Замри, умри, воскресни

Однако все переменилось в тот день, когда он забрел к ней в кабинет, чтобы попросить представлять «Липман Хейг» на издательском банкете. Пойти должен был он, но жена слегла с мигренью, и ему предстояло вместо нее идти на родительское собрание.

— Я понимаю, надо бы заранее, — сказал он, — но, может, ты сегодня не занята?

Жожо прищурилась.

— Не знаю, не знаю. Сколько я с тебя в прошлый раз взяла?

Она ожидала, что он рассмеется, но по выражению его лица поняла, что что-то не так. Марк даже не улыбался; напротив — словно окаменел. Ее легкомысленное настроение вмиг улетучилось — и уступило место удивлению: прежде он всегда был расположен к шутке, но, возможно, она требует от него слишком многого. При всей симпатии, он ей все-таки начальник.

— Извини, — серьезным тоном произнесла она. — Конечно, я свободна.

И она решила, что все вернулось в обычную колею, но через несколько дней стало ясно, что нет.

В «Парк-Лейн Хилтоне» проходила церемония награждения героев издательского мира, долгая и пышная процедура. Когда Жожо к концу вечера вышла на улицу и, держа в руках босоножки, встала в очередь за такси, появился Марк. За весь вечер она его ни разу не видела.

— Рыжая! — кинулся он к ней. — Я тебя искал.

— Вот она я.

Кто-то из очереди сзади прокричал:

— Марк Эвери, это как, интересно, называется?

— Это называется лезть без очереди.

— Хотя бы честно признается, — донеслось до Жожо.

— Как тебе мероприятие? — спросила она.

— Тра-ля-ля книги, — со смехом проговорил Марк. Он был в легком подпитии. — Тра-ля-ля продажи. — Тут он заметил, что она держит в руках туфли, перевел взгляд ниже и увидел ее босые ноги на холодном асфальте.

Жожо пожала плечами:

— Они мне жали.

Марк покачал головой с радостно-изумленным выражением на лице и стал вместе с ней дожидаться очереди, тихонько напевая себе под нос.

— Мое такси, — сказала Жожо. — Пока. До завтра. Она уже садилась в машину, когда сзади Марк тронул ее за волосы.

— Можно мне с тобой? — спросил он, когда она обернулась.

— Подбросить? Хочешь?

— Нет, я хочу поехать к тебе. Она решила, что ослышалась.

— Нет, — ответила ошеломленная Жожо.

— Но почему?

— Ты женатый человек. Ты мой начальник. Ты пьян. Продолжать?

— Утром я буду трезв как стеклышко.

— Но холостым от этого не станешь. И субординация никуда не денется.

— Ну пожалуйста.

— Нет! — Со смехом она отстранилась от него и села в машину. Прежде чем закрыть дверцу, Жожо сказала: — Я буду считать, что этого разговора не было.

— А я — нет.

На другой день она приготовилась к смущенным извинениям — с закатыванием глаз и фразами типа: «Ну, я вчера и вмазал», — после чего она предложит ему стакан с таблеткой алказельцера в знак примирения. Но ничего такого не случилось.

Она вообще не видела Марка до самого обеда, пока они случайно не столкнулись в коридоре.

При Виде Жожо у Марка что-то произошло с глазами. Ей доводилось слышать о том, что зрачки глаз способны расширяться — слава богу, любовные романы ей присылали пачками, — но до сих пор она не знала, что такое бывает в жизни. И вот, как на заказ, его зрачки начали увеличиваться, пока не закрыли собой всю радужку. Он не сказал ни слова, но все после этого переменилось.

21

Суббота, 11:12

Не успела Жожо снова провалиться в сон, как позвонили в домофон. Цветы. С тех пор как у нее начался роман с Марком, он заваливал ее цветами. За всю жизнь Жожо не получала такого количества цветов и в каком-то смысле стала их бояться: цветы означали отмененные свидания, выбритую напрасно «зону бикини», поедаемые в одиночестве, вплоть до аллергической сыпи, вазы с клубникой.

В длинной футболке она встала в дверях в ожидании, когда посыльный поднимется в квартиру. Она жила в Мейда-Вейле в квартире на шестом этаже — в многоквартирном доме красного кирпича, из тех, в которых женатые мужчины снимают жилье своим любовницам. Хотя в тот момент, когда Жожо туда въезжала, она не предполагала, что тоже станет чьей-то любовницей. В то время одна эта мысль показалась бы ей смехотворной.

По лестнице двигался вверх огромный букет лилий. Прибыв наверх, лилии заколыхались, силясь передохнуть, и из-за них показался молодой человек.

— Опять вы, — заворчал он на Жожо и под хруст целлофана вручил ей посылку. — Ой, погодите-ка, карточку-то… — Он порылся в кармане и достал крохотный конверт. — Он извиняется и говорит, что искупит.

— А что, тайну частной жизни отменили?

— Какая тайна, я вас умоляю! Я же своей рукой это написал. Чувствую, на сей раз дело серьезное.

— Хорошо. Спасибо. — Жожо шагнула в комнату.

— Вы не могли бы в будущем обходиться без ссор? Ваша лестница меня в гроб вгонит.

Жожо закрыла дверь, опустила букет в мойку и позвонила Бекки.

— Чем занимаетесь?

— Я думала, ты с Марком день проводишь, — забеспокоилась Бекки.

— Планы изменились. Так что у вас там делается? — Она старалась говорить бодрым тоном, уж больно противно, когда тебя жалеют.

— Иду к зубному, — ответила Бекки. — Вчера вечером выпала пломба. А потом с Шейной хотим по магазинам прошвырнуться. Хочешь с нами?

Жожо заколебалась. Ее фигура — грудь, талия, бедра — уже лет сорок пять как вышла из моды. Ходить по магазинам с тощей Шейной было пустым занятиям — Шейна выбирает те, что торгуют одеждой для голодающих подростков.

— Я тебя понимаю, — прочла ее мысли Бекки. — Она нас потащит в «Морган». Но все равно пойдем! Развеемся.

— Нет, подружки, по магазинам вы уж без меня. А вот потом можно и пообщаться.

Суббота, 12:10

— Шейна, у тебя сегодня гости? Я знаю, я в тот раз себя нехорошо вела, но можно мне исправиться? Прости, если нарушаю запланированный порядок, но я согласна на чикен-нагетсы за маленьким столом с детьми.

— Опять, — проворчала Шейна.

— Да, опять.

Одним из побочных эффектов романа с женатиком было то, что приходилось навязываться в гости, причем обычно в последнюю минуту и не всегда в удачную компанию.

— Ты не должна позволять ему так над собой измываться, — проговорила Шейна, которая никому не позволяла над собой измываться.

— Я разве жаловалась?

Шейна щелкнула языком:

— Эх! Ладно, сегодня детей не будет, так что можешь рассчитывать на место за большим столом.

— Класс.

Шейна была давняя подружка Бекки и, когда Жожо перебралась в Англию, стала и ее приятельницей. Она была своего рода знаменитость. Первая темнокожая женщина-партнер в фирме по управленческому консалтингу, где она зарабатывала куда больше своего юриста-мужа Брэндона, целиком находившегося у нее под каблуком. Двое родов не помешали Шейне сохранить плоский, крепкий живот, а ее задница не выказывала никаких признаков сползания со спины на пол. Жили они в большом трехэтажном доме в Стоук-Ньюингтоне, который приобрели за семь с половиной фунтов — ну, за какую-то смехотворную сумму в этом духе. Съеденные жучком и траченные плесенью балки были заменены, худые трубы тоже, и развалюха превратилась в чудесный дом — и в аккурат в тот момент, как цены на недвижимость в том районе взлетели до небес.

Еще Шейна давала изысканные званые приемы. Точнее сказать, изысканными они обыкновенно бывали вначале, пока гости еще не употребили все немыслимое количество выставленного спиртного и не достигли куда большей близости к столу.

Суббота, 14:10, Кенсингтон Хай-стрит

По магазинам Жожо любила ходить одна — тогда можно в любой момент передумать и бросить это дело, не вызывая ни у кого досады. Сегодня она решила пройтись по хозяйственным, накупить красивого постельного белья и каких-нибудь экзотических масел для ванны — этим она занималась постоянно с тех пор, как год и восемь месяцев назад купила квартиру: она не жалела на нее ни любви, ни денег; вместо обычных журналов она вдруг увлеклась изданиями по интерьеру; ее неожиданно стали больше интересовать краски для стен, чем лак для ногтей; она дольше выбирала рамы для картин, чем туфли; купила себе гигантский мягкий диван и мебель в индийском стиле и уже совсем было собралась приобрести кресло с подставкой для ног и встроенной пепельницей, но Бекки отговорила. Короче, она пережила период помешательства на новой квартире.

Понемногу Жожо успокоилась и снова стала покупать «Харперз Куин» — пока не начала встречаться с Марком. Поскольку они никогда не появлялись вместе в обществе, ее квартира превратилась в любовное гнездышко, и приобретение всяких ароматических свечей и простыней из египетского хлопка помогало Жожо ощущать себя хозяйкой.

Но сегодня ей вдруг показалось, что покупать еще один комплект белья вовсе ни к чему — ведь от этого жена и дети у Марка никуда не денутся, — а «сексуального» белья из колючего гипюра у нее уже было столько, что впору магазин открывать. Поэтому Жожо воспользовалась преимуществом шопинга в одиночку и ПЕРЕДУМАЛА. Постельное белье — чепуха, вот одежда — это дело. Проведя десять минут в «Баркерзе», она набрела на чудные брючки, но при виде ценника аж вскрикнула.

— Что-то случилось, мэм? — будто из-под земли возникла продавщица.

Жожо смущенно хихикнула:

— Неудивительно, что вы американцев называете слишком шумными. Это у вас ценник такой? Вот это — цена, да? Не какой-нибудь артикул, а?

— Они чудесно сидят на фигуре. Не хотите примерить?

Жожо прочла имя продавщицы на блузке и сказала:

— Вот, Венди, именно на это нас и провоцируют.

Надо было поскорей уйти, бегом спуститься с эскалатора и затеряться в уличной толпе. Но вместо этого она проследовала за Венди в примерочную, застегнула «молнию» и в мгновение ока стала стройнее, живот исчез, ноги удлинились, а бедра обрели еще большую аппетитность.

— Как на вас сшиты, — прокомментировала Венди.

Жожо вздохнула, быстро прикинула свои финансовые возможности, поняла, что не должна покупать эти брюки, и вопреки своей воле проговорила:

— Какого черта? Надо ловить момент.

Она переоделась в свой костюм и протянула продавщице брюки.

— Цвет только такой? Да? О'кей, сейчас я вас действительно испугаю. У вас еще такие есть?

— Не исключено. А вы не хотите примерить еще что-нибудь? Из других моделей?

Жожо качнула головой:

— Я часто так делаю. Все надо мной смеются, но понимаете, с моей фигурой надо хватать то, что подходит. Однажды я купила пять одинаковых лифчиков. Они, правда, были разных цветов, но, как сказала моя подруга Шейна, это все равно тот же самый лифчик.

Продолжая болтать, Жожо проследовала за Венди к кассе.

— Точно так же поступает моя двоюродная сестра Бекки. Похоже, у нас это семейное. Только Бекки иногда смущается и продавцам говорит, что это она для сестры берет.

Венди сверилась с компьютером.

— Впрочем, я, наверное, тоже смущаюсь, — призналась Жожо. — Иначе с чего бы я стала вам все это рассказывать?

Венди молча стучала по клавишам. Она продавщица, а не психотерапевт. За психоанализ ей не платят.

Суббота, 20:15

Шейна порхала по дому в узком белом ансамбле, оставлявшем открытой восьмисантиметровую полоску блестящего черного живота, и накачивала своих гостей убийственной смесью на основе рома.

— Мой собственный рецепт. Я его называю «Эликсир жизни».

Гости представляли собой сборную солянку из самодовольных всезнаек — коллег Брэндона, проходимцев — коллег Шейны и супругов — ближайших соседей. Еще были старые друзья — в частности, Бекки и Энди.

Жожо взяла предложенный стакан, поздоровалась с гостями и с ужасом поняла, что ей уже скучно, хотя и самую малость.

Столовую освещал неяркий свет толстых восковых свечей, отбрасывавших неровные тени на крашенные белой краской стены. На комодах были расставлены модные композиции из сухих веток — никакой ерунды типа живого лепестка.

— Когда вырасту, — изрекла Бекки, — хочу стать Шейной.

— М-мм… — промычала Жожо. Не так уж и скучно. Но с Марком было бы лучше.

Ее мир в последнее время невероятно сузился, с кем бы она в данный момент ни находилась, ей всегда казалось, что с Марком было бы лучше. Вот что бывает, когда влюбляешься: тебе хочется видеть только одного человека.

Ей понадобилось всего пять секунд, чтобы разглядеть, что все, кроме нее, пришли парами: у Шейны, например, был ее бессловесный Брэндон, у Бекки — Энди. Ноев ковчег. Поскольку Марк был женат, Жожо оказалась в теневой зоне: вроде и не одна, но и пары нет.

Ой-ой. Не стоит так думать.

Внезапно перед ней возникла Бекки. Наклонившись вперед, она шумно выдохнула сестре в лицо:

— Нормально пахнет?

Сегодня стоматолог ей сказал, что десны у нее не совсем в порядке и надо купить электрическую щетку, и Бекки, которая и в лучшие-то времена всегда беспокоилась о своих зубах, решила, что у нее самый настоящий гингивит.

— Пахнет хорошо. А Энди что думает?

— Он ко мне так привык, что не заметит, даже если я скунса проглочу.

Новый укол. Станут ли они с Марком когда-нибудь так близки, чтобы он не заметил, что она проглотила скунса?

Тут Жожо обратила внимание на длинный обеденный стол темного дерева: на нем стояли двенадцать старинных тарелок из сервиза «Плакучая ива», двенадцать серебряных комплектов столовых приборов ручной работы, двенадцать бокалов муранского стекла — и пластмассовая миска с «Телепузиками», такой же детский стакан и нож и вилка с картинками. Это — место Жожо. Шейна давала понять.

Когда сели за стол, Шейна — благо ее намек уже был услышан — забрала миску с «Телепузиками» себе, а Жожо передала тарелку с «плакучей ивой», нагруженную всевозможной домашней снедью: курица, рис по-восточному, пироги с начинкой. Жожо набрала полную грудь воздуха и жадно набросилась на еду.

— Господи ты боже мой, — проговорил сосед по столу. Звали его Амброуз — кто-то там из конторы Брэндона. — Вы с этим легко справитесь.

— Это же еда, — заметила Жожо. — Что еще прикажете с ней делать? Корзинки плести?

Тот проследил за очередной порцией пищи, исчезающей у Жожо во рту, и выдохнул: «Ничего себе!» — да так громко, чтобы все слышали.

Жожо пригнулась над тарелкой. Какой королевич! Некоторым мужчинам просто не дает покоя ее… что именно? Аппетит? Рост? Ну, словом, что-то. Она понимала, что они кретины, но от этого было не легче.

— Жожо никогда не сидит на диете, — горделиво изрекла Шейна.

Ну, если по правде, то один раз, в семнадцать лет, она попробовала поститься, но не выдержала и дня.

— Это и так очевидно.

— Амброуз, ради бога, немедленно извинись! — воскликнула женщина напротив. Худючая — только что не светится. Жожо догадалась, что это девушка Амброуза.

— За что? Я только констатировал факт.

— Юристы хреновы. — Шейна закрыла глаза. Амброуз как ни в чем не бывало кивнул своей Косточке:

— Посмотрите на Сесили. Совсем ничего не ест — и в прекрасной форме.

Ну, это еще как сказать, подумала Жожо. Интересно, когда у этой Косточки в последний раз были месячные?

— Пожалуйста, извините, — проговорила Сесили через стол. — Обычно он не бывает таким грубым, это на него что-то нашло.

— Послушайте, вы-то что извиняетесь? — Жожо печально улыбнулась. Из-за этого козла еще сцены разыгрывать.

Он идиот. Пожалуйста, не обращайте внимания. — Девицу Жожо явно заинтересовала. Она наблюдала за ней с самого ее прихода. Жожо. была крупная девушка — гораздо крупнее, чем Сесили могла себе вообразить в своих ночных кошмарах на тему шоколада. Но она была красива. Аппетитная и сочная, особенно в этих потрясающих черных брюках и облегающем бордовом топе. Кожа и плечи гладкие как атлас, аж все светятся. (Вообще-то это все благодаря перламутровому лосьону для тела. Спросила бы — Жожо бы с ней поделилась секретом.)

Но больше всего Сесили поразило то, как естественно Жожо себя чувствует в своем теле. Поразило до того, что у нее даже мелькнула мысль, не забросить ли тренажерный зал. И даже — страшно подумать! — начать есть все, что хочется. Раз этой Жожо такая жизнь на пользу, может, и ей тоже?

Время от времени такое случалось с женщинами, в чье поле зрения попадала Жожо. При виде ее у них на время открывались глаза на лживость рекламы, они начинали думать, что размер на самом деле не имеет значения, а имеют значение неуловимые вещи — умение радоваться жизни, уверенность в себе. Но стоило им вернуться домой, как, к своему великому разочарованию, они обнаруживали, какие они разные с Жожо Харви, и уже сами удивлялись своим недавним настроениям.

Суббота, 23:45

Как только началась первая громогласная — пьяная — дискуссия о политике, Жожо решила: все, хватит! Ей вдруг стали невыносимы эти люди — они же не Марк! — которые тривиально проводили где-то вечер. В последние дни все время получалось, что она отовсюду уходит первой.

Шейна с Брэндоном уговаривали ее дождаться такси, пугали, что район не настолько благополучный, чтобы можно было без опасений разгуливать по ночам, но она хотела уйти немедленно. Чем больше ее уговаривали и обнимали, тем сильней в ней зрело ощущение, что она в западне. Но вот наконец ее отпустили. Оказавшись на безлюдной улице. Жожо с наслаждением вдыхала приятный свежий воздух, пока не увидела желтый огонек такси. Вот оно!

Через полчаса она вошла в свою безмолвную квартирку, налила себе бокал «Мерло», включила в спальне телевизор, укрылась одеялом и стала смотреть любимый видеофильм о мангустах в Калахари. Дискету ей одолжила Ольга Фишер. Ольга Фишер была в числе семерых партнеров в фирме «Липман Хейг». И единственной женщиной. С Жожо их объединяла любовь к передачам и фильмам о дикой природе. Все вокруг над ними потешались, вот почему фильмами они обменивались втихаря, как если бы это была порнография.

Ольге было под пятьдесят. Не замужем, любит жемчуг и элегантно повязанные шарфики, а поскольку ей удавалось выторговать для своих авторов хорошие условия, то она слыла пробивной особой. Будь она мужчиной, со злостью подумала Жожо, это бы называлось «хороший агент». Интересно, может, ее тоже называют «пробивной»? Все может быть. Уроды!

Она удобно устроилась в постели и засмеялась, видя, как самец мангуста, высматривающий добычу высоко на дереве — лапы напряжены, глаза неподвижно уставлены в одну точку, — теряет равновесие и падает на землю, тут же вскакивает на лапы, отряхивается и выглядит при этом уморительно смущенным. На камеру зверь смотрел с выражением Робби Уильямса, с досадой взирающего на ничтожных папарацци.

Жожо вдруг перестала смеяться и подумала: я женщина в расцвете лет. Негоже мне проводить субботнюю ночь одной, развлекаясь фильмами о падающих с деревьев мангустах.

Она повернулась к своему рюкзачку от Марка Джекобса и сказала:

— Это неправильно.

Но это была не новость.

22

«Зря я вообще с ним связалась, — подумала Жожо. — Сейчас уже была бы влюблена в кого-то еще, какого-нибудь холостяка. Н-да… Если бы да кабы…»

Если бы дело было только в сексе, сокрушенно думала она. В одних только, исполненных опасностей, интимных свиданиях. Специалисты по отношениям полов дружно утверждают, что влечение, основанное на дружбе и взаимоуважении, имеет куда больше шансов на устойчивый характер. И мерзавцы не ошибаются.

К Марку Жожо испытывала уважение еще до своего перехода в «Липман Хейг»; в издательском мире он был широко известен своим радикализмом. Пятью годами ранее он пришел в качестве управляющего партнера в «Липман Хейг», сонное маленькое агентство, имевшее в числе партнеров таких древних старцев, что Джослин Форсайт на их фоне казался угрюмым пацаном. Марк первым делом переманил нескольких хватких молодых агентов и, как только первых трех старцев удалось спровадить на пенсию, посадил их на освободившиеся места. Затем открыл в составе агентства отдел по зарубежным авторским правам и мощную пиар-службу, и через полтора года «Липман Хейг» превратился из незначительного, малозаметного образования в самое новомодное агентство в Лондоне.

Марк был крутого нрава — иначе нельзя, — но никогда не терял благородства. На переговорах с издателями он мог быть стойким, как целлюлит, но всегда сохранял достоинство. Не обижайтесь, говорил он всем своим видом, но по-другому не получится. Я уступать не намерен, так что давайте уж лучше вы. И все это — без излишней суровости и подобострастия. Честно. Как есть.

И еще у него было чувство юмора. Он был не хохотун, как его любимчик Джим Свитман, который, несомненно, знал, как, следуя советам Дейла Карнеги, «завоевывать друзей и влиять на людей», но копни чуть глубже — и найдешь бездну юмора.

А больше всего в Марке Эвери Жожо восхищало фантастическое умение находить выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Его никогда не обманывала интуиция, ничто не могло вывести его из равновесия, и он знал ответ на любой вопрос: настоящий дон Корлеоне, только голос не такой, да свита и брюхо отсутствуют.

Однако влечения она к нему не испытывала. Потом случилась встреча в очереди за такси возле «Хилтона», следом за ней — расширенные зрачки в коридоре агентства, и все пошло наперекосяк. Когда Жожо отчитывалась на пятничной летучке, Марк по-прежнему смотрел в сторону, только теперь улыбки на его лице не было. Он больше не распластывался в шутку по стене коридора, когда она стремительно проходила из одного кабинета в другой. Он называл ее исключительно «Жожо», шутливые перебранки ушли в прошлое.

Ей это не нравилось, но она была готова перетерпеть. Терпения ей было не занимать — благо опыта работы с издателями хватало, — и она умела отключить звучащие в голове звоночки страха и сомнения.

Но Марк никогда не стал бы управляющим партнером литературного агентства, не обладай он еще и стальными нервами, так что отчуждение продолжалось.

Что ж, думала Жожо, стерпим, не впервой. Однако витающее в воздухе напряжение приводило к тому, что она то и дело мыслями возвращалась к нему. Как-то раз она задумалась о Марке Эвери не как о начальнике, а как о мужчине, дала волю фантазии, и ее решимость начала слабеть. После того многозначительного взгляда в коридоре она начала сползать в пучину непреодолимого влечения, и это ее по-настоящему злило. Вскоре она призналась Бекки: «Мне не дает покоя вопрос: каково это — спать с Марком Эвери?»

— Ничего хорошего. Наверняка. С таким стариком?

— Ну, ему же не восемьдесят шесть, а только сорок шесть.

Бекки призадумалась — может ли из этого выйти что-нибудь путное?

— Это все потому, что ты не была с мужчиной целых девять месяцев. После Бедняги Крейга. Может, тебе с кем-нибудь переспать?

— С кем?

— Ну вот, она еще спрашивает. Да с кем угодно.

— Но я не хочу куда-то идти только затем, чтобы найти себе партнера на раз. Я не такая. Я хочу переспать с Марком. И ни с кем другим.

— Жожо, оставь эти мысли. Я тебя очень прошу!

— А учитывая, что он мне уже нравится, я им восхищаюсь и глубоко уважаю, можно считать, что я обречена, — безутешно подвела черту Жожо.

В более прозаическом плане ей надо было думать о карьере. Она рассчитывала в обозримом будущем стать партнером, но как это сделать, если босс перестал ее замечать?

Через месяц она сдалась и договорилась с ним о встрече. Пришла к нему в кабинет, плотно закрыла за собой дверь и села напротив него.

— Жожо?

— Марк, я… Я не знаю, как это сказать, но в наших отношениях появилась какая-то напряженность. Дело в моей работе? Ты мной недоволен?

Она знала, что это не так, но хотела ясности.

— Нет, твоей работой я абсолютно доволен.

— Та-а-ак. Тогда, может, мы перестанем валять дурака? И вернемся к тому, что было?

Он подумал и ответил:

— Нет.

— Но почему?

— Потому что… потому что… как сказать? — замялся он. — Потому что — ты только не смейся! — я в тебя влюблен.

— Перестань! Как это может быть?

— Мы с тобой вместе работаем уже два года. Если за это время я тебя не узнал…

Жожо помолчала, потом подняла голову и сказала:

— Ты женат. Я никогда не заведу роман с женатым мужчиной.

— Я знаю. И это одна из причин, почему я к тебе именно так отношусь.

— Что ж, — вздохнула она. — Сюрприз так сюрприз.

23

Предполагалось, что это будет разовый перепихон — чтобы выпустить пар и снова стать товарищами по работе. Конечно, это была чистой воды ложь, и это понимали оба. Ни тот ни другой и не мыслили выпускать какой-то там пар, но то, что должно было случиться, воспринималось как-то легче, будучи облеченным в благообразную форму.

После того как Марк признался ей в любви, Жожо позвонила Бекки и по телефону передала весь разговор.

— Не дергайся, — успокоила Бекки. — Это просто уловка, чтобы затащить тебя в койку.

— Думаешь? — с облегчением и одновременно разочарованием переспросила Жожо.

— Уверена.

ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co

FROM: Mark.avery@LlPMAN HAIG.co

SUBJECT: Я не шутил

Это не была уловка, чтобы затащить тебя в койку.

Мхх

— Именно так и сформулировал? — удивилась Бекки. — Бог ты мой, умный мужик.

— А я тебе что твержу?

Неприкрытое раздражение, с каким это было сказано, удивило Бекки.

В последующие девять дней Жожо с Марком ходили друг вокруг друга на цыпочках и при каждом контакте краснели и роняли вещи. О каждом, даже самом незначительном, эпизоде Жожо в подробностях докладывала сестре, которая, при всей обеспокоенности, помимо своей воли была захвачена происходящим.

На десятый день Марк пригласил Жожо на ужин; нужно было «поговорить».

— Ага, — вздохнула Бекки, — поговорить о том, как половчей влезть в твои штанишки.

«Вот и хорошо», — подумала Жожо.

— Значит, так, — начал Марк между закусками и горячим. — Не собираюсь тебе говорить, что моя жена меня не понимает. И что мы давно не спим вместе, поскольку время от времени это случается. И своих детей я люблю и не хочу делать ничего такого, что причинило бы им боль.

— То есть уходить от семьи ты не собираешься? — уточнила Жожо.

Вот именно. Так что решай сама. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я в состоянии тебе предложить, но я должен сказать, что ни к одной другой женщине я не испытывал ничего подобного.

— И не в твоих привычках ходить налево? Он опешил.

— Конечно, нет.

Вернувшись домой, Жожо тут же позвонила Бекки и передала разговор.

— Шустрый какой, — прокомментировала та. — Ты и не хочешь, чтобы он бросал детей. Ты просто хочешь с ним переспать.

— Да? Тогда все в порядке.

На другой день на работе ее ждала электронная почта.

ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co

FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co

SUBJECT: Пожалуйста

Пожалуйста. Просительная форма от упрашивать, умолять, добиваться, клянчить, валяться в ногах или увещевать.

М хх

К удивлению Жожо, глаза ее вдруг наполнились слезами. Слишком много всего навалилось — жена, дети, а теперь еще эта смиренная мольба.

Идея под названием «выпустить пар» родилась в голове у Бекки. «Вдруг он в постели окажется невыносим? Может, тебе станет противно?»

В этом Жожо сомневалась, но с деланым смущением передала слова сестры Марку.

— А если особенно повезет, ты тоже ко мне поостынешь, — добавила она.

Судя по выражению лица Марка, это было маловероятно.

— Ну, если ты уверена… Она кивнула.

— И где же мы… Я, к примеру, мог бы…

— Приезжай ко мне. Я ужин приготовлю. Нет, — поправилась она. — Не стану. Если я начну для тебя готовить еду, то никогда от тебя не отделаюсь.

К интимной близости с Жожо Марк подошел так же, как ко всему остальному: с решимостью, твердостью, вниманием к мелочам. Одежду он с нее снимал так, словно развертывал бесценный подарок.

Потом она спросила:

— Ну, и как тебе?

— Ужасно. — Он смотрел в потолок. — Я к тебе совсем не охладел. А тебе?

— Хуже, чем я ожидала.

— Ну как? Удивил он тебя? — спросила Бекки на другой день. — Или так себе? Иногда немолодые мужчины оказываются неумехами. — Один раз в жизни Бекки переспала с пьяным тридцатисемилетним мужиком и теперь считала себя специалистом в этом вопросе.

— Ничего подобного, — раздраженно возразила Жожо. — Это гораздо больше, чем секс: Марк — человек, который нравится мне больше всех.

— Ну, извини, — растерялась Бекки.

— Да нет, это ты извини, — в свою очередь растерялась Жожо.

— И что теперь? Выпустили пар, а дальше?

— Только круглая дура могла завести роман с женатиком.

— Ты не дура, Жожо.

— Не дура.

— Так когда вы теперь увидитесь?

— Сегодня.

Вечером Марк спросил Жожо о ее первом парне, и она со смехом ответила:

— Этого я тебе рассказать не могу, ты умрешь от ревности.

— Я справлюсь.

— Ладно. Он был новобранец из пожарной команды моего отца.

— Новобранец?

— Ну да, новенький.

— То есть он был пожарником? Черт, зачем я только спросил. Но ты рассказывай, рассказывай, теперь я хочу знать все. Верзила небось?

— Еще какой. Сто девяносто ростом, руки как бревна, он штангу тягал. А грудь у него была… Прижмет меня, да так, что и не охнешь, пока сам не отпустит.

— А-а.

Жожо расхохоталась.

— Сам спросил. Но знаешь? Быть гориллой с широченной грудью — дело нехитрое, меня этим не проймешь.

Самое смешное было то, что, только влюбившись в Марка, Жожо обнаружила, что к нему неравнодушны буквально все — и Луиза, и Пэм, и все остальные.

Удивительно было, как она раньше этого не замечала.

— Я думала, ты в Джима влюблена, — сказала она Луизе. — Нет?

— Пойми меня правильно, — сказала та, — Джим замечательный, но Марк… Марк — это воплощенный секс. Я бы за это… минуточку… дай подумать… Да, за одну ночь с Марком Эвери я бы согласилась никогда в жизни не покупать новой обуви — видишь, до чего дошло? — Она театрально передернула плечами. — Бьюсь об заклад, он настоящий зверь.