От автора

Дуэли в защиту чести были личным сведением счетов за нанесенное или надуманное оскорбление. В конце пятнадцатого века фехтовальные поединки распространились из Италии по всей Европе. Политические дуэли были частым явлением во Франции в девятнадцатом столетии и изредка случались в двадцатом.

В Англии наиболее известны дуэли между лордом Каслрэем и Джорджем Кэннингом в 1809 году, а также между герцогом Веллингтоном и десятым графом Уинчелсийским в 1829 году. Издание указа, по которому дуэли приравнивались к военным преступлениям, привело к тому, что поединки стали происходить за границей — в Кале или Булони.

Книжная лавка Хэтчарда до сих пор существует по адресу: Пикадилли, 190.

Глава 1

1815

— Я ничего не замечаю, — сказал достопочтенный Ричард Роулендс, рассматривая со всех сторон только что повязанный новый галстук.

— Разница есть, сэр, — почтительно произнес камердинер.

— По мне, так это чепуха, — возразил Ричард Роулендс.

— Совершенно с тобой согласен, — послышалось от дверей.

Достопочтенный Ричард с возгласом удивления обернулся.

— Варгус! Не знал, что ты уже в Лондоне!

— Я приехал поздно ночью, — ответил граф Хеллингтон, — и сумел побить свой же рекорд, как и намеревался.

— С новыми лошадьми?

— С теми гнедыми, что я купил в Таттерзалле, где мы были с тобой.

— Я знал, что они себя покажут, — сказал Ричард Роулендс. — Садись, Варгус, и выпей бокал шампанского, или ты предпочитаешь бренди?

— И для того, и для другого еще слишком рано, — ответил граф, — но я бы выпил чашку кофе.

Его друг скорчил гримасу.

— Эта гадость годится лишь в тех случаях, когда нельзя уснуть, — Должно быть, для этого у тебя было немало соблазнительных поводов, — посмеиваясь, заметил граф.

С этими словами он опустился в уютное кресло и положил ногу на ногу. Его начищенные до блеска ботфорты с золотыми кистями вызвали невольное восхищение у камердинера, направившегося за чашкой кофе для графа.

Ричард Роулендс прервал процесс одевания и, усевшись в одной рубашке напротив своего друга, критически оглядел его с ног до головы.

— А ты чертовски хорошо выглядишь? — заметил он. — Свежий воздух тебе на пользу.

— Да, я достаточно побыл на свежем воздухе — и в любую погоду, пока тренировал новую лошадь. Я намерен выиграть все скачки в графстве, — ответил граф.

— Ты всегда выигрываешь, — сказал Ричард. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного — лучшие лошади всегда у тебя, ведь ты сам их и натаскиваешь.

— Весь секрет в том, мой дорогой Ричард, — заметил граф, — что если не ухлестывать за дамами, а уделять больше внимания лошадям, начинаешь лучше держаться в седле.

Его друг рассмеялся:

— В данный момент я могу позволить себе объезжать разве что какого-нибудь никчемного мула.

— У тебя трудности? — сочувственно спросил граф.

— Еще какие, — ответил Ричард. — К тому же в данное время я не могу обратиться за помощью к отцу. Когда я пришел к нему шесть месяцев назад, он поклялся, что впредь не Даст мне денег, даже если я в тюрьме буду гнить!

— Сильно сказано! — заметил граф. — Но я позабочусь, чтобы с тобой этого не произошло.

— Нет, Варгус, это, конечно, очень любезно с твоей стороны, — запротестовал Ричард, — но ты помнишь, когда мы стали друзьями, я поклялся, что никогда не стану жить за твой счет, как это делают три четверти твоих знакомых, и я намерен сдержать слово.

— Гордым быть легко, когда можешь себе это позволить, — усмехнулся граф.

— Что ж, позволить этого я не могу, однако моя гордость все еще при мне.

— В таком случае, — ответил граф, — остается надеяться, что она окажется съедобной. Я совершенно не испытываю желания вновь ощутить такой голод, как в армии Веллингтона, Помню, в моем животе бывало так пусто, что еще немного, и я бы съел свои сапоги.

— Я не забыл, — согласился Ричард. — Но если мы начнем говорить о войне, я позабуду обо всем остальном. Зачем ты вернулся в Лондон?

Граф замялся, и Ричард взглянул на того с удивлением.

Со времени их совместной службы в одном полку они стали столь близкими друзьями, что Ричард был уверен — у них нет друг от друга никаких секретов.

Когда закончилась война, оба устремились в Лондон, в поисках развлечений, дабы вознаградить себя за все лишения в Испании и Португалии.

Всегда приятней вспоминать минуты славы и триумфа.

Но битва при Ватерлоо не только положила конец войне с Францией, но и возвратила молодых людей к их привычной жизни, когда нечем больше заняться, кроме как поиском развлечений.

Граф, человек чрезвычайно богатый, мог себе позволить жить в свое удовольствие, но многим его сверстникам, таким как Ричард Роулендс, вместо привычного шампанского приходилось довольствоваться домашним элем, если только им не хотелось влезать в долги.

Регент ввел моду на экстравагантность, и стопки неоплаченных счетов Ричарда угрожающе росли — он словно старался превзойти в этом своих друзей, с которыми развлекался в Карлтон-Хаусе.

В другое время их можно было часто видеть в клубах на Сент-Джеймс-стрит.

Там они играли на те деньги, что смогли раздобыть, и обсуждали достоинства светских красоток, блиставших в театрах и на балах.

Несмотря на ограничения, вызванные скудостью кошелька, Ричард Роулендс получал удовольствие не только от ночной жизни Лондона, но и от скачек, боксерских состязаний, конных торгов и прочих мероприятий, куда каждый день стекались красотки и щеголи.

Полагая, что граф, как и он сам, всецело предан новым увлечениям, Ричард был сильно удивлен, когда три недели назад тот без видимых причин неожиданно уехал из Лондона в свое поместье в Кент.

Отъезд он мотивировал тем, что ему по каким-то причинам необходимо его присутствие в поместье.

Ричард скучал по графу сильнее, чем сам признавался себе в этом, и тщетно ждал приглашения в Хеллингтон-парк.

Теперь граф сидел перед ним, и Ричард нетерпеливо воскликнул:

— Ну полно, Варгус! Таинственность тебе не к лицу. Если между нами встала женщина, клянусь, я готов удушить ее!

— Речь идет не о конкретной женщине, хотя в какой-то степени ты угадал, правда, у дамы, которую ты стремишься задушить, пока еще нет имени.

— О чем это, черт возьми, ты толкуешь? — изумился Ричард.

В это время в комнату вошел его камердинер с подносом в руках, на котором стоял серебряный кофейник, кувшинчик со сливками и солидного размера чашка.

Он поставил поднос на столик возле графа, и тот поблагодарил его.

Когда камердинер вышел, граф сказал:

— Я уезжал из города, Ричард, чтобы подумать.

— Подумать? — удивился его друг.

Его голос звучал скептически, как будто бы подобный род деятельности был ему самому крайне чужд.

— Мне казалось, — продолжил он, — что ты нашел леди Аделаиду весьма скучной дамой. И в то же время та маленькая танцовщица… Как ее звали?.. Фэй! — была просто божественна!

— Я дал ей расчет, — сказал граф.

— Ты ее променял? — спросил Ричард. — На кого?

Герцог немного помолчал и ответил:

— Пока еще не знаю, но я решил жениться.

— А кто эта счастливая невеста?

— Я же сказал — пока еще не знаю!

Ричард рассмеялся:

— Это так похоже на тебя, Варгус! Ты задумал совершить нечто и распланировал свои действия, как будто это военная кампания! Ну, полагаю, с твоей стороны, жениться — достаточно мудрое решение. Конечно же, тебе необходим наследник, но, ради Бога, сделай правильный выбор, иначе уже не я, а ты сам задушишь ее!

— Именно об этом я и думаю, — серьезно ответил граф.

Он пригубил кофе и продолжил:

— Я уехал в Хеллингтон, потому что задыхался в Лондоне и мне надоели бесконечные игры, выпивка и необходимость пресмыкаться перед всеми этими толстухами в Карлтон-Хаусе!

Ричард рассмеялся:

— Согласен с тобой, леди Хертфорд может разочаровать всякого, кто хотел бы там повеселиться, но я в полном восторге от Принни1.

— И я, — согласился граф. — Но в последнее время он стал чересчур помпезен и раним. Думаю, за это мы можем поблагодарить Красавчика Бруммеля.

Мужчины помолчали. Им обоим было известно, что после того, как Красавчик Бруммель оскорбил наследника трона, обозвав его жирным, тот постоянно жаждал комплиментов, что частенько приводило в смущение его друзей.

— Каким бы Принни ни был, — сказал граф, — у него великолепный вкус. Практически уникальный во всем, что не касается его женщин!

— Мне кажется, дела обстояли многим лучше, когда он был с миссис Фитцхерберт, — ответил Ричард. — Хотя я слишком молод, чтобы знать наверняка.

— Да и я тоже, — согласился граф.

— Дай-ка подумать… — начал Ричард. — Ты всего-то на год старше меня, то есть тебе в этом году исполнится двадцать восемь. Тебе и впрямь пора жениться, Варгус. Большинство мужчин твоего положения заводят семью, едва окончив Оксфорд.

— В том возрасте, — сказал граф, — я полагал, что остановлю свой выбор либо на португальской крестьянке, либо на одной из тех настырных девиц, что таскались за нашей армией. Навряд ли кто-нибудь из них смог бы украсить собой общество за моим столом в Хеллингтоне.

— Это точно, — улыбнулся Ричард. — Я всегда считал, что жена — это несколько иное, чем те светские дамы, в глазах которых светится приглашение познакомиться ближе, едва тебе их представят.

— Именно об этом-то я и думаю, — сказал граф, — и, видя, на что ты намекаешь, хочу тебя заверить — я не собираюсь жениться ни на леди Аделаиде, ни на какой другой похожей даме.

Лицо Ричарда осветила довольная улыбка, когда он подумал о темноволосой темпераментной красотке, что преследовала графа с момента его появления в Лондоне.

Она была прекрасна и, вне всяких сомнений, коварно соблазнительна, что делало ее центром светской жизни, хотя с ней и соперничала леди Кэролин Лемб, известная своей безрассудной страстью к лорду Байрону, и множество иных красоток, щедро дарящих свое расположение всякому, кто вызвал их интерес.

Леди Аделаида была вдовой и не скрывала своего намерения выйти замуж за графа.

Если Ричард был просто удивлен внезапным отъездом Графа в провинцию, то леди Аделаида не скрывала своей безутешности.

— Поезжайте и верните его, Ричард, — сказала она, когда они встретились на прошлом приеме, и не было нужды уточнять, кого она имела в виду.

— Варгус вернется, как только посчитает нужным, — вызывающе ответил Ричард.

Леди Аделаида взяла Ричарда за руки и устремила на него взгляд, который, как она знала, сводил мужчин с ума.

— Ричард, дорогой, сделайте это для меня, — произнесла она. — Вы знаете, я сумею отблагодарить вас.

На какой-то момент ей почти удалось внушить ему сделать то, что она хочет. Но Ричард высвободил руки и сказал:

— Я не больше вашего имею влияние на Варгуса. Если он захочет, то приедет. Если нет, то останется там.

Граф действительно был сам себе закон.

Он привык командовать, привык, чтобы ему подчинялись. Веллингтон признал в нем качества лидера по той простой причине, что граф, избрав себе цель, ни на минуту не сомневался, что сможет ее достичь.

Теперь, глядя на него, Ричард думал, что в то время как графу ничего не стоило заполучить любую понравившуюся женщину, для нее было бы нелегкой задачей стать такой женой, какая нужна ему.

Там, где дело касалось интересов графа, ничто иное не имело значения — в этом он был убежден.

Думая об известных ему женщинах, Ричард не мог припомнить ни одной, что отвечала бы запросам графа.

Словно читая его мысли, тот сказал:

— Это будет нелегко. Осмотрев Хеллинггон, который за время войны пришел в некоторое запустение, я осознал, что тут необходимо присутствие женщины и кое-что еще, что лишь она одна сможет сотворить.

— И что же? — поинтересовался Ричард.

— Дом, — ответил граф, — Такой, каким Хеллинггон был в мои детские годы. А сейчас ему не хватает того, что, полагаю, ты назвал бы «атмосферой».

— Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, — ответил Ричард. — Я чувствовал то же самое, когда умерла моя мать. Казалось, дом опустел.

— Именно, — сказал граф. — Кроме того, если я не обзаведусь наследником, как ты говорил, следующим претендентом на титул станет дядя, который также холост, а после него — другой дядя, у которого четыре дочки и до которого мне никогда не было дела.

— Боже правый! — воскликнул Ричард. — Тебе действительно стоит постараться, чтобы не допустить подобной преемственности.

Граф отпил еще немного кофе и сказал:

— В Лондоне меня ждала целая кипа приглашений. Часть из них — от женщин, которые, насколько я понял, собираются вывести в свет своих дочерей. Думаю, одно или два нам с тобой следует принять.

Ричард застонал.

— Не могу вообразить ничего более скучного, — сказал он. — Ты хоть раз был на балу, где преобладают юные девицы? Это в тысячу раз формальнее и нуднее, чем у Альмаков.

— Я подозреваю, — сказал граф, — но единственная альтернатива этому — попросить леди Мельбурн представить меня молодым девушкам из хорошего круга. И вспомни, что произошло с Джорджем Байроном.

Говоря это, он вспоминал, каким трагичным оказался брак лорда Байрона и как леди Байрон, когда ее муж уехал за границу, возбудила дело о разводе, сопровождаемое такими деталями жестокости и неверности, что любители скандалов злорадно потирали руки.

— Я не собираюсь допустить подобной ситуации, — уверенно продолжал граф. — Я сам найду себе жену и не потерплю никаких вмешательств извне.

— Она должна иметь наилучшее воспитание, — сказал Ричард. — В конце концов, твоя мать была дочерью графа Дорсета, а никто не держится более высокомерно, чем нынешний граф.

Он остановился, но затем быстро добавил, опасаясь, что Граф мог принять его слова за критику:

— И это правильно. Дорсеты никогда не, были частью ветви Карлтон-Хауса. По крайней мере так говорил мне отец.

— Это так, — ответил граф. — И я не позволю какой-нибудь нищенке занять место матери. Но в то же время, если быть честным, многие из моих родственников со стороны Дорсетов довольно скучны. Они связали себя с королевской четой и проводят большую часть времени, осуждая мораль, манеры и экстравагантности нашего приятеля Принни.

— Да и многих других, — добавил Ричард. — Однако твоя будущая жена должна быть из этого круга.

С легким звоном граф поставил свою чашку.

— В книгах все так просто, — сказал он. — Герой встречает героиню, они влюбляются друг в друга, он оказывается принцем в изгнании, а она оказывается не пастушкой, а дочерью короля.

Ричард запрокинул голову и рассмеялся:

— Скажи на милость, где ты набрался таких познаний?

Граф тоже рассмеялся:

— Моя первая гувернантка, читавшая мне сказки на ночь, была безнадежным романтиком. Должно быть, из-за излишней детской впечатлительности я помню эти рассказы и сейчас, хотя давно уже успел забыть много более важных вещей.

— Тебе придется проследить, чтобы твои дети с ранних лет воспитывались на исторических фактах и философии.

— Бессмысленно говорить о том, что мне делать со своими детьми, пока я еще ими не обзавелся, а в любом случае — сначала я должен обзавестись женой! Ну, Ричард, помоги же мне! Ты не очень-то конструктивен!

— Сколько я тебя знаю, — ответил Ричард, — ты всегда ставишь мне неразрешимые задачи. Помню, в Итоне ты требовал фруктов не по сезону, к тому же их вообще нельзя было раздобыть в колледже. В армии я был послан раздобыть продовольствие, хотя в радиусе ста миль от нашего лагеря не было ни курицы, ни поросенка. А теперь я еще должен найти тебе жену!

Он всплеснул руками и воскликнул:

— Черт возьми, Варгус, куда проще добыть тебе дюжину первоклассных любовниц!

— Их я и сам могу раздобыть, — ответил граф.

— Кстати, я вспомнил, — воскликнул Ричард, — что обещал заглянуть сегодня утром к Женевьеве. Если ты еще с ней не знаком, то это большое упущение в твоем образовании.

— Что за Женевьева? — с большим интересом спросил граф.

— Последнее пополнение в балете мадам Вестрис при королевском театре.

— Я встречался с мадам, и хотя у нее потрясающие ножки, на мой вкус она чересчур напыщенна, — заметил граф.

Он говорил об обворожительной молодой актрисе, про Которую было сказано, что она «поет, словно ангел, танцует, как сильф, и обладает самыми стройными ножками в мире».

— Согласен, — сказал Ричард, — но Женевьева несколько другая. Она приехала из Франции всего лишь около двух недель назад, фактически сразу после твоего отъезда, и взяла Лондон Приступом.

— Сдается, я уже слышал эту историю.

— Понимаю, Варгус, но она воистину исключительна.

Она не только хороша в танце, но и обладает очарованием, которое не скрывает даже грим. Познакомься с ней и увидишь, что я не преувеличиваю.

— Хорошо, — ответил граф, — если ты дашь слово, что посетишь со мной хотя бы пару балов из тех, что дают сегодняшним вечером.

Ричард застонал, и граф добавил:

— Один обещает быть неплохим, учитывая, что это Эшбернгем-Хаус.

— Княжна Левина! — воскликнул Ричард. — Она все же пригласила нас на вальс, несмотря на то что у нее самый острый язычок из всех дам, что когда-либо украшали собою посольство.

Граф рассмеялся:

— Она слишком умна, чтобы спровоцировать дипломатический инцидент, но я частенько задаюсь вопросом, много ли еще пройдет времени, прежде чем русский посол будет отозван.

— Не будет до тех пор, пока его жена может это предотвратить. Княжна любит Англию, или вернее — англичан.

С этими словами Ричард поднялся на ноги и кликнул камердинера:

— Джарвис!

Тот поспешно вошел в комнату и помог Ричарду облачиться в изящный длиннополый сюртук, который, судя по отсутствию складок, был пошит в Уэстоне.

— Увидишь, принцесса будет только рада помочь тебе в твоих поисках, Варгус, — заметил Ричард.

В его глазах блеснул огонек, словно он сознавал, что поддразнивает друга.

— Я же сказал, что не потерплю вмешательства никаких женщин, — ответил граф, — и все сказанное» Ричард, разумеется, должно остаться между нами. Если ты предашь меня, клянусь, я пришлю тебе вызов!

Ричард рассмеялся:

— Ну, коль скоро ты гораздо лучший стрелок, нежели я, это будет очевидное убийство, и тебе придется бежать из страны. А я подозреваю, что за годы, проведенные на полуострове, ты достаточно насмотрелся на заграницу.

— Это уж точно! — с жаром отозвался граф. — По правде говоря, Ричард, я рад, что вернулся домой. Но здесь чертовски много необходимо сделать.

Он вздохнул.

— Люди, которым я даю работу, постарели, поместье пришло в запустение, а поскольку все были заняты только войной, дома, амбары, заборы и все остальное практически не ремонтировалось.

— Да, тебе будет, чем заняться, — заметил Ричард. — Но довольно тебе расстраивать меня! Пойдем, Варгус! Нанесем визит Женевьеве.

— Я не уверен, что в настоящее время могу питать дружеские чувства к француженкам, — ответил граф.

Его приятель рассмеялся:

— Уж коли она хорошенькая, какая разница, какой она национальности? И позволь тебя заверить, я нахожу, что французские женщины, как и французские вина, гораздо изысканнее своих английских аналогов.

Продолжая говорить и улыбаться, Ричард взял трость и шляпу, после чего двинулся вниз по ступеням лестницы. Граф последовал за ним.

Снаружи, на Хаф-Мун-стрит их поджидал весьма изящный фаэтон, запряженный парой великолепных лошадей.

Ричард оглядел их с легкой завистью и расположился на сиденье рядом с графом.

Грум в хеллингтонской ливрее отвязал лошадей, и когда фаэтон тронулся, на бегу запрыгнул на небольшое сиденье позади графа и его друга.

Граф направил фаэтон на Пикадилли. Он правил лошадьми с искусством, снискавшим ему за недолгое время пребывания в Англии известность «коринфянина»2.

Некоторые прохожие останавливались на тротуарах, чтобы поглазеть на захватывающее зрелище, которое представлял собой его фаэтон, его лошади и, разумеется, он сам.

Его черноволосую голову венчала высокая шляпа, и граф провожал глазами каждую встречную женщину, словно не подозревая, что их сердца начинают биться чаще при одном только взгляде на него.

Если он что и не выносил, так это отзывы о своей внешности, и был готов наброситься на всякого, кто мог назвать его «красавчиком».

— Это просто модное словечко, — успокаивал его Ричард.

— Мне все равно! Каждому мужчине оскорбительно, когда его называют красавцем, или, что одно и то же, денди! И мне вовсе не улыбаются такие комплименты!

Конечно, Ричард поддразнивал его, но сам был достаточно мудр, чтобы не использовать данное слово.

Он хорошо понимал, что хотя граф и умел сдерживать свои чувства, они у него были, и Ричарду абсолютно не хотелось обратить их против себя.

По Пикадилли они направились в Хэймаркет, где располагался Королевский театр.

— Если твоя француженка и вправду так очаровательна, как ты говорил, — сказал граф, — то следует признать, что она обитает не в самой здоровой среде.

Пыльные улицы, ведущие к театру, в зимнее время просто утопали в грязи.

— Она была достаточна мудра, чтобы не торопиться с выбором покровителя, — быстро ответил Ричард, — поскольку понимала, что будет иметь достаточно предложений на этот счет.

— Включая меня, надо полагать! — уточнил граф.

— Это приходило мне в голову, — подтвердил Ричард.

— Почему же она отказала тебе?

Ричард покачал головой.

— И ты думаешь, я мог ей подойти? Если уж я не могу позволить себе купить породистую лошадь, что говорить о содержании прекрасной дамы!

— Тогда чем же она так тебя интересует?

— Так получилось, что ее направил ко мне Реймонд Четтерис. Помнишь Реймонда?

— Конечно!

— Когда раскрылась его связь с замужней женщиной, у него было два выхода: на рассвете к барьеру или бежать за границу. Так что в апреле он уехал в Париж.

— И там встретил твою подругу Женевьеву.

— Именно!

— Надо сказать, он щедро возвращает старые долги.

В голосе графа послышалась легкая усмешка.

— Думаю, когда это произошло, — серьезно продолжал Ричард, — он искренне захотел ей помочь и доверил мне позаботиться о ней в первый месяц ее пребывания в Англии.

Не думаю, что потребуюсь ей потом.

— Тебе почти удалось меня заинтриговать, — сказал граф. — А кстати, Ричард, каково ее полное имя?

— Просто Женевьева.

Граф озадаченно поглядел на него, и Ричард пояснил:

— Так она называла себя во Франции, где, как я понял, у нее была скромная роль в Театре варьете. А приехав в Лондон и узнав, что Вестрис именует себя «мадам», а ко всем остальным актерам обращается «месье» или «мадемуазель», она решила выделиться и стать просто Женевьевой. Весьма оригинально, надо признать.

— Интересно, кто ей это присоветовал? — ехидно поинтересовался граф.

Они продолжали ехать, и Ричард направил графа к небольшой гостинице, находившейся за театром.

— Обычно она принимает в то время, пока ей делают прическу, — сообщил Ричард. — Надеюсь, мы не слишком поздно. Ты увидишь, она весьма привлекательна en deshabille3.

Граф саркастически ухмыльнулся, но ничего не ответил.

Когда они вошли в небольшой вестибюль гостиницы, он подумал, что Ричард уводит его прочь от прежних намерений.

В настоящий момент ему вовсе не хотелось завоевывать сердце очередной женщины. Своей последней избранницей он обзавелся, как теперь сам понимал, слишком поспешно, в чем и крылась причина неудачи.

Графа раздражали не деньги, затраченные на нее, а даром потерянное время и тот факт, что, вероятно, впервые в жизни его подвел собственный вкус.

Фэй казалась необычайно приятной дамой. И лишь когда он узнал свою избранницу ближе, ему стали действовать на нервы ее пустые разговоры и манера хихикать по любому поводу, не говоря уже о том, что в своей жадности она доходила до абсурда.

Он признавал, что оказался в столь запутанной ситуации только по своей вине, и, поднимаясь следом за Ричардом на второй этаж, граф пообещал себе, что никогда более не будет столь опрометчиво принимать решения.

Ричард постучал в дверь, и им отворила служанка. На ней был несколько театральный кружевной чепчик.

— Мамзель ждаль вас, месье, — произнесла она на ломаном английском и, к своему удивлению, заметила, что Ричард не один.

Граф проследовал за ним в небольшую комнатку.

В одном из углов была кровать, скрытая шифоновыми занавесями, а возле окна за туалетным столиком сидела молодая женщина, примерявшая модную шляпку.

За ее спиной стояла модистка с другой шляпкой, и еще несколько лежали в круглых коробках на полу.

— Месье Роулендс, мамзель! — объявила служанка от дверей. — Et un autre gentilhomme4.

Женщина отвернулась от зеркала.

— Ричард! Как кстати! Мне необходим ваш совет. Как я выгляжу?

В том, какой ожидался ответ, сомневаться не приходилось, так как ее пикантное личико с заостренными чертами, яркие глаза в обрамлении темных ресниц и провоцирующе приподнятые уголки алых губ подчеркивала черная шляпка, отороченная кружевами, красными лентами и розами.

Впечатление производила не только шляпка. Из всей одежды на Женевьеве была лишь тонкая черная ночная рубашка, мало скрывавшая ее стройную фигуру.

— Доброе утро, Женевьева, — сказал Ричард, поднося ее руку к губам. — Простите, что задержался, но я привез с собой того, с кем хотел бы вас познакомить — граф Хеллингтон.

Он шагнул в сторону, и Женевьева протянула руку графу.

— Enchante Monsieur5, — сказала она. — Ричард много рассказывал о вас. Надеюсь вас Не разочаровать.

Граф, как и ожидалось, поцеловал ее руку.

— Надеюсь, я тоже.

— Asseyez-vous! Садитесь! — приказала Женевьева, указав на стулья. — Ричард, принесите выпить pourvotre ami6, и оба смотрите на меня. Мне нужно купить три или, может быть, четыре шляпки, и я прошу у вас совет. Я хочу tout de suite7!

С этими словами она снова повернулась к зеркалу и, посмотрев на свое отражение, добавила:

— Я не уверена, что выгляжу в этом tresjolie… э-э очень красиво? Как вы думаль?

Говоря, она глядела в зеркало на себя, а вовсе не на отражавшихся в нем мужчин, сидевших на довольно неудобных стульях — единственных в комнате, не заваленных грудами театрального реквизита.

— Лично мне, мадемуазель, больше нравится зеленая.

Пусть она не так выразительна, зато не скрывает черты лица.

Мягкий музыкальный голос, произнесший эти слова, настолько отличался от манеры речи Женевьевы и прозвучал так неожиданно, что граф с удивлением повернулся к говорящей.

На ней было невзрачное серое платье и такого же оттенка шляпка. Граф подумал, что если бы не голос, девушка так и осталась бы незамеченной.

Поля шляпки скрывали ее лицо, однако был виден прямой носик, миленький подбородок и линия розовых губ, говоривших о том, что их обладательница не склонна к притворству.

— Peutetre vous avez raison8, — сказала Женевьева. — Примерь мне ее снова, и пусть джентльмены скажут, что они думают.

Модистка достала зеленую шляпку, и в тот момент, когда она увенчала ею темные волосы Женевьевы, граф увидел, насколько права была девушка с музыкальным голосом.

Как она и полагала, зеленый цвет подходил гораздо больше черного и красного.

— Как вы думаете, милорд, мне идет? — поинтересовалась Женевьева.

— Очень! — машинально согласился граф.

Он ждал, не произнесет ли модистка еще чего-нибудь.

— Значит, я возьму эту, — сказала Женевьева, — атье две мы уже отобрали. Положьите их на кровать.

Модистка взяла шляпки и, пройдя в другой угол комнаты, положила их на кровать, убранную покрывалом с оборками и огромными бантами из бархатных лент.

Глядя на изящество, с которым она передвигалась, граф отметил, что подобную грациозность можно было ожидать скорее от актрисы, нежели от торговки.

Ее лицо трудно было как следует рассмотреть, но граф был уверен, что она не смотрит на него.

Модистка вернулась к столику и начала перевязывать коробки с упакованными шляпками.

— Вы имель чек? — спросила Женевьева.

— Да, мадемуазель.

— Vous savez, что с ним делаль. Les Anglais pas diffbrents от тех, кто в Париже.

Было очевидно, что модистка не поняла, и граф со смехом в голосе весело пояснил:

— Мадемуазель говорит, что за представление платят зрители, а не актеры. Дайте чек мне.

В первое мгновение модистка с изумлением воззрилась на него. Женевьева засмеялась.

— Tiens, Monsieur, vous etes tres gentil!9 Я не это имела в виду, mais je suis tres…10 благодарна. Как мне благодариль вас?

Она спрыгнула с табурета, на котором сидела, и, приблизившись к графу, склонилась и поцеловала его в щеку.

Он почувствовал экзотический аромат духов и тепло ее едва прикрытого тела, когда на какой-то миг она прижалась к нему.

В следующую секунду она уже повернулась к Ричарду.

— А вы забыль, mon cher Ричард, что я тоже хотела пить?

— Нет, конечно же, нет, — ответил Ричард. — Вот ваш бокал!

— Merci, mon cher!11.

Он понял, что она благодарит его не только за напиток, но и за знакомство с графом.

Он улыбнулся ей тайком, стараясь игнорировать графа, отсчитывавшего не одну гинею из своего кошелька.

Граф не взял из рук модистки чек, аккуратно выписанный плавным женским почерком, и она продолжала держать его.

Она стояла неподвижно и спокойно, так что, подняв глаза, граф сумел хорошо ее рассмотреть. Он отметил, что лицом девушка не только не похожа на торговку, но даже, напротив, необычайно приятна.