Запретный плод

Но вот поклонников она старалась не отталкивать от себя. Они помогали ей ощущать себя истинной звездой. Барт обнаружил, что в отличие от похвал коллег, к которым она поразительно равнодушна, обожание поклонников ее радовало и вдохновляло. Она приветствовала всяческие излияния, свидетельствующие о признании ее достоинств, и старалась не остановить их поток.

Зрительская любовь к ней, на взгляд Барта, была вполне оправданной. Когда Мэгги Кендал появлялась на экране, в темном зале происходило какое-то колдовство, и публика отзывалась на ее чары. Она одинаково сильно воздействовала и на мужчин, и на женщин. Мужчины реагировали на поданное легким намеком обещание воспылать страстью – и притом «только к тебе одному». Женщины ценили в ней самостоятельность, независимость, свободомыслие ее героинь, способных себя обеспечить и не распускающих слюни по поводу и без повода. Мэгги была окружена аурой. Ее присутствие на экране затмевало всех и вся.

В обязанности Барта входило обеспечение карьеры звезды. Переговоры по контрактам, гонорары, проценты, выбор режиссера, сценариста, всей группы, которая должна быть призвана подчеркивать ее блеск и работать на ее репутацию, словом, всячески способствовать все той же карьере. Вокруг этого все и вертелось. И он взялся за работу, засучив рукава, чтобы показать Мэгги, на что способен.

В тот момент, когда Барт приступил к своим обязанностям, в Голливуде разгорелся ажиотаж из-за бестселлера, который вот уже восемь месяцев значился в горячем списке «Нью-Йорк таймс». Всем хотелось перехватить права на экранизацию.

Книжка называлась «На холме». Это была история одной жительницы Новой Англии, уроженки Бостона, жившей в конце прошлого века. Накануне свадьбы она неожиданно бросила своего жениха и отходившее ей в наследство имение Бикон-Хилл и стала странствующей феминисткой, взбудоражив тихое болото добропорядочной жизни своими скандальными проповедями.

Несмотря на горячее желание многих продюсеров поскорее экранизировать нашумевший роман, это никому не удавалось. Возникали разноречивые слухи. Время от времени молва доносила известие о том, что неуловимый автор бестселлера подписал контракт то с одной студией, то с другой, на такое-то количество миллионов долларов или на эдакое, но вскоре оказывалось, что это липа. Говорили, что ускользающий из раскинутых на него сетей писатель болезненно робок, чурается людей, настроен против Голливуда и кино.

А между тем страсти накалялись, то и дело разгорались очаги ненависти между администрациями студий, продюсерами и бухгалтерами, стремящимися урвать для себя лакомый кусок. Когда, естественно, им удастся напасть на след таинственного нелюдима.

А он тем временем покинул Принстонский университет, где преподавал историю, и отбыл в неизвестные края.

Эти неизвестные края оказались, по стечению обстоятельств, Пасаденой, где он нашел приют в родительском доме своего бывшего соседа по комнате в студенческом общежитии университета Беркли. Звали приятеля Уильям Дж. Бартлет.

Писатель получил приглашение отдохнуть в тихом укромном уголке, поскольку Барту припомнилось, что его робкий замкнутый сосед с юных лет обожал кинозвезду Мэгги Кенддл.

Хотя бывшие однокашники утратили между собой связь сразу по окончании университета, Барт все же решил воспользоваться богом данным шансом и выяснить, погас ли в душе его приятеля жар бывшей привязанности или, вопреки все житейским ветрам и грозам, еще теплится.

Как ни слаба была надежда Барта, но она оправдалась. Автор сенсационного романа с радостью признался, что Мэгги Кендал по-прежнему представляет собой предмет его романтических грез.

Барт убедился и в том, что его знакомец все так же робок и застенчив. Годы, проведенные в университетской башне из слоновой кости, не сделали его светским человеком. Все, что он не решался высказать вслух, он облек в форму романа, который тайно писал четыре года. И вот что главное: преодолевая робость, писатель сказал Барту в телефонном разговоре, что придал своей героине Абигайл Уинтроп внешность своей обожаемой экранной богини. Тогда Барт как бы вскользь упомянул, что знаком с Мэгги Кендал, о том, что он ее агент, естественно, не заикнулся. Реакция на другом конце провода была чрезвычайно бурной. Терпеливо переждав изъявление восторга, Барт заметил, что, разумеется, был бы рад познакомить друга юности с упомянутой кинозвездой. Или даже так, будто на ходу импровизируя, предложил он: надо получить приглашение к ней на обед, а там можно будет наговориться вдосталь.

Дальше все пошло как по маслу.

Барт позвонил Мэгги и пересказал почти весь разговор. Она мгновенно усекла суть дела и даже не пожурила его за то, что он без спросу распоряжается приглашениями на ее обеды, – ведь дело шло о карьере, игра перемещалась на площадку Мэгги-светской и велась вполне по ее правилам.

Первым делом она потребовала достать ей книгу.

По совету Барта писатель отправился на встречу не через Лос-Анджелес, а через Сан-Диего. Барт встретил его в аэропорту, привез к себе в Пасадену, где он успел принять душ и переодеться, прежде чем встретиться со своим кумиром.

Обедали вчетвером, по-приятельски: Мэгги – во всеоружии своего звездного блеска, Конни, Барт и писатель. Когда подали кофе и коньяк, Барт и Конни отсели в сторонку, а Мэгги принялась вершить свое колдовство.

Когда Барт вез своего очарованного друга назад в Пасадену, тот мог говорить только о том, что реальность превзошла все мечты. «Что за женщина! – без конца повторял он. – Просто невероятная женщина!»

– Как думаешь, она могла бы сыграть Абигайл? – без обиняков спросил Барт.

– Как можно сомневаться! Она вылитая Абигайл! Я только о ней и думал, когда писал этот роман.

– Ты, помнится, слегка помешался на ней в студенческие годы, – заметил Барт.

– Неужели ты не забыл?

– Как можно! Ты только о ней и говорил целыми днями. И портреты ее развесил по всей комнате.

– А что удивительного? Она просто великолепна.

– Ну...

– Брось, Барт! Сознайся, что ты тоже к ней неравнодушен!

– Пожалуй.

– Молодец, что вытащил меня сюда и познакомил с ней. Ведь столько лет прошло... Восемь, кажется?

– Но из моей памяти не выветрились стишки, которые ты кропал, но так и не удосужился ей послать.

– Спасибо, что хоть не упомянул о них за обедом, – смутился писатель. – Это было ребячество. Мое ремесло – проза, а не поэзия.

– И твоя книга – лучшее тому подтверждение. Я, собственно, позвонил тебе, чтобы сказать, какое сильное впечатление она на меня произвела.

– Кстати, ты меня удивил. Не ожидал, что станешь агентом. А как же юриспруденция?

– А как твоя физика? Они рассмеялись.

– Как ты думаешь, Мэгги Кендал согласилась бы сыграть Абигайл, если бы речь зашла об экранизации? – спросил после паузы писатель. – Она ведь такая знаменитая, у нее небось график составлен до конца столетия...

– Все зависит от того, кому ты продашь права на экранизацию, – ответил Барт. – Продюсеры сами решают, кому дать ту или иную роль, обычно они покупают права, уже имея кого-нибудь в виду.

Барт уронил зерно в подготовленную почву и стал ждать всходов.

– Но Абигайл должна играть Мэгги! Плевать мне, что там у них на уме. Мне нужна Мэгги, и без нее я свою книжку никому не уступлю.

– Знаешь что? – снова заговорил Барт. – Если хочешь, я могу провести переговоры от твоего имени... Или у тебя есть свой агент?

– Литературный.

– Кто именно?

Он назвал незнакомое Барту имя. Узнав, что эта дама живет в Нью-Джерси и специализируется на научных публикациях, Барт понял, что «На холме» – первое художественное произведение, с которым она имела дело как агент, и разумеется, ее навыки в этих играх – издательских и киношных интригах – равны нулю. Предполагаемая цифра гонорара за передачу авторских прав на экранизацию такой модной книги, которую назвал Барт, повергла писателя в шок. Суммы с таким количеством нулей ему даже не снились.

– Потому что агентша не работала в Голливуде, – сказал Барт. – А я тут у себя дома и знаю, что к чему.

– Может, тогда замолвишь за меня словечко? – спросил писатель, словно умоляя о великом одолжении. – Откровенно говоря, я боюсь, Джин с этими акулами не сладит. Она до сих пор не может очухаться от неожиданного успеха нашей книжки. Мои предыдущие четыре не привлекли к себе и одной десятой этого интереса.

– Нельзя ждать коммерческого успеха от книг по физике. Роман – совсем другое дело. Я могу продать его за семизначную сумму – минимум! – а твоя агентша еще получит процент от сделки. На эти деньги ты сможешь позволить себе...

– Тогда назначаю тебя, – прервал его писатель, – своим агентом. Но с одним условием. Абигайл должна играть Мэгги Кендал. Без Мэгги никакой продажи прав не будет. Сделаешь?

– Приложу все усилия, – честно пообещал Барт.

Как и следовало ожидать, студия, которая согласилась заплатить за права на экранизацию миллион долларов, имела свои соображения насчет того, кому следует поручить главную роль, и настояла на личной встрече с этим упрямцем, который был «всего-навсего писателем. Что он понимает?».

Тут-то этот отшельник показал, с кем они имеют дело. Кровь бросилась ему в лицо, он грохнул кулаком об стол и рявкнул: «Либо Мэгги Кендал сыграет Абигайл, либо запихните ваш миллион себе в задницу. Я держал в уме именно ее, когда писал свой роман. Мэгги Кендал и есть Абигайл. И никто другой».

Через месяц Мэгги уже примеряла костюмы, а режиссер и оператор выехали в Новую Англию на поиски подходящей натуры. Съемки назначили через полтора месяца.

Дней десять спустя пронзительный телефонный звонок разбудил Барта среди ночи. Нащупывая в темноте трубку, он побурчал:

– Ну, если только какой-то болван звонит из-за пустяка...

Электронные часы на телефонном аппарате показали 2.35.

– Слушаю.

– Немедленно выезжай, – как всегда, лаконично и по-деловому проговорила Конни. – У нас неожиданный посетитель.

Барт вскочил будто подброшенный пружиной.

– Я же говорил, что нужно связаться с агентством «Вооруженный отпор»...

– Я сказала «неожиданный», а не «неизвестный». Шевелись, малыш.

В трубке сухо щелкнуло. Сонливость как рукой сняло. Он спал один – Мелисса уехала на Карибское море сниматься для обложки журнала «Вог». Быстро натянув джинсы и свитер, сунув ноги в мокасины, он выскочил во двор и бросился к гаражу, где стоял его «Ягуар-XJS». Все, в том числе его жена, то есть все, имеющие вес в Голливуде, уже ездили на «Ягуарах-ХКЕ», но он-то был еще никем, ему и этот годился.

Он одолел двадцать миль за шестнадцать минут.

Первое, что он увидел, подъехав к дому Мэгги, – развороченный забор, помятые кусты, чей-то автомобиль, врезавшийся в стеклянный переход, соединяющий два дома. Следы колес ясно говорили о том, что водитель резко, но запоздало затормозил. Все вокруг было засыпано стеклянными осколками. Конни сказала: «неожиданный посетитель». Но не незнакомый. Кто же из знакомых Мэгги Кендал мог позволить себе явиться к ней столь экстравагантным образом?

Одного взгляда на мужчину, лежавшего на диване в гостиной, хватило, чтобы узнать его. Кори Баннистер. Глаза его были прикрыты, некогда прекрасно вылепленное лицо осунулось, кожа посерела и покрылась сетью царапин, будто по ней прошлась чья-то когтистая лапа. Рядом сидела Мэгги и осторожно стирала салфеткой обильно сочившуюся кровь. Кори не появлялся в Голливуде так давно, что его успели забыть. Звезда его закатилась. Болтали, будто он то ли умер, то ли при смерти. Одни в качестве причины называли наркотики, другие СПИД. Но человек, лежавший на диване, был жив, только или спал, или был без сознания. Он высох, как скелет, зарос щетиной, белокурые волосы давно не мылись и не стриглись и висели длинными клочьями. На полу у ног Мэгги стоял таз с розовеющей водой, валялась груда окровавленных ватных тампонов.

– Что случилось? – спросил Барт.

– Вот виновник торжества, – указала Конни на Кори. – Въехал на машине прямо в дом, под хорошим кайфом, бубнил что-то насчет ссоры с сестрой. Видно, схватились врукопашную. Судя по его виду, она тоже должна быть хороша.

– Вам с Конни надо поехать в дом Баннистеров, – сказала Мэгги, обращаясь к Барту и доставая из пакета очередной тампон. – Надо выяснить, что там с Карлой.

Барт подошел к дивану, склонился над Кори и принюхался. Алкоголем не пахнет. Чувствуется какой-то слабый женственный аромат. Духи, что ли?

– Он торчит? Я слыхал, он из-за наркоты сгинул с горизонта.

– Переработал, у него было нервное расстройство, требовался отдых, – отчеканила Мэгги, избежав прямого ответа.

– А чего он сюда заявился? Почему именно к тебе?

– Он однажды обратился ко мне за помощью. Я помогла. Он это запомнил.

– Может, полицию вызвать? Пускай они с ним разберутся. На этот раз он только полстены снес, но для такого чумного ничего не стоит и голову кому-нибудь снести.

– Кори безобидный.

Барт отметил, что она не опровергла того, что Кори был под кайфом. – По физиономии не скажешь, – скривился Барт.

– Они с сестрой в контрах, – опять уклончиво ответила она.

Барт почувствовал, что тут пахнет соперником, и чуть было не ударился в дальнейшие расспросы, но поймал предостерегающий взгляд Конни.

– Давай не будем беспокоить полицию, пока не выясним масштабы бедствия, – рассудительно сказала она.

Он перевел глаза на изможденного, сильно постаревшего человека, лежавшего на диване, которого он помнил молодым и красивым. Теперь Кори Баннистер был похож на только что освобожденного узника сибирского ГУЛАГа.

Мэгги осторожно повернула голову Кори, чтобы вытереть кровь с другой щеки. Подушка оказалась красной от крови.

– Боже! – не удержалась она от возгласа. Длинные пальцы Барта пощупали затылок Кори под волосами.

– У основания черепа глубокая рана. Может, даже перелом. Нужен доктор.

– Я знаю как раз такого, какой нам нужен, – сказала Конни.

Барт тоже знал. Все агенты знали, как нужно поступать в таких щекотливых ситуациях.

– И во сколько он нам влетит? – саркастически спросил Барт, зная, что за такого рода услуги врачи дерут семь шкур.

– Ровно столько, сколько нужно, чтобы поддержать свет звезды плюс расходы на бензин. Между прочим, его медицинская квалификация на самом высоком уровне. Это я знаю по собственному опыту, – с усмешкой ответила Конни.

– Позвони ему, – распорядилась Мэгги.

– А что мы ему скажем? – спросил Барт, когда Копни пошла звонить.

– Придумаю что-нибудь, – нетерпеливо ответила Мэгги. – А вы оба поезжайте к Карле.

– Да никуда она не денется, – отрезал Барт, не тронувшись с места. – Раз, как вы утверждаете, она у них в доме за главную, значит, пострадал в основном братец, а она отделалась легким испугом. Так что подождет. А Конни должна быть здесь, когда приедет врач. Она ведь с ним знакома. И чем меньше он узнает, тем лучше, во сколько бы он ни оценил свое молчание.

Доктор приехал в собственной машине для перевозки больных, сияющей черным лаком. Слушая сбивчивый рассказ Конни о внезапном вторжении, он проворно и профессионально ловко осматривал пациента.

Диагноз гласил: сотрясение мозга в результате удара тяжелым предметом из фарфора – в ране обнаружились осколки. Кроме того: алкогольное и наркотическое опьянение. Наркотики употреблялись в смеси. Лечение: наложение швов, несколько дней покоя, затем постепенное выведение из организма алкогольной и наркотической субстанции, плюс диета с повышенным содержанием протеина, разработанная самолично доктором, плюс специальный уход. Все это будет обеспечено в его частной клинике в Долине.

Доктор достал из кармана портативный радиопередатчик и что-то сказал в микрофон. Через мгновение в комнату вошел санитар в ослепительно белом комбинезоне и, следуя инструкциям доктора, аккуратно поднял Кори, чтобы унести в машину. Заметив тревогу на лице Мэгги, врач сказал:

– Будьте спокойны, мисс Кендал. Мистер Баннистер получит самое лучшее лечение. Вот и мисс Кавано может подтвердить.

– Когда угодно, – с готовностью кивнула Конни.

– Ну вот, – сказал Барт, проводив глазами отъехавшую машину, – теперь и нам можно двигаться.

Они ехали уже минут пять, когда Барт задал вопрос, которого Конни давно ждала.

– Так что все-таки за история произошла у Мэгги с Баннистером?

– Да нет никакой истории, Отелло. Они не любовники и никогда ими не были. Ты же знаешь, что Мэгги не заводит любовников. Они с Кори друзья, подружились в те времена, когда вместе снимались. Он уже тогда баловался колесами. Пару лет назад лопал в одну заварушку и послал ей SOS. Она говорила мне, что у него с собой тогда были только деньги и клочок бумаги с номером ее телефона. Он ей верит.

– А его сестрица что за фрукт?

– Насколько я могу понять, она его тюремщица.

Они помолчали. Потом Барт, ужаленный ревностью при виде Мэгги, ухаживавшей за Баннистером, заговорил снова:

– Видимо, Мэгги тоже его отличает, раз взяла на себя такие хлопоты. Я раньше за ней приступов милосердия не замечал.

Конни искоса взглянула на него.

– Ты, видно, забыл все, что я тебе говорила, когда ты только начинал с нами работать. И напрасно. Теперь бы не бесился. Мэгги свято блюдет границы своей частной жизни. У нее мало друзей, но если она считает тебя своим другом, то и действует соответственно. Дружба – это единственное, что она позволяет себе в качестве роскоши человеческих чувств. Ничего другого она не признает.

– Не сказал бы, – горько отозвался Барт.

– Если ты имеешь в виду, что она хозяйка своей жизни и может менять принятые решения, то да, ты прав. Она, видимо, когда-то пережила сильное давление со стороны других и постановила для себя, что никогда больше не будет подчиняться. Если ты имеешь в виду, что здесь она переходит какие-то границы, то я бы не бросила в нее камень.

– Но при этом она сама давит на других!

– Принимая на себя тяжесть решений, она берет на себя и ответственность.

Опять повисла пауза.

– Ты ее очень любишь, правда? – спросил потом Барт.

– А ты разве нет? Я заметила, как ты на нее смотрел. Только не теряй зря время. Мэгги никого к себе не подпускает.

– А тебя не интересует – почему?

Конни пожала плечами.

– Не забывай, что она англичанка. Они помешаны на неприкосновенности своей частной жизни. Мы садимся в самолете рядом с совершенно чужим человеком, и не успеет погаснуть надпись «Пристегните ремни», как мы уже рассказали ему всю свою жизнь. Для англичан это немыслимо.

– Похоже, что про Баннистера Мэгги все же не забыла.

– Я тебе о том и толкую. В ее понимании дружба значит то, что она и должна значить. То есть другу надо помогать. Тем более когда друг ломает крыло.

– Но она не из тех, кого зовут сердобольными.

– А ты подбей крылышко – узнаешь.

Дом Баннистеров стоял на скалистом берегу полуострова Палос-Вердес и выходил окнами прямо на море. Располагался он на отшибе. Ближайший дом находился ярдах в ста от него.

Дом окружал высокий каменный забор, но ворота стояли распахнутыми. Входная дверь неосвещенного дома тоже была открыта.

– Он уезжал отсюда в спешке, – заключил Барт. – Дурной знак.

– Не нравится мне все это, – в тон ему ответила Конни.

– Есть кто-нибудь в доме? – громко спросил Барт, , входя в дом.

Ответа не последовало.

– Мисс Баннистер! – позвал он. Опять тишина.

– Пошли посмотрим.

Дом был элегантно, но как-то не по-домашнему, казенно обставлен. Внизу комнаты были пусты. Судя по чистоте, царившей в кухне, кто-то следил здесь за порядком, но теперь невидимый хозяин отсутствовал, только из крана монотонно капала вода, и Барт прикрутил его.

– Подымемся наверх, – сказал он.

Наверху по обе стороны длинного коридора тянулись двери. Они шли, открывая дверь в каждую и заглядывая внутрь.

– Нашла! – воскликнула вдруг Конни. Барт подскочил к распахнутой двери.

– Господи!

Карла Баннистер лежала посреди комнаты на полу с раскинутыми руками. Она лежала обнаженная, на спине. Вокруг валялись осколки разбитой настольной лампы. Стало ясно, чем была нанесена рана Кори. На шее Карлы синели кровоподтеки, на теле тоже виднелись синяки. На бедрах были следы укусов.

Барт и Конни обменялись взглядом. Барт присел на корточки перед лежащей без сознания женщиной и прикоснулся пальцами к артерии на горле.

– Пульс хороший. Она просто в отключке.

– Наркотики?

Барт внимательно осмотрел обе ее руки.

– Следов шприца не видно.

Он наклонился и принюхался к ее дыханию.

– Спиртным тоже не пахнет. Но она явно чего-то хватила через край. Тут все возможно. В этом доме пахнет преступлением.

Он обвел глазами комнату.

Она напоминала декорации к фильму из жизни какого-нибудь современного Калигулы. Торшеры под темно-красными абажурами, ни один из которых не горел, потому что спальня освещалась десятками красных свечей в подсвечниках, расставленных повсюду. В бронзовых кубках горели ароматические свечи. Тяжелая викторианская мебель, украшенная завитушками и позолоченная, в том числе массивная кровать, казалось, перевидали немало оргий. Над обитой алым шелком тахтой висели зеркала в тяжелых рамах, в которых отражалось то, что могло происходить на кровати в спальне.

Это была душная атмосфера извращенного секса и насилия.

На тумбочке возле кровати под красным абажуром... лампы красовалась целая коллекция пузырьков, коробочек, ампул, лежал прозрачный пакет с какой-то травой, а на квадратном зеркальце была насыпана горка белого порошка. Барт, ни к чему не прикасаясь, оглядел коллекцию и перечислил:

– Амилнитрат, травка, валиум, кокаин – словом, все, что угодно для души. Подбор по последнему слову техники. Такой коктейль хоть кому башку раздербенит. Так что с Кори все ясно.

– И с Карлой тоже. В этих играх и забавах, которые туг устраивались, они оба принимали участие. – Конни кивком указала на кровать под балдахином, на столбиках которой висели наручники и ножные кандалы, проложенные внутри мягкой тканью. – Как тебе нравится? – Она криво усмехнулась. – Есть, от чего свихнуться. – И, помолчав, Конни добавила: – Мэгги в это впутывать нельзя. Если Карле Баннистер никакая опасность не угрожает, надо смываться, пока нас тут не застукали.

– По-моему, у нее никаких серьезных повреждений нет. Синяки – это ерунда, ничего похожего на сотрясение мозга, которое она организовала своему братцу... Погоди минутку, сейчас я еще разок взгляну, чтобы окончательно убедиться.

Он снова присел на корточки, повернул голову Карлы Баннистер в сторону. На щеке чернел кровоподтек.

– Ее, конечно, как следует приложили. Видно, братец постарался. Наверное, сбил ее с ног, она отключилась, и он здорово испугался. – Барт опять пощупал пульс. – Пульс четкий, хорошего наполнения.

Он отпрянул назад – ресницы Карлы слегка затрепетали, она легонько застонала, но никаких других признаков жизни не подала и глаз не открыла. Приложив палец к губам, Барт неслышно поднялся, взял за руку Коини, вывел ее из комнаты, и они поспешно сбежали по лестнице вниз. Конни готова была выйти через раскрытую парадную дверь.

– Погоди, – шепнул Барт.

Они немножко постояли, прислушиваясь. Через какое-то время сверху послышались звуки движения, покашливанье, стоны.

– Кори! – услышали они голос Карлы. – Где ты, Кори? – Голос был низкий, грубый. – Ох, моя челюсть... Ты, наверно, мне челюсть сломал... Кори... – В голосе зазвучали жалобные нотки: – Ну где ты там прячешься, иди сюда! Я не стану тебя наказывать, честно... хоть ты и был плохим мальчиком... Ну давай же, Кори, иди... Не прячься от своей сестренки... Ну кто еще тебя так любит, как я? Кори! – И вдруг она заорала совсем другим голосом: – Кори! Сукин сын!

– Пошли! – скомандовал Барт.

Он притормозил на Хермоза-Бич у первой же телефонной будки, которая встретилась им по дороге, и позвонил Мэгги.

– Все в порядке. Волноваться не о чем.

– Хорошо, – коротко ответила она. – Значит, до скорого.

Она повесила трубку.

Приехав в дом, Барт подробно доложил Мэгги, что они увидели. Она никак не откомментировала услышанное, но чуткие антенны внутреннего слуха, всегда настроенные у Барта на ее волну, уловили ее отвращение.

Конни налила в стаканы две изрядные порции чистого #иски и, протянув стакан Барту, сказала:

– Теперь понятно, почему он удирает из дома.

– Непонятно только, почему каждый раз возвращается, – ответил Барт.

Мэгги бросила на Конни укоризненный взгляд.

– Болтушка! – незло сказала она и спросила: – А куда же ему, по-вашему, деваться?

– Ну вот сюда, например, как сейчас, – мягко ответил Барт.

– Нет, сюда лучше не надо, – мрачно отозвалась Конни. – Как погляжу на эту комнату, мне нехорошо делается. А уж как вспомню, что тут происходило...

Мэгги резко поднялась.

– Пойду лягу, пока ночь не кончилась. Было почти пять часов.

– А мне что – остаться? – спросил Барт, глядя на Мэгги.

Но ответила ему Конни:

– Да, пожалуйста.

На следующее утро следы ночного вторжения устранили. Стеклянный переход починили, а Барт договорился об оборудовании охранной системы – на грани фантастики – и возведении нового высокого забора и крепких въездных ворот. Эти ворота можно было открыть только изнутри в, ответ на звонок домофона. По всему саду через каждые несколько ярдов встраивались сенсоры. Всякий, кто попытался бы без спросу проникнуть на территорию владений Мэгги Кендал, неминуемо наткнулся бы на всю эту электронику, и весь сад озарился бы ярким светом и вдобавок загудела бы сирена. Мэгги поворчала, узнав, во сколько влетит это удовольствие, но возражать не стала. То, что она пережила, когда ее среди ночи разбудил грохот автомобиля, врезавшегося в ее дом, не вызывало желания повторить этот опыт.

Через два дня после этих событий зазвонил телефон. Как обычно, трубку сняла Конни.

– Кто? – переспросила она. – Баннистер? У вас та же фамилия, что у Кори Баннистера?

Мэгги слышала слова Конни. Она лежала на диване, читая сценарий и делая на нем свои пометки. Но услышанное заставило ее тотчас вскочить.

– Нет, его здесь нет, мисс Баннистер... нет, мне неизвестно... поверьте, я бы знала... почему вы решили, что ваш брат должен приехать именно сюда? Мисс Кендал не виделась с ним больше двух лет... – Конни слушала, что ей говорят, и смотрела на Мэгги, которая вопросительно глядела на нее. – Ну конечно, если только он здесь появится, но я сомневаюсь... Я запишу ваш телефон. – Конни нацарапала на бумажке номер. – А где это? А, Палос-Вердес... хорошо. Да, да, если только появится. Ничего, ничего. До свидания. Она положила трубку.

– Мисс Карла Баннистер. Говорит, будто у нее полон рот горячей каши, видно, здорово он ей навернул, спрашивала, не приезжал ли ее брат в эти дни навестить мисс Кендал. Она, конечно, крепко запомнила эпизод, когда он попал в заварушку, а вызволять его пришлось тебе, и решила, что на этот раз ты опять получила SOS. Говорит, что ужасно беспокоится.

– Пусть побеспокоится, – зло отозвалась Мэгги.

– Послушай, Мэгги. Всему есть пределы. Даже святой Георгий не справился бы с таким огромным драконом. Как-никак она его сестра, и хотя мне прекрасно известно, что она за штучка, она самый близкий ему человек, родной. Сколько мы ни будем его скрывать, ему в конце концов придется выйти из убежища. И она снова его заграбастает...

Мэгги открыла папку со сценарием.

– Если я захочу, не заграбастает.

Два дня спустя Мэгги Кендал вышла замуж за Кори Баннистера.

– Но почему? – обрушился Барт на Конни, когда к нему вернулся дар речи. – Бога ради, ответь – почему? Почему она вышла именно за него? Наркоман, пьяница, трахается с собственной сестрой. Ни одна женщина в здравом уме не решилась бы на такой шаг!

– Я все-таки думала, что ты малость поумнее. Неужели не понятно? – процедила Конни сквозь зубы. – Она сделала это для того, чтобы войти с ним в родство. Таким образом власть перейдет от Карлы Баннистер к миссис Кори Баннистер. Карла Баннистер вынуждена отойти в сторону и прекратить свои кровосмесительные игры с братом.

– Но его дни сочтены. Мэгги станет вдовой, не доживи и до первой годовщины свадьбы! Она что – не понимает этого?

– Да все она понимает, кретин! Господи, и почему любовь лишает нас ума? Мэгги хочет дать Кори возможность дожить спокойно. Наш добрый доктор говорит, что его печенка, можно сказать, истлела, да и почки тоже. Он слишком долго и настойчиво убивал себя. Организм окончательно подорван. Если он вернется к сестре, она ускорит процесс умирания. Доконает его, потому что безумно завидует его успеху. Знаешь, она ведь тоже актриса. Актриса-неудачница. Она работала на трех студиях. И все три отказались от ее услуг. Ее выставили за ворота как раз тогда, когда брат резко пошел в гору. Зависть – убийственная штука. Она разрушила Карлу Баннистер, превратила ее в чудовище. Заключив брак с Кори, Мэгги выторговала для Кори несколько дней у смерти.

– Откуда тебе все это известно про Карлу?

– От Кори, конечно. Он был так рад наконец выговориться, что, как начал, Мэгги не могла его остановить. Он выложил всю подноготную.

– Но все-таки выходить замуж – это крайность! – Он помолчал и добавил: – Значит, она не вышла бы за него, будь он в порядке...

– Ну, конечно, нет! Не было бы необходимости. Своим поступком Мэгги просто-напросто платит ему добром за добро, за то, что он научил ее играть комедию. Кори – абсолютно бескорыстный человек и актер, а ты знаешь, какая это редкость. Вот Мэгги и отплачивает ему за его бескорыстие.