— Так-так. — Эмили сложила руки на груди. — Стало быть, вы полагаете, что стать вашей любовницей для нее гораздо почетнее?
— Любовницей? — Он брезгливо скривился, словно услышал какую-то гадость. — Я собираюсь на ней жениться!
Тут Эмили не выдержала и расхохоталась во все горло.
— О Боже! Чтобы Лондонский Сердцеед женился? Да еще на Кэролайн Линфорд? В жизни не поверю!
Ей ни в коем случае не следовало поднимать его на смех. Эмили осознала это, едва последние слова слетели с ее губ. Она видела, как болезненная гримаса исказила его лицо и как на смену боли пришли обида и гнев.
Тем не менее он очень быстро подавил эту вспышку и ответил нарочито равнодушным тоном:
— Я понимаю, что, на ваш взгляд, сама мысль о моем браке с вашей подругой кажется смешной и абсурдной. И возможно, вы правы. Но тем не менее я беру на себя смелость утверждать, что буду для нее лучшим мужем, нежели этот… маркиз. И я надеюсь доказать ей это, если вы мне объясните, где ее искать.
Он смотрел на Эмили прямо и открыто, и она увидела в его темных глазах тоску и страдание. Для нее это оказалось настоящим потрясением — осознать, что он любит Кэролайн. Он действительно ее любит. Впервые эта догадка посетила ее еще во дворе Олд-Бэйли, и вот сегодня она получила подтверждение. Вот только…
— Вы не можете жениться на Кэролайн, — возразила она, — потому что обручены с леди Жаклин.
— Наша помолвка расторгнута, — сухо сообщил он.
— Но… — Эмми с сомнением покачала головой, — тогда Кэролайн не сможет выступить свидетельницей в суде! Леди Жаклин обязательно подаст на вас в суд за нарушение брачного обещания. А если Кэролайн будет вашей женой — или хотя бы невестой, — она лишится права выступать свидетельницей в вашу пользу…
— Да плевал я на это! — не выдержал Брейден Грэнвилл, явно теряя терпение. — Я готов раскошелиться, лишь бы отделаться от нее навсегда, чего бы это ни стоило!
— Если Каро расторгнет помолвку с маркизом, — упрямо внушала ему Эмили, — ее имя будет запятнано. Да и маркиз не упустит случая выжать из нее по суду кругленькую сумму — можете не сомневаться!
— Мне… на это… плевать! — Он еле сдерживал ярость. — Только скажите, куда она уехала.
— Кэролайн уехала в наш загородный дом в Шропшире, — помолчав, наконец призналась Эмми. — Вудсон-Мэнор. Она сказала, что хочет побыть в одиночестве и подумать. Честно говоря, я не очень уверена, стоит ли вам…
Но Брейдена Грэнвилла уже и след простыл.
Глава 31
Кэролайн сидела на подоконнике, рассеянно следя за тем, как по стеклу хлещет холодный дождь, и снова и снова задавала себе вопрос: в своем ли она уме?
По всему получалось, что не в своем. Потому что ее поведение во всем, что касалось Брейдена Грэнвилла, невозможно было назвать иначе, как безумной выходкой.
Это было ужасно — то, что она натворила. Это не влезало ни в какие рамки. И о чем только она думала?
И в довершение всего в этом безобразии Кэролайн могла винить только себя. Это же надо додуматься: брать уроки любви у Лондонского Сердцееда! Благоразумный поступок, ничего не скажешь!
Ну, по крайней мере сейчас она осталась одна — то есть по-настоящему одна в доме, если не считать сторожа с женой и конюха. Но все они жили во флигеле для слуг. И это вполне ее устраивало. Ей требовались полное одиночество и покой, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию и найти правильное решение. Кэролайн не хотела, чтобы ее отвлекали от раздумий разные настырные личности — например, такие, как Брейден Грэнвилл.
Особенно Брейден Грэнвилл.
И вот она осталась одна в загородном доме, и снаружи лил дождь, и у нее было вдоволь времени, чтобы сидеть и размышлять над своей ужасной ошибкой и над тем, как вернуть ее жизнь в привычное русло.
Сейчас она поняла окончательно, что никогда не любила Херста Слейтера. Теплые чувства к нему были просто обычной благодарностью.
Только теперь Кэролайн осознала, почему не пролила ни слезинки, когда на балу у леди Эшфорт застала его в объятиях другой женщины. Почему не устроила скандал там же, на месте, и не отправилась на поиски пистолета, сгорая от ревности и жажды мщения.
Потому что она его не любила.
Но не это, конечно, лежало тяжким грузом у нее на сердце. Гораздо сильнее ее терзало то, что Жаклин Селдон выложила ей всю правду.
Она любит Брейдена Грэнвилла.
Она не хотела его любить. И это было ужасно — знать, что она его любит. Она любила его, несмотря на жуткую репутацию волокиты и бабника. Несмотря на тот факт, что его способ добывать деньги и даже сам образ его жизни были для Кэролайн неприемлемы и отвратительны. Она любила его, несмотря на Херста с его дивными голубыми глазами. Она любила его, несмотря на все грязные сплетни, несмотря на все, что наговорила ей Жаки Селдон. Она полюбила его с той самой минуты, когда впервые увидела в темном коридоре у леди Эшфорт и обмерла от испуга.
Она любила его за то, что он воплощал в себе те черты, которых не было ни в одном мужчине из ее окружения — за исключением, может быть, ее отца. Грэнвилл сам добился всего, коренным образом изменив свою жизнь. Ему хватило силы воли и настойчивости, чтобы упорным трудом пробить себе дорогу наверх. Это был заботливый и внимательный человек, и даже головокружительный взлет не изменил его отношения к старым друзьям и родным. Он нисколько не стеснялся появиться на людях в обществе своего милого, но слишком эксцентричного отца. Человек совести и чести, поначалу Брейден Грэнвилл был шокирован ее безумным предложением и попытался отказаться. Теперь Кэролайн понимала, как мало нашлось бы в этом городе мужчин, способных на подобное благородство. Любой из них с жадностью ухватился бы за предоставленную возможность и постарался извлечь из нее как можно больше выгоды, пользуясь ее наивностью и невинностью. Брейден Грэнвилл отказался не раздумывая…
Во всяком случае, сначала.
Но и потом его действиями руководило что угодно, только не холодный подлый расчет. Кэролайн верила в это. Интуиция ей подсказывала, что Брейден Грэнвилл не совсем к ней равнодушен. Она видела, какая боль исказила его лицо, когда накануне его отец сажал ее в карету. И от этого ей было еще тяжелее. Она не подозревала, что все это время играла с огнем…
«А разве нет?» Вот какой вопрос задал ей Брейден Грэнвилл, когда Кэролайн сказала, что они не похожи на безумно влюбленных.
«А разве нет?»
И только тогда до нее дошло, что же она натворила. Потому что для нее было естественно и нормально влюбиться в него. И сгорать по ночам от дикой страсти, и желать новой близости, и вздыхать по нему украдкой каждые пять минут. Это не имело значения до тех пор, пока она была уверена, что он не отвечает ей взаимностью.
Но оказывается, он тоже влюбился в Кэролайн и вдобавок признался ей в этом — во всяком случае, она считала его вопрос своего рода признанием — вопрос, который он задал ей таким голосом, что у нее до сих пор бегут мурашки по коже…
Что же еще ей оставалось, кроме бегства? Потому что этого не могло быть. Им не суждено быть вместе. Она добровольно дала обещание Херсту. Она не имеет права взять свое слово назад. Она не запятнает ни его имя, ни имя своего отца.
И вот когда Кэролайн сидела, погруженная в мрачные мысли, и никак не могла решить, в своем она уме или нет, раздался стук в дверь. Звук был таким громким и неожиданным, что Кэролайн, вскрикнув, подскочила и свалилась с подоконника.
Кто это мог быть? Обмирая от страха, она накинула халат и на цыпочках пошла к двери.
Едва она отодвинула задвижку, как под порывом грозового ветра дверь с грохотом распахнулась настежь. На крыльце под дождем стоял высокий мужчина, закутанный в тяжелый плащ из промасленной кожи. Из живших по соседству мужчин только викарий мог похвастаться таким ростом. Он был знаком с отцом Эмили и время от времени заглядывал к ним на огонек. Возможно, он увидел в доме свет и подумал, что это приехал лорд Вудсон…
Но стоило незнакомцу откинуть с лица капюшон, как у Кэролайн вырвался придушенный крик. Потому что перед ней стоял вовсе не соседский викарий.
Брейден Грэнвилл переступил через порог, скинул мокрый плащ и захлопнул за собой дверь, попросту толкнув ее ногой.
— Черт побери, Кэролайн, — удивился он, — что это на тебе надето?
— Это… — пролепетала она, мгновенно краснея. — Это халат. А вы что здесь делаете?
— Халат? — Брейден оглянулся, убедился в том, что помощи от слуг ждать не приходится, и сам расправил свой плащ на перилах широкой лестницы, полукругом спускавшейся с галереи в холл. — Но разве днем ходят по дому в халате? Еще так рано, и в дверь может постучать кто угодно — особенно в такую ужасную погоду. Ты же наверняка продрогла до костей!
— Как, — начала Кэролайн, стараясь придать своему голосу уверенность и строгость, — вам удалось меня найти? И что вам здесь нужно?
— Это я должен задать тебе такой вопрос. — Брейден обвел взглядом мебель в пыльных чехлах и люстру, закутанную во множество слоев муслина, и решительно объявил: — Здесь мрачно, как в склепе. Кэролайн, неужели ты вообразила, будто в таком месте человек может додуматься до чего-то стоящего? Это же настоящий саркофаг!
— Никакой это не саркофаг! — возмутилась Кэролайн. — Дом просто закрыт на время! И это самое подходящее место для раздумий. Особенно если учесть, что я никого сюда не звала!
Если он и понял намек, то не подал и виду. Он уверенно прошел в гостиную, опустился на колени перед холодным очагом и нашарил в дымоходе задвижку.
— Должен сказать, для юной леди это крайне неосмотрительный поступок! Или ты забыла о разных негодяях и мерзавцах, от которых тебя полагалось бы защищать твоей доблестной Вайолет? С чего ты взяла, будто в сельской местности их не бывает? Тебе не кажется, что молодая женщина, одна-одинешенька в огромном доме, да вдобавок одетая в ночную рубашку и халат, под которыми все видно, притянет сюда всех бродяг как магнит?
В ответ Кэролайн еще плотнее запахнула полы халата, и без того затянутые очень туго.
— Как вы меня нашли? — спросила она. — Я специально не говорила никому, куда уезжаю. Никому, кроме…
— Вот именно так я тебя и нашел! — Говоря это, Брейден достал из ящика несколько поленьев, собираясь разжечь огонь в камине, чтобы избавиться от промозглой сырости, пропитавшей дом. — Меня сюда направила леди Эмили.
— Эмми вам сказала?!
Кэролайн не могла в это поверить. Чтобы Эмми, ее лучшая подруга, хранительница самых мрачных, самых темных тайн и откровений, не просто выдала ее, но выдала именно этому человеку?.. Не может быть!
— Нет! — отрезала Кэролайн. — Я вам не верю! Эмми не обошлась бы со мной так по-свински!
— Тем не менее она это сделала, — возразил Брейден, осторожно поджигая растопку, помещенную им под кучкой дров. — Между прочим, она показалась мне весьма рассудительной и разумной девушкой. Гораздо более рассудительной, чем ты.
Кэролайн захлестнул праведный гнев. Однако это не помешало ей обрадоваться огню в очаге. Он уже разгорелся настолько, что согревал и ее озябшее тело.
— Я всегда была рассудительной.
— Неужели? — Брейден все еще стоял на коленях перед очагом, на вытертой шкуре полярного медведя. Он перевел взгляд на Кэролайн, и она заметила, как в глубине его глаз вспыхивают таинственные золотистые искры. — Поэтому ты решила сбежать?
— Я… — Кэролайн не сразу нашлась с ответом, засмотревшись на эти искры. — Я уже сказала. Мне нужно было подумать…
— Я не говорю о сегодняшнем дне, — пояснил он. — Я говорю о вчерашнем. Почему ты вчера от меня сбежала?
Кэролайн совершенно не ожидала такого вопроса.
— Потому… потому что…
— Ну, почему же?
Она не могла сказать этого вслух. Только не здесь, в пустой холодной гостиной лорда Вудсона, где она стояла босая, в ночной рубашке и тонком халате. Кэролайн не в силах была поднять глаза. Вся ее решимость, весь ее гнев куда-то подева-лись. Так с ней всегда случалось в его присутствии. Кэролайн вдруг подумала о том, что на ее щеках наверняка заметны следы от слез, а глаза покраснели и опухли.
— Потому что этому не бывать, — сдавленным голосом заявила она. — Вы сами знаете, что этому не бывать.
Золотистые искры погасли, едва успев вспыхнуть.
— Потому что я не дворянин? — тихо спросил он.
В его голосе было столько боли, что сердце Кэролайн облилось кровью от жалости к нему. Едва соображая, что делает, она рухнула на ковер рядом с ним и взяла его за руку.
— Конечно же, нет! — заверила она, старательно разглядывая сильную ладонь, лежавшую у нее на коленях. Пересчитывать мозоли и шрамы на этой ладони было намного проще, чем смотреть ему в глаза. — Вы сами знаете, что ваше происхождение тут ни при чем. Это правда, мы пришли из разных миров. Но на самом деле они не такие уж разные. Мой отец не всегда был графом. Он даже не всегда мог сойти за джентльмена. Но как и вы, в определенном смысле он был джентльменом с самого рождения. Этим даром обладают некоторые мужчины… и не важно, насколько низким было положение их родителей. Он или есть, или нет.
Стоило ее пальчикам прикоснуться к его руке, как Брейден замер, не смея шелохнуться. И теперь он спросил так же тихо, но уже без обиды и боли:
— Тогда почему?
Ей не требовалось уточнять, что он имел в виду. Он все еще желал получить ответ на вопрос: почему им не суждено быть вместе? Как будто он и сам этого не знал! Как будто не об этом они говорили все время, с того самого дня, как Кэролайн впервые появилась в его кабинете! Неужели ей придется повторять это вновь? Неужели ему так не терпится услышать эти слова: Херст Слейтер, маркиз Уинчилси?
Она так задумалась, что подняла глаза, наткнулась на его взгляд, застыла на несколько долгих секунд… и снова потупилась. Потому что в его темных глазах, обычно спокойных и непроницаемых, горела такая страсть, что у Кэролайн захватило дух.
Внезапно она осознала, что они здесь вдвоем, одни, в огромном пустом доме. Что на многие мили вокруг нет ни единой живой души, кроме лошадей в конюшне. Что снаружи гроза превратилась в настоящую бурю. Небосвод почернел, и казалось, что наступила ночь, а струи дождя с шумом хлещут по крыше. А значит, даже если она захочет это сделать — хотя скорее всего у нее вообще не возникнет такой мысли, — простое человеколюбие не позволит ей выставить из дому Брей-дена Грэнвилла.
— Ах, — невольно вырвалось у нее, — Боже мой!
А потом, к ее ужасу, она почувствовала, как Брейден протянул свободную руку и вытащил длинную шпильку из спутанной копны волос, которую она поленилась расчесать.
— Ой… — вздрогнув, пролепетала она.
Он заколебался, и рука, уже протянувшаяся к следующей шпильке, замерла в воздухе перед ее глазами.
— Я сделал тебе больно? — спросил он.
— Нет, — ответила Кэролайн. — Только…
— Только — что?
— Только я не хочу, чтобы ты это делал.
— Чтобы я делал — что?
— Вот так прикасался к моей голове, — с отчаянием выпалила она. — Это неправильно!
Брейден опустил руку, и его взгляд, по-прежнему прикованный к ее лицу, снова стал непроницаемым.
— Ты не хочешь, чтобы я прикасался к твоим волосам?
Она с силой кивнула и тут же пожалела об этом, потому что Брейден умудрился вытащить самую главную шпильку. И теперь собранные на затылке волосы грозили вот-вот рассыпаться по плечам.
— Это неправильно! — повторила она. Ей стало трудно дышать, как будто грудь сдавило железным обручем. Вдобавок Кэролайн всерьез опасалась, что в любую секунду может разрыдаться. — Разве ты сам не видишь, что это неправильно, Брейден? Все, что мы делаем, что говорим… это неправильно! Я была не права, я ошибалась! И не пытайся мне возражать!
— Так вот почему ты сбежала? — спросил он на удивление добродушным тоном.
— Д-да. — Она почувствовала, как вскипают в глазах злые слезы. Комната стала дрожать и расплываться, и ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы избавиться от соленой влаги. — Я не могу… я этого не вынесу!
— Не вынесешь моих прикосновений? — В его голосе снова послышалась обида.
— Нет!!! — Она подняла руку — ту, что пока оставалась свободной, ту, чью ладонь он не гладил большим пальцем — и смахнула предательские слезы. — Нет, не это. Просто я невеста, я предназначена в жены другому, и это совсем не так уж приятно — выходить замуж… и при этом знать… что ты любишь совсем другого!
Ну вот! Она это сказала. Она произнесла вслух то, что камнем лежало у нее на сердце.
А Брейден Грэнвилл почему-то закашлялся. То ли ей показалось, то ли он действительно ощутил некоторую неловкость после ее признания?
— Не правда ли, забавное совпадение? — хмыкнул он. — Потому что я тоже не нахожу приятной необходимость жениться… — Он умолк, и Кэролайн вопросительно посмотрела на него сквозь слезы, застилавшие ей глаза.
И обнаружила, что не в силах отвернуться. Что-то в его глазах притягивало ее взгляд и удерживало на месте, как магнит или самый стойкий клей.
— …и знать при этом, — торжественно добавил он, — что люблю совсем другую.
На этот раз, когда его рука потянулась к ее волосам, Кэролайн не стала возражать. И не стала понапрасну сотрясать воздух, выражая возмущение и протест. Она просто сидела неподвижно, пока Брейден вытаскивал из ее волос очередную шпильку…
И вот наконец роскошные длинные волосы, получив свободу, легли на ее плечи дивной шелковистой волной.
— Так, — произнес Брейден настолько хрипло, что Кэролайн с трудом узнала его голос, — гораздо лучше.
Глава 32
А потом его пальцы погрузились в теплый шелк ее волос, и он осторожно привлек к себе ее лицо…
И Кэролайн не протестовала. Да и как она могла? Он любил ее. Она словно родилась заново, и каждая жилка в ее теле трепетала от счастья. А сердце то сладко замирало в груди, то начинало биться дико и неистово, повторяя три волшебных слова: «Он меня любит. Он меня любит. Он меня любит!»
Вот почему ее не возмутило, когда он жадно приник к ее губам и, обняв за талию, прижал к себе так, что она чуть не задохнулась. И даже то обстоятельство, что их разделял лишь тонкий пеньюар, не вызвало у нее ни малейшей тревоги.
Вернее сказать, она даже испытала облегчение от того, что на ней почти не было одежды. Потому что на этот раз ее тело не стягивал корсет, ничто не мешало ей впервые в жизни испытать некоторые ощущения… и насладиться ими во всех потрясающих подробностях. Таких, как широкая мужская грудь, намного более жесткая, чем ее собственная, или тепло его тела, проникавшее сквозь сорочку.
Но конечно же, самой интересной частью тела оставался тот длинный и твердый предмет у него между ног, так напугавший ее вчера вечером (ей все еще с трудом верилось, что с тех пор едва минуло двадцать четыре часа). Первый испуг давно прошел и забылся, и теперь она горела нетерпением исследовать этот предмет во всех деталях. Он показался ей тогда таким странным… он и сейчас вел себя довольно странно, упираясь ей в ногу через брюки.
Брейден продолжал целовать ее так, что все поплыло у нее перед глазами, и единственной надежной опорой в этом мире остался он сам. Наконец он поднял голову и прошептал дрожащим голосом:
— Сними это!
Его пальцы легонько потеребили ворот ее ночной рубашки.
Но Кэролайн покачала головой, отчего темное золото ее волос заиграло в пламени очага.
— Нет, — ответила она таким же дрожащим голосом.
— Нет? — Он опешил, уязвленный ее отказом.
Но Кэролайн дернула его за жилет:
— Сначала ты.
Она отшатнулась, ошеломленная тем проворством, с каким Брейден разом избавился и от сорочки, и от жилета. Он сдернул их с себя в один прием, так что только треск стоял от отдираемых пуговиц и лопавшейся ткани.
И тогда ее восхищенному взору предстал великолепный мужской торс с выпуклыми мускулами, играющими под смуглой кожей, и жесткими темными волосками на груди. Ее руки сами потянулись к нему, и Кэролайн охнула от наслаждения, почувствовав под ладонями живую горячую плоть.
Брейден снова принялся целовать ее, но теперь его поцелуи не были такими жадными — скорее они содержали некий немой приказ. Тем временем его руки на ощупь расправлялись с тесемками на ее ночной рубашке и развязывали пояс на халате. В какой-то момент Кэролайн показалось, что Брейден избавится от ее одежды так же, как избавился от своей. Но каким-то чудом ему удалось сохранить терпение и действовать гораздо более осторожно, а потому Кэролайн даже не заметила, как оказалась совершенно голой.
Но от очага струилось такое уютное тепло, а его руки были такими умелыми и ласковыми, что она обнаружила свою наготу только тогда, когда он прижался к ней всем телом…
Это ощущение было столь неожиданным и в то же время столь чудесным, что Кэролайн, не сознавая, что делает, приникла к нему еше теснее. Его руки благоговейно скользили по ее дивному телу, словно Брейден старался на ощупь запомнить каждую линию и каждый изгиб. Он то теребил ее чуткие соски, то подхватывал ее под ягодицы, прижимая к себе.
И все это время его губы не прекращали своей волшебной игры, они покрывали Кэролайн частыми нежными поцелуями, как будто ему было жизненно необходимо отведать на вкус ее рот, ее шею, ямку над ключицей и затвердевшие от возбуждения розовые соски…
А потом неожиданно его темноволосая голова поднялась над ложбинкой между грудями, и их взгляды встретились. Не спуская с Кэролайн напряженного взора, Брейден медленно, но решительно опустил ее на пол.
Или, вернее, на теплую пушистую шкуру, на которой они стояли на коленях.
Но даже после этого Кэролайн не смутилась. Конечно, ее сердце билось так неистово, что готово было выпрыгнуть из груди. Но это был не страх — это был ответ на то, как часто и неистово билось его сердце. Нет, она не утратила отвагу… даже теперь.
Но стоило ей улечься на медвежью шкуру, и всей спиной почувствовать под собой густую мягкую шерсть, и увидеть, как Брейден, все еще стоявший на коленях, снял брюки и выпустил на волю то, что так настойчиво толкалось ей в бедро…
…и лишь тогда отвага Кэролайн покинула ее в одно мгновение, как вода расколотую вазу. Она просто не понимала, как физически возможно то, что должно было произойти… или, вернее, уже происходило.
Однако достаточно было взглянуть на Брейдена, чтобы убедиться, что он совсем не разделяет ее опасений. Он снова стал ее ласкать и вскоре прикоснулся к ней в том самом месте, где сосредоточилось жаркое пламя, волнами растекавшееся по телу. Как и следовало ожидать, она испытала еще большее наслаждение… только он ведь не мог на самом деле думать… он же не собирался прямо сейчас…
Но судя по всему, именно это он и собирался сделать, поскольку улегся на нее так же, как вчера, на качелях, только сегодня они оба были обнажены. Это оказалось так здорово, что Кэролайн чуть не застонала от восторга. И все же он не мог, ну не мог он…
Он смог. Гладкий кончик того самого невозможно огромного, невозможно твердого предмета коснулся ее там, в том самом месте. Кэролайн охнула от неожиданности, напряглась всем телом и судорожно вцепилась в его широкие плечи, служившие ей якорем с той минуты, когда мир вокруг начал вращаться в волшебном вихре удовольствия. Теперь она попыталась оттолкнуть эти плечи в отчаянной попытке его остановить.
Он с неохотой оторвался от ее губ и обратил на Кэролайн затуманенный взор.
— Что с тобой? — прошептал Брейден, и Кэролайн, лежа под ним, закусила горевшую от поцелуев губу, судорожно стараясь найти нужные слова.
Но у нее не повернулся язык. Как она могла признаться этому человеку, что с ним что-то не так, что определенные части его тела явно деформированы и это делает невозможной их близость? Но с другой стороны, Брейден всю жизнь только и делал, что занимался любовью с разными женщинами. Об этом знает весь Лондон. Так, может, дело не в нем, а в ней? Может, это она деформирована? Может, она с самого рождения стала жертвой какой-то неизлечимой болезни, но просто не знала об этом? Может, ей вообще не суждено изведать близость с мужчиной? Потому что если остальные мужчины такие же, как Брейден, ни один из них просто не поместится…
— Кэролайн. — Его голос показался ей довольно странным, как будто каждый звук давался Брейдену с превеликим трудом. Искоса глянув на него — вернее, на его лицо, загородившее для нее весь мир, — Кэролайн увидела, что он выталкивает слова сквозь стиснутые зубы. — Что с тобой?
— Ничего, — поспешила заверить Кэролайн. — Только…
Она почувствовала, как он налегает все сильнее, как кончик затвердевшего копья проникает туда, где недавно были его пальцы, как он раздвигает податливую плоть, горячую и скользкую от влаги…
И вдруг, как по волшебству, он оказался внутри ее. Он вошел в нее, не в силах больше сдерживаться, околдованный ее страстным, горячим ответом.
Он не хотел спешить. Он хотел быть терпеливым и чутким. Но все благие намерения пошли прахом, стоило ему ощутить это влажное, живое тепло. Стиснув зубы, он двинулся вперед, всего лишь на сотую долю дюйма… по крайней мере он так считал. Но оказалось, что этот рывок до отказа погрузил его копье в горячие тугие ножны. Она испуганно вскрикнула и дернулась в его руках.
А он почувствовал себя ужасно виноватым. Ведь ей было больно, тогда как он сам содрогался от наслаждения. Да и как могло быть иначе, если она стиснула его что было сил, сильнее, чем могла бы сделать это рукой…
Кэролайн, лежа под ним, широко распахнула глаза. Она зажмурилась, когда Брейден вошел в нее, и теперь у нее был вид человека, неожиданно познавшего великую тайну жизни.
— Прости меня, — хрипло выдохнул он, сжимая в ладонях милое лицо и осыпая его частыми поцелуями. — Прости, Кэролайн! Я так сильно тебя люблю…
Но Кэролайн, как будто осененная внезапной догадкой, ответила лишь тем, что слегка пошевелилась под ним… совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы он охнул от восторга, удивляясь тому, какая она тугая и горячая. А до нее в эту минуту дошло, что она напрасно ужасалась величине и твердости этого непонятного поначалу предмета. Теперь ей стало ясно, отчего возникало это ощущение пустоты и странного щемящего голода, когда Брейден ласкал ее пальцами. Это инстинкт твердил ей о том, чем на самом деле необходимо заполнить эту пустоту.
Наверное, осознание такой простой истины отразилось на ее лице, потому что Брейден снова поцеловал ее в губы и стал двигаться сильными, нетерпеливыми рывками, как человек, окончательно утративший контроль над собой. С каждым ударом он старался погрузиться в нее как можно глубже.
Внезапно Кэролайн, обхватившая его за шею и отвечавшая на его рывки, ощутила, как напряглось ее тело. Оно стало похоже на туго натянутую струну, покорную воле искусного музыканта. Едва дыша, с бешено бьющимся сердцем, она приникла к Брейдену, стараясь вобрать его в себя до конца.
А потом струна не выдержала напряжения и лопнула, и Кэролайн показалось, что она разлетелась одновременно в тысяче направлений.
Право же, так оно и было! Она и охнуть не успела, как пронеслась в волшебном полете над горами и долами, бурными океанами и пыльными пустынями, сквозь чопорные тихие гостиные высокородных британцев и пропитанные благовониями японские пагоды. Сквозь полные воздуха и свети дворцы магараджей и пестрые шатры бедуинов. Она летела, она действительно летела над ними, как будто ее несли птичьи крылья или волшебный ковер-самолет. Это было самое невероятное ощущение в ее жизни…
…до той секунды, пока она не испытала горького, но в то же время чудесного потрясения, вернувшись снова на землю. Это случилось, когда Брейден издал то ли стон, то ли крик и рухнул на нее без сил. Кэролайн несказанно удивилась, обнаружив, что они, оказывается, находятся в загородном доме семьи Стэнхоупов и лежат прямо на полу в гостиной. И в доме, кроме них, нет ни единой живой души.
Брейден, едва успев перевести дух, первым делом спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
И дыхание, и пульс у Кэролайн все еще оставались далеки от нормы. Между прочим, и у Брейдена сердце билось гораздо чаще обычного, и Кэролайн даже испугалась: уж не хватит ли его удар?
— Прекрасно, а как же еще! — ответила она и поинтересовалась: — А ты?
По-видимому, он счел ее вопрос забавным, потому что, с улыбкой протянув руку, отвел с ее лица спутанные волосы.
— Я чувствую себя замечательно, — весело сказал он.
На несколько минут они затихли, рассеянно вслушиваясь в треск поленьев в камине и шелест дождя за окном.
— Да будет тебе известно, — наконец заговорил Брейден, и его голос показался Кэролайн виноватым, — что я не хотел, чтобы все произошло именно так.
— Это было неправильно? — Кэролайн живо перевернулась на бок и заглянула ему в лицо. Еще бы, сам профессор признает, что допустил ошибку!
— Конечно, неправильно! — с искренним раскаянием признался Брейден. — Приличным леди полагается терять невинность в постели, а не на полу в гостиной.
— Ах, какая незадача!
— Еще бы! Ты уж прости меня, Кэролайн.
— Я сделаю все, что в моих силах, — отчеканила она.
— А сейчас, — продолжал он, поднимая с пола скомканный халат, — ты оденешься… Впрочем, думаю, его лучше не надевать. Он весь испачкан… У тебя есть другой?
— Конечно, — ответила Кэролайн, с удовольствием разглядывая очевидные доказательства ее грехопадения, — наверху, первая спальня направо!
— Очень хорошо. Подожди здесь, я принесу тебе халат. А потом мы пошарим в кладовке и посмотрим, нет ли там чего нам на ужин.
Кэролайн, охваченная сладкой истомой, лежала не шевелясь, пока он натягивал брюки. Она только что обнажила перед ним свое сердце и душу. Разве после этого ее могла смутить телесная нагота?
— Все слуги живут внизу, в деревне, — виновато сообщила она.
— И слава Богу, — без обиняков ответил Брейден.
— Ну да, конечно, — смутилась Кэролайн. — Но понимаешь, нам придется самим что-то готовить на кухне. И я должна тебе признаться, что ни разу в жизни не подходила к плите.
— Тебе очень повезло, — заявил Брейден с самодовольной улыбкой, — потому что я умею готовить.