— Из… Бирмингема, — назвала она первый большой город, который пришел ей на память, — Вероятно, вы гастролировали, — заметил граф. — Ну что ж, теперь, когда вы в Лондоне, было бы непозволительно, чтобы вы вновь пропали в провинции.

Он произнес это сухим тоном, и невозможно было понять, что он на самом деле подразумевает.

Решив не задумываться над этим, Минелла, как всегда учила ее мать, повернулась к лорду Скелтону, чтобы побеседовать с ним.

Он что-то шепотом говорил Нелли и, судя по всему, не имел никакого желания вступать в разговор с Минеллой.

Понаблюдав за ней, граф сказал:

— Боюсь, мисс Минелла, что на нашем приеме все очень аккуратно поделились на пары. И раз уж вы оказались в паре со мной, придется вам довольствоваться моим обществом.

— С радостью, — сказала в ответ Минелла. — И я хотела вас попросить, чтобы вы рассказали мне о своих лошадях. Конни говорит, что у вас лучшие скаковые лошади, и вы вышли победителем на скачках в Гудвуде.

— Вы любите лошадей так же, как живопись? — поинтересовался граф.

— Очень люблю, — ответила Минелла. — И хотя я не участвовала в больших скачках, стип-пльчез и скачки наперегонки я всегда обожала.

И снова ей показалось, что граф посмотрел на нее так, будто думал, что она просто изображает заинтересованность в предмете, к которому на самом деле вполне равнодушна.

Минеллу это слегка разозлило, и она завела с ним беседу о скачках, которые состоялись в минувшем году.

Ее отец побывал на всех. Естественно, он ездил в Аскот, на дерби, на большие национальные скачки, и, возвращаясь домой, подробно описывал ей все, что там происходило.

Зная, что отец этим интересуется, она, чтобы сделать ему приятное, всегда внимательно просматривала спортивные газеты, которые доставлялись в поместье наряду с более прозаической «Морнинг пост».

От нее не укрылось, что граф нашел беседу весьма интересной, да и сама Минелла много узнала о том, о чем давно хотела узнать.

Кроме того, она спросила его, хорошая ли охота в окрестных лесах, и вновь он был явно удивлен ее познаниями относительно охоты на куропаток и фазанов.

Когда обед подошел к концу, Минелла поймала себя на мысли, что получила гораздо больше удовольствия, чем ожидала.

Остальные гости, как она с некоторым удивлением отметила, говорили все громче и громче: вероятно, это было следствием того, что они выпили много вина.

Что касается Минеллы, то когда слуга напил ей в бокал шампанского, она лишь слегка пригубила его. Заметив это, граф сказал:

— Если вам не нравится шампанское, Минелла, я могу предложить вам белое вино или кларет.

— Чего я действительно выпила бы с удовольствием, — ответила Минелла, — так это лимонада, или, если его нет, то обычной воды.

Мгновение граф молча смотрел на нее. Потом он спросил:

— Вы говорите искренне?

— Честно признаться, — объяснила Минелла, — я пью шампанское очень редко, а сегодня, поскольку я очень устала, мне, наверное, лучше было бы вообще воздержаться.

В глазах графа вновь мелькнула насмешка, как будто он был уверен, что это только притворство.

Впрочем, он велел принести ей лимонада, а тем временем бокалы наполнялись снова и снова, и Минелла заметила, что Конни, которая сидела по левую руку от графа, вся раскраснелась.

Она без умолку болтала с Арчи, а на хозяина вечера почти не обращала внимания.

Минелле такое поведение казалось несколько странным, особенно учитывая то, чему учила ее мать, но она подумала, что «гейети герлз» совсем не обязательно должны быть похожи на подруг миссис Хейвуд.

Возможно, если бы здесь был отец Минеллы, он бы тоже говорил только с тем, кто ему интересен, а на всех остальных не обращал бы внимания.

Наконец граф предложил дамам вернуться в гостиную.

Конни поднялась и, поцеловав Арчи в щеку, сказала:

— Не задерживайся! Если ты забудешь меня, пока пьешь портвейн, я вернусь и утащу тебя силком!

— Разве можно тебя забыть! — откликнулся Арчи.

Минелла была поражена этой сценой. Потом Конни взяла ее под руку, и по пути к гостиной сказала:

— Минелла, ты изумительна! Я и представить себе не могла, что нашего хозяина кто-то способен так расшевелить!

Тут она едва не упала, запутавшись в собственном платье, и это избавило Минеллу от необходимости отвечать.

В гостиной девушки сразу принялись подкрашивать губы и болтать о том, у кого лучше напудрено лицо.

У каждой на запястье на тонком ремешке висела сумочка для косметики.

У Минеллы такой сумочки не было, да она все равно не имела никакого желания краситься и, как Конни, быть похожей на безвкусно размалеванную афишу.

Берил так накрасила ресницы, что они стали в полдюйма длиной, и от этого она сильно смахивала на деревянную куклу.

Присоединяться к общему разговору Минелле тоже не слишком хотелось, тем более что она, по существу, была для этих девушек совсем чужой. Вместо этого она пошла вдоль стен, разглядывая картины.

Все они принадлежали кисти великих французских живописцев, и теперь она поняла, почему комната называлась «Французская гостиная».

Здесь был Буше, которого можно легко узнать по присущим только ему оттенкам голубого и розового, а также по толстеньким купидончикам, которых так и хочется обнимать и баюкать.

Потом Минелла увидела романтичного Фрагонара, и ей показалось, что, сделав еще шаг, она вступит в розовый сад, где над головами влюбленных парят херувимы.

В это время мужчины тоже вернулись в гостиную, и граф сразу же направился к Минелле.

— Я вижу, вам нравятся мои картины.

— Они великолепны! — отозвалась Минелла. — Я всегда мечтала увидеть подлинного Фрагонара, и это оказалось еще прекраснее, чем я себе представляла!

Она замолчала на мгновение, а потом тихо добавила:

— Ужасно думать, что после революции он перестал писать и умер в нищете.

— Кто научил вас сказать мне это? — спросил граф.

Минелла отвела взгляд от картины и с недоумением взглянула на него.

— Арчи скорее всего, — продолжал граф. — У него самого есть несколько очень хороших полотен, и он знает толк в живописи.

Подумав, что не стоит признаваться графу, что до этого дня она никогда не встречала лорда Арчибальда, Минелла решила просто ничего не говорить.

Она молча перешла к другой картине. Граф встал рядом и предложил:

— Не присесть ли нам на диван? Я хочу побеседовать с вами.

С некоторой неохотой, потому что ей гораздо больше хотелось любоваться картинами, Минелла села на атласный диван, стоящий в дальнем конце гостиной. Гости, столпившиеся у камина, вряд ли могли услышать их разговор.

— Расскажите мне о себе, — попросил граф. — Я пришел к выводу, что вы самая лучшая актриса из всех, что мне доводилось встречать!

Минелла взглянула на него и подумала, что он, вероятно, выпил чересчур много, если позволяет себе говорить такие вещи.

— Бы блестяще изобразили юную девушку, вступающую в волшебный мир «Гейети»! — продолжал граф. — Должен поздравить Джорджа Эдвардса с открытием такого таланта!

Минелла не знала, что на это ответить. Наконец, после долгой паузы, она произнесла:

— Я бы не сказала, что… меня кто-то открыл.

— Значит, эта честь выпала мне, — сказал граф. — И, уверяю вас, мое желание принять участие в вашей судьбе не меньше, чем ваше — проехаться на моих лошадях!

Минелла не удержалась от смеха.

— Вряд ли я смогу выиграть приз в Гудвуде!

— Да, но я ни минуты не сомневаюсь в том, что вы мечтаете попасть в состав «Беглянки», — ответил граф.

Минелла хотела сказать, что не испытывает никакого желания играть на сцене, но вовремя вспомнила слова Конни о том, что граф мог бы помочь ей.

— Я ищу работу, — медленно проговорила она. — Но не представляю точно, какой она должна быть.

— На этот вопрос я могу дать ответ, — сказал граф. — И вам, Минелла, лучше всего предоставить мне заботу об этом.

— Весьма признательна, — поблагодарила Минелла.

Она чувствовала себя настолько усталой, что ей было трудно не только сосредоточиться на том, что говорил граф, но даже сидеть прямо.

На одно ужасное мгновение ее веки сомкнулись сами собой, и она испугалась, что заснет прямо здесь.

Усилием воли она заставила себя открыть глаза и увидела, что граф внимательно наблюдает за ней.

— Мне кажется, — сказал он негромко, — что вы очень утомлены.

Минелла выдавила из себя улыбку.

— Мне пришлось встать сегодня в пять утра, — сказала она. — С тех пор случилось так много событий, и все было для меня так удивительно, что, хотя вы, быть может, упрекнете меня в невежливости, я, признаться, засыпаю на ходу.

— Так ложитесь спать, — сказал граф. — Завтра у вас еще будет время посмотреть остальные картины, а также и моих лошадей.

— Как бы мне этого хотелось! — воскликнула Минелла.

— Идите, ложитесь, — сказал он. — Не говорите никому спокойной ночи, а просто исчезните.

Минелла подумала, что он очень проницателен, поскольку именно так она и хотела сделать.

Граф вывел ее из гостиной через дверь, ведущую в переднюю; оттуда можно было попасть в холл, минуя гостей. Ни Конни, ни ее подруги не узнали бы, что Минелла ушла.

У подножия лестницы граф остановился и сказал;

— Не сомневаюсь, что вы сможете найти свою спальню сами. Спокойной ночи, Минелла, спите крепко!

— Непременно, — сказала в ответ Минелла. — Вы очень добры, огромное вам спасибо.

Прощаясь, граф, к великому изумлению Минеллы, поцеловал ей руку.

Его губы были слишком твердыми и шершавыми для ее нежной кожи.

Поведение графа показалось ей странным. Смущенная, Минелла быстро отдернула руку и побежала вверх по лестнице.

Она не оглядывалась, потому что чувствовала, что граф смотрит ей вслед.

Найдя свою спальню, Минелла вошла; в комнате рядом с кроватью и туалетным столиком мерцали зажженные свечи.

На видном месте, так, что не заметить было нельзя, лежал лист бумаги, на котором было написано: +++

Если я вам понадоблюсь, мисс, позвоните, и я тут же приду. +++

Минелла подумала, что время довольно позднее, чтобы вызывать служанку, но, поскольку этого от нее явно ждали, она позвонила, и через несколько минут Роза вошла в спальню.

— Вы слишком рано, мисс! — сказала она.

— Я так устала! — ответила Минелла.

Больше она ничего не стала говорить, а молча позволила Розе расстегнуть ей платье и распустить волосы.

Потом Минелла скользнула в длинную ночную рубашку, которая тоже досталась ей от матери, и забралась в постель.

Едва голова ее коснулась подушки, она тут же заснула и даже не слышала, как Роза погасила свечи и ушла.

Утром Минелла проснулась с чувством волнения.

Покидая свое поместье, она никак не ожидала, что попадет в такое интересное и удивительное место.

Минелла не сомневалась, что сегодня день будет попон открытий, и в голове у нее вертелись тысячи вопросов, которые ей не терпелось задать графу.

Она позвонила в звонок. Когда Роза вошла, Минелла услышала от нее ту же фразу, что и накануне:

— Бы слишком рано, мисс!

— На самом деле, пожалуй, поздно. Обычно я поднимаюсь гораздо раньше, — ответила Минелла.

— Никто еще не просыпался, — сказала Роза. — Другие юные леди отправились спать только в три утра.

— Мне повезло, что удалось уйти пораньше, — улыбнулась Минелла.

Она встала, умылась, и Роза помогла ей надеть очень сложное платье, которое Минелла должна была носить утром.

Минелла подумала, что ее мать назвала бы его чересчур вычурным, но среди хористок было принято так одеваться, и Минелле лишь оставалось делать то же самое.

Одеваясь, она заметила, что Роза зевнула, и виновато воскликнула:

— Вы не выспались! Это отвратительно, что вчера я потревожила вас так поздно. Обещаю, что больше не буду этого делать.

— О, вы тут ни при чем, мисс, — ответила Роза. — Это из-за моего малыша.

— Вашего малыша?

— Да, я раньше служила здесь горничной, но потом вышла замуж, и теперь меня вызывают, только когда устраивают прием.

— Понимаю, — сказала Минелла. — И вы взяли с собой своего ребенка.

— Мой муж егерь, мисс, и в это время года он почти все время пропадает в лесу. Так что мне пришлось взять с собой обоих моих детей, а у младшего режутся зубки, и ночью я просто не сомкнула глаз.

— Мне очень жаль, — сказала Минелла. — А можно мне взглянуть на него?

— Зачем вам это, мисс? Только лишнее беспокойство. Вы так говорите просто из вежливости.

— Нет-нет, мне правда этого хочется, — возразила Минелла. — А вы не пробовали дать ему мед? Мама всегда велела людям в деревне давать детям мед, когда у них режутся зубки. Вы сами увидите, что днем мед будет его успокаивать, а ночью поможет лучше спать.

— Никогда о таком не слышала! — воскликнула Роза. — Но я, конечно, попробую.

— Так можно мне пойти посмотреть на вашего сына? — спросила Минелла.

— По правой стороне в конце коридора, мисс. Экономка была так любезна, что отвела мне комнату на этом же этаже.

Минелла еще раз повторила свою просьбу, и Роза повела ее в другое крыло здания. Ее комната была, конечно, не такая просторная, как спальни для гостей, но и не такая тесная, как комнаты прочих слуг.

Роза открыла дверь, и Минелла увидела в кроватке громко плачущего грудного младенца, а на полу — очень симпатичную трехлетнюю девочку, сосредоточенно складывающую башню из кубиков.

— Это Эльспет, — с гордостью представила ее Роза, — а это Саймон.

С этими словами она вынула Саймона из кроватки. Он сразу перестал реветь и только жалобно хныкал.

— Сходите на кухню и попросите меда, — сказала Минелла, — а я пока посижу с детьми.

Роза хотела возразить, но потом, обеспокоенная состоянием сына, положила его в кроватку, где он немедленно принялся снова реветь во весь голос, и выбежала из комнаты.

Минелла взяла мальчика на руки и баюкала его до тех пор, пока громкий плач опять не сменился тихим хныканьем.

Деревенский викарий был не женат, и поэтому заботиться о деревенских жителях приходилось матери Минеллы.

Со всеми своими неурядицами, больными детьми и прочими бедами и несчастьями женщины всегда приходили к ней.

Поэтому Минелла с детства привыкла нянчиться с детьми, играть с ними и лечить им царапины, пока их родители делились с леди Хейвуд своими невзгодами.

Когда Роза вернулась, они дали Саймону ложку меда. Мед ему явно понравился, и он быстро перестал хныкать.

— Никогда не знала о таком средстве, мисс, ей-богу! — воскликнула Роза. — А ведь в поместье почти у каждого в саду ульи!

— Только не забывайте давать Саймону вместе с молоком немного воды, — сказала Минелла. — Ему будет чаще хотеться пить, но зато мед его успокоит, и сегодня ночью вы сможете выспаться.

— Вы сама доброта, мисс! — воскликнула Роза.

Попрощавшись с ней и с детьми, Минелла заторопилась вниз. Она боялась опоздать к завтраку, но, войдя в столовую, застала там только одного человека. Это был граф.

Увидев ее, он весьма удивился, и его изумление возросло еще больше, когда она произнесла:

— Простите, если я опоздала, но Роза сказала, что я поднялась слишком рано.

— Вы поднялись рано, но не слишком рано, — сказал в ответ граф. — На самом деле все, кроме нас, еще спят.

— В такой поздний час никто еще не проснулся? — недоверчиво переспросила Минелла.

Она была удивлена, потому что ее отец всегда вставал очень рано, так же, как и она, и обычно перед завтраком они вдвоем совершали верховую прогулку.

— Я думаю, что у них были все причины устать, — заметил граф.

Минелла подумала о том, что это за причины.

Она понимала, что Конни и другие хористки могли утомиться после спектакля и длинной дороги, но все-таки не настолько, чтобы спать допоздна!

Впрочем, вслух Минелла ничего не сказала.

Она просто взяла себе еды с длинного ряда серебряных блюд и села за стол напротив графа.

Ее завтрак состоял из бекона, яиц, отличного джерсейского масла и нескольких ложек меда, который Минелла предпочла джему и мармеладу домашнего изготовления.

Граф глядел на нее, и в его глазах Минелле почудился странный огонек, которого она не заметила накануне.

Когда она закончила есть, он сказал:

— Сейчас вы получаете заслуженную награду за то, что были вчера столь воздержанны! Не сомневаюсь, что наверху у многих раскалывается голова, и они жалеют, что не последовали вашему примеру!

Минелла не забыла, как отвратительно чувствовал себя отец, выпив накануне слишком много шампанского, и сказала:

— Возможно, пить вино очень весело, но, как сказано у Байрона, «наутро — сода и проповеди»!

Граф рассмеялся.

— Не хотите ли полюбоваться моими лошадьми? — спросил он.

— Я так надеялась, что вы мне это предложите! — воскликнула Минелла.

Она встала из-за стола и пошла следом за ним к двери.

Только когда они вышли в холл, Минелла спохватилась:

— Наверное, мне нужно надеть шляпку? Дома она никогда не носила шляпок, и дума-па, что просто смешно надевать что-то на голову, чтобы выйти в сад или оседлать единственных двух лошадей, стоящих в конюшне.

— Если вы сами не хотите, то, конечно, не нужно, — ответил граф. — Мне нравится ваша прическа.

Минелла дотронулась до своего шиньона, как будто только что о нем вспомнила.

— Боюсь, что по сравнению с прическами Конни и остальных моя выглядит заурядно, — сказала она. — Но у меня, кажется, никогда не будет времени позаботиться о чем-то более сложном.

Граф бросил на нее удивленный взгляд, но Минелла ничего не заметила, и принялась с увлечением расспрашивать его о лошадях и скачках, в которых он участвовал.

Конюшни графа оказались великолепными, и Минелла, переходя от стойла к стойлу, не уставала выражать восхищение.

Она не смела даже мечтать, что когда-нибудь ей доведется посмотреть и потрогать таких замечательных лошадей.

Конюх, который их сопровождал, спросил графа:

— Когда вы желаете выехать, милорд? Для вашей светлости уже оседлана лошадь.

Только сейчас Минелла заметила, что граф одет в брюки для верховой езды и виновато воскликнула:

— О, я вам помешала! Вы собирались ехать верхом. Мне очень жаль.

— Извинения совершенно излишни, — ответил граф. — Ведь вы, наверное, не откажетесь составить мне компанию?

Минелла радостно вскрикнула.

— Вы не шутите? Это правда? Внезапно ее лицо омрачилось.

— Я совсем забыла… Я не взяла с собой амазонку. Я не думала, что у меня будет возможность… прокатиться на лошади.

Граф на минуту задумался. Потом он сказал:

— Не сомневаюсь, что миссис Харлоу найдет для вас амазонку. У моей сестры такой же размер, как у вас.

— Как замечательно!

Радостное волнение, отразившееся на лице Минеллы, словно осветило ее изнутри, и сияние ее глаз было подобно солнечным лучам.

— Сейчас мы вернемся в замок и все устроим, — с добродушной усмешкой сказал граф и, повернувшись к конюху, добавил:

— Оседлайте еще одну лошадь и приведите ее вместе с моей через четверть часа к парадному входу.

Он еще мгновение подумал и сказал;

— Рем лучше всего подойдет этой юной леди.

— О, прошу вас! — вставила Минелла. — Не могла бы я поехать на Сарацине?

Она имела в виду черного жеребца, который ей особенно понравился.

Поколебавшись, граф осторожно спросил:

— Вы совершенно уверены, что справитесь с ним?

— Совершенно уверена.

Казалось, граф хотел возразить, но потом, словно решив, что если она ошибается, это послужит ей хорошим уроком, сказал конюху:

— Ладно, оседлайте Сарацина, а мне тогда уж — Крестоносца. Сомневаюсь, что любая другая лошадь сумеет не отстать от него.

Конюх промолчал, но у Минеллы возникло чувство, что ему это не по душе.

«Я им всем покажу! — подумала она с веселым азартом. — Просто смешно, что они воображают, будто хористка из» Гейети» не умеет ездить верхом!«

Вместе с Минеллой граф вернулся в замок и велел лакею сказать миссис Харлоу, что он хочет видеть ее немедленно.

Когда она принесла амазонку, Минелла уже была готова переодеться.

Великолепное платье для верховой езды было от Бузвайна — лучшего портного из всех, кто шил охотничью одежду.

Минелла тщательно, как всегда требовал от нее отец, скрепила прическу заколками и пристроила сверху небольшую шляпку, позаботившись о том, чтобы она сидела надежно.

Сапожки для верховой езды, которые тоже принадлежали сестре графа, были немного велики, но зато очень удобны.

Минелла переоделась так быстро, как никогда не переодевалась прежде. Потом она схватила белые вязаные перчатки и, поблагодарив миссис Харлоу, выбежала из спальни.

— Платье сидит на ней как влитое, словно для нее было сшито! — сказала миссис Харлоу Розе, которая помогала Минелле переодеваться. — И не покривив душой скажу, что носит она его как заправская леди.

— Она не такая, как остальные, — заметила Роза. — И с моим малышом обошлась так заботливо!

— Я думаю, это все, лишь затем, чтобы добиться благосклонности его милости! — сказала миссис Харлоу. — Все актрисы одинаковы — и все не лучше, чем должны быть!

Выйдя на улицу, Минелла увидела, что лошадь для нее уже готова, а граф сидит в седле на Крестоносце.

Ему приходилось все время сдерживать нетерпеливого скакуна, и Сарацин тоже беспокойно переступал с ноги на ногу и фыркал.

— Мне кажется, вам надо было все же взять лошадь поспокойнее. — сказал граф, увидев Минеллу.

Она сделала вид, что не слышит и проворно вскочила в седло — к несказанному удивлению конюха, без посторонней помощи.

Дома ей некому было помочь сесть на лошадь, и она так привыкла делать это сама, что сейчас даже не подумала подождать, пока конюх ее подсадит. Только когда она уже сидела в седле, конюх опомнился и, подбежав, торопливо поправил ей юбку.

Сарацин принялся натягивать уздечку и взбрыкивать, чтобы показать свою независимость, но Минелла опытной рукой заставила его слушаться. Граф на Крестоносце поехал вперед, и Минелла пустила Сарацина следом.

Даже в самых безумных мечтах ей не могло представиться, что когда-нибудь она будет скакать на такой изумительной лошади.

Минелла была твердо намерена доказать графу, что он ошибался, считая, что она не в состоянии справиться с Сарацином и что в следующий раз, если представится такой случай, он может дать ей коня и поноровистее.

Пока они рысью выезжали из парка, пробираясь среди низко растущих ветвей, им было не до разговоров.

Выехав в открытое поле, они пустили коней в галоп, и этот темп был для беседы тоже неподходящим.

Только проскакав примерно с полмили, они остановились, и граф с легким удивлением в голосе сказал Минелле:

— Как, во имя всего святого, вам удалось научиться так ездить верхом?

Минелла радостно рассмеялась.

— Я знаю, что вы представляли меня неумелой, но я езжу на лошади с того дня, как выросла из детской коляски.

— Я поражен и к тому же должен выразить свое восхищение вашей внешностью, — сказал граф, глядя на ее волосы, которые ничуть не растрепались после скачки галопом.

Они пустили коней шагом и несколько минут ехали молча. Потом граф нарушил молчание:

— Бы заинтриговали меня, Минелла, и мне кажется, что это какая-то мистификация.

— Почему вы так думаете?

— Потому что вы совсем не такая, какой должны были быть по моим ожиданиям.

— Могу этому только порадоваться, — сказала Минелла, — иначе вы, несомненно, скучали бы, как скучаете всегда, если верить словам других.

Граф ничего не ответил, и, оглянувшись на замок, Минелла добавила:

— Как можно скучать, когда у вас столько всего?

— Вероятно вы, как и все женщины, воображаете, будто деньги и положение в обществе делают человека счастливым, — сказал граф насмешливо.

Минелла покачала головой.

— Я не настолько глупа, но думаю, что без этого было бы тяжелее. Недостаток денег может служить поводом для несчастья, особенно, если речь идет о мужчине.

Граф приподнял бровь.

— А если о женщине? Не сомневаюсь, что вы были бы очень несчастны, лишившись своих красивых платьев и, конечно, поклонников, которые платят за них.

Минелла повернулась к нему и, позабыв о вежливости, резко сказала:

— Безусловно, я не позволила бы никому платить за мою одежду! Этого…

Внезапно она замолчала.

Минелла хотела сказать:» настоящая леди никогда бы не сделала «, но вспомнила, что она, как предполагается, является обычной хористкой, а отнюдь не леди, и отрицать это — значит подвести Конни.

Она поняла, что сделала ошибку, и причем такую, которой граф не мог не заметить.

— Вы говорите, — сказал он уже знакомым ей сухим, саркастическим тоном, — что не позволяете вашим поклонникам платить за ваши наряды? Однако мне трудно поверить, что платья, которые были на вас вчера вечером и сегодня с утра оплачены из вашего жалованья.

Минелла гордо вздернула подбородок. Она не могла позволить, чтобы он над ней насмехался.

— Если хотите знать правду, — сказала она, — то я одолжила их, чтобы произвести на вас впечатление, и завтра вечером, когда я вернусь в Лондон, они будут возвращены владельцу.

Граф от души рассмеялся.

— Отлично, Минелла! — воскликнул он. — Вы победили! Я, разумеется, не в силах опровергнуть столь изобретательное объяснение!

— Я принимаю ваши извинения, — сказала Минелла. — А теперь, с вашего разрешения, я пущу Сарацина в галоп. Другого случая мне скорее всего не представится.

Не дожидаясь согласия графа, она стегнула коня хлыстом.

Сарацин рванулся вперед, и графу стоило больших трудов догнать свою спутницу.