Уже стемнело, когда Джейк вернулся в дом на Ринкон-Хилл.
      Дверь открыл Роберт.
      – Где Меган? – спросил Джейк, не успев войти в прихожую. Ему сейчас было не до церемоний. Когда он вернулся к миссии Мэри Ламберт, Меган уже уехала. Весь вечер он не находил себе места, теряясь в догадках, куда она могла отправиться.
      Он предупредил Мэри об опасности, исходящей от Чэня Ли, и послал членов экипажа «Синидзиро» следить за всем, что происходит вокруг миссий. Кроме того, ему пришлось убрать динамит в надежное место. Он уже не застал Дугласа в Биржевом байке, и банкир преспокойно вернулся домой в изрядном подпитии без своего телохранителя.
      Обычно горящие гневом голубые глаза Меган веселили Джейка, подталкивая его к спорам. Но сейчас, предчувствуя ее недовольство, он нервничал, а кулаки машинально искали объект, на котором можно сорвать зло.
      Самурай должен при любых обстоятельствах управлять своими эмоциями, – твердил он себе. Меган нарушила его внутреннюю гармонию. За годы, когда он стал воспитывать в себе самурая, он так не удалялся от цели: обрести фудосин. Именно этим и объяснялось ею беспокойство, вспышки раздражения, пустота, которая поселилась в его душе. Он искал чего-то, чем не обладал.
      Во что бы то ни стало он должен как можно скорее устранить главную опасность, грозящую Дугласу, получить в награду мечи и возвратиться в Японию. К той жизни, от которой оказался так надолго отринут. Только там он сможет изгнать из себя мучительные страсти, отказаться от полной резких поворотов жизни.
      – Мисс Маклаури, – Роберт говорил врастяжку, с ледяным спокойствием, – у себя в музыкальном салоне.
      Джейк решил без промедления направиться к ней.
      – Прошу прощения, сэр, – попытался задержать его дворецкий, – но мисс Маклаури не любит, чтобы ее беспокоили в такое время.
      – Уверен, она не откажется увидеться со мной сейчас.
      – Это правило установила сама, миледи и подкрепила его строгими инструкциями на сей счет, – возразил Роберт, выпрямляясь во весь рост. – Она никого не принимает во время своих занятий музыкой.
      – Сегодня мне уже пришлось спасать ее жизнь, – резко ответил Джейк, зло сверкнув глазами, – и я хочу сам убедиться, что мои усилия не пропали даром.
      Роберт из вежливости хмыкнул, хотя было видно, что он не верит ни одному слову. Неверие дворецкого больно уязвило Джейка, и его охватил новый приступ раздражения.
      Он повернулся и пошел прочь, мстительно жалея, что не прихватил с собой в качестве сувенира несколько динамитных шашек – тут бы сразу поняли, что время после полудня он провел с толком, а не в пустых хлопотах, стараясь оправдать свою роль телохранителя. Во всяком случае, Мэри Ламберт отнеслась к его словам со всей серьезностью, особенно когда увидела ведро, доверху наполненное взрывчаткой.
      При обходе дома снаружи, чем ближе он подходил к музыкальной комнате, тем крепче брала его в плен злость.
      Потом он услышал звуки фортепьяно.
      Меган не закрыла дверь в комнату, где играла. Те же густые звуки, которые днем доносились до него из окна миссии, разливались теперь по дому.
      Джейк в нерешительности остановился, немного не дойдя до комнаты. Чудесная мелодия наполняла его, расходилась по жилам вместе с током крови. Он прислонился спиной к стене и замер, обратившись в слух. Напряжение оставило его, словно унесенное океанским отливом.
      Шопен.
      Откуда он это знает?
      Ошеломленный, с бухающим сердцем, Джейк пытался поймать ускользающее призрачное воспоминание. С десятилетнего возраста единственными звуками, которые он слышал, было дребезжание разбитых инструментов в переполненных подвыпившими людьми салунах. Ничего высокого… ничего, подобного этому. Так откуда же он знает эту музыку?
      Внезапно он ощутил внутренний толчок и понял, что воспоминание пришло из раннего детства. Его мать играла Шопена. Это произведение было его любимым.
      Джейк закрыл глаза. Он так сосредоточился на своих переживаниях, что заныли стиснутые зубы. Он помнил темные густые волосы матери, помнил, как пахла розами ее туалетная вода, но он не мог вспомнить ее лица. Она играла этот отрывок с изящной точностью, в полном соответствии с замыслом композитора.
      Меган же многое добавляла от себя.
      Энергия исполнения Меган захватила его, вытащила из прошлого. Инструмент отзывался на нежные касания ее пальцев то жалобным всхлипыванием, то взрывался в мощном крещендо. В музыку она вкладывала свое сердце, через нее делилась с миром своим настроением.
      Радость, борьба, приговор, одиночество… океан одиночества – все это и еще многое другое слышалось в мелодии. За фасадом из атласа и тесьмы скрывалась женщина необузданных страстей, которая чувствует искренне и глубоко.
      Пораженный своим открытием, он почувствовал опустошение.
      Страсть полилась в его душу серебряным ливнем. Он впитывал ее с каждым вдохом, она струилась по его коже, как шелковые касания ее губ. Его кровь запылала, как расплавленная, лава. Он представлял себе, как поднимает ее на руки со скамеечки возле рояля, как ласкает ее, как они предаются страсти здесь же, на ковре музыкальной комнаты, дико и самозабвенно. Он не мог избавиться от этих видений, как заблудившийся в безводной пустыне путник не может избавиться от видения хрустального родника.
      Джейк оторвался от стены и быстро подошел к окну. Прохлада, шедшая извне, влекла, его как магнит. Не видя ничего вокруг, он прислонился лбом к холодному стеклу, давая выход внутреннему жару. Музыка смолкла, колдовство исчезло.
      Он не зная, сколько времени простоял так, но бушевавшее в нем пламя гасло, оставляя после себя боль, которую было куда легче перекосить, нежели терпеть острые когти желания. Из-за крыши дома показалась луна, ее холодный свет мягко проникал под закрытые веки.
      Открыв глаза, Джейк глубоко вздохнул. За окном темнела буйная растительность внутреннего дворика.
      Он вдруг понял, почему стекло принесло ему облегчение, – за окном было холодно.

* * *

      Мег взяла последний аккорд сонаты и оставила пальцы на клавишах, дав звукам медленно растаять. Она не поднимала рук, пока не побелели костяшки пальцев и последние отголоски музыки не растворились в зловещей тишине.
      И что же дальше? – грустно подумала Мег. Она вложила в музыку все свои чувства, просидев за роялем более двух часов, пока руки не начали дрожать от усталости.
      Мег посмотрела на свои онемевшие пальцы – они многим приносили радость, освобождая на волю музыку. Неужели это все, что она может на этом свете? Радость часов, за фортепьяно и репутация безупречной хозяйки?
      Есть ли в ее жизни настоящий смысл? Не спотыкаются только те, кто вечно лежит на кровати, – вдруг пришли ей на память слова Аккры. Она сложила руки на крышке рояля и склонила к ним голову.
      Меган не видела разницы между собой и фарфоровой фигуркой в витрине магазина – обе хорошенькие и хрупкие, обе существуют без пользы, пока кому-нибудь не вздумается с ними поиграть. Хотя на многое у нее открылись глаза в тот вечер на балу в честь дня рождения, главный вопрос все так же мучил, не оставлял в покое, – для чего она живет? Отец балует, дочь, потому, что ощущает потребность опекать ее. А есть ли и в ней такая же потребность по отношению к другим? И сможет ли она понять это, не испытав себя, не предложив кому-то часть своей души, а не только свои деньги?
      Мэри Ламберт призывает покончить с работорговлей среди китайцев и самоотверженно защищает бедных девочек, дает им возможность начать другую жизнь. Хотя Меган и не скупится на пожертвования, но одни только деньги не помогли бы Мэри открыть стольким девушкам глаза, не помогли бы выстоять в судебных процессах против торговцев живым товаром, выдерживать их постоянные нападки.
      Меган эта женщина казалась героиней. Спокойной и скромной героиней, от которой исходит свет, потому что силы свои она черпает в искренней вере, в Боге.
      А ей, Мег, слабой и хрупкой, неуютно среди таких людей, способных на подвиг.
      Перед ней вдруг возник другой образ – широкоплечий мужчина с длинными черными волосами, с пронзительным взглядом серо-стальных глаз.
      Мег тряхнула головой. С чего бы ей думать о Джейкобе Тальберте с таким же благоговением, с которым она вспоминает Мэри? Он груб, упрям и – вдобавок ко всему – никак не проявил себя в качестве телохранителя!
      Не в силах сдержать стон, Мег призналась себе: она пытается найти в Джейке какие-то иные достоинства, кроме одного – необходимости постоянна думать об этом человеке. Для нее безопасность отца – самое главное. И пусть Джейк поскорее закончит работу и уезжает, исчезает куда угодно, увозит далеко ее тоску по его поцелуям, поцелуям мужчины, недостойного ее… Хотя, с другой стороны, почему он больше не пытается ее поцеловать?
 
      Остановившись в нерешительности у дверей во внутренний дворик, Джейк внимательно прислушался. Меньше всего ему хотелось, чтобы его застал тут кто-либо из прислуги или, не дай Бог, Акира за тем делом, которое он задумал.
      Резон, что он-де со всей, серьезностью относится к своим обязательствам, не избавил бы его от насмешек. Он открыл уже отремонтированную дверь и проскользнул внутрь сада. Глаза быстро привыкли к темноте, и он попытался разглядеть своих хвостатых приятелей, к которым действительно привык за несколько недель общения в своей каюте. Игуан не трудно будет найти – словно маленькие военачальники, они всегда искали возвышенные места.
      В каюте они обычно забирались на книжную полку или на крышки иллюминаторов. Шторки из рисовой бумаги всегда оказывались порванными их острыми когтями.
      Как он и ожидал, животные разлеглись, опустив хвосты, на ветвях небольшого дерева. Он медленно протянул к ним руки. От холода их движения были замедленными, и они даже не попытались удрать. Трудность состояла лишь в том, чтобы оторвать от коры их длинные и острые когти. Наконец, чувствуя себя швеей, которой удалось соединить разошедшиеся стежки, он опустил игуан на землю. Они вяло шевелились, медленно вращая глазами, пока он укладывал их себе на руки. Похоже, прохладная температура пока не очень повредила им.
      Эта мысль принесла ему облегчение и – черт возьми! – чувство досады. Что за идиотизм – стать нянькой для двух ящериц!
      Если Акира узнает, чем он тут занимается, его жизнь станет невыносимой – от насмешек самурая не будет проходу. Но ведь не Акира потратил долгие часы, чтобы завоевать доверие этих тварей, не он следил, чтобы они не нашкодили в каюте, не он хохотал над их забавными выходками и узнавал тайну их любимых лакомств. Игуаны действительно скрасили его путешествие из Мексики.
      Добравшись до своей спальни, Джейк внимательно проверил, не смогут ли игуаны удрать отсюда. Удостоверившись, что все в порядке, он положил ящериц в кресло и накрыл их одеялом, хотя но опыту знал, что еще до рассвета они найдут себе другое место.
 
      Джейк проснулся с сильно бьющимся сердцем.
      Комната тонула во мраке, и лишь слабый свет луны проникал через окно. Он вытянулся в постели, напрягая все свои чувства, чтобы определить причину, внезапно прервавшую его сон.
      Тишину нарушал лишь отдаленный шум ночного города. Ничего необычного…
      Наверное, его тревога была напрасной. Просто сказывалось напряжение предыдущего дня.
      Он поднял одеяло на груди и уперся взглядом в золотисто-черные глаза, находившиеся в пятнадцати дюймах от его носа.
      Когда самка в желтую полосочку впервые взобралась ему ночью на грудь, он в первый момент подумал, что какой-то шутник устроил фейерверк у него в спальне. Тогда он счел это случайностью, но обе ящерицы стали искать тепла у его тела с завидным постоянством, и вскоре Джейк привык и почти не замечал, когда они залезали в его постель. Было даже что-то успокаивающее в подобном проявлении доверия со стороны пресмыкающихся.
      Он пошарил рукой у себя за головой. Наверняка особь с зелеными полосками с удобством устроилась на подушке.
      Иногда ему даже казалось, что выглядело довольно странным, будто животным нужно не только его тепло – они желали его общества. Не раз, когда он работал в каюте над прокладкой курса или готовил документы, они ползали по письменному столу, разбрасывая бумаги. Их поведение очень напоминало повадки кошек, которые обычно стараются привлечь внимание хозяев. Нередко он поражался их уму и сообразительности.
      Внезапно, у него кольнуло в затылке.
      Игуаны напряглись, как бы подтверждая, что инстинкт его не подвел: откуда-то ему грозит опасность.
      Джейк сбросил ящерицу с груди и одним движением выскользнул из кровати. На обнаженной коже он ощутил легкое покалывание от холода. Ящерицу он оставил на постели, укрыв одеялом: пусть игуана понежится в тепле.
      Он натянул черную шелковую рубаху и закрепил на бедрах такого же цвета хакама. Подойдя к окну, начал обматываться поясом, осматривая при этом парк позади здания.
      От ближайшего дерева отделилась тень и скользнула к стене, дома.
      Второй призрак в черном последовал за первым. Потом еще один.
      Джейк схватил катану, сунул ее за пояс и бросился к дверям. Абсолютно бесшумно он несся по коридору третьего этажа. Мягкий ворс ковра ласкал его босые ступни, и мозг получал, эти импульсы, обращал их в энергию и заставлял бежать все быстрее….
      Он должен, должен добраться до первого этажа раньше, чем бандиты проникнут в дом. Иначе они рассредоточатся повсюду, выполняя свой злодейский план, и их не удастся…застигнуть всех вместе, пока кто-то из хозяев… не расстанется с жизнью…
      Мгновения решали все, и надо было во что бы то ни стало успеть, надо было остановить бандитов.
      В пролете лестницы Джейк перемахнул через перила и, коснувшись ступнями мраморного пола, спружинил ногами, смягчая удар. И тотчас же замер, застыл, согнувшись и едва касаясь руками холодного мрамора. Затем выпрямился, осмотрелся… Подумал: не разбудить ли слуг? Однако тут же отказался от этого замысла: слуги не справились бы с опытными и вооруженными преступниками. Случись схватка – и жертв не избежать.
      С людьми в черном надо бороться их же оружием; это оружие – тишина и скрытность.
      Он попытается справиться с ними в одиночку.
      Вес чувства Джейка были обострены – он услышал бы даже шорох портьер, уловил бы даже легкое движение воздуха.
      Джейк прислушивался. Тишина… Но откуда же ждать вторжения?..
      Вероятно, они постараются проникнуть через французское окно. Но через какое? Только на первом этаже их шесть. Они охотятся за Дугласом… Значит, скорее всего, попытаются проникнуть в его кабинет.
      Джейк подошел к кабинету, взялся за ручку двери – и вдруг услышал характерный скрип… вырезали оконное стекло. Бесшумно проскользнув в комнату, он увидел троицу в черном – они только что забрались в окно.
      Прижавшись к стене, Джейк разглядывал врагов. Они же, не замечая его, перешептывались на китайском. Потом зашуршала бумага – один из налетчиков достал из кармана листок и рассматривал его в лунном свете.
      И тут, оттолкнувшись от стены, Джейк выхватил из-за пояса катану – он больше не собирался скрываться.
      Бандиты вздрогнули, услышав шорох. Они тоже выхватили оружие, однако по-прежнему не видели противника и не знали, откуда ждать нападения.
      Джейк ликовал, предвкушая схватку, – ведь перед ним были противники из плоти и крови, а не бестелесные призраки, которых он, как ни пытался, не мог поразить в своих ночных кошмарах. Поигрывая катаной, он приближался к людям в черном. Наконец его клинок сверкнул в лунном свете, и бандиты поняли, откуда грозит опасность.
      Все трое тотчас же ринулись в бой.
      Джейк без труда отбил первые удары нападавших – меч вращался над его головой, лезвие клинка сияло в лунном свете.
      Отбивая удары противников, он невольно улыбался – столь острое ощущение жизни возникало у него лишь при мысли о Меган Маклаури.
      Внезапно один из китайцев нанес очередной удар, но Джейк, ловко уклонившись, выбил оружие из рук противника – острый топор отлетел в самый темный угол комнаты.
      Собираясь нанести решающий удар и обезглавить противника, Джейк занес катану над своим правым плечом.
      Но в последнюю долю секунды он сообразил, что находится не на острове Кюсю и не на улице одного из портовых городов, где действует одно лишь правило: убей – или убьют тебя. Если он зальет эту комнату лужами крови, если оставит на полу обезглавленные тела, Меган непременно сочтет его кровожадным дикарем. Загадочный и зовущий блеск в ее глазах сменится выражением ужаса, тепло и нежность превратятся в ледяное презрение.
      Джейк мгновенно принял решение и молниеносно осуществил свой замысел. Вместо разящего удара мечом он сделал шаг вперед и кулаками, сжимавшими рукоятку катаны, ударил обезоруженного налетчика в челюсть. Китаец как подкошенный рухнул на ковер.
      Бросившись к следующему противнику, Джейк сделал ложный выпад, и китаец, защищаясь от стального клинка, на мгновение опустил руки – теперь его лицо было открыто и являлось отличной мишенью.
      В следующее мгновение Джейк резко развернулся и, выбросив вперед ногу, нанес противнику сокрушительный удар в подбородок. Китаец вскрикнул и, вскинув вверх ноги, повалился на пол.
      Тем временем третий противник успел затаиться где-то во тьме, и лишь характерный свист предупредил Джейка о смертельной опасности.
      Он резко отклонил голову влево, и топор, шмелем прожужжав у его уха, вонзился в дверной косяк. Джейк невольно содрогнулся, подумав о том, что ему лишь чудом удалось избежать смерти.
      Сунув катану за пояс, Джейк бросился на безоружного противника и нанес ему несколько коротких, но мощных ударов. Теперь уже он не сомневался: китаец не сумеет оказать достойного сопротивления. Джейк провел еще одну серию ударов, и противник, поверженный мощным тычком в зубы, растянулся на ковре. Однако сознания не потерял.
      Джейк прижал китайца к ковру и надавил ему коленом на грудь.
      – Зачем вас сюда послали? – прорычал он, опаляя лицо врага своим горячим дыханием. Сейчас он не был уверен в том, что люди в черном пытались добраться до Дугласа. После стычки с Чэнем Ли он вполне мог предполагать, что бандиты явятся за жизнью Джейкоба Тальберта. Ему не впервые приходилось сталкиваться с мстителями.
      Лицо китайца исказилось злобной усмешкой. Изо рта его сочилась кровь. Когда же бандит тихонько рассмеялся, Джейк едва удержался от искушения – ему хотелось задушить негодяя.
      Это был жуткий, отвратительный смех. И этот смех мог означать лишь одно: кроме троицы, забравшейся в окно, в дом проникли и другие убийцы. И они, конечно же, беспрепятственно разгуливают по дому.
      По спине Джейка пробежал холодок. Он ударил китайца ребром ладони по переносице. Бандит потерял сознание, а Джейк, выбежав из кабинета, бросился к лестнице. Через несколько секунд он уже подбегал к спальне Дугласа.
      Джейк распахнул дверь и увидел двоих китайцев, стоявших у кровати. Один из них уже занес над головой топор, собираясь зарубить спящего отца Меган.
      Джейк тотчас же понял: убийцы стоят слишком далеко от него и ему до них не добраться, далее если он применит самое эффективное из движений джиу-джитсу.
      Но у него имелось и другое оружие. Молниеносно выхватив тонкий кинжал, он сжал кончик лезвия двумя пальцами и с силой метнул клинок в бандита. Лезвие, вонзившись в руку, державшую топор, почти насквозь пробило бицепс.
      Китаец вскрикнул и выронил оружие. Второй бандит, изрыгая проклятия, подхватил раненого, зажимавшего окровавленную руку. Тут Дуглас проснулся и, резко приподнявшись, пробормотал:
      – Эй, кто здесь? – Заметив темные фигуры, он прорычал: – Это вы, желтые ублюдки? Пристрелю как собак!
      Дуглас сунул руку под подушку. Бандиты же бросились к окну, а Джейк – следом за ними.
      В этот момент в дрожащей руке старого шотландца появился пистолет – дуло так и плясало, и Дуглас мот в любую секунду спустить курок. Джейк замер – ему вовсе не хотелось, чтобы выпущенные шотландцем пули угодили в него.
      Однако шотландец так и не выстрелил. Китайцы успели выбраться в окно.
      – Дуглас, уберите свой пистолет! – рявкнул Джейк; он не собирался скрывать свое раздражение.
      На несколько секунд воцарилась тишина. Затем раздался голос Дугласа.
      – Джейкоб, это ты? – спросил он.
      – Да, – ответил Джейк, подходя к кровати.
      – Что тебе понадобилось, в моей комнате, парень? – проворчал отец Меган. – Ты что, не понимаешь, что я мог пристрелить тебя? – Старик выбрался из постели и повернул вентиль ближайшего газового рожка. Зажегся свет, рассеявший зловещий мрак комнаты.
      – Вы же все знаете, – проговорил Джейк, поднимая с пола топор, который уронил раненый бандит. – Вы прекрасно знаете, что я выполняю обязанности вашего телохранителя, не так ли?
      Дуглас в изумлении уставился на топор. Открытое окно являлось еще одним свидетельством смертельной угрозы. Судорожно сглотнув, Дуглас пробормотал:
      – Ты только что спас мне жизнь?
      – Похоже на то, – усмехнулся Джейк. – Я пришлю кого-нибудь из слуг забить окно досками. Только закончу внизу кое-какие дела и пришлю.
      Джейк направился к двери, но Дуглас, бросившись вдогонку, задержал его. Было очевидно, что старик очень напуган, хотя и пытается это скрыть.
      – Ты ведь не расскажешь Меган?
      – Не говорить ей?! – воскликнул Джейк. – Почему же? – Он пристально взглянул на старика.
      – Чтобы она напрасно не волновалась, разумеется.
      – Это самое неубедительное объяснение, которое мне когда-либо доводилось выслушивать, – насмешливо проговорил Джейк. Он вдруг вспомнил, как накануне вечером банкир решил развлечься за карточным столом, вместо того чтобы помочь дочери управиться с гостями. – Дуглас, что вас на самом деле беспокоит?
      – Обещай мне, что ничего ей не скажешь, – настаивал шотландец. – И поклянись, что будешь защищать мою Мегги.
      – Конечно, буду защищать. Вы же знаете…
      – Зато ты ничего не знаешь, – заявил старик. – Я.хочу сказать, ты не знаешь всего, – добавил он, понизив голос и крепко сжав руку Джейка: – Ты в первую очередь должен думать о Мегги, а не обо мне. Я хочу, чтобы ты охранял ее. Я уже стар, вся моя жизнь позади. Ты должен позаботиться о ее безопасности, должен защитить мою дочь.
      – Вы думаете, она в опасности?
      Дуглас выпустил руку Джейка. Плечи старика поникли; его взгляд был устремлен куда-то в пространство.
      – Я не предполагал, что все так обернется, – снова заговорил старый шотландец. – Мне говорили о том, что они великолепны, и я… я просто обязан был их заполучить…
      – В какую переделку вы попали, Дуглас? Что здесь, собственно, происходит?
      – Ничего не происходит! – Шотландец расправил плечи; он снова превратился в уверенного в себе, процветающего банкира. – Я просто стал жертвой… нескольких сумасшедших китайцев. Они пытаются убить меня.
      Было совершенно очевидно: Дуглас не желает говорить правду. Джейк поморщился – старик вызывал у него отвращение, и он уже не в силах был держать себя в руках. Размахнувшись, Джейк метнул топор – лезвие вонзилось в стену прямо над спинкой кровати.
      Дуглас вздрогнул. Он посмотрел на топор, и его лицо покрылось мертвенной бледностью. Старик прекрасно понял: если бы не Джейк, этот топор раскроил бы его череп.
      – Не лгите мне, Маклаури! И себе тоже, черт возьми! – Джейк отбросил со лба волосы. – Я не могу сражаться, с призраками. Я не сумею защитить вашу дочь, если не узнаю всей правды.
      Дуглас потупился, изображая смущение. Почесывая пальцами грудь, он проговорил:
      – Вы поклянетесь защитить ее?
      – Я уже обещал вам это, – проговорил Джейк; он пристально посмотрел на старого шотландца.
      – Ну хорошо, парень, – тяжко вздохнул старик и присел на край кровати. – Я коллекционирую холодное оружие. Оружие – моя страсть. Полгода назад я услышал о пяти превосходных мечах, принадлежавших китайскому бизнесмену по имени Чэнь Ли. Он никому не говорил о них, возможно, многие годы. И никто бы не узнал о мечах, если бы один из его слуг не попытался их украсть. Чэнь Ли вернул себе мечи, но слух уже пошел. Я предложил купить их у него, но он отказался, хотя я несколько раз повышал цену.
      «Значит, Чэнь лгал мне, – закипая от ярости, подумал Джейк. – Мечи Мацуды все-таки были его собственностью».
      – Я нанял человека, чтобы тот все разузнал, чтобы наблюдал за Чэнем и выявил его слабые места, – продолжал Дуглас. – Вскоре мой человек сообщил, что судно с большой партией товаров Чэня затонуло. Он вложил в них почти все свои средства, и эта потеря не могла не отразиться на его делах. Чтобы подготовить новую партию, ему потребовался заем. Удача сама шла ко мне в руки. Я послал к Чэню Карла Эдвардса с предложением кредитовать его предприятие. Затем… – Дуглас умолк. Его лицо налилось краской; рука теребила ворот ночной рубашки.
      – Продолжайте, – сказал Джейк.
      – Ну что ж, парень, не обошлось без обмана. Я заплатил капитанам судов, чтобы те взяли у Чэня деньги, но держали курс не на Китай – чтобы направились в противоположную сторону. Мне оставалось только ждать, и я своего дождался.
      – Прекрасно зная, что у Чэня нет наличности, вы потребовали либо возвратить кредит, либо отдать вам мечи в качестве залога. Я правильно вас понял?
      Шотландец кивнул и, вскочив на ноги, дрожащим от волнения голосом выкрикнул:
      – Эти мечи! Ты знаешь, я ничего в жизни так не желал. Я должен был ими завладеть!
      Конечно же, банкир был просто-напросто мошенником, но благодаря ему Джейк узнал, где все эти годы хранились фамильные клинки. Однако для Чэня подобный шантаж был смертельным оскорблением. Неудивительно, что главарь тонга так стремился отомстить Дугласу.
      – Вы хоть понимаете, с кем связались? – спросил Джейк.
      – Да, теперь мне все ясно, – закрыв лицо ладонями, простонал Дуглас. – Может быть, если я верну мечи…
      – Слишком поздно, – перебил Джейк; он принялся шагать из угла в угол. – Вы нанесли Чэню смертельное оскорбление. Вы унизили его. И он не сможет вас простить, не успокоится, пока вы не умрете.
      – Что же мне делать? – прошептал шотландец.
      В этот момент Джейк испытал к банкиру даже некоторое сочувствие. Жаждая завладеть мечами, он, словно ребенок, не думал о последствиях своих поступков.
      – Я сам все улажу.
      – Ты? – изумился банкир.
      Джейк не стал говорить о том, что у него свои счеты с главарем тонга. Кроме того, Чэнь покушался на Мэри Ламберт и ее девочек. И вообще этот безжалостный и бездушный человек наживает немалые деньги, заставляя девушек заниматься проституцией… И наконец, не исключено, что мечи хранились у него все эти шестнадцать лет.
      – Да, улажу. Но потребую кое-что взамен.
      – Конечно, – с готовностью кивнул Дуглас, и в его голосе зазвучала надежда. – Какова ваша цена?
      – Эти мечи. Я требую в обмен на решение ваших проблем все пять мечей: пару с бордовыми глициниями, пару с золотыми, хризантемами и парадный клинок танто.
      Тем или иным способом, но он завладеет мечами и вернет их в семью Мацуды, пусть даже ему придется заключить сделку и с отцом, и с дочерью.
      – Так ты их видел? – вновь изумился Дуглас.
      – И не только в вашем доме, – усмехнулся Джейк. – Они сопровождали меня в Японии с самого детства. Мой приемный отец подарил мне украшенное глициниями дайсё в день тринадцатилетия. Его единственный сын еще только учился ходить, когда я попал в их семью. Мальчик был слишком мал, чтобы учиться фехтованию, и Мацуда разрешил мне пользоваться мечами.
      – Ты был самураем? – прошептал шотландец.
      Был самураем? Банкир сказал, что он был самураем?.. Сердце Джейка болезненно сжалось. Что ж, возможно, Дуглас прав… возможно, он лишился права считать себя самураем. Лишился много лет назад…
      – Но я отдал мечи Мегги. Это был мой подарок ко дню ее рождения, и я теперь не могу ими распоряжаться.
      Так вот почему Меган считала себя вправе заключить с ним эту памятную сделку!
      – Но разве ее безопасность не стоит того?
      – Ну да, конечно… Но она никогда не простит меня. – Вздохнув, Дуглас добавил: – Ты не представляешь, как это ужасно, когда твоя дочь злится на тебя. Словно кто-то разрывает тебя на части. А когда ты обижаешь ее и на ее прекрасном лице появляется это-выражение… – Он содрогнулся.
      Джейк криво усмехнулся. Как раз это он отлично знает.
      – Не беспокойтесь, я договорюсь с Меган.
      – Отличная мысль! – оживился Дуглас. – Именно на это я и надеюсь.
 
      Направляясь к кабинету Дугласа, где он оставил бесчувственные тела людей Чэня, Джейк задержался у спальни Меган. Какое-то время он прислушивался – ему хотелось убедиться, что девушке ничего не угрожает.
      Тишина. Никаких признаков опасности.
      И все же, чтобы окончательно успокоиться, Джейк проскользнул в комнату.
      После жестокой схватки в спальне Дугласа картина, открывшаяся его взору, казалась идиллической.
      Меган спала лежа на спине. Ее пухлые губки были чуть приоткрыты, а распущенные волосы, разметавшиеся по подушке, походили на золотистое облако, сверкавшее и искрившееся в лунном свете. Она спала, повернув голову и подложив под щеку руку. Из-под одеяла выглядывало ее плечико, перечеркнутое белой бретелькой.