Любовь контрабандиста

В ее ушах еще звенели похвалы служанок, когда она вышла из своей спальни на лестничную клетку и остановилась в нерешительности, едва услышав доносившиеся снизу голоса и взрывы хохота. Она почувствовала внезапную робость, странное нежелание спускаться вниз и присоединиться к собравшейся там нарядной толпе знатных и высокопоставленных гостей, прибывших этим вечером в Клантонбери.

Ей уже не раз приходилось слышать их имена. Все они занимали высокое положение в обществе, составляя тот славившийся своим весельем и беспутством избранный круг, который до прошлого года был известен как» клика регента «. Теперь они обращались с новым монархом в той же шутливо-фривольной манере, которую он принимал как должное, как если бы на то была его высочайшая воля.

— Могу ли я сопровождать вас? — раздался вдруг голос позади.

Леона, вздрогнув, обернулась. Она не была удивлена, обнаружив, кому именно принадлежал этот спокойный, тихий голос. Но чего она совсем не ожидала, было внезапное сильное биение ее сердца, ощущение тепла, пробежавшего по жилам, охватившее ее страстное желание, от которого глаза девушки вспыхнули новым блеском, дыхание взволнованно участилось.

— Как вы сегодня прелестны! — произнес он. — Мне показалось даже, что передо мною не реальное существо, а видение, явившееся сюда из развалин старого Клантонбери.

— Нет, я вполне реальна, — отозвалась она, не вникая в смысл своих слов, не видя вокруг себя ничего, кроме лорда Чарда и его улыбки над элегантным белоснежным галстуком.

И тут она вспомнила — вспомнила с внезапно острой болью, как если бы в грудь ей вонзили кинжал, — что он обманул и предал их. Он привез сюда ее и Хьюго, фактически своих заложников, пока отряды солдат по его приказу двигались в направлении замка, и, если ей не удастся расстроить его планы, не только все их будущее будет разрушено, но и сама жизнь Хьюго окажется в опасности.

Должно быть, ее глаза вдруг помрачнели, улыбка исчезла с губ, поскольку, словно прочитав ее мысли, лорд Чард произнес:

— Я бы хотел попросить вас довериться мне. Вы слишком молоды, чтобы принимать участие в происходящих вокруг вас событиях, хотя они и стали частью вашей жизни.

Девушка знала точно, что он имел в виду. Отведя взгляд, она высоко вскинула голову.

— Боюсь, я не понимаю вас, милорд. Вы говорите загадками.

— Леона, не надо лукавить со мною, — взмолился он.

— Почему бы и нет, когда вы столь искусно умеете притворяться?

Она услышала, как он испустил глубокий вздох, и поняла, что ее удар достиг цели. Но едва она бросилась к верхней ступеньке лестницы, лорд Чард крикнул ей вслед:

— Леона, подождите! Я хочу вам кое-что сказать.

Тон его голоса был настойчивым и притягательным, и она снова почувствовала, как в глубине ее души вспыхнуло крошечное пламя. Ее охватило непреодолимое желание протянуть к нему руки и умолять его спасти их обоих. У нее возникло странное ощущение, что, если она обратится к нему, он не откажет ей в помощи. Однако девушка понимала, что сама по себе эта мысль была безумием, это означало передать Хьюго в руки врага.

Можно ли было вообразить себе более безрассудный поступок? И все же почему тогда лорд Чард казался ей таким сильным, решительным, заслуживающим доверия и, вопреки всякой логике, надежной опорой в несчастье?

На мгновение Леона заколебалась и вдруг заметила этажом выше свешивавшиеся через перила лестничной клетки белые чепцы служанок. Они наблюдали за собирающимися к обеду господами, восторгаясь модными нарядами дам и элегантными костюмами джентльменов.

Уловив ее взгляд, лорд Чард быстро произнес:

— Не теперь, но после обеда выходите со мной на веранду. Я должен с вами поговорить.

Леона ответила ему с загадочной улыбкой:

— Я подумаю об этом, милорд.

— И не сердитесь на меня, — добавил лорд Чард чуть слышно.

— Я не сержусь, — отозвалась Леона, — просто мне с-страшно.

Она поспешно отошла от него, прежде чем он успел сказать что-либо еще, и без оглядки заторопилась вниз по ступенькам, так что ему ничего другого не оставалось, как последовать за нею.

В нетерпеливом стремлении отделаться от него, не чувствуя под собой ног, Леона вошла в гостиную, где собрались гости. Комната представляла беспорядочное смешение красок, шума, смеха, звона бокалов и блеска драгоценностей. Герцогиня заметила приближавшуюся Леону и, устремившись ей навстречу, подхватила под руку.

— Моя дорогая, вы очаровательны! — воскликнула она. — Я должна представить вас своим друзьям.

Сама герцогиня была в этот миг так прекрасна, что у Леоны не укладывалось в сознании, как можно было в этой блестящей толпе обращать внимание на кого-либо еще. В огромной, усыпанной рубинами и бриллиантами тиаре на темных волосах и платье из белой с красным парчи, она как будто порхала по комнате, словно залетевшая сюда экзотическая райская птица, от группы к группе, смеясь, болтая, жестикулируя и знакомя гостей друг с другом, внося повсюду радость и оживление одним своим присутствием.

Леона была представлена бесчисленному множеству людей, чьи имена ни о чем ей не говорили и которые казались ее охваченному тревогой сознанию не более чем скоплением пустых, бессмысленных лиц и голосов, изрекавших подобавшие такому случаю слова приветствия или похвалы.

Когда наконец герцогиня ускользнула от нее, чтобы встретить очередного гостя, Леона очутилась рядом с Хьюго.

— Все готово, — произнес он почти шепотом.

— В котором часу? — спросила Леона.

— В половине девятого, — последовал ответ.

Леона бросила беглый взгляд на каминные часы.

Сейчас было несколько минут седьмого. С чувством странной щемящей пустоты в душе она сообразила, что у нее в запасе два с половиной часа!

Теперь, как ей казалось, она понимала, что должны чувствовать солдаты, получившие приказ в определенный час вступить в битву. Им приходится проводить время в томительном ожидании, занимаясь привычными делами, прохаживаясь с места на место и беседуя, но сознавать при этом, что они, возможно, делают это в последний раз. Разница состояла лишь в том, что для Леоны речь шла не о ее собственной жизни, но о судьбе Хьюго, которая висела на волоске.

Она подняла на него глаза, полные доброты и нежности, на губах появилась мягкая улыбка.

— Я сделаю все, что от меня зависит, родной мой, и ты знаешь это.

— Никто, кроме тебя, не может помочь мне сейчас, — ответил он и затем, заметив краешком глаза приближавшегося к ним лорда Чарда, добавил совершенно другим тоном:

— Ты в самом деле чудесно выглядишь этим вечером, Леона. Поверь, эти цветы идут тебе как нельзя лучше.

— Как раз то же собирался сказать и я, — вставил лорд Чард, едва оказавшись рядом с ними.

Взглянув на него украдкой, Леона вдруг почувствовала, что выдержка оставила ее. Она не могла больше лгать и изворачиваться. Кроме того, в его присутствии у нее возникало неведомое ей прежде ощущение, которое она не в состоянии была себе объяснить или даже попытаться понять.

В легком возбуждении она окинула быстрым взглядом комнату.

— Прошу прощения, — бросила она, — но я должна поговорить с мистером Уэстоном.

Он был последним человеком, с которым ей хотелось бы общаться, но тем не менее она направилась в его сторону.

— Хьюго рассказывал мне о превосходных лошадях, которых вы видели сегодня днем, — обратилась она к нему. — Мне очень любопытно знать, приобрели ли вы что-нибудь для себя?

Николас Уэстон уставился на нее в изумлении. До сих пор Леона недолюбливала его и всячески старалась избегать его общества.

— Разумеется, нет, — произнес он медленно, как будто на ходу подбирая слова. — Там не было ничего, что оказалось бы мне по средствам, — впрочем, я ведь не богач и не любитель азартных игр.

Леона поняла, что он умышленно был невежлив с нею. Но ее это не волновало. Ей достаточно было знать, что хотя бы на мгновение лорд Чард не будет неотступно следовать за нею, что его близость не будет побуждать в ней странное и неудержимое желание прильнуть к его груди и рассказать о том, какой ужас охватывает ее душу перед лицом предстоявшего ей испытания.

Николас Уэстон добавил что-то еще, и она, должно быть, ответила ему, хотя сама не сознавала, что именно.

Она слышала только, как чей-то громовой голос объявил, что обед подан, и обнаружила, как какой-то незнакомец, которого она никогда не встречала раньше, поклонился ей и предложил руку.

По-видимому, на протяжении всего обеда она беспечно щебетала с ним, до нее доносился его смех, а джентльмен по другую руку с не меньшим рвением стремился завоевать ее расположение. Леона не имела ни малейшего понятия, о чем она говорила, замечая лишь, как течет время. И пока одна перемена блюд следовала за другой и множество лакеев уносили позолоченные тарелки лишь для того, чтобы заменить их новыми, большие мраморные часы на камине отстукивали минуту за минутой.

Наконец около девяти часов обед окончился. Герцогиня поднялась со стула и дала знак остальным дамам, что настала пора покинуть комнату.

— Мне еще многое надо сообщить вам, моя белокурая волшебница, — шепотом обратился к ней молодой человек, сидевший по правую руку от нее. — Я буду уповать на то, что джентльмены не слишком долго задержатся за портвейном и разговорами.

Леона улыбнулась ему, но ничего не ответила. Направляясь к двери, она поймала на себе взгляд Хьюго и догадалась, как нелегко ему было придавать своему лицу равнодушное и непроницаемое выражение.

Она скорее чувствовала, чем сознавала, что лорд Чард тоже смотрел на нее. Она ощущала на себе его проникновенный взгляд, но не решилась обернуться.

Вместо этого, чуть понурив голову, она последовала за герцогиней. Остальные дамы вышли вместе с нею, их пышные юбки колыхались над ковром, словно паруса кораблей в открытом море.

Когда они оказались в гостиной, Леона, глубоко вздохнув, подошла к герцогине и выждала мгновение, прежде чем ей удалось привлечь к себе внимание.

— Что такое, моя прелесть? — спросила герцогиня, едва заметив, что Леона желает поговорить с нею.

— Я должна попросить извинения у вашей милости, — ответила Леона. — У меня так ужасно болит голова, что мне кажется, будто мой лоб раскалывается надвое.

Если я потихоньку поднимусь к себе наверх, никто не заметит моего отсутствия, но мне ни в коем случае не хотелось бы вас затруднять.

— О, моя дорогая, я очень сожалею! — воскликнула герцогиня, сама доброта и сочувствие. — Позовите Мари, как только окажетесь у себя в комнате, и попросите ее принести мою нюхательную соль, а если вы не сможете заснуть, примите небольшую дозу лауданума.

Я всегда прибегаю к нему, когда у меня случается мигрень. — После короткой паузы она добавила:

— Вы одержали множество побед сегодня вечером. Я не сомневаюсь, что, когда джентльмены присоединятся к нам, они будут разочарованы, не застав вас здесь.

— Мне бы хотелось остаться, — пробормотала Леона слегка рассеянно. — Но у меня стучит в висках, и мне кажется, что слишком многолюдное общество может меня утомить.

Она действительно чувствовала сильнейшую пульсацию в висках и в сердце тоже, охваченная внезапным страхом и мрачными предчувствиями при мысли о лежавшей на ней обязанности.

— Не забудьте непременно позвонить Мари, — увещевала ее герцогиня, и, когда Леона добралась до своей комнаты, она решила, что будет лучше довести игру до конца, поступив так, как ей сказали.

Мари была столь же исполнена сострадания, как и герцогиня.

— Mon Dieu, quel dommage!18 — воскликнула она, — Как раз тогда, когда ma'm'selle выглядит так привлекательно. Helas19, придется подождать до следующего раза. Я принесу нюхательную соль.

Она поставила ее рядом с кроватью вместе с еще каким-то флаконом и помогла Леоне раздеться.

— Я не стану принимать лауданум, — сказала Леона, — разве только если меня будет мучить бессонница. Сейчас я так устала, что единственно прошу меня не беспокоить. Пожалуйста, не позволяйте никому будить меня.

— Non, non20, — ответила Мари. — Никто не потревожит ma'm'selle. И если вам что-нибудь понадобится или ночью вы вдруг почувствуете себя плохо, вам следует всего лишь дернуть за шнурок звонка у кровати. Он проведен прямо в мою спальню, и я сразу же приду к вам.

— О, спасибо. Мари, вы так добры, — произнесла Леона со вздохом.

Она испытывала невольные угрызения совести оттого, что ей приходилось обманывать людей, относившихся к ней с такой искренней симпатией.

Мари окинула взглядом комнату.

— Думаю, больше вам ничего не потребуется, ma'm'selle, — сказала она. — Сейчас мне пора идти ужинать. Если вам что-нибудь будет нужно в течение ближайшего часа, будьте так любезны позвонить в колокольчик у камина. Потом я должна быть наверху.

— Благодарю вас, — отозвалась Леона. — Но мне ничего не понадобится, я уверена в этом.

Как только Мари удалилась, Леона соскользнула с постели, заперла дверь и принялась снова одеваться. По чистой случайности она захватила с собой в Клантонбери среди прочих вещей амазонку, подумав, что Хьюго и лорд Чард, вероятно, станут настаивать на том, чтобы она поехала вместе с ними взглянуть па собачий питомник, о котором они с таким увлечением рассказывали.

Эта амазонка когда-то принадлежала ее матери, но, несмотря на то что была уже довольно старой, прекрасно сохранилась. Леона была признательна судьбе за то, что догадалась взять ее, так же как и ботинки для верховой езды, хотя ей потребовалось некоторое время, чтобы найти их в одном из многочисленных массивных шкафов, стоявших в комнате. Ей не удалось, однако, разыскать свою шляпу, и поэтому девушка завязала тонкую косынку вокруг своих завитых по последней моде волос и, подобрав перчатки и хлыстик, на цыпочках подошла к двери. Она отперла ее и прислушалась… повернула с величайшей осторожностью ручку, чуть приоткрыла дверь и снова прислушалась.

Откуда-то снизу до нее доносились отдаленные голоса дам, джентльмены все еще находились в столовой.

Судя по всему, в коридорах не было ни души.

Она выскользнула из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь. Хьюго подробно рассказал ей, как пройти, предварительно обследовав эту часть дома.

— Иди в правую сторону, сверни в первый коридор, ведущий налево, потом снова направо и дальше прямо до тех пор, пока не выйдешь на лестничную клетку, — говорил он.

Все это оказалось гораздо дольше, чем она предполагала, и Леона уже решила, что, возможно, ошиблась поворотом, когда наконец обнаружила узкие, едва различимые ступеньки, ведущие, как объяснял ей Хьюго, на нижний этаж. Там находилась маленькая прихожая, дверь которой, выходившая наружу, была не заперта — должно быть, об этом позаботился Хьюго. Открыв ее, Леона почувствовала, как в лицо ей ударил резкий порыв холодного ветра, и очутилась рядом с зарослями лавровых кустов. Осторожно обойдя их, она вышла на подъездную аллею и в тусклом свете закатного солнца, пробивавшемся сквозь сумерки, различила очертания стоявшей под развесистыми ветвями дуба лошади. Подойдя поближе, она увидела, что лошадь держал под уздцы совсем еще молодой, простоватый на вид парень с конюшни, и догадалась, что Хьюго подкупил его.

— Вот вы где, миледи! — воскликнул он, едва заметив ее. — Я уже боялся, что пришел не на то место.

— Нет, именно здесь я ожидала вас найти, — отозвалась Леона.

Взглянув на лошадь, она узнала в ней Кингфишера21, любимого жеребца Хьюго, и подумала, что только настоятельная необходимость и срочность ее миссии могла вынудить брата оседлать его. Пока конюх помогал ей взобраться в заранее приготовленное дамское седло, она надеялась в душе, что Хьюго по крайней мере щедро заплатил ему за то, что ради их спасения он сам рисковал попасть в беду.

— Я очень благодарна вам за то, что вы сделали для нас, — произнесла она чуть слышно, не решаясь повысить голос.

— Не стоит, миледи, — ответил парень. — Мне пора уносить ноги, пока кто-нибудь меня не заметил. Тот важный малый, который приказал мне быть здесь, говорил, что никто ни о чем не узнает, пока я буду держать язык за зубами.

— Тогда помните: никому ни слова, — тем же тоном добавила Леона.

Она слегка подхлестнула Кингфишера, и умное животное тотчас подчинилось ей, резко устремившись вперед, как будто жеребец догадался, что возвращается домой, и был бы рад снова оказаться в своем привычном стойле.

Хьюго описал ей дорогу, но Леона понимала, что от нее потребуется вся ее ловкость и сообразительность, чтобы добраться до Ракли примерно в то время, на которое он рассчитывал. Она бросила прощальный взгляд на парк, отыскала во тьме тропинку, ведущую к гряде меловых холмов, и пустила коня ровной рысью.

По резвости и бодрому бегу Леона догадалась, что Кингфишера не разминали, как обычно, этим утром.

И все же необходимо было беречь его силы. Им предстоял путь длиною по меньшей мере в восемь миль и — если ей повезет — ровно столько же миль обратно.

Мысленно она задавалась вопросом: не слишком ли оптимистичными были заверения Хьюго, что она успеет вернуться в Клантонбери и никто не заметит ее отсутствия? У нее возникло ощущение, что он явно опережал события или, вероятно, просто хотел убедить самого себя, что это и в самом деле возможно.

— Если меня не будет здесь завтра утром, что ты скажешь тогда? — спросила она его.

Он отвел глаза в сторону и ответил совершенно серьезно:

— Я объясню, что ты соскучилась по дому, что ты, должно быть, вернулась потому, что беспокоилась о своих животных. Я постараюсь убедить всех, что ты не посвятила меня в свои намерения.

Слушая его, Леона понимала, что лорд Чард не поверит ни единому его слову. Однако она выбросила эту мысль из головы. Для нее сейчас имело значение лишь одно: сумеет ли она справиться со своей задачей, достигнув Ракли-Касл.

Она терялась в догадках, как поступит лорд Чард, когда, перейдя из столовой в гостиную, обнаружит ее отсутствие. Быть может, он выждет некоторое время, решив, что она, по-видимому, поднялась наверх оправить платье или привести в порядок прическу? Или тут же спросит у герцогини, где она? Ему даже может прийти в голову, что она ожидает его на веранде.

Мыслями девушка уносилась далеко, и в своем воображении она ждала его. О чем он намеревался говорить с ней? Что он собирался сказать в саду, когда их перебили? Она почувствовала, как сердце ее болезненно сжалось.

И тогда она поняла! Поняла, ощущая дуновение солоноватого ветерка с моря, трепавшего завитки локонов вокруг ее лба и щек. Поняла, вдыхая свежий, пряный аромат холмов, чувствуя под собою мерные движения Кингфишера и слыша крики чаек, круживших над ее головою.

Она любит его! Так вот что означало то странное ощущение в груди, когда она видела его перед собою и когда он подходил к ней ближе. Вот почему ее пальцы дрожали от его прикосновения, вот почему ей было трудно встретиться с ним взглядом и от одного звука его голоса ее дыхание невольно учащалось.

Это нелепо, невероятно, и все же она любит его!

Ей хотелось быть рядом с ним, чувствовать его близость.

Леона снова невольно вспомнила ту ночь, когда она сидела на его постели и он пытался ее успокоить и, заметив, как ее била дрожь, обернул вокруг ее плеч покрывало руками столь же нежными и заботливыми, как руки женщины.

Она любит его! И сегодня вечером она упустила единственную возможность добиться взаимности.

Она горько рассмеялась и услышала, как пронзивший тишину звук растаял в темноте, словно крик раненого животного. Как глупо думать, что он тоже может полюбить ее! Лорд Чард — богатый, знатный, прославленный герой французской кампании, которому ничего не стоило завоевать сердце любой женщины, привлекшей к себе его внимание!

Нет, он просто был добр к ней, как мог быть добр к ребенку. То, что он собирался сказать, вовсе не обязательно должно было иметь отношение к любви. Она была уверена в этом. Возможно, он хотел умолять ее покинуть Ракли и бежать от всех последствий злополучной авантюры Хьюго. Он мог предложить ей крышу над головой у своих родственников, он мог сделать все, что угодно, чтобы хоть отчасти возместить хаос и разрушение, которые принес в ее семью. Но любовь! Только не любовь!

Почему он должен полюбить» маленькую деревенскую нищенку «, как назвала ее герцогиня еще до того, как они познакомились? Она почувствовала, как слезы выступили у нее на глазах, потому что она внезапно ощутила себя одинокой и потерянной. Единственным утешением для нее служило то, что Хьюго обратился к ней в беде и она не имела права его подвести. Девушка с жаром ухватилась за эту мысль. Она одна может помочь Хьюго. Она обязана спасти его, даже если это будет означать крах ее собственного счастья.

Леона ехала все дальше и дальше, Кингфишер нес ее вперед смело и уверенно. На темном небосклоне одна за другой вспыхивали яркие звезды, и в полумраке необходимо было двигаться не слишком быстро, чтобы избежать едва различимых трещин или выступов, внезапно возникавших на пути. Леона понимала, что ей придется все время быть настороже, и старалась не думать ни о чем, кроме того, как добраться до нужного места в безопасности и по возможности скорее. Но никакое усилие воли не могло заглушить в ней голос собственного сердца. В памяти ее всплывало лицо лорда Чарда, отдельные мгновения их встреч, обрывки разговоров. Девушка как будто снова видела странное выражение в его глазах, когда он поднимался вверх по лестнице навстречу ей, а она застыла в ожидании, сжимая в кулачке фарфоровую чашку.

— Неужели я буду думать о нем всю свою жизнь? — прошептала она, обращаясь к самой себе, и затем сообразила с чувством облегчения, что находится уже совсем недалеко от замка Ракли.

Эта часть побережья была ей хорошо знакома — в свое время она объездила здесь верхом чуть ли не каждый дюйм, и Леона с еще большей энергией пришпорила Кингфишера, который теперь уже сам нашел в темноте дорогу и стремительно помчался в сторону замка, словно ему не терпелось скорее оказаться у себя в стойле.

Хьюго, однако, посоветовал ей быть осторожной.

— Сначала зайди к Дэну, — предупредил он; и когда Леона добралась до речной отмели, она переправилась через нее и, вместо того чтобы свернуть к Ракли, проехала чуть дальше, туда, где на окраине деревни стоял маленький домик Дэна.

Это было довольно невзрачное место, и Дэн, служивший, как считалось, в усадьбе Ракли, был никуда не годным бездельником, которому еще ни на одной работе не удавалось задержаться надолго. Кроме того, он время от времени страдал запоями и избивал свою жену.

Оказавшись у изгороди, окружавшей садик у дома, Леона спешилась, привязала Кингфишера за уздечку к воротам, что заставило его возмущенно зафыркать, и по неровной тропинке направилась к двери.

Она слегка постучала в нее рукояткой своего хлыста и тут же услышала, как кто-то опрокинул стул на покрытый плитами пол, вслед за чем дверь на несколько дюймов приоткрылась, и она увидела Дэна, уставившегося на нее со свечою в руках.

— Господи помилуй, это же молодая хозяйка! — воскликнул он.

— Дайте мне войти, Дэн, — взмолилась Леона.

С этими словами она переступила порог. Воздух в доме оказался спертым и душным. Жена и дети Дэна, очевидно, уже отправились спать, так как, кроме них одних, в тесной кухне никого не было.

— Меня прислал сэр Хьюго, — сказала она, как только Дэн закрыл за нею дверь. — Что делается в замке?

Вы видели солдат?

Дэн снова поставил свой огарок на стол. Это был самый дешевый род свечи с фитилем из сердцевины ситника, слабое пламя которой при каждом движении издавало шипение и треск.

— Не желаете ли чего-нибудь, мистрис?22 — обратился к ней Дэн. — Может быть, глоточек бренди? У меня за камином припрятано отличное вино.

Но тут его слова прервала самая вульгарная икота.

Леона догадалась, что он был пьян и с помощью спиртного надеялся подавить свой страх.

— Нет, спасибо, Дэн, мне ничего не нужно, — ответила она. — Кроме сведений о том, что здесь происходит.

Дэн бросил беглый взгляд через плечо, как будто сами стены могли их подслушать.

— Повсюду солдаты, — прошептал он. — Они пришли сегодня вечером, когда мы возвращались с работы.

Двое или трое из наших остались в пещере, но там их никто не сможет найти. Они схватили Теда, Бена и старого Коби в трактире, но против них нет никаких улик.

Они всего лишь были под хмельком, но их держат там взаперти до тех пор, пока не прибудет груз.

— Вы хотите сказать, что солдаты ждут в засаде яхту? — спросила Леона.

— Ну да, мистрис, похоже, что за этим они и явились сюда.

Леона заметила, что Дэн едва не трясся с перепугу.

Она всегда подозревала, что в глубине души он был обыкновенным трусом.

— Сэр Хьюго просил вам передать, что я должна не мешкая достать лодку и выйти в море, чтобы успеть предупредить людей на яхте, прежде чем они приблизятся к берегу, — объяснила она.

— Мы не можем этого сделать, — отозвался Дэн поспешно. — Па берегу солдаты. Я собственными глазами видел, как они спускались по обрыву. Они окружили замок, и в трактире их тоже полным-полно. У нас нет ни малейшего шанса раздобыть лодку, мистрис. Нас прикончат на берегу еще до того, как мы выберемся на дорогу.

Леона упала в кресло. Она считала маловероятным, чтобы войсковые части, направленные в деревню, держались от нее в стороне. Но Хьюго заверил ее, что они до последнего момента будут оставаться вне пределов видимости. Исходя из опыта, полученного в схватках минувшей войны, он предполагал, что они ничем не станут себя выдавать, пока не столкнутся вплотную с противником. Он ошибался, и это означало, что ей придется слегка изменить свой план.

— Где еще на побережье я могу достать лодку? — спросила она.

Дэн взглянул на нее рассеянно.

— Мне кажется, нигде!

— Думайте, Дэн! Думайте! — настаивала Леона. — Может быть, у старого Бена Эндрюса? Он часто выходил в море рыбачить. Я не ладила с ним, когда еще была ребенком.

— Он умер года два тому назад или больше, — ответил Дэн.

— Ладно, а как насчет его сына?

— Может, у него есть лодка, а может быть, и нет, — отозвался Дэн. — Сказать по правде, он вот уже целый год как не попадался мне на глаза.

Леона нетерпеливо перевела дух. Она прекрасно знала, что жители деревни очень редко покидали ее пределы и не слишком охотно общались со своими соседями из страха, что их могут разоблачить. От Дэна не было никакого толку. Ей оставалось только одно — отправиться на поиски и попытаться самой что-нибудь найти.

Не имело смысла просить Дэна сопровождать ее.

Он был пьян и сильно напуган, в случае опасности от него бесполезно было ждать помощи. Леона поднялась на ноги.

— Я посмотрю, что можно сделать, Дэн. Никому не говорите, что я была здесь.

— Уж будьте уверены, мистрис, я не проболтаюсь, — пробормотал он в ответ, и Леона понимала, что в это мгновение он был гораздо больше озабочен тем, как выкрутиться самому.

Она проскользнула за порог и услышала, как Дэн резко захлопнул за нею дверь и задвинул засов. Он даже не предложил девушке подсадить ее в седло. К счастью, она привыкла взбираться на лошадь и спешиваться самостоятельно.

Леона вскочила в седло и повернула голову Кингфишера на восток. Ей предстояло проехать небольшое расстояние между скалами до ближайшей бухты, где по грубо вытесанным ступенькам можно было спуститься на берег. Рядом находилось несколько рыбацких домиков; после минутного колебания Леона выбрала второй от края и постучала в дверь. Спустя несколько мгновений на пороге появилась пожилая женщина в шали, накинутой поверх ночной рубашки.

— И кого это несет нелегкая посреди ночи? — проворчала она сердито.

— Вы — миссис Эндрюс? — осведомилась Леона.

— Да, а вы кто такая?

— Я — мистрис Ракли из Ракли-Касл.

— Ах, так это вы, — последовал ответ. — Теперь я вас признала Но что вам понадобилось, леди, в такой поздний час?

— Я хочу знать, дома ли ваш сын и есть ли у него лодка, — отозвалась Леона.

Женщина понизила голос:

— Вы знаете, где он, или, по крайней мере, должны знать.

— Вы имеете в виду, что он в море? — спросила Леона.

— Сегодня ночью, во всяком случае, — почти шепотом ответила женщина.

— Позвольте мне войти, — попросила Леона.

Женщина покачала головой:

— Нет, вам лучше не заходить сюда, леди. Здесь ночует мой зять, а он чужой в наших местах, и на него нельзя положиться.

— Тогда слушайте, — с жаром зашептала Леона. — Ваш сын в опасности. Я должна выйти в море и предупредить людей на яхте, пока они не пристали к берегу.

При слове» опасность» женщина вышла в темноту и рывком закрыла за собою дверь.

— Опасность, вы говорите? Неужели береговая охрана?

— Солдаты, — ответила Леона.

— Господи, сохрани его!

Эта мольба как будто вырвалась из самых заветных глубин ее сердца, и голос ее дрогнул.

— Я попытаюсь его спасти, — продолжала Леона, — если вы поможете мне. Мне нужно раздобыть лодку. Неужели здесь нет никого, кому мы могли бы доверять?

— Ни единой души, — вздохнула женщина. — Ох, я же умоляла Джима не связываться с этой бандой головорезов. Но мистер Куэйл сам, собственной персоной, явился за ним два дня назад. Он упрашивал его отправиться вместе с ними, говорил, что им, мол, не хватает людей, и пообещал хорошо заплатить за риск. Джиму нужны были деньги, и он согласился. Я знала заранее, что добром это не кончится.

Казалось, она вот-вот расплачется, и Леона резко перебила ее:

— Сейчас не время для сожалений. Прошу вас, ступайте и помогите мне оттолкнуть лодку от берега. Выйдя в море, я сумею справиться с ней сама. Но вы должны одолжить мне фонарь. У меня есть для него хорошая свеча.

Не сказав ни слова, женщина скрылась в доме.