VI

Леди Малверн примерила рубиновое ожерелье и с раздражением бросила его на туалетный столик.

— Рубины не идут к моему новому платью, — сказала она служанке. — Принеси мне жемчуг.

Она говорила резко, надменным тоном, который так хорошо знала вся ее прислуга.

Служанка принесла ей нитку жемчуга, и леди Малверн обернула ее вокруг шеи.

— Можешь идти, — сказала она. — Передай лакеям, чтобы дали мне знать, когда приедет мистер Кирк.

— Хорошо, миледи.

Служанка присела в реверансе и удалилась.

Леди Малверн принялась разглядывать в зеркале свое лицо — поправлять локоны, припудривать щеки кроличьей лапкой, подмазывать губы. Затем она задумалась, глядя невидящими глазами на свое прекрасное отражение в зеркале.

Она сделала глупость, позволив Джулиану Кирку приехать во дворец, размышляла она. Он помогал ей скоротать время в деревне, и не ее вина, что он так влюбился. Сколько раз он угрожал покончить с жизнью, если снова не увидит ее! Этот глупый юнец без будущего, и она не собирается рисковать своей репутацией, встречаясь с ним в Лондоне, как на деревенских задворках.

Голос свекрови все еще звучал в ее ушах.

«Ты просто уличная девка, — бушевала старая леди. — Ты свела моего сына в могилу своей неверностью и бессердечием. Убирайся в городские трущобы, там твое место а не здесь, среди мирных рощ и полей».

Леди Малверн только дерзко смеялась над старухой. Она прекрасно знала, что у высокопоставленной вдовы нет возможности причинить ей неприятности, ибо никто не подтвердит ее обвинений. Их опровергли бы все в округе, за исключением слуг, да и то только самых близких свекрови.

Леди Малверн была слишком умна, чтобы раздражать дородных деревенских сквайров и их неряшливо одетых скучных жен. Встречаясь с ними, она всегда была мила и очаровательна, говорила тихим, нежным голосом о своем больном муже, о его престарелой матери и о том, как она счастлива, ухаживая за ними и помогая им поправиться.

Если кое-кто замечал, что жизнь в замке скучна, она с неизменной улыбкой говорила, что время летит незаметно в заботах о ее дорогих больных.

Только ее личная горничная знала, что все утро она проводит в постели и почти всегда отказывается пойти к своему мужу, когда он посылает за ней.

«Его светлость хочет видеть вас, миледи „ — „Скажи его светлости, что я сплю“. — „Но его светлость знает, что это неправда. Он спрашивал меня час назад, звонили ли вы, чтобы я принесла вам шоколад в постель“. — «Ну тогда скажи ему, что у меня болит голова или что я ушла — придумай, что хочешь, только не беспокой меня его постоянными просьбами“, — огрызалась леди Малверн.

Служанка уходила с поджатыми губами выполнять приказ.

Год с постоянно недовольным, раздражительным мужем, который не желал умирать. Затем год траура наедине с противной старой каргой, которая была ее свекровью.

«Почему я должна так мучиться в самом расцвете своей красоты?» — тысячу раз спрашивала себя Лилиан. И это могло бы тянуться еще дольше, если бы не некоторые обстоятельства — например, настойка опия вместо прописанного врачом лекарства… или подушка, прижатая ко рту спящего.

Лилиан Малверн вздрогнула и вскочила на ноги. Она же поклялась не вспоминать об этом. Это была тайна, глубоко запрятанная в ее сердце. Нет нужды ворошить прошлое. С ним покончено. Теперь впереди новая жизнь.

Она подошла к окну и глубоко вдохнула воздух. Слава Богу, в нем не было аромата цветов или скошенного сена. Нет, это был прекрасный, пыльный, грязный воздух Лондона, смешанный с запахом дворца — старинным, влажным и немного затхлым. Как хорошо она знала эти запахи — и как любила их!

Она отошла от окна и стала расхаживать взад и вперед по натертому полу. Она избавится от Джулиана Кирка. Он принадлежит прошлому, и она больше не желает видеть его обожающие глаза, как у преданного спаниеля, и эти молодые, чувствительные губы, которые дрожали, если она бывала жестокой.

Она призналась себе, что, когда ей нечем было заняться, было восхитительно выскользнуть ночью из дома и встретиться с ним в темном лесу на границе обоих поместий. Было так забавно спускать вниз веревочную лестницу, по которой он забирался к ней в окно, когда весь дом спал. Было уморительно приезжать к нему домой и говорить его напыщенной матери:

«Какой у вас красивый и очаровательный сын! Он так быстро вырос, что, клянусь, я едва узнала его».

Как ненавидела ее леди Кирк, потому что, не зная ничего наверняка, материнским чутьем понимала, что происходит неладное.

Лилиан Малверн улыбнулась своему отражению в одном из длинных зеркал, висевших между окон. Что ж, леди Кирк получит своего сына обратно. Она сможет послать его в Кембридж, как и планировала, и Джулиан больше не будет возражать и увиливать. Дом не покажется ему столь привлекательным без своей очаровательной соседки.

Теперь что касается будущего.

Лилиан Малверн опять села за столик и внимательно изучила свое лицо. Ей было тридцать два — хотя она не признавалась никому, даже своей горничной, что ей было больше двадцати пяти. И все же время мало помогало ее скрытности. В уголках глаз появились крошечные, слабые морщинки, которых, она могла поклясться, не было еще в прошлом году. И если она не ошибалась, линия подбородка уже не была такой безупречной, как тогда, когда она покидала двор в 1585 году.

— О Боже! Не позволяй времени лететь так быстро. — Она произнесла эти слова скорее как проклятие, чем как обращение к Всевышнему. На самом деле она не верила в Бога и уже два года не была в церкви.

Об этом тоже нельзя забывать теперь, когда она вернулась ко двору. Королева требовала от каждого посещать службы, на которых она присутствовала. Кроме того, как вспомнила леди Малверн, воскресенья были отличной возможностью продемонстрировать новые платья.

Было только одно утешение в том, что она провела столько времени в деревне. Она сэкономила достаточно денег, чтобы купить себе роскошное приданое — новую и модную одежду. Но как быстро меняется мода!

— Я должна выйти замуж! — сказала она вслух и почти невольно дотронулась пальцами до крошечных морщинок в углах глаз.

За ней ухаживали многие мужчины перед тем, как она была вынуждена уехать в деревню. Но, как светская женщина, она прекрасно понимала, что те мужчины, которые вздыхали и грустили, когда она была замужем, теперь, когда она свободна, могли быть совсем не так настойчивы в своих намерениях.

Она припомнила имена тех, кто скорее всего заинтересовался бы ею теперь, по ее возвращении. Их было не так уж много, и некоторые, к сожалению, уже женились, пока она отсутствовала. Но все это время она просто закрывала глаза на правду, потому что с ее стороны выбор был уже сделан. Она решила, кого она хочет. Она твердо знала, кто будет ее мужем.

Она влюбилась в него с того первого дня, когда он размашистым шагом вошел в зал для аудиенций позади сэра Франсиса Дрейка. Королева была чрезвычайно милостива. Она поблагодарила сэра Франсиса — что было неудивительно, учитывая, что прибыль от его последнего путешествия была просто фантастической.

«Мы прекрасно осведомлены, сэр Франсис, — сказала она тогда, — о ценности вашего груза и, более того, о престиже, который вы заработали для страны, уничтожая врагов и укрепляя положение Англии везде, где бы вы ни появлялись».

«Все, что я смог сделать, — отвечал сэр Франсис, — было по поручению вашего величества и благодаря тому вдохновению, которым вы одарили меня лично и моих спутников перед отплытием. Мы все сражались вместе, как один человек, неся в сердце любовь и ту улыбку ее величества, которой она благословила нас и пожелала попутного ветра».

Королева была довольна и протянула сэру Франсису руку для поцелуя. Когда он поднялся, то попросил:

«Могу ли я представить вашему величеству мистера Хенгиста Вейка, который сопровождал меня в этом путешествии и был не только неоценимым помощником, но яростным и решительным защитником дела Англии».

Королева повернулась к большому рыжеволосому мужчине, стоявшему позади сэра Франсиса.

«Я наслышана о вашей доблести, мистер Вейк, — сказала она. — На самом деле лорд Берлей уже рассказал мне о многих ваших подвигах и приключениях. Поэтому мы решили, что такая преданность и мужество должны быть вознаграждены».

Лейб-гвардеец подал королеве шпагу. Хенгист Вейк встал перед ней на колени, и королева коснулась шпагой его плеча.

«Поднимитесь, сэр Хенгист Вейк!»

В первый раз Лилиан Малверн видела, как человека посвящают в рыцари, но ее больше заинтересовал тот, кто принимал эти почести, чем сама церемония.

Оказалось нетрудно добиться того, чтобы их представили друг другу. Также было несложно побольше разузнать о нем. Он происходил из старого и знатного рода Сомерсетов — его отец был дальним кузеном герцога Девонширского, а мать была из нортумберлендских дворян. В его жилах текла голубая кровь, но он редко говорил об этом и предпочитал, чтобы его ценили за его собственные дела и поступки.

«Кому нужна вся эта субординация, эти китайские церемонии дворцовой жизни?» — сказал он однажды, когда Лилиан Малверн упрекала его за то, что какой-то щеголь, только прибывший в Уайтхолл, прошел впереди него на одном

из приемов.

«Мне нужны! — бушевала она. — Я хочу, чтобы ты был важной персоной. Разве ты не понимаешь, что мне нравятся только удачливые люди. Мне не нужны неудачники».

Он смеялся над ней.

«В тот день, когда я стану неудачником, я поселюсь на каком-нибудь милом маленьком островке в Вест-Индии и проведу остаток моей жизни, слушая песни местных девушек. Они совершенно очаровательны, между прочим».

«Ты вернешься», — сказала она самонадеянно, уверенная в своей власти над ним.

Она вздохнула, вспомнив, как была уверена в том, что он любит ее — целиком и полностью. Но когда она уехала в деревню, он не написал ей ни одного письма и не предпринял никаких попыток встретиться.

А она писала ему — длинные, грустные письма, рассказывая, как скучна жизнь в деревне и как ей плохо без него и без придворной жизни. И хотя однажды он прислал ей подарок с одним старым другом, заехавшим в Вилтшир, там не было письма, а только формальная отписка, выражающая надежду на ее хорошее самочувствие и скорое выздоровление мужа.

— Хенгист Вейк! — произнесла она вслух, и ее дыхание чуть участилось. Она задумалась, как часто она шептала это имя, засыпая ночью, а иногда глаза ее были полны слез, потому что после приступов гнева и ярости она плакала от бессилия.

— Я люблю его, — сказала она своему отражению. — Я всегда любила его. Не было еще такого человека, как Хенгист.

Она была достаточно умна и знала, что мужчины ненавидят быть связанными. Однажды, во времена их первого упоения страстью, он сказал ей:

«Я никогда не женюсь. Единственная женщина, на которой я мог бы жениться, уже занята, да к тому же холостяку легче сражаться — он знает, что после него не останется вдова и семья».

Теперь она с раздражением думала, что это был единственный раз, когда он упоминал о браке. Но она заставит его сделать предложение. Это не будет уж очень сложно. И не такие мужчины, как Хенгист Вейк, теряли голову и свободу, когда красивая женщина улыбалась им и оказывала свое расположение.

«Я не должна торопиться, — сказала себе Лилиан. — Пусть все идет своим чередом. Если он поймет, что я хочу заполучить его, — он просто убежит. Ему нравится быть охотником — всегда нравилось. Я должна с умом разыграть карты».

Она на секунду прикрыла глаза, и внутренняя дрожь пробежала по телу.

— Хенгист, Хенгист! — прошептала она. — Я не могу ждать слишком долго.

Открыв глаза, она цинично усмехнулась своим чувствам. Не только ее тело не могло жить без Хенгиста Вейка, но и ее кошелек.

Раздался стук в дверь.

— Кто это? — спросила Лилиан Малверн.

— Мистер Джулиан Кирк, миледи.

— Скажите ему, я сейчас буду, — ответила она.

Она поднялась из-за столика, сознавая, что в своем новом платье, с жемчужинами вокруг длинной шеи, с темными волосами, причесанными по самой последней моде, она выглядит просто захватывающе прекрасно.

Теперь ей следует отделаться от своего безрассудного кавалера. Но почему бы ей не предстать перед ним в последний раз во всей своей красоте, чтобы он навсегда сохранил в душе образ той, которую потерял.

Она взяла платок с туалетного столика и отметила, как изящно смотрятся ее длинные пальцы на фоне тонкого батиста и кружев. Да, без сомнения, правы были многие мужчины, говорившие ей, что каждая линия ее тела совершенна.

«Я должна заказать свой портрет маслом, когда выйду замуж, — подумала Лилиан. — Хенгист может себе позволить лучшего художника в стране».

Она удовлетворенно вздохнула. Приятно было осознавать, что мужчина, за которого она решила выйти замуж, не только очень привлекателен, но и очень богат.

В другой части дворца еще один человек думал о Хенгисте Вейке. Королева, сидя за столом в своих личных апартаментах, только что закончила писать записку.

— Где моя деревенская мышка? — спросила она окружавших ее фрейлин. — Я хочу, чтобы это было немедленно доставлено лорду Эссексу.

— Андора в передней, ваше величество, — ответила Мэри Рэдклиф.

— Пойдите и приведите ее сюда, — приказала королева.

— Не могу ли я услужить вашему величеству? — спросила Мэри Говард.

Королева покачала головой:

— Нет, моя деревенская мышка — очень хороший посланник. Она не задерживается по пути, и мои записки достигают цели так быстро, как только возможно. Кроме того, я подумала, что немного музыки не повредит нам, и хочу, чтобы леди Мэри и Элизабет Трентам спели дуэтом.

Фрейлины выглядели испуганными. Когда королева решала послушать их пение и посмотреть, как они танцуют, она была очень критически настроена, и представление чаще всего заканчивалось тем, что их громко отчитывали и приказывали немедленно брать дополнительные уроки.

Андора, которую привели из передней, подбежала к ее величеству.

— У вас поручение для меня, ваше величество?

— Да, дитя мое, — ответила королева. — Отнесите это сэру Хенгисту, так же как вы делали раньше, а потом вернетесь сюда с тем, что он вам передаст.

— Да, ваше величество, — сказала Андора. И ее сердце упало. Сэр Хенгист был сейчас последним человеком, которого она хотела бы видеть, и она надеялась, так как королева направилась к своему письменному столу позже обычного, что ей не придется встретиться с ним.

Тем не менее ей не оставалось ничего другого, как выполнить поручение. Она только размышляла, как она сможет после всего происшедшего вчера посмотреть в лицо сэра Хенгиста. Она все еще не могла забыть его насмешливый голос, сердитое выражение и, как ей казалось, отвращение, написанное на его лице.

И неудивительно, думала она. Если бы он только знал, как она оттирала губы, потому что их целовал лорд Брей, как она мыла холодной водой шею, и плечи, и все свое тело, чувствуя, что она никогда не сможет смыть память о том, что произошло.

Прошлой ночью она уже почти решила сбежать. Как легко было бы приказать подать ей карету, объяснив, что она получила плохие вести из дома и должна немедленно вернуться. И все-таки она знала, что, раз ее отец был солдатом и раз уж он доверял ей, она не должна так поступать.

Что бы он сказал, если бы узнал, что она попала в беду только по своей вине? Как часто он предупреждал ее об интригах и сплетнях двора! Женщина может потерять репутацию за одну ночь, а мужчина покроет себя позором только потому, что не выхватит шпагу так быстро, как нужно.

Вообще-то пространные рассуждения ее отца о былых временах всегда казались Андоре не имеющими к ней никакого отношения. Он никогда не говорил об известных ей людях, и только сейчас она поняла, какую могла бы извлечь пользу из его мудрости и опыта, будь она чуть повнимательнее. Она вышла в переднюю и остановилась на мгновение сказать мисс Перри, что она уходит по распоряжению королевы.

— Не задерживайтесь, Андора, — напомнила мисс Перри.

— Хорошо, мадам, — ответила Андора и через открытую дверь прошла в коридор. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как услышала шепот позади себя:

— Андора!

Она обернулась. Мэри Говард вышла следом за ней и стояла у двери в переднюю.

— Что случилось? — спросила Андора, замедляя шаг.

— Возьми эту записку, — сказала Мэри, вкладывая сложенный листок бумаги в ее руку. — Отдай это сэру Хенгисту вместе с посланием ее величества и скажи, что обе они для лорда Эссекса.

— Но, Мэри, я не могу сделать это, — тихо сказала Андора, боясь, как бы их не услышали.

— Ты должна. Я все тебе потом объясню. Я думала, что королева пошлет меня сегодня, тогда все было бы проще. Делай, что тебе говорят. Скажи сэру Хенгисту, что обе записки для лорда Эссекса.

— И о чем этот шепот? — Голос сзади заставил обеих девушек вздрогнуть. Королева открыла дверь, пока они беседовали, и они не заметили ее. Теперь она стояла рядом, великолепная в своем зеленом шелковом платье, вышитом золотой нитью и украшенном хрусталем.

— О чем вы говорили? — повторила она. Ответа не было. Елизавета подошла ближе и длинными, в кольцах, пальцами взяла обе записки у Андоры, которая была не в силах пошевелиться.

— Как я и подозревала! — воскликнула она. — Леди Мэри посылала кому-то записку. Кому это?

Вопрос поверг их в ужас. Леди Мэри вспыхнула, когда королева, распечатав послание, взятое у Андоры, вслух прочитала:

«Я хочу видеть вас, так как многое должна сказать вам. Если вы будете ждать меня у пруда с лилиями сегодня вечером, в 5 часов, я смогу ускользнуть туда. Пожалуйста, придите, потому что я не сплю, мечтая увидеть вас. Мэри».

Королева выговаривала каждое слово каменным голосом, и они, как отточенные стрелы, впивались прямо в сердце. Затем угрожающим тоном она спросила:

— Кому это адресовано? Говори, или, клянусь, я выпытаю у тебя это на дыбе, если будет необходимо.

Румянец, который заливал щеки леди Мэри, исчез. Она мертвенно побелела и задрожала так, что едва могла стоять. Андора не удивилась состоянию подруги. Гнев королевы был ужасен, и ее горящие глаза заставили бы дрогнуть и более храброе сердце.

В голове Андоры пронеслись все истории о том, что происходило, если королева была оскорблена какой-нибудь фрейлиной. Тауэр! Ссылка! Гонения! Но даже тогда никто не признавался в увлечении мужчиной, который был фаворитом королевы.

Андора вспомнила, как добра была к ней леди Мэри с той самой минуты, как она появилась во дворце. Как она одолжила ей платье; она вспомнила и ее дружелюбие, ее желание посвятить Андору во все тайны дворцовой жизни, чтобы та не чувствовала себя лишней.

Повинуясь внутреннему побуждению, прежде чем Мэри смогла заговорить, она выпалила:

— Можно, я объясню, ваше величество?

— Так как леди Мэри, кажется, проглотила язык — что неудивительно, — ледяным тоном сказала королева, — можно, если у вас есть объяснение, мисс Блэнд.

Андора глубоко вздохнула:

— Леди Мэри влюбилась, ваше величество. Мы говорили ей, что это безумие; но она сгорает от любви к человеку, который не только не давал ей повода для такого чувства, но, я думаю, едва ли замечает ее.

— Как же зовут этого джентльмена, которого она одарила такой привязанностью? — поинтересовалась королева.

Андора перевела дыхание:

— Это… сэр… сэр Хенгист Вейк, ваше величество.

— Сэр Хенгист!

Она услышала удивление в голосе королевы и увидела, что ее нахмуренные брови чуточку разгладились.

— Но сэр Хенгист никогда не обращал внимания на моих фрейлин.

— Я знаю, ваше величество, — ответила Андора. — Конечно, это глупо со стороны леди Мэри, мы все объясняли ей; но, если по правде, это не больше чем игра — попытаться завоевать расположение мужчины, который не обращает внимания ни на одну из нас.

— Так вот как обстоят дела, — сказала королева уже другим тоном. — Но он, должно быть, дал вам повод для написания такого письма?

Леди Мэри все еще молчала. Испугавшись, что она может сказать что-нибудь не то, Андора быстро вмешалась:

— Мне кажется, ваше величество, что большинство женщин скорее влюбятся в мужчину, который игнорирует их, чем в того, который добивается их расположения. Это дух противоречия, — так, бывало, говорила моя мать.