— Я… я думаю, милорд, вы с-смеетесь надо мною! — вырвалось у нее наконец, щеки ее залила краска, и тут же она рассердилась на себя за то, что приняла так близко к сердцу столь явную лесть.

— Нет, нисколько! — ответил лорд Чард, покачав головой. — И я убежден, что Лондон понравится вам и вы будете иметь там огромный успех, если решитесь последовать моему совету.

— Вы, конечно, шутите, — только и могла пробормотать Леона.

— Я говорю совершенно серьезно, — возразил лорд Чард. — Что, если я устрою это для вас? Могу ли я попросить мою сестру — или, еще лучше, мою бабушку — позволить вам погостить у нее до конца сезона?

Теперь уже его тон не оставлял никаких сомнений в его искренности, и Леона была до глубины сердца тронута его добротой.

— Я полагаю, ваша светлость, — сказала она, — что с вашей стороны чрезвычайно любезно даже просто подумать обо мне. Но я уверяю вас, что в Лондоне я буду чувствовать себя как рыба, вынутая из воды. Я очень счастлива здесь. Я люблю свой дом и никогда не остаюсь в одиночестве — даже тогда, когда Хьюги целые месяцы проводит в отлучке.

— Но это противоестественная жизнь для девушки, — стоял на своем лорд Чард.

— Может быть, людям вашего круга, милорд, она и покажется противоестественной. Но мой отец и я всегда имели самые скромные потребности. Из нашей семьи только Хьюги проявлял склонность к светским развлечениям, стремление появляться в обществе и выставлять себя напоказ. Мы вполне довольствовались нашей фермой — овцами, коровами и поросятами — и попечением о людях, которых мы нанимали и которые верно служили нам многие годы.

— А вашего брата это не устраивало? Даже после его возвращения домой с войны? — спросил лорд Чард серьезным и многозначительным тоном.

Леона мгновенно сообразила, что эту тему лучше было не затрагивать.

— Мне… мне пора идти, милорд, — произнесла она поспешно. — Я сейчас очень занята. Еще раз спасибо вам за ваше участие ко мне. Мне бы не хотелось, чтобы вы сочли меня неблагодарной, но я похожа на полевые цветы, растущие на склонах прибрежных холмов. Пересадите их или даже просто принесите домой, в тепло, и они завянут.

— Мы еще обсудим это потом, — сказал лорд Чард невозмутимо, словно не веря, что ее решение было окончательным.

— Мне придется снова ответить вам отказом, — улыбнулась ему Леона, — но я признательна вам от души.

Она сделала движение, чтобы удалиться, и тут ее рука нечаянно задела край его сюртука. Девушка невольно вздрогнула.

— Да вы же совсем промокли, милорд! Я и не обратила внимания, что на улице дождь.

— Действительно, погода испортилась, — ответил он. — Именно поэтому мы и вернулись так рано. Боюсь, что все то, что я желал бы увидеть, придется отложить до завтра.

Леона бросила беглый взгляд в сторону высоких продолговатых окон зала, зарешеченные стекла которых были украшены цветными витражами с гербовым щитом рода Ракли. Стекло было уже довольно старым и не особенно тщательно вычищенным, но сквозь него отчасти можно было смутно рассмотреть падавшие отвесно обильные струи дождя и пасмурное небо за верхушками деревьев.

— В самом деле, настоящий ливень! — воскликнула она. — Вы, должно быть, вымокли до нитки. Прошу вас, поскорее пойдите и переоденьтесь. Мне бы не хотелось, чтобы вы подхватили простуду.

— Во Франции мне случалось выдерживать гораздо худшее, — отозвался лорд Чард с улыбкой. — Сказать по чести, я бы не вернулся, если бы не ваш брат и Николас. Они на все лады возражали против продолжения нашей прогулки.

— Они были правы, — решительно заявила Леона. — Какой смысл так рисковать своим здоровьем? Пожалуйста, смените ваш сюртук и бриджи, милорд. Ближе к вечеру я пришлю кого-нибудь разжечь камин в вашей комнате, чтобы как следует их просушить.

— Конечно, это было бы разумнее всего, — улыбнулся лорд Чард. — А я смогу увидеть вас позже?

— Да, разумеется, — ответила Леона, смущенно опуская ресницы под его пристальным взором, и поспешно зашагала от него прочь. Торопясь по коридору к себе в спальню, она остановилась по пути у двери в комнату Хьюго и резко постучала. Не дожидаясь ответа, Леона вошла и застала там своего брата, державшего в руках сюртук, — поднеся его к окну, он разглядывал его на свет.

— Бьюсь об заклад, что на этой проклятой материи так и останутся следы! — воскликнул он, едва заметив, кто стоит в дверном проеме. — Этот окаянный мошенник Шульц уверял меня, что из нее выйдет превосходный костюм для верховой езды. Превосходный, нечего сказать! Если эти крапины от дождя не высохнут, я буду похож в нем на пятнистого дога.

— Дай мне взглянуть, — сказала Леона.

Она пересекла комнату, взяла у него сюртук, внимательно осмотрев его с близкого расстояния, и затем повесила на спинку кресла.

— Все обойдется, — успокоила она брата. — Материал этого вида от влаги всегда покрывается пятнами.

Я сужу об этом по некоторым другим твоим костюмам, и у отца в свое время был почти такой же.

— Бог ты мой, отец! — фыркнул Хьюго. — Он тратил на свои костюмы так мало, как только мог, и заказывал их у того самого портного из Брайтона, которому я бы не доверил шить даже погребальный саван.

— Отец не был таким щеголем, как ты, — улыбнулась Леона.

Глядя на него, она невольно подумала, каким красивым он казался с его классическим профилем и блестящими ярко-серыми глазами. Но он мог бы выглядеть еще более представительным, продолжала она про себя, если бы не беспокойство, отражавшееся на его лице, и залегшая в уголках губ угрюмая складка.

Внезапно Леона вспомнила, что ей придется добавить ему лишних забот, и, бросив предварительно беглый взгляд через плечо, чтобы удостовериться, плотно ли она прикрыла за собой дверь, девушка произнесла почти шепотом:

— Хьюги, я должна кое о чем рассказать тебе.

— Что такое? Что-нибудь неладное?

В его голосе ей послышалась тревога, и, инстинктивно протянув к нему руки, она привлекла его к себе и прильнула щекой к его лицу.

— Ох, Хьюги! — сказала она ласково. — Мне бы так не хотелось тебя расстраивать. У тебя и без того сейчас хватает неприятностей.

— Это сущая правда, разрази меня гром! — вскричал Хьюго. — Что там еще стряслось? Не скрывай от меня ничего.

— Не буду, — ответила она, слегка вздохнув. — Но тебе это придется не по душе. Лью Куэйл принес сюда раненого. Он лежит в зеленой туалетной в конце коридора.

— Раненый?! Силы небесные! Это уже, право, переходит все границы! Лью что, совсем из ума выжил? Не, иначе как у него в голове ветер свищет.

— Он не знал, как еще с ним поступить, — объяснила Леона. — По-видимому, это был случайный выстрел.

Этот человек чистил ружье и поранил себе плечо — так, по крайней мере, утверждает Лью, но мне кажется, что на самом деле он, скорее всего, подрался с кем-нибудь в пещере. Как бы там ни было, рана загноилась и у него сильный жар.

— Черт побери! Но почему сюда? Почему Лью не отвел его домой?

— Это было явно пулевое ранение, — продолжала Леона, — и Лью подумал, что, если дело откроется, его могут арестовать по подозрению. Разве обычный фермер ранит себя выстрелом или у него может быть ружье, которое нуждается в чистке?

— И никакого намека на Лью! — Хьюго не скрывал восхищения. — Но для меня чертовски хлопотно держать его у себя дома, когда Чард следит за всем в оба!

— То же самое сказала и я, — подхватила Леона. — Но он в беспамятстве — или, вернее, бредит. Я как раз собиралась заварить для него чай из трав, чтобы снять лихорадку. Возможно, к утру он достаточно оправится, чтобы Лью мог забрать его домой.

— Лью еще поплатится мне за это! — воскликнул Хьюго, в возбуждении расхаживая взад и вперед по комнате. — А что, если Чард вдруг решит обыскать дом и найдет его?

— Это маловероятно, — успокоила его Леона. — Раненый лежит как раз в самом конце этого крыла. Лорд Чард не мог бы находиться дальше от него. И, кроме того, мне не верится, чтобы его светлость стал расхаживать из комнаты в комнату, не спросив у нас разрешения.

— Тут я с тобой согласен, — ответил Хьюго. — Едва ли он захочет показаться любителем лезть без спроса в чужие дела. И вместе с тем он не упустит из виду ничего. Не позволяй ему себя провести. Он ищет доказательств против нас, и, если только они существуют, он найдет их.

— Да, безусловно, — произнесла Леона глухо, чувствуя, как при одной этой мысли сердце упало у нее в груди. — Именно поэтому Лью Куэйл обязан держаться отсюда на расстоянии. Ты должен потребовать от него, Хьюги, чтобы он не смел здесь появляться. Сегодня утром я застала его сидящим у меня в комнате.

При этих словах голос ее задрожал. Все то чувство ужаса и негодования, которое она испытывала, обнаружив, что Лью Куэйл нарушил ее уединение, вырвалось наружу внезапной вспышкой возмущения.

— Я не потерплю этого, Хьюги, ты слышишь? — обрушилась она на него. — Я не потерплю, чтобы он распоряжался нашим домом, как своею собственностью, приходил и уходил по своему капризу и даже осмеливался вторгаться ко мне в спальню.

— Очевидно, он решил, что это самое надежное место во всем доме, где бы он мог дожидаться тебя, — мягко возразил Хьюго. — Нужно же было ему, в самом деле, где-нибудь сидеть!

— Но только не в моей комнате, нет и еще раз нет! — с жаром воскликнула Леона. — Отныне я буду запирать дверь на замок и брать ключ с собой. Но ты должен поговорить с ним, Хьюги, слышишь? Тебе следует предупредить его, чтобы он не попадался нам на глаза.

— Хорошо, родная! Не стоит огорчаться из-за пустяков! — воскликнул Хьюго, с нежностью положив руку ей на плечо. — Я знаю, что Лью немного не в ладах с хорошими манерами, но он до такой степени нужен мне — нам обоим, — что, откровенно говоря, я просто не могу позволить себе с ним ссориться. Но я потребую от него впредь вести себя тактичнее, обещаю тебе, и как можно скорее забрать отсюда этого проклятого раненого.

— Мне пора, — сказала Леона. — Я должна пойти и принести ему отвар. Он прогонит лихорадку, и потом, если рану тщательно забинтовать, его можно будет отвести домой. Лью совершенно незачем снова появляться в замке. Передай ему, что ты сам поможешь тому человеку спуститься вниз и проводишь его до калитки в саду. Если он будет слишком слаб, чтобы идти, Лью и его приятели могут прислать за ним коляску, которая будет ждать его сразу за поворотом дороги. Ты согласен устроить это, Хьюги? Дай мне слово.

— Конечно, конечно! — ответил Хьюго беспечным тоном. — Я обо всем позабочусь и, кроме того, скажу ему, чтобы впредь он сам разбирался со своими пострадавшими. Приносить их сюда слишком опасно!

Леона хотела было добавить что-то еще, но затем передумала. Ей было совершенно ясно, что самое главное Хьюго пропустил мимо ушей. Его мало заботило, станет ли Лью появляться у них в доме и в ее спальне или нет. Его занимала только опасность, которая угрожала ему самому.

О да, не было никакого смысла вдаваться в дальнейшие объяснения. Она знала, что в том, что касалось Лью, ее брат был слабоволен до предела. Ей придется самой позаботиться о себе.

Леона бросилась к себе в спальню и, захватив с полки буфета чашечку с травами, спустилась в кухню. Там она залила их крутым кипятком, добавив ложку вина, и, когда отвар был готов, процедила его, перелила в чайник и вернулась наверх. В коридорах не было ни души, она добралась до своей комнаты никем не замеченная и затем торопливыми шагами устремилась через узкий проход в зеленую туалетную.

Больной все еще бредил, лихорадка нарастала, и он вертелся на постели из стороны в сторону, на смуглом лбу выступили мелкие капельки пота. Его явно мучила жажда, и, когда Леона приподняла его голову, он залпом осушил две полные большие чашки отвара и выпил бы еще больше, если бы Леона не опустила его голову снова на подушку, решив, что с него достаточно. Разгоряченный лихорадкой, больной откинул одеяло, но она снова тщательно укрыла его и слегка задернула занавески, чтобы свет не падал ему налицо. Дав ему отвар, она терпеливо ждала еще около десяти минут, сидя рядом.

К этому времени бред прекратился, дыхание стало ровнее и глубже, и сам раненый заметно успокоился и перестал метаться. Ей и раньше приходилось наблюдать действие отвара, и она знала заведомо, что должно было за этим последовать. Очень скоро он погрузится в глубокий сон и пробудет в таком состоянии примерно шесть или восемь часов, пока не минует кризис.

Он проснется сильно вспотевшим, но в ясном сознании, жар уменьшится, от воспаления в ране не останется следа.

Она принесла кувшин с водой и стакан и поставила их у кровати, после чего, убедившись, что дыхание больного постепенно становится все более и более равномерным, на цыпочках вышла из комнаты, тихо прикрыв за, собой дверь.

Вернувшись к себе в спальню, Леона обнаружила, что приближается время обеда, и подошла к шкафу, чтобы достать оттуда единственное остававшееся у нее платье из белого батиста, очень простого покроя и ужасно старомодное; которое, кстати, уже начало садиться. При виде его девушка невольно пожалела о шелковом платье, сожженном ею этим утром. Но затем, вспомнив выражение глаз Лью Куэйла, когда тот сообщил ей, что это он выбирал ей подарок, и длинное зловещее пятно крови на юбке, она поняла, что, даже если бы это платье висело здесь, она бы никогда не осмелилась надеть его снова.

Леона сняла батистовое платье с вешалки и едва успела переодеться, как дверь распахнулась и в комнату стремительно влетел Хьюго. Он закрыл за собою дверь, прислушавшись на мгновение, как будто подозревал, что за ним следят, и затем с блестящими от волнения глазами обратился к ней:

— Леона, сегодня вечером они отправляют груз! Мы должны во что бы то ни стало отвлечь внимание Чарда и не позволять ему ни на шаг выходить за порог.

— Сегодня вечером?! — повторила Леона, совершенно опешив. — Но ведь это же, наверное, рискованно!

— Конечно, рискованно! — воскликнул Хьюго. — Вся затея чертовски рискованна, и не мне тебе это объяснять. Но Лью говорит, что нельзя больше откладывать.

В Дьеппе нас ждет следующая партия груза, и необходимо как можно скорее очистить залив. По его словам, поблизости нет ни малейших следов присутствия служащих таможни или драгун. Его люди целый день пытались их выследить. Вокруг все тихо и мирно, как на кладбище.

Леона невольно вздрогнула от такого сравнения.

— Ты уверен, полностью уверен в этом, Хьюги?

— Лью твердо убежден, что все будет в порядке. Пока Чард не подстроил нам ловушку, о которой никто даже не заподозрит, нам нужно успеть сегодня же вечером поднять со дна груз, погрузить его на лошадей и увезти отсюда до рассвета.

Леона выглянула в окно. Там все еще шел проливной дождь.

— Вряд ли его светлость отважится выйти на улицу в такую погоду, — нерешительно промолвила она.

— Мы должны знать это достоверно, — ответил Хьюго. — Это уже по твоей части, моя дорогая!

— Почему по моей? — удивилась Леона.

— Тебе следует занять его чем-нибудь, увлечь его разговором. Лью не сомневается, что ты без труда с этим справишься, если приложишь все старания.

— Лью! Не слишком ли много Лью берет на себя? — вскричала Леона в порыве гнева. — Я не намерена подчиняться его приказам, как бы ты к этому ни относился.

— Ну же, Леона, не будь такой раздражительной! — взмолился ее брат. — Ты же знаешь, как много это значит для меня. И если Чард случайно сунется наружу и заметит людей, поднимающихся по откосу со стороны пляжа, мне грозит ссылка в колонии, и тебе это известно.

— Да, да, — подхватила Леона. — Но, Хьюго, ты действительно считаешь, что сейчас самое время идти на такой риск? А если в открытом море по его распоряжению находится военный корабль? А если драгуны скрываются в засаде за холмами?

— Лью готов поручиться головой за то, что в пределах нескольких миль от замка нет ни одного драгуна или матроса береговой охраны, — ответил Хьюго. — Что касается моря, у нас есть пара дозорных в лодках, постоянно наблюдающих за заливом!

— Может быть, все пройдет удачно, — произнесла Леона с сомнением.

— Все обязательно должно пройти удачно, — заявил Хьюго с внезапной страстностью в голосе. — Господи, Леона! Меня мороз пробирает по коже, стоит мне только подумать, что поставлено на карту.

Хьюго выглядел таким взволнованным и огорченным, что Леона тотчас забыла все свои страхи. Она подошла к нему и взяла его за руку.

— Все будет хорошо, — сказала она. — Лью не из тех, кто станет рисковать собственной шеей, а ты останешься здесь, дома, ведь так?

Хьюго кивнул:

— Где же мне еще быть? Чард сочтет крайне подозрительным, если я удалюсь сразу после обеда. Но одному богу известно, чем я могу занять этого малого. Он не пьет, в карты, судя по всему, тоже не играет.

— Предложи партию в карты мистеру Уэстону, — посоветовала Леона. — Он гораздо более опасен, чем лорд Чард, когда дело касается наблюдения за местностью. Займи его игрой, а я приложу все усилия, чтобы отвлечь внимание его светлости.

Говоря это, она почувствовала стыд оттого, что столь охотно согласилась на подобную просьбу.

Хьюго, наклонившись, поцеловал ее в щеку.

— Ты славная девочка, Леона, — сказал он. — И если только нам удастся вывезти отсюда товар, у меня в кармане появятся немалые деньги.

Настроение его, судя по тону, заметно поднялось, и Леона быстро добавила:

— Какую бы сумму ты ни выручил от этого, Хьюго, ты должен пообещать мне одну вещь. Тебе необходимо вернуть их Лью в счет долга. Дай мне честное слово.

Она заметила, как огонек воодушевления потух в глазах Хьюго.

— Будь они неладны, эти долги! — вскричал он раздраженно. — Когда я чувствую в руках золото, я хочу наслаждаться им, я хочу тратить его в свое удовольствие.

— Да, я знаю. — Леона успокоила его, словно капризного ребенка. — Но ты должен в первую очередь расплатиться с Лью. Ты сам сказал, что денег от одной или двух партий груза тебе хватит, чтобы полностью освободиться от долгов.

Брат снова коснулся губами ее щеки.

— К черту Лью! — воскликнул он. — Пока ты с ним учтива, он будет вести себя вполне любезно и обходительно. Не забывай, о чем я тебе говорил: тебе следует держаться с ним повежливее.

«Я не могу…»— хотела было сказать Леона, но, прежде чем слова успели сорваться у нее с уст, Хьюго перебил ее, бросив взгляд на часы.

— Гром и молния! Кажется, я могу опоздать к обеду, — заявил он. — А Чард всегда пунктуален до минуты.

Он вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Леона нехотя повернулась в сторону зеркала. Белое батистовое платье уже стало ей слишком узко, подумала девушка, окидывая себя критическим взглядом. «Этим было бы трудно прельстить даже конюха», — призналась она себе с горечью. Затем, усевшись перед туалетным столиком, она попыталась соорудить себе новую, более модную, прическу. Но короткие золотистые локоны упорно отказывались ей покоряться, по-прежнему обрамляя светлым ореолом чуть заостренное личико, отчего ее полные тревоги глаза казались неестественно большими.

Вскоре она оставила все свои попытки приспособиться к требованиям моды, как безнадежные. Стараясь скрыть недостатки своего платья, она вынула из вазы на столе две алые розы и приколола их на грудь. И все же Леона была ужасно недовольна собою, когда наконец медленно спустилась по ступенькам лестницы в гостиную.

Лорд Чард был уже здесь. В белых вечерних брюках и голубом атласном фраке он выглядел столь блистательно, что Леона в сравнении с ним чувствовала себя более дурно одетой, чем когда бы то ни было. Его белоснежный галстук отличался безукоризненной чистотой, и, когда он обернулся при ее приближении, она заметила мерцавшую при свете свечей алмазную застежку на кармашке для часов.

— Надеюсь, вы извините меня за то, что позволил себе налить рюмку мадеры, — обратился он к ней.

— Напротив, это я должна просить прощения, что не спустилась раньше, чтобы предложить ее вам, — ответила она.

Леона знала, что, по мере того как она приближалась, он не сводил с нее глаз, но стоило ей украдкой бросить на него беглый взгляд, как она тут же понурила голову, сердясь и на себя, и на него, поскольку всякий раз, когда он заговаривал с нею, у нее возникало ощущение, что его слова, даже самые обычные и ничего не значащие, неизменно повергали ее в смущение.

На секунду между ними воцарилось молчание, молчание, которое почему-то казалось ей исполненным куда большего смысла, чем любые слова; после чего, чувствуя себя испуганной и растерянной, Леона произнесла поспешно:

— Дождь все еще идет.

— Да, я слышу, — отозвался лорд Чард.

— Мне жаль тех людей, которые оказались на улице в такой час, — продолжала Леона. — Хотя, конечно, их не должно быть много.

— Всегда есть те, кому приходится оставаться вне дома в любую погоду, ясную или дождливую, — заметил он.

— Да, вероятно, — согласилась Леона, пытаясь сообразить, кого именно он мог иметь в виду, за исключением контрабандистов.

— Должно быть, зимою это место очень пустынно, — заметил он.

— Порою здесь бывает просто жутко, когда поднимается буря, — призналась Леона. — Ветер свистит за порогом дома, и иногда в его вое мне слышится пронзительный крик, как будто кто-то снаружи умоляет впустить его. И тогда мне становится страшно.

— И, несмотря на это, вы не хотите побывать в Лондоне, — сказал лорд Чард с улыбкой, — Нет, я не могу уехать отсюда, — ответила Леона.

— Даже на короткое время? — не отступал он.

— Только не в Лондон, — сказала Леона. — По-видимому, я гораздо больше боюсь Лондона, чем ветра и шторма на море.

— Но почему же? В Лондоне, как и везде, наряду с дурными есть немало прекрасных людей. Там можно встретить и тех, чей кругозор далеко не всегда ограничивается светской жизнью, и даже тех, с кем можно обсуждать серьезные темы. Многие из них сами являются владельцами поместий в деревне.

— Я знаю, — ответила Леона. — Я не настолько несведуща, чтобы не понять, что сельские жители тоже приезжают в Лондон. Просто там мне будет не по себе.

— Да, пожалуй, вы правы, — вдруг произнес лорд Чард, к ее удивлению.

Его реакция была настолько неожиданной, что Леона тотчас вскинула на него глаза.

— Вы отличаетесь от всех других людей, — продолжал он, сопровождая свои слова выразительным взглядом. — Я часто спрашиваю себя, живое вы существо или нимфа, возникшая из речных туманов и белопенных волн, разбивающихся о скалы.

— Ах, если бы! — невольно воскликнула она. — Но, к сожалению, я всего лишь простая смертная, милорд, со всеми заботами, волнениями и тревогами человеческого существа.

— Разве они не останутся позади, если вы уедете отсюда? — спросил он.

Леона покачала головой:

— Нет, они все время будут преследовать меня, потому что стали частью моей жизни.

— А если я попробую доказать вам, что вы ошибаетесь? — спросил он.

Никогда еще в его голосе ей не слышалось столько страстного волнения, и снова глаза ее оказались прикованными к нему, и в душе ее пробуждалось странное волнующее чувство, которому она сама не могла дать определения. Она знала только, что ей хотелось услышать его признание, ее охватило необъяснимое радостное возбуждение и любопытство.

— Вы позволите? — осведомился он ласковым тоном.

— Если я опоздал, мисс Ракли, прошу меня извинить! — раздался от двери резкий, неприятный голос.

Леона, вздрогнув, обернулась и увидела входившего в комнату Николаса Уэстона.

— Нет, вы не опоздали, мистер Уэстон, — произнесла она с усилием, едва собравшись с мыслями и вспомнив, кто перед нею и что ему было здесь нужно.

У нее возникло ощущение, словно она была внезапно и грубо разбужена ото сна — сна, окутанного налетом волшебства, который сейчас, когда она очнулась, не имел ничего общего с реальной действительностью, и все же, как ни странно, ощущение это сохранялось.

— Мне кажется, милорд, я простудился, — сообщил почти с порога Николас Уэстон, обращаясь к лорду Чарду. — Нам никогда еще не случалось оставаться так долго под дождем.

— Вы слишком изнежили себя, Николас, вот в чем ваша беда, — заметил лорд Чард.

Хьюго появился несколькими минутами позже, рассыпаясь в извинениях. Как только они собрались, Брэмуэлл объявил, что обед подан, и все общество проследовало в столовую.

Леона беспокоилась, придется ли угощение по вкусу гостям, и на этот раз ее опасения не были напрасными.

Слуги могли сделать усилие в виде исключения, но им стоило слишком большого труда повторить свой вчерашний триумф. Леоне пришлось извиняться за то, что рыба оказалась плохо подогретой, а жаркое из цесарок слегка пригорело.

— Боюсь, милорд, — говорила она, — что наша прислуга стареет. Один раз они ухитрились подать на стол превосходный обед, но на большее их не хватило. Если бы Хьюго и я этим вечером были в замке одни, нам пришлось бы довольствоваться холодной бараниной, пока миссис Берне не соизволила бы подняться на ноги.

Она старалась обратить дело в шутку, полагая, что гораздо лучше быть искренней, чем делать вид, что пища была приготовлена так, как следовало.

— Я все прекрасно понимаю, — отозвался лорд Чард. — И я знаю, что мы с Николасом представляем собой досадную помеху, навязываясь вам подобным образом.

Вы должны простить меня, мисс Ракли, но, будучи всего лишь грубым солдатом, я успел забыть трудности домашней жизни в Англии.

— О, я совсем не это имела в виду! — воскликнула Леона, покраснев при мысли, что ее слова могли быть истолкованы как желание отделаться от него. — Я только хотела объяснить…

— Мне совершенно ясно, что именно вы намеревались этим сказать, — произнес лорд Чард. — Но я также сознаю, что мне не следует злоупотреблять вашим гостеприимством. Могу ли я внести со своей стороны предложение, которое, как я надеюсь, вы сочтете приемлемым?

— Д-да, разумеется, — запинаясь, выговорила Леона, вне себя от стыда за свою бестактность.

— В сущности, это приглашение, — объяснил лорд Чард, — вам и вашему брату отправиться завтра вместе со мною в Клантонбери. Моя сестра только что вернулась туда из Лондона и, я уверен, будет счастлива с вами познакомиться. Кроме того, я горю нетерпением показать вам дворец, который, на мой взгляд, является одним из лучших творений Роберта Адама11.

— Клянусь небом, это очень заманчивое предложение! — откликнулся Хьюго с противоположного края стола, и по выразительному взгляду, брошенному им на сестру, интонации его голоса и внезапно вспыхнувшему огоньку в глазах Леона поняла, что эта идея пришлась ему по душе. Она была не настолько наивна, чтобы не догадаться почему. Лорд Чард намеревался покинуть замок, и чем быстрее они смогут от него отделаться, тем легче будет переправить на берег следующую партию товара.

— Мне всегда хотелось увидеть Клантонбери, — продолжал Хьюго. — Я слышал, он великолепен. Уэстон рассказывал мне, что он обошелся почти в четверть миллиона фунтов. Неужели это правда?

— Сколько я могу судить, конечная стоимость не намного уступает этой сумме! — ответил лорд Чард. — Собственно, он был построен при последнем герцоге, который путешествовал по всему миру в поисках сокровищ, которые впоследствии пошли на отделку парадных помещений. Он потратил на них целое состояние, но, к счастью, мой зять, нынешний герцог, унаследовал значительные богатства от своей матери, и моя сестра тоже была далеко не бесприданницей.

— Что ж, лично у меня есть только один ответ на ваше предложение, — заявил Хьюго, — и состоит он в том, что мне хотелось бы поехать туда как можно скорее.

— А что скажет мисс Ракли? — спросил лорд Чард, обращаясь напрямую к Леоне.

— Б-благодарю вас, вы очень любезны, — ответила Леона.

Она не могла сказать ничего другого, чувствуя на себе пристальный взгляд Хьюго, но, оказавшись одна в гостиной, с горечью подумала о том, в каком виде предстанет перед герцогиней и, вероятно, другими блестящими светскими дамами, которые, должно быть, посещают Клантонбери. До чего же стеснительно иметь всего лишь два платья, серое, поношенное и вылинявшее, и белое батистовое, которое давно уже было ей мало. Оба выглядели настолько старомодно, что она уже заранее предчувствовала, как трудно будет скрыть улыбки при ее появлении.

Она лихорадочно подыскивала в уме благовидный предлог для отказа, когда джентльмены вышли из столовой и присоединились к ней. Хьюго послал сестре предостерегающий взгляд и уселся вместе с Николасом Уэстоном за карточный стол. Лорд Чард расположился на софе рядом с Леоной, которая поспешно взяла свою вышивку, с тем чтобы чем-нибудь занять руки и избежать необходимости смотреть в его сторону.

— Вы чудесно вышиваете, — произнес лорд Чард после короткой паузы.

— Мне нравится это занятие, — ответила Леона. — Я собираюсь украсить вышивкой все кресла в столовой «

Но на это уйдет много времени.

Она оглянулась по сторонам и, убедившись, что Хьюго и Николас Уэстон слишком заняты игрой, чтобы подслушать их разговор, нагнулась к нему и тихо произнесла:

— Милорд, у меня к вам есть просьба.

— Какая же? — осведомился лорд Чард.

Он говорил вполголоса, но у нее создалось впечатление, что он замер в напряженном ожидании.

— Не заставляйте меня ехать в Клантонбери, — ответила она. — Возьмите с собою Хьюги — ему это доставит удовольствие. Но мне лучше остаться здесь.

— А если я скажу вам, что мне очень хочется, чтобы вы поехали, — возразил лорд Чард, — что главной причиной моего приглашения было желание показать вам дворец моей сестры, — что тогда?

— Это очень мило с вашей стороны, — пробормотала Леона в ответ. — Но я не могу… не могу…

Ей почему-то было трудно найти нужные слова, и голос ее как будто уносился в пустоту.

Лорд Чард, наклонившись, взял ее руку в свою, и от его прикосновения она вдруг успокоилась, слова замерли у нее на устах. Она не представляла себе, что его пальцы могут казаться такими сильными и в то же время теплыми и почти ободряющими.

— В чем дело? — спросил он. — Скажите откровенно, что вам мешает навестить мою сестру?

— Мне… мне нечего надеть, — запинаясь, выговорила Леона.

Она вовсе не собиралась признаваться в этом столь открыто и все же, чувствуя пожатие руки лорда Чарда, волей-неволей вынуждена была выложить правду.