ДЖЕММА

К моему большому удивлению, уход Оуэна оказался для меня ударом разрушительной силы. Я понимала, это глупо, но на следующий день я проплакала всю дорогу на работу, потом плакала на работе, а потом еще и дома, вечером. На другой день я проснулась, и все повторилось сначала. Как будто ко мне вернулись мои пятнадцать лет.

Когда меня бросил Антон, все было совсем иначе. Его уход меня ожесточил и оскорбил, я тогда сильно изменилась в своем отношении к людям. Оуэна же я не называла негодяем и не фантазировала насчет его возвращения. Даже не собиралась прилагать к тому никаких усилий. Его уход вызвал не прилив злости, а большую печаль.

Я позвонила Коди, он повел меня выпить и поговорить по душам.

— Я никогда не воспринимала это всерьез, но что, если Оуэн и есть мой единственный?

Коди фыркнул.

— Единственные же разные бывают! Ты подчас и не догадываешься, что тот, кого ты встретил, — твоя судьба. Одна женщина повстречала своего единственного, когда плыла на пароходе в Австралию, но она тогда пасла одного австралийца, а когда приехала, тот стал ходить вокруг да около, и тут она поняла, что тот парень на корабле и был ее единственный…

— Какая еще женщина? Кто это? — поинтересовался Коди.

— Одна мамина знакомая.

— Господи ты боже мой, она уже советуется по поводу своей личной жизни с Морин Хоган! Это все равно что брать уроки пилотирования у Усамы бен Ладена.

— Теперь мне не с кем делиться своими фантазиями насчет Антона.

— Как это?

— Мы с Оуэном сочиняли всякие истории — как он воссоединяется со своей Лорной, а я — с Антоном. И вот теперь Оуэн опять с Лорной, а я… я… — Долгая пауза, во время которой я пыталась справиться со слезами. — Я ни с кем!

— Значит, ты развлекалась со своим парнем тем, что фантазировала — вслух, насколько я понимаю? — о том, как вернешь себе его предшественника? Ну, поздравляю.

— Это было совсем не так, как может показаться. Мы утешали друг друга. — Я так рыдала, что из меня вырывались всхлипы, похожие на чмоканье доктора Лектора, но это было непроизвольно. — Мне так нравился Оуэн, и теперь мне так без него плохо… — Новая порция слез вырвалась на волю и хлынула по щекам. Как это все неправильно!

Коди смотрел на меня, как завороженный.

— Господи ты боже мой! Да вы же с ним только и делали, что ссорились.

— Я знаю. Я знаю, что все это очень глупо.

— Когда ты в последний раз так плакала?

Я стала вспоминать. Когда ушел папа? Нет, тогда я и слезинки не проронила. Когда ушел Антон? Тоже нет, во всяком случае — не так. Я замкнулась и возненавидела всех. Я была в таком напряжении, что не могла плакать, и это напряжение, похоже, у меня так и не прошло.

— Не знаю. Похоже, никогда. Господи, Коди, у меня что, нервный срыв?

Любой другой бы ответил: «Ну, ну, что ты, что ты, ты просто немножко огорчена». Любой, но не Коди. Этот с серьезным видом объявил:

— Что-то с тобой происходит, это уж точно. Может, это запоздалая реакция, но что-то точно есть. В психологии это называется переносом, кажется.

— Я думаю, что это даже лучше — все выплеснуть наружу, — всхлипнула я.

— Да-а, — с сомнением протянул он, — только старайся не делать этого на людях.

— Спасибо, Коди. — Я снова забилась в рыданиях. Когда ко мне вернулась способность говорить, я сказала: — Ты мне очень помог. За тебя!

Я пошла в турагентство отказываться от поездки на Антигуа и снова заплакала. Потом расплакалась еще горше, когда мне сказали, что денег назад не вернут.

— То, что ваш друг возвратился к своей старой подружке, не покрывается условиями нашей страховки, — объяснила мне тетенька в турагентстве.

— Всегда можно найти какую-то лазейку, — заметила я и опять раскисла.

— А почему вы не хотите съездить несмотря ни на что?

— Я не могу. В таком состоянии я не сумею даже сесть в самолет.

Тетенька меня пожалела и нарушила правила, однако сказала, что денег мне все равно не вернут, а придется мне купить какой-нибудь другой тур на эту же сумму — когда мне «станет полегче».

— Я знаю, сейчас вы думаете, что этого никогда не произойдет, — добавила она. Прямо как знала! — Но вы сами потом удивитесь.

Я стала настоящей развалиной. Я плакала по любому поводу. Я делала это намеренно. Я брала напрокат видеокассеты с такими слезливыми фильмами, над которыми не будет рыдать только обладатель каменного сердца. В баре я хватала людей за жилетку и принималась насильно посвящать их в детали моей душевной драмы. На рождественской вечеринке нашей фирмы (мы их всегда проводим в январе, так как в декабре заняты организацией праздников для других) я довела себя до такого отчаяния, что меня, в безутешных рыданиях, в срочном порядке увезли домой.

Даже работа разбивала мне сердце. Я трудилась над очень необычным мероприятием — Макс О'Нил, молодой человек — всего двадцать восемь! — больной каким-то неизлечимым заболеванием, нанял меня организовать свои поминки. Поначалу я растрогалась и даже была польщена, что он выбрал меня. (Хотя ФФ так не радовались. Франческа даже пробурчала: «Постоянного клиента из него не выйдет».) Всякий раз, как мы с ним встречались и записывали видеообращения к его друзьям с призывом не грустить или планировали, какие напитки закупить для «вечеринки», я уходила домой убитая горем.

И в разгар всего этого слезотечения я нагрянула к Джонни. После очередной, особенно душераздирающей, встречи с Максом я проезжала мимо аптеки, и что-то подтолкнуло меня заскочить — в расчете получить хоть какое-то утешение, что-то вроде мороженого для души. Мы обменялись новогодними пожеланиями, после чего Джонни спросил:

— Что брать будешь?

Об этом я и не подумала.

— А… Бе… Давай леденец с глюкозой. А это у тебя что? Стерильная марля? Я возьму пачку.

— Джемма, ты уверена?

— Нет, нет, не буду. Давай один леденец.

Я хотела расплатиться, но он не позволил («Я тебя умоляю! Это же только леденец!»). Я все не уходила.

— Как дела-то? — спросил он.

— Прекрасно, — жалобно пропищала я. — Папа вернулся. А как твой брат?

— Очень хорошо. Скоро выйдет на работу, и я снова буду сам себе хозяин. А ведь скоро твоя книга выходит, да?

— В мае. А в аэропортах в дьюти-фри появится раньше. В марте или около того.

— Рада, наверное?

— М-ммм…

— А я жду не дождусь, когда можно будет прочитать.

— Постараюсь достать тебе бесплатный экземпляр. — Мои опасения относительно того, что он прочтет о себе, успели развеяться, все смыла неизбывная печаль.

В конце концов он спросил — и нельзя сказать, чтоб я сама не напросилась:

— А как твой не-кавалер?

— Ах, это… Там все кончено. Он вернулся к своей старой подружке. Расстались полюбовно.

На глаза навернулись слезы — слава богу, я не опозорилась настолько, чтобы разрыдаться в голос, но Джонни все же протянул мне бумажный платок. Что вы хотите, у него их полный магазин.

Позже, уже дома, я сообразила, что этот добросердечный жест — протянутый мне платок — и спровоцировал последующее безумие. Я промокнула глаза и неожиданно сказала:

— Может, сходим как-нибудь выпить? Вдвоем.

Я даже уши навострила. Неужели я действительно это сказала?

Потом посмотрела на него. Надо было вам видеть. Он был искренне оскорблен.

— Ой, прости, — поспешила извиниться я. — Прости, прости.

Я села в машину, сжимая в руках доставшийся даром леденец. Папа вернулся, а я еще сильнее спятила.

Тогда я и подумать не могла, что жизнь так круто изменится.

Все началось со звонка Жожо.

— Новости сногсшибательные, — сказала она. — Мне позвонили из продюсерской компании «Ай-Кон». Они хотят купить права на «Радугу» — для телесериала. Желание у них огромное, но денег нет. Но они поговаривают насчет совместного продюсирования с Би-би-си. Антон сказал…

— Антон?

— Да, Антон Каролан. Он, кстати, ирландец, вы его можете знать.

— Я его знаю.

Пауза.

— Глупость сморозила. Вы же с Лили знакомы, конечно, вы его знаете! — оживилась еще больше Жожо.

— Я его знала еще до Лили. — Вообще-то, я не стремилась расставить все точки. Просто я была ошеломлена: Антону нужно что-то от меня. У меня есть нечто, что нужно Антону. И в самых изощренных фантазиях я не могла себе представить подобной ситуации. Я вспомнила, как три с половиной года назад чуть не довела себя до самоубийства, и все из-за него. Он был мне так нужен, а я ничего, ровным счетом ничего не могла сделать. Какая странная штука жизнь. Задыхаясь, я сказала:

— Жожо, расскажите поподробнее.

— Я вам сказала все, что знаю. У них денег нет, но они есть у Би-би-си. Так вас это интересует? В принципе?

— Конечно, интересует!

Я им передам. Только учтите, такие вещи быстро не делаются, так что дышите спокойно, я вас буду держать в курсе.

— Но…

Она уже положила трубку, а я уставилась на телефон, от изумления не в силах продолжать работу. Антон! Нежданно-негаданно! И хочет мою книгу!

Жожо сказала, его фирма называется «Ай-Кон», я мигом залезла в Интернет и не поверила увиденному: они были в глубокой заднице. Я набрела на заметку из одного отраслевого журнала, где говорилось, что за год с лишним «Ай-Кон» не выпустил ни одной приличной передачи и не заработал ни копейки, и, если в ближайшее время положение не исправится, им придется закрывать лавочку. Получалось, моя книга для них — как спасательный круг, вопрос жизни и смерти. Я могла и ошибаться, а если нет? Насколько она нужна Антону? Я впервые за многие месяцы задумалась о них с Лили. Лили сейчас, наверное, несладко, тем более что и ее книжка провалилась. Может, она уже надоела Антону и он готов сойти на берег?

Что мне делать, думала я. Оставить все идти своим чередом или связаться с ним напрямую? В конце концов, мы же старые друзья…

Следующие два дня я ни о чем другом не думала; по сути дела, меня настолько поглотил этот вопрос, что я даже плакать забыла.

Потом Жожо позвонила опять.

— Джемма, вам удобно говорить? У меня для вас предложение.

— Еще одно? Выкладывайте.

— Я решила, — возбужденно произнесла она, — работать самостоятельно и хочу забрать вас с собой.

Везет же ей! Я бы тоже с радостью открыла собственное агентство. Но мои черты лица мне нравятся в их нынешнем виде.

— Так что скажете? Да или нет?

В этом деле я была профан. Эта женщина добыла мне шестьдесят тысяч. Зачем мне ее на кого-то менять?

— Можете на меня рассчитывать. А какие еще авторы с вами уходят?

— Миранда Ингланд, Натан Фрей, Эймон Фаррел…

— А Лили Райт?

— Я с ней пока не говорила, но думаю, что и она тоже.

— Несмотря на то что ее последняя книга была не очень успешной? — Это мягко сказано. Она была провальной. В последних «Книжных известиях» вышла еще одна заметка о том, что книга потерпела фиаско и издательство несет большие убытки. Договор с Лили они продлить отказались, и ей очень повезет, если вообще удастся когда-либо его заключить.

— Рецензии очень хорошие, — сказала Жожо.

Неужели? Значит, я их пропустила.

ЖОЖО

Пятница, утро

Жожо проверила, напечатано ли в «Книжных известиях» официальное сообщение о ее избрании в партнеры, потом пошла к Марку и протянула ему конверт. Он взглянул.

— Это что?

— Мое заявление. Я ухожу. Взгляд у Марка стал потухший.

— Жожо, я тебя умоляю… Тебя же произвели в партнеры, разве ты не этого хотела?

— Да, но только благодаря тому, что мой возлюбленный нажал на все рычаги.

— Твоему возлюбленному надо было сразу думать и проголосовать за тебя, тогда бы и на рычаги нажимать не пришлось. Прости меня.

— Ты сделал то, что считал правильным.

— Не уходи, не делай этого, — взмолился он. Она в ужасе увидела, что он сейчас расплачется. — Тебе же нужна работа!

— Работа у меня есть.

— Где?

— Я теперь буду работать на себя.

Марк издал невнятный звук — что-то среднее между смешком и вздохом.

— Марк, я вынуждена. Я не могу здесь оставаться. Как я буду работать рядом с Гантом, когда получила партнерство в обход правил? Ничего не получится. И я не собираюсь пахать на другое агентство и ждать, когда повторится та же история.

Он горько рассмеялся, а потом спросил:

— Жожо, а как же мы с тобой? Ты и я? Ты и в личном плане будешь теперь сама по себе?

Забавно, но она пока не решила, как быть — но только до этой самой минуты. Сейчас она посмотрела на Марка, на его любимое лицо, такое родное и такое прекрасное, подумала о том, как сильно они друг к другу привязаны и как сильно друг другу нужны, об их дружбе, о надежде на будущее, о детях, которые у них могли бы родиться, о том товариществе и интеллектуальном общении, которое у них всегда было и будет до самой старости.

— Да, Марк, — сказала она. — Все кончено.

Он кивнул, словно был к этому готов.

Потом, в первый и последний раз, она сделала то, чего никогда не позволяла себе в рабочее время: она его обняла. Прижалась к нему всем телом, чтобы запомнить это ощущение, запомнить его запах, жар его тела. Прижалась сильно, стараясь навечно запечатлеть его в своей памяти. И ушла.

Жожо освобождала стол и удивлялась, куда подевались картонные коробки, которые в кино всегда возникают, когда люди внезапно увольняются. Не то чтобы у нее было много пожитков, к барахольщицам она не относилась, но эти коробки такие удобные…

По коридорам агентства гулял шепоток: Жожо собирает вещи, к чему бы это?

Зазвонил телефон, она рассеянно взяла трубку. Миранда Ингланд.

— Жожо, я тут подумала…

Жожо похолодела.

— В вашей новой компании ведь нет отдела зарубежных авторских прав?

— Пока нет. Но будет.

— И отдела связи с прессой тоже нет?

— Он будет.

— Жожо, я ведь сейчас не пишу по книжке в год, и деньги от продаж за рубежом мне очень нужны. В Германии я зарабатываю почти столько же, сколько здесь. И права на экранизацию неплохо кормят.

— Миранда, кто вам звонил? Ричи Гант?

— Никто!

— Что он вам предложил?

— Ничего!

— Более низкую комиссию? Да? Девять процентов? Восемь? Семь?

Миранда помолчала и призналась:

— Восемь. А насчет юридического и рекламного отдела он прав.

Перед ней выплясывал Мэнни с запиской в руках: «Звонит Джемма Хоган. Это срочно!»

— Миранда, я вам предлагаю семь процентов, а интересующие вас отделы появятся у нас в течение трех месяцев.

— Хорошо, я подумаю.

ДЖЕММА

Я ехала со встречи с клиентом, когда у меня зазвонил мобильный. Я ответила, и мужской голос сказал:

— Могу я поговорить с Джеммой Хоган?

— Я у телефона.

— Это Ричи Гант из литературного агентства «Липман Хейг».

Компания Жожо.

— Здравствуйте. — Интересно, зачем он мне звонит?

— Вы, возможно, не в курсе, но ваш агент Жожо Харви уходит из «Липман Хейга» и собирается работать самостоятельно.

— Я в курсе.

— А-а. Что ж… Видите ли, в чем дело… Жожо прекрасный агент, но работать в одиночку? Мы тут тревожимся за ее клиентов.

— Правда?

— Что значит работать самостоятельно? У нее не будет ни отдела продажи авторских прав за рубеж, ни отдела по связям с прессой. Мне кажется, из вашей «Радуги» получится прекрасный фильм, но Жожо, с ее новым статусом, вряд ли сможет это протолкнуть.

— Да, но…

— Не вижу причины, почему бы вам не остаться в «Липман Хейге». У нас много превосходных агентов, я сам буду счастлив представлять ваши интересы. А я к тому же партнер.

Я сказала, что подумаю, и немедленно позвонила Жожо. Она говорила по другому телефону, и я сказала ее помощнику, что вопрос не терпит отлагательств. Она тут же перезвонила.

— Жожо, мне только что позвонил некий Ричи Гант и сказал, что у вас нет отдела продажи авторских прав за рубеж и он сам хочет меня представлять. Что происходит?

— И вам тоже? Не успела я подать заявление, как он кинулся переманивать у меня клиентов. — В ее голосе послышались визгливые нотки. — У нас тут прямо какой-то «Джерри Магуайер» разворачивается. Вот люди!

Когда она мне звонила в прошлый раз, идея создания независимого агентства в ее устах звучала как нечто потрясающее. Сейчас я слышала в ее голосе панику. По той или иной причине ей пришлось уволиться, и она теперь мечется в поисках клиентов, чтобы встать на ноги.

Меня мгновенно осенило, я даже удивилась, что такая возможность сама плывет мне в руки: Жожо нужны клиенты — что, если я соглашусь остаться с ней при одном условии: что она не возьмет Лили? Я представляю намного большую ценность, чем Лили: ее карьера, считай, закатилась, а моя вся впереди.

А без агента Лили и вовсе канет в небытие, и в моих силах это сделать. К тому же Антону нужны права на мою книгу — на какие он пойдет жертвы, чтобы спасти свою карьеру? Антон фантастически честолюбив, по крайней мере был. Три с половиной года назад.

В самых своих бурных фантазиях на тему мщения я не поднималась до таких высот — это было сильнее, лучше и вернее.

Я вдруг хлебнула свежего воздуха. Внезапно мне представился уникальный шанс перевернуть свою жизнь, зачеркнуть годы унижения и одержать верх над соперницей. Я поняла, какая власть оказалась в моих руках. У меня даже голова закружилась. Интересно, понимает ли это Лили?

Надо ехать в Лондон. Я должна повидаться с Антоном.

ЛИЛИ

Джемма меня настигла. До сих пор я готова была признать, что у меня на ее счет навязчивая идея — комплекс вины. Но я ничего не присочиняла, все происходило наяву.

Антон спешил получить права на ее книгу. Пока до личного контакта еще не дошло, но это лишь вопрос времени, после чего все будет кончено. Но ей и этого оказалось мало — это выяснилось, когда мне позвонила Миранда Ингланд.

— Лили, — сказала она, — я тут подумала о новом статусе Жожо. Вас не беспокоит, что у нее не будет ни зарубежного отдела, ни рекламного? Мне только что звонил этот противный Гант…

— Какой такой новый статус Жожо?

Миранда всплеснула руками.

— Только не говорите, что вы не в курсе! Жожо уходит. И будет работать одна.

Я ничего подобного не слышала.

— Она обзванивает всех своих авторов, чтобы забрать с собой.

А меня она, значит, брать не хочет? Паника стиснула меня стальными клещами.

— А кто еще уходит? — спросила я.

— Эймон Фаррел, Марджори Фрэнке, этот чудик Натан Фрей… — Стольких людей обзвонили, а мне никто ничего не сказал… Я не дурочка. Я поняла, что это неспроста. Потом Миранда произнесла то, чего я со страхом ожидала: — …и эта новенькая, Джемма Хоган.

На лбу у меня выступил пот. Теперь понятно, почему Жожо мне не позвонила. Ясное дело, Джемма выдвинула ей условие — не брать меня. Если я останусь без агента, от моей литературной карьеры не останется и тех тлеющих угольков, в которых пока еще теплится огонек. Никто не возьмется меня представлять; без Жожо мне конец.

ДЖЕММА

Я вылетела из Дублина первым утренним рейсом и прямо из Хитроу направилась в «Липман Хейг». На мне был новый черный костюм. От Донны Каран. Нет, от Прады. Неважно. Главное — в нем у меня осиная талия и вид самый шикарный. Я отхватила его на распродаже по очень даже разумной цене.

— Жожо, вы и ваша новая фирма… Я с вами!

— Отлично, не пожалеете.

Но прежде чем пожать ее руку в знак достигнутого согласия, я сказала:

— Одно условие.

— Да?

— Лили Райт.

— Лили Райт?

— Я хочу, чтобы вы ее с собой не брали. Жожо встревожилась.

— Лили Райт сейчас бросать нельзя. Если я ее брошу на «Липман Хейг», навряд ли кто захочет ее представлять. Это будет означать конец ее писательской карьере.

Я развела руками:

— Таково мое условие.

Жожо внимательно на меня посмотрела. В глазах читалось уважение. Она медленно кивнула:

— Хорошо. Лили не возьмем.

— Отлично. — Я пожала ей руку. — С вами приятно иметь дело.

В лифте я сжала кулаки. Успех совсем рядом! Скоро я буду отомщена. Отомщена, отомщена, говорю вам!

Контора «Ай-Кона» находилась всего в трех кварталах, но по дороге мне попался обувной магазин, и там я купила со скидкой две пары сапог, так что на встречу опоздала на двадцать минут. Неважно! Я вплыла в дверь, нахально размахивая покупками.

Странно было видеть Антона после трех с половиной лет разлуки. Он ничуть не изменился: те же чертики в глазах, тот же небрежный шик. И, конечно, то же обаяние — целое море. Есть вещи, которые не меняются.

— Как дела, безумная женщина? — улыбнулся он. — Входи, садись. Выпьешь? Сядь! Выглядишь фантастически.

Когда мы с ним виделись в последний раз, я изнемогала от любви к нему. Тогда Антон имел надо мной неограниченную власть. Но не теперь. В силу какого-то дикого поворота судьбы, в силу того, что в жизни, в кои-то веки, восторжествовала справедливость, его будущее теперь находилось в моих руках.

Он улыбнулся мне своей широкой, радостной улыбкой.

— Джемма, продай нам свою книжку. Прекрасная книга. Мы сделаем из нее отличное кино. Можешь не сомневаться: мы не подведем.

— Неужели? — холодно отозвалась я. — Антон, я тут провела кое-какие изыскания. Ваша фирма на грани банкротства. Так что книжка вам нужна позарез.

Он заметно сник:

— Может быть.

— Не «может быть», а точно. Сейчас я тебя обрадую, Антон: ты можешь ее заполучить, не платя ни пенса.

— Да?

— При определенных условиях.

— Каких же?

Я немного выждала, для пущего драматизма.

— Как там Лили? — спросила я. — Вы хорошо ладите?

К моему удивлению — я не ожидала, что он так быстро в этом признается, наверное, у них все просто ужасно, — он повесил голову.

— Не очень хорошо.

— Не очень хорошо? Вот и отлично. Легче будет расстаться.

Я ожидала бурю возмущения — типа «о чем ты говоришь» и «не сходи с ума». Но он лишь кивнул и тихо сказал:

— О'кей.

— О'кей? — изумилась я. — Так просто? Не очень-то ты ее любишь, раз ставишь свою карьеру выше ее.

Не люблю. Вообще не люблю. И с самого начала не любил. Это все было ошибкой. Когда я приехал в Лондон, мне было одиноко, и я принял дружбу за любовь. Потом она забеременела, как я мог уйти? Но потом я прочел твою книжку… В ней — вся ты. Я вспомнил, какая ты классная девчонка и как нам с тобой было весело вместе. А сегодня я на тебя посмотрел, в этом шикарном костюме от Прады, и у меня не осталось никаких сомнений, что все это время я любил тебя. — Он стоял у окна и смотрел на лондонское небо цвета овсяной каши. — Я уже давно понял, что моя жизнь с Лили — сплошная ошибка. Еще тогда понял, когда она сделала пересадку волос, чтобы плешь прикрыть. — Он тяжело вздохнул. — Надо было еще тогда уйти, но у нее воспалились волосяные луковицы, пришлось лечиться антибиотиками, а от этого у нее с животом стало плохо. Было бы бесчеловечно взять и бросить ее…