стакан на два пальца виски, поднес их Бишопу и Берку.

— Спасибо, Якобс, — сказал Бишоп. — С матерью все в порядке?

— Она без чувств, милорд, — нахмурился Якобс. — Мы отнесли ее в комнату, и служанка дает ей нюхательную соль.

— Прекрасно, — улыбнулся Бишоп. — Все, Якобс. Можешь унести этот поднос.

— Да, сэр. — Дворецкий поднялся на ноги, бросил последний взгляд на разгромленную мебель и покинул комнату, тихо притворив за собой дверь.

— Отец Кейт, — напомнил Берк, проглотив большую часть содержимого своего стакана.

— Ох, — промычал Бишоп. Он сделал более осторожный глоток, чем Берк, — у него явно качалось несколько зубов. — Правильно. Ты хочешь сказать, что не знаешь, кем был ее отец?

Берк откинул голову на разрисованные цветами обои. Они сидели под окном, и он услышал, как на улице запели птицы.

— Не знаю.

— Хорошо. Имя Питер Мейхью тебе ни о чем не говорит?

Берк повторил:

— Питер Мейхью? Да, конечно. Это имя мне почему-то знакомо.

— «Почему-то». — Бишоп закатил глаза. — Оно тебе знакомо, Трэхерн, потому, что было у всех на устах семь лет назад. По крайней мере так же, как и твое десятью годами раньше.

— В чем же было дело? — Берк насмешливо посмотрел на собеседника. — Он что, развелся со своей неверной супругой и выбросил ее любовника из окна?

Бишоп снова поморщился.

— Конечно, нет. Питер Мейхью был известным лондонским банкиром. Он жил вместе с женой и дочерью на Мей-фер-стрит.

— На Мейфер-стрит? — Брови Берка поползли вверх.

— Да, именно там. — У Бишопа был весьма самодовольный вид. Ну, если по правде, настолько самодовольный, насколько таким может выглядеть человек, которому недавно разбили нос. — На Пэлл-Мэлл. Между прочим, по соседству с моим домом.

Берк подавил желание взять графа за шиворот и повозить лицом по паркету.

— Значит, ты и Кейт и в самом деле росли вместе?

— Совершенно верно. — Бишоп вынул из графина пробку и налил Берку еше виски. — Ее отец распоряжался многими солидными вкладами, включая деньги моих родителей. Восемь лет назад Мейхью, к своему несчастью, познакомился с молодым человеком, который заявил, что владеет алмазными копями в Африке. Единственной причиной, как говорил тот человек, почему он не разрабатывает эти копи, является отсутствие финансовой поддержки. Я не был знаком с этим джентльменом — если вообще в нем дело, в чем я сильно сомневаюсь, — но Мейхью, похоже, ему поверил, причем настолько, что уговорил своих друзей и соседей вложить деньги в его копи.

— Которых в реальности не существовало, — вставил Берк.

— Конечно, не существовало. И вот этот прекрасный молодой джентльмен забрал все деньги клиентов банкира, в том числе почти все деньги самого Мейхью, и сбежал с ними. Во всяком случае, такова версия Мейхью.

— А что, были причины в этом сомневаться?

— Скажем так, было достаточно причин в этом сомневаться, чтобы несколько человек, потерявших деньги — включая и моего отца, — сочли необходимым привлечь Мейхью к суду.

Берк провел языком по губам. Они были солеными. Он понял, что одна из них кровоточит.

— И?

Бишоп удивился:

— В каком смысле?

— В смысле — кто выиграл суд?

Граф прищурился.

— Ты не знаешь? Кейт не рассказывала тебе?

Берк глубоко вздохнул. «Тысяча один, — начал считать он про себя. — Тысяча два. Тысяча три…»

— Нет, — признался он, когда почувствовал, что может сдержаться и не наброситься на графа. — Кейт мне не рассказывала.

— Что ж, — пожал плечами Бишоп. — Дело так и не дошло до суда. Потому что ответчик, Питер Мейхью, умер за день до того, как он должен был начаться — я имею в виду суд.

— Умер? — Берк промокнул рукавом кровоточащую губу. — Ты имеешь в виду, во время пожара?

Бишоп взглянул на него.

— Кейт тебе рассказывала об этом, не правда ли?

Маркиз кивнул.

— Кейт говорила, что ее отец и мать погибли во время пожара.

— Все верно, — кивнул Бишоп. — Они сгорели. В ту ночь меня здесь не было, я был в университете. Но некоторые из наших слуг по-прежнему обсуждают случившееся. Пламя поднялось на высоту двадцати — тридцати футов. Было бы чудом, если бы кто-то выжил, однако все уцелели, за исключением родителей Кейт. Все слуги и сама Кейт сумели выбраться наружу. Осталась живой даже ее чертова кошка. Огонь похозяйничал только в одной части дома, его не было даже видно с улицы, и новые владельцы удивительно быстро все восстановили. Сгорела только спальня родителей Кейт. Не находишь, что это довольно странно?

Берк сдвинул брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, такой сильный пожар должен был охватить весь дом, однако он почему-то разгорался медленно после первоначальной мошной вспышки. Они направили огонь довольно расчетливо…

— Ты это о чем? — Берк пристально посмотрел на него. — Знаешь, Бишоп, мне некогда отгадывать загадки. Если ты что-то знаешь, то говори прямо…

— Ладно. — Бишоп скорчил гримасу. — Ты всегда был прямым, как палка в навозе, Трэхерн. Я хочу сказать, что после пожара многие сходились во мнении, будто все это было устроено специально. Там стоял сильный запах керосина, гораздо сильнее, чем от опрокинутой лампы…

— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил Берк, — что родителей Кейт убили?

— Господи, нет же! — Бишоп покачал головой. — Нет, все тогда посчитали, что Питер Мейхью сам совершил поджог, чтобы избежать суда.

Берк во все глаза смотрел на графа.

— Самоубийство?

— Ну, если быть точным, то убийство и самоубийство, вместе взятые. Я имею в виду, что он скорее всего не поставил в известность свою жену. Ее нашли лежащей в кровати — точнее, в том, что от нее осталось. Вряд ли она даже успела проснуться…

— Боже праведный! — потрясенно выдохнул Берк. Он вдруг почувствовал, что губы у него онемели, но не от виски и не от кулаков Бишопа. — Я… я и не знал.

— Да. — Бишоп никак не мог сделать глоток из стакана, ему мешал конец галстука, который он прижимал к носу. Тогда он взял графин и стал пить прямо из горлышка. — Откуда тебе знать? Ведь это было во всех газетах, но…

— Я читал только спортивные страницы, — признался Берк.

— А-а, тогда ты вряд ли мог узнать. И Кейт едва ли стала бы рассказывать. Она никогда не говорит об этом… Думаю, это можно понять. А еще… Ну, я думаю, она предпочитает забыть. Сомневаюсь, что хоть один из ее работодателей — а у нее их было немного — знает, кто она или что было время, когда она пользовалась теми же привилегиями, что и большинство ее нынешних подопечных. — Берк отобрал у него графин и влил себе в рот солидное количество виски. — После этого она сильно изменилась, правда. Слуги нашли Кейт лежащей без сознания на лестничной площадке, кто-то вынес ее в безопасное место. Она до сих пор не может сказать, как попала на эту лестницу. Есть и такие, кто считает, что это отец оставил ее там, прежде чем устроить пожар, чтобы быть спокойным, что она останется цела. Но Кейт…