Смех, свет и леди

Он желал ее страстно и не уставал восхищаться ее красотой.

Вместе с тем привлекательность Минеллы заключалась не только в физической красоте, но и во врожденной одухотворенности, которая означала такую чистоту помыслов, о которой граф мог только мечтать и уже почти отчаялся встретить в реальной жизни.

«Я люблю ее!»— сказал он себе и с мукой подумал, сколько пройдет времени, пока он сможет жениться на ней.

Граф как раз переоделся в пижаму, когда Минелла позвала его из спальни.

Войдя, он увидел, что она погасила все лампы, кроме той, что стояла у самой кровати. Светлые волосы Минеллы рассыпались по ее плечам точно так, как в ту ночь, когда граф проник в ее спальню через скрытую дверь.

Еще тогда, глядя на нее, он понял, хотя не осмеливался признаться в этом даже себе самому, что хочет, чтобы она стала его женой, хочет видеть собственного ребенка, прижимающегося к ней во сне.

Он подошел к кровати и увидел, что Минелла очень смущается. Ома старалась не встречаться с ним взглядом, и щеки ее слегка порозовели.

— Я… Я положила подушку посередине, — неуверенно проговорила она. — Папенька говорил мне, что так делают в Швеции… Я подумала, что вам будет удобнее…

На губах графа мелькнула улыбка, но он ничего не сказал.

Он просто сел на кровать рядом с Минеллой и взял ее руку в свою.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, моя красавица, и настанет день, когда ты станешь моей целиком. Он будет не только радостным для нас обоих, но и священным, и мы будем помнить его всю нашу жизнь.

Граф говорил очень торжественно и почувствовал, как пальцы Минеллы сжали его запястье.

— Я… Я боюсь, — прошептала она. — Я… совсем ничего не знаю об этом… Маменька никогда не говорила мне, как это бывает, но… если это похоже на твои поцелуи, значит, это самое лучшее и изумительное, что дал людям Бог.

— Именно так, — сказал граф. — А теперь спокойной ночи, моя дорогая, и обещай, что будешь видеть во сне меня.

Минелла рассмеялась.

— Иначе и быть не может!

— Граф поцеловал ей руку, потом взял лампу и, обойдя кровать, лег с другой стороны.

Лежа на одеялах, он чувствовал подушку, которую Минелла положила между ним и собой. Граф накрыл себя половиной ватного одеяла, и Минелла с тревогой спросила:

— Вы не замерзнете?

— Не волнуйся, — успокоил ее граф. — Поверь, что будучи в полку, мне частенько приходилось спать на земле, и я готов снова это сделать, если ты захочешь, чтобы я перешел в другую каюту.

— Мне нравится, что вы рядом, — сказала Минелла. — С вами я чувствую себя в безопасности, хотя и боюсь, что сделаю что-то не правильно и вы рассердитесь.

— Я никогда не буду на тебя сердиться, — ответил граф и погасил лампу.

— Нелли сказала, что вы страшный мужчина. И я тоже так думала, когда впервые увидела вас.

— А теперь? — спросил граф в темноте.

— Теперь я думаю, что вы самый замечательный, самый лучший мужчина! И я буду благодарить Бога в своих молитвах за то, что вы любите меня.

— Тогда помолись и спи, — тихо сказал граф, — Спокойной ночи, моя любимая.

— Спокойной ночи, — шепнула Минелла. Она начала молиться, но, еще не закончив молитвы, уснула, потому что очень устала.

Граф долго лежал с открытыми глазами, слушая ее нежное дыхание, и думал, что он, хотя и не заслужил этого, сейчас стоит у райских врат.

Глава 7

В Бискайском заливе море было неспокойно, и Минелла была рада, что граф рядом. С ним было не так страшно.

Она заметила, что он ни разу не коснулся ее, если не считать того, что поцеловал ей руку на ночь.

Она решила, что таким образом он хочет показать ей, что любит ее и уважает, как свою будущую супругу.

Однако Минелла сама безумно любила его и каждую минуту мечтала о его поцелуях.

Она знала, что, как только они останутся в гостиной одни, она вновь будет таять в его объятиях и унесется в рай, существующий лишь для влюбленных.

Волны тяжело били в корабль, заставляя его вздрагивать всем корпусом. К счастью, Минелла не страдала морской болезнью, но была очень испугана.

За обедом капитан сказал, что ветер усиливается и спросил у Минеллы:

— Вы хороший моряк, миледи?

— Надеюсь, — ответила Минелла. — Только я первый раз в море.

— Тогда мы должны сделать все, чтобы у вас не осталось неприятных воспоминаний, — улыбнулся капитан.

После обеда Минелла и граф некоторое время беседовали с офицерами, а потом пожелали всем спокойной ночи и отправились к себе в каюту.

Впервые за время плавания Минелла почувствовала, что ей трудно идти, и взяла графа под руку.

Как только они уединились в своей гостиной, граф усадил Минеллу в кресло рядом с собой и целовал ее до тех пор, пока она не забыла и о море, и о качке — обо всем, кроме того, какой он восхитительный.

Но когда они легли спать, море разбушевалось еще сильнее. Волны теперь не просто раскачивали судно, а швыряли его, словно щепку, из стороны в сторону. Корабль то взлетал на высокий гребень волны, то стремительно падал вниз, и Минелла не на шутку испугалась.

Она коснулась руки графа и прошептала:

— Вам не кажется, что мы можем перевернуться и… пойти ко дну?

Он нащупал в темноте ее руку и, сжав пальцы Минеллы, ответил:

— Нам ничто не грозит, мое сокровище. Эти корабли способны противостоять штормам гораздо более сильным, чем этот.

— Мне так страшно… Я ничего не могу с собой поделать!

— Я тебя понимаю, — сказал граф, — но наш капитан — мастер своего дела, и я совершенно уверен, что если нам суждено умереть, то не от того, что мы потонем.

Минелла не отняла руку, и он очень нежно обнял ее за плечи.

— Я так счастлива, что вы здесь, рядом со мной, — шепотом сказала Минелла. — Если бы вас не было, я бы, наверное, от страха забралась с головой под одеяло и молилась бы без перерыва.

— Вместо этого мы лучше поговорим о нас, — сказал граф, — и это даст тебе пищу для размышлений.

— Мне трудно думать о чем-то другом, кроме вас.

— Я рад это слышать, — отозвался граф. — А теперь позволь мне посвятить тебя в мои планы.

Его тон встревожил Минеллу, и она взволнованно спросила:

— Каковы же они?

Она больше не боялась, потому что граф обнял ее, и хотя он не поцеловал Минеллу, она чувствовала его лицо совсем рядом.

— Я сказал капитану, — начал граф, — что у меня есть важное сообщение для нашего посла в Италии от ее величества королевы. Он не собирался заходить в Неаполь, но согласился сделать это, чтобы я мог выполнить поручение.

Минелла внимательно слушала, но пока не совсем понимала. А граф продолжал:

— На самом деле я собираюсь увидеться с моей женой и просить ее, чтобы она дала мне свидетельство, необходимое, чтобы начать бракоразводный процесс сразу, как только мы вернемся в Англию.

— Это значит, что газеты напишут о нем? — спросила Минелла. Граф вздохнул.

— Боюсь, что так, и я очень тревожусь насчет того, что сочинят наши ретивые репортеры. Однако нельзя допустить, чтобы ты оказалась вовлечена в эту историю, а значит, нам нельзя будет встречаться какое-то время.

Минелла невольно вскрикнула.

— О нет, я этого не перенесу!

— Больше нам ничего не остается, — негромко сказал граф. — И я думаю, не лучше ли было бы тебе уехать к своей тетушке или, если это невозможно, остаться в Каире с моей матерью.

Минелла молчала, и граф, словно размышляя вслух, продолжал:

— Слушание начнется лишь через несколько месяцев, и к тому времени люди, которые будут видеть нас вместе в Каире, непременно решат, что мы поссорились и расстались.

Голос его стал резким:

— Не могу выразить словами, как мне ненавистна сама мысль о том, что кто-то может приписать тебе недостойное поведение моей настоящей жены.

Он сделан паузу и быстро добавил:

— Однако в настоящее время единственное, что мы можем сделать, это постараться поменьше попадаться людям на глаза. Разумеется, я найму самых лучших адвокатов.

Воцарилось молчание. Потом Минелла сказала чуть слышно:

— Если все это вам так ненавистно, может быть… вам лучше не жениться на мне.

Рука графа, лежащая на ее плечах, напряглась.

— Ты действительно думаешь, что я позволю себе тебя потерять? — спросил он. — С каждой минутой я влюбляюсь в тебя все больше, и до встречи с тобой я не знал, что такое счастье.

— Вы говорите… искренне?

— Я думаю, что теперь, когда мы знаем друг друга так близко, ты сама можешь ответить на этот вопрос.

— И вы тоже всегда будете знать, если я покривлю душой.

— Ты никогда больше не станешь меня обманывать, — сказал граф. — Да, собственно, ты и не обманула меня своим спектаклем, и пока ты пыталась убедить меня в одном, мои чувства говорили мне совсем другое.

— Вы действительна поверили, что я такая же… безнравственная, как Нелли и… Герти?

От графа не укрылось, что она намеренно пропустила имя Конни, и он тихо сказал:

— Ты говорила, что нужно думать о себе в том качестве, в которой ты сейчас, а в данное время ты играешь роль моей жены и станешь ею, как только позволит закон.

Он покрепче обнял ее и добавил:

— А графиня Винтерборн не знает ничего о гейети герлз, кроме того, что видно из ложи! Минелла негромко рассмеялась и сказала:

— Мне очень понравилось представление. Девушки были такие красивые, и музыка — тоже.

— Ты будешь помнить только то, что видела на сцене, а не за кулисами, — твердо сказал граф.

— Конечно, если вы этого хотите, — просто ответила Минелла.

— Я обожаю тебя! — воскликнул он. — Но сейчас, моя любимая, я думаю, тебе нужно постараться уснуть. Надеюсь, утром море успокоится, но если ты вдруг испугаешься, вспомни, что я рядом с тобой.

— Мне так хорошо, когда ты меня обнимаешь, — прошептана Минелла. — Возможно, я мота бы разыграть испуг.

Граф рассмеялся и сказал:

— Я сразу узнаю, когда ты начнешь играть, так что засыпай. Уверяю тебя, корабль в безопасности.

С большой неохотой Минелла отвернулась от него и закрыла глаза.

Она подумала о том, как тяжело ему будет пережить скандал и неизбежные сплетни, и спросила себя, что она может сделать, чтобы это предотвратить.

У нее мелькнула мысль, что, может быть, она будет должна расстаться с ним.

И тогда Минелла принялась молиться духу своего отца:

«Помогите мне, папенька! Помогите мне по — » ступить правильно! Вы знаете его мир намного лучше, чем я, а я не переживу, если его положение при дворе пострадает и если его друзья будут потешаться над ним!«

Она заснула, не переставая молиться.

Наутро тревога не покидала Минеллу, и даже ослепительная красота Средиземноморья не могла рассеять тень, омрачавшую ее счастье.

Вечером незадолго до прибытия в Неаполь они обедали вдвоем в своей каюте, и, когда стюард ушел, Минелла сказала графу:

— Мне хотелось бы с вами поговорить. Граф вопросительно посмотрел на нее, а Минелла сказала очень серьезно:

— Устраивайтесь поудобнее и выслушайте меня.

Граф сел в одно из больших кресел и протянул руки к Минелле, но она лишь покачала головой и села на коврик возле его ног.

В бледно-голубом платье, отделанном шифоном, нежным облаком окутывающим ее белоснежные плечи и шею, с золотистыми волосами и доверчивым взглядом больших глаз она была похожа на маленького ангела, рассматривающего землю с летнего неба.

До сих пор граф не знал женщины, чьи глаза были бы так выразительны и которая умела бы так поэтично и вместе с тем ясно выражать свои чувства.

Он ничуть не кривил душой, когда говорил Минелле, что с каждой минутой влюбляется в нее все сильнее.

Он знал, что неожиданно для себя обрел то, что иные мужчины ищут всю жизнь, — идеальную любовь и женщину, которая является частью его самого.

Пока он был пресыщенным, циничным аристократом, готовым насмехаться надо всем, что было возвышенно или даже священно, Минелла благополучно прошла через все опасности, которые встретились ей на пути к Лондону и в самом городе.

Граф отлично знал, что ей угрожало, и не сомневался, что чистота и невинность Минеллы и послужили ей самой надежной защитой.

Теперь он переменился и дал себе клятву в будущем защищать ее от любых обид и любой грязи, которая могла повстречаться ей в жизни, и знал, что, как только его дела будут улажены, они с Минеллой обретут взаимное счастье.

Единственная трудность заключалась в том, что развод с женой повредил бы его положению при дворе и обеспокоил бы его родственников, особенно учитывая, что граф стоял во главе семейства Винтерборнов.

Он посмотрел на Минеллу и, встретив ее умоляющий взгляд, спросил:

— В чем дело, мое сокровище?

— Я думаю о завтрашнем дне.

Лицо графа помрачнело. Ему совсем не хотелось снова встречаться со своей женой и с человеком, который вместе с ней устроил тот подлый заговор и был отцом ее ребенка.

Граф не говорил об этом Минелле, поскольку знал, что она не поймет, но юридически отцом ребенка, рожденного его женой, считался он, и если это был мальчик, он со временем унаследовал бы титул.

Впрочем, граф был так зол на свою жену, что даже не стал интересоваться полом ребенка и не отвечал на ее письма с просьбой о разводе.

Однако он не имел никакого желания унизиться до взглядов своей жены и ее любовника и поэтому продолжал выплачивать Ольвии содержание, которое назначил ей, когда они поженились.

Это была весьма значительная сумма, и банк графа переводил ее на счет в Неаполе каждый квартал.

Мрачным тоном, которого Минелла не слышала от графа с тех пор, как они признались друг другу в любви, граф промолвил:

— Я не имею никакого желания думать о завтрашнем дне, но, к сожалению, от этого никуда не денешься.

— Я знаю, — сказала Минелла, — и… потому что я люблю вас… у меня появилась одна мысль.

— Какая?

Она не касалась его, но граф чувствовал, что Минелла дрожит, и видел румянец на ее щеках. Едва слышным голосом она произнесла:

— Когда мы только взошли на корабль, вы сделали мне предложение, от которого я… отказалась.

— Ты знаешь, что я сделал его только потому что, хотя я любил тебя, я понятия не имел, кто ты такая на самом деле и не ведал еще, что ты воплощаешь в себе мой идеал женщины.

— Я рада слышать это от вас, — грустно сказала Минелла, — но, понимая, как больно ранит вас развод и все, что за этим последует, я готова принять ваше предложение.

С этими словами Минелла уткнулась лицом в колено графа, словно боялась поднять на него взгляд.

Несколько мгновений граф молчал. Потом он тихо сказал:

— Теперь я знаю, моя любимая, что ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя, и я всегда буду помнить то, что ты сказала сейчас, и хранить это в моем сердце.

Он поднял ее с пола, усадил в кресло рядом с собой и, обняв, прижал к себе.

— Но мой ответ, мое сокровище, будет» нет «!

— Но… почему?

— Потому, — сказал граф спокойно, — что я хочу, чтобы ты жила не тайно в Челси или в Сент-Джон-Вуд, как я вначале глупо предложил, а в моем доме, открыто, в качестве моей жены.

Он поцеловал ее волосы и добавил:

— Ты станешь графиней Винтерборн, будешь со мной каждый день и каждую ночь.

От того, как он это сказал, Минелла чуть не заплакала.

— Я пыталась… помочь вам, — прошептала она.

— Я знаю, — ответил граф, — но того, что ты предлагаешь, мне мало. Я хочу, чтобы ты была моей полностью и абсолютно. Моей от макушки до красивых маленьких ножек, моей с каждым дыханием, с каждой мыслью. Ты моя, Минелла, и я не могу жить без тебя!

Потом он поцеловал ее, поцеловал отчаянно, требовательно, властно и стало невозможно говорить еще.

И все же, когда они поехали в Неаполь, Минелла чувствовала страх, ибо видела, что граф в плохом настроении, и боялась того, что может случиться, если он увидит свою жену.

В другое время она восхищалась бы видом Неаполя, возвышающегося над гаванью, его блестящими крышами и шпилями, яркостью его красок.

Повсюду разливался тот особенный свет, которым, как она читала, славятся пейзажи Италии.

В библиотеке поместья Хейвудов было немало путеводителей, и Минелла знала историю этого города. Она жалела лишь, что они не могут задержаться на день и съездить в Помпею.

Она видела могучий силуэт Везувия на фоне синего неба, но сейчас все было не важно, кроме тяжкого испытания, которое предстояло пережить графу, а Минелла была не в силах спасти его от этой участи.

На причале их уже ждал экипаж, запряженный парой лошадей.

Моряки, одетые в парадную форму, отвезли Минеллу и графа к берегу в шлюпке.

Для этой поездки Минелла выбрала чудесное летнее платье цвета молодой зелени, отороченное белыми кружевами.

На голове у нее была шляпка с широкими полями, украшенная белыми розами.

В этом наряде Минелла выглядела юной и свежей, как сама весна.

Пока они ехали по узким улочкам, где на веревках, протянутых между домами, сушилось белье, граф не произнес ни слова.

Неаполь очаровал Минеллу, но она не стала выражать своего восхищения вслух, понимая, что сейчас не самое подходящее время для этого.

Экипаж привез их в верхнюю часть города и остановился возле весьма живописного домика.

Граф не двинулся с места, и Минелла, скользнув рукой в его руку, тихо сказала:

— Да поможет вам Бог, любимый!

Она почувствовала, как он быстрым движением пожал ей руку.

Потом, словно бросаясь в атаку, граф расправил плечи и вышел из экипажа.

Он велел кучеру подождать, и Минелла открыла белый зонтик, который взяла с собой, чтобы укрыться от жаркого солнца.

Больше всего она боялась, что жена графа вовсе откажется с ним разговаривать, и тогда все их планы можно считать похороненными.

Но дверь в конце длинной дорожки из каменных плит отворилась, граф вошел в дом, и Минелла с облегчением подумала, что хотя бы одно препятствие устранено.

Теперь она ничего не могла сделать, ей оставалось только молиться, как молилась она все эти дни, о том, чтобы в Англии не узнали о разводе графа Бинтерборна. В конце концов, поскольку его жена жила в Италии, это было вполне возможно.

— Прошу тебя. Боже, прошу тебя, — повторяла она снова и снова.

Потом, внезапно подумав, что только отец может ей помочь, она обратилась к нему:

— Папенька, вы знаете лучше, чем я, как он будет страдать, если об этой ужасной истории напишут в газетах! Но я люблю его, и я знаю, что мы можем быть счастливь, как были счастливы вы с маменькой. Пожалуйста, пожалуйста, пусть все кончится хорошо и… быстро!

Минелла была так чиста, что даже не понимала, как нелегко было графу лежать рядом с ней ночью и не касаться ее.

В то же время, она чувствовала его желание, когда он целовал ее. После того, как море немного успокоилось, он перешел спать в гостиную.

Она не стала спрашивать почему, но инстинктивно чувствовала, что он боялся нарушить правила, которые сам для себя установил, и поэтому покинул ее.

— Он такой хороший, такой замечательный! — шептала Минелла. — Я хочу быть его женой и родить ему сына, который будет любить замок так же, как он.

Казалось, прошла вечность прежде, чем дверь дома открылась, и вышел граф.

Он был один, никто не провожал его. Он спустился с крыльца и сел в экипаж.

— В британское консульство! — сказал он кучеру.

Затаив дыхание, Минелла смотрена на графа испуганными глазами. Она боялась прочитать дурные вести в его глазах еще до того, как он о них скажет.

Внезапно он улыбнулся, и для нее это было как солнечный луч, пробившийся из-за туч.

— Все хорошо?

Она сама не узнала своего дрожащего голоса.

Он взял ее за руку и до боли стиснул ей пальцы.

— До сих пор не могу поверить, что это правда!

— Что?..

— Моя жена умерла более года назад, а ребенок, которого она носила, родился мертвым. Минелла уставилась на него во все глаза.

— И вам ничего не сообщили?

— Ее любовник — ничтожная личность. Он скрыл от меня случившееся, чтобы получать за нее содержание.

— Так, значит, вы… свободны уже давно!

— Уже целый год! — сказал граф. Словно только сейчас осознав этот факт в полной мере, он порывисто повернулся к Минелле и воскликнул;

— Теперь, моя любимая, я могу взять тебя в жены!

— Вы уверены? Вы не… передумали?

— Нет! — воскликнул граф. — И я не собираюсь медлить с этим ни минуты.

— Нас обвенчают в британском консульстве?

Он покачал головой.

— Нет, это было бы ошибкой, потому что тогда всем станет известно, что ты сопровождала меня в этом путешествии, фактически не являясь моей женой.

— Тогда… как же нам быть?

— Я только что это обдумал, — сказал граф, — и у меня возник план, который, я надеюсь, тебе понравится.

Минелла положила руку ему на запястье.

— Вы всерьез говорите, что мы можем стать… мужем и женой?

— Еще как всерьез! — воскликнул граф. — Я думаю, моя любимая, что все это произошло благодаря твоим молитвам. Невозможное стало возможным!

— Скажите же мне поскорее, что вы придумали!

Граф торжественно произнес:

— Мы нанесем визит вежливости в британское консульство, а когда вернемся на судно, я сообщу капитану, что там мне передали весьма тревожные известия из Англии.

— И что вы ему скажете? — с тревогой спросила Минелла.

— Скажу, что я узнал, что мой брак, который был заключен восемнадцать месяцев назад в протестантской церкви в Ницце, не является, по мнению архиепископа Кентерберийского, вполне законным, потому что пастор, который совершал обряд, не слишком уважаем в церковных кругах.

Минелла непонимающе смотрела на него, и граф продолжал так, будто все еще разрабатывал этот план для себя;

— Поэтому, взяв с капитана слово сохранить все в секрете и объяснив, что не хочу огласки, я попрошу его обвенчать нас в море.

— В море? — не веря своим ушам, переспросила Минелла.

— Это, как ты должна знать, вполне законно. Капитан наделен такой властью, и когда церемония завершится, ты станешь моей женой.

Минелла вскрикнула от радости и неожиданно для самой себя расплакалась.

— Мои молитвы услышаны! — вздохнула она сквозь слезы.

— Как можно не услышать твои молитвы? — сказал граф. — Они обязательно найдут отклик у Бога.

Минелла принялась вытирать слезы, а когда вновь посмотрела вперед, то увидела на фоне неба флаг Соединенного Королевства. Экипаж въезжал в ворота британского консульства.

Вечером, когда Минелла, погасив все лампы, кроме одной, легла в постель, в спальню, как было заведено все эти дни, вошел граф.

Он подошел к кровати и взял руку Минеллы в свои ладони.

Глядя на него, она думала, что ни один мужчина не сравнится с ним красотой и мужественностью.

Сегодняшняя ночь была особенной и, вспомнив об этом, Минелла зарделась.

После того, как они вернулись на судно, граф оставил ее в каюте, а сам пошел к капитану.

Пока его не было, Минелла не мота ни сидеть, ни даже спокойно стоять.

Она беспокойно расхаживала по каюте, зная, что корабль уже вышел из порта и взял курс к Египту.

Платье, в котором она ездила с графом на берег, Минелла сменила на другое — самое лучшее из тех, что было среди платьев леди Сибиллы.

Оно было сшито из шифона. Пышная юбка каскадом оборок спускалась до самой земли, а тесный корсаж выгодно подчеркивал тонкую талию Минеллы.

Платье было белого цвета, вполне подходящего для церемонии. В то же время его оживляли цветные крапинки и розовый пояс, а кроме того, граф купил в Неаполе две огромные корзины цветов — роз и орхидей.

— Когда я впервые увидел тебя, в волосах твоих были орхидеи, — сказал он, — и я подумал тогда, что они сияют подобно звездам, и ты, казалось, была окутана сиянием такой одухотворенности, которой я никогда не встречал прежде.

Зная, что ему это понравится, Минелла прикрепила к поясу букетик орхидей и еще один взяла в руку.

Когда граф в сопровождении капитана вошел в каюту, Минелла увидела в его глазах восхищение и безграничную любовь.

Впрочем, она не знала, что ее лицо тоже сияет счастьем. Капитан закрыл за собой дверь и сказал:

— Его светлость объяснил мне, миледи, ваше затруднительное положение, власть, которой наделила меня королева, позволяет мне с легкостью все исправить.

— Благодарю вас, это очень любезно с вашей стороны, капитан, — смущенно проговорила Минелла.

— Заверяю вас, что для меня это большая честь, — сказал капитан. — И вы можете целиком положиться на меня в том, что я никому не открою вашего секрета, если этого не потребует от меня закон.

— Я и моя жена бесконечно благодарны вам, капитан, что вы согласились прийти нам на помощь, — сказал граф. — Как вы понимаете, известие, полученное в консульстве, очень расстроило нас.

— Разумеется, я понимаю, — отвечал капитан. — А теперь, если вы оба встанете передо мной, я позабочусь, чтобы ваш брак был заключен должным образом.

Он открыл молитвенник, который принес с собой и начал церемонию бракосочетания.

Граф держал Минеллу за руку, пока они отвечали» да «, а когда он надел ей на палец обручальное кольцо, ей показалось, что ангелы спустились с небес и приветствуют их райским пением.

И она не сомневалась, что отец сейчас рядом с ней и благословляет ее, как благословил бы при жизни.

Она чувствовала его присутствие так же безошибочно, как присутствие графа, и знала, что, какие бы трудности не выпали на ее долю в будущем, он всегда будет помогать ей и защищать ее.

Прочитав молитву, капитан сказал:

— Властью, данной мне ее величеством королевой Викторией как капитану корабля королевского флота, объявляю вас мужем и женой, и да благословит Бог ваш союз.

Он умолк и закрыл молитвенник. Граф очень тихо сказал:

— Благодарю вас. Моя жена и я чрезвычайно признательны вам.

— Мне кажется, милорд, — сказал капитан, — это хороший повод для праздника! Я уже велел принести бутылку лучшего шампанского, и лед на борту тоже найдется!

Когда шампанское принесли, капитан провозгласил тост за здоровье графа и его супруги, а потом оставил их одних.

Едва дверь за ним закрылась, граф протянул руки, и Минелла бросилась ему в объятия.

— Мы поженились! — воскликнула она. — Теперь мы действительно муж и жена!

— Если ты захочешь, — сказал граф, — можно попросить провести еще хоть тысячу церемоний, но главное, что отныне ты моя законная жена, и никто не сможет отнять тебя у меня. Все трудности позади.

— А что мы скажем дома? — спросила Минелла.

— Предоставь это мне, — ответил граф. — Я уже все придумал. Пусть газеты узнают, что моя жена умерла давным-давно, а потом, когда мы вернемся из очень длинного свадебного путешествия, мы объявим о нашей свадьбе.

И прежде, чем Минелла успела что-то сказать, он поцеловал ее.

Это был страстный и требовательный поцелуй, и вместе с тем в нем было что-то религиозное, почти священное, и, почувствовав это, Минелла поняла, как много она для него значит.

Но теперь, когда в конце концов они были вместе, она испытывала смущение.

Понимая ее состояние, граф сказал:

— Я мог бы просидеть здесь всю ночь, просто любуясь твоей красотой и рассказывая тебе о своей любви. Но, любимая, я хочу, чтобы между нами не было этих дурацких подушек и одеял! Кто бы ни изобрел» связку «, он достоин ужасной казни!

Минелла от неожиданности рассмеялась, а граф сбросил с себя одежду и лег в постель рядом с ней.

Он обнял ее, но не стал целовать, а просто прижал к себе крепко-крепко и прошептал:

— Я буду очень нежен, моя любимая. Ты не боишься меня?

Минелла уткнулась ему в плечо и прошептала в ответ:

— Я такая неопытная… Я боюсь сделать что-то не правильно.

— Мое сокровище, моя душа, моя любовь, — сказал граф, прижимая к себе Минеллу, — ты само совершенство, и чтобы ты ни сделала, все будет правильно, но я не переживу, если ты разлюбишь меня из-за какой-нибудь мелочи.

Минелла подняла лицо к нему.

— Это невозможно! Я люблю тебя и буду любить всегда, потому что мы словно сражались бок о бок в великой битве или нырнули в пучину моря и вернулись живыми!

— Я чувствую то же самое, — согласился граф. — Но как я мог хотя бы надеяться, что судьба будет к нам так добра?

Он не ждал, пока Минелла ответит, а прижался губами к ее губам.

На мгновение она подумала, что помог ли им Бог, судьба или ее родители, незримо охраняющие свою дочь, в качестве благодарности за это счастье они обязаны поделиться им со всеми людьми.

Как делился со всеми отец своим весельем и добротой.

Потом все мысли исчезли, и осталась только волна неизведанного чувства, поднимающегося в Минелле в ответ на поцелуи графа.

Когда он коснулся ее тела, Минелла вновь услышала небесную музыку и увидела сияние, исходящее от их сердец и заливающее все вокруг божественным светом.

— Я люблю тебя! — хотела она воскликнуть, но наслаждение захлестнуло ее и унесло до самых небес.

Любовь разгоралась в ней, как пожар, и она чувствовала, что они с графом перестают быть простыми смертными и становятся вровень с богами.

— Я люблю тебя! — хрипло проговорил граф. — Моя любимая, драгоценная, изумительная жена, я люблю тебя!

— Я… Обожаю тебя! — прошептала Минелла. — Научи же меня любить тебя так, как ты хочешь, и сделай меня своей настоящей женой отныне и навсегда!

А потом осталась только музыка ангелов и высокое пламя вечной любви.

1

«Gaiety» по-английски означает увеселение, развлечение.

2

В Великобритании так титулуют детей пэров и некоторых сановников.