Ее ожидания оправдались: приоткрыв ящик столика, Леона обнаружила там с полдюжины золотых гиней и кучку мелких серебряных монет. Она вынула три гинеи — ровно столько, сколько требовалось, чтобы заплатить мяснику и обеспечить всех домочадцев едой по крайней мере на несколько недель. Затем она снова задвинула ящик, чувствуя себя слегка виноватой, как и всегда, когда ей случалось брать у Хьюго деньги без спроса, но все же сознавая в глубине души, что это был единственный способ избежать неприятностей и вечного недовольного брюзжания.

«Зачем тебе понадобились деньги?» «Уж не думаешь ли ты, что у меня их куры не клюют?» «На что ты потратила те десять фунтов, которые я дал тебе на прошлой неделе?» «Говорят тебе, у меня в карманах пусто!»

«Лавочники — черт с ними, пусть подождут!»

Как часто ей снова и снова приходилось выслушивать в ответ одни и те же отговорки! И хотя в конечном счете он неизменно уступал ее жарким мольбам и снабжал ее определенной суммой денег, Леоне казалось до крайности утомительной обязанностью каждый раз просить и убеждать, изворачиваться и доказывать, что она и миссис Берне старались экономить, насколько это было в их силах, но что им нужно было тем не менее на что-то существовать.

Она никогда не взяла у Хьюго ни единого пенни для себя и во время его отсутствия ухитрялась так распорядиться скромными доходами от имения, что его обитатели могли жить в относительном достатке, питаясь собственными яйцами, кроликами и цыплятами, хотя слуги вынуждены были подолгу ждать своего жалованья.

Выйдя в коридор из спальни Хьюго, она заметила Розу со щеткой в руках. Ее домашний чепец сбился набок, на щеке виднелось пятнышко грязи. «Со стороны виду нее и в самом деле довольно глуповатый», — подумала Леона про себя. Но она очень тепло относилась к Розе, ни одна другая девушка в деревне не согласилась бы выполнять такую тяжелую работу за столь мизерную плату.

— О, Роза! — окликнула она ее. — Не могла бы ты отнести эти деньги миссис Берне? Скажи ей, что это для мясника.

Роза подошла к ней и присела в неуклюжем реверансе.

— Боже мой, мисс, я же отродясь не держала в руках золотой гинеи, — произнесла она, хихикая.

— Это для миссис Берне, — повторила Леона. — Передай их ей, да поживее.

Роза прикрыла монеты ладонью, как будто боялась, что они ускользнут прямо у нее из-под носа.

— Я отнесу их ей, мисс, вот вам крест! — сказала она и заспешила по коридору, тяжело ступая грубыми башмаками по деревянным половицам.

Леона вздохнула и, отвернувшись, направилась к себе в комнату. Безусловно, они бы с радостью наняли более опытную служанку, если бы имели такую возможность. Она недоумевала, какое мнение должно было сложиться у лорда Чарда о Розе и ее матери, миссис Милдью, едва справлявшейся со своей работой из-за почтенного возраста и к тому же имевшей склонность то и дело останавливаться посплетничать. Весьма вероятно, их образ жизни вызывал у него смех, а неотесанные деревенские слуги с их неуклюжими ужимками — просто презрение.

Она уже несколько раз замечала самодовольную глупую улыбку на физиономии Николаса Уэстона, когда старый Брэмуэлл допускал ошибку в сервировке стола или бесцеремонно вступал в разговор, как он привык делать с тех пор, когда Хьюго был еще ребенком.

«Нет! Лорд Чард совсем не такой», — убеждала она себя. Внутреннее чувство подсказывало ей, что он не стал бы, несмотря на всю разделявшую их дистанцию, смотреть на них свысока. Только мистер Уэстон, кичившийся своими великосветскими манерами, мог воспринимать их как мишень для шуток.

При этой мысли внутри ее все закипело от негодования, и Леона попыталась рассеять свой гнев иронией.

Как глупо, в конце концов, изводить себя из-за того, что может прийти на ум субъекту вроде мистера Уэстона! Скоро он уедет отсюда и никогда больше о них не вспомнит.

Лорд Чард не шел ни в какое сравнение со своим чопорным и надутым секретарем. У Леоны сложилось впечатление, что так или иначе встреча с ними надолго останется у него в памяти. И тут она едва не расхохоталась. Что за нелепая идея! Как раз этого им сейчас меньше всего хотелось, и ей следовало бы молить бога, чтобы лорд Чард как можно скорее забыл о существовании замка Ракли, о Хьюго и обо всем, что было с ним связано.

Внезапно у нее возникло странное и необъяснимое ощущение уверенности в том, что все случившееся было заранее предопределено, что приезд лорда Чарда был неизбежностью, которую никакая сила на земле не смогла бы предотвратить. Она чувствовала, что за всем этим скрывалась некая причина. И тут же резко одернула себя, встряхнув головой. Какие глупости! Просто у нее разыгралось воображение, и не более того.

Словно пытаясь вернуть себя к действительности, Леона ускорила шаг. Ей еще нужно было привести в порядок собственную комнату. Она должна оставить на время мысли о лорде Чарде и вспомнить о делах, которые ей предстояли, — практических, неотложных делах.

Девушка приоткрыла дверь спальни и тут же издала непроизвольное восклицание, больше похожее на вопль.

В кресле у окна сидел мужчина, который поднялся при ее появлении, загораживая собою свет.

— Что… вы… здесь… делаете?

Казалось, слова застревали у нее в горле и с трудом срывались с дрожащих губ.

— Мне необходимо было срочно вас увидеть, — ответил Лью Куэйл.

— Здесь?! В моей комнате?! Как вы сюда попали?

— Поднялся по туннелю, разумеется, — последовал ответ. — У меня была на то причина.

— Убирайтесь? — закричала Леона. — Немедленно убирайтесь отсюда и возвращайтесь туда, откуда вы пришли. Вы не имеете на это никакого права, слышите?!

Никакого!

Под влиянием страха гнев разгорелся в ней с неведомой доселе силой.

— Как вы, однако, вспыльчивы, юная особа! — возразил Лью Куэйл, улыбаясь.

— Вам никто не разрешал появляться в доме, и вы знаете это, — отрезала Леона.

— Ваш брат, который, насколько я могу судить, является владельцем замка, сам пригласил меня заходить сюда, когда бы я ни пожелал, — вкрадчиво заметил Лью. — Кроме того, как вам хорошо известно, он дал мне дополнительную связку ключей. Если я не пускаю их в ход часто, то, поверьте мне, исключительно из уважения к вашему мнению на этот счет.

— Тогда сейчас же уходите, — перебила его Леона. — Это моя комната, и я не потерплю вашего присутствия здесь.

— Я пришел сюда, — ответил Лью, — потому что, как я полагал, это единственное место, где я могу поговорить с вами без опаски. Я знаю, что ваши гости отправились на прогулку верхом. Я ждал, пока они не скроются из вида, но не думаю, чтобы вам понравилось, если бы слуги заметили меня. Они слишком болтливы.

— Что вам угодно? — холодно осведомилась Леона.

Она все еще стояла в проеме полуоткрытой двери, и Лью по-прежнему дерзко смотрел ей прямо в лицо с противоположного края комнаты.

— Это уже более разумный вопрос, — ухмыльнулся он. — Почему бы вам не войти и не прикрыть за собой дверь? Уверяю вас, я буду вести себя вполне благопристойно.

Он явно поддразнивал ее, и Леона испытывала плохо скрываемое омерзение при виде улыбки у него на губах.

Девушка вздрогнула, едва заметив ее, и все же, словно по принуждению, она закрыла дверь и, пройдя немного дальше в комнату, остановилась в оцепенении, чувствуя напряжение в каждом нерве тела, лицо ее побелело, большие испуганные глаза осторожно следили за незваным гостем.

— Вот и отлично, — произнес он, осклабившись. — Не понимаю, почему вы так боитесь меня.

— Зачем вы пришли? — спросила Леона.

— Я как раз собирался сказать вам об этом, — промолвил Лью, удобно располагаясь в кресле. — Но сначала я хочу узнать подробнее, что у вас стряслось. Куда поехал Хьюго вместе с лордом Чардом?

— Его светлость предложил прокатиться верхом вдоль побережья, — ответила Леона. — Он также изъявил желание посетить трактир и деревню.

— Вот дьявол! — В первое мгновение Лью выглядел удрученным, потом быстро добавил:

— Он ничего не найдет, потому что там ничего нет. Местность вокруг обыскивали уже достаточно часто, если только за этим он пожаловал сюда.

— Я почему-то не думаю, что он рассчитывает что-либо обнаружить, — сдержанным тоном произнесла Леона. — Скорее всего, он просто решил обследовать окрестности замка, чтобы наметить план дальнейших действий.

Едва она сказала это Лью, ей стало ясно, что ее догадка была верна. Именно это занимало сейчас лорда Чарда. Это было для нее столь же очевидно, как если бы он признался ей в том собственными устами.

— Чтоб ему сгореть в аду! — вскричал Лью с внезапной яростью. — Я-то предполагал, что к сегодняшнему вечеру он уберется отсюда и мы сможем, как стемнеет, поднять со дна груз.

— Он ни разу не упоминал об отъезде, — ответила Леона.

— Тогда вы должны постараться заставить его уехать.

Скажите ему, что ваша прислуга заболела, что вы собираетесь заколотить дом. Скажите ему все, что угодно, но только избавьтесь от него.

— Не могла бы придумать ничего более подходящего, чтобы возбудить его подозрения, — язвительно заметила Леона.

— Да, вероятно, тут вы правы, — согласился Лью. — Значит, вы тоже заинтересованы в нашем успехе, не правда ли? А я был убежден, что вы храните благородное безразличие.

— В данную минуту меня волнует только Хьюги и то, насколько он замешан во всем этом, — заявила Леона. — Вы знаете так же хорошо, как и я, что, будь на то моя воля, он никогда бы не увидел снова ни вас, ни вашего запрещенного товара.

— Даже если и так, он бы не смирился с бедностью, в которой ему пришлось бы жить, — возразил Лью с деланной кротостью. — Можете ли вы представить его себе голодным, озябшим, дурно одетым и вынужденным ограничивать себя даже в мелочах? Нет, такая жизнь не для Хьюго — не для того Хьюго, которого я знаю.

Пока он говорил, его взгляд блуждал по ней, улавливая каждую деталь ее старого, поношенного серого платья. То, что он оставил недосказанным, до такой степени лежало на поверхности, что Леона почувствовала, как на щеках ее выступил жаркий румянец.

— Вы выглядели на редкость красивой прошлой ночью, — неожиданно произнес Лью изменившимся голосом.

Леона выпрямилась, а он между тем продолжал:

— После вашего бегства из пещеры я еще долго в мыслях видел вас перед собою. Вы были похожи на видение из потустороннего мира, когда вдруг возникли, вся в белом, из темноты. Даже мои люди обратили на это внимание.

— Я сожгла это платье сегодня утром, — хладнокровно сообщила Леона.

— Сожгли?!

Восклицание было резким. Даже Лью иногда терял над собою контроль.

— Да, я сожгла его, потому что это вы подарили его мне, — ответила Леона. — И еще потому, что на нем была кровь. Кровь человека, которого вы… пытали.

На мгновение Лью уставился на нее, потом запрокинул голову и расхохотался.

— В жизни не встречал девушки с таким гордым нравом! — изрек он наконец. — Ну да, впрочем, именно это меня в вас и привлекает. Вы напоминаете мне необъезженную лошадь. Но рано или поздно я сумею вас укротить.

В его голосе звучала не столько угроза, сколько констатация факта. Кровь тотчас отхлынула от лица Леоны.

Она заметила, как в его темных глазах промелькнул зловещий огонек, уловила нотки возбуждения в его голосе и поняла, что он представляет собой опасность, что достаточно одного неверного движения, и она будет уже не в состоянии удержать его страстное влечение к ней в границах допустимого. Она стояла с ним лицом к лицу, взгляд ее был полон достоинства.

— Объясните мне, зачем вы пришли, — промолвила она строго, — и потом уходите.

Уже по одному его молчанию Леона могла судить, какая отчаянная внутренняя борьба охватила сейчас все его существо. Его как будто одолевал соблазн сжать ее в объятиях, и в то же время он все еще сохранял к ней определенную долю невольного уважения, которое не до конца успел в себе подавить. Он явно колебался, и Леона заговорила снова:

— Если вы немедленно не скажете мне, что вас сюда привело, я сама уйду из комнаты. Кроме того, остальные могут вернуться с минуты на минуту. Я не знаю, как долго они будут отсутствовать.

Она осталась победительницей в этом поединке воль, когда воздух, казалось, вибрировал между ними с такой силой, что она почти готова была рухнуть на колени. Затем с чувством облегчения она услышала ответ Лью:

— Я пришел сюда потому, что мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь! В чем? — удивленно переспросила Леона.

— Один из моих людей ранен.

— Каким образом?

— Он чистил ружье, и оно выстрелило, пуля пробила ему правое плечо. Я не решился забрать его домой, так как с первого взгляда ясно, что рана огнестрельная, и, следовательно, никто ни на миг не поверит, что он не получил ее в стычке с охранниками. Самое досадное, что в действительности мы ни разу не видели даже тени кого-либо из них за всю минувшую ночь.

— Я думаю, правда заключается в том, что этот человек был ранен в перестрелке, — медленно произнесла Леона.

— В проницательности вам не откажешь, — отозвался Лью — Вот что мне больше всего в вас нравится — вас не так-то легко ввести в заблуждение.

— Я не нуждаюсь в ваших комплиментах, — отрезала Леона. — Чем же я могу ему помочь?

— Его уже несколько часов сильно лихорадит, — ответил Лью, — так что мне пришлось перенести его сюда.

— Сюда!

Это слово буквально отскочило от ее уст, выдавая крайнее изумление.

— Куда еще я мог податься с ним? Он бы умер, если бы я бросил его в пещере. Кроме того, мне нельзя торчать здесь подолгу, а все остальные уже разошлись по домам.

— Выходит, я должна делать вашу грязную работу за вас? — ледяным тоном осведомилась Леона.

— Не совсем. Я прошу вас взять на себя чисто женскую обязанность — стать ангелом милосердия для страждущего. Разве не в этом, как считается, состоит призвание женщины?

— Возможно, — согласилась Леона. — Но только не для настоящих преступников, людей, которые противопоставляют себя служителям закона.

— Хорошо, представьте себе на минутку, что на его месте мог оказаться Хьюго, и вам наверняка было бы очень жаль, если бы никто не согласился ему помочь, — сказал Лью грубо. Он усмехнулся, заметив, как ее передернуло, и добавил:

— Это вас убедило, не так ли? Ладно, пойдемте проведаем парня, и, быть может, после этого ваше суровое сердечко смягчится.

— Где вы его оставили? — спросила Леона.

— В самой дальней комнате в конце коридора. Помнится, Хьюго говорил мне однажды, что вы никогда не пользуетесь помещениями в этой части замка. Судя по их виду, в них уже много лет никто не спал.

— Ни единой души, — подтвердила Леона.

— Тогда вашим слугам нет никакой надобности лишний раз заходить туда и затевать в них уборку, — стоял на своем Лью. — Ключ был в двери, и для верности я запер его там. Если подержать его в тепле, через день или два он должен поправиться. — Словно почувствовав, что ей требовались более веские доводы, он продолжал:

— Если я доставлю его домой в таком состоянии, его жена закатит истерику и тут же пошлет за врачом или за соседями. Поползут слухи, и очень скоро кто-нибудь из этих ищеек из береговой охраны непременно пожелает произвести дознание, в чем причина его столь внезапного недуга. Одной раны от ружейного выстрела вполне достаточно, чтобы в ближайшие дни любого из наших людей по всему побережью упрятать за решетку.

— В таком случае вы должны проследить, чтобы члены вашей шайки впредь были более осторожны с огнестрельным оружием, — отпарировала Леона. — С моей стороны безрассудство слушать вас; я полагаю, будет лучше, если я взгляну на раненого.

Едва сказав это, она сообразила, что тем самым приняла на себя ответственность за него. Но что еще ей оставалось делать? В том, что говорил Лью, была значительная доля здравого смысла, и она не могла этого не признать. Кроме того, некий внутренний инстинкт не позволял ей при любых обстоятельствах отказать в помощи страдающему человеку, кем бы он ни был, какие бы преступления ни отягощали его совесть.

Она проследовала через комнату, чтобы открыть дверь, но, едва коснулась ручки, холодная ладонь Лью накрыла ее пальцы.

— Разрешите? — произнес он, скрывая за внешней вежливостью насмешку.

Она резко отдернула руку, как если бы он причинил ей острую боль. Он выждал мгновение, глядя ей в глаза и одновременно придерживая все еще закрытую дверь.

— Вы на самом деле так сильно меня ненавидите? — спросил он.

— Вы мне противны, — последовал ответ.

— Я нахожу вас самой привлекательной женщиной из всех, кого когда-либо встречал.

— Если это должно означать комплимент, то он не внушает мне ничего, кроме отвращения, — возразила Леона. — И давайте поторопимся. Мне нужно успеть приготовить все необходимое для ухода за больным, пока не вернулись гости.

Девушка ясно отдавала себе отчет в том, что Лью, стоило ему только захотеть, без труда мог помешать ей покинуть комнату. Она понимала, какой опасности подвергалась каждую секунду, находясь в непосредственной близости от него. Но сейчас, хотя Леона и знала, что медлить было безумием, она не могла удержаться от вопроса, который не давал ей покоя с того самого момента, как она переступила порог спальни.

— Тот человек, — начала она почти шепотом, — который должен был умереть. Он… м-мертв?

— Он отправился на тот свет быстрее, чем того заслуживал. — В голосе Лью проскальзывала жестокая ирония. — Из-за известия, которое вы нам принесли, у нас не было времени поступить с ним так, как мы намеревались. Он умер менее чем через пять минут после вашего ухода.

У Леоны вырвался едва заметный вздох облегчения. По крайней мере, это было уже кое-что.

— Разве это не говорит в мою пользу? — осведомился Лью игривым Тоном. — Неужели я не удостоюсь награды за свою снисходительность?

— Проводите меня к раненому, — резко прервала его Леона. — Я уже сказала вам, что сейчас некогда разговаривать.

Когда наконец он открыл дверь и пропустил ее вперед, ей послышалось за спиной его приглушенное хихиканье. Она быстрым шагом двигалась по коридору, возбужденная и натянутая как струна, потому что он следовал за нею.

В доме царила полная тишина. За поворотом коридора, по другую сторону от ее собственной, располагалось несколько маленьких, пахнущих сыростью комнаток, выходивших окнами на север, в которых, как верно заметил Хьюго, никто никогда не жил. Большая часть мебели оттуда была вынесена, а некоторые из них превратились в хранилище для тех предметов из других покоев замка, которые уже отслужили свой срок или, по мнению Леоны, были слишком неприглядны на вид, чтобы украшать собою парадные помещения. Когда они оказались напротив последней двери, Лью вынул из кармана ключ, вставил его в замочную скважину, повернул ручку — и Леона вошла.

На узкой кровати лежал человек, укрытый шерстяным одеялом. Он что-то чуть слышно бормотал про себя, и девушка с первого же взгляда поняла, что у него высокая температура. Она подошла к нему и положила руку ему на лоб. Он весь пылал жаром, кожа была сухой. Невозможно было разобрать, что именно он пытался сказать но по движению губ легко было догадаться, что его мучила жажда.

— Принесите кувшин с водой из моей спальни, — приказала Леона Лью, и тот безропотно повиновался.

Как только он удалился, она откинула одеяло и обнаружила, что верхняя одежда на больном отсутствовала. Его рубашка от поврежденного плеча была разорвана, рана небрежно перевязана носовым платком.

Она сняла повязку, испытывая ужас, смешанный с жалостью, едва взглянув на раздробленное плечо.

Леона как раз пристально рассматривала рану, стараясь определить, была ли извлечена пуля, когда Лью вернулся с водой.

— Пуля уже удалена, — произнес он, словно догадавшись, о чем она собиралась его спросить. — Один из моих парней вынул ее прошлой ночью. Он сделал это довольно неумело, и, осмелюсь доложить, руки его были не особенно чистыми.

— Оставайтесь здесь с раненым, — обратилась к нему Леона.

Она вышла из комнаты и, едва оказавшись снаружи, повернула ключ в замочной скважине. Весьма вероятно, ее поступок мог показаться Лью странным, но у нее не было никакого желания идти на риск, пусть даже самый ничтожный.

Она спустилась вниз, в буфетную, и нашла там фарфоровую чашку и бутылку с остатками бренди, которую Хьюго откупорил накануне вечером. Бинты и чистое белье она всегда держала наготове в ящике небольшого комода в углу коридора на случай несчастья с кем-либо из работников в доме или усадьбе. Леона отнесла все это наверх вместе с кувшином горячей воды, который она в последний момент прихватила на кухне, объяснив миссис Берне, что ей нужно вывести пятно на платье.

Не похоже было, подумала она, проходя через облицованную каменными плитами галерею, чтобы кто-нибудь обратил на нее хоть малейшее внимание. Слишком часто во время работы слуги заставали свою молодую хозяйку снующей с места на место по всему дому, зная наперед, что она тоже, как и они, трудилась без устали целыми днями — вытирала пыль с мебели, прибиралась в комнатах и даже мыла полы, когда никто другой не мог этого сделать за нее.

Она возвратилась в спальню и по беглому взгляду, брошенному ни нее Лью, и едва уловимому движению его руки, потянувшейся за револьвером, спрятанным за подкладкой сюртука, поняла, что он намерен был обороняться, если бы, на беду, вместо нее сюда вошел посторонний. Лишь на одно мгновение она попыталась вообразить себе его существование, участь человека, привыкшего постоянно быть настороже, всегда готового к неожиданностям, упреждающего каждое движение, все равно, Друга или врага.

Подойдя к больному, она положила принесенные вещи на столик.

— Зачем вам бренди? — поинтересовался Лью.

— Чтобы промыть рану, — коротко ответила Леона. — Мой отец рассказывал мне, что вино, и в особенности бренди, спасло немало человеческих жизней, когда могло начаться заражение.

Человек на кровати был почти без сознания, и все же она почувствовала, как по телу его пробежала дрожь от обжигающего прикосновения бренди к краям пораженного места. Затем она промыла рану, добавив несколько капель бренди в горячую воду, перевязала ее чистыми бинтами и положила ему на лоб охлаждающий компресс из куска полотна, смоченного в холодной воде.

— Скоро ему станет лучше, — сказала она. — Я приготовлю для него особый отвар из лекарственных трав, чтобы он заснул.

— Если завтра он будет в состоянии двигаться, я отведу его домой, — пообещал Лью.

— Надеюсь, что будет, — ответила Леона. — Здесь его держать вряд ли безопасно. Если лорд Чард обнаружит его, что, по-вашему, я должна буду ему сказать?

— Ваше воображение и ваше женское чутье подскажут вам решение лучше, чем я, — заявил он беззастенчиво.

Она повернулась к двери, держа в руках чашку с окровавленной водой.

— Вы не позволите мне вас отблагодарить? — спросил он с той характерной интонацией, которая вызывала у нее наибольшую неприязнь.

— Самой лучшей благодарностью с вашей стороны было бы держаться отсюда подальше, — резко возразила она.

— А если я признаюсь вам, что был рад удобному предлогу увидеть вас, — что вы ответите тогда?

Он снова встал между нею и дверью, но Леона с вызовом посмотрела на него.

— Если вы немедленно не откроете мне дверь, я выплесну эту воду вам в лицо.

— Каждое слово, произнесенное вами, каким бы жестоким оно ни было, просто приводит меня в восторг, — пробормотал Лью, скривив губы в улыбке и отворяя перед нею дверь так, что Леона сознавала, что хотя он и выполнил ее требование, однако каким-то непостижимым уму образом преимущество в конечном счете осталось за ним.

— Убирайтесь отсюда, и поскорее, — чуть слышно бросила она через плечо и заспешила по коридору, решив про себя не оборачиваться, чтобы убедиться, следует ли он за нею.

Дойдя до буфетной комнаты служанок, она вылила грязную воду и сполоснула чашку. И, только покончив с этим, она не без некоторого чувства вины поймала себя на том, что все это время прислушивалась, полная тревоги и напряжения, к звуку шагов Лью Куэйла, ощущая его дыхание за своей спиною.

Должно быть, он уже ушел. Теперь она могла вздохнуть свободнее, и в то же время она понимала, что это было лишь началом совершенно нового порядка вещей, и то, чего она всегда боялась и чего до сих пор никогда не происходило, вдруг предстало перед нею во всей своей мрачной реальности.

Никогда раньше Лью Куэйл не появлялся в замке без приглашения. Никогда прежде он при всем желании не посмел бы наведываться к ней в отсутствие Хьюго.

Сейчас он пришел, не спросив ни у кого позволения, и нашел дорогу — интуитивно или сознательно, было ведомо лишь ему одному — в ее спальню, единственную комнату в доме, которую она по-настоящему считала своей.

При одной мысли о том, к чему это могло привести, ее охватывал ужас. Навязчивая идея встретить Лью за каждым поворотом коридора, в любой комнате, куда ему вздумается зайти, — даже в своей собственной, — наполняла ее душу страхом. Леона старалась внушить себе, что он пошел на это только из-за раненого, столь остро нуждавшегося в ее помощи, но безуспешно. Все последствия того, что она наделала, взвалив на свои плечи дополнительную тяжесть, внезапно обрушились на нее приливом отчаяния и дурных предчувствий. Больной человек у нее на руках, лорд Чард может вернуться с минуты на минуту, а Хьюго по уши погряз в долгах у человека, которого она ненавидела больше всего на свете…

Вынести все это, продолжать и дальше в том же духе в ее представлении было выше человеческих сил, она чувствовала себя разбитой и беспомощной, и все же что еще она могла сделать в подобной ситуации?

Она вышла из буфетной, намереваясь вернуться к себе, и почти сразу же до ее слуха донесся стук конских копыт за окном — наездники возвращались с прогулки — и громкий голос Хьюго, подзывавшего грумов. Едва выбежав на лестничную клетку, Леона бросила взгляд вниз, в глубину зала, и заметила, как кто-то вошел в дверь.

Это был лорд Чард, снимавший на ходу перчатки для верховой езды. Она видела, как он остановился, погруженный в собственные мысли, у основания лестницы, разминая затекшие пальцы. Затем, словно вдруг осознав каким-то шестым чувством, что за ним наблюдают, запрокинул голову и посмотрел в ее сторону.

Их глаза встретились, и на какой-то миг у Леоны возникло странное ощущение, что здесь, рядом с нею, был человек, который один мог спасти ее, помочь ей найти выход из того ужасающего двойственного положения, в котором она против воли оказалась. Ее измученное, беспокойное сердце как будто с непреодолимой силой рвалось ему навстречу, чтобы поведать обо всем, что ее тревожило и терзало душу страданием. И, вероятно, потому, что в эту минуту она забыла начисто, кто перед нею и с какой целью он явился сюда, и знала только то, что он во всех отношениях был полной противоположностью Лью Куэйлу, девушка нимало не была удивлена, когда, по-прежнему глядя ей прямо в глаза, он тихо произнес:

— Леона! Я как раз думал о вас.