Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Запретный плод

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Кауи Вера / Запретный плод - Чтение (стр. 2)
Автор: Кауи Вера
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Картина, которую увидела Конни, поразила ее: Мэгги не металась с проклятьями по комнате, а спокойно сидела, удобно устроившись в мягких подушках, и смотрела телевизор. Стоя в дверях, Конни не видела экрана, зато ей хорошо была видна фигура Мэгги, и по ее прищуренным глазам, выражению лица и позе можно было уверенно заключить, что та вся поглощена тем, что на нем происходит.

Конни так же неслышно прикрыла за собой дверь. Чтобы Конни днем сидела и смотрела телевизор? Невиданное дело! Чтобы заставить ее белым днем усесться перед телевизором, да еще отвлечь от собственных проблем, должно было идти нечто из ряда вон выходящее. Независимо от масштаба проблем, с которыми приходилось сталкиваться Мэгги, они поглощали ее без остатка, и, покуда не находилось решения, она ни на что другое не отвлекалась. И что-то Конни не замечала, чтобы Мэгги искала решение на телеэкране. Но лучше уж пускай смотрит в ящик, чем орет и бесится, успокоила себя Конни. Да и вообще, разве можно со стопроцентной точностью объяснить что-нибудь, когда дело касается Мэгги Кендал?

И она пошла разбирать письма поклонников.

Внимание Мэгги было приковано к экрану, на котором баснословно популярная авторша семейных саг Вирена Ричмонд отвечала на вопросы Мэри Маршал – этой хитрюги с лицом святоши, некогда пронырливой журналистки, а теперь ведущей программы «Горячее место». Несколько недель назад Мэгги пригласили участвовать в этой передаче, но она, подумав, отказалась. Она вообще редко давала интервью. И сама Мэри Маршал вместе с ее программой нисколько не интересовали Мэгги.

Ее привлекла тема разговора.

Вирена Ричмонд рассказывала, как по прошествии двадцати одного года после того, как она отдала на усыновление своего шестимесячного ребенка, он нашел ее и написал ей письмо, в котором выразил желание увидеться с ней.

– Какова же была ваша реакция? – спросила Мэри Маршал.

– Крайнее удивление – и невероятная радость. Я даже мечтать не смела о том, чтобы увидеться с ним, хотя дня не проходило без мыслей о нем. И уж тем более мне не приходило в голову, что он сам отыщет меня и захочет познакомиться. Он прислал удивительное письмо. – Глаза Вирены Ричмонд повлажнели. – Полное любви и понимания. В нем говорится, что у меня, должно быть, нашлись очень серьезные причины оставить ребенка и что, читая мои книги, он сделал вывод о том, что я не какая-нибудь черствая, бесчувственная особа и очень тепло пишу о материнстве...

– А что вы почувствовали, когда встретились с ним?

– Он оказался таким прелестным. Я расплакалась. Мы обнялись, и оба рыдали.

– Вы объяснили ему, почему вам пришлось от него отказаться?

– Да. Я все рассказала. Про то, что меня не печатали, я была несчастна и в профессии, и в жизни, что его отец бросил меня, как только узнал о моей беременности. Жить было почти не на что, я перебивалась случайными заработками, и мне ничего не светило: я получала отказы из всех редакций, и казалось, никогда не смогу написать книжку, которую захотят купить и прочитать. Словом, я была в отчаянии. Что я могла предложить будущему ребенку? Одну только любовь. А детям нужно гораздо больше. Шесть недель я терзалась, не зная, на что решиться, ревела ночи напролет. То принимала решение оставить ребенка, бороться ради него за свой успех; то, представив себе, на какие лишения его обрекаю, отказывалась от этого решения. Денег не было совсем, и мне пришлось идти в Дом матери и ребенка при Армии спасения; да и из дома меня гнали, хозяин, узнав еще, что я беременна, предупредил, что жильцов с детьми не держит... Словом, положение было безвыходное. В конце концов я решила, что надо думать только о судьбе моего мальчика. Если ему будет лучше с людьми, которые обеспечат его тем, что я не смогу дать, если у него будет отец, будет уютный, счастливый дом, значит, надо пожертвовать своими чувствами...

– И у ребенка было счастливое детство?

– Да, он очень любит родителей, которые его усыновили. И, между прочим, они сами сказали ему при достижении совершеннолетия, что у него где-то есть настоящая мать, и если он захочет ее разыскать, они отнесутся к этому с пониманием. Я всегда буду благодарна им за это. И, конечно, не стану отнимать у них сына, он принадлежит им, как и мне, они его воспитали. И у них хватило благородства пригласить меня в свою семью.

– А как восприняли это событие ваши читатели? Вы, насколько я знаю, получаете огромное количество писем. Что вам пишут?

– Да, у меня обширная почта. Мне стали писать, когда вышла в свет моя первая книжка. Видно, мне удается задевать какие-то важные струны... Но вот что удивительно: когда эта новость разнеслась по стране, меня просто завалили письмами, и ни в одном из них не было ни слова упрека или осуждения. Очень много пишут женщины, которые не по своей Винс вынуждены были отказаться от своих малюток. Сердце разрывается, когда читаешь некоторые из этих писем. Кто-то просит о помощи. И я решила передать гонорар за мою последнюю книгу «Сердцебиение» в специальный фонд, который будет помогать приемным детям и их настоящим матерям найти друг друга, при условии, что они оба этого хотят. Некоторые дети вполне счастливы со своими родителями, усыновившими их, и не желают знать ту, что дала им жизнь. Мой фонд придет на помощь тем, кто в ней объективно нуждается.

И вот что еще удивительно. На протяжении многих лет я ужасно боялась, что моя тайна откроется, и это отвратит от меня читателей. Я боялась, что мне, автору саг о счастливых семьях, не простят незаконнорожденного ребенка. Но вот тайна открылась, а тиражи моих книг резко подскочили вверх! У меня обычно расходятся триста тысяч экземпляров в бумажной обложке, а «Сердцебиение» распродано уже в полумиллионе экземпляров, и это только у нас в стране! Издатели предполагают, что за рубежом продадут не меньше двух миллионов...

– Значит, это событие способствовало вашему успеху.

– Да, еще как! Времена изменились. То, что вызывало осуждение в 1971 году, никого не удивляет в 1992-м. Почти половина семей в стране так называемые неполные. Остается жалеть лишь о том, что успех пришел ко мне слишком поздно, когда я уже разлучилась со своим мальчиком. – Знаменитая романистка грустно улыбнулась. – Что поделаешь, не все в нашей власти.

– Да, жизнь полна неожиданностей, и подчас она преподносит нам радостные сюрпризы. Вот ваш сын вас нашел.

– Да, слава богу.

– А теперь давайте поговорим о вашей последней книге...

Мэгги медленно откинулась на подушки и нажала кнопку панели дистанционного управления.

– Да, – прошептала она, не сводя глаз с темного экрана, – жизнь полна неожиданностей. – На ее лице появилось то особенное выражение, увидев которое Барт или Конни не преминули бы сказать: «Ну, Мэгги что-то замышляет...»

В характере Мэгги была эдакая макиавеллиевская жилка, которая развилась в годы ее мрачного детства, когда ей приходилось измысливать хитроумные планы, чтобы противостоять религиозному фанатизму родителей. Восхищаясь ее стратегическим гением, Барт шутил, что в прошлой жизни она наверняка была профессиональной заговорщицей. Вот и теперь ее мозг лихорадочно работал, просчитывая варианты.

– Ну так, – глубоко вдохнув, вслух сказала Мэгги. – Это как раз то, что нужно. Спасибо моему ангелу-хранителю! – воскликнула она, победно вздымая вверх сжатые кулачки. – Этот подарочек мне прямо с неба свалился, не иначе. Именно сегодня, именно в этот час показывают программу, которую я ни при какой погоде не смотрю, а тут неведомая сила заставляет меня включить телик!

«Это неспроста, – думала она, меряя шагами гостиную. – Сама судьба подает мне знак».

Мэгги не отличалась набожностью, в детстве она на всю жизнь получила отвращение к религии, но, как большинство людей ее профессии, была очень суеверной. Она верила в судьбу. Только что увиденное на телеэкране воспринималось ею как недвусмысленное указание к действию. Теперь оставалось следовать ему. «Следовать, следовать!» – радостно приговаривала она, кружась по комнате. Кровь снова живо заструилась по жилам.

Подобно Скарлетт О'Хара Мэгги не любила терять время зря. Но если Скарлетт могла отложить думы о чем-либо на завтра, то Мэгги и думала, и действовала без всяких проволочек. Барт займется расследованием. Он в этих делах собаку съел. Он раскопает, что ей нужно, и тогда – о, тогда... Лицо ее озарилось внутренним светом, будто она оказалась на съемочной площадке у Джозефа фон Штернберга. Вся эта шайка-лейка на коленях будет умолять ее выбрать любую роль, потому что такая реклама им не снилась. Она сможет хоть дочку Дракулы играть, они будут пялиться на нее с обожанием.

– Увидим тогда, чья возьмет! – громко воскликнула она, как обрадованное дитя, не в силах сдержать распиравшего ее восторга. – Это, несомненно, знак свыше. Надо быть слепой, чтобы пройти мимо такой потрясающей возможности.

Мэгги опять устроилась с ногами на диване, машинально накручивая на палец локон, как всегда, когда обдумывала какой-нибудь план. Надо предусмотреть каждую мелочь. Конечно, без помощи Барта и Конни не обойтись. Тут уж либо пан, либо пропал.

Конни застала ее на том же месте, глубоко погруженной в свои мысли.

– Ты что, в спячку впала? Сколько можно так сидеть! Уже три часа, а на пять у тебя назначено интервью с Барри Норманом. Группа уже здесь, налаживают свет и звук. Господи, да что ж ты с волосами-то делаешь!

– А? Я просто задумалась, – рассеянно ответила Мэгги.

– Может, поделишься – о чем?

– В соответствии с твоим пожеланием перебираю возможности. Размышляю, куда податься.

– Ну и?

– Кажется, нашла верную дорожку. Как только покончим с этим интервью, я вам обоим доложу.

– Обоим?

– Ну конечно, – кивнула Мэгги и жестом отпустила Конни, направляясь в ванную, чтобы переодеться. – Барт знает, что я в горячке могу ляпнуть что угодно, пусть простит меня. Обзвони пивнушки, в которых он бывает, ты же их знаешь, передай ему, что я все хорошенько обдумала и пришла к важному решению. Я уверена, он его одобрит.

Дверь в ванную закрылась за ней.

Конни нашла Барта со второго звонка. Он был в своем любимом баре. В отличие от Мэгги Барт был стопроцентно предсказуем, а потому и считался надежным. После каждого скандала он отправлялся утешиться за стаканчиком. В Англии он пристрастился к элю, и Конни уже знала, где он бывает чаще всего. Найти его было несложно – достаточно сделать несколько звонков.

– Нас ждут великие дела, – сказала Конни. – Ее опять какая-то муха укусила, и, судя по всему, на этот раз – муха цеце.

– Что же она такое задумала? Сделать из «Вишневого сада» мюзикл?

– Вряд ли. По-моему, она замахнулась на что-то грандиозное, только ума не приложу, на что. Велела тебе передать, цитирую: «Я хорошенько все обдумала и пришла к важному решению. Уверена, что Барт одобрит». Конец цитаты.

– А ты не забыла, что меня вышибли с работы?

– Она еще добавила, что ты не принимаешь всерьез ее заскоки, когда она не в себе. Да и пора привыкнуть – она тебя выгоняет не реже раза в месяц. Она не может без тебя обойтись, точно так же, как ты без нее. Так что в ее затее мы с тобой наверняка главные фигуры. Давай, впрягайся. Сегодня Барри Норман берет у нее интервью для программы «Вечер кино». А потом она будет промывать нам мозги. Приготовься внимать.

– Ладно, через пять минут буду, – сказал Барт и повесил трубку.

Конни встретила его на лестничной площадке.

– С ней черт-те что творится. Я не видела ее в таком состоянии с тех пор, как она выступила в программе «Звук и свет» в театре «Хэмптон-корт».

– Она звонила кому-нибудь? Или, может, ей звонили? С кем-нибудь разговаривала? – Барт пытался найти ключ к ситуации.

– Ничего подобного. Она смотрела телевизор.

– Да она его никогда не смотрит! Разве что показывают ее или кого-то из близких знакомых.

– Говорю тебе: она смотрела телевизор. Я своими глазами видела. Заглянула, думала, она разыгрывает «Трагическую музу», а оказалось «Ребекку с фермы Саннибрук». – И, предупреждая логичный вопрос, добавила: – Я просмотрела программы. Ничего особенного. Обыкновенный телевизионный поток.

– Но что-то, видно, ее зацепило. Иной раз достаточно бывает словечка, намека... Раздался звонок в дверь.

– Это Барри Норман, – сказала Конни. – Пойди впусти. А я приведу Мэгги.

Конни вошла в гардеробную Мэгги. Та стояла у высокого зеркала, ослепительная в платье из фисташкового шелкового джерси от Джин Мьюир, которое мягкими складками ниспадало с ее великолепной фигуры. Пламенеющие волосы были уложены в стильную прическу, лицо тщательно подгримировано.

– Сойдет? – спросила она, как будто могли быть какие-то сомнения. Еще бы, подумала Конни.

– Все готово, – объявила она. – Ждем явления звезды. Оставляя за собой шлейф аромата «Эсти Лаудер», Мэгги прошествовала в гостиную, где телевизионщики приготовились к съемке.

– Барри! – теплым грудным голосом пропела Мэгги, протягивая интервьюеру обе руки. – Какое счастье снова видеть тебя!

Через час с небольшим Барт и Конни вошли в комнату, которая после ухода съемочной группы с ее причиндалами снова приобрела свой уютный вид, создаваемый шелковой абрикосовой обивкой и классическим узором ковра. Мэгги стояла у балконной двери, выходящей на Саут-стрит. Она казалась погруженной в глубокие размышления. «Позирует», – недоверчиво подумал Барт.

Конни перехватила его взгляд и шепотом подтвердила его мысль.

– Она просто ослепила Барри Нормана. Мне даже показалось, что ему понадобится собака-поводырь, чтобы отсюда выбраться.

– Она в самом деле что-то замышляет, – прошептал в ответ Барт. – Только вот что именно?

С Мэгги всегда так: она такая искусная актриса, что нужно было не один пуд соли с ней съесть, чтобы определить, где игра а где жизнь. Как правило, Барту и Конни это удавалось, потому что они провели с ней больше времени, чем оба ее мужа, вместе взятые. Для Мэгги ее искусство и было самой жизнью, и она так легко перескальзывала с одного на другое, что невозможно было с точностью сказать, в какой зоне она пребывала в каждую данную минуту. Первой реакцией Барта, когда он увидел ее стоящей у окна, было зааплодировать. Им явно предстояло наблюдать Представление.

Он понял, что не обманулся, услышав ее первые слова.

– Дорогие мои... это вы... Барт! – Ее бархатный голос ласкал слух. Она плавно подошла к Барту и приложилась губами к его щеке. – Язык мой – враг мой. Ты же знаешь, как меня заносит... У меня и в мыслях не было... Мир?

– Меня как раз волнует то, что у тебя в мыслях.

– Можешь не волноваться. – Она ласково улыбнулась. – Я очень серьезно отнеслась к твоему совету, и, мне кажется, тебе понравится мое решение.

Мэгги взяла его под руку и обернулась к Конни, которая, зная, чего от нее ждут, подскочила, чтобы та взяла под руку и ее, и так втроем они направились в комнату Конни, которая использовалась как деловой кабинет. Там велись все важные беседы.

Усадив их вдвоем на диван, Мэгги осталась стоять. Буря, которая смела Барта несколько часов назад, улеглась. Мэгги пристально изучала своих зрителей.

– Ты посоветовал мне трезво взглянуть на себя, – сказала она, обращаясь к Барту. – Я так и сделала. Я долго просидела, обдумывая всю свою жизнь – прошлое, настоящее и будущее.

Неплохой текст, подумал Барт. Интересно, кто автор? Мэгги повернулась к ним спиной, сделала несколько шагов по комнате, потом вновь подошла к дивану. Она изображала борение чувств. Барт смотрел на нее с наслаждением. На нее всегда было приятно смотреть.

– Ты, – продолжила Мэгги, кивнув в сторону Барта, – ты сказал, что мне не следует огорчаться, если придется играть женщин в возрасте. Матерей, к примеру. А ты, – она обернулась к Конни, – сказала, что я должна пересмотреть свои возможности, сделать новый выбор. Так или иначе, вы имели в виду одно: мне пора взглянуть в лицо фактам.

Они заметили, как расширились ее глаза, сделавшись почти бездонными: это означало, что сейчас она произнесет нечто страшно важное. А ведь она даже не контролирует свое поведение, подумал Барт, все эти штуки и трюки у нее выходят сами собой. Жизнь для нее – трехактная пьеса, в которой она играет главную роль.

– Именно это я и собираюсь сделать, – объявила наконец она.

Тут должны были вступить фанфары.

– Слава тебе, господи, – с облегчением вздохнул Барт. – Тебя ждут потрясающие роли в блистательных спектаклях...

– Да, ждут, – прервала его Мэгги. – Но не сию же минуту? Сейчас мне еще не время бежать на репетицию, съемочную площадку или куда-нибудь в этом роде?

– Ну, сейчас, конечно, нет, но уже есть что обсудить...

– Вот и прекрасно, потому что я намерена кое-что предпринять и не знаю, сколько времени это отнимет.

– Ты наконец решила поддаться на уговоры и написать автобиографию? – предположила Конни. – Можно прикинуть, сколько времени это потребует...

– Пока не стоит. Я этим займусь, но не теперь. Сначала нужно сделать нечто, что добавит к ней еще одну главу.

– Уж не замуж ли ты собралась? – спросила Конни, стараясь не глядеть на Барта, чтобы не прыснуть.

Но Мэгги вопрос не показался смешным.

– Два брака – более чем достаточно, – ответила она, и тут лицо ее опять озарилось лучезарным светом. – Тем не менее я собираюсь стать матерью!

– Боже! – выдохнул Барт, делая в уме лихорадочные подсчеты.

– Кем? – еле выговорила Конни. Мэгги звонко рассмеялась.

– Вы оба напрасно испугались, – успокоила она их. – Речь идет о том, чтобы стать матерью уже рожденного ребенка.

– А, вот оно что, – с облегчением протянула Конни. – Ты, стало быть, собираешься взять приемыша.

В это Конни не могла поверить при всем желании. Дети и Мэгги – вещи абсолютно несовместимые.

– Опять ошибка. Я собираюсь искать ребенка, который был взят в чужую семью. Много лет назад. – Она хлопнула в ладоши, возвещая момент, когда будет молвлено главное. – Я хочу, чтобы вы помогли мне найти мою дочь. Двадцать семь лет назад я отдала ее в чужие руки.

Повисло молчание. Прервать его смогла только сама Мэгги.

– Я следую твоему совету, Барт. Буду исполнять роль матери. Только не на сцене и не в театре, а в жизни. Я буду матерью своей собственной дочери. Для этого вы должны найти ее. Сама я не могу этим заняться, слишком уж я известна. А вы с Конни сможете. Я сообщу вам все необходимые сведения, надеюсь, поиски не окажутся трудными.

Барт наконец справился с голосом и остановил поток словоизлияния:

– Постой-ка. У тебя что же – имеется двадцатисемилетняя дочурка?

– Да, – простодушно ответила она, глядя в глаза.

– Давай подробности.

– Я об этом никогда никому не рассказывала. Это было в другой жизни, до того, как я стала Мэгги Кендал. Тогда меня звали Мэри Маргарет Хорсфилд.

Конни закашлялась.

– Как? – переспросила она несвойственным ей тонким голосом.

– Мэри Маргарет Хорсфилд. Это имя я получила при рождении. Эта девочка умерла, чтобы дать жизнь Мэгги Кендал. В ту пору мне едва сравнялось семнадцать, но хватило бы пальцев на обеих руках, чтобы сосчитать все выпавшие на мою долю счастливые деньки. Каждый из них был проведен в кино или театре. Счастье пришло лишь тогда, когда я стала Мэгги Кендал.

– Черт побери, – отозвалась Конни, немножко совладав с собой.

– Черт тут и правда приложил свою лапу. С помощью родителей бедняжки Мэри Маргарет. Они объявили, что их дочь – порочное создание, которое наверняка настигнет божья кара. Бог, которому они молились, требовал неустанного самоотречения.

– Так вот почему ты всегда отказывалась от ролей благочестивых девушек! – заметил Барт, разгадав наконец загадку, которая мучила его все годы работы с Мэгги.

– Значит, в семнадцать лет ты родила ребенка, – как бы про себя повторила Конни, у которой прогремевшая словно гром с ясного неба новость никак не укладывалась в голове. – И ты его отдала в чужую семью.

– Да.

– А теперь хочешь отыскать?

– Если возможно. Новое законодательство от 1975 года это позволяет.

– Это верно, – подтвердила Конни, пытаясь нащупать логическую связь. – Тогда позволь тебя спросить: почему, промолчав почти три десятка лет, ты именно сейчас хочешь объявить на весь свет, что у тебя есть ребенок?

– Я хочу найти свою дочь.

– Это мы уже слыхали, – вмешался Барт. – Конни хочет узнать, почему вдруг это стукнуло тебе в голову.

– Вы оба пытались меня убедить, что надо трезво взглянуть в лицо фактам, играть роли, соответствующие моему возрасту, например, матерей... Так что же может быть лучше – прежде чем начать играть, я попробую, каково это в реальности.

Ее слова прозвучали очень убедительно. С ними трудно было спорить. Вообще это было в ее манере – примерять на себя характер, привычки и одежду своих героинь.

Будто прочитав их мысли, Мэгги продолжила:

– Мои слова могут вам показаться чудовищно циничными, но уверяю вас, я говорю абсолютно искренне. – Ее голубые глаза глядели прямо, и в них читалась безграничная доверчивость, которую, как хорошо было известно Барту, она могла излучать, как Мерилин Монро – сексуальность, по первому требованию. – Не подумайте, что я наигрываю, ничего подобного.

Нашла, кого дурачить, подумал Барт.

– Вы упрекнули меня в отсутствии чувства реальности, – напомнила Мэгги. – Вы ошиблись. Я столкнулась с ней с первых же лет жизни. Тогда она казалась мне отвратительной и, смею думать, остается такой и теперь. Я по уши нахлебалась этой реальности в годы так называемого «формирования личности», поэтому долго старалась ее забыть. Когда я была Мэри Маргарет Хорсфилд, я думала, что ничего не может быть хуже той реальности, в которой я выросла, но я ошибалась. Сколько таких наивных дурочек приезжают из провинции в большие города, где их быстренько приводят в чувство. Вот и меня накололи, как бабочку булавкой к стенке. Я даже не знала его имени, никогда болъше не встречала его, но он оставил веское доказательство тому, что я попала в его коллекцию. У меня не было ни своего угла, ни нормальной работы, ни денег, словом – ничего. О возвращении домой не было и речи: родители сочли бы меня исчадием ада и продезинфицировали бы хлоркой даже дорожку к дому, по которой я пришла обратно. Я вынуждена была сделать единственное, что мне оставалось. Рассталась с дочерью. Такова была реальность. Столь жестокая, что у Мэри Маргарет не хватило сил с ней справляться, и пришлось бежать от нее, похоронить ее вместе со своим именем. Но времена меняются, я менялась вместе с ними. Мэри Маргарет прекратила существовать, но Мэгги Кендал жива и здравствует, а ведь говорят, что, если хочешь отомстить врагу, живи счастливо!

Мэгги снова продемонстрировала зрителям, сидевшим на диване, свою изумительную походку, пройдясь по комнате, словно переполнявшие ее чувства не давали ей стоять спокойно. Барт и Конни молчали, околдованные вдохновенной игрой незаурядной актрисы.

– Я давно уже не бедная, униженная и покинутая Мэри Маргарет Хорсфилд; я Мэгги Кендал, суперзвезда. Богатая, удачливая, дважды удостоенная «Оскара». Такой матерью может гордиться любая дочь, даже если она узнает о ней через двадцать семь лет. Лучше поздно, чем никогда. – Мэгги резко развернулась и, с мольбой протянув руки к собеседникам, прямо спросила: – Вы со мной не согласны?

– Ты убедишь даже покойника, – отозвалась Конни.

– Но возникает неувязочка, – сказал Барт. – Твой официальный возраст – тридцать девять. Если ты ошарашишь публику известием, что нашла родное дитя двадцати семи лет от роду, как ты ее убедишь, что познала радость материнства в двенадцать лет? Мэгги рассмеялась.

– Узнаю тебя, мой дорогой Барт. Тебя следовало бы назвать Томасом – сущий Фома неверующий. – Она посерьезнела и добавила: – Давайте прежде ее найдем.

Итак, она уклонилась от прямого ответа, отметил про себя Барт. Значит, его подозрения небеспочвенны. Мэгги поступает так, чтобы избежать явной лжи. Она разыграла этот спектакль, чтобы два самых близких ей человека уверовали в ее искренность, и, покуда они согласно ее замыслу внимали бы ей, заливаясь слезами, она бы хладнокровно вычисляла наикратчайший путь к тому месту, где таилось сокровище...

– А с чего нам начинать поиски? – поинтересовалась Конни. – Известно хоть ее имя, кто ее удочерил, где они живут? Ну и так далее.

– В том-то и беда, – посерьезнела Мэгги, – известна только дата ее рождения, больше ничего. Я никогда ее не видела... Женщина, которая устроила удочерение, говорила, что так будет лучше. Как только она родилась, ее тут же передали в руки новых родителей. Мне о них ничего не известно. Все было сделано под большим секретом.

– Так как же нам ее искать?

– Скорее всего, надо начать с картотеки – согласно новому законодательству, мы имеем право проверить список всех приемных детей. Поройтесь в архивах, и вы найдете людей, которые ее удочерили. Я бы сама за это взялась, но пресса шагу не даст ступить. А вам никто не помешает. И вот что: мне не хотелось бы, чтобы до поры до времени всплывало имя Мэгги Кендал. Мы назовем его, когда моя дочь найдется. Устроим встречу и там обнародуем.

– Где? – осведомился Барт.

– Так далеко я не загадываю, – заулыбалась Мэгги, и он сразу же уверился в обратном; она все просчитала наперед. Прокрутила в голове каждый шаг опасного маршрута, в который собиралась пуститься.

– И ты что же – возьмешь ее в свой дом, дашь ей свое имя? Перевернешь всю ее жизнь? Ведь твое вторжение бесследно не пройдет, сама знаешь. Об этом-то ты подумала, я надеюсь?

– Я обо всем подумала, – уверила она его, – и мне кажется, я имею все права...

– Но ты отказалась от них, когда отдала свою дочь в чужие руки. В этом случае права – не такая вещь, которую можно приобрести или продать за энную сумму. У тебя нет прав на жизнь твоей дочери. Ее приемные родители обладают определенными правами, потому что вырастили ее, но в конечном счете все должна решать она сама. Вот о чем тебе нужно подумать!

– Ты не веришь в мою искренность! – уязвленно сказала Мэгги.

– Есть подозрение, что ты пускаешься в эту авантюру не без задней мысли. Почему ты решила раскопать это дело именно сейчас? Почему не раньше, когда ты впервые добилась успеха? Почему не шесть лет назад, когда твоя дочь достигла совершеннолетия? Или еще раньше, когда ей исполнилось восемнадцать? Нет, ты говоришь об этом именно тогда, когда твои доселе незыблемые позиции пошатнулись! – Барт выпалил все это одним духом; он уже не сомневался в своей правоте. – Ну конечно же! Господи, все твои резоны шиты белыми нитками! Причина одна – пошатнувшаяся карьера. Ты нашла неожиданный способ ее поправить. Подогреть интерес публики к своей персоне, Потом внимание киностудий и на пике всеобщего ажиотажа инсценировать явление новой Мэгги Кендал...

– ...играющей матерей, – подсказала Конни.

– Играющей хоть черта в ступе, ибо отныне ей будет позволено все, поскольку ее величество публика будет голосовать за нее ногами, сколько бы она ни продержалась на экране. Помнишь историю Ингрид Бергман? После того, как образ ее поблек, она снялась в паре фильмов, которые были обречены на провал, но публика толпами перла в кинотеатры, чтобы посмотреть на свою любимицу; посещаемость снизилась, только когда во всех газетах появились разносные рецензии. Но когда она вновь вернулась на экран, она была не менее великой, чем прежде, и даже более! Карьера Джин Харлоу пошла вверх после смерти ее мужа при невыясненных обстоятельствах; «Метро-Голдвин-Майер» повысила ее гонорары с полутора до пяти тысяч в неделю! Реклама – бальзам для звезды. Даже если о тебе идет дурная слава, это все равно лучше, чем молчание вокруг твоего имени. Не так ли, Мэгги? Тебе ведь прекрасно известна мощь молвы. И готовность Голливуда подкармливать своих жертв, которым время от времени приходится переживать неприятные минуты. Вот и ты решила разыграть мелодраму: семнадцатилетняя простушка попадает в джунгли большого города и становится жертвой подстерегающего ее хищника.

Мэгги молча слушала его горячий монолог, и только ее тонкие длинные пальцы медленно сгибались в суставах, словно готовясь вцепиться Барту в горло.

– Да, я нисколько не сомневаюсь, что ты продумала все до мелочей, – продолжал свою обвинительную речь Барт, – только вот вряд ли ты сама доперла до такого замечательного сюжета. Признайся, кто тебе его подсказал?

Конни незаметно толкнула его локтем. Барт бросил взгляд на нее, потом опять на Мэгги и сказал:

– Понял. Ты посмотрела телевизор. Мэгги дернула плечиком:

– Да, я смотрела интервью с популярной романисткой, чей сын, узнав, кто его настоящая мать, написал ей письмо...

– Я гляжу, ты уже усвоила соответствующий язык!

– ...Она была потрясена. Я вспомнила о собственной дочери. Где она? Какой стала? И вдруг – совсем неожиданно – мне захотелось ее найти. И, – закончила она, сбрасывая со счетов все его гневные обличения, – я твердо намерена это сделать.

– Господи! – Барт как ужаленный вскочил с места, – Ты пытаешься прикрыть какой-то дурацкой мурой свой неслыханный эгоизм! Бедная девочка, которой выпало оказаться твоей дочерью! У нее же своя жизнь, которую ты собираешься подрубить под корень, чтобы подправить свои дела! Не пытайся втереть нам очки, Мэгги! Лучше хоть раз в жизни оторвись от своего изображения в зеркале и оглядись вокруг! Но сперва все же посмотри на себя внимательно, и если ты не вздрогнешь от ужаса, ты не та женщина, за которую я тебя принимал!

– Что плохого в том, что мне захотелось увидеться с собственной дочерью? – искренне удивившись, спросила Мэгги.

– Плохо, что ты вовсе не о ней думаешь, она для тебя только средство в хитроумной игре. Ты готова разыскать ее лишь затем, чтобы она стала крючком, на который ты подцепишь и публику, и продюсеров. С чего ты взяла, что ее обрадует твое появление из небытия?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23